Текст книги "Тяжела и неказиста... (СИ)"

Автор книги: Terra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

– Интересно, что я упустил в твоём воспитании. Может, драть тебя надо было больше?

Я молчал. Отец встал и начал шарить по кухонным шкафам, видимо, искал заначку. Мать совсем не переносила запаха табака в доме, поэтому курили мы с отцом, когда придётся и где придётся. Я-то знал, что он иногда покуривает на кухне в открытую форточку, но и то было в основном только после семейных ссор. Наконец, заветная пачка Мальборо была выужена из пустой металлической банки с надписью: «Макароны».

Я прокашлялся:

– Макаронинкой не угостишь?

– Значит, мой сын не только гей, но ещё и курящий гей, – констатировал отец.

– Я бы сказал: иногда курящий бисексуал.

Отца передёрнуло, но он всё-таки дал мне сигарету, и мы молча закурили.

– Ты уже до этого с мужиками…

– Нет, – поспешно сказал я, – до этого я почти полтора года встречался с девушкой.

– Значит, ещё не всё потеряно? – саркастично хмыкнул он.

– Не всё, – спокойно согласился я.

– Вот дать бы тебе по башке, авось, мозги бы обратно и вправились.

– Ну уж, извини, я, правда, не хотел, чтобы так всё получилось, – честно признался я, потерев лицо руками.

Отец поднялся и затушил сигарету:

– Ладно, идиотом я тебя никогда не считал, и я надеюсь, ты всё прекрасно понимаешь, сколько ещё всякой херни тебя ждёт.

Я угрюмо кивнул.

– Однако сейчас я могу списать всё на твой возраст: неподчинение, желание испытать новые впечатления, но в будущем я жду от тебя нормальной семьи и внуков. Ты меня понял, я надеюсь.

– Более чем, отец.

Он забрал у меня окурок и вместе с пеплом выкинул их в форточку.

– Да, и снеси сегодня бабушке лекарства, а то я уже не успеваю, мне нужно в мастерскую…

– А мама…

– Не трогай мать, пусть…, – он стушевался, – не знаю…просто не тревожь её сегодня.

– Понял, не дурак, – я взял с холодильника деньги и быстро умотал из дома.

***

Я шёл по уже знакомому двору, в центре которого на специальной площадке играли дети. Одну из девочек я узнал и весело крикнул:

– Аня, привет! – махнув при этом рукой.

Сестра Артёма сначала непонимающе нахмурилась, но увидев меня с горки, улыбаясь, махнула рукой и съехала вниз, прямо в руки брату.

Я подошёл к ним:

– Здорово!

Артём кивнул, отряхивая платье сестры.

– Ты прямо как молодой папаша смотришься, – наблюдая за ними, обронил я.

– А что делать… – он лишь пожал плечами, – ладно, Нют, иди пока одна погуляй.

Девочка кивнула и побежала к остальным детям, которые играли в мяч.

– Ну, как дела-то?

– Пока не родила, как рожу так скажу, – безэмоционально сказал Артём, внимательно наблюдая за своей сестрой.

– Боюсь, что тебе это не грозит, друг, – я улыбнулся и хлопнул его по плечу, стараясь хоть как-то приободрить Тёмыча, а то его сегодняшнее заторможенное состояние мне совсем не нравилось.

– Знаешь, – он резко развернулся в мою сторону, – как-то всё подзаебало…

– Я это уже понял, – хмыкнул я, – и что же с тобой приключилось?

– Да фигня всякая, на самом деле это даже внимания не стоит, – Артём лишь отмахнулся.

– Если ты так из-за этого расстроился, то определённо стоит, – настоял я, – ну давай уже, не тяни!

Артём скривил страдальческое личико и нехотя сказал:

– Я вчера видел Кристинку с каким-то мужиком левым…

Я не выдержал и рассмеялся:

– Не, ну а чего ты хотел, брат, чтобы она до старости ждала, когда ты, наконец, разродишься и предложишь ей хотя бы погулять?

– Нет, ну это-то понятно, она девка красивая и так далее…. но не могу, бесит меня это всё. Я уже два года даже и не старался завести отношения, а тут маленько всё как снег на голову свалилось, – раздосадовано закончил он.

– Ты, конечно, смотри сам, просто боюсь, пока ты думаешь и разбираешься в себе, Криса окончательно уведут…

– Чёрт! Вот я и говорю, что это бесит… – он ударил кулаком в ладонь.

