Текст книги "По вере его (СИ)"

Автор книги: Terra 33

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

А утром к угрызениям совести добавилась чёрная тоска – ощущать, видеть, слышать Люси рядом с собой для Нацу стало уже потребностью, сравнимой с таковой в еде, сне или воздухе. Он так и сказал ей потом об этом, сидя на холодном полу в подъезде. «Я не могу без тебя». Эти слова, отпечатавшись на сердце, нашли себе вполне материальное подтверждение: буквально через сутки ежедневник его телефона пестрел всякого рода «напоминалками», список которых позже пополнялся уже им самим. Но честь первой сделать записи была отдана любимой. Драгнил, отметая все робкие возражения, просто вложил мобильный в её руки, аргументируя своё самоустранение тем, что его, обнимающие девичий стан, заняты. Это был своеобразный жест доверия со стороны Нацу. Может быть, сейчас то же самое делает для него Люси?

Если быть до конца откровенным, Драгнил никогда не верил ни в Бога, ни в загробный мир, ни в мир потусторонний, населённый призраками и нечистой силой в виде домовых, ведьм и прочей нечисти. Джувия была отчасти права: скажи она ему раньше, что ей являлась Люси, он, в лучшем случае, проигнорировал бы её слова, в худшем – устроил разнос за то, что отвлекает его от дел всякой ерундой. Но мелькнувший в свете фар знакомый силуэт, помноженный на настенный рисунок, в корне поменяли его отношение к этому вопросу. И если первое могло померещиться (хотя Нацу и не выпил в тот вечер столько, чтобы списать увиденное на пьяный бред), то второе – однозначно нет. Ведь он не просто видел изображенное на стене солнце с инициалами, он водил по нему пальцами! Да и присутствовавший там же Фуллбастер не отрицал наличие рисунка. Другое дело, что Грей не поверил в его индивидуальность, но Драгнил был на сто процентов уверен в обратном. Получалось, что в ту ночь Люси, каким-то необъяснимым образом появившаяся перед машиной, заставила его остановиться, чем спасла ему жизнь. А потом нанесла на стену рисунок, чтобы приехавший утром на стройку жених (а ведь он приехал бы в любом случае!) не посчитал произошедшее шуткой, видением, бредом или чем-то ещё в этом роде и отнёсся к этому случаю серьёзно.

Тогда дневник сюда вписывается идеально: Нацу был уверен, что Люси сделала бы всё, чтобы уберечь его от необдуманных и опасных действий. Даже если бы ей пришлось для этого обращаться к нему с того света. Поэтому блокнот обязательно нужно найти. Вопрос: где? Самое очевидное место – квартира, в которой они жили. Значит, придётся наведаться туда.

– Джу, отмени, пожалуйста, все встречи на сегодня, – попросил Драгнил, пряча ключик в карман. Локсар лишь понятливо кивнула, скрываясь за дверью, но через минуту снова заглянула в кабинет:

– Простите, вас хочет видеть один человек. Он очень настаивает на встрече.

Нацу шагнул в приёмную и тут же пожалел, что не узнал для начала имя визитёра. У ресепшена, выделяясь ярким пятном на фоне почти аскетической обстановки, стоял Ридас Джона, художник, чью выставку они посетили накануне трагедии.

– Мистер Драгнил! – непризнанный гений, взмахнув руками-крыльями, бросился к нему навстречу. – Это ужасно! Мисс Хартфилия была так молода, так очаровательна! Какая несправедливость! Сочувствую, сочувствую вам всей душой!

Джона ещё минут пятнадцать с нежностью законченного садиста топтался по душам и сердцам присутствующих, то утопая в соболезнованиях, то рассыпаясь в витиеватых комплиментах погибшей, то страстно описывая накрывшее его по столь драматичному случаю вдохновение. Джу в ужасе убежала за свою любимую стойку, кидая оттуда полные сострадания взгляды на начальника. Нацу стойко переносил жалостливые завывания художника, однако, когда они пошли по третьему кругу, всё же не выдержал.

