Текст книги "Неравноценный обмен (СИ)"

Автор книги: Сын Дракона

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Пожалуй, с горьким вздохом признал Мо Сюаньюй, вариант с главой ордена Лань на общем фоне выглядит чуточку менее безнадежным. По крайней мере, тот точно должен хотеть найти Яо-гэ. Другой вопрос, что предстояло все хорошенько обдумать, чтобы Лань Сичэнь не узнал о подмене слишком уж рано и не вышиб Мо Сюаньюя из тела Яо-гэ, не успев толком ни в чем разобраться.

Мо Сюаньюй вздохнул еще раз, а потом с тоской погладил заурчавший от голода живот. Строить планы – дело крайне тяжелое. Ему обязательно надо сперва поесть… А потом, пожалуй, еще поспать. Матушка всегда говорила, что недостаток сна плохо влияет на внешность – а он ведь не хотел, чтобы с внешностью Яо-гэ что-то случилось. До приезда главы ордена Лань остается вполне достаточно времени, и Мо Сюаньюй обязательно что-нибудь придумает.

Но – после обеда.

========== Глава 7 ==========

Ноги у Мо Сюаньюя были длинными, а сам он – легким и подвижным. Но вот выносливости ему однозначно не хватало. Еще в Башне Золотого Карпа он, как мог, отлынивал от любых физических упражнений, особенно с мечом, а вернувшись в родную деревню, наверняка и вовсе не покидал ее пределов.

Поэтому сейчас Цзинь Гуанъяо, вынужденный тащиться по дороге пешком, выбивался из сил. Меча у Мо Сюаньюя не было, а та железка, которая нашлась в доме – скорее всего, в комнатах его кузена, – на заклинательский меч не тянула ни единой своей частью. Зато Цзинь Гуанъяо удалось обнаружить деньги: госпожа Мо их припрятала, однако Яо примерно представлял, где люди подобного типа устраивают тайники. Усадьбу он перед своим уходом, не долго думая, спалил. Пусть никто не ищет ни денег, которые в семье Мо водились, ни деревенского дурачка, единственного из всей семьи оставшегося в живых.

Обзаведясь средствами, Цзинь Гуанъяо мог не только оплачивать еду и ночлег в трактирах, но и приобрести себе лошадь. Об этом он думал каждый раз, когда его ноги начинали заплетаться от усталости. Однако, стоило ему немного отдохнуть, Цзинь Гуанъяо вновь и вновь отказывался от этой идеи. Во-первых, он ничего не понимал в лошадях – зато отлично разбирался в торговцах. У него не было времени присматриваться и торговаться, а как правильно выбрать хорошую лошадь, Гуанъяо не знал. Как не знал и того, можно ли вообще в подобном захолустье купить кого-нибудь, кто не сдохнет через полдня пути.

А во-вторых – и это, пожалуй, было даже важнее, – Цзинь Гуанъяо ненавидел ездить верхом. Он умел держаться в седле – ровно настолько, чтобы осуществить парадный выезд на породистом, выдрессированном, торжественно выступающем жеребце. Однако при одной мысли о долгом пути у него начинала мучительно ныть спина. И неважно, что в теле Мо Сюаньюя она не должна была болеть по определению. Возможно, Лань Сичэнь был не так уж и не прав со своей психосоматикой. В любом случае, Цзинь Гуанъяо в своем родном теле предпочитал длительные расстояния преодолевать полетом на мече, на самый крайний случай – в паланкине.

В теле же Мо Сюаньюя выбор у него был невелик.

Помимо средства передвижения Цзинь Гуанъяо также беспокоил и выбор цели. Вопрос о том, куда направиться: в Башню Золотого Карпа или в Облачные Глубины – встал перед ним заново. В ордене Ланьлин Цзинь осталось его тело, а в ордене Гусу Лань – рука дагэ. И до того момента, когда Цзинь Гуанъяо доберется до развилки, на которой ему предстояло определиться окончательно, следовало решить, в какой последовательности ему следует действовать. Вернуться в собственное тело хотелось отчаянно, но Цзинь Гуанъяо не знал, сколько времени это займет, что для этого потребуется и – это было самым неприятным – возможно ли это вообще. А руку дагэ в сложившейся ситуации следовало изъять у Ланей как можно скорее.

