Текст книги "Людям нравится верить в сказки (СИ)"

Автор книги: thewestwindchild

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

========== VIII – О надежде, не оставляющей тех, кто ищет ==========

Ты мне нравишься больше, чем способны выразить слова, но я не поддамся сладкой сентиментальности и этой пикировкой не подпущу тебя к краю пропасти, а кроме того, парируя твои выпады, сохраню между нами расстояние, наилучшее для нашей взаимной пользы.

Джейн Эйр. Шарлотта Бронте

Тонкая линия света проникала в комнату сквозь приоткрытую дверь.

Кейси была уверена, что закрывала её, как и всегда в тщетной попытке остаться один на один со своими мыслями и переживаниями.

Будучи всё ещё на тонкой границе между сном и реальностью она чувствовала, как чья-то рука прижимала её к себе, а горячее дыхание обжигало затылок. Странное и такое далекое ощущение тепла человеческого тела рядом с собой. Последний раз ей доводилось столкнуться с этим в дни своего заточения.

Полоска света становится ярче, и Кейси переполняет необъяснимое желание скорее избавиться от неё, вновь погрузить комнату во тьму, которая намного приятнее глазу. В темноте все рефлексы обостряются и всё воспринимается иначе.

Она делает попытку подняться, опираясь на локоть, но безуспешно.

– Зачем ты солгала про мисс Патрицию?

Что?

Странная игра сломанного воображения, как и раньше, безжалостной волной относит в прошлое. Или тот разговор ей приснился? Но если даже и так, то почему всё начинается в точности, как тогда? Череда вопросов выстроилась в ряд в ожидании ответа.

– Лгать нехорошо.

Она не успевает возразить или произнести уготовленные сценарием слова извинения, как оказывается перевернутой на спину. Грубо? Скорее, неожиданно. В прошлый раз (а был ли он?) Хедвиг предложил рассказать про мистера Денниса и мисс Патрицию, а ещё о своей суперсиле, суть которой заключалась во владении сознанием.

В темноте, разбавляемой тонкой линией света, Кейси различает черты Денниса, который явно не настроен говорить о любви к рубашкам или к самому себе.

Наверное, стоило извиниться, испугаться или оттолкнуть его, когда он практически нависал над ней, вдавливая в кровать своим весом. Но единственный страх, который промелькнул в сознании – проснуться, хоть сознание и кричало разве что не в рупор, что в реальности это не может происходить.

Слишком мягкая и приятная глазу картинка, с которой не хотелось прощаться, и свет, проникающий из коридора пансиона, никак не вписывался в обстановку подвала.

– Прости меня, – она решается произнести свою прошлую реплику, ожидая того, что будет дальше.

Возможно, Деннис придерётся к беспорядку, посеревшей от неудачной стирки футболке или к тому, что дверь по-прежнему была открыта.

Хедвиг спрашивал, может ли он поцеловать ее, оправдываясь, что первоначальной целью была темная девочка.

Деннису не нужны пустые разговоры и разрешение, её ответ бы не повлиял ни на что. Поцелуй можно было бы сравнить с укусом, слишком страстно, непривычно и мокро, будто бы в первый раз. В случае с Хедвигом всё было неловко и неумело.

Страх, что придется проснуться, уступил низменному желанию и потребности, которая казалось, умерла в ней ещё десять лет назад.

Дрожащими от напряжения руками Кейси на ощупь пыталась расстегнуть пуговицы на его рубашке, то и дело бросая это занятие, прикасаясь кончиками пальцев к рельефной шее. Деннис, в отличие от неё, никогда не бросает дело на половине пути, доводя всё до конца. Горячая ладонь, что еще недавно покоилась на кровати, проскользнула под футболку, мягко прикасаясь к шрамам и сжимаясь на ребрах.

Разорвав поцелуй, она жадно пыталась проглотить воздух, чувствуя, как испарина выступила по всему телу, а щеки приобрели пунцовый оттенок. Его выдержке и устойчивому дыханию можно было позавидовать, но состояние возбужденности выдавал стук быстро бьющегося сердца.

