Текст книги "Одержимость (СИ)"

Автор книги: thewestwindchild

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Пугающая близость неминуемого, очарованность этой кровавой улыбкой. Почти навождение.

«Вы ужасны, Мюррей», – прозвучало как приговор, смертельный диагноз, для которого никогда не найдется лекарства.

«Ты получишь то, что заслужил», – не срывая залпа оваций, на выдохе, точно прыжок в пропасть:

выстрел.

Табличка «аплодисменты» больше не горела ни для кого.

Люди ринулись в рассыпную спасать свои шкуры, спасаясь от возмездия, которое должно было настать их божьей карой.

А Салли больше ничего не видела. Только его.

Сгустки алой крови стекали по панелям, в голове телеведущего зияла дыра, наверное, как та, что у тридцать пятого президента США. Она могла бы собрать кусочки его мозга, в котором никогда не уложится больше то, что какой-то шутник, нелепый Джокер, может прийти в студию и застрелить его, самого Мюррея Франклина.

Она поднялась со своего места, слыша, как кровь стучит в висках; хотела было быстро спуститься вниз, коснуться этих брызг на белом гриме. Они были так прекрасны, хотелось испробовать их на вкус.

Джокер (Артур так не мог!) буквально прожигал ее насквозь с той же усмешкой, с которой всадил пулю в любимого телеведущего; словно задавал вопрос: «Страшно? Почему тогда такая серьезная?».

Салли сделала несколько шагов вниз, ждала, что он протянет руку, проделает круг неуместного вальса, вложит совсем не женский пистолет в маленькую ладонь, предложит перестрелять к черту всю студию. Сделается такой же чокнутой в глазах окружающих…

Арлекиной.

========== Часть 8 ==========

«Здравствуйте, Салли».

«Здравствуйте, Хайд. Доктор Хайд».

***

… Все застыло (включая всемогущее время, что старило зеркала), перестало существовать и стало таким незначительным. Хотелось, чтобы этот момент длился вечно.

Салли попала к Хайду в Аркхем минувшей осенью. Джон сказал, что не в силах больше выносить это помешательство, нездоровую одержимость.

Не было ни танца, ни прощального поцелуя, ни становления правой рукой великого и ужасного мистера Джея (Хайд говорил, что не следует упоминать его полное имя). Копы ворвались слишком быстро, а за ними и медики, накрывшие тело Мюррея Франклина.

Когда все стихло, она спустилась вниз, хотела было провести длинную вертикальную линию, повторить струю крови из головы телеведущего… К ней подошел один из копов, бегло осмотрел на повреждения, а после выпроводил за дверь студии, натягивая ярко-желтую ленту.

Она едва не забыла сдать сто двадцать второй номерок и собиралась запахнуть полы пальто на улице. Вспышки фотокамер отражались у входа.

Журналистские суперкрысы хотели сделать парочку фото на память, для утреннего репортажа. Может, успели и тело Франклина запечатлеть, если его не вывезли через служебный вход, что был завален мусорными пакетами.

В темноте легко спутать труп и гниль. Кинуть в катафалк не то, а после сенсационный репортаж о теле великого ведущего на задворках студии.

Джон ждал ее у студии за ограждением, а заметив у входа, подался вперед. Он ждал ее! Он крепко прижал ее к себе, зажал лицо между ладоней, целовал, словно Салли могла раствориться, точно мираж. Она так нуждалась в этом…

Но не сейчас.

Джон ничего и слушать не хотел. Никаких возражений. Она вернулась домой (долой меблированные студии!), снова завтракала, ощущала жар чужого тела рядом, вдыхала удушливый парфюм, осевший на тонких наволочках. Джон сказал, что когда-нибудь выкупит кольцо для нее, возможно, когда она перестанет болеть.

Его кузина посоветовала Хайда, который принимал в Аркхем за неимением офиса. Он брал баснословные деньги за то, что пудрил мозг.

Салли же подумывала о том, как бы пересечься в одном из лифтовых холлов, многочисленных коридоров с Джокером. Она так хотела восторженно поговорить о произошедшем на шоу Франклина. О том, как заметила в нем родственную душу, открыла в нем то, что следовало бы увидеть еще в первую встречу.