– Ну, так рожай скорее! – с энтузиазмом сказал я и засмеялся.

– Эх, то сначала говоришь, что мне это вообще не грозит, а теперь буквально заставляешь меня это делать. Где же твоя последовательность? – Артём притворно осуждающе покачал головой.

– Ну, дык, я ж не знал, что тут такой запущенный случай. Ладно, пора мне, я вообще-то по делам шёл. А ты мне пообещай, что если ты вдруг решишься на этот, безусловно, отчаянный шаг, то обязательно мне об этом сообщишь.

– Хорошо, если я рожу, то обязательно тебе скажу, – нараспев сказал он и тоже засмеялся.

Я ещё раз хлопнул его по плечу, многозначительно пошевелил бровями и практически как призрак на крыльях ночи (на мне была чёрная ветровка и чёрные джинсы) понёсся к бабушке относить очередную порцию лекарств.

***

Не сказать, конечно, что я любил дачу, но в этот раз меня туда сослали в принудительно-добровольном порядке в качестве воспитательных мер. Конечно, я мог упереться рогами в дверь (не то чтобы они у меня были!) и сказать, что никуда не поеду, и родители, скорее всего, не стали бы тащить меня туда силком. Но после того разговора мать с отцом почти не общались между собой, и мне хотелось как-то их растормошить…попытаться склеить крупные осколки, пока они не превратились в мелкие частицы и окончательно не растерялись…

Я лениво перекапывал землю, лопата вонзалась в почву, словно острый нож в масло, поэтому особых трудностей у меня не возникало. Тем более, с некоторых пор я любил однотипную, монотонную работу: руки сами что-то делают на автомате, а сам о своём думаешь, да и время так быстрее проходит. Но всё же шум двигателя я услышал. В нескольких метрах от меня кралась машина, мягко очерчивая все изгибы деревенской дороги. Через несколько секунд она остановилась, и из неё вышли те, кого я совсем не ожидал увидеть здесь: Саня, Катя, а последним, предварительно заглушив двигатель и поставив сигналку, вышел Александров. Я хорошенько воткнул лопату в землю и по инерции отряхнул руки, забыв, что они в садовых перчатках. Отец, до этого копошащийся в теплице, выглянул, сжимая в руке тяпку.

– Это к тебе? – поинтересовался он.

– Ага, одногруппники, – я словно очнулся и пошёл им на встречу.

Саня подал мне руку:

– Здорово!

– Ага, – я растеряно снял перчатку и ответил на рукопожатие.

Александров просто кивнул, а Катя промолчала, она отчего-то застеснялась, пытаясь спрятаться за Серёгиным плечом, да и в глаза мне не смотрела. Мне как-то захотелось вновь наладить с ней контакт, да и просто разрядить обстановку, правда, я не знал, как это сделать, поэтому ляпнул:

– Осторожно, Кать, а то у Александрова привычка всех лиц женского пола, появляющихся ему на глаза, делать своими девушками.

Катя хихикнула, закрывая рот ладошкой, а Александров закатил глаза.

– Так это твой…эмм…, – отец поморщился, – тот с кем ты встречаешься?

– Да, я его парень, – спокойно подтвердил Александров.

А Саня хрипло рассмеялся:

– Всех лиц женского пола, говоришь?

Тут надо мной уже все поржали, даже отец едва заметно улыбнулся.

Я лишь фыркнул, скрестив руки на груди:

– Смеётся тот, кто смеётся последним.

Александров, видимо, почувствовал, что все расслабились, и решил надо мной поиздеваться:

– Костюнчик, ты же разрешишь теперь называть тебя Костюнчиком?

– Только через мой труп, – оскалился я.

Отец неожиданно тихо произнёс, гримаса исказила его лицо:

– Его мать в молодости такой же была: язвила, издевалась надо мной, а потом и вовсе…

– Вовсе что? – встрял я.

– А причём здесь вообще моя мама? – насторожился Александров.

Мой отец лишь медленно покачал головой, было чувство, будто он и так сказал больше, чем собирался. Тут, наконец, и моя мама подошла:

– О, у нас гости! Здравствуйте! Так…мальчишек я знаю, а вот что эта за юная леди?

– Это моя будущая жена – Катя, – важно заметил Саня.

А мне тут же подумалось, что при желании я мог бы быть сейчас на месте Санька, только вот сожаления по поводу того, что я не был на его месте, у меня не было.