При этом Цзинь Гуанъяо не питал иллюзий. Отобрать добычу у Ханьгуан-цзюня – задача, невыполнимая для Мо Сюаньюя. В собственном теле у него имелся хоть какой-то шанс. Не силой, разумеется, по силе он ни одному из блистательных Нефритов ордена Гусу Лань не противник, но умом, хитростью, авторитетом Верховного Заклинателя, на самый крайний случай.

Но что, если, пока Цзинь Гуанъяо будет пытаться вернуть родное тело, Лань Ванцзи уже сумеет расспросить руку дагэ? Что, если это сделает Лань Сичэнь собственной персоной? А что, если в тело Цзинь Гуанъяо уже в принципе невозможно вернуться, и он идет сейчас навстречу собственным похоронам?

С душой, измученной этими и многими другими вопросами, и телом, почти падающим от усталости, Цзинь Гуанъяо остановился ночевать в трактире. Ему даже есть не очень-то хотелось: то ли от чрезмерного утомления, то ли из-за того, что тело Мо Сюаньюя слишком привыкло голодать. Но съесть что-нибудь все же следовало, иначе завтра Цзинь Гуанъяо вряд ли сможет продолжить свой путь. Поэтому, позаботившись первым делом о комнате, он все же заказал себе немного еды и пристроился в общем зале в углу.

Тут и там вспыхивали разговоры, и Цзинь Гуанъяо машинально, почти против воли, прислушивался к ним. От усталости у него слипались глаза, но многолетняя привычка улавливать все, что произносилось возле, не могла пропасть только от того, что Цзинь Гуанъяо уже почти спал.

Говорили об обычных деревенских делах, но то и дело обсуждали сбор заклинателей на горе Дафань. Вроде как там кишмя кишат какие-то чудовища, да так злобно, что господа заклинатели объявили всеобщую ночную охоту.

Цзинь Гуанъяо только тихонечко фыркнул себе под нос. «Всеобщих» ночных охот не бывало уже давно. Каждый орден время от времени организовывал местечковые облавы. Это происходило в двух случаях: либо дела шли совсем плохо, и требовалось собраться большим количеством, нежели мог себе позволить один клан или даже небольшой орден, либо дела, напротив, шли вполне хорошо, у ордена водились лишние деньги и имелось желание организовать приятное времяпрепровождение с далеко идущими политическими планами. Орден Ланьлин Цзинь, разумеется, неизменно действовал исключительно по второму сценарию. Цзини были достаточно сильны и влиятельны, чтобы не позволять разной нечисти и нежити плодиться и уж тем более безобразничать над подконтрольных им землях. И – достаточно богаты, чтобы организовывать зрелищные и массовые ночные охоты.

Такого же, чтобы собираться всем миром, без конкретного зова – это для современного заклинательского мира было большой редкостью. По крайней мере, Цзинь Гуанъяо за все свое время пребывания на посту Верховного Заклинателя не мог припомнить подобного.

С этой мыслью он и отправился спать.

Заснул Цзинь Гуанъяо моментально, едва его голова коснулась подушки, однако проснулся он наутро еще быстрее, буквально подскочив на кровати. За ночь его мозг тщательно обработал полученную информацию и пришел к выводу: возможно, у его задачи с двумя неизвестными имелось неожиданное, но, при доле везения, вполне изящное решение.

