Текст книги "Людям нравится верить в сказки (СИ)"

Автор книги: thewestwindchild

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

========== I – О принцессах, ищущих свое чудовище ==========

Людям нравится верить в сказки.

И абсолютно неважно, что это – история, прочитанная перед сном в глубоком детстве заботливым родителем или выдуманная собственным воображением. В сказках всегда должен быть счастливый конец, когда прекрасный принц вызволит из заточения не менее прекрасную принцессу, и они будут жить долго и счастливо.

Маленьким девочкам хочется верить в чудо, задумчиво смотря в небо, и ждать, когда объявится их принц. С возрастом в это верится все сложнее, и зарождаются сомнения, а таким ли прекрасным был принц? Что если он не может быть принцем, а окажется настоящим зверем?

Кейси не верит в сказки. По крайней мере, сколько она себя помнит, после смерти отца в ее жизни не было ни единой надежды, что когда-то принц вызволит ее из заточения. Чудовище, жившее в опекуне, надежно заточило её в собственной крепости, и с каждым днем мечты о чем-то светлом заполнялись тупой ноющей болью вперемешку с мыслями о смерти.

Временные отрезки жизни Кейси не делила на тогда и сейчас после смерти отца. Нет, она была слишком мала, чтобы так неравно поделить свое существование, но теперь, после того времени, проведенного в заложниках, ее жизнь превратилась в «до» и «после».

Сознание возвращалось к тем дням, смакуя их, Кейси была как никогда близка к смерти, к прекращению бесконечного собственного круга ада, но тогда человеческие инстинкты самосохранения взяли свое. Единственный плюс (а плюс ли?) – она еще не окончательно выжила из ума.

Психологи – дамы в возрасте из реабилитационного центра – все, как одна, уверенные, что время залечит душевные раны, рекомендовали вести календарь плохих и хороших дней, вспоминать и чаще думать о том светлом, что было в её жизни.

А было ли?

Это задание она повторяет каждую неделю по воскресеньям, стараясь внести что-то новое, кроме солнечных воспоминаний, связанных с отцом.

«День прошел без конфликтов».

«Три дня не снились кошмары».

«Я не видела дядю уже две недели».

«В центральном парке зацвели деревья».

Все листы были похожи, как один, разве что пункт с дядей исправлялся, и недели сменялись на месяцы, как и времена года. На смену цветущим деревьям пришла опадающая листва, а затем первый снег и заморозки.

Кейси не могла вспомнить, когда тетрадь с лекциями превратилась в непрекращаемую череду трех слов, написанных каждый раз иначе. Она повторяла эти слова, пока не кончалась страница, а затем вторая и третья, и последующие оставшиеся двадцать восемь.

Кевин Вэнделл Крамб. Кевин Вэнделл Крамб. Кевин Вэнделл Крамб. Кевин Вэнделл Крамб.

Кейси не находила ни единого объяснения своему поступку. Его имя врезалось в сознание крепче, чем собственное, и потеряй она память, то непременно бы запомнила лишь это. Словно молитву, обняв собственные колени, шептала Кук во время очередной панической атаки, настигающей время от времени в самом неподходящем месте.

Она больше не ходила на дни рождения, боялась спуска в метро, мужчин, кто со спины мог хоть на миг напомнить похитителя, а еще восторженных рассказов детей из автобусов о прогулке с семьей в зоопарк. И паприка. Черт подери, она возненавидела этот овощ, который попадался в глаза на полках в супермаркете, как очередная насмешка воспоминаний.

В годовщину (если это слово вообще можно назвать подходящим) Кейси дрожащей от напряжения рукой в ежемесячном пункте “хороших вещей” выводит раздражающие три слова.

«Кевин Вэнделл Крамб».

Через час в скобках напротив добавляются имена “Хедвиг”, “Патриция”, “Деннис”, “Барри”, “Джейд” и “Оруэлл”. Все они были частью одного человека, его сознанием, его глазами и руками.

