Текст книги "Одержимость (СИ)"

Автор книги: thewestwindchild

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== Часть 1 ==========

Когда она вернулась в Готэм, проклятый самим богом, шел дождь и на улицах черт-пойми-какой-день бушевала мусорная забастовка. Журналюги твердили, кажется, о супер-крысах, которые покинули уютные сырые туннели метрополитена, смекнув, что для настоящего пиршества хватит провизии и на земле.

Ближе к полудню распогодилось. По радиостанции с незамысловатым названием «Радио Готэма 1080», говорили, что температура уже повысилась до пятидесяти по Фаренгейту. Слова о том, что всякий район походил на трущобы, выбили из нее тяжелый вздох и вынудили невольно покачать головой. Некогда любимый город больше напоминал огромную помойную яму, утопающую не только в бетонных небоскребах, но и десяти тоннах мусора, умножающихся каждый день.

«Может быть, оно и к лучшему, – размышляла Салли, разглядывая номерные знаки впереди стоящих автомобилей, – все умирает».

Салли Райан приехала разводиться.

Оставив позади Пятьдесят третью Восточную улицу с ее меблированными комнатушками, напоминавшими ей, как о потере невинности, так и о бесконечном веселье, которое было неотъемлемой частью жизни до замужества, такси поползло ниже Тридцать второй улице. Старый знакомый (агент по недвижимости) подобрал скромную студию, немногословно описав бетонную коробку, как «где трахаюсь, там и ем», означавшее, что за такие деньги следует быть благодарной. Уоррен – низкорослый адвокат, походивший на ту самую «супер-крысу» из новостей, обещал подготовить бракоразводные документы в кратчайшие сроки.

Они приняли решение разводиться три месяца назад, когда нервы Салли сдали в очередной раз, о чем свидетельствовал скорейший отъезд из Готэма. Первым же поездом после «товарняка», если быть точнее.

– А вы откуда такая? – таксист впервые заговорил с ней, когда на перекрестке вспыхнул красный сигнал светофора. В его голосе различался акцент, который ничуть не выдавался во внешности. Может, ирландец?

Его «такая» не понравилось наравне с акцентом. Так всегда говорил бывший муж, когда хотел уязвить ее, а еще мамочка.

« – В кого ты такая?

– Какая «такая»?

– Идиотка неуравновешенная! /Бесстыдная непослушная девчонка! /Махровая эгоистка!»

Проиграв несколько внутренних диалогов, Райан поморщилась. Мама ее не любила, мама и Готэм не любила, и Джона не любила. Она вообще никого не любила.

– Из Нью-Йорка, – прозвучало неубедительно, но это было лучше, чем молчание.

– Нью-Йорка? Нью-Йорк это хорошо, – водитель перестроился в другой ряд, включая поворотники. – Нью-Йорк значит любите. А в Готэм что?

– По работе, – и снова неубедительно.

Движение на параллельной улице было куда свободнее. Взгляд Салли скользил по опущенным навсегда рольставням, на которых красовались чужие отметины-граффити, ржавых тачках, припаркованных у самого края бордюров. Кажется, когда-то они были здесь, брали том-ям, да, верно, на противоположной стороне, а по соседству музыкальный магазин Кенни и давно уже не сияющая всеми лампочками вертикальная вывеска «Парамаунт».

Когда-то она была частью этого города, смеялась здесь, скрещивала руки на груди, замерзая от холода в тонком черном пальтишке, купленного с распродажной стойки. Все-таки зря она приехала…

– И что же в Нью-Йорке думают о нашей забасто… Дьявол!

Последние слова заглушились в неприятном вопле автомобильного клаксона, раздававшегося отовсюду. Машина дернулась и последовал удар – некто в клоунском костюме хлопнул ладонями по капоту, а после в запоздало предупреждающе-извиняющемся жесте выставил руку в сторону, прося об остановке.