Если на ночную охоту на горе Дафань действительно соберутся заклинатели со всех орденов, то наверняка туда придут и юноши из Гусу Лань. А раз этот отряд курирует Лань Ванцзи, то и ему придется вместо Облачных Глубин отправиться вместе с ними. Это мальчики могут думать, что их уже отпустили на самостоятельную работу, а Цзинь Гуанъяо получше них знал, какие порядки заведены в их ордене. Лань Сичэнь, ничего не утаивая, неоднократно рассказывал о методиках, принятых у них при обучении молодежи. Что-то Цзинь Гуанъяо даже перенял для своих, хотя что-то и пришлось отвергнуть – слишком уж разным иногда бывал подход.

Итак, в ближайшую ночь Ханьгуан-цзюнь с большой долей вероятности будет находиться на горе Дафань. Для Цзинь Гуанъяо это окажется совсем небольшим крюком по пути к Башне Золотого Карпа, однако, если встреча обернется удачей, можно будет не разрываться на части, гадая, в какое из двух мест сейчас уместнее идти. К тому же на нейтральной территории экспроприировать мешочек цянькунь, содержащий руку дагэ, будет проще, нежели в Облачных Глубинах.

С этой мыслью Цзинь Гуанъяо бодро вскочил с кровати. Ноги, к счастью, уже не ныли: все-таки Мо Сюаньюй был молод и легок, и тело, такое измученное вчера, за ночь совершенно восстановило силы.

В сгущающихся сумерках выглядывать адептов ордена Гусу Лань было бы сплошным удовольствием: белоснежные одежды выделялись в темноте своим серебристо-лунным сиянием. Угнетало только то, что пока совершенно никто не высматривался. То тут, то там мелькали чьи-то неясные фигуры, но все они были облачены в куда более простые и практичные одежды.

Цзинь Гуанъяо благоразумно придерживался групп заклинателей, плавно скользя от одной к другой. Он с детства усвоил, что только трезвая оценка своих возможностей может дать крепкий фундамент под любыми планами. Сейчас дело было не только в том, что Мо Сюаньюй являлся заклинателем лишь по названию, но и в том, что и сам Цзинь Гуанъяо ночные охоты знал со стороны несколько иной, нежели все остальные. Он вырос среди обычных людей, но даже став взрослым и войдя во влиятельный орден, Цзинь Гуанъяо был вынужден раз за разом заниматься не собственным самосовершенствованием, а обеспечением мероприятий для других. Те же ночные охоты он организовывал не единожды – но при этом никогда не принимал в них участия. Сперва на это просто не оставалось времени, ибо все его силы уходили на то, чтобы следить за порядком, снабжением и обеспечением безопасности. Позже, когда Цзинь Гуанъяо уже сам возглавил орден, он не захотел рисковать потерять лицо. От главы великого ордена ждут либо значительных подвигов, либо того, что он будет просто сидеть на почетном помосте и снисходительно смотреть на увлеченную молодежь. Первое выбирали только Цзян Ваньинь и, пока был жив, Не Минцзюэ. Не Хуайсан никогда не рвался в бой, и Лань Сичэнь любезно составлял им компанию.

Так и выходило, что если на совершенствование своих способностей и своего тела у Цзинь Гуанъяо время еще находилось, то на то, чтобы раз за разом тренировать себя в настоящих полевых условиях – уже нет. Его тело – родное тело – было гибким, ловким и, для своих скромных габаритов, достаточно сильным. Техникой меча Цзинь Гуанъяо также владел на высоком уровне. Однако что делать в темном ночном лесу с монстром, который внезапно выпрыгнет из чащи, он имел представление исключительно в теории.

У тела Мо Сюаньюя не имелось даже базовых навыков, поэтому самым разумным решением оставалось держаться более опытных заклинателей. По крайней мере, пока они будут отбиваться от монстров, имелся неплохой шанс успеть скрыться.

Вот только для ночной охоты, объявленной с таким шумом, здесь было как-то пустовато. Цзинь Гуанъяо первые пару часов, помимо выглядывания одеяний Гусу Лань, прислушивался и с напряжением ожидал нападения, но под конец перестал это делать. К нему стало постепенно закрадываться подозрение, что слух о ночной охоте – липовый, и клюнули на него лишь нищие бродячие заклинатели. Однако эта ночь уже оказалась потерянной, и Цзинь Гуанъяо призвал на помощь все свое терпение, чтобы довести начатое дело до конца.