– Что? – удивился Александров.

– Мы вчера подали заявление, – скромно сказала Катя.

Тут мама прокашлялась:

– Сергей, вы не составите мне компанию, в доме надо печку разжечь.

– Конечно, Елена Эдуардовна, всегда рад вам помочь, – незамедлительно сказал он, мама кивнула, и они ушли.

– Ну и что это вообще такое? – я обратился к Сане.

– Ничего, всего лишь знакомство с родителями, а ты не заметил? – Саня снова заржал и сквозь смех добавил, – извини, я ещё, видимо, не пришёл в себя…

Я закатил глаза и с силой ударил его рукой по спине:

– А теперь пришёл? А то, если чё, у меня лопата есть, могу ей треснуть для профилактики.

– Ладно, всё, Кость, прекрати, я не ссориться вновь с тобой приехал. Просто я очень удивлён, не ожидал от тебя такого…

Я лишь покачал головой, а Катя добавила:

– Не злись на него, мы все немного сейчас не в себе, и ещё, Кость, я очень надеюсь, что ты не держишь на меня больше зла.

– Катюш, ну что ты такое говоришь, это ты меня прости, за всё прости, – мне действительно было перед ней очень стыдно за своё поведение.

Катя кивнула и обняла меня, я закрыл глаза, прижимая её к себе и вдыхая запах таких знакомых духов.

Отец хмыкнул, всё это время он наблюдал молча и снова вернулся в теплицу.

Тут и Александров подошёл:

– Ай-яй-яй, Костюнчик, стоит тебя на пять минут оставить одного, и ты уже начинаешь обниматься с чужими девушками, – Александров притворно осуждающе покачал головой, Саня усмехнулся и обнял Катю за талию.

А я молча снял перчатки (беленькие такие в синюю пупырышку) и направился в сторону домика, процедив себе под нос:

– Спокойствие, Костя, только спокойствие!

***

Мы сидели с Саней в летней кухне. Катя и мама накрывали дома на стол, а Александров куда-то умотал.

– И всё-таки я не врублюсь, как так получилось? – в очередной раз поинтересовался мой друг.

– Слушай, Сань, может, харе уже сто раз одни и те же сопли пережевывать, – устало отметил я.

– Просто за тобой раньше таких наклонностей не наблюдалось. Я думал, ты, как всегда, втюрился в какую-нибудь плоскогрудую красотку модельной внешности ростом под метр восемьдесят.

– Ну а чем тебе Александров не плоскогрудая красотка? – флегматично отметил я.

– Ну да, плоскогрудая, так это точно…а то, что у этой красотки причиндалы другие, тебя не смущает?

– Какая теперь уже разница! – не выдержал я. – Я вообще не думал, что у нас до этого дойдёт…

– Да ты вообще, я чувствую, не думал… – пробурчал Саня, – трахаться с мужиком, да, блять, где ж это видано?

Я останавливающе поднял руку:

– Всё, умолкни. Хватит, может, меня уже осуждать!

Тут на кухню зашёл Александров:

– Н-да, еле-еле тут, у вас, толчок нашёл.

– Угу, правда, тут толчок под каждым кустом, – сам себе под нос пробурчал я, а затем громче добавил, – зачем сгоношил Саню с Катей?

– Ну уж, прости, я не знал, где находится твоя дача, – а затем хитро добавил, – а что, ты не рад своим друзьям?

Я промолчал, а Саня поинтересовался:

– Серёг, есть закурить?

– Бросил, – коротко ответил он, не сводя с меня цепкого взгляда, ууу…как репей-липучка, – Скворецкий, не веди себя как ребёнок, в конце-то концов…

Я лишь устало покачал головой:

– Ладно, идёмте есть…

***

Мы сидели за столом, в основном разговаривали отец с Александровым. Папаня интересовался, как они жили после нашего отъезда с гарнизона, спрашивал про Лизу и Людмилу Михайловну. Александров рассказывал охотно, не упуская даже мелких деталей – рассказчик, как оказалось, из него был неплохой. Маме явно не нравилось, что отец так интересовался чужой семьёй, но она молчала, делая вид, что всё в порядке. Вообще мать всегда любила уходить от проблем, не решая их, а лишь откладывая в большой пыльный ящик. Жила в каком-то своём иллюзорном мире, замыкаясь в себе, если ей что-то не нравилось. Я думаю, даже новость о моей личной жизни внешне она восприняла легко, но внутренне она наверняка очень переживала, и мне просто-напросто было стыдно и за себя и за отца. Мы совсем не жалели матери, а она страдала и молчала.