Поэтому, мама не любила Готэм. И Нью-Йорк тоже не любила. Суматоха и никакого постоянства, люди в спешке бросаются под колеса, надеясь, что выиграют минуту-другую, а ради чего? Ответа не было, но Райан сама этим грешила. Ей нравился адреналин, когда она влетала в закрывающиеся двери вагона метро, просила водителей остановиться, перебегая улицу в неположенном месте, питалась на ходу сочными сандвичами и все время поглядывала на циферблат часов.

– Вот же ж кретин, – выругался таксист. – О чем мы? Ах, да. Что же Ваши люди, – он выделил голосом «ваши», будто бы люди с Гудзона походили на инопланетян, – думают о нашей мусорной забастовке?

Салли Райан понятия не имела, что думали в Нью-Йорке об этих митингах, протестующих и о тоннах гниющего мусора в подворотнях. Она сама узнала обо всем из радиостанции Готэма, а куда уж тем, кто с трудом найдет его на карте Соединенных Штатов?

– Они о ней вообще не думают.

***

Меблированная студия подобранная агентом ей не понравилась. Внутри было холодно, неуютно и на всех горизонтальных поверхностях покоился толстый слой пыли. Салли вспомнилась их небольшая квартирка в центре Готэма. Дом был старый и теперь стараниями Томаса Уэйна попадал в категорию под снос, реновацию, которую в проклятом городе следовало бы начинать отнюдь не с недвижимости.

Салли нравился и вид из окна, и новые занавески, купленные в распродажу, и то, как в спальне всегда витал запах его парфюма – удушливо стойкого.

Еще не поздно было отозвать иски и прекратить бракоразводный процесс.

С этой мыслью она покинула мрачную студию и двинулась вперед, убежденная, что рано или поздно наткнется на спуск в подземку.

Райан подумывала о возвращении к Джону примерно семь раз на дню, когда новая волна ностальгии захлестывала с головой, а всплывать и не хотелось. Мать поставила ей диагноз «одержимость», как только прознала о затяжных запоях бывшего мужа и о том, что пару раз санитары заламывали его руки и оставляли в одиночной камере под надзором.

«И такой жизни, Сал, ты себе хотела, когда ехала реализовывать свои амбиции?»

Нет, мама, не такой.

Но жизнь как-то не складывалась, как бы ей хотелось и так, как они говорили, просиживая субботние вечера на маленькой кухоньке, размешивая сахар в янтарной приторной жиже. Реальность вообще как-то не соответствовала ожиданиям, а потом появился Джон.

Салли нравилось говорить, что он ворвался в ее жизнь, но скорее наоборот. Они посещали новые пабы, пили пиво в ее меблированной комнатушке, слушали одну и ту же музыку и ходили в местный «Никелодеон» (Джон прозвал так пресловутый «Парамаунт»).

Он сделал ей предложение в одной из забегаловок, будучи слегка поддатым, пока Салли учащенно моргала, привыкая к новым накладным ресницам.

Совместная жизнь была похожа на сказку – они стабильно напивались злоупотребляли алкогольными напитками, крепко целовались и шли на поводу у низменных желаний. В двадцать лет ей казалось, что так будет продолжаться всегда. В Рождество он подарил ей «Тиффани», а в день рождения получил швейцарские часы, за которые Райан выложила сумму своего месячного жалованья.

Сказка кончилась, когда его впервые скосил алкогольный делирий, а она узнала, что беременна. Срок был маленький, а аборт казался единственным верным решением. Она была еще не готова, чтобы кто-то визгливо звал ее «мамой» и хватал крошечными руками за волосы или край пальто.

Джон оказался в палате, а Салли впервые услышала о чудодейственном секонале.

Это стало чертовой игрой.

Несколько дождевых капель разбились о тротуар, затонули в тех лужах, что образовались под мусорными пакетами. Дневные слова диктора не оправдались – небо сплошь затянуто свинцовыми тучами.

Салли остановилась в квартале от одного из мест прошлого. Впереди различалась неоновые вывеска «Аптека: косметика, препараты». Она подсела на барбитураты после второго приступа белой горячки у Джона. Мистер Шнай или же его фамилия Шнайдер (?) выписывал ей рецепт один за другим, обещая, что слезть с таблеток будет проще простого.

Как отказаться от поедания сладостей на ночь.

Никакой одержимости.