– Мистер Ридас, – ещё тогда, на выставке, один из организаторов предупредил, что Джона просит называть его именно так, – простите, что прерываю вас, но меня, к сожалению, ждут дела…

– О, да-да, я понимаю! Великодушно простите! – рассыпался в извинениях художник. – Я ведь к вам тоже по делу. Ваша картина, о, этот шедевр, вершина моего творчества! Она безнадёжно испорчена! Я собирался переслать вам её на следующий день, как мы и договаривались, но служба доставки, в которую я обратился, сначала перепутала адрес, потом едва не потеряла картину и в конце концов вернула мне назад, но в каком виде! К сожалению, восстановить её невозможно. В качестве извинения я привёз вам другую картину, «Амброзию», хотя она и в половину не так хороша, как «Образ любви». И… вот ещё… – пухлая ручка, дрожа, протянула Драгнилу чек. – Я просто обязан его вернуть.

– Не нужно, – Нацу отрицательно мотнул головой. – Думаю, вы больше пострадали от потери картины, чем я.

– Благодарю, благодарю вас, – закудахтал Джона. – Конечно, никакие деньги не помогут мне смириться с утратой моей любимой работы, но… хоть такое утешение. В таком случае, разрешите откланяться, – художник натурально поклонился, что при его немалой комплекции выглядело весьма комично, и поспешил на выход, очевидно, опасаясь, как бы хозяин чека не раскаялся в своей щедрости и не потребовал его назад.

Он уже почти достиг двери, когда самое страшное всё же случилось – его окликнули. Джона медленно повернулся, всем своим видом выражая почти вселенскую скорбь. Поэтому слова Драгнила не сразу до него дошли.

– Простите, я не совсем понял, – вымучено улыбнулся художник.

– Вы не будете против, если я преподнесу вашу картину в дар редакции журнала, где работала моя невеста? Думаю, эта идея ей бы понравилась.

– «Амброзия» теперь ваша, делайте с ней, что хотите, – счастливо выдохнул мистер Ридас, исчезая в дверях.

Несколько минут оставшиеся наслаждались возникшей в приёмной тишиной. В отношении картины такого же сказать было нельзя.

– И сколько вы заплатили за этот… шедевр? – полюбопытствовала Локсар.

– Если я тебе скажу, ты будешь надо мной смеяться, а над своим начальством смеяться не принято – это принижает его авторитет. Но знаешь, – поморщился Нацу, потирая виски, – я готов выписать ему ещё один чек, чтобы он никогда больше не приходил. У нас есть что-нибудь от головной боли?

Джу благородно принесла ему две таблетки и стакан с водой, после чего не преминула спросить:

– Вы и вправду решили отвезти картину в редакцию?

– Предлагаешь оставить здесь? А что, довольно неплохая идея. Можно будет повесить её, скажем, в конференц-зале и проводить там переговоры с особо упёртыми представителями нашей предпринимательской братии. Или заставлять смотреть на неё проштрафившихся работников.

– В таком случае вас посадят за использование психологического оружия, – остудила его пыл Локсар.

– Думаешь? – получив в ответ согласное мычание, Драгнил тяжело вздохнул: – Ну, что ж, тогда мне ничего не остаётся, как отвезти картину в «Хвост Феи» – мистер Дреер будет счастлив, – и, подхватив утыканный ядовито-розовыми кляксами, как небо звёздами, серо-зелёный холст, он покинул офис.