Тут отец отодвинул стул и заглянул в окно:

– Поздно уже, оставайтесь у нас, места всем хватит. А завтра с утра поедете.

– Спасибо, мы так и поступим, – Александров кивнул.

***

Я вышел во двор, было уже темно. С окна лился свет, едва освещая цветущую калину.

Тут послышалось щёлканье зажигалки и гнусавое пение:

– Ой, цветёт калина в поле у ручья, парня молодого полюбил же я… – из темноты вышел Саня.

– Хватит уже ёрничать, – ох как кулаки чесались, но я сдерживался.

– Ладно-ладно, извини, – он затянулся.

– Где сигареты достал? – я прищурился, глаза ещё не привыкли к темноте.

– Отец твой заначкой поделился.

– Больше нет?

Саня засуетился и достал из кармана помятую сигаретку:

– Всё, что есть.

– Давай, – я забрал сигарету и прикурил.

– Слышь…– через несколько минут молчания отозвался Саня.

– Ну? – безразлично протянул я, ёжась и смотря на звёзды.

– Знаешь,– медленно, будто подбирая слова, сказал он, – раньше ты был другим: весёлым, открытым, я всегда знал, как ты поступишь и что у тебя на уме, знал, какие девушки тебе нравятся. Но как только ты связался с этим Александровым, я перестал тебя понимать, и, честно, мне больно видеть, как ты калечишь свою жизнь, – он сострадательно хлопнул меня по плечу.

Я же повёл плечом, скидывая его руку:

– И к чему ты ведёшь?

Саня тяжело вздохнул и снова замолчал. Я же прекрасно понимал к чему всё идёт, но, возможно, где-то в глубине души ещё надеялся.

– Честно, я не знаю…не знаю…я…прости, – он говорил так, будто губы его плохо слушались, – это всё отвратительно.

Я сглотнул и закрыл глаза. Тут хлопнула входная дверь, и из темноты послышалось:

– Пацаны, вы тут?

Саня прокашлялся:

– Ладно, пошёл я спать, нам с Катюхой уже постелили.

Серёга подошёл к нам:

– Иди-иди, она тебя уже потеряла.

Саня кивнул, выкинул окурок и ушёл в дом.

– Сам не курю и тебе не советую, – Александров тут же выхватил у меня сигарету изо рта и выкинул вон.

– Если у тебя ломка, то я не виноват, – грубо ответил я, в голове до сих пор не укладывались слова Сани.

Александров это, видимо, понял:

– О чём говорили с Евгеньевым?

– О том, чего больше нет, – и я уже было направился к дому, но Александров меня остановил.

– Подожди, как дела-то хоть?

– Нормально, – ровно ответил я. – А у тебя?

– Квартиру снимаю, с отцом по-прежнему не общаюсь.

– Хуёво, – я вздохнул и зашёл в дом, сил разговаривать больше не было.

***

Было тихо, за исключением попискивания летучих мышей, которые летали на улице. Мы лежали с Александровым на веранде, на пружинистых кроватях, которые от каждого движения протяжно скрипели. За тонкой, картонной стенкой спали родители, и, честно говоря, я даже пошевелиться боялся лишний раз. Александров же закутался в клетчатое верблюжье одеяло по самый нос и молчал уже несколько минут.

– Холодно, – наконец сказал он.

– Возьми там, на стуле, ещё одно одеяло лежит, – шёпотом сказал я и перевернулся на бок, от чего кровать противно заскрипела.

Александров почему-то одеяло не взял и тут же перевёл тему:

– Кто на улице так мерзко пищит?

– Мышки, – спокойно ответил я.

– Мышки? – в его голосе проскользнула нервная нотка.

– Ага, летучие, – невозмутимо добавил я.

– Вот же блять!

– Боишься? – с удивлением поинтересовался я.

– Нет, чёрт! Лежу тут в холоде и считай в кромешной тьме, да ещё эти твари тут голос подают!

– Так тебя ж никто не заставлял оставаться здесь…машина под боком, вставай и шуруй нафиг отсюда…

– Нет, – совершенно спокойно сказал он и повернулся ко мне спиной.

