Текст книги "Людям нравится верить в сказки (СИ)"

Автор книги: thewestwindchild

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Это насчёт твоего лучшего друга, милая. Мы же не хотим, чтобы лилась кровь?

«Если хочешь поймать дичь, лучше не спеши. Молчи и жди, ей наверняка станет любопытно, и она высунет нос».

Статус охотника и хищника в одночасье сменился на статус жертвы.

– Мы лишь немного проедемся по городу, хоть пробки и сумасшедшие, но наш разговор обязан быть конфиденциальным, Кассандра, – мистер Бенуа произнес это несколько восторженно, делая акцент на последних словах. – Но сначала я помогу тебе облегчить душу.

Он указал пальцем на оттянутый карман куртки. Ей оставалось только повиноваться, возможно, отступление сейчас будет лучшей стратегией.

– Хорошая девочка, – мужчина отбросил пистолет на заднее сидение автомобиля к горячей выпечке. – Я верну твою игрушку сразу после нашего разговора, не волнуйся, – остановившись на светофоре, он принялся тыльной стороной ладони отбивать что-то похожее на сигнал SOS. – Бери, угощайся. Они были любимыми Клэр, и я купил их для тебя.

– Вы хотели поговорить, – шепотом произнесла Кейси, наблюдая, как их маршрут пролегает по незнакомым ранее улицам – сбежать не получится. Скорее всего, он знает её маршрут.

– Это скорее сделка, Кассандра. Ты знаешь, что это такое?

– Действия людей.

– Я даю тебе выбор, который не был предоставлен моей дочери. Либо ты сегодня же устраиваешь нам встречу, и я забываю о твоем существовании, даря свободу, которую тебе не давали в жизни, либо сдаю тебя как соучастницу на радость следователям.

– А он? – Кейси не называет имени, но здесь это ни к чему.

– Умрет, что бы ты не предпочла.

Она с трудом сглатывает. Предать его и защитить собственную шкуру или оказаться в тюрьме, но при этом со спокойной совестью?

– Можно вопрос? – он кивнул. – Как давно вы следили за ним?

На лице мистера Бенуа загорается усмешка.

– Кассандра, через месяц после смерти дочери я потерял и жену, решившую перестать дышать. Всего за несколько месяцев я потерял свой смысл жизни, работу и себя, а на твоего дружка я вышел не так давно, ты здесь ни при чём, не волнуйся. Я прекрасно понимаю, что ты вымолила у него пощаду, предложив взамен себя двух других девушек. Твоей слезливой биографией можно было бы подкупить самого дьявола, но я думаю, что ты и с ним в сговоре, – заговорщицки подмигнув в конце, он выехал на людную трассу по пути к Квинсу. – Выбирай, Кассандра, что тебе важней, но время, как и у Золушки, у тебя ограничено.

– Я сделала выбор, – сдавленным голосом произнесла Кук, понимая, что вряд ли когда-то простит себя за этот ответ.

– Умница.

***

«Надеюсь, ты осознаешь, что если попытаешься предупредить его, сбежать, выйти на связь или вызвать подкрепление, то непременно угодишь за решётку?»

Кейси до конца дня не могла найти себе места, взвешивая правильность своего решения. Им живым не уйти, а ей нельзя оказываться на скамье подсудимых и уж тем более на электрическом стуле.

Ровно в полночь автомобильные фары моргнули несколько раз, приглашая на первое и последнее свидание в жизни.

– Ты всегда наряжалась для него? – спросил отец Клэр, как только Кейси села в машину, оправляя одно из платьев. – Пистолет.

Она вернула ему оружие, которое мужчина поспешил проверить на наличие патронов.

– Я знал, что ты поступишь, как взрослая, Кассандра, а за хорошие поступки мы будем вознаграждены на небесах.

Всю дорогу они провели в тишине, разбавляемой лишь шумом дождя и вспышками молний. Мистер Бенуа прекрасно знал дорогу, и как хороший водитель виртуозно объезжал каждую трещину, которых на пути было немало.