– Я чертовски хочу разорвать тебя на куски, – Деннис практически рычит, произнося эти слова снова и снова, выделяя каждое по отдельности.

Когти зверя впиваются под ребра, срывая с губ Кейси протяжный стон.

«Проснись», – нежно, протяжно и будто на распев раздаётся прямо над ухом, а затем сопровождается глухим стуком.

Резко дернувшись, Кейси просыпается в согнутом состоянии за столом. Мышцы от неудобной позы затекли, а за стенкой раздавалась заставка шоу «Доброе утро, Америка», которое начинается ровно в семь часов утра. Учитывая, что сегодня суббота, это казалось как минимум странным. Стук объяснялся топотом соседей за стенкой, которые по утрам были еще эмоциональнее, чем в остальные часы.

Кук не помнит, как ей удалось уснуть за рабочим столом и не разлить чашку с остатками недопитого кофе на себя. Экран ноутбука, всё ещё заряжающегося от сети, показал черновик сообщения, которое она так и не дописала для Денниса.

Ночью, поддавшись явной ностальгии, Кейси долго перечитывала первые электронные письма, написанные под впечатлением ночного убийства и их прощания. Не ограничивая себя одними “мейлами”, были перечитаны и наброски к книге, хранящие подробное описание того дня, когда она осталась одна в комнате, а через пару часов проснулась с Хедвигом.

От мысли о ночных сновидениях становится не по себе.

Она не впервые контактирует с кем-либо из личностей во сне, позволяя тёмным фантазиям вырваться наружу, компенсируя длительное отсутствие общения в реальности. Время, которое должно было сгладить все острые углы в воспоминаниях, делая их отголоском прошлого, будто специально лишь усиливало былую привязанность.

Сложнее всего смириться с тем, что всё пропало. Как и при смерти отца, Кейси казалось, что происходящее – сугубо её вина и неумение защищать близких людей. В детстве всегда кажется, что будешь жить вечно, а кошмары развеются, когда небо озарит солнечный луч.

Детство – это королевство, где никто не умирает.*

***

На станции Лоример в Бруклине Кейси часто слышала игру музыкантов, зарабатывающих своим талантом. Люди любили эти музыкальные паузы, которые отвлекали от мрачных мыслей, нагоняемых действительностью. Но сейчас меланхоличная музыка, разливающаяся по всем смежным вагонам, давала обратный эффект, ещё больше вгоняя окружающих в тоску.

«… They say that the world was built for two

Говорят, мир был создан для нас двоих,

Only worth living if somebody is loving you

Жить стоит, лишь когда тебя кто-то любит…»**

Изнеможённые, как сонные мухи, пепельно-серые люди заходили в вагон и через несколько станций выходили, а на их место возвращались другие. Молодые и амбициозные, беженцы и коренные жители, мигранты и простые туристы – они становились лишь пятном лиц, которое Кейси видела изо дня в день, из недели в неделю, из года в год на протяжении пяти лет.

Первую половину дня было решено посвятить встрече с Жаклин, которой, по подсчетам врачей, должно было стать лучше, а затем следовало набраться терпения и пережить три часа вечера за просмотром фильма.

«Куда смотрит полиция, позволяя психам разгуливать по улице», – донеслось от тучной женщины, перешедшей с конца вагона. Она придерживала своего сына за плечи, как будто защищая от угроз внешнего мира.

Посмотрев по сторонам, Кейси попыталась понять, кому предназначались эти слова, но безрезультатно. Поезд остановился на пересадочном узле Мертл-авеню – Уайкофф-авеню. Толпа хлынула в вагон, и поиски стали бесполезны. Вероятность, что этот человек не сменил линию Канарси на Мертл-авеню, была приближена к нулевой отметке.

– Поприветствуй миссис Кеннеди, – шепнула медсестра, стоило Кейси появиться на пороге палаты Жаклин. – В этот раз на несколько недель раньше.

