Текст книги "Колебание сердца (СИ)"
Автор книги: Teyne
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
А?
Кит удивлён, он очень удивлён, и это неправда, Лэнс говорит неправду, не по такой причине к нему на кровать влезли, нет. Его удивление, казалось бы, отражается на лице, и синий паладин продолжает:
– Тебе будто снился страшный сон, так что я попробовал тебя разбудить, – проговаривал парень, всё ещё лёжа на кровати и пристально рассматривая Кита, который так же пристально осматривал и его. – Но тут такое дело, что ты не просыпался, а в итоге вообще только крепче в меня вцепился, так что…
– Мне не снятся сны, – Когане перебивает его, потому что Когане прав и это неправда.
– Но, по крайней мере, – не сдавался Лэнс, чуть привставая, – когда ты вцепился в меня, ты вроде бы успокоился, так что я остался вот так.
В комнате повисло тяжёлое молчание.
Кит не хотел развивать эту тему, тему своих страхов, родителей, потерь и одиночества, потому не собирался ничего выдавливать из себя в ответ. Он, встав с кровати, стал спокойно натягивать на себя одежду, и Лэнс будто бы понимает намёк, забрасывает эту тему и, потянувшись ещё раз, встаёт с кровати тоже.
Когане окончательно забывает тот странный разговор, ведь он теряет дар речи, глядя на это.
Ведь, когда Лэнс встал, то Кит увидел его, Лэнса, тело. Красный паладин начал материться в душе, потому что «чёрт побери тебя, Лэнс, какого просто чёрта ты спишь так?».
Как бы раньше Кит не замечал у МакКлейна склонностей к эксгибиционизму, он всегда по-нормальному спал в шортах и футболке, как и сам Кит. И вопрос: так почему этот наглый, тупой, бесячий и до невозможности невозможный шатен сейчас блистает своим оголённым и восхитительным торсом, нисколько не стесняясь?
Кит прицыкнул.
Нисколько не думал Лэнс о нежных чувствах неподготовленных к такому окружающих.
И так что да.
Теперь Лэнс стал спать в комнате Кита, нисколько не продолжая стесняться и далее и нисколько не думая о нежных окружающих снова же и далее.
И спать постоянно не просто в комнате Кита, а в кровати Кита, казалось ему как само собой разумеющееся.
Когане вроде бы не возражал, он ведь… Старался насладиться ситуацией и получить своё сполна от влюблённости Лэнса, верно?
Потому он привыкал и к этому.
Сначала были мелкие ласки по утрам. Из рода погладить щеку, положить руку на неё и долго не убирать, лаская, проводить пальцами по лицу, словно изучая.
Потом Лэнс стал разговаривать с ним по утрам. Именно что разговаривать, делиться своим. Он рассказывал о любимой семье, оставшейся на Земле, по которой так скучает, но к которой ему нельзя возвращаться, о которой всё равно так мечтает, но не может даже узнать об их судьбе.
Также он говорил о своей неуверенности. Когда Когане впервые услышал ту уничижающую себя речь о седьмом колесе, что Лэнс ничего не может, что он хуже всех них, Кит взорвался и был готов даже ударить парня, чтобы выбить из его головы ту дурь.
– Нет, Лэнс, ты никогда им не был и не будешь, замолчи, прошу, или я больше никогда тебя не поцелую.
– Хаха, как мило, Кит, – отсмеивался синий паладин, ни капли не веря Киту. Это было видно по его глазам, в которых тот привычный, его, именно его огонь больше не горел, а лишь угасал с каждым сказанным словом.
– Я серьёзно, забудь об этом, забудь и замолчи! – выпаливал Когане, тихо подпинывая МакКлейна, который так грустить об этом просто не должен был никогда. – Это самое последнее, о чём ты должен волноваться.
– О, ну, э, ну, спасибо, да.
– Нет, Лэнс, правда, – мягко шептал Кит, поворачивая к себе за лицо, которое Лэнс сконфуженно пытался отворачивать. – Ты лучше, чем ты думаешь. Гораздо лучше. Ты нас поддерживаешь, ты заставляешь сиять ярче и заставляешь верить в лучшее, когда, казалось бы, всё хуже некуда. Ты как солнце. Ты сильный, Лэнс. Сильный.