Вот же интересно, когда я начинал раздражаться, Александров наоборот успокаивался, просто чудеса в решете какие-то.

Я несколько секунд собирался с мыслями, а потом еле слышно спросил:

– Серёг, зафига ты здесь?

– А ты у нас такой умный, Скворецкий, всё-то тебе по полочкам разложить надо, да? – с некоторой досадой отозвался он, – по-моему, тут и так всё ясно.

– Ну не скажи…от тебя всего чего угодно можно ожидать. У нас как только что-то начинает просветляться, тут же случается глобальный пиздец, и этим всё заканчивается.

Александров неожиданно рассмеялся и довольно-таки громко. Я тут же спрыгнул с кровати и зажал ему ладонью рот. В стенку недовольно постучали родители.

– Да тихо ты, припадочный, родители ещё не уснули, – прошипел я.

Он молча отодвинулся к стенке, оставляя немного места для меня, я прилёг, накрывшись его одеялом, а Александров тут же обвил меня словно лиана, грея свои холодные конечности.

Я недовольно отметил:

– Чего ж ты вечно такой холодный!

– Как айсберг в океане, – голосом Бори Моисеева томно прошептал он мне в ухо и тут же неожиданно поинтересовался, – не хочешь пожить со мной, отдельно от родителей?

– Да отстань ты, – я сердито отодвинулся на самый краюшек кровати, да так, что металлическая решётка теперь больно упиралась мне в бок.

– Кость, я ведь совершенно серьёзно, – я почувствовал, как его рука, медленно перебирая пальчиками по моей коже, потянулась к трусам.

– Серёг. Родители. За стенкой, – напомнил я скорее себе, чем ему.

– Ладно, – спокойно сказал он и тут же убрал руку, – тогда спокойной ночи, – поцеловал меня, скотина, в лоб и, как ни в чём не бывало, отвернулся к стене. Я криво улыбнулся, глядя на бревенчатый потолок, было чувство, что мы уже двадцать лет женаты, и накинул на себя побольше одеялка, на что Александров метко ударил меня пяткой в коленку и снова перетянул одеяло в свою сторону. Я заскрипел зубами, сжимая в кулаке край одеяла, и прошептал себе под нос ставшую за этот день такой родной фразу: «Спокойствие, только спокойствие!»

***

Я проснулся от пения соловьёв, это было очень красиво, но мой организм, по-видимому, к такому не привык, поэтому как бы я не ворочался с боку на бок и не зарывался в подушку, итог был один: мне было больше не уснуть. Я лениво поднялся с кровати и быстренько напялил спортивки и лёгкий свитер: в доме было прохладно. Затем пошёл на кухню и прямо из чайника сделал несколько глотков, смотря при этом в окно. На цветущей калине паук сплёл паутину, на нитях которой блестели капли росы, переливаясь перламутром под первыми лучами солнца. Тут зазвенел телефон Александрова, и я от неожиданности подавился водой. Пока я откашливался, Александров успел выбежать на деревенскую дорогу вместе с мобильником – там лучше ловила сеть. А я смотрел из окна, как он стоял сонный в кедах, трусах и наскоро накинутой спортивке. Комары садились на его голые ноги, он куксился, подпрыгивал, тряс ногами, пытаясь разогнать надоедливых тварей. И мне в тот момент так захотелось его обнять и утащить в тепло, под одеяло, и так просто посидеть с ним рядом, пока он окончательно не проснётся…

Но тут он всё-таки поймал сеть, сразу же насупился, внимательно вглядываясь в телефон, напоследок согнал комара с коленки и набрал нужный номер.

Я выбежал на улицу, где-то далеко меж макушек деревьев показалось солнышко. День обещался быть хорошим.

– Алё, да мама, что…когда? Точно? Ты уверена? Всё, тогда выезжаю… – Александров чересчур быстро скинул звонок и почесал затылок, – Лиза очнулась, ей лучше.

Я улыбнулся, подставляя лицо к солнцу:

– Так это ж замечательно!

– Правда, состояние ещё не стабильное…

– Главное, что она очнулась. Я думаю, теперь всё будет хорошо, – твёрдо сказал я.

– Ага, – Александров прищурился, тоже глядя на восходящее солнце, – будет, обязательно будет, – сказал он уже с большей уверенностью. – Поедешь со мной?

– Когда, сейчас? – растеряно спросил я.