Кейси дает себе обещание когда-нибудь снова посетить тот злополучный зоопарк, а еще обязательно сходить на день рождения своей однокурсницы или к тому времени уже сотрудницы с работы, а еще попробовать сэндвич с паприкой и не вздрагивать от чужих прикосновений и попыток противоположного пола познакомиться с ней. Даже если этот человек будет в очках и его голова будет гладко выбрита или того хуже, его будут звать Джоном.

Когда-нибудь она сожжет все те тетради, исписанные его именем, а еще, может быть, попробует скрывать тщательнее те уродливые рубцы на теле.

От неубедительности собственных обещаний, когда Кейси проговаривает их вслух заученной мантрой, хочется смеяться, и она хихикает, как дурочка, прикрывая рот рукой, пока смех не перестает в истерику, сменяющейся слезами.

Кого она обманывает?

Скелет сильной личности, выстроенной в собственной голове не без помощи психолога, рушится за неимением кальция в его костях. Кейси не будет железной леди, перечеркнувшей все жизненные неурядицы и начавшей всё с чистого листа. Возможно, до заточения это бы сработало, но не теперь.

Стены комнаты давят прессом, и, несмотря на поздний час, она выбегает из своего дома, предварительно хлопнув дверью. Кейси бежит так, словно за ней гонится зверь, дыша в затылок и наступая на пятки. Кровь в висках стучит, мышцы ног предательски заныли, а горло раздирало так, будто, остановившись, она выхаркала бы собственные легкие и была бы рада этому.

Она не боится того, что скрывается под покровом ночи, а еще духов мертвых и кладбищ. Теперь уже не боится. От могил Марши и Клэр, на которых одиноко покоились белые лилии, ноги сами ведут в противоположную сторону – сторону зоопарка.

Дыхание не пришло в норму, а панический страх подкатывал волнами, накрывая с головой, будто в шторм. Кейси сама не знала, откуда в ней все еще были силы на этот бег, пусть и не такой быстрый, как раньше.

В голове роем диких пчел мысли твердили, что эта идея не самая лучшая в её жизни, и кем бы ни был бывший работник зоопарка, то ума не вернуться в старое логово, в отличие от неё, ему бы хватило.

Кейси хочется верить, что сейчас она снова столкнется с ним, возможно, в прошлой камере пыток или где-то поблизости. Стоило признаться самой себе, что все это время она тайно надеялась на случайную встречу. Кук не просто так пошла на кладбище. Глупая человеческая сторона думала, что может обнаружить его там. Поиски лучше было бы возобновить с утра, но энтузиазм убавится за ночь, даже за пару часов, когда разум возьмет верх над эмоциями и сентиментальностью, отравляющей сознание.

Выброс адреналина в кровь и вера в то, что современная принцесса, уже выбравшаяся из башни, найдет своего зверя.

Людям нравится верить в сказки, особенно со счастливым концом.

Вот только мечты, как и сказки, не реальность, но Кейси давно не отличает одно от другого. Пусть лучше жить с розовыми очками на глазах, как когда-то Клэр, уверенная, что будет хитрее зверя и окажется снова дома, чем принять оглушающую обухом по голове реальность.

Что угодно, только не реальность.

Кейси забивается в дальний угол опустевшего зоопарка, как загнанное в клетке животное, содрогаясь от ночной прохлады. Здесь ей не страшно. Она будто бы вернулась домой спустя продолжительное отсутствие, только никто не встречает её, и лишь шум деревьев и беспокойное снование тигров, чьи клетки располагались неподалеку.

«Кевин Вэнделл Крамб».

Словно покачиваясь на волнах, она видела, как мелькают пейзажи перед глазами и купол деревьев сменился грубым гипсокартоном из воспоминаний. Это кошмар или луч солнца? На задворках здравого смысла, не пробудившегося ото сна, Кук решает записать это на листок, как только придет в себя.