– Ещё не поздно передумать, мистер Бенуа, – попыталась отговорить его Кейси. – Клэр бы не хотела, чтобы её отец был убийцей.

– Я мщу во благо, Кассандра, – уточнил он, бросая беглый взгляд на свою спутницу. – Клэр также не хотела бы, чтобы её друзья дружили с убийцами.

Мистер Бенуа припарковал машину в паре миль от места назначения.

Считая своим долгом сопровождать девушку, он вёл Кейси под руку, направив на ребра пистолет. Исключительно в качестве страховки, чтобы не вырвалась.

Стук каблуков разнесся эхом по всему помещению. Выбор обуви, как и всего наряда, был не случаен. Кейси не знала, как ещё обратиться к нему, чтобы он знал, что Кевин в опасности.

– Ты всё делаешь правильно, – шептал отец Клэр.

По шуму телевизора было понятно, что в столь поздний час сознанием владела Патриция, у которой в половине двенадцатого ночи начинался сериал. В этом был плюс – она с лёгкостью отдаст свет Деннису.

– О, моя милая, – раздался женский голос из комнаты. – Рада, что ты нашла время на встречу.

Мистер Бенуа бросил на Кейси непонимающий взгляд, подталкивая вперёд. Он великодушно подарил ей целых три минуты на прощание, которые превратятся в несколько последних секунд в их жизни, если она обманет.

На подкашивающихся ногах, девушка вошла в комнату, встречаясь взглядом с несколько обеспокоенной Патрицией, облачённой в мужскую одежду, но с шалью на плечах поверх рубашки.

– На тебе лица нет, девочка! – женщина подошла ближе и заботливо приложила ладонь к её лбу, проверяя на наличие жара. – Не думала, что там такой дождь.

Патриция повторила свои действия, и для последнего заключения прикоснулась губами ко лбу. Кейси не заслужила всего происходящего, а решающая минута неумолимо приближалась.

– Прости меня, – прошептала девушка, бросаясь к нему на шею. – Деннис, прости меня.

Смена личности произошла почти мгновенно. Деннис посмотрел ей в глаза, ища хоть какой-то ответ на немой вопрос о случившемся. Сбылись худшие опасения.

– Время вышло, – безжалостно произнес отец Клэр, выходя из тени. – Кейси, меня не затруднит ради нашего уговора отвернуться, сделав вид, что тебя и не существовало.

«Прости».

Сейчас нужно торжествовать, ведь зло будет наказано, а она будет свободна, как в старых добрых сказках, но только рыцарь, сражающийся с чудовищем, был родом из соседнего королевства, и дни его славы уже остались позади.

Она слушает их разговор, но не может разобрать и слова и как бравый охотник прислушивается к звукам, которые чрезвычайно важны. Кейси нужно отдать должное за платье с имитацией болеро, на подкладку которого половину дня пришивалась петля – держатель для ножа, о существовании которого отец Клэр даже не догадывается.

Туфли были еще одной бутафорией для того, чтобы как можно правдоподобнее изобразить свой уход за кулисы негласной сцены, на которой развернулись смертоносные баталии. Не захлопнуть дверь для убедительности, запуская в помещение фоном завывание ветра и шум дождевых капель, разбивающихся о перила.

Аккуратно избавившись от обуви, она старалась двигаться бесшумно, сливаясь со стенкой, и сжимая рукоятку ножа так, что ногти впились в кожу вспотевших ладоней.

Кейси скороговоркой повторяла все уроки отца по выслеживанию добычи, стараясь ничего не упустить и следить за отбрасываемой ею тенью. Сердце колотилось со страшной силой, и она боялась, что этот звук станет уловимым для человеческого слуха и разнесётся эхом, как и её дыхание.

Главной загадкой оставалось лишь то, почему мистер Бенуа продолжал устраивать фарс из убийства, произнося целые монологи, и как Деннис (или кто решился принять весь удар?) подпитывал почву для разговора.

Идеальный план, в котором Кук смогла бы выбить пистолет и оглушить мужчину, провалился, и не по её вине.

– Кейси, ты всё-таки осталась, – шепелявит Хедвиг.