Жаклин беспокойно ходила по комнате в одном из лучших платьев от Барри, которое Кейси радушно передарила ей. Будучи самой молодой первой леди из двадцати девяти ранее занимавших белый дом, она чувствовала, как все без исключения принимают ее за тщеславную расточительницу средств, как в своё время Марию-Антуанетту, и ожидают, когда она поднимется на эшафот.

– Доброе утро, миссис Кеннеди, – Кейси поклонилась, вспоминая, как когда-то подстраивалась под общение с Хедвигом. Мысли о ночи вновь дали о себе знать.

– О, моя милая, я так рада, что ты зашла! – Жаклин прекратила свои беспочвенные терзания, учтиво предлагая присесть за стол. – Я так волнуюсь перед экскурсией по Белому дому. С тех пор, как Джек стал президентом, я почти всегда должна держать себя в руках, ведь первая леди – пример для подражания. А ещё нужно следить за восстановлением исторической стороны нашего нынешнего жилища.

Женщина протянула несколько изрядно засаленных пальцами глянцевых фотографий интерьера Белого дома, которые тщательно хранила от посторонних глаз.

– Вы справитесь и покажете этим людям, какой вклад вы внесли.

Лицо Жаклин преобразилось в расслабленной улыбке. Чужие слова чаще вселяли в неё надежду, чем то, что она видела собственными глазами.

– Ты чем-то обеспокоена, Кейси? – она слегка сжала ее руку в дружеском жесте. – Ты не должна мне завидовать и скрывать свои переживания. Я хочу знать, что волнует жителей этой великой страны. Это моя обязанность.

Жаклин верила в то, что говорила, и эта вера губила её.

Некоторые психологи и психиатры, включая её лечащего врача, считали, что диссоциативное расстройство идентичности в случае Жаклин Розенберг имеет ятрогенный или надуманный характер. Когда-то она услышала от матери, что её назвали в честь сороковой первой леди, а потом кто-то назвал её другим именем, и она поверила, что в ней живет кто-то еще, например, Джеки Кеннеди.

Глубина психоза состояла в непринятии реальности, где ей выпала роль педагога в младших классах, отразившаяся в Джоан. Её мучила депрессия и панические атаки, вызванные страхом смерти, забравшимся глубоко под кожу и пустившим свои корни.

– Просто неприятный разговор с психологом. Пустяки.

– Все психологи, за исключением тебя, просто ненормальные, – поспешила заверить женщина. – Когда я думаю о том, что мне пришлось бы находиться в их обществе двадцать четыре часа в сутки, мне откровенно страшно. Что они наговорили тебе?

– У меня стокгольмский синдром, – честно призналась Кук, перехватывая взгляд медсестры, оповещающей, что через пятнадцать минут Жаклин вколют транквилизатор. Ежедневная процедура, превращающая подвижного человека в самый настоящий овощ, не имеющего ничего общего с жизнью, бурлящей в каждом из нас.

– Не верь в то, что тебе говорят.

Легко утверждать, будучи пациентом психиатрической клиники.

– Миссис Кеннеди, – не скрывая комичности ситуации и иронии в голосе, отозвалась Люсиль, занося капельницу. – Вам нужно выспаться перед проведением экскурсии. Вы же не хотите, чтобы публика запомнила первую леди с кругами под глазами?

– Да-да, верно, – немного смутившись, согласилась Жаклин, возвращаясь на кровать. – Я в последнее время так плохо сплю. Джек говорит, это нервное.

Она рефлекторно дернулась, прикрывая глаза, когда игла катетера вошла в вену.

– Кейси, – сдавленным голосом произнесла женщина, как только Люсиль установила капельницу. – Кейси, подойди ко мне.

Кук повиновалась, оказываясь подле неё. Чувство жалости к Кевину, переполнявшее её, не было столь же сильным по отношению к Жаклин, но лишь на минуту представляя, что любящая жена видит смерть мужа в своей голове снова и снова, Кейси переносила это на себя. Смогла ли она смотреть, как в Денниса стреляют?

Смогла ли она просыпаться каждое утро на протяжении нескольких месяцев с этой мыслью?