Утро не встречало ее механическим звуком будильника, который она даже не завела перед сном, чтобы нормализовать свой биологический режим (очередной совет психолога). Не было и привычного шума улицы, солнечных лучей или голосов соседей-испанцев, бурно выясняющих отношения за стенкой. Кейси не открывает глаза, как только пробуждается. Ей нужно время, чтобы осознать, что она сейчас не на сырой земле и голова не прислонена к древесной коре, а воздух ничем не напоминает уличный или своеобразный воздух зоопарка, а больше схож с сыростью, исходящей от подвальных помещений, и хранит в себе нотки химических средств, используемых при уборке.

Она резко распахивает глаза, больно щипая себя за запястье, чтобы понять, что ей это не снится и это не приступ лунатизма, который развился за одну ночь. Это не её комната, и даже не каморка охранника и не палата для душевнобольных.

Возможно, Кейси переоценила умственные способности своего похитителя, или испорченное воображение переносит в такие реальные локации прошлого. Она несколько раз притронулась к каждому предмету, который был в комнате.

Лампа накаливания обожгла палец, отчего Кук рефлекторно отстранила руку. Боль не должна чувствоваться во сне (хотя бы физическая), стена была холодной, матрас кровати был еще нагрет человеческим теплом, а кафель ванной комнаты, как и раньше, сиял чистотой, словно в операционной. Обоняние и тактильное восприятие ей не изменяло, чего нельзя было сказать о зрительном.

Это же невозможно.

Замок больше не удерживал её, и ручка легко поддалась под напором, открывая дверь в длинный коридор, как и раньше. Она больше не пленница, скорее гостья, и, возможно, это не он, а другой охранник или новый монстр, ищущий теперь «чистых» дев.

Кейси застала его в помещении, громко называющемся кухней, в женской одежде. Он даже не посмотрел в ее сторону, когда она вошла и заняла место на табурете, скрестив руки в замке. Патриция, Джейд или кто-то еще?

Скорее Патриция, если судить по палантину на плечах. Она делала, как и когда-то, сэндвичи, и рядом лежала нарезанная аккуратными дольками паприка. Кажется, кто-то не изменяет себе ни в одежде, ни во вкусовых предпочтениях.

Кейси борется с желанием подойти ближе и прикоснуться, чтобы понять, что это не розыгрыш, но страх проснуться был выше. Инстинкт самосохранения, как и здравый смысл, был подавлен, как те личности Кевина, лишенные «света». Покашлять или обратиться вслух? Она судорожно перебирает варианты, заламывая пальцы.

Стоило лезвию ножа шумно опуститься на поверхность разделочной доски, Кейси встрепенулась, вскакивая с табурета и попутно цепляя его ногой. Патриция обернулась на шум, растягивая уголки губ в кривой улыбке.

– Я только сделала тебе завтрак и думала разбудить.

Голос, что сопутствовал во снах и так часто звучал в голове, вновь раздался эхом. Кейси лишь закивала в ответ, не зная, что ей нужно ответить в данной ситуации. Какого черта она вообще оказалась здесь снова?

«Но разве ты не этого хотела?» – шептало сознанием змеем, искусившим Еву когда-то.

Патриция что-то говорит о раннем пробуждении, ставя на стол тарелку с сэндвичем, и снова включает восточную музыку, которая должна способствовать правильному приему пищи и медитации.

Не совсем тактичный вопрос вертится на языке Кук, который она подавляет раз за разом, но все же дает слабину, резко хватая Патрицию за руку, стоило той лишь опустить кисти на поверхность стола. Мягкий кашемир джемпера, человеческое тепло и пульс. Он ей не снится.

– Что-то случилось? – Патриция произнесла это мягким тоном с характерной мимикой, присущей только ей.

– Ты настоящий, – быстро отвечает Кейси, поправляя себя. – Настоящая.

– Ну, конечно, я настоящая, – она усмехается. – Ты решила, что я приснилась тебе? Ешь.

Когда с завтраком было покончено, Патриция, разделяя пристрастия Денниса к чистоте и будучи гостеприимной хозяйкой, взяла на себя обязанность вымыть тарелку за гостьей, не задавая лишних вопросов.

– Как ваши дела? – наконец отозвалась Кейси, выделяя голосом «ваши».