– Да, мне очень хочется увидеться с сестрой. Пока доедем, да даже, если и не пустят, я там посижу, подожду…так спокойнее будет, – тихо сказал он, сонно потерев глаза.

– Не, я сча не поеду, мне пока нужно здесь побыть, но я обязательно навещу Лизу, только попозже, идёт?

– Идёт, – он наконец-то улыбнулся, хлопнув меня по плечу, при этом почему-то внимательно смотря на мои губы, и быстро потрусил к дому.

Я облегчённо выдохнул, глядя ему в след, и в тот момент мне как никогда хотелось, чтобы всё было хорошо! Глава 11.

Часть первая.

В детстве я ненавидел сардельки, которые покупала мама: жирные, рыхлые, вонючие, они неизменно мне портили аппетит. Но со временем вкусы меняются, и сейчас я к ним отношусь вполне нейтрально. Нет, я их не полюбил, просто, наверное, смирился. Но вот в личной жизни мне такого не хотелось. Не хотелось плыть по течению и полагаться на чужой выбор. Здесь я должен был принять своё собственное решение, и больше всего я боялся потом пожалеть о том, что в моей жизни был такой период, о котором я, возможно, никому не захочу рассказывать, то время, которого я буду стыдиться. Поэтому я в последний раз перед принятием решения должен был всё тщательно обдумать, хоть я так этого не люблю, ведь плыть по течению намного проще, не правда ли?

Сдав сессию, я тупо устроился вожатым и по совместительству наладчиком аппаратуры в детский оздоровительный лагерь «Маяк». В народе просто Маньяк, как ласково прозвали его отдыхающие. Об этом знали только мои родители и Тёма, сообщать Александрову информацию о том, где я нахожусь, я строго-настрого запретил. В конце концов, мне действительно нужно было отдохнуть и понять, как жить дальше.

Но зря я думал, что новые знакомства, симпатичные девчонки-вожатые и свежий воздух отвлекут меня от дурных мыслей. Точнее нет, днём всё так и было, а ночью, как только я закрывал глаза, появлялось какое-то беспокойство и ноющее чувство в груди. Хотелось всё бросить и рвануть в город или накрайняк тупо напиться, но вместо этого я выходил на крыльцо и курил, курил… Честно говоря, я не думал, что будет так сложно и больно что ли.

Но время не ждёт, пока мы разберёмся со своими проблемами: я не успел толком придти в себя, как настал сентябрь, и нужно было снова идти на учёбу, окончательно разобраться в себе и своих желаниях и, наконец, встретиться с Александровым.

***

Я привычно стоял у окна, рядом с выходом, и смотрел, как на улице в окружении нескольких одногруппников курил Александров. Уже три дня как я задерживался после пар, чтобы понаблюдать за ним, но старался делать это незаметно, чтобы он меня не увидел. Не то чтобы мне это, конечно, доставляло большое удовольствие, но всё-таки в этом тоже была определённая прелесть. Вот и сегодня я практически с упоением наблюдал, как Александров ленивым движением стряхивает пепел с сигареты и смешно передёргивает плечами от холода, видимо, замёрз голубчик на двадцати градусной-то жаре.

Тут послышались знакомые голоса, и я обернулся: с лестницы спускались Тёма и Кристина.

– А вы чего тут до сих пор болтаетесь? – сварливо поинтересовался я.

Тёма аж вздрогнул от неожиданности, но от Криса не отодвинулся:

– В деканате были, – с заминкой ответил он.

Я внимательно оглядел их с головы до ног и мысленно улыбнулся, в деканате, ага, как же.

– Ну и как там Вера Петровна поживает?

– А? – растеряно переспросил Тёма.

Тут Крис рассмеялась:

– Не мучай ты его, он и так бедный сейчас перетрудился, решал вопрос жизни и смерти.

Я широко улыбнулся в ответ и задал наводящий вопрос:

– Ну, и как я понимаю, домой вы тоже вместе пойдёте.

Артём совсем подвис, но лицо у него было такое мечтательное, что я даже невольно ему позавидовал. Эх, мне бы так!

Крис же пропела:

– А нам просто в одну сторону идти, – и шутливо показала мне язык.

Тут и Тёма очнулся:

– Костян, чё пристал-то? Ну да, ну встречаемся, всё, доволен? – сказал он это одновременно и ворчливо, и с придыханием, мечтательно даже.