========== Глава 4 ==========

Гудящий, наполненный шевелящейся толпой зал редакции журнала «Хвост Феи» всегда напоминал Нацу не пресловутый улей или муравейник, а кастрюлю с бурлящим супом: то здесь, то там неожиданно вскакивал со своего места человек-«воздушный пузырь», суматошно взмахивал руками, бессвязно лепеча о чём-то, и, схватив стопку бумаги, убегал в одном ему известном направлении. Первое время Драгнил пытался отыскать во всей этой непонятной суматохе хоть каплю логики и здравого смысла, но потом плюнул: предсказать, кто из работников в следующее мгновение начнёт нарезать круги, было невозможно. Так же как и понять, как все эти люди умудряются работать в такой обстановке – у него уже через несколько минут начинала болеть голова и рябило в глазах. Журналисты же преспокойно печатали, болтали по телефону, обменивались новостями и мнениями, умудряясь услышать собеседника, даже если тот находился в противоположном конце комнаты. «Это называется „творческая атмосфера“, – смеясь, объясняла Люси. – Таким образом мы делимся друг с другом вдохновением – без него статью не напишешь». «Это называется бедлам», – ворчал Нацу, с тоской вспоминая царящий в его офисе порядок, которым он, в первую очередь, был обязан Джувии – мисс Локсар одним своим видом умудрялась заставить разбросанные вещи вернуться на обозначенные им места и успокоить самых раздражённых посетителей. Столь же благотворно она влияла и на босса: Драгнил не был вспыльчивым, но бизнес заставлял его общаться с разными людьми, и не на всех хватало выдержки. Джу, обычно присутствовавшая при переговорах, своим спокойным, негромким голосом, плавными движениями, внимательным взглядом, словно вылитое на штормовое море масло, усмиряла готовое взорваться начальство. Что же касается порядка, его Локсар всегда поддерживала на высшем уровне, зная, насколько пагубно путаница в документах может отразиться на работе.

Именно этой любви к порядку Джувия и была в первую очередь обязана своему месту личного секретаря главы компании «Драгнил и К». Всё начиналось вполне тривиально: Нацу требовался новый помощник, а Джу, как раз в это время подыскивающая себе работу, пришла на собеседование. Опыта в данной сфере у неё не было, но мисс Локсар не боялась трудностей и всегда была готова учиться новому. Хотя её энтузиазм немного угас, стоило ей увидеть в приёмной будущего босса остальных претенденток – сексапильных длинноногих девиц, как на подбор одетых во что-то прозрачно-облегающее. Джу, не привыкшая пользоваться своей внешностью в деловых целях, только грустно вдохнула, глядя на этот исходящий феромонами серпентарий, и скромно притулилась в уголке, где и просидела до тех пор, пока её не пригласили к директору – мистер Драгнил самолично беседовал с каждой из кандидаток. Однако не успела она поздороваться, как в кабинет ворвался молодой человек, взволнованно машущий руками. Как выяснилось позже, это был Хибики Лейтис, пресс-секретарь, временно выполняющий обязанности секретаря обычного ввиду отсутствия оного. Что там у него случилось, Джу не поняла, но, очевидно, что-то весьма серьёзное, потому что мистер Драгнил буркнул извинения и, попросив пару минут подождать его, ушёл вместе с Лейтисом. Джувия послушно осталась сидеть на предложенном ей ранее стуле, стараясь не кривиться при виде захламленного стола: аккуратистка и отличница, она не была перфекционисткой, но и такого бардака никогда раньше не видела. В конце концов её нервы не выдержали, и к возвращению хозяина кабинета (что произошло почти через час) на нём царил идеальный порядок. Однако мистера Драгнила это почему-то не обрадовало.

– Какого чёрта?! – возопил он, едва переступил порог. – Кто дал вам право копаться на моём столе? И как теперь я найду нужные мне документы?

– Нет ничего проще, – спокойно ответила Джу. – Здесь отчёты, в этой папке проекты. Договоры: на продление, первичные, подлежащие закрытию, – продолжила она перечислять, показывая на стопки документов.

– А проект с Глобал Групп? – с непонятной тоской спросил Драгнил. Джувия молча протянула ему папку. – Где вы его нашли?! Я полдня потратил на поиски!

– В корзине для бумаг. Кстати, там ещё много всего интересного и наверняка нужного лежало.

– Кто вы? Моя фея-крёстная?

– Я пришла на собеседование, – не поняла шутки Локсар.

– По поводу места секретаря? – чуть прищурившись, уточнил её возможный работодатель. Джу кивнула. – Вы приняты!

– Когда я могу приступить к своим обязанностям? – поинтересовалась она, ожидая, что ей предложат прийти на следующий день, но услышала совсем другое.