Патриция улыбнулась себе под нос, убирая тарелку в сторону.

– О, все прекрасно. У всех всё хорошо.

Слова были насквозь пропитаны ложью и казались такими неестественно приторными, что на секунду Кук показалось, что она перепачкала руки чем-то липком, словно мед.

– Я могу поговорить с кем-то еще? – Кейси не нужно уточнять, что под «кем-то» она подразумевает остальные личности, а не другого человека.

– Разумеется, – она уходит, оставляя девушку одну за столом.

Долго сидеть на одном месте нет сил, тем более спиной к дверному проему, – это казалось не лучшей идеей, как и продолжительное нахождение здесь по доброй воле. И всё же Кейси не хотела уходить, а если и покинуть их, то непременно вернуться.

С кем она хотела еще поговорить? С настоящим Кевином, которого знала от силы меньше минуты? Или с девятилетним мальчиком Хедвигом, предупредившим о том, что у него красные носки? Барри или Оруэлл? Джейд? Она не знала остальных личностей, но в этом не было смысла, наверное, раз их подавили даже голоса в голове. Имена остальных почти не закрепились в сознании.

По её личным подсчетам, у него было достаточно времени, чтобы переодеться, и поэтому Кейси покинула помещение, стараясь двигаться тише, что присуще охотникам, выслеживающим дичь.

Дверь в комнату, в которой она проснулась, была приоткрыта, как и прежде, поэтому лучшим вариантом было вернуться и ждать появления кого-либо. Все-таки происходящее больше походило на странный сон, будто бы под наркозом.

Отрицание действительности уже вошло в привычку.

Матрас прогнулся под весом девушки, а пружины предательски скрипнули, нарушая тишину.

– Кейси! – шепелявый детский голос Хедвига разнесся из коридора, и буквально через мгновение он появился в комнате в своих красных носках и спортивной куртке, застегнутой лишь наполовину.

Он неряшливо плюхнулся на кровать рядом с ней, начиная без остановки говорить о ерунде, в спешке проглатывая окончания слов.

– Хедвиг, – она произносит это на одном дыхании, и, поддавшись эмоциям, обнимает его, как старого друга. Он же был её другом здесь, да?

Его руки неумело сжимают её плечи. Кейси вспоминает о том нелепом поцелуе, а еще о нарисованном окне в комнате и о бесчисленных игрушечных тиграх. Почему она вспомнила об этом только сейчас? Ответы уже тогда лежали на поверхности.

Он дёргается, разрывая их объятия и выпрямляя спину. Деннис. На лице выступила глубокая морщина между бровей, а взгляд снова серьёзен и непроницаем, будто бы он видел её насквозь. В очках он внушал больше страха, или же это теперь, когда Кейси, по словам зверя, не грозила смерть, всё приняло свои реальные формы. Ведь у страха глаза велики.

«Охотничья лихорадка?»

– Тебе что-то нужно? – немного официальным тоном произносит Деннис, сохраняя дистанцию.

Смущение, смешавшееся с ненужным чувством вины, заставляет Кейси опустить взгляд в пол, осматривая носы собственной потёртой обуви. Она всё еще не находила ответа на события прошедшей ночи, и происходящая неизвестность вновь устрашала, как раньше.

Как она может общаться с человеком, который рвал плоть Марши и Клэр?

Как она может общаться на равных с тем, кто оставил след зубов на её ноге?

Как она могла искать с ним встречи, если даже не может подобрать слов для самой себя?

За пару мгновений, проведенных вновь в оглушающей тишине, нарушаемой лишь её тяжёлым дыханием, молчание стало невыносимым и омерзение к самой себе возросло и, как струна, натянулось до предела.

Кейси заставила себя оторваться от собственных рассуждений, которые никогда не шли на ей пользу, и вернуть зрительный контакт.

«Взгляд – до взгляда».

Деннис все еще смотрел на неё, выжидающе и проницательно, уже зная, что она скажет банальную глупость, которую только смог придумать ее разум. Но Кейси превосходит его ожидания, заставляя Хедвига ликовать.