– Сильный из нас лишь ты, – буркал синий паладин, краснея и всё ещё пытаясь избежать того испытующего и проникающего взгляда Когане.
Макклейн тогда робко улыбался, мялся и лишь трепетно прижимался губами к костяшкам пальцев Когане, чувствуя ту теплоту и желая подарить в ответ её же, потому что его сердце пылало, внутри всё переворачивалось и сметалось от этих слов, без разницы правдой они являлись на самом деле или нет. Хотя Лэнс уже верил, что это была правда.
Он делился тем, как считал Корана чуть ли не за отца, Пидж, что ему уже как младшая и самая лучшая сестрёнка, а чудеснее Ханка никого на свете просто не может существовать. МакКлейн говорил, как уважал Широ, Аллуру, как на самом деле ими восхищался, несмотря на постоянные препирательства, и что они значили для него больше, чем они могут это увидеть за его поведением.
Лэнс просто разговаривал с ним о том, что любил, о том, что не любил.
В такие моменты Кит проникался Лэнсом, чувствовал, понимал, начинал понимать, потому что ему раскрывались. МакКлейн доверял ему своё. Личное.
Но в то же время всё было просто ужасно. Это неудобно, он не должен был это слышать, слушать. Будто Кит вторгается туда, куда никогда не должен был, в запретное. Это было тем, что принадлежало лишь Лэнсу, никому другому. И Когане он рассказывает всё лишь из-за навязанных зельем эмоций, не по своему желанию, сам он никогда бы не сказал ни единого из тех тёплых и откровенных слов, раскрывающих себя, саму суть себя.
Красный паладин чувствовал себя не в своей тарелке. Парень первое время думал, как же можно было избежать подобного. То первое время было слишком маленьким, потому что Кит банально не смог бы никогда оскорбить Лэнса, сказав тому «перестань».
Сказать «нет», когда МакКлейн так неловко начинал раскрывать ему душу? Когда так улыбался, вспоминая о своём? Когда нежно заглядывал в глаза, рассказывая и желая рассказывать о столь важном ему, именно ему?
Кит дурак, – считает Кит. Зачем эти отмазки, отговорки? Когане и сам банально не мог оторваться от такого увлечённого голоса Лэнса. Никогда бы не смог. И, в конце концов, ещё тогда, когда красный паладин сам впервые поцеловал его, Кит решил, что он будет наслаждаться.
Впитает из этой ситуации всё.
«Воспользуется».
Плевать, Кит.
Лэнс всё забудет.
А ведь это такие важные для Кита моменты, которые возможны только сейчас и только из-за такого глупого зелья, о которых он правда мечтал. Лэнсу же не будет от этого плохо? От того, что Когане воспользуется этим, воспользуется им.
Красного паладина уже тошнило от этой противоречивости.
Но, так или иначе, МакКлейн продолжал и не думал останавливаться открываться, потому что, казалось бы, и для него это было столь необходимой отдушиной. В конце концов, они здесь в компании всего шестерых гуманоидных живых существ да четырёх мышеподобных. Они здесь в постоянной стрессовой ситуации и в постоянно замкнутом космосе, отрезанные от остальных. Это душит, это давит, потому Лэнс хочет выговориться. Кит это понимает и принимает.
Пару раз он говорил с ним о нём самом, о Ките. Синий паладин говорил ему, что он правда невероятный, потрясающий, невероятно потрясающий, что Лэнс им правда восхищается и все те подколы и соревнования были направлены лишь на одно – чтобы приблизиться к нему, чтобы стать на хотя бы чуть ближе и хотя бы чуть лучше. Лэнс говорил, что Кит не одиночка, что он часть их семьи и что так считает каждый, как бы Кит сам не пытался отстраняться или прятаться, огрызаться или бояться близости. МакКлейн не очень понимал природу характера Когане или же какие слова помогли бы ему, но он пытался говорить хоть что-нибудь тёплое, хоть что-нибудь ласковое, то, что он хотел ему говорить.
Для красного паладина это было более чем важным. Более чем. Невероятно важным и невероятно правильным, и невероятно греющим душу. Когда Лэнс говорил, что он им всем важен, и что особенно Кит важен Лэнсу, внутри становилось просто невыносимо от услышанных слов.