– Кейси, я потерялась, – прошептала Жаклин, хватая ее руку, как спасительную соломинку. – Я не могу понять, что настоящее, а что….

Она хотела сказать что-то еще, но язык и сознание больше не слушались. Её беспомощный и в то же время обезумевший взгляд бегал по лицу Кейси в поиске ответов на такие простые и одновременно сложные для восприятия вопросы: «Что было спектаклем? Что было реальностью?»

– Пойдем, – Люсиль похлопала Кук по плечу. – Леди нужен отдых. Может, чаю?

– Кофе. Без сахара.

Люсиль было меньше двадцати одного, и здесь она даже не считалась за медперсонал. Её родственники были высококвалифицированными специалистами в области клинической психологии, и её нахождение здесь было предписано с рождения. Она была молода и никогда не сталкивалась с горем, кроме того, что наблюдала каждый день в лицах пациентов.

Если бы здесь оказался Деннис, то Люсиль первая бы отправилась как десерт священного ужина. Беззаботность отражалась в её поступках и жестах, таких как свист и палец у виска, когда происходило что-то из ряда вон выходящее.

– Поражаюсь тому, как ты выслушиваешь её, – заметила Люсиль, отводя Кейси в комнату отдыха, предназначенную для младшего персонала. – Я после пяти минут в компании миссис Кеннеди готова свихнуться.

– Психолог из тебя так себе.

– Возможно, но знаешь, это так странно. Тебе бы пришло в голову считать себя королевой Англии? Я смотрю на этих людей каждый день и поражаюсь их количеству, а если вспомнить, сколько из них ходит на свободе…

«Стоит рядом с вами в супермаркете, покупает инъекции инсулина, работает там, куда вы отводите своих детей».

– Когда Жаклин было семь, произошла стрельба в школе. Её подруга погибла от руки бывшего заключенного. Это могло произойти с каждым.

Люсиль закатила глаза, ставя на стол две розовые кружки и банку кофе. Ей часто приходилось слышать нравоучения от отца и преподавателей, но она продолжала настаивать на своём, будучи приверженцем мнения, что всё идет от нас самих, а депрессия – это лишь умное слово, выдуманное специалистами для привлечения денег в кошельки.

– А ты серьёзно говорила о стокгольмском синдроме? – она перевела тему, насыпая две ложки сахара в дымящуюся кружку. – Бытовой стокгольмский синдром не новость, как я слышала, он встречается у каждой второй, смирившейся с насилием.

– Мне этот диагноз поставил лектор из одного университета.

Люсиль понимающе закивала головой, убирая прядь черных волос с лица. Общение с Кейси всегда нагоняло на неё невероятную тоску из-за её вечной отчужденности и отсутствия расположения к близкой беседе. Она не знала ничего о внештатной сотруднице, которая приходила и уходила в определенные часы, разговаривая с единственной пациенткой.

Затянувшуюся тишину прервала вибрация телефона, оповещающего о сообщении, заставляя Кук бросить взгляд на свой мобильный. Последнюю неделю дисплей часто озарялся светом и ложно оповещал о новом письме, будто бы кто-то пытался вернуть свои слова назад, балуясь машиной времени или навыками хакера.

– У тебя такое было, – нарушая молчание, начала Кейси. – Когда приходят сообщения, но ни в смс, ни в электронной почте никаких изменений?

– Может, лимит?

Неуверенно выдвинутое предположение, Кейси тоже рассматривала как возможный вариант, но на электронной почте было лишь с десяток наиболее важных писем.

– Я могу посмотреть? – Люсиль потянулась к телефону, и получив одобрительный кивок, принялась нажимать с видом профессионала на каждую вкладку. – Ты не переходила ни по каким ссылкам?

– Нет, я вообще почти никогда не выходила в сеть с него.

– Может и не выходила, но под вирусную атаку попала, – она с довольным лицом протянула телефон, на дисплее которого появлялись новые сообщения.