– Можно я тебя поцелую? – она спрашивает то, что всего год назад спрашивали у неё. – Ты не против?

Людям нравится верить в сказки, особенно со счастливым концом, где зло обязательно будет повержено добром в неравной схватке, а принц окажется заключенным в обличие зверя.

Кейси теперь тоже нравится верить в сказки, пусть даже в те, где её зверь облачен в прекрасного принца, а добро не существует вовсе.

========== II – О рыцарях, защищающих честь своей дамы ==========

Всегда кто-то смеётся, и над кем-то смеются. Это происходит каждый день, в каждой школе, в каждом американском городке, и даже, по-моему, во всём мире. Весь смысл взросления – научиться оставаться среди тех, кто смеётся.

– Прежде чем я упаду. Лорен Оливер.

Кейси не везло оставаться по ту сторону баррикад среди тех, кто смеётся и подшучивает над чужими неурядицами. В младшей школе оскорбления почти не ощущались, а скорее походили на какую-то детскую шалость. По крайней мере, в этом были убеждены школьные психологи, работающие с трудными детьми после занятий.

Когда был жив отец, она не думала об этой категории своих одноклассников, в отличие от остальных детей, науськиваемых родителями против плохих ребят и хулиганов, из-за которых потом рейтинги по уровню алкоголизма, наркомании и смертности неумолимо ползут вверх.

Переступив черту и оставшись впервые после занятий, Кейси не чувствовала издевательств в собственный адрес. Ничто не смогло бы сравниться с домашним насилием.

Однажды в старшей школе, в десятом классе, стало известно, что девочку из седьмого изнасиловали, и несколько полицейских во главе с психологом собрали добрую половину учащихся в актовом зале, рассказывая о жертвах насилия и его последствиях.

Сердобольные одноклассницы то и дело вздыхали, в ужасе прикрывая рот ладонью, будто бы подавляли в себе крик. Кейси казалось, что сейчас, находясь среди этих людей, самое время поднять руку и признаться в том, что она тоже жертва, но страх окутывал её, завязываясь морским узлом внутри. Нет, она не посмеет. Руки сомкнулись на шрамах, твердящих, что за это дядя должен отбывать наказание, как и любой насильник.

– Ты в порядке? – шепнула одна из девушек, заметив, что их и без того странная одноклассница выглядела так, будто вот-вот разревётся.

Кук лишь кивнула, выпрямившись, но не убирая ладони с рубцов. До начала обучения в университете всего несколько лет, и затем она начнёт новую страницу жизни. В средней школе на профориентации Кейси писала о мечте получить бакалавра по психологии и помочь тем, кто сталкивался с насилием. Ей казалось, что, лишь пережив это на собственной шкуре, можно понять своего собеседника и подобрать необходимые слова взамен банального «Всё будет хорошо».

Но теперь меньше всего хотелось слышать чужую боль и вообще думать о том, что кому-то может быть хуже нее. Кто выслушает её? Избалованный и обиженный ребенок кричал внутри неё, заглушая здравый смысл. Отец говорил всегда быть хорошей девочкой, не держа в своём сердце зла, и верить, что всё обязательно вернется обидчику, а самые близкие люди в жизни – наша семья.

«Как тебе такой исход событий, папа?»

Кейси не знала, куда вылить ушат собственных переживаний, разными голосами звучавшими в её сознании. В последние месяцы в старшей школе она стала отверженной, юродивой. На нее смотрели с жалостью, а родители Марши и Клэр прожигали взглядом.

«Нам жаль, что тебе выпало столько испытаний».

«Нам жаль, что это не ты умерла в подвале».

«Почему умерла наша дочь, а не ты?»

«Если бы ты умерла, никто бы не заметил».

Мечты о получении бакалавра психолога были стёрты из сознания, и на смену им пришли мысли о том, что не нужно получать образования вовсе. Её принимали в городской колледж Нью-Йорка, обещая стипендию на выбранном курсе. Бумажное письмо, когда-то служившее маяком в ночи и единственной надеждой на спасение, отправилось в урну, но уже спустя пять минут вернулось обратно в ящик стола.