Он позволил себе настолько погрузиться в невеселые размышления, что упустил момент, когда остался в одиночестве. То есть люди, конечно, не исчезли – Цзинь Гуанъяо слышал какие-то неясные вопли с разных сторон, – однако внезапно оказалось, что рядом никого нет.

У Цзинь Гуанъяо было достаточно острое зрение. У Мо Сюаньюя, как оказалось, тоже. По крайней мере, в темноте он видел не хуже. Впереди лишь единственный раз в лунных лучах блеснуло нечто золотистое, и Цзинь Гуанъяо тут же стремительно отпрыгнул назад и в сторону. Его тело, запнувшись о корень и больно ударившись локтем о ближайшее дерево, неловко перекувырнулось через себя, однако сработавшей золотой сети удалось избежать.

Запрокинув голову и оценив, в какую ловушку он чуть было не попал, Цзинь Гуанъяо от души выругался. Сейчас он вполне мог себе это позволить: рядом не было никого, перед кем следовало бы держать лицо. Вернее говоря, рядом не было вообще никого.

Последнее предположение тут же разрушили шум и треск, словно через подлесок прорывалась небольшая армия. Цзинь Гуанъяо машинально подтянул поближе к телу чересчур длинные ноги, чтобы на них никто не наступил в спешке, однако на узкую прогалину вылетел один-единственный юноша.

Мальчишка поднял лук, прицеливаясь, однако, обнаружив на месте ловушки лишь пустую золотую сеть, возмущенно разразился отборными юньмэнскими ругательствами, во многом повторив обороты самого Гуанъяо. Тот на это только хмыкнул, однако юноша обладал чутким слухом и тут же обернулся.

– Ты?! – выпалил он, широко распахнув глаза. – Тебя и из деревенского дома выгнали, придурок?

В душе Цзинь Гуанъяо сошлись смертным боем два противоположных чувства: раздражение и умиление. Раздражение – потому что он А-Лина так не воспитывал. Цзинь Гуанъяо, разумеется, знал, что его племянник – мальчик вспыльчивый и несдержанный, склонный к истерикам и капризам, однако в Башне Золотого Карпа и особенно в присутствии своего младшего дяди А-Лин все же старался держать себя в руках. Цзинь Гуанъяо потратил немалые суммы на преподавателей, отдававших все силы попыткам вырастить из этого строптивого жеребчика достойного молодого господина.

Впрочем, Цзинь Гуанъяо давно уже осознал, что все его усилия будут идти прахом до тех пор, пока А-Лин продолжит время от времени жить у своего второго дяди. Из Пристани Лотоса А-Лин неизменно возвращался еще более взвинченным, чем уезжал, и Цзинь Гуанъяо раз за разом совершал чудеса дипломатии, чтобы вернуть племянника хотя бы в прежнее состояние.

Однако… Однако, несмотря ни на что, оказалось очень трудным не умиляться, глядя, как А-Лин неумышленно копирует Цзян Ваньиня. Это было тем забавнее, что для резкого, будто из камня высеченного лица главы ордена Цзян выражение яростного пренебрежения казалось самым что ни на есть естественным, а на юном, гладком и еще очень нежном лице А-Лина – почти карикатурным. Когда хмурил брови глава Цзян, температура воздуха, казалось, понижалась, а когда свои мальчишеские брови хмурил А-Лин, то так и хотелось протянуть палец и разгладить им капризную морщинку под киноварной точкой.

– А тебя? – старательно изгоняя из головы оба чувства, парировал вслух Цзинь Гуанъяо.

– Что?! – взвился А-Лин, по-детски округлив глаза. Даже, судя по виду, не столько оскорбился, сколько не понял.