МакКлейн снова признавался в любви так, так шептал, так ласкал, так пытался достучаться, что действительно ухало сердце от каждого сказанного слова.
Кит сломается.
Просто сломается, когда всё пропадёт, когда он останется один, без всего этого, лишь лелея воспоминания.
«...плевать».
Кит был уже готов на всё ради тех глаз.
====== Глава 11 ======
Кит держался. Кит терпел.
Но тоже начал открываться Лэнсу.
Это так глупо, – качал головой Когане.
Будто воображаемому другу.
Будто Лэнсу, который не Лэнс.
Будто Лэнсу, но идеальному, его Лэнсу.
Но Лэнсу.
Кит говорил спасибо за откровения МакКлейна, просто даже за глупый ничего не значащий рассказ о кошке, о тупом преподавателе, о любимой еде, о каком-то боссе из какой-то компьютерной игры, в которую тот играл ночами тайком от родителей. О море, о небе, о космосе, о том важном и о том неважном.
Кит говорил «спасибо, что делишься этим со мной», а Лэнс почти переставал смущаться от того, как на лицо Когане ложится то мягкое выражение, когда он шептал это ему. Однако МакКлейн не мог перестать смущаться после того, как лицо красного паладина становилось ещё до того более нежным, когда он говорил «спасибо» за то, что так важен Лэнсу.
Что Лэнс не считает Кита одиночкой.
Что Лэнс постоянно рядом.
Что Лэнс любит его так сильно.
Потому Кит говорит, что любит его так же сильно, и нет, ещё сильнее в ответ.
Про жизнь до Гарнизона ему тяжело было говорить, но Кит рассказывал, он хотел поделиться, хотел хоть что-то сказать на слова Лэнса, поделиться чем-то и для него, и для себя в том числе. Когане хотел разговаривать, хотел разговаривать об этом и разговаривать об этом именно с МакКлейном. О том, как важен Широ, он – свет; о матери, она – бросила; об отце, он – поддерживал; о той ветхой лачуге, которая была его домом, столь важным и единственным слишком долгое время. И он говорил, что сейчас его дом здесь и что Когане понимал это.
Кит мог.
Кит говорил об этом.
Он говорил о том, что жизнь в Гарнизоне была такой глупой, о боли после потери Широ, том сломе, тех решениях, которые и привели их всех сюда.
– Я никого не подпускаю к себе, это правда. И ведь правда, люди всё равно оттолкнут меня. Поэтому лучше, прежде чем они это сделают, оттолкну их я. Так… проще… так… легче.
Кит проговаривал это тихо, смотря на красиво покоящиеся свои пальцы в руке Лэнса, который напряжённо сжимал их.
– Поэтому спасибо тебе, – шептал на выдохе Когане.
Максимум того, что мог позволить себе Лэнс после такого, так только поцеловать Кита в лоб и прижать изо всех сил, нашёптывая слова любви и слова успокаивающие:
– Кит, мы тебя не оттолкнём…
– Я знаю.
– Кит, ни я, ни они никогда не думали об этом…
– Я знаю, просто…
– Ты сам сказал, что мы твоя семья. Верь в это.
Кит не мог ничего ответить Лэнсу на это. Его сердце замирало.
– Здесь твой дом, мы… твой дом. Мы любим тебя, Кит, – МакКлейн отстраняется, чтобы заглянуть в глаза ломающегося от той трогательности и от смысла тех слов Когане, который уже не имел ни малейшего понятия, кому и во что ему теперь верить. – И я люблю тебя, Кит, больше всех, больше всего… Верь в это.
Кит не отвечал ничего, когда чужие губы, утешая, снова прикасались к его лбу.
Вероятно, Ханк очень удивился, когда пришёл к Лэнсу позвать потусоваться, а в итоге увидел их обоих, выходящих из комнаты. И не вероятно, а точно удивился, так как парень, распахнув глаза и смотря на них, тяжело дышавших, поправлявших одежду и с припухшими губами, ретировался сразу же.
Вероятно, Широ и Аллура тоже удивились, хотя не подали за своей деловитостью особого виду, проходя действительно чисто случайно мимо комнаты Когане в то время, как чисто случайно Кит и Лэнс выходили оттуда, направляясь на тренировку.