Папка спам гласила о сотне новых сообщений с одного адресата и одинаковым содержанием. Несколько секунд, и Кейси доходит до первого сообщения, которое появилось в минувший понедельник. Папка пополнялась каждый день на двадцать три сообщения в один час с разницей в минуту.

Двоякое ощущение с бешеной силой распространилось по сознанию, отдаваясь стуком крови в висках и сбившимся дыханием. Смесь радости и разочарования, когда ты находишь то, что так долго искал, но эта вещь в непригодном состоянии или резко теряет свою надобность и важность.

Люсиль участливо взглянула на дисплей, позабыв о том, что некоторые вещи должны оставаться личными и принадлежать только одному человеку.

– Ты знаешь, кто такой Барри С.?

Комментарий к VIII – О надежде, не оставляющей тех, кто ищет

* Слова Эдны Сент-Винсент Миллей – американской поэтессы и драматурга

** Lana Del Rey – video games

========== IX – О долгой разлуке ==========

Продлить неведение – значит продлить надежду.

– Джейн Эйр. Шарлотта Бронте

В погоне за смыслом и в бесконечном поиске мы теряем друг друга, осознавая, что всё это было лишним. Сто двадцать три сообщения, хранящие всего три слова:«Ты нужна нам» – были кличем о помощи, нежели признанием каких-либо чувств и выражением привязанности.

«Ты нужна нам». «Ты нужна нам». «Ты нужна нам».

Сто двадцать три идентичных сообщения, но казалось, что каждое было написано разным почерком, с разным наклоном и звучали они разными голосами.

В какую-то минуту Кейси показалось, что она свихнется от осознания, что все эти годы были бессмысленными. Она так долго бегала за призраками прошлого, избегала их, бросалась им на шею, но всё, что её волновало, осталось далеким от реальности.

К чему была эта суета?

Пять болезненных и будто потерянных лет горели жгучим пламенем на её губах, как признание собственной глупости и осознание, что спасение в человеке, которого она преследовала в своих мечтах, было ложью, настоящим самообманом.

Таков человек в своей природе, ищущий, но каждый раз проходящий мимо. Он не боится, что его жизнь сможет оборваться с одним неверным шагом. Как первобытный дикарь, он верит в свою прямоту и готовность биться до последнего. Человек проснулся сегодня и проснется завтра.

Кейси обновляла электронную почту несколько раз, но сообщения не пополнялись. Что можно было ответить спустя пять лет? Что нужно сказать человеку спустя пять мучительно долгих лет?

В прошлый раз, когда письма приходили ежедневно, произошло похищение, что стало известно от коллеги доктора Флетчер из Балтимора. Версия с новыми нечестивыми жертвами имела место быть, но всегда жужжащие и слетающиеся на новости, словно мухи, СМИ молчали. Никаких похищений в близлежащем штате и самом Нью-Йорке.

Пелена уверенности в собственных чувствах будто бы спала под напором сотни писем. Кейси испытывала жалость, искала объяснения, отрицала, а после, заламывая пальцы, верила в благоразумность Денниса, который сможет защитить семью. Но теперь всё казалось фальшью.

Утренние слова Жаклин приобрели новый сакральный смысл.

Потерянность.

Кейси так верила в искренность чувств и верность действий, и в то, что Деннис или любая из личностей испытывает к ней взаимность, что полностью потеряла здравый смысл.

Никто и никогда ей не клялся в любви, а защита была во благо семьи. Недавние слова лектора больше не казались грубостью, скорее были отрезвляющими, напоминающими, что любое наше убеждение, как и спасение – временно.

В юности, испытывая первую любовь, далеко не всегда взаимную, мы слезно молим небо и судьбу о возможности прожить с этим человеком всю жизнь, пройти рука об руку по свету. Особо отчаянные готовы поклясться, что всегда последуют за этим человеком.

Но однажды ребёнок вырастает и забывает детские забавы.

И спустя годы с трудом может воспроизвести портрет того, в кого был так неистово влюблен, и привязанности прошлого кажутся незначительными. Возможно, поэтому взрослые смотрят на все страдания своих чад сквозь пальцы, зная, что это возрастное и со временем пройдет.