Кейси прекрасно осознавала, что если сейчас пустит все по течению, то вряд ли вернётся в стены учебных заведений. Она уже не сможет перейти эту черту.

После того как отчий дом был продан, а деньги теперь принадлежали ей, она, несмотря на столь юный возраст, могла смело назвать себя хозяйкой собственной жизни. Маленькая комната с общей душевой в старом пансионе, который вот-вот будет лидировать в списках под снос, стала её последним пристанищем. Кук нравилось разное окружение, ведь теперь рядом с ней жила семейная пара беженцев из Испании, а этажом выше – милая старушка, за которой часто приезжали внуки, а ещё – виолончелистка в самом конце коридора, начинающая репетировать в десять утра каждого дня, за исключением воскресенья, когда она, как и многие жильцы, уходила в церковь.

Одним из главных преимуществ нового жилья был тот факт, что никто не знал её и не интересовался появлением нового лица. Лишь соседка снизу – вдова банкира явилась в первый же день, погрозив пальцем, что не потерпит громких звуков, как раньше.

С наступлением осеннего семестра в колледже, как и в школе, ситуация не улучшилась, разве что появилась единственная подруга из класса искусств, слывшая чёрной овцой на своем курсе. Элизабет и Кейси вместе посещали лекции по английской литературе и иногда прогуливались в центральном парке, почти не разговаривая.

Каждый имеет свой скелет в шкафу.

Кейси хранила свой секрет, назвав шрамы на теле “самоповреждением в подростковый период”, столкнувшись с непонимающим взглядом однокурсниц в раздевалке.

Никто не вспомнил её лицо, которое всего несколько месяцев назад мелькало в экстренных новостях, как и никто не помнил о человеке, держащем девушек в заточении. В крупном городе слишком много плохого происходит каждый день. Никому нет дела до событий полугодичной давности.

Спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

Кейси злилась на саму себя, не оправдывая надежд пятилетней давности. Она сторонилась ото всех, предпочитая шумные студенческие вечеринки ночным посиделкам в одиночестве, и замыкалась в себе снова и снова, игнорируя звонки из реабилитационного центра и плановое посещение психолога.

Апатия сменялась агрессией.

***

Всё изменилось с того момента, когда личности Кевина вновь появились в её жизни, как недостающая деталь пазла, которую она уже отчаялась найти, помогая ощутить себя цельной, но уязвимой, как и всегда. Кейси уже не казалось странным различать Патрицию, Хедвига, Джейд, Барри или Денниса.

Как она раньше могла думать, что это один человек?

Джейд, не умолкая твердила о диабете, Барри – о новых коллекциях, в то время как орда держалась в стороне. Кроме Хедвига, которого мало волновало происходящее и забавляло похищение света. Кейси несколько раз даже представляла глупые картины, в которых маленький мальчик бегал от взрослого мужчины по комнате, победоносно размахивая «светом».

Хедвиг был обречен остаться навсегда девятилетним ребенком. Непоседливым от природы, немного опечаленным собственными проступками, но искренне удивляющимся и радующимся самым банальным вещам, как отсутствие обеда, взамен которого был куплен хот-дог, или поглощение сахарной ваты в парке, сопровождаемое облизыванием сахара с пальцев, доводящее Денниса до белого каления.

Кейси завидовала этой беспечности, которой была лишена в свое время, но предпочла бы смерть возвращению в детство.

В пятницу ей повезло оказаться за столом с Джейд, которая с упоением рассматривала свежий выпуск глянца, заботливо принесённого Кук. Она часто приходила под конец недели, проводя свои выходные в компании человека с диссоциативным расстройством личности.

– Детка, думаю, тебе бы прекрасно подошел этот цвет, – сознанием завладел Барри, с видом знатока, переводивший взгляд с девушки с обложки на сидящую рядом Кейси, которую он считал своей натурщицей. – Какая прелесть эти маленькие пробники!

Снова Джейд.