Мы с Крис не выдержали и снова рассмеялись:

– Я это, конечно, очень рада, что ты меня не стесняешься и решил огласить, ну это, наши чувства, но Костя уже понял до того, как ты это сказал.

Я подтверждающе кивнул.

Тёма же сердито фыркнул, ну прямо как бык-осеменитель во время течки, или я что-то путаю, и у быков нет течки? И схватил Кристину за руку, напоследок сказав:

– Да ну вас всех!!

Крис удивлённо пожала плечами, посмотрев на меня, а Тёма тут же вытащил её на улицу, к нему как по команде незамедлительно подошёл Александров, предварительно выкинув недокуренную сигарету в урну. Они перекинулись парой фраз, затем Тёма кивнул на окно, где стоял бедный я, и Александров посмотрел прямо на меня. А я…а я… даже не знаю, в его взгляде было и беспокойство, и теплота, и какая-то безнадёга, но затем он отвернулся, поправляя чёлку, падающую на глаза, и затем снова посмотрел на меня: теперь же в его взгляде читалось только раздражение, он дотронулся до ворота рубашки, ослабляя верхнюю пуговицу, и твёрдым шагом направился к двери. Я сделал пару шагов, заворачивая в узкий коридор, и прислонился к прохладной стене. Эхом послышались шаги Александрова, он почему-то прошёл мимо, остановившись в метре от меня. Я сглотнул и посмотрел в потолок, с которого неровными хлопьями свисала побелка. Тут Александров развернулся и с болезненным для меня равнодушием осмотрел меня с головы до ног, задержавшись взглядом почему-то на моём носе. Я нахмурился и тут же почесал нос.

А он тут же оказался рядом, упёрся руками по две стороны от моей головы и напряжённо посмотрел мне в глаза:

– Знаешь, мне сейчас хочется одновременно спросить: где тебя, чёрт возьми, носило, заехать тебе в рожу или просто проигнорить тебя и больше не общаться. Не подскажешь, что мне делать, а? – он несильно ударил кулаком в стену и тут же отстранился.

Я тяжело выдохнул: будто воздух из шарика сдули.

А он хмыкнул, разочаровано окинув меня взглядом:

– Трус ты, Скворецкий, даже руки об тебя марать не хочется. Сбежал как баба… – и через несколько секунд молчания добавил, – ну и что молчишь, или я не прав?

Я скрестил руки на груди:

– Прав, и что дальше?

А он удивлённо округлил глаза и хрипло рассмеялся, его смех больше на карканье походил.

– Я тут с тобой скоро неврастеником стану. Заебало, Скворецкий, за тобой как за бабой бегать, заебало, да чего уж там, с бабами и то проще было, чем с тобой.

Я устало потёр лоб:

– Серёг, может, в другом месте поговорим?

– Нет, давай уже сейчас, сразу расставим всё по местам. А то мало ли ты опять куда-нибудь сбежишь.

– От себя не убежишь, – я вскинул подбородок, – и я думаю, тебе это известно.

Он словно оцепенел и спустя несколько мгновений кивнул, напряжение между нами существенно спало.

– Ладно, пошли отсюда.

Я неуютно поёжился и под его внимательным взглядом и, словно заключённый перед охраной, пошёл вперёд, к выходу.

Осень в этом году была ранней, ещё с конца августа начали лить дожди и желтеть листья, но к сентябрю погода более-менее разошлась, и в свои права вступило бабье лето.

Я сошёл со ступенек и уныло пнул ворох разноцветных листьев, попавшихся мне на дороге. Не любил я сложные разговоры…

Александров кивнул мне на пустую беседку-курилку.

Часть шифера с беседки уже обвалилась, а часть заросла мхом и гниющими листьями, краска от брёвен давно облупилась. Я уныло поскрёб пальцем по обшарпанной скамейке и перевёл взгляд на Александрова, который не решился сесть, а так и стоял в проходе беседки.

– Итак, спрашиваю в последний раз, – начал он.

– Не помню, чтобы был первый, – пробубнил я, – но я готов попробовать…

Александров непонимающе нахмурился, я явно сбил его с мысли. Луч солнца осветил скамью и остановился у его ног, будто не решаясь дальше идти.

– Что попробовать?

– Ну что-нибудь, не знаю что, но главное с тобой, – говорить было тяжело, будто я публично расписывался в своей слабости к нему. Ведь, по сути, я готов был быть уже кем угодно: другом, любовником, да хоть братом вместе со сватом, лишь бы он только меня не игнорировал и не вычёркивал из своей жизни.