– Тебя тоже выгнали из дома? – очень серьезно уточнил Цзинь Гуанъяо. – А иначе что такой ребенок как ты делает на ночной охоте для взрослых?

– Да я!.. – снова моментально вспыхнул А-Лин. – Побольше тебя умею! Ты, извращенец-недоучка!

Цзинь Гуанъяо не удержался и закатил глаза. Он потом обязательно найдет того, кто рассказал А-Лину, за что Мо Сюаньюя выгнали из Башни Золотого Карпа. Сам племянник этого узнать никак не мог – слишком мал был в то время.

И с Цзян Ваньинем Цзинь Гуанъяо тоже обязательно поговорит по душам. Одно дело – поддержание в их общем племяннике вздорного характера и обучение его обсценной лексике, и совсем другое – такое откровенное пренебрежение своими обязанностями опекуна. Что там Цзян Ваньинь, забирая А-Лина из Башни Золотого Карпа в последний раз, отвечал на вопрос о планах? «Продолжит обучение, займется плаваньем, может, как-нибудь выберемся речных гулей половить!» Речных гулей, как же! Ученики Гусу Лань, будучи старше на несколько лет, ходят на охоты группой и под присмотром куратора, а эта головная боль на ножках носится в одиночестве! Даже свою собаку-оборотня неизвестно где оставил, а это уже совсем никуда не годится.

Цзинь Гуанъяо был твердо намерен поговорить с Цзян Ваньинем.

Но – все же в своем родном теле.

Сейчас же, глядя как из темноты выступает знакомый темный силуэт, от которого время от времени в буквальном смысле разлетаются грозовые искры, Цзинь Гуанъяо почувствовал, как на смену секундному облегчению – А-Лин здесь все же не один бродит – приходит легкая паника.

Глава ордена Юньмэн Цзян мог быть очень, очень, очень неприятным оппонентом.

========== Глава 8 ==========

Мо Сюаньюй искренне желал выяснить, что же случилось с Цзинь Гуанъяо и как его можно вернуть. Однако проблема состояла даже не в том, что он совершенно не представлял, как это сделать, а в том, что он по природе своей был склонен откладывать все до последнего. Он долго не решался признаться Яо-гэ в своих чувствах, долго не мог собраться и покончить с опостылевшими родственниками… Ему постоянно казалось, что вот еще чуть-чуть, еще денечек – и можно приступать. А в результате все растягивалось на годы.

Умом Мо Сюаньюй понимал, что сейчас у него нет не то что лет, а даже и месяцев, даже недель в запасе. Пока ему еще удавалось поддерживать образ переутомившегося главы ордена, однако он осознавал, что надолго растянуть этот спектакль не удастся. Ему уже пришлось покинуть спальные покои, чтобы приближенные во главе с Цинь Су не слишком паниковали. От утренних тренировок он спасался, то и дело изображая легкое головокружение – Мо Сюаньюй не сомневался, что отточенных и стремительных движений Яо-гэ ему не повторить при всем желании. Даже если бы он сам когда-то не прогуливал бессовестно собственные тренировки, а в последние годы не забросил их вовсе, у него бы не получилось изображать из себя Цзинь Гуанъяо в бою. Тот был ниже ростом подавляющего большинства заклинателей и гораздо легче в кости. Его обучение началось в ордене Не, продолжилось в ордене Вэнь и лишь отшлифовалось в ордене Цзинь. И вдобавок ко всему, будто этого мало, меч Яо-гэ был особенным: более легким, чем обычные заклинательские мечи, и очень гибким. В результате суммы сложившихся обстоятельств Цзинь Гуанъяо выработал свой собственный стиль фехтования, который даже человеку тренированному повторить было бы непросто. Мо Сюаньюй не желал рисковать, а поэтому не собирался даже пробовать. Он вообще не решился трогать меч Яо-гэ: с одной стороны, духовное оружие вроде как должно было быть созвучно с золотым ядром, а с другой – оно не даром являлось именно что духовным. Кто знает, как поведет себя непредсказуемый и капризный Хэньшэн, не почувствовав души своего настоящего хозяина?