От этого никто не был застрахован.

– Кассандра, можешь выйти на свет, – не без удивления в голосе произносит отец Клэр, не сводя прицела с Хедвига. – Союзы с убийцами не так прочны, как кажутся на первый взгляд, да? – его взгляд падает на блеснувшее в искусственном свете лезвие ножа в руке. – Вижу, ты нашла новую игрушку.

Как три обезумевших животных на арене единой клетки, они передвигались полукругом, хладнокровно уготовив гибель друг другу.

Кейси не понимает, почему Деннис церемонится с отцом Клэр и не выпускает зверя, пока не приходит осознание – он сломленный, а своих не убивают.

На слова мужчины, что живым никому не удастся уйти, Барри парирует, что кто-то сыграет в ящик. Личности в сознании Кевина устроили революцию, то и дело сменяясь и подставляя обладателя ещё больше.

– Я думаю, – Кейси подает голос, переключая внимание на себя. – Мистер Бенуа имеет право забрать свитер Клэр. Я принесу его.

– Свитер?

Последний шанс на то, что ей обманом удастся взять реванш.

– Свитер, который я снял с неё перед тем, как принести в качестве священного ужина зверю, – эффект неожиданности и мастерская ложь, которая сконцентрирует исключительно на объекте и его словах. – Как же зверь безжалостно разрывал их плоть.

Она не знает, кому из личностей обязана столь драматичному рассказу, но от каждого произнесенного слова, становилось не по себе, а волна ярости подкатывала к бедному отцу Клэр, впивающегося пальцами в спусковой крючок.

– Их кровь и плоть питала зверя…

«Сейчас или никогда».

– Сдохни, – мужчина выпускает ряд холостых патронов, и Кейси, пользуясь его недоумением, замахивается, нанося удар. Брызги алой горячей крови орошают белый подол её платья и кожу рук.

Ей кажется, что одного раза мало, и она наносит ещё один в то же место – сонную артерию. Новая струя крови пачкает пол.

Кейси проворачивает нож в горле с особой силой, чувствуя мощь, ту самую, которая раньше переполняла зверя. Она мстит за себя, насмешки в школе, череду изнасилований и первые дни плена. Кук мстит всей мужской половине человечества, считающей себя сильной и уверенной, что её не ждет кара. Правосудие в её лице свершилось.

Пелена свободы, столько лет просившаяся вырваться наружу, выходила сейчас с жизнью отца Клэр, который тоже не заслужил произошедшего, но он сам вынес единственный возможный вердикт.

– Кейси, – голос, не лишенный нежности, неизвестной личности раздаётся над ухом. – Прекрати. Он уже мертв.

Она хотела остановить кровопролитие, унять вражду, но вместо этого стала убийцей.

Былая сила спала, и, выронив из дрожащей руки окровавленный нож, Кейси могла вдоволь налюбоваться своим творением.

Новая истерика, прерываемая приступами удушья, проходит для неё в тумане. Она кричит в пустоту, закрывая лицо руками и забивая поры еще больше чужой кровью, которая, кажется, никогда не смоется, чтобы напоминать о себе.

Кейси вырывается, словно крошечная птица, которой подрезали маховые крылья с целью приучить, когда Деннис пытается успокоить её и запирает в ванной, заставляя снять испорченную одежду.

Отражение в зеркале – ложь. Этим монстром не может быть Кейси.

Вся душевая покрылась алым налетом, въевшимся в белоснежный кафель. Грубой щеткой она пытается счистить кровь из-под ногтей, добавляя к моральной боли физическую. Если бы здесь попалась на глаза бритва, то девушка непременно бы сделала дюжину глубоких порезов.

Кейси не задает лишних вопросов, когда Деннис приносит чистую одежду, и в звенящей тишине она возвращается в другую комнату, где возобновляет ковыряние штукатурки, забивая теперь под кожу пыль.

Она царапает себя, надеясь, что теперь-то её сознание сдастся и создаст с десяток личностей, которых можно будет обвинить в содеянном.

Она не могла убить. Она не убийца.

Она смогла убить, она – убийца.