Она интуитивно подняла плечи, сводя пальцы рук крестиком в карманах пальто, будто бы это могло уберечь от беды. Ливень зарядил не на шутку. Вонь становилась невыносимой, но до ближайшего кафе еще предстояло добежать добрую милю.

Тяжелая дверь поприветствовала знакомым скрипом.

Мама всегда говорила, что люди в Готэме пепельно-серые, мрачные и в них нет ничего святого. Обозлившаяся на весь мир толпа, которая вечно куда-то спешит, переступая через всех и каждого.

Пам-пам-пам по головам. Как в совсем не детской песенке.

Мужчина, что вышел из аптеки стыдливо прятал бумажный сверток (Салли надеялась, что у него будет секонал!) во внутренний карман уродливой замшевой куртки, которая болталась на его плечах, как на вешалке. Пакет не менее уродливо топорщился, но такую куртку уже сложно было чем-то испортить.

Салли хмыкнула себе под нос, стараясь не думать о том, что бывший муж никогда не носил таких вещей, обладая каким-то внутренним чувством стиля, не позволяющим даже смотреть в сторону подобной верхней одежды.

– Что? – его голос показался нарочито высоким.

Салли отрицательно покачала головой. Зря она как-то продемонстрировала эмоции, Джон всегда твердил, что это ее большая слабость.

– Я жду, когда закончится дождь, – никто не просил этого объяснения, но эти слова показались естественными для поддержания разговора.

– Ненавидите осень?

Это прозвучало слишком категорично, почти по-детски. Нельзя просто что-то ненавидеть, особенно, без веской причины. Когда-то они собирали с матерью золотые и красные медальоны для гербариев, что-то ставили в вазу на подоконнике и плели венки из сухих кленовых листьев. А с Джоном они часто гуляли в парках, ступая ногами по шелестящему ковру.

Двадцать второго сентября они поженились. Четвертого ноября у него день рождения.

И в самом деле, Салли Райан ненавидела осень.

– Не то слово, – выплюнула она, а после добавила гнетущее: Презираю.

Она сочла нужным назвать свое имя любителю отвратительных замшевых курток. Это бы помогло пережить развод, если бы она знала, что всегда есть к кому обратиться. Прожив в Готэме пару лет, знакомых можно было пересчитать по пальцам обеих рук. Прошлые соседки с меблированных комнатушек, бывший муж, агент по недвижимости, адвокат, пара бывших коллег, с которыми можно было пропустить бокал-другой темного пива в пабе.

– Артур Флек. Артур.

Он засмеялся. Скрипуче вымученно, истошно, отталкивающе; зашелся в припадке, точно его имя было коротким анекдотом понятным одному ему.

– Вы находите это смешным?

Райан погорячилась насчет знакомства, а еще прогулки по местам, переполненным воспоминаниями и тенями прошлого, и вообще эта поездка в Готэм… Следовало бы попросить Уоррена, эту лифтерную крысу, все уладить, прислать ей готовое дело с подписями и второй оригинал свидетельства о признании брака недействительным.

Артур покачал головой и схватился рукой за собственное горло, точно в приступе удушья.

– Господи, может, стоит позвать кого-то? – Салли сделала шаг в сторону, позволив дождевым каплям попасть на обнаженный участок кожи на шее и вздрогнуть. – Если вам плохо, Артур, вы только дайте знак какой-то, и я вызову 9-1-1. Уверена, что здесь поблизости есть таксофон.

Он снова зашелся в припадке хохота, склонив голову, и опустив руку от горла принялся что-то искать в подкладке куртки. Боже правый, хоть бы не ствол! Мистер Шутник вместо ожидаемой пушки вынул маленький прямоугольник, напоминающий визитную карточку, и протянул в ее сторону.

«Патология», «извините».

Никакого больше сумасшествия?

Салли протянула карточку обратно и в поддерживающем жесте несколько раз сжала плечо чудного незнакомца.

Кто-то (и не один) пристально смотрел на них, возможно, сочувствовал ей, как это было раньше с Джоном, когда в приступе он отказывался возвращаться домой и заряжал пощечину-другую для пущей убедительности своего решения.