И да, действительно всего лишь вероятно, потому что они вчетвером смогли нормально поддерживать разговор во время их пути. Широ даже не подёргивался нервно каждый раз, как Лэнс приобнимал Кита, а Аллура, как он лез с лёгкими поцелуями, которые Когане даже принимал. И да, они не смотрели, старались не смотреть на тот засос на шее красного паладина. Вот совсем ни капли.
Вероятно, Пидж не удивилась вообще ничуть, потому что она ещё в первые три дня просекла, в чём фишка, и просто припёрла Кита к стенке, вытребовав подробности, как особо интересующийся и волнующийся за судьбу Когане человек.
Когане продержался долго под таким напором. Правда. Он даже продержался больше дня, перед тем как всё же выложить значимую часть подробностей и провизжаться девушке как истеричка о том, как же всё это бьёт по его особо сейчас шаткому сердцу.
Как бы он тоже нежная душа, ясно?! И он имеет право выговориться, «так что, Пидж, заткнись и просто побудь моей жилеткой для нытья, у меня стресс на фоне того, что мы с МакКлейном буквально живём теперь вместе, так что да, заткнись ещё раз».
А Коран – всё ещё везучий старый алтеанец, потому что сразу понял, что от той комнаты на всякий случай стоит держаться подальше во избежание всяческого рода потрясений.
И то есть те несколько дней жилось действительно более или менее спокойно. Они привыкли к подобному, обжились, именно что жили сейчас и так – ложились спать вместе, ласкались до того, как лечь спать, как и тянулись друг к другу и после. Они просыпались вместе и ласкались снова, стремясь доставить и получить удовольствие. Парни приняли и эту новую часть их быта. Всё было в порядке.
Особо своеобразные проблемы для них начались тогда, когда с утра их обоих встретил стояк.
И не то чтобы, вероятно, здесь не было вины Лэнса за чуть более обильные ласки, чем обычно, вчерашним вечером. Просто голос Кита так мило звучал, и сам он так извивался, выгибался, когда синий паладин вылизывал его ушко, параллельно с этим мяв ягодицы, что МакКлейну было сложно устоять и не продолжить доводить Когане до исступления и дальше.
И не то чтобы здесь не было и вины самого Кита за как раз те его стоны и то, как он сам прижимался, провоцируя, а по окончании оставляя со жгучим желанием.
Кит знал. Да, знал.
Но когда очнулся в объятиях Лэнса нос к носу, широко распахнутые глаза к широко распахнутым глазам, и... стояк к стояку, то не знал он больше ничего. У него в буквальном смысле из-за столь близких объятий полувставший член прижимался к полувставшему члену Лэнса, чувствовалось своим возбуждением чужое возбуждение, и...
И руки МакКлейна всё ещё покоятся на талии Когане, и...
И что? Простите, что?
Кит попробовал шевельнуться, но в итоге издал лишь слишком громкий для той ситуации стон, ведь то трение в паху увеличилось, и по телу прошлась волна наслаждения.
И член требовал ещё.
Кит от испуга прикрыл рот ладонью, а Лэнс стиснул зубы и опустил взгляд вниз. Проблема. Вероятно, это проблема, но…
Но синий паладин шевельнулся ещё раз. Дыхание обоих резко стало тяжелее.
И ещё раз…
И в следующий раз двинулся уже и Кит.
Возбуждение закрывало глаза, и если в начале Когане частью затуманенного сознания осознавал, что «Кит, ты что творишь, ты трёшься членом о член Лэнса, немедленно прекрати», то сейчас мысли были лишь о том, как бы поскорее получить свою разрядку.
Кит и его чёртов затуманенный тестостероном мозг. А мозг Лэнса и подавно.
Синий паладин уже запустил руку в боксеры к красному, который, в свою очередь, и не думал даже сопротивляться. Когда МакКлейн высвободил столь просящий член Когане, Кит прижался лишь сильнее.
Чтобы как можно ближе.
Чтобы как можно жарче.
Чтобы как можно больше Лэнса.
Пожалуйста…
Кит поскуливал.