Пробуждение было не из приятных, и подозрения, что теперь в её сознании будет жить несколько личностей, не подтвердились. После ночи лицо было опухшим, а глаза болели от пролитых слез.

Тела не было, как и кровавых подтеков на стенах.

Как и большинства вещей в комнате.

– Куда-то собираешься? – прохрипела Кейси, следя за тем, как Деннис складывает одежду «семьи» в большой чемодан.

– Ты была права, – не отрываясь от процесса, произнёс он. – Нужно уехать и немедленно.

– Мне нужно собрать вещи и предупредить хозяйку, – запротестовала Кук, возобновляя в своей голове былой план побега. – Канадская граница – это очень рискованно, но западное побережье – неплохой вариант.

– Никакого западного побережья. Уеду я, то есть мы, а ты останешься, – захлопнув чемодан, Деннис развернулся к ней, сохраняя непроницаемое, как и всегда, выражение лица. – Тебя объявят в розыск, если не обнаружат завтра в колледже после того, как всплывёт тело, и это превратится в вечную погоню.

Кейси отрицательно закачала головой, отчего её волосы разметались по плечам.

– Я согласна на вечный розыск, – запротестовала она. – Я не хочу снова терять связь с тобой и остальными.

– Ты должна остаться, окончить учебу и прожить жизнь, свободную от того, во что тебя уже втянули. О тебе есть, кому позаботиться.

Продолжать разговор было бесполезно – Деннис был непреклонен, считая эту жестокость высшим актом милосердия. Ни он, ни другая личность, включая Кевина, не смогут дать ей обычную серую людскую жизнь, состоящую из будней без страха смерти.

Отец Клэр был прав, когда сказал, что все эти годы её лишали свободы выбора.

***

– Есть ли надежда, что я когда-нибудь увижу тебя вновь?

Кейси не знала, куда он едет и где будет жить, не знала вид транспорта, на котором он собирался покинуть Нью-Йорк. Она не знала ровным счётом ничего ни о будущем двадцати трех личностей Кевина, ни о своём собственном, кроме того, что ей нужно вернуться в комнату до двенадцати, когда, по мнению Денниса, явится полиция, уведомляя о возвращении маньяка.

«Они будут удивлены, если ты будешь не на учебе и не в своей постели, ссылающаяся на лихорадку».

Не имея твердой почвы под ногами, Кейси хотела надеяться и верить во что-то, что после могло бы стать фундаментом.

– Да.

– Хорошо, – выдохнула она, переминаясь с ноги на ногу. – До встречи.

Краткое и ничего не обязывающее объятие на прощание, и в девять утра они разошлись в противоположные стороны, не оглядываясь.

В одиннадцать тридцать в дверь постучала Маршеллин из реабилитационного центра и та женщина из полиции, вновь с понурыми лицами, сообщая об убийстве и предлагая психологическую помощь. Они не планировали размахивать перед её лицом ордером на обыск, и, в сотый раз, пообещав прекратить череду преступлений, уехали.

В двенадцать Кейси создала электронный адрес на имя Денниса, куда отправила уже больше пятнадцати сообщений за последние полчаса, которые состояли всего из пары предложений.

Несмотря на солнечные жаркие дни и приближение лета, она знала, что в её жизни наступила продолжительная зима.

«– Жди от меня ты каждый день известий.

– Нет, каждый час; Нет, каждую минуту! Для всех влюбленных в каждой минуте бездна дней.»*

Комментарий к VI – О рыцарских турнирах, в которых участвуют леди

* Вольный перевод У. Шекспира “Ромео и Джульетта” в экранизации 2013 года. В оригинале отрывок звучит так:

«Смотри же, шли мне вести каждый час.

В одной минуте столько дней, что верно

Я на сотню лет состарюсь, прежде чем с моим Ромео свижусь вновь.»

========== VII – О самозванцах ==========

“… иногда мы питаем жалость к тем, кто не способен жалеть ни себя, ни других.”

Грозовой перевал. Эмили Бронте

Мы все просыпаемся и завариваем кофе.