– Вы живете где-то поблизости?

Его смех (или правильнее сказать истерика?) практически прекратился, сменяясь тяжелым дыханием, будто после приступа кашля у туберкулезника. Салли хотелось уйти, сбежать, если быть точнее, но это выглядело бы невежливо, некрасиво, бесчувственно. Каждый второй в мегаполисе так и делает – видит проблему и старается скорее скрыться от нее, будто бы его это не касается.

Взять, к примеру, мусорную забастовку. Недовольны все, а на улицах митингует сотня-другая. Про них говорят, что им уже «нечего терять», а это диссидентство ни к чему не приведет.

Артур покачал головой, а после хрипло произнес:

– Пересечение 14-й улицы.

Еще одни дома под снос, в которых вечно ломается лифт, сырые подвалы и перебои с электричеством. Но там поблизости есть метро, что уже не так омрачало положение, как со студией подобранной агентом.

– Я, знаете ли, стендап-комик.

– Неужели? – прозвучало саркастично и невежливо.

Может, высмеивать свои изъяны это своего рода терапия? Ты шутишь над этим, кто-то смеется, и вот, толпа потешается не над тобой, а вместе с тобой.

– Да, я не шучу.

Если это его настоящий голос, лишенный притворства, то это было смешным. Он говорил как большой ребенок, что не могло не умилять. По крайней мере, в настоящий момент.

Когда Джон сидел на софе, переплетя пальцы, в ожидании, что сейчас Райан поправит ему ворот клетчатой рубашки и обязательно поцелует в щеку, переполненная любовью, она испытывала тоже самое.

Салли снова усмехнулась. Артур тоже.

14-я улица. Настоящая помойка. Вдали показалось движение – промчался поезд.

– Дальше я думаю, что вы найдете дорогу, как и я, – Райан махнула в сторону подземки. Было бы неплохо по дороге зайти в какой-нибудь «Макдональдс» и набрать с собой сытных бургеров, а в ожидании поезда клевать картошку фри. Это звучало как хорошая идея.

– Вы могли бы прийти на мое выступление, – снова невпопад. Артур сжимал через карман куртки бумажный сверток. Вероятно, нервничал и думал, что это будет незаметно. – Это в центре города. Ну, клуб.

– Ага, я знаю.

Теперь прозвучало заносчиво, ебаная дура, Райан, будто ты выскочка-всезнайка, которая не может заставить себя заткнуться, хоть на минуту. Она впилась ногтями левой руки в ладонь.

– Придете?

Конечно же, нет. В «Пого» по пятницам действовала акция «1+1» на разливное пиво, а еще там подавали отменные луковые кольца и спиральную картошку фри.

– Надо бы.

– Артур Флек, – Мистер Комедиант протянул свою худощавую ладонь, позабыв, что они уже представлялись друг другу.

Она выдавила из себя дружелюбную улыбку и снова назвала свое имя, принимая рукопожатие. Надо бы приучить снова называть девичью фамилию, но «Райан» было куда ближе, куда звучнее, куда роднее.

Артур закурил и двинулся в конец 14-й улицы, аккурат до пересечения, пока Салли провожала его взглядом, пока этот чудной не скрылся из виду. Заляпанные грязью штанины серых брюк, бежевая куртка, выглядывающие застиранные манжеты рубашки, спутанные волосы, сутулые плечи.

Салли тяжело выдохнула и развернулась в противоположную сторону, к метро, где витал креозот, тяжелый парфюм мексиканок, запах пота и плесени.

В задницу такие поездки в Готэм. В задницу такие прогулки по городу.

========== Часть 2 ==========

Студия в кирпичном доме угнетала.

За прошедшие дни Салли удосужилась только стереть пыль с кухонного гарнитура и обеденного стола. Она не притронулась к чемодану, который продолжал отстаиваться у входной двери, куда его поставила при въезде.

Уоррен обещал связаться с ней в течение трех дней, но от него по прежнему не было ни одной новости. Адвокат обещал, что весь процесс не займет больше десяти минут в час «Икс». У них не было общих детей (мертвый не считался), имуществом тоже не обзавелись, а на те швейцарские часы, как и на «Тиффани» на ее шее, обе стороны не претендовали. Подарки остались подарками.