– Немедленно! – как-то уж слишком обрадовался теперь уже босс, сунул ей в руки блокнот с ручкой и, подхватив под локоть, потащил в конференц-зал, где их уже ждали люди из той самой Глобал Групп, проект соглашения с которой Джувии удалось спасти от незавидной участи быть выброшенным на помойку.

Столь быстрое назначение на должность вкупе с весьма неплохой зарплатой поначалу несказанно радовали – она смогла сама, без протекции, устроиться в довольно престижную компанию. И лишь копнув глубже, поняла весь ужас своего положения: беспорядок царил не только на столе у директора, но и во всей документации, а разгребать его придётся именно ей! Но хуже был даже не размер предстоящей работы, а то, что все её усилия пропадали даром: Нацу и порядок были абсолютно несовместимы. В том смысле, что этот самый порядок он любил, а вот поддерживать его не мог. Или не хотел. Предполагая (и достаточно верно) второе, Джувии пришлось взяться за перевоспитание босса. Тот отчаянно сопротивлялся, используя все виды незаконного оружия от душераздирающих вдохов до взяток в особо крупных размерах в виде любимого ею белого шоколада. Но в конце концов сдался, понимая, что Джу права. За время этой «войны» они сошлись довольно коротко, став если не друзьями, то близкими друг другу людьми, которых объединяет не только общее дело: каждый из них по-своему заботился о другом, словно таким образом компенсируя имеющуюся у обоих повышенную потребность в семье. Возможно, именно поэтому никто из них и не стремился перейти некую грань, предпочитая оставлять всё как есть: если ничего не получится, они потеряют больше, чем просто сексуального партнёра. И сейчас, когда ему стало известно об отношениях Джувии и Грея, Нацу искренне желал им счастья, надеясь, что у этих двоих судьба сложится удачнее, чем у него и Люси.

Кто-то несильно толкнул его в спину, заставив вспомнить, зачем он сюда пришёл. Рассеянно кивнув в ответ на извинение, Нацу уже шагнул было в сторону стеклянной будочки в дальнем углу зала, служившей своеобразным кабинетом главному редактору, когда его окликнули. Это оказалась Леви МакГарден. Она смущённо поздоровалась, сказала, что рада встрече и вполне искренне поинтересовалась, как у него дела. Нацу стало неловко: они не виделись со дня похорон, да и тогда он почти ни на кого не обращал внимания, раздавленный тяжестью своей потери. А ведь Леви тоже страдала. Нужно было хоть раз встретиться с ней, чтобы поддержать и вместе вспомнить дорогого им человека.

– Я зашёл к мистеру Дреяру, хочу отдать ему кое-что, – пояснил он цель своего визита. – Может, потом выпьем кофе?

Его предложение было встречено с радостью; они договорились, что встретятся в кафе – Нацу не планировал надолго задерживаться у редактора – и торопливо разошлись в разные стороны, не желая демонстрировать при всех свои чувства.

Мистер Дреяр, кажется, нисколько не удивился его визиту. Он не стал рассыпаться в соболезнованиях, за что Драгнил был ему несказанно благодарен – наслушался этого до тошноты, молча пожал протянутую руку и предложил присесть.

– Я буквально на минутку, – отказался Нацу. – Накануне… трагедии мы с Люси были на выставке Ридаса Джона. Она сказала, что вы почитатель его творчества. Я купил тогда одну из картин, а теперь хочу подарить её вам на память о Люси.