С аккуратностью Денниса, она отлепила от страницы конвертик саше Диор, вертя его в руках. Оказалось, что у одной из личностей аллергия на любую парфюмерную воду, и наслаждаться ароматом предстояло одной Кейси.

“Тяжелый и сугубо женский. Отлично бы подошел Патриции.”

– Какая безвкусица! – вновь возмущается Барри, осматривая короткий топ на идеальной, по мнению Кук, девушке. Она вольна оголять любую часть тела, не пряча рубцы под широкими джинсами и несколькими рубашками. – Отказываюсь понимать, как это можно надеть и сфотографировать!

Его возмущению нет предела и, позабыв об инъекциях Джейд, он хватается за эскизы, любуясь собственными творениями.

– Твои работы намного лучше, – ободряюще произносит Кейси. Право говорить все чаще принадлежало двадцати трем личностям, чем ей. Никто не пытался заткнуть её или переговорить (кроме Хедвига), но привычка слушать закрепилась за долгие годы одиночества.

Барри щелкает пальцами, (ничуть не смущаясь того, что облачен в женскую одежду), будто бы его осенила какая-то блестящая идея, и принимается выбрасывать из коробки у стола несколько платьев, видимо, сшитых со скуки.

– Примерь-ка новый наряд, – он протягивает ей белое платье-футляр с иллюзией болеро и отбрасывает надоевшую рубашку в клетку в сторону. – Намного лучше!

Он восторжен и от переполняемых эмоций ощущает себя Пигмалионом*, создавшим из кости нечто прекрасное.

Взгляд Кейси скользит по низу живота в поисках шрамов, которые должны быть видны сквозь ткань. Должны, но не видны. Плотный неопрен будто был создан для неё.

С первыми холодами Патриция отдаёт одну из своих накидок, твердя, что юным леди несвойственно ходить в грубых, пусть и греющих свитерах. От синтетического палантина было мало толка, но когда ноябрьский ветер проникал даже в душные аудитории, Кейси нравилось утыкаться носом в него, ощущая знакомый запах.

Несмотря на то, что ни одна из личностей не пользовалась какой-то парфюмерией, каждая имела свой особенный запах. С закрытыми глазами Кук без особого труда смогла бы определить, какая из вещей принадлежит Джейд, а какая –Патриции.

– Забрала у своей бабули? – отпускает едкий комментарий Аманда – королева пчел на её курсе.

Через неделю она нарочито делает бросающуюся в глаза зацепку.

«Может, тогда ты избавишься от этой рухляди?»

«Ты скоро начнёшь пахнуть, как в доме престарелых».

С последнего комментария все присутствующие засмеялась, а Кейси задалась вопросом, откуда Аманда знает, как пахнут старики.

Патриция никак не реагирует на испорченную вещь, которая для неё в глубине души была одной из любимых. Барри продолжает заставлять её примерять новые платья, сшитые для его Галатеи*, а Джейд вновь жалуется на инъекции.

В пятницу Кейси впервые изменяет традиции проводить вечер в подвале за просмотром эскизов и соглашается остаться на ночь ради творческого проекта с Элизабет. Это отличалось от представления о ночных посиделках двух подруг, которое навязывалось подростковыми комедиями. Две девушки молча делали заметки, пересматривая фрагменты немого кино при помощи старого проектора и описывая чувства, переполняющие героев, опираясь на их мимику. Последним фильмом в коллекции Элизабет был «Пристани Нью-Йорка».**

После бессонной ночи (Кейси боялась закричать во сне) ранним субботним утром за чашкой кофе в ближайшем кафе дорожка ненавязчивых видеоклипов, служивших музыкальным сопровождением, прервалась экстренными новостями. Изуродованное тело студентки было найдено на берегу Гудзон.

«По следам увечий можно определить, что следы зубов принадлежат крупному животному».

Кейси кажется, что всем своим видом она выдаёт причастность к этому происшествию, несмотря на железное алиби в лице Элизабет.

– Думаю, что скоро нужно будет получить лицензию на оружие, – в шутку произносит та, мысленно сокрушаясь, что вернулась к чёрному неуместному юмору. – Койоты совсем обезумели.