Но процесс все равно тянулся медленно. То Джон не отвечал на звонки адвокатов, то Салли не находила, что сказать и игнорировала автоответчик, искала старые свидетельства, которые бережно хранились в красной папочке рядом со свидетельством о рождении и прочими ценными актами.

Обручальное кольцо покоилось в маленьком бархатном мешочке «Тиффани» рядом с пустыми пузырьками барбитуратов. Она вынула его на четвертый день прибывания в Готэм, когда впервые показалось солнце. Кольцо казалось стало чуть большим на безымянном пальце, больше не сидело как влитое, как раньше. Салли несколько раз подносила руку к свету, вглядываясь в эту россыпь бриллиантов, которая теперь напоминала количество попыток самоубийства путем таблеток. Семь? Восемь?

Свои слезы она не смогла обратить в драгоценные камешки – Джон бы разорился, но нервные срывы и попытки сведения счетов с жизнью легко бы вписывались под это количество.

В субботу Салли впервые вспомнила про Артура Флека. На самом деле, она записала его имя и мелкими буквами дописала «Пересечение 14-й улицы» еще тем же вечером, когда поднялась на свой этаж и замерла в узком коридоре. Ключи от казенной двери без таблички «Райан» под звонком, болтались на английской булавке и, кажется, провалились в подкладку пальто.

Пакет из «Макдональдс» мешался, но и ставить его на грязные полы тоже не хотелось. Мало ли кто здесь ходит, а с этой забастовкой не далеко и до эпидемии чего-либо, если не вспышки чумы, как ляпнул кто-то за столиком знаменитой забегаловки.

Раньше Джон всегда держал покупки или доставал из заднего кармана запасной ключ. Да раньше и нужны не было острой в закупке продуктов. Они могли ходить в любое кафе, а по пятницам и в ресторан, если бы Салли захотелось. Теперь некому было и подержать чертов бумажный пакет с остывшей большой картошкой и сухим чизбургером, которому не хватало горчицы.

На секунду ей хотелось, чтобы этот новый знакомый, Артур, вынул из кармана пальто английскую булавку и без лишних усилий совладал со слабеньким замком, а ей осталось бы только пнуть краем сапожка пнуть дверь.

Вроде бы мелочь, а как важно!

Когда со злосчастной дверью было покончено, она и записала его имя на пакете «Макдональдс». В телефонном справочнике ее имя еще не значилось, а потому ждать звонка от него не следовало, но и звонить первой… Салли уже когда-то совершила эту ошибку, как говорила мать, не позволила мужчине завоевать себя, а кинулась в капкан сама, позабыв о гордости.

В субботу вечером они никогда не ходили в «Пого». Там было не протолкнуться в выходные, если заранее не зарезервировать столик, а сидеть у стойки у стены – удел одиночек. Тех, кто ходил в подобные заведения, чтобы познакомиться или напиться. Салли хотелось бы, чтобы бывший муж увидел, как у нее все отлично и без него.

Она даже представила, как прижалась бы крепче к новому партнеру, невзначай махнула рукой, демонстрируя новое колечко, и похлопав ресницами, протяжно произнесла бы: «У меня все отлично, а чего ты хотел, Джонни?».

К сведению, Салли никогда не называла его «Джонни».

Она нашла его в телефонном справочнике, обнаруженном в прикроватной тумбочке у тахты. Вернее, номер был не его, а Пенни Флек, но домашний адрес совпадал, потому у Райан не оставалось сомнений в правоте. Но, черт возьми, он жил с матерью? В квартире сестры?

Замерев у телефона, Салли несколько раз одергивала себя в верности этой идеи. Снова обивать пороги чужого дома, чужой семьи, чтобы не чувствовать гложущее одиночество или собственная гордость? Она была в состоянии придумать самой себе занятие, если бы хотела. Просмотр ток-шоу того же Мюррея Франклина, который, казалось, жил в этой студии и занимался только записью выпусков, потому они выходили каждый день.