Не Артур, Джокер.

Новая иллюзия, новый мифический герой.

Джона уволили за длительную пьянку пару месяцев назад. Пару раз Салли подумывала его придушить. Он вылеживался на кровати, выстраивал пустые бутылки, точно болельщиков на трибуне, постоянно пил и никогда не закусывал.

«Я плачу за твои сеансы, психопатка, – выплюнул он в тот момент, когда Салли забрала из рук начатую бутылку коньяка. – У тебя с головой проблемы, не у меня».

Она пожаловалась Хайду, что хочет убить бывшего мужа. Мозгоправ провел параллель с Артуром, подсознательным желанием оказаться в подобной камере с альтернативным диагнозом.

Салли знала, что у нее не будет сил на убийство. Может, в октябре и смогла бы и план провернуть, и остаться без угрызений совести. Видите ли… Барбитураты, алкоголь и психическое расстройство искромсали ее сознание. Она потеряла способность отличать фантазии от реальности, стала забывчивой и так далее, и тому подобное. Салли слушала это каждый раз в новой клетке старого дома, который некогда был единственным раем на земле.

Пару раз перед сном она представляла, что убивает Джона. Это была бы безболезненная смерть – удушье газом или подушкой. Как вариант – захлебнулся собственной рвотой. При той дозе алкоголя в крови ее признают невиновной. Когда он засыпал, Салли часто приставляла к пульсирующей вене на его шее лезвие ножа. Чувствовала так свою власть, контроль положением.

Временами ее охватывал почти животный страх. Как она может пропускать мысль о том, чтобы убить этого человека? Она же так сильно любила его.

Хайд сказал, что Салли Варжак никогда не любила Джона Райана. Сама все это выдумала и во все это поверила, а теперь проворачивает тот же ход, но с этим душевнобольным Артуром Флеком.

Джону нравились эти умозаключения. Он часто любил повторять, что Салли любила лишь образ, а не человека. Небось, сам давал Хайду лишние сто баксов, чтобы мозгоправ упоминал эту фразу с особой периодичностью.

Одни беспорядки на улицах Готэма сменились другими.

К власти пришли новые люди, ничем не лучше старых.

Салли мечтала покончить с собой. Ей казалось, что это будет единственным решением, как и убийство Джона. Никаких прелюдий, интерлюдий, затянувшихся кульминацией и проваливавшихся с оглушительным треском финалов.

Она хотела залечь в один из деревянных ящиков, под толщей земли и не вспоминать ни о чем и никогда.

Ночами это сделать особенно сложно.

Свидания с Артуром Флеком были запрещены. К нему и психиатров «особых» присылали, с другим уровнем доступа. Наивысшим. Говорили, что это тяжелый и запущенный случай, а после противоречили себе, пичкали его, точно рождественского гуся, таблетками, и кидали в очередную камеру.

Она слышала, что скоро следует ожидать очередную девицу-психиатра. Девчонка, кажется, проходила практику в Нью-Йорке, а теперь была жадна до славы и хотела прославить великого и ужасного мистера Джея в широких кругах путем дешевого чтива.

Салли ревновала. С другой стороны она бы не смогла дать ему огласку. У них и отношений-то не было толком. Они были слишком бесцветными, чтобы город запомнил их. Невзрачными.

***

– Запомните, Салли, никакой одержимости, никакого сумасшествия и никакого…

Хайд поставил размашистую подпись на рецепте для аптеки с той неоновой вывеской – «Аптека: косметика, препараты». Новые «куколки», очередные «румяна» уже дружелюбно стучали в маленькой таблетнице, преобразованной из жестянки «Винтергрин».

Салли улыбнулась, убрала жестянку на дно сумки и сжала рецепт в руках. Главное – сказать то, что от нее ожидали.

А потом… Когда-нибудь она придумает, как подружиться и с той девицей, что приедет практиковаться, как убить бывшего-нынешнего мужа, чтобы никто и не подумал на нее, как убить себя, конечно же.

Когда-нибудь. Где-то между избавлением от навязчивых идей и пустыми сеансами Хайда.

– И впредь, – Салли вслепую вынула красную таблетку из кармашка сумочки. – Никакой одержимости, никакого сумасшествия и никакого

Джокера.