Дреяр растрогался. Он всегда казался Нацу чудаковатым: маленького роста, с пышными седыми усами, предпочитающий яркую, порой довольно странную одежду, не по годам активный и шустрый, Макаров больше походил на сошедшего со страниц книги лепрекона, чем главного редактора одного из самых читаемых журналов об искусстве. Столь же экстравагантными были и его поступки – те, о которых Драгнил слышал или являлся непосредственным свидетелем. Первого числа каждого месяца, ровно в девять часов, Дреяр выходил в общий зал и, помахивая пачкой разноцветных листов, вопрошал, посмеиваясь: «Ну, что, шпаньё? Готовы войти в историю?». Ответом ему служил дружный рёв голосов и сияющие азартом десятки глаз. Кинана, секретарша, развешивала листочки на специальной доске – на них были задания, простые и сложные: эссе, интервью, репортажи и многое другое, словом, всё, чем живёт мир публицистики. Каждый мог выбрать что-то себе по вкусу и с энтузиазмом принимался за выполнение. Особо отличившегося сотрудника в конце месяца ждала своеобразная премия, причём, это были не деньги, а то, что являлось заветной мечтой или просто приятным сюрпризом. Так, Леви однажды получила футболку с изображением её любимого Гаечки, Кана, большая любительница мороженого, сертификат на покупку двадцати порций, а Люси – пузатую перьевую ручку. «Такой писал папа», – пояснила она на недоумевающий взгляд Драгнила, заметившего, с каким трепетом та рассматривает заслуженный приз. Каким образом Дреяр узнавал такие подробности, никто не знал, но все радовались награде, как дети.

Ещё более загадочным казалось Нацу его имя – Макаров. Оно больше походило на прозвище, а вкупе с уважительным обращением «мастер» вместо привычного «сэр» и вовсе стирало некие общепринятые нормы общения начальника с подчинёнными. Дреяру однако это нравилось; он был категорически против других вариантов и даже однажды «наказал» одного из сотрудников, не желающего называть его как все, заставив беднягу полчаса стоять на одной ноге, а потом в течение всего дня кричать каждый час на весь зал: «Мастер Макаров!». «Терапия» прошла успешно, заодно повеселив всех остальных работников редакции и оставив у Нацу, заглянувшего тогда на огонёк, стойкое ощущение сумасшедшего дома. Тогда же он и попытался выяснить у Люси, почему главного редактора нужно называть именно так и никак иначе. Та не успела ответить: за спиной раздалось тихое покашливание, и по-старчески дребезжащий голос предупредил:

– Это большая и страшная тайна, молодой человек, и, если вы её узнаете, я вынужден буду вас убить.

Драгнил едва не подскочил на месте от неожиданности и поспешно обернулся, уже зная, кого увидит. Макаров, донельзя довольный произведённым эффектом, загадочно хмыкнул в усы, после чего удалился, мурлыкая себе под нос мелодию из популярного гангстерского фильма. Люси на произошедшее отреагировала спокойно: «Мастер шутит – он и мухи не обидит». Нацу сделал вид, что поверил внешней безобидности главного редактора – от Дреяра в этот момент веяло столь ощутимой опасностью, что принять его слова за шутку мог только наивный или весьма недалёкий человек. Конечно же, Люси не относилась ни к первым, ни ко вторым, она просто любила и уважала мастера, который, несмотря на все его странности, умел быть и строгим боссом, и заботливым отцом для своих великовозрастных «детишек», как он сам называл весьма колоритный состав «Хвоста Феи». И Драгнил не стал ничего говорить, понимая, что его откровения лишь огорчат любимую девушку.

Всё это совершенно неожиданно всплыло в памяти сейчас, когда он смотрел, как катятся по морщинистым впалым щекам скупые, но вполне искренние слёзы. Присутствовать при таком открытом проявлении горя было невыносимо, и Нацу уже хотел трусливо сбежать, сославшись на дела, но что-то его удержало. Сам не ведая почему, он всё же сел на предложенный ранее стул и сказал, не глядя на Дреяра:

– Люси… Люси была очень рада, что работает в «Хвосте Феи», – Нацу не знал, откуда берутся эти слова – они возникали в его голове сами по себе, словно кто-то шептал ему на ухо, но чувствовал, что обязательно должен произнести их вслух. – Она всегда об этом мечтала. И здесь ей посчастливилось найти не только любимую работу, но и близких по духу людей, свою вторую семью. Люси вас всех очень любила.