Когда-то она была в этой студии. Правда, тогда шоу принадлежало не Мюррею, а кому-то другому, его предшественнику. Приглашение Райан выиграла случайно, простое везение и не более того. Впрочем это было очень давно. Еще до замужества и всего прочего, и тогда еще имело какое-то значение для нее.

Но явно не сейчас.

Салли снова посмотрела на обведенную маркером строчку с фамилией «Флек» и нарисовала у буквы Ф в начале страницы цветочек. Фи, какое ребячество! Прикусив кончик языка, она порывистыми движениями попыталась замаскировать собственное творчество и, наконец, протянула руку к телефонной трубке.

Черт возьми, что она скажет? Это будет выглядеть как свидание? Совсем отчаявшаяся разведенка названивает первым встречным чудикам, надеясь, что это как-то решит проблему?

А корни всех проблем у нас в голове. Так, по крайней мере, говорил психиатр Джона. И мама, конечно, куда же без нее.

Она снова взвесила плюсы и минусы субботнего вечера в одиночку. После отъезда у нее была чертова дюжина таких вечеров, которые коротались у телевизора или за книгой, которых в вытянутом стеллаже в гостиной, так называемой «семейной библиотеке», было довольно много. Но за прочтением Диккенса ее клонило в сон, а от вида сложенной пополам программы телепередач из газеты, веяло тоской.

В конце концов, Салли ничего не теряла.

«Ни одна уважающая себя девушка никогда не позвонит первой».

Иди к черту, мама!

Райан нервно накрутила телефонный провод на указательный палец. Три протяжных гудка и никакого ответа. Даже такой Мистер Шутник имеет пару на субботний вечер, возможно, веселится где-то с этой самой Пенни, может, она и не родственница ему вовсе, а жена, которая содержит и подпитывает тягу к творчеству?

Испорченному (не меньше нее) Джону эта версия пришлась бы по вкусу. Они часто любили подтрунивать над теми, кого финансово состоятельные жены держат на коротком поводке, превращая в ручную мартышку, которая все сделает: и первоклассно отлижет, и поцелует в зад, чтобы получить разрешение сходить в боулинг с плебеями-коллегами по работе.

Протяжный гудок автоответчика вернул ее в чувство. Громко дышать в трубку и молчать было бы глупо.

«Эм-м-м, – призрачная уверенность в правильности решения, подобно утреннему туману рассеялась в воздухе. – Это сообщение для Артура Флека. Артур, это Салли, помните? Салли Райан, мы встретились с вами у аптеки. Помнится, – боже, дурость-то какая! Она совсем разучилась разговаривать по телефону! – Вы говорили, что выступаете в клубе, и я тут подумала, может, мы с вами сходим куда-то? Если вы, конечно, не заняты, в общем-то, да, думаю, что это было бы неплохой идеей, как вам?»

Повесив трубку дрожащей рукой, Салли почувствовала, что у нее повысилось давление, а может, просто нервы шалили. Вот тебе и субботний вечер. Ее первая суббота после развода.

Она присела на старое кресло и скрестила руки на груди, в ожидании, что сейчас же телефон должен зазвонить вновь, а ей нужно звучать непринужденно, будто бы уже появились другие планы, и это не она, Салли Райан, еще пять минут назад блеяла в трубку о встрече.

Ноги сами по себе отбивали какой-то дьявольский ритм по старому паркету. Следовало бы успокоиться. Вдох, щипок под ребра, глубокий выдох. Щеки полыхали огнем.

Это всего лишь телефонный звонок.

Салли прошлась по комнате, подумывая о том, в каком платье лучше будет сходить в «Пого» или тот же «Макдональдс». Она выдвинула чемодан в центр комнаты и сбросила на кресло несколько платьев, которые могли бы соответствовать обычному ужину, пусть и хлопьям с молоком.

Прошло десять минут с ее звонка. Райан постучала наманикюренным пальчиком по циферблату наручных часов, точно десять минут. Она проделала еще один круг по комнате, а после демонстративно ударила себя по лбу. Ее номер волшебным образом все еще не появился в справочнике. Перезвонить означало бы признать, что она все-таки неудачница, ждала его звонка, считала минуты, думала над этим приглашением и гипнотизировала телефонный аппарат. Чушь какая-то!