Ещё пара мгновений, и Лэнс высвобождает и свой член, и когда он прижимает его к Киту, Когане вцепляется зубами в плечо МакКлейна, поскуливая ещё громче. Тонкие пальцы сжимают плечи синего паладина до синяков.
Кит не видит, что происходит – но ему стыдно.
Но Кит ведь чувствует, что происходит – и ему стыдно ещё больше.
Но, чёрт, одновременно с этим Киту и так хорошо, что, когда их члены охватывает рука МакКлейна и затем следуют ритмичные толчки и трение, Когане забывает и про весь стыд к чертям.
Ведь, как и говорил Лэнс, – да, Кит слишком чувствительный, и да, для Кита это ново, и и да – он с Лэнсом.
Это трение усиливалось, становилось более хаотичным, Кит прижимался всё ближе, Лэнс сжимал руку всё сильнее, вместе с этим и томные вздохи на ухо становились всё громче.
Удовольствие нарастало до тех пор, пока МакКлейн резко не прекратил. Для немыслящего сейчас ни о чём адекватном Когане это было почти как ударом, и его разочарование так и засквозило в душе и на лице. Распахнув глаза и оторвавшись от прикуса плеча, парень загнанно взглядывает на Лэнса, потому что что? Что не так? Почему всё остановилось? Это было так хорошо, что не так? Почему ты остановился, Лэнс?
А Лэнс же привставал на постели и, спешно переворачивая Кита на спину, устраивался тому между ног. Красный паладин, пыхтя, просто рассматривал это действие с интересом в попытке понять, что и зачем то делается. И как МакКлейн пристроил своё возбуждение снова к возбуждению Когане и схватил их в кольцо пальцев, нависая, то Кит томно застонал от удовольствия снова и снова закрыл глаза, ведь…
Ведь а вот теперь одеяло слетело.
И Кит, сука, видел всё. До мельчайших подробностей.
Он видел широко расставленные в готовности его ноги, гордо стоящий свой член, напряжённый – МакКлейна, вздымающуюся его грудь, прожигающий возбуждённый взгляд, худощавые руки, сжимающие... Нет, Киту тяжело было представлять ту последнюю картинку. При представлении их членов, прижавшихся друг другу, и руки, обёрнутой вокруг них и дрочившей, в голове всё мутилось, хотя, казалось бы, больше уже мутиться и нечему.
Нет, если бы он открыл глаза, то в тот же момент позорно спустил бы на это зрелище. Нет, ни за что. Так что ему оставалось лишь стонать, выгибаться и тоже тереться, стараться приподниматься, стараться хоть что-то, чтобы помочь и себе, и МакКлейну.
Стало помогать ещё сложнее, когда вторая рука Лэнса опустилась на ягодицу Кита, чуть приподняв к себе за таз и сжав. Парень стал мять её и оглаживать, чем вызывал стоны Когане и отсюда.
Но Кит и сам охотно подставлялся под ту ласку.
Темп ускорялся. Ещё ускорялся. Они были всё на грани.
Возбуждение уже становилось невыносимым, и Кит, почувствовав, как рука Лэнса становится до безумия хаотичной, почувствовав ту сперму, попадающую на его живот, он открыл глаза, и... и как он и думал.
Когане готов был кончить лишь от одного этого зрелища.
Кит потянулся своей рукой вниз, чтобы закончить начатое, и стал додрачивать себе, цепляясь кончиками пальцев и за почти отошедшего уже МакКлейна. Его доводят до пика сочащиеся их члены, поджатый в напряжении живот Лэнса, те поддёрнутые плотно сомкнутые веки, его сморщенное до предела лицо, когда синий паладин достиг оргазма, а после и раскрытый в наслаждении рот.
Лицо Лэнса доводит его всего до сумасшествия.
Потом они смотрели друг на друга. Просто смотрели. Не прикрываясь и не отводя взглядов. Они смотрели, всё ещё не понимая, что только что произошло, всё ещё пребывая в плену той приятной неги.
Однако через пару мгновений глаза Кита резко расширились. Он испугался. Лэнс испугался в ответ уже на это, но это Когане не волнует, потому он немедля скидывает с себя Лэнса, пнув тому ногой вбок и отталкивая руками в грудь.