– Ну, это…тогда… – он всплеснул руками и широко улыбнулся, не зная, что сказать, – а знаешь что? Хочешь Лизку повидать? Она тебе обрадуется.

Я быстро поднялся:

– Конечно, хочу! Как она? Вот я – идиот, сразу не спросил!

Он кивнул:

– Она в порядке, – луч быстро вскарабкался по его ногам и осветил лицо. Александров прищурился, поднося руку к лицу:

– Ну что встал как вкопанный, нас ждут великие дела!

– Да уж! – я засмеялся и вместе с ним вышел из беседки.

***

Девушка, сидящая в инвалидном кресле, мало походила на прежнюю Лизу. Длинные волосы пришлось обрезать, лицо исхудало, осунулось, под глазами залегли глубокие тени.

Она определённо была не в порядке, что я тут же вслух и сказал Александрову.

Лиза будто очнулась из задумчивости и посмотрела на меня:

– Костя?

– Здравствуй, Лиз, – я подошёл поближе.

Девушка слабо улыбнулась:

– Честно говоря, я уже и не ожидала тебя здесь увидеть.

– Ну, как ты?

– В целом ничего, но вот с детьми давно не виделась: не хочу пугать их… – тут Лиза неожиданно расплакалась и отвернулась, Александров же подошёл к сестре и ласково дотронулся до её головы:

– Лиз, ну что, не переживай, скоро тебя выпишут и…

– Я так устала, это он во всём виноват, он…ненавижу его, ненавижу, – сквозь слёзы повторяла девушка.

Я уже было испугался, что она говорит про меня, но Александров заметив моё недоумение, пояснил:

– Она имеет в виду отца.

– Вот именно! – воскликнула Лиза, – вот именно, что он мне даже не отец!

– Лиза, – Александров попытался взять её за руку, но девушка тут же вырвалась и отъехала от него подальше.

– Я случайно от медсестры узнала, что ни мать, ни отец не выступали в качестве моего донора крови. У нас группы не совместимые!!

– И что дальше-то, Лиза, это ерунда чистой воды! – не выдержал Александров.

– Ерунда не ерунда, но я попросила сделать ДНК-тест. Серёг, я не могу назвать этого человека моим отцом, да и раньше я всегда подсознательно чувствовала, что мы не родные, ну не могут родные люди так поступать! Он мне жизнь сломал.

– Прекрати, да, он был не прав, чертовски не прав, но всё же у тебя нет реальных предпосылок, чтобы считать его неродным отцом. И вообще ты об этом с матерью говорила?

– Говорила, но продуктивного разговора у нас, к сожалению, не вышло, – девушка устало потёрла глаза и потянулась на тумбочку за бумажными платками, – ты же знаешь, что она его боится.

Я нахмурился, мне было очень не по себе оттого, что я знаю то, о чём они даже не могут подумать. Я резко схватил Серёгу за локоть:

– Пошли выйдем, разговор есть.

– Что ещё за разговор? – сразу же насторожилась Лиза.

– Это касается тебя, – не стал скрывать я.

Серёга недоумённо посмотрел на меня и сел на стул:

– Ты о чём?

Я тяжело вздохнул, разговор обещался быть тяжёлым…

***

Я сидел на ковре и мучил бедных конденсаторов, тыкая в их лапки тестером. Справа от меня уже возвышалась кучка дохлых их сотоварищей, работающие я же складывал в коробку.

У родителей был сейчас словно второй медовый месяц, после моего отъезда им наконец-то удалось найти общий язык. Отцу всё-таки хватило смелости признать свои ошибки и извиниться перед мамой. После этого она словно расцвела, кстати, не думал, что женщинам так мало надо! В общем, я был очень рад за них. Вот и в сегодняшний вечер они ушли куда-то вместе, сказав напоследок только: «картошка в холодильнике», что означало: «до одиннадцати нас можешь не ждать». Я же тяжело вздохнул, перебирая в руке кондёр, жизнь, вроде как, входила в привычное русло, если бы не вся эта бодяга с Александровым. Сегодня днём я всё же рассказал всю правду про моего отца и их мать, но Александров разозлившись, видимо, на то, что я ничего ему до этого не рассказал, меня просто-напросто не понял и выгнал из палаты.