Жаль, что до сих пор не изобрели удаление записей с автоответчика! Салли Райан бы с удовольствием выступила бы добровольцем опробовать и избавиться от этого постыдного блеяния, которое навеки-вечные останется на чужой кассете.

Сбросив платья на пол, она плюхнулась обратно в кресло и бросила на колени телефонный справочник. Ничего сложного и постыдного, ведь так? Она просто что-нибудь скажет, например, что планы изменились, но если он, Артур, захочет с ней как-то встретиться, то вот ее номер. Идеальная ложь и не подкопаться!

Снова три гудка и один, что свидетельствовал о включении автоответчика. Салли прикрыла глаза, будто бы так, она сможет без запинки произнести заготовленную речь, словно считывая с суфлера.

«М-м-м, Артур, это снова Салли. Я тут вспомнила, что у меня планы немного изменились, но если у тебя будет выступление, то… В общем, сообщи о нем по номеру…»

– Кто это? – старческий голос на том конце трубки заставил ее вздрогнуть и широко распахнуть глаза. Она почти привыкла к этому монологу, как кто-то все испортил!

– Я, наверное, не туда попала, – единственное логичное объяснение, ведь в первый раз Салли хотя бы смотрела на кнопки телефонного аппарата, а не нажимала вслепую. – Извините.

– Радость, должно быть, это тебя! Какая-то девушка!

«Радость».

Боже, как же это звучит-то со стороны, черти-что! Салли крепко зажмурилась и отвела руку с телефонной трубкой, чуть дальше, будто та жалилась змеей. Когда она испытывала в последний раз такое чувство стыда?

– Кто это?

– Это Артур? – Райан произнесла это едва слышно, прощупывая почву.

– Да, кто это?

Салли тяжело выдохнула, чувствуя, как дрожит телефонная трубка в ледяной руке. Давление все-таки подскочило. Сейчас бы не помешало выпить водки с тоником как в старые-добрые.

– Привет, Артур. Это Салли, Салли Райан. Мы тут виделись не так давно, помнишь? Я хотела спросить, может, сходим куда-то, если ты не занят.

Наступило длительное молчание, вынудившее ее дунуть в трубку и произнести примитивное: «Алло?».

– Привет, Салли.

Все-таки это было плохой идеей. Наравне с прогулками по Готэму, наравне с замужеством, наравне с секоналом. Неужели все, что он мог сказать это «Привет, Салли»?

Она закусила губу и согнула верхний уголок с литерой «Ф». Почему все так сложно? Почему она просто не могла бы сейчас как эти девочки, ее ровесницы, спокойно ходить в пабы, смеяться и жеманничать? Ей, Салли Райан, всегда требовалась какая-то компания, клоуны, как говорил бывший муж.

«Тебе нужно, чтобы тебя развлекали, Сал. Тебе следовало выйти замуж за клоуна, а я не буду шутом гороховым, который только и делает, что веселит».

– Салли, ты еще хочешь сходить со мной куда-нибудь? – обеспокоено, высокая тональность лидирует, тотальная неуверенность в себе вчерашнего школьника, послушного маминого мальчишки.

«Радость, должно быть, это тебя».

– Да, я схожу с тобой, – ее голос прозвучал подавленно, стерев последние следы былого веселья и нервозности. – Встретимся у метро.

***

Они всегда встречались в метро, делали вместе пересадку на другую ветку, и Салли всегда держала мужа под локоть. Злилась-не злилась, боялась отстать в шумной толпе или нет, она чувствовала себя в безопасности таким способом, а теперь спускалась в сумраке в подземку в полном одиночестве.

Ей нравилось метро, этот гул, неизменный креозот.

Но сейчас эта идея со встречей казалась ей такой абсурдной! А что если у него начнется очередной приступ? Она побежит каждому присутствующему тыкать в лицо карточкой и объясняться? Или же потупит взгляд на раскрасневшиеся от холода ноги и голенища сапог?