Заняться делами хотя бы ордена желание выразить пришлось. Иначе его бы просто не поняли. Мо Сюаньюй, изображая решительную настойчивость, прошел в кабинет и заперся там на весь день. Первым делом он плотно прикрыл все окна, по собственному опыту зная, каким образом и откуда удобно в них подсматривать так, чтобы сидящий внутри даже не заметил этого. Затем из чистого любопытства обшарил кабинет. Ничего хоть сколько-то серьезного Мо Сюаньюй найти и не надеялся: для всех секретных дел у Яо-гэ имелся потайной кабинет. На забывчивость или рассеянность уповать тоже было глупо, ибо Яо-гэ никогда не был ни забывчивым, ни рассеянным. В результате из подозрительного Мо Сюаньюй обнаружил только серию из четырех пейзажных картин, написанных и подаренных главой ордена Лань. Мо Сюаньюй долго сверлил эти пейзажи возмущенным взглядом. Он и сам когда-то рисовал неплохо: живопись была одним из немногих искусств, что давались ему при обучении в Башне Золотого Карпа. Однако после изгнания о рисовании пришлось забыть, ибо материалы стоили дорого, а родичи не собирались тратить на «нахлебника» ни единой лишней монетки. Глава ордена Лань, разумеется, в средствах стеснен не был, и, уж конечно, к нему никто не вламывался, не отвлекал и не портил его вещи. Ничего удивительного, что ему удалось отточить свое мастерство до столь высокого уровня.

Но куда отвратительнее было то, что глава ордена Лань не постеснялся подарить свои художества Яо-гэ, – а тот их принял!

Мо Сюаньюй с огромным трудом подавил в себе желание сорвать картины со стен и порвать на мелкие клочки. В конце концов, пейзажи были действительно хороши, и оставался шанс, что Яо-гэ они нравились по этой причине. Исключительно по этой и больше ни по какой иной.

Оторвавшись от картин и убедившись, что больше в кабинете нет ничего интересного, Мо Сюаньюй поворошил документы. Количество писем, докладов, чертежей и карт поражало воображение, но еще больше удивляло то, что все содержалось в образцовом порядке. Бумаги не громоздились в рискующие в любой момент обвалиться стопки, а были так грамотно разложены и рассортированы по темам, что разобраться в них не составляло труда.

Так оно, несомненно, было – до того, как в эту стройную систему влез Мо Сюаньюй. Он, казалось, только взял несколько писем, развернул карту-другую и заинтересованно прочитал отчет адептов о последней ночной охоте, однако очень скоро от идеального порядка на столе не осталось и следа. В образовавшемся на столе ворохе нельзя было уже найти не то что какой-то конкретный документ, но даже тушечницу.

Тяжело вздохнув, Мо Сюаньюй обреченно опустил голову на столешницу.

Через каких-то пару мгновений он уже заснул.

– …головокружение, слабость и учащенное сердцебиение… А еще он почти все время спит!

Женский голос, хоть и старался говорить приглушенно, для слуха Мо Сюаньюя прозвучал настолько пронзительно, что он вынырнул из царства снов. Второй, мужской, голос звучал гораздо ниже, и слов разобрать не удалось.

– Да я тоже ему всегда твердила, что спит он недостаточно! Надо либо раньше ложиться, либо позже вставать, а не поступать так, как он!

Это Мымра продолжала разоряться в коридоре, сообразил наконец Мо Сюаньюй, потряхивая головой. Движение неприятно отозвалось в спине: тело мстило за сон в неудобной позе прямо за столом.

– Я совершенно с вами согласен, госпожа Цзинь, – мужской голос был несравненно красивее, чем голос Мымры: низкий, глубокий, с бархатистыми нотами. – Я обязательно с ним поговорю на эту тему.

– Я буду очень вам признательна, глава Лань, – прощебетала Мымра, судя по звучанию, стоя уже у самого порога кабинета.