Прошло без малого пять лет, и жизнь стала лучше, светлее, спокойнее. Стабильнее.

Полтора года назад Кейси получила бакалавра, и почти сразу по счастливой случайности подвернулись практики и работа на горячей линии. Она выслушивала истории подростков о несчастной любви, ссорах с друзьями, непонимании со стороны окружающих и насилии, пытаясь помочь каждому, говоря о том, что хоть жить и трудней, но смерть лишь причинит боль другим.

Надежды на случайную встречу таяли с новым наступлением весны. Он мог позабыть о ней, отпустить её, оказаться за решеткой или, того хуже, умереть.

Первый год был самым тяжелым, и количество писем на начало января превышало пять тысяч. На второй год Кейси погрузила себя в мир изучения диссоциативного расстройства личности, перечитав все имеющиеся книги публичной библиотеки Нью-Йорка. Все ссылки в поисковых системах были раскрыты, а лекции прослушаны.

Она знала, что у людей с подобным заболеванием часто случаются провалы в памяти или амнезия, и это было единственным объяснением того, что она не получила ни единого слова о том, что с ним всё в порядке.

“Диссоциативное расстройство идентичности тесно связано с механизмом психогенной амнезии – потери памяти, имеющей чисто психологическую природу, без физиологических нарушений в головном мозге”.

На третий год во время практики Кейси познакомилась с Жаклин, возомнившей себя реинкарнацией Джеки Кеннеди.

«Разве есть разница в том, что один считает себя Наполеоном, а Жаклин – женой Кеннеди?»

«У неё есть ещё личности, которых она сдерживает как нежелательных».

Парадокс, но через пару месяцев лучшей подругой Кейси стала двадцатипятилетняя Жаклин, и её личности: Джеки, Джессалин и Джоан (У больной отмечалось фанатичное преследование литеры J). Она не была совсем обезумевшей, но состояла на учете кафедры психиатрии, то и дело говоря, что за её мужем ведётся маниакальная слежка и в этот раз она спасёт ему жизнь.

Иногда случались и просветы, когда настоящая Жаклин говорила о своём детстве в Литл-Рок и трёх сводных сестрах, разъехавшихся по всему миру.

Кейси намеренно погружала себя в своё новое увлечение, которое каждый раз напоминало о тех днях, когда всё было стабильно, а уже хорошо или плохо – не имело значения.

Ей стоило больших усилий и упорства, чтобы позаимствовать из архива описание двадцати трех личностей Кевина, переместившееся из полицейского участка. Даже коллега доктора Флетчер из Балтимора сдалась под бесконечными электронными письмами с просьбой переслать больше информации о диссоциативном расстройстве личности.

Кейси было мало сведений. Она докучала преподавателям в колледже, профессорам с кафедры и обивала пороги библиотек и архивов. В конечном счете ей пришла сумасбродная мысль написать мемуары, но меняя имена и вычеркивая факты собственной постыдной биографии.

Поначалу работа над книгой шла в свободное от занятий время и велась исключительно в заметках мобильного телефона или в конце блока тетради, но чем больше Кейси вдавалась в воспоминания, анализируя каждое сказанное слово навсегда впечатавшееся в сознание, тем больше она писала. Реальность и сон уступили дорогу прошлому, которым она продолжала жить снова и снова, переживая одновременно лучшее и худшее время в своей жизни.

Не трудно было догадаться, какой была тема её последнего эссе в выпускной год.

Жаклин была единственной, кому повезло прочесть несколько страниц о собственном заболевании глазами другого человека.

– Ты его любишь, – заключила она после прочтения нескольких абзацев. – И сама не знаешь, кого из них. Я испытывала те же чувства к Джеку, когда нас официально представили друг другу на званном обеде.

– Это всего лишь художественная литература, основанная на моих воспоминаниях и работе здесь, – принялась отрицать Кук, забирая последующие заметки. – Я не отождествляла себя с главной героиней.

Оправдываться перед девушкой, уверенной в том, что ее муж бывший президент Америки было глупо, но обвинения в любовной привязанности, казалось, оскорбили до глубины души. Да, ей было небезразлично прозябание его жизни и то, что с ним может произойти, но любить…

Нельзя любить того, кто держал тебя в заточении.