***

Ночные рассуждения отвлекали от настоящих проблем, укоризненно глядящих из-под счетов за интернет и заставивших спустя семь лет открыть потрепанную брошюру, исполосованную красным маркером.

После похищения и раскрытия правды о своем опекуне, Кейси отксерокопировала нужные главы из кодекса Соединенных Штатов, сшив и превратив их в небольшую брошюру, связанную с преступлениями против личности и наказаниями.

Семь безболезненных и стабильных лет были омрачены одним лишь письмом от Федерального окружного суда Восточного округа Нью-Йорка, уведомляющим о том, что бывший опекун может получить досрочное освобождение на четыре года раньше, чем было вынесено приговором.

У Кейси не было знакомых адвокатов и вообще знакомых без расстройства личности и завышенного самомнения с тягой к искусству, и единственным верным решением показалось переговорить с детективом-следователем из полиции, который когда-то по душевной доброте консультировал её насчёт поведения в суде.

Ранним утром понедельника Кейси ожидала в департаменте полиции Нью-Йорка, сжимая в руках удостоверение личности и несколько выписанных на новый лист бумаги классификаций фелонии*, подходящих к её ситуации: вступление в половое сношение с лицами, не достигшими совершеннолетия. За подобное преступление в Соединенных Штатах предусмотрено наказание до двадцати пяти лет, и Кук была готова биться до конца.

Годы тирании и страха и всего ничтожных семь лет? Этого мало.

За прошедшее время департамент полиции ничуть не изменился, разве что добавился еще один кофейный автомат и автомат с газировкой в конце коридора.

Детектив Кингсли держался на одной должности больше десяти лет, как один из самых безынициативных работников, предпочитающий размеренный уклад жизни, нежели поход по головам на вершину карьерной лестницы. Кейси запомнила его мужчиной средних лет с рядом пожелтевших от переизбытка кофеина и газировки зубов. Его улыбка больше напоминала оскал, но взгляд был добрым и располагал к себе. Раньше здесь были ещё знакомые лица, но их имена девушка так и не запомнила.

Когда пришла её очередь, Кейси потребовалось несколько минут, чтобы перевести дух и сосредоточиться на том, что могло разрушить её жизнь до основания.

Время, казалось, было благосклонно к нему, о чем свидетельствовала лишь пара прибавленных килограммов и немногочисленное количество седых волос на висках.

По его взгляду, разделяющему удивление и восхищение, Кук поняла, что Кингсли вспомнил её – запуганную девочку в грязной одежде, оголяющей безобразные рубцы шрамов.

– Мисс Кук, – он встал со своего кресла, стоило ей только зайти внутрь душного кабинета. – Вы прекрасно выглядите. Чем я обязан вашему визиту?

Кингсли ничуть не льстил, говоря насчет её внешнего вида. Бывшая пленница выглядела куда лучше, чем в их последнюю встречу. Увереннее? Он слышал, что Кейси работала на горячей линии, и несколько раз натыкался на её телефонный номер в сети, когда находил у старшей дочери запросы в поисковике на тему депрессии и способов самоубийства.

– Я бы хотела поговорить насчёт досрочного освобождения заключенных. Можно ли как-то продлить наказание моего родственника?

Жестокость? Мера предосторожности, которая никому не повредит.

Кингсли жестом указал на стул напротив.

– Я не адвокат и не юрист, мисс Кук, но вы должны понимать, что ваш дядя имеет право, как и все заключенные, на обжалование приговора и досрочное освобождение. Если не брать в расчет характеристику, составленную с ваших слов, то за ним остаётся репутация хорошего человека. Никаких нарушений закона и образ отзывчивого улыбчивого американца, по словам соседей.

Кейси вытащила листок, проводя пальцем по словам, что срок наказания в крайних случаях достигает двадцать пять лет. Это был её единственный козырь, которым она надеялась воспользоваться.

– Вы можете попробовать оспорить, но у вас должны быть доказательства сильнее тех, что вы предъявили семь лет назад.