Макаров лишь молча кивал, не в силах справиться с эмоциями. Нацу просидел у него почти час, пока старик полностью не успокоился. Провожая его, Макаров просил забегать к нему иногда («Так, мимоходом. Я, признаюсь, тот ещё брюзга, но вы ведь не рассердитесь за это на дряхлого, выжившего из ума старикашку? Мне будет приятно вспоминать с вами молодость»), и Драгнил знал, что не сможет – чисто по-человечески – проигнорировать эту просьбу.

Леви терпеливо ждала его в кафе – по иронии судьбы за тем самым столиком, где состоялось их второе «свидание» с Люси. МакГарден рассеянно смотрела в окно, без конца помешивая чай – кажется, она так и не притронулась к своему заказу. Когда Нацу сел напротив и окликнул её по имени, девушка вздрогнула от неожиданности, расплескав напиток по столу.

– Прости, что заставил так долго ждать, – извинился он, помогая убрать лужу.

– Ничего страшного, – отмахнулась МакГарден, бросая скомканную салфетку на блюдце. – Я никуда не спешу.

Они помолчали. Нацу принесли заказанный кофе; сделав пару глотков, он отставил чашку в сторону и наконец решился.

– Леви, ты не знаешь, у Люси был дневник?

– Дневник? – переспросила МакГарден. – Что-то не припомню. А почему ты спрашиваешь?

– Думается, он подходит только к особым замочкам на тетрадях, – Нацу протянул ей маленький ключик, который они с Джу нашли сегодня в его кабинете.

– Скорее всего, – согласилась Леви. – Ты уверен, что ключ принадлежал Люси?

– Да.

– Боюсь, я ничем не могу тебе помочь. Ни о каком дневнике Люси мне не рассказывала, и здесь тоже нет ничего похожего.

– А что это? – Нацу с интересом заглянул в небольшую коробку, которую Леви поставила на стол.

– Так, кое-какие мелочи.

Там действительно оказалось немного: их фотография в рамке, та самая пузатая ручка, обычный блокнот для записей, несколько сувениров. Крошечные осколки чужой жизни, милые сердцу вещицы, оставленные нам на память безвозвратно ушедшим дорогим человеком, хранящие тепло его рук и свет души.

– Можно, я оставлю его себе? – Леви аккуратно погладила пальцем фарфорового слоника.

– Да, конечно, – поспешно согласился Нацу. – Ты можешь брать всё, что захочешь. Я всё равно хотел просить тебя о помощи. Не знаю, что делать с её вещами, – пояснил он в ответ на недоумённый взгляд МакГарден. – Там, в квартире, много чего осталось: книги, одежда…

– Почти всё можно отдать в приют, – подсказала Леви. – Если хочешь, я займусь этим. Попрошу Кану мне помочь.

– Тогда возьми, – Нацу протянул ей связку ключей. – Сходите, когда вам будет удобно. Я заеду туда сейчас, заберу наши фото и личные вещи, может, ещё кое-что. А с остальным решайте сами.

За столиком снова воцарилось молчание. По стеклу мерно забарабанил дождь – с утра небо хмурилось, кутаясь в сизые, разлохмаченные ветром тучи. В кафе, весело смеясь и отряхиваясь, вбежали парень и девушка; они расположились в углу и принялись самозабвенно целоваться, не обращая ни на кого внимания. Официантка, увлечённая разговором с баристой, не стала их беспокоить, и Драгнил, как не пытался, не мог оторвать взгляда от влюблённых.

– Я скучаю по ней, – негромко сказала Леви.

– Я тоже, – хрипло ответил Нацу.

– В тот день я сердилась на неё и много раз звонила, а Люси не брала трубку. А потом кто-то ответил и сказал, что её больше нет. Это так страшно. Мы собирались на следующий день сходить с ней в кино. А ещё Люси сказала, что выходит замуж, и я даже не поздравила её и ни о чём не спросила, так была зла.