На четвертый год Кейси ознакомилась с понятием стокгольмского синдрома, на который раньше не обращала ни малейшего внимания. Проще всего ставить самому себе диагнозы, не освещая их публике, и не признаваться самому себе, говоря, что несколько симптомов не соответствуют действительности.

Отрицание.

Работу над книгой пришлось остановить, как только Розамунд из Балтимора отправила рекомендательное письмо на кафедру детской психологии. Кейси не могла назвать себя любителем детей, возможно, припоминая собственное отвратительное детство, но ей нравилось видеть их маленькие шаги к успеху, и возможно, им удастся жить полноценной жизнью.

Она продолжала посещать Жаклин, которая боялась не успеть заслонить собою Джека, говоря, что синоптики передают дожди в Далласе. Лечащий врач говорил, что, как только в её фантазиях убьют Кеннеди, она впадет в депрессию, а через полгода снова будет рассказывать об их браке и первой встрече.

При посещении Жаклин двадцать второго ноября Кейси застала ее рыдающей и сокрушающейся, что она вновь не успела спасти его, потеряв навсегда.

– Я больше не первая леди, – повторяла Жаклин, периодически всхлипывая на плече Кейси. – Я потеряла его. Я не успела сказать, что люблю его.

На последних словах она посмотрела в глаза Кук и, обхватив её лицо дрожащими ладонями, прошептала: “Ты не должна повторить моей ошибки”.

До декабря Жаклин рассказывала всю биографию своего покойного мужа, чем порядком утомила всех сиделок и медсестер, а потом стала угасать, проводя часы в молчании. Врачи говорили, что так было и в прошлый раз, не придавая значения причудам больной.

– Мой муж был великим человеком, а еще прекрасным отцом.

Она верила в ту сказку, которое рисовало ее воображение, и когда сознание заменялось Джоан – учителем французского, история о “Камелоте” повторялась, но на другом языке.

В четвертый год Элизабет случайно познакомила её с любителем кинематографа со своего курса – Люком. Он был славный малый, цитирующий Шекспира и говорящий об искусстве ровно столько, сколько длилась беседа. Они были хорошими друзьями ровно до того момента, как Люк, насмотревшись фильмов тридцатых годов, сделал ей предложение, стоя на одном колене и зачитывая по памяти 147 сонет:

«Любовь – недуг. Моя душа больна

Томительной, неутолимой жаждой».

Он читал с чувством, питая эти строки всей страстностью, что жила в его сердце.

С самого начала Люк находил в её задумчивости, молчаливости, скромности качества настоящей леди, которые, несомненно, украшали и добавляли её образу с десяток очков.

И пусть она не вышла лицом, но была начитанной, а ему нравились умные девушки.

Кейси ответила обнадеживающим «Мне нужно время», восхищая его своей старомодностью. Тяготящим, как кандалы, напоминанием о предложении служило кольцо на ее безымянном пальце.

Он не был лучшим кандидатом на роль супруга, но разве человек с двадцатью четырьмя личностями был бы лучше?

Кук оставила последнее слово за собой не для того, чтобы возлюбить ущербным сердцем своим возможного мужа. За пять лет она не теряла надежды, что Кевин оставит хоть какой-то намёк на то, что с ним всё в порядке.

Кейси вела размеренную жизнь обычной двадцатичетырехлетней девушки. Ходила в кино, по магазинам и на свидания, которые почти всегда оканчивались её побегом. Серость, серость и еще раз серость.

Никаких скептических высказываний Денниса, детской восторженности Хедвига и многосерийных сериалов Патриции, просмотр которых сопровождался критикой костюмов от Барри и причитанием об инъекциях Джейд.

Представляя всю дальнейшую жизнь в потоке рутины, Кейси хотела взвыть волком, сдирая с себя шкуру. Навязчивость Люка, который всегда целовал руку при встрече, не разнимая пальцев после, преследовала её по пятам.