В погоне за этими образами, избавлением от одиночества… К черту, все это! К черту! К черту, мамочка, к черту! В самую преисподнюю!

Салли вынула из сумочки пудреницу и поймала в зеркале собственное отражение. Краснота так и не сошла с щек.

Артур ждал ее у выхода из метро, докуривая черт-пойми-какую по счету сигарету. Он не изменил себе и добавил новый штрих в виде рубиновой жилетки, выглядывавшей из-под полов той уродливой куртки. Как следовало поступить? Обнять как приятеля? Поцеловать в щеку?

Но это же не свидание (даже если он будет думать и надеяться на обратное), а борьба с одиночеством и самой собой.

Райан дружелюбно улыбнулась и поинтересовалась о том, куда они пойдут. Центр города все больше и больше походил на заброшенные окраины, вроде тех, что встречались ей в Филадельфии.

В закусочной было по-субботнему многолюдно, но очаровательная официантка (раньше Салли всегда обращала внимание на их внешность и то, как неудавшиеся старлетки преподносили меню и широко улыбались ее мужу) указала на один из свободных столов в самом углу.

– Готовы заказать что-либо сразу или нужно время?

От улыбки официантки невольно всплывал вопрос: «А не сводит ли ей разом челюсть?».

– Ты уже знаешь, что будешь? – этот вопрос был такой неестественный. Ей никогда не приходилось раньше задавать его. Джон всегда заказывал им обоим по стакану пива, первую попавшуюся закуску и официантки никогда не докучали разговорами о том, что следовало бы заказать к пиву или коктейлям.

Артур как-то неуверенно посмотрел на нее, посмотрел на меню и согласно кивнул:

– Черный кофе.

– Я думала, что мы выпьем что-нибудь, – теперь он будет думать, что ты алкоголичка. Законченная пропойца, которая не может и вечера протянуть без градуса!

– Мне нельзя мешать таблетки и алкоголь, – как-то неуверенно произнес он и вслепую вынул сигарету из помятой пачки. – Но…

– Мне тоже, что и ему, – с вымученной улыбкой произнесла Салли, возвращая помятое меню официантке.

Он явно нервничал.

Салли посмотрела в окно, подготавливая не очень интересную реплику о погоде, если бы небеса разразились вновь. Это было бы неплохой завязкой для непродолжительной беседы. Разговоры о погоде или работе, избегая тем политики, религии и спорта, в котором она ни черта не понимала.

– Расскажешь о себе? – это не то, что следовало бы говорить такому комедианту-невротику (или кем он был?), но молчать можно было и дома. – Чем занимаешься?

– Я стендап-комик, – прежним тоном произнес Артур, сбросив пепел в черную керамическую пепельницу. – А так работаю в клубе «Ха-Ха».

– «Ха-Ха»? Он серьезно так называется? – Салли усмехнулась и перевела взгляд на нового знакомого. В прошлый раз она не затруднила себя на то, чтобы в потемках запоминать его лицо детально, но теперь внимательно следила за мимикой чудного человека-любителя жилеток и безобразных курток. – Никогда не слышала о таком.

– А ты? Кем ты работаешь?

Официантка спасительно принесла на красном круглом подносе две керамические чашки с кофе. Отличная возможность улизнуть от этого вопроса.

Райан хотела показаться самой любезностью.

После свадьбы Джон сказал, что ей не обязательно работать. Он заключил ее лицо в свои грубые ладони и пообещал, что сделает для нее все. Его жена никогда не будет домохозяйкой, она будет заниматься «саморазвитием»: читать книги, ходить на выставки и вести богемный образ жизни, где не будет времени для уборки. Она может исполнить свою мечту и стать писательницей, внести в литературный мирок глоток свежего воздуха.

– Чем ты занимаешься, Салли?

Она улыбнулась и отхлебнула горький кофе, а потом невинно похлопала накладными ресницами:

– Я безработная. В настоящее время.

– Тебя сократили? – прозвучало взволнованно, пока она, Салли Райан, попавшая под выдуманное сокращение, выглядело необычайно хладнокровно.