– Ки... – начал МакКлейн растеряно, он попытался приблизиться, прикоснуться к красному паладину. Он уже осторожно протягивал руку к плечу.
– УХОДИ!!!
Крик Кита выбивает из Лэнса всё, все желания и попытки, оставляя лишь животный испуг. Его прошибло будто током, он замер.
А Кит боялся.
– Уходи, уходи, уходи, уходи, – бормочет Когане, спешно натянув низ и буквально выталкивая МакКлейна из комнаты.
– А, э... я... – Лэнс порывается сказать что-то в ответ, разворачивается, смотрит из-за плеча, вглядывается с беспокойством.
– Уйди, просто уйди!..
Но Кит не даёт ничего.
Выпихнув синего паладина из комнаты, красный стал кидать вещи МакКлейна за дверь, чтобы побыстрее избавиться, чтобы можно было поскорее закрыть, спастись, спрятаться, отгородиться, не взирая ни на какие мольбы, непонимания, растерянности или озадаченности Лэнса.
И как только та дверь закрылась, Кит сползает по стене, медленно пряча лицо в ладонях.
О нет. Они не должны были этого делать.
Нет-нет, нет…
Только не это.
Кит тихо всхлипнул.
Апогей неправильности достигнут. А вот того, что только что было, он никогда не забудет.
И бля, это ужасно. Теперь Кит до жути хочет, чтобы Лэнс ему вставил.
Что бы Лэнс ни захотел, Кит ему это позволит. Плевать на мораль, на правильность. Его сердце и мозг давно уже ему не принадлежали, а после такого – тем более.
Телу плевать на чувства Кита.
Это он понял и сегодня.
Кит всхлипнул от безысходности ещё раз.
====== Глава 12 ======
На опасения и дёргания Лэнса, Кит всё равно весь день вёл себя нормально. То есть от слова совсем нормально. Он сел рядом на завтраке под кидающего опасливые взгляды МакКлейна, ровно так же спокойно шёл рука об руку по коридору, и всё остальное по плану.
Лэнс чуть успокоился лишь тогда, когда Кит даже позволил ему лечь рядом с ним в кровати.
И как обычно позаигрывать.
И поприставать.
Кит позволял.
Лэнс не очень понимал, как ему толковать ту утреннюю истерику Кита, но не рисковал спрашивать. У МакКлейна уже успела разрушиться перед той резко закрывшейся дверью чуть ли не вся жизнь, ведь он ошибся, ошибся, ошибся, Кит кричал, Кит был зол, отрицал, он его выгнал.
Синий паладин боялся, что его возненавидели.
Он успел испугаться, что за распущенные руки или ещё что он мог потерять расположение Кита. Из-за того, что он переборщил и что он такой идиот.
Потому рисковать – было последним, чего сейчас хотел Лэнс, и потому больше таким образом он не лез к Киту.
Сам же Кит на это судорожно вздыхал со странным облегчением... и примесью огорчения.
Долгое время Лэнс сильно не лез. В смысле парень лез лишь с поцелуями, и то с лёгкими, плавными, спокойными, лишь с целью показать, что он любит, показать ту свою заботу, признательность. Как только неосознанно Когане или сам МакКлейн углубляли поцелуй, то синий паладин разрывал поцелуй, в спешке отстраняясь.
Он больше не лез под футболку, оглаживая торс, пощипывая соски или проводя кончиками пальцев по спине. Не лез МакКлейн тем более и под нижнюю часть одежды, прижимая за ягодицы или тем более пытаясь снова ласкать член.
А Кита теперь трясло – ведь какого черта, когда ему так надо, когда привык, когда было так необходимо, когда сейчас просто нужно, и, чёрт, что с тобой, Лэнс.
Красный паладин сам себя не понимал с такими чувствами и желаниями. Продолжал не понимать Когане меньше, чем ожидал, потому как в итоге в тот же день столь непонравившихся ему изменений он сам завалил на кровати Лэнса. Он прижимал, нависал и не позволял сбежать МакКлейну, который пока не понимал, как ему реагировать на подобную инициативу.
Кит зло фыркнул и склонился ещё ниже, пока не прижался губами вплотную к коже на шее, чтобы с силой прикусить её.