Она видела его гордыню, тщеславие и любвеобильность, тщательно скрываемую нелепыми отмазками о романтичности духа. Его убеждённость в правильности собственных суждений порой доходила до абсурда. Люк был резок и любил охоту, часто рассказывая не без фальши и преувеличений, как отстреливал дичь на канадской границе.

«До тех пор, пока лев не расскажет свою версию, рассказ об охоте всегда будет прославлять охотника».

Надежный ли бы он был человек? – Нет. Любила ли Кейси его так, как он воспевал её? – Нет.

Элизабет не считала нужным навязывать женитьбу, когда сама вовсе от этого открестилась, надев венец безбрачия, и была убеждена, что этот брак если и просуществует, то лишь благодаря бытовому стокгольмскому синдрому, который непременно разовьется у её эмоциональной подруги.

Люк подавит её своим авторитетом, и пусть он не заправский мерзавец, но и не безнадежный романтик, каким сам себя считал.

Кейси не доверяла ему и не рассказала о возникновении шрамов, а ещё о том, почему своей лучшей подругой считала Жаклин. Её черновики он считал исключительно плодом воображения и влиянием продолжительных семинаров по психологии, которые Кук продолжала посещать после окончания колледжа.

***

– Может, у кого-нибудь имеются вопросы?

Студенты и вольные слушатели публичной библиотеки Нью-Йорка зашелестели листками, переглядываясь.

У Кейси всегда был один и тот же вопрос, который она спрашивала у каждого профессора или лектора. После непродолжительной заминки она подняла руку, привлекая к себе внимание окружающих наполовину удалившихся из аудитории.

– Да, мисс.

– Доктор Риверс, что аморального в стокгольмском синдроме?

По залу пробежался шепот, десятки пар глаз неприлично уставились на неё, и девушка уже несколько раз про себя пожалела, что подняла эту скользкую тему вслух, чувствуя, как кровь приливает к щекам.

– Всё, – простодушно отозвался он. – И ничего одновременно, мисс. Наше зрительное (эмоциональное) и кожное (мазохистское) наполнение векторов сосредотачивается на единственном человеке, с которым мы контактируем. Можете задержаться, если хотите выслушать моё мнение на этот счёт.

Ряды аудитории, как по щелчку стремительно пустели, оставляя их наедине.

– Доктор Риверс, как вы на самом деле относитесь к стокгольмскому синдрому?

– Я никак не отношусь к этому, а вы? Вас что-то беспокоит, не так ли?

Кейси не знала, как начать заготовленную заранее для всех историю. Она списывала все на своих немногочисленных пациентов, приписывая половину Жаклин, которая последнее время и вовсе угасла, постоянно теряя нить реальности.

– Моя пациентка – жертва насилия, но она дважды столкнулась с этим, и впоследствии вернулась ко второму человеку, держащему её когда-то в заложниках в подвале, и как вы думаете, это аморально?

– Если бы не ваш столь юный возраст, то я бы подумал, что мы говорим о Наташе Кампуш.* Наши привязанности – естественное внутреннее стремление ощущать безопасность и защищенность, даже в самых жестких условиях, а иногда и используя создателя этих условий. Ваша пациентка контактировала только с насильником по возвращении в тот подвал?

– Нет, она тесно общалась с окружающими, – слишком уверенно произнесла Кейси, но испугавшись, что сразу же обнаружит себя, добавила, – Насколько мне это известно.

– В таком случае, – мужчина обогнул трибуну, забирая со стола собственный кейс. – Это исключительно личные симпатии, которые вряд ли были взаимными.

– Но, доктор Риверс, он очень хорошо относился к ней и беспокоился о её безопасности.

– В вас говорит стокгольмский синдром: вера в любовь и исправление, моя дорогая. Посудите сами, зачем человеку с нестабильной психикой испытывать какие-то светлые чувства к своей жертве? Он пытался обезопасить себя, а не её. Ваша пациентка пытается оправдать насильника, а вы ей вторите, потому что видите какие-то невиданные причины, почему он стал таким, опираясь на рассказы влюбленной женщины. Пережив первое насилие, она ищет в нем защиту как в мужчине, стараясь сохранить собственную шкуру, простите за прямолинейность.