– Вы не поможете? А как же ярые защитницы прав женщин? Феминистки? Где те, кто агитируют нас бороться с домашним насилием? – последние слова она буквально выкрикнула, ударив ладонью по столу, заставляя кофе в кружке колыхнуться.

– Не в моей компетенции, мисс Кук. Могу порекомендовать нанять адвоката.

Непрошеная слеза боли от осознания того, что всё хорошее, что переполняло последние спокойные семь лет, уходит безвозвратно, была грубо стерта.

– У вас не найдется сигареты?

Кейси старалась не курить. Совсем. Она никогда не поощряла вредные привычки, но пару лет назад, как только судьба подарила ей знакомство с Жаклин, приходилось снабжать её табаком для того, чтобы расположить к общению. Потом врачи запретили убивать пациентов и невыкуренные пачки остались у неё.

За те годы Кейси позволила пропустить себе только десять штук, половину одной пачки, и они считались крайним случаем.

Кингсли смерил её недовольным взглядом, но не отказал, протягивая красный Мальборо.

– Не в кабинете, мисс.

Следующим ударом стало извещение, что суд согласен рассмотреть прошение о досрочном освобождении.

***

После продолжительной бессонницы трель мобильного телефона в двенадцать ночи не самая приятная музыка, которую хотелось слышать.

– Да? – Кейси отвечает, не смотря на дисплей и не имея ни малейшего желания знать, кому она могла понадобиться в полночь без веской причины.

На том конце провода замешкались, будто бы подбирая слова.

– Мисс Кук, говорит дежурный сержант полиции Ларри. Вы не могли бы приехать на опознание?

Последние слова заставляют моментально подняться.

Тела тех, кого нужно было бы опознать с её участием, были обнаружены. Тело отца Клэр нашли тем же утром, а выбор в остальных был невелик.

Разрывающая сердце мысль, что спустя семь лет поймали человека с множественной личностью по старому описанию, убивала без ножа. Спешке, в которой Кейси собиралась в полицейский участок, могли позавидовать любые спасательные службы.

Поймать такси оказалось не самой легкой задачей, но ночной холод снимал остатки сна рукой. Круглосуточно работающим метро было решено пренебречь.

Ожидание утомительно, как и всякое действие, которое не в нашей власти. Когда-то ей пришлось провести всю ночь в участке, давая показания и составляя фоторобот, не имеющий ничего схожего с настоящим Кевином. Тогда многое было импульсивным и преувеличенным.

В те долгие минуты, сложившиеся в восемь часов, Кук не знала, как жить дальше после случившегося, и складывались бесконечные размышления на тему жизни. Сидя в подвале, она не имела ни единой надежды, что на следующее утро она проснётся, но силы черпались, будто с воздуха.

А после того, как удалось взглянуть на мир его глазами, была пустота, как темная душераздирающая дыра, затягивающая в свои объятия.

Пустынный полицейский участок встретил Кейси двумя освещенными коридорами и кабинетом дежурного, дверь которого была настежь открыта, видимо для того, чтобы устроить сквозняк. Духота в каждом кабинете стояла невыносимая.

Сержант полиции больше напоминал карикатуру на каждого человека при исполнении. Закинув ноги на стол, он потягивал бурду, напоминающую кофе смешанную с газировкой, вместо энергетика. Рядом покоилась пустая коробка из-под пончиков и несколько смятых фантиков от жевательной резинки и мятных сосательных конфет. Чтобы окончательно не уснуть, при помощи простых манипуляций на экран телевизора был выведен низкобюджетный детектив, скачанный для ночных дежурств.

– Мисс, – заметив единственную фигуру, Ларри мгновенно вернул себе представительный вид, убирая ноги со стола и заглушая звук телевизора. Он повторно взглянул на девушку, а затем на записку, уже служившую подставкой под кофе. – Кук. Мисс Кук, присаживайтесь.

Дежурный протянул какую-то стандартную бумагу, где предусмотрительно стояли галочки, ожидая подписи. Кривым крупным почерком на верхней строчке было написано Энсель Рейнольдс.**

– Я думала, вы позвали меня на опознание, – голос звучал очень неуверенно, будто ощупывая почву.