Лэнс в ответ на это зашипел, так как укусил Когане действительно с силой и неожиданно. По телу продолжали раздаваться неприятные волны боли, однако щемящие ощущения быстро прекратились, потому что Кит в следующее мгновение начал целовать её, нежно ласкать языком, зализывая. Так как красный паладин правда редко проявлял инициативу, то Когане снова было стыдно, страшно, непонятно и в голове всё мутилось.
У МакКлейна, вероятно, мутилось лишь на чуточку меньше, но всё равно мутилось, потому как он всё ещё не понимал, как классифицировать нынешнее поведение столь непредсказуемого для него объекта. Лэнс поворачивает голову, искоса посматривает на лицо Кита, и всё разом становится на свои места.
Потому что он видит взгляд Когане, и всё становится на свои места окончательно.
Кит его не ненавидит. Кит не ненавидит это.
Это осознание радостью забилось в груди МакКлейна, и он, будто на пробу, боясь, осторожно приобнимает Когане, чуть притягивая за талию. Осознание забилось ещё быстрее и ещё ярче, ведь Кит в ответ на это довольно почти что мурлыкает. На лице Лэнса расползается улыбка, и он утыкается ей в плечо напротив.
МакКлейн ни капельки не расстраивается, когда красный паладин, ещё чуть потеревшись носом о его ключицы, отстраняется, сползает с него и плюхается рядом на кровать.
Никто не говорит ни слова. Кит не может, потому что то смущение никуда не пропало, а Лэнс – потому что всё понимает.
И таки МакКлейн понял действительно всё, что пытался донести до него Кит, потому приставания возобновились с новой силой.
Снова те поцелуи стали глубже и дольше, ещё глубже и ещё дольше. Он прижимал в коридорах, лапал за бёдра там, также ещё больше соприкасался в столовой всем, чем только можно.
А в остальное время Лэнс и не думал разрывать рук. Не думал в ответ разрывать их и Кит.
Сидя во львах, МакКлейн просил не прекращать трансляцию ни на миг, чтобы она была постоянной. Он хотел и видеть Кита постоянно.
Кит позволял и это.
Также они слишком жарко стали драться на тренировках. Как пара заходила на совместный спарринг, то остальные немедленно уходили.
Их парная тренировка действительно и на самом деле была слишком жуткой для окружающих.
Ханк, краснея от всего, сваливал быстро, Аллуру оттаскивал пытающийся откашляться Широ, Пидж говорила что-то вроде «фээээ» и смотрела дольше всех, хотя и её утягивал за собой Широ в итоге тоже. А Коран – просто Коран. Коран на тренировках и не был тех. Ему без разницы, и он просто как обычно везучий старый алтеанец.
Оставшиеся же Кит и Лэнс потом со всей яростью отражали удары друг друга и улыбались так, будто это самое лучшее занятие на свете – драть друг другу и роботам глотки. Спина к спине, лицо к лицу.
Очень сильно увлёкшись и повалившись на пол, парни могли припасть друг к другу в поцелуе, который всегда медленно или же быстро переходил в нечто большее. Следовали оглаживания бёдер, груди, они тянули друг друга за волосы, вылизывали шеи, подгибали под себя за ягодицы, и...
И да. Именно поэтому, как только в спарринг вступали эти двое, остальные очень быстро ретировались. Им хватало и пары раз лицезреть подобное, чтобы научиться на собственном опыте. И ведь во взаимные ласки драки у парней теперь переходили ровным счётом каждый раз, так что нет, увольте точно.
И далеко не скоро, а лишь почувствовав, что ещё чуть-чуть и опасного возбуждения не избежать, Кит и Лэнс отлипали друг от друга, краем сознания понимая, что не место, не для такого, когда которое перерастает в слишком опасное.
Пока они умудрялись отлипать. Едва вставшие члены после такого всё равно давали о себе знать, но в целом пока всё было в порядке.
Как истинный джентельмен пару раз Лэнс всё же устроил Киту настоящее свидание в космическом молле. Ну, как свидание – их послали за материалами, а в итоге за имением в данный момент кучи свободного времени они всё же валяли дурака, слоняясь и переигрываясь. Космический молл не равно замок, в котором они находятся постоянно, потому было в нём определённо интереснее и веселее. Экскурсия по торговому центру верхом на Калтенекере, побег от Варкона, исследование мистических лавок и взрыв мозга продавцу оружия особенно впечатлили Когане.