– Считаете, что у неё нет ни единой надежды на то, чтобы обрести с ним счастье?

– Моя дорогая, – доктор Риверс подошел вплотную, похлопав утешительно по плечу. – Мой вам совет – выбросьте из головы все романы о любви и обратитесь к хорошему психологу и пациентам его посоветуйте.

Хорошему психологу самому требуется психолог.

Она вышла из библиотеки одной из последних, задержавшись у книг по психологии, которые уже дважды записывались каллиграфическим почерком в табель на её имя. Желание выплакаться и вновь написать на заполненную до лимита почту Денниса достигло предела. По-хорошему, ей нужно было выбросить его из головы вместе со всеми воспоминаниями, но память вновь чертила таблицу хороших событий жизни, где Кевин Вэнделл Крамб занимал большую часть листа.

– О, Кейси, – раздалось над ухом. – «Твоя душа противится свиданьям, но ты скажи ей, как меня зовут. Меня прозвали «волей» иль «желаньем», а воле есть в любой душе приют». **

Тяжелая ладонь Люка упала на плечо, сокращая между ними расстояние до минимума.

– Я же просила не пугать меня так, – Кейси чувствует себя неловко каждый раз, когда он поджидал её где-то, словно вор в переулке. Слежка от Денниса была в разы приятнее и не настолько нарушающая границы личного пространства.

– Поужинаем? – он больно сжимает плечо, прислоняясь губами к её виску. – Можно, посмотреть фильм какой-нибудь незамысловатый.

Перспектива и без того испорченного вечера омрачает всё. Кейси мимолетно смотрит на укоризненно блестевшее кольцо в лучах уходящего солнца. Она боялась расторгнуть мнимую помолвку и боялась нового преследования с целью получения ответов.

Теперь ей со всем предстояло управляться одной.

– Я не очень хорошо чувствую себя, – для достоверности девушка приложила пальцы к виску. – Голова болит. Завтра увидимся.

Люк смерил её сочувствующим взглядом сверху вниз, будто считая, стоит ли вся игра свеч и зазубривания глупых сонетов, если ее скованность порой переходила все границы.

– Я закажу пиццу и выгоню младшую сестру из дома. Звездные войны или Гарри Поттер?

От упоминания последнего фильма внутри все будто рухнуло, и под обломками оказалась именно она, а не кто-то еще. Какое-то чувство собственника кольнуло под ребрами. Это их маленькое воспоминание, не его.

– Прекрасно, – Кейси постаралась произнести как можно восторженней. – Всегда мечтала посмотреть Звездные войны. Увидимся.

– Не знаю я, как шествуют богини, но милая ступает по земле.***

Она смущенно улыбнулась, позволив себе оставить короткий поцелуй на его губах и сразу же удалиться.

Ему стоило больших усилий, чтобы не дернуть её за руку и не углубить поцелуй, но каждый раз что-то его сдерживало, оставляя после горькой встречи сладкое послевкусие, как если бы она была крепким черным чаем с ложкой меда.

“Твоя ль душа приходит в тишине

Мои дела и помыслы проверить,

Всю ложь и праздность обличить во мне,

Всю жизнь мою, как свой удел, измерить?

Я не могу забыться сном, пока

Ты – от меня вдали – к другим близка.”

61 сонет. Шекспир

Комментарий к VII – О самозванцах

*Наташа Мария Кампуш – австрийская телеведущая, известная своим похищением, совершённым бывшим техником Вольфгангом Приклопилем, в плену у которого она провела более восьми лет. В газетах высказывалось предположение, что Кампуш страдает стокгольмским синдромом, который она отрицает. В документальном фильме «Наташа Кампуш: 3096 дней в плену» она сказала, что сочувствует своему похитителю. По словам полиции, Кампуш «безудержно плакала», когда узнала, что Приклопиль мёртв, и поставила ему свечку.

**Строки из 136 сонета

***130 сонет

**** Прототипом к омп послужил персонаж Люка Эванса – Гастон (Красавица и чудовище).