«Личность убитой установлена – тело принадлежит студентке Нью-Йоркского колледжа Аманде…»

– Она, кажется, твоей однокурсницей была, да? – снова вставляет неуместную реплику Элизабет.

Дальше Кейси не слушает и, ссылаясь на головную боль после бессонной ночи, как можно быстрее пытается скрыться от чужих глаз. Ей кажется, что все подозревают её и упрекают за порочную связь с убийцей.

Он снова убил, хоть Барри обещал, что они будут сдерживать зверя, насколько хватит сил и существование двадцать четвертой личности никого не побеспокоит и никому не причинит вреда.

Соседи в пансионе обеспокоены, и на общей кухне не стихают разговоры о том, что власти не следят за безопасностью в городе, пуская все на самотёк.

Кейси запирается в ванной комнате, что-то крикнув о том, что пришла её очередь, и несколько минут обильно растирает тело щёткой. Она уверена, что вся покрыта грязью, а на лбу сияет клеймо жертвы. Белая чувствительная кожа покрывается алыми пятнами, старые шрамы зудят от очередного грубого прикосновения. Попытки продолжить сдирать с себя кожу прекращаются стуком в дверь от соседки, возмущающейся, что на её стенах уже выступил конденсат и всем хочется принять душ.

Кейси не затрудняет себя в выборе одежды и наспех расчесывает пальцами влажные волосы. Она намерена прекратить кровопролитие. Если зверь вновь завладел сознанием, то необходимо пристрелить его, хотя бы попытаться.

Зверь – это не Кевин и не одна из его личностей, которые были так добры к ней в последнее время.

Полиция, как сонная муха, слоняется по городу, даже не проверяя документы. Крупный город потрясен столь зверским убийством, и следователь уверен, что ко всему причастен тот же псих, что уже орудовал в Чикаго две недели назад. Провести параллели с убийствами почти двухлетней давности никому не пришло в голову, а те, кому и показалась эта версия рациональной, были не услышаны.

«Доверьтесь профессионалам. Скоро мы поймаем Чикагского Потрошителя, и дело с концом»

Патриция предусмотрительно вскипятила чайник, зная, что после утренних новостей следует ждать гостей, но уступила свою очередь во владении сознанием Деннису.

«Надеюсь, тебе есть, что сказать в свое оправдание», – укорительно раздался в голове голос Патриции.

«Наша первостепенная задача – защищать Кевина, а не девчонку», – вторили остальные личности.

Деннис напряженно потёр виски, стараясь унять мигрени, вызванные этим шумом. Он жалел, что не мог заглушить бесконечную беседу одним обезболивающим, как это было у остальных людей… Нормальных людей.

– Не обязательно убивать нечестивых дев, которые учатся со мной на одном курсе, – с порога скороговоркой произнесла Кейси, отбросив нормы приличия. Она повторяла эту фразу в голове всю дорогу, хоть первая вспышка гнева уже давно утихла. Нужно быть абсолютно бесстрашной или обезумевшей, чтобы бросать вызов тому, кто в несколько раз физически сильнее тебя.

– Она это заслужила, – он развернулся к ней на каблуках. – На тебя никто не выйдет.

Перед Кейси сейчас был Деннис, сложивший руки, разъеденные отбеливателем, на груди. Избавляться от испачканной одежды было неразумно, но если кровь не отстирать сразу, то позже это будет и вовсе невозможно. Дело совсем не в ОКР.

– Вы обещали, что зверь больше не убьет, – Кейси непреклонна и настроена решительно. – Почему нельзя было выследить кого-то другого?

– Она представляла угрозу, – Деннис жестом предлагает сесть (влияние Патриции, возмущенной тем, что он ведёт беседу, словно невежда).

Угрозу? Аманда, возможно, и была главной в улье глупых девушек, но жестокой и расчетливой её нельзя было назвать. Она не могла и не стала бы выслеживать Кейси, чтобы пожаловаться в полицию, заподозрив что-то неладное. Или могла?