Леви говорила и говорила – рассказывала о том дне, вспоминала какие-то смешные и грустные истории из прошлого, за что-то извинялась, тихо плакала, растирая по щекам солёные капли. Нацу молча слушал, не перебивая, давая ей возможность выговориться и облегчить своё горе. Ему было известно о роли двух неугомонных подружек в их той, единственной, ссоре с Люси (что-то узнал от неё, о чём-то догадался сам) и за это слегка недолюбливал обеих, но сейчас это не имело никакого значения. Поэтому, когда Леви, наконец, выдохлась и замолчала, он почти слово в слово повторил то, что говорил Макарову.

– Спасибо… – робко улыбнулась МакГарден. – Правда, спасибо за всё.

Дождь перестал, любвеобильная парочка покинула кафе. На душе было пусто и почти не больно, словно отмерянный на сегодня лимит чувств закончился с последними каплями, лениво мазнувшими по стеклу.

– Я, наверное, пойду, – Леви, крепко сжимая в ладони слоника, которого так и не выпускала из рук за время своего монолога, поднялась, поправляя на плече ремешок сумочки.

– Если что-то будет нужно, звони, – предложил Нацу. МакГарден кивнула и, уже не оглядываясь, пошла к выходу.

Он тоже не стал задерживаться – раз собрался посетить квартиру, нужно сделать это как можно скорее, пока не растерял всю решимость. Тем более что ему пока так и не удалось ничего узнать о дневнике Люси. А ведь она не случайно помогла найти ключик. Не стоит игнорировать её послания – после случая на стройке Нацу казалось, что любимая рядом и по-своему оберегает его. И он сделает всё, чтобы её усилия не пропали даром.

========== Глава 5 ==========

Нацу медленно поднимался по широким, чуть закруглённым, словно стёртым по краям, ступеням. Ладонь легко скользила по перилам, повторяя каждый изгиб отполированного временем и частым использованием дерева, бесстыдно лаская его нежным прикосновением. Если бы в Рай вела лестница, она должна была быть именно такой.

Казалось, он помнил здесь каждое пятнышко или трещинку на камне – сколько раз ему приходилось проходить здесь то одному, то с Люси, упорно игнорируя старенький, жалобно дребезжащий лифт с сетчатыми дверями? Это было недавно, но будто в другой жизни: перестук каблучков, заливистый смех, сбитое бегом дыхание, жаркий шёпот после не менее обжигающего поцелуя – прошлое билось загнанной птицей в перекрестье дверных глазков, пряталось лесной нимфой за очередным поворотом, манило за собой дробящимся эхом невольно участившегося пульса. Не было сил ни уйти, ни остановиться, только вперёд, выше, до финишной точки, после которой только и останется пасть на землю принесшим радостную весть марафонцем.

Вид знакомой двери заставил ноги налиться свинцовой тяжестью; где-то за рёбрами кольнуло, прошивая насквозь холодными острыми иглами – настолько резко и сильно, что перехватило дыхание. Нацу, качнувшись вперёд, схватился дрожащей рукой за косяк и, сделав пару шагов, прижался лбом к двери, прикрыв глаза. Ладонь несмело коснулась гладкого дерева, замерла, словно желая слиться с ним воедино – он и не заметил, что почти в точности повторил то, как стоял здесь в день похорон. На языке снова забилось родное имя, но в этот раз голос предательски сорвался на первом же слоге, и Нацу больше не решился произносить его вслух. Время застыло, милосердно оттягивая миг последней встречи с безвозвратно утерянным прошлым.

Звук захлопнувшейся двери и голоса внизу заставили очнуться и поспешить войти в квартиру – ему не хотелось ни с кем встречаться. В прихожей царил полумрак, усугубляя и без того неживую тишину: оставленные без присмотра механические ходики давно остановились, а холодильник за ненадобностью отключила Джу – она заглядывала сюда по его просьбе недели три назад выбросить мусор и захватить несколько вещей. Это было крайне малодушно с его стороны – просить её о таком, но Локсар ни словом, ни взглядом не показала, что чем-то недовольна, и Нацу сделал вид, будто ничего и не произошло.