Пусть тогда они всё же добыли нужные компоненты Корану, но почему-то в третий раз с ними послали Пидж и Широ. В этот раз наедине побыть у них не вышло, и если Лэнса ещё отправили с Гандерсон на другой конец космического молла, и Кит был уверен, что ему никакой промывки мозгов не светит, то за себя он уже так не ручался бы.
И да, когда они расплатились за оборудование, на обратном пути Широ нахмурился и действительно начал тот разговор.
– Кит, ты точно не заиграешься во всё это? – волновался Широ.
– Я уже погряз в этом говне по уши, Широ, – отвечал Кит, устало вздыхая. – Ты спрашиваешь слишком поздно.
– Просто... – Такаши проговорил тихо и в утешающем жесте положил руку ему на плечо. – Просто постарайся не сделать этим больно и себе.
Широ заботился, Кит чувствовал это, и потому Кит лишь отвернулся.
– Я уже сказал, – твёрдо отчеканил красный паладин и стал отходить от лидера. – С этим уже тоже слишком поздно…
Рука на плече спадала, а Когане не обращал на это никакого внимания, потому что он не хотел развивать эту тему.
Потому что он и так всё понимал.
Кит понимал, потому Кит наплевал.
Парни стали позволять себе большее и наедине. Конечно, и наедине особенно. Становилось всё больше неконтролируемых прикосновений, ещё больше близости.
Тот случай с утренней оплошностью повторился, и снова они потеряли голову. В этот раз Кит не выгонял за дверь испугавшегося, дрожавшего и шептавшего извинения, мольбы Лэнса, а лишь обнял покрепче в послеоргазменном помутнении, продолжая нежиться и заставляя нежиться и МакКлейна.
Так что, что логично, потом это повторилось снова.
И снова. И ещё раз снова.
Потом они перестали использовать утреннюю проблему как предлог. Лэнс тёрся, ласкался, дрочил и целовал почти всего его и почти везде и утром, и днём, и вечером, всегда, когда просто можно было.
И Кит позволял.
Позволял почти всё.
Единственное – когда член Лэнса проходил будто случайно по ложбинке, Кит напрягался.
Но Кит почти сдавался. Был почти готов позволить и это.
Пусть это и разрушит всё.
«Плевать».
Его любили.
Его так любили, что Кит просто не мог подобного выдержать. Его никогда так не любили. Плевать, что это неправда, и плевать, что Широ прав и Кит заигрался.
Просто плевать.
Ему просто захотелось почувствовать себя любимым.
Потому ему просто плевать.
Кит слишком редко лежал вечером в постели один, а, вернее – теперь практически никогда.
Лэнс же хотел везде быть с ним? В постели – естественно, засыпать рядом – как само собой разумеющееся. Так что, если Когане лежал в кровати один, МакКлейн определённо не хотел этого. Этого случайно косвенно тогда захотела Аллура.
Следующая миссия планировалась на планете, преимущественную часть которой занимала вода и форт галра на которой тоже находился под водой, соответственно потому дополнительно проинструктировать Лэнса, учитывая особенности его льва, принцесса посчитала просто необходимым.
Что было просто невероятной несправедливостью в той ситуации, так это то, что коммуникатор запиликал именно в тот момент, когда МакКлейн почти довёл до разрядки себя и Кита во время трения своего члена о внутреннюю сторону скрещенных бёдер Когане.
Какое упущение, – выдохнули вымученно оба.
Однако Аллуре не стоило перечить, и их забавы – это лишь их забавы, – понимали снова оба.
Так что Лэнс спешно привёл себя в порядок, поцеловал на прощание в лоб и ушёл.
А Кит ждал. Парень постукивал пальцами по перине кровати, по своей руке, потом по стене, понимая, что он больше не может засыпать без того шатена. То тепло тела, размеренное дыхание и сладко улыбающееся лицо стало настолько привычным, что Когане даже и не пытается уснуть. Он просто дождётся Лэнса, чтобы снова его увидеть и продлить тот миг.