– А? – мужчина недоумевающе посмотрел на неё, а затем, хлопнув себя по лбу, отмахнулся. – Я сказал опознание, и вы решили, что это труп? Ха! Нет, тогда бы вас отправили в морг, а не сюда. Мелкое нарушение и отсутствие денег, чтобы оплатить ущерб, нанесенный магазину.

– Выпускаете под залог? – пробежав глазами по бумаге, предположила Кейси. В чем она точно была не сильна, так это в юридическом языке и всех деталях, осуществляемых лишь для начальства, пропускавшего халатность сотрудников.

– Он нам не нужен, – отозвался Ларри, разводя руки в стороны. – А да. У него было изъято это, – мужчина протянул твердую папку с эскизами. – Вообще, странный тип. Охранники привезли его, потому что он отказался платить, когда разбил упаковку сока в супермаркете и доказывал, что это не он, хотя на камерах было видно, что он.

Кук закивала, осмотрев несколько знакомых рисунков.

– Что же вы молчите, мисс Кук! – воскликнул сержант, зазвенев связкой ключей. – Подождите минутку и не подписывайте ничего. А, вы уже! Всё равно подождите.

Чуть не опрокинув на себя оставшийся энергетик, он не без труда поднялся со своего места, звеня ключами и что-то бормоча под нос о своей забывчивости.

Во время ночных дежурств Ларри всегда забывал, как проходит любая процедура, занимая свой мозг более приятными вещами. Ежедневно поступали десятки, если не сотни бунтовщиков и бродяг, за которыми редко приезжали их жены.

Стандартная ситуация, когда супруги, рассерженные не первой подобной выходкой благоверных, бросали трубку и предпочитали общественные работы или пятнадцать суток, нежели вносить хоть цент.

В половине двенадцатого охранники из прилегающего к участку супермаркета забросили этого чокнутого, уверяющего, что это не он и отказывающегося платить, даже имея в кармане десять долларов. Права ему объяснили и предложили звонок близким, чьи имена он отказался называть, а потом продиктовал по памяти номер девчонки, которая никем ему не приходилась.

Это, как и многое, что сегодня Ларри себе позволил, не совсем поощрялось, но документы были чисты, а наркотических веществ с собой не обнаружено, поэтому не осталось ничего, как пойти на поводу и позвонить девчонке, не уступающей в странности.

Для Кейси всё происходящее показалось одним большим падением. Досрочное освобождение, Кевин (в том, что это он, у неё не было ни единого сомнения). Пять лет она двигалась по лестнице вверх, то и дело возвращаясь, чтобы вспомнить, для чего ей нужно делать шаг за шагом, а сейчас пара мгновений отделяла её от смачного падения кубарем вниз. Дело было не в тысяче непрочитанных писем и уродливо-комичной ситуации.

Прежние сомнения, как и слова о стокгольмском синдроме, смешались в единый удушающий ком.

Пути Господни неисповедимы.

Она столько раз представляла их встречу, что в действительности не смогла сказать и слова, лишь глупо улыбнувшись, протянув папку с эскизами и бросив что-то на прощание, похожее на «Спокойной ночи».

Кейси была уверена, что он изменится, и, столкнувшись с ним на улице, она пройдет мимо, лишь потом поняв, кто был перед ней, но Кевин Вэнделл Крамб – человек, оказавшийся в участке за мелкое хулиганство, был неподвластен времени, разве что в уголках глаз добавилось несколько морщин, а та, что промеж бровей, стала выразительнее. Вне зависимости от личности, владеющей светом.

Нужно быть чертовски везучим, чтобы за семь лет ни разу не попасться властям по тем параметрам розыска.

***

– … А потом этот мелкий пройдоха Хедвиг нашел твою почту и номер, хотя Деннис нам запретил связываться с тобой, но ведь всё в норме, – Барри говорил слишком быстро, продолжая активно жестикулировать, размахивая папкой и не заботясь о сохранности собственных рисунков.