Ключи звякнули о крышку комода, под ногой что-то хрупнуло. Он обходил комнату за комнату в иррациональной надежде вновь почувствовать этот дом своим – так было нужно. Ему ли самому или же в память о той, что совсем недавно наполняла его жизнь теплом, Нацу не знал, но упорно продолжал бродить по квартире. Тщетно. Всё: запахи, звуки, даже картинки – затёрлось, как старая граммофонная пластинка, потускнело, стало чужим и безжизненным, точно засушенный между страницами книги коричнево-рыжий кленовый лист. В конце концов пришлось сдаться, признав очевидную истину: этот дом больше никогда не станет прежним. Люси была здесь не просто хозяйкой (пусть и условной, являясь обычным арендатором), а, как бы банально не звучало, душой и сердцем маленького, уютного мирка, с любовью создаваемого и столь же бережно хранимого. Теперь квартира больше походила на музей: повсюду царили пыль и запустение, которые, как и идеальный порядок (ни одной впопыхах забытой вещи, оставленной не на полке книги, непомытой чашки), лучше любых слов напоминали о произошедшей трагедии.

Нацу помнил это место другим: наполненным лёгким цветочным ароматом любимых духов Люси и запахом кофе по утрам; пронизанным насквозь золотистыми солнечными лучами, игриво проникающими в спальню сквозь неплотно задёрнутые шторы, и согретым тёплым светом прикроватного бра; убаюканным долгими вечерними разговорами и разбуженным сольным исполнением в душе. Личный рай на двоих, маленький островок счастья в полном бурь и разочарований океане жизни.

Сначала он целиком и полностью принадлежал Люси: она создавала его своими руками, по крупицам, словно мозаичное панно, собирая целостную картину из разрозненных деталей, наполняя каждую из них своим, особенным, смыслом. Любая вещь в доме обрастала историями, смешными и грустными, больше похожими на сказки, становясь роднее и ближе. Нацу любил их слушать и часто предлагал записать и отнести в издательство, но Люси отнекивалась, скромно считая себя недостойной такой чести. Он надеялся, что со временем у него получится переубедить её, а пока в тайне от девушки записывал рассказы на диктофон. Теперь эти записи стали для него бесценными, и Нацу не был уверен, что сможет с кем-нибудь поделиться своим сокровищем.

Перед ним двери в этот необычный, но очень привлекательный мир распахнули настолько легко и доверчиво, что отказаться от соблазна задержаться здесь чуть дольше положенного было просто невозможно. Он и сам не заметил, как стал его частью – настолько незаметно и естественно это произошло. Всё началось вполне тривиально – с геля для душа («Джу странно косится на меня последнее время, видимо, думает, что я решил сменить ориентацию, раз от меня пахнет то розами, то шоколадом») и пары чистых рубашек («Ничего, если они пока побудут у тебя? Не успел завезти их к себе»). Потом к ним добавились инструменты («Зачем вызывать сантехника? Я и сам прекрасно починю этот кран»), ноутбук («Мне нужно просмотреть документы, не хочу отвлекать тебя от статьи») и ещё множество ежедневно крайне необходимых мелочей. Они присоединялись ко всему остальному, довольно органично вписываясь в установленный порядок (с помощью Люси, конечно, с улыбкой освобождавшей для них шкафы и полки), поэтому весь масштаб катастрофы Нацу понял, только случайно обнаружив в маленькой комнатке без окон, исполняющей роль кладовки, непонятно как очутившиеся там свои новые лыжные ботинки, купленные за пару месяцев до их знакомства. «Ну, вот, осталось добавить тапочки с пижамой, и можно праздновать новоселье», – сказал он, с недоумением рассматривая свою находку. «Могу предложить банный халат», – откликнулась Люси, кладя ему на колени объёмный свёрток. В нём оказался обещанный предмет одежды – ярко-красный, с вышитым на спине драконом, и такого же цвета тапочки, украшенные весело скалящимися зубастыми мордочками. «Я влюбилась в них с первого взгляда, – старательно пряча улыбку, пояснила Люси. – Оставлять их в магазине было бы кощунством». Конечно же, он немедленно примерил обновки, получив в награду поцелуй. Но это заставило его кое о чём задуматься.