Глава Лань?!

Мо Сюаньюй подскочил на месте, забыв про затекшее тело. Главу Лань ждали только завтра! Мо Сюаньюй был уверен, что у него есть еще хотя бы день на то, чтобы придумать, что же ему делать, что говорить и как вообще себя вести с побратимом Яо-гэ. Как совместить несовместимое: сделать все, чтобы тот не догадался о подмене, и при этом попросить о помощи.

В набиравшую обороты панику ворвался негромкий, но настойчивый стук в дверь. Мо Сюаньюй замер, так толком и не поднявшись из-за стола. Он даже дыхание затаил, как будто реально было притвориться, что он, в смысле, тело Цзинь Гуанъяо, пребывает сейчас не в кабинете.

– А-Яо! – приглушенно раздался из-за двери голос главы Лань. – А-Яо, это я. Впусти меня, пожалуйста.

Мо Сюаньюй на несколько мгновений зажмурился, а потом обреченно поплелся к выходу из кабинета. Перед смертью не надышишься, убеждал он себя, отпирая дверь трясущимися руками. Распахнув ее, он едва не уткнулся носом в белое ханьфу с голубой отделкой. Глаза Мо Сюаньюя оказались ровно напротив яремной ямки, такой же прозрачно-белоснежной. Словно во сне он отследил, как кадык, находящийся лишь чуть выше, судорожно дернулся.

– А-Яо? – в голосе, донесшемся откуда-то сверху и при этом словно из потустороннего мира, отчетливо прозвучала тревога.

Почти против воли Мо Сюаньюй запрокинул голову. Это было ошибкой: они стояли слишком близко друг к другу. До сих пор слуги из уважения в основном держались на почтительном расстоянии, а Мымра была еще ниже Яо-гэ. Из-за этого посмотреть в глаза главе Лань внезапно оказалось очень тяжело. Мо Сюаньюй слишком далеко откинул голову назад и со своей одеревеневшей со сна спиной едва не опрокинулся.

Сильные и теплые руки подхватили его в то же мгновение.

– А-Яо! – Мо Сюаньюя буквально окутал со всех сторон легкий цветочный аромат – к счастью, наконец-то не пиона. – Осторожнее…

– Гл… Ла… эргэ!.. – Мо Сюаньюй в своей панике едва не позабыл, как Яо-гэ называл своего побратима. – Я в порядке…

– Я вижу, в каком ты «порядке», – глава Лань пытался говорить строго, но лицо его выглядело слишком взволнованным, чтобы поверить в эту строгость. – Ты совершенно неугомонный!

Мо Сюаньюй потупил взгляд. Ему совсем не нравилось, что его держит в почти объятиях такой большой и такой сильный мужчина. Но вот телу его, судя по всему, это очень даже нравилось! В низу живота стало горячо почти до пульсации, а к щекам прилила жаркая краска.

– У тебя лихорадка? – встревоженно спросил глава Лань, аккуратно касаясь второй рукой – не той, которой он плавно поддерживал его под поясницей, – головы Мо Сюаньюя.

Ладонь главы Лань была такой большой, что закрыла собой и лоб, и оба виска. Она была теплой, но на фоне полыхающего от возбуждения лба показалась прохладной.

– Нет, я просто… немного не в форме, – с трудом подобрав слова, пробормотал Мо Сюаньюй.

Глава Лань скользнул взглядом по кабинету. При виде разворошенных бумаг на столе он чуть приподнял в изумлении брови, однако ничего не сказал. Лишь посмотрел на того, кого считал Цзинь Гуанъяо, обеспокоенно и печально.

– Я не думаю, что тебе стоит сегодня продолжать заниматься делами, – заявил он наконец. – Пойдем, я провожу тебя в твои покои.

Мо Сюаньюю отчаянно не хотелось, чтобы глава Лань вел Цзинь Гуанъяо в его покои. Однако тело, которое он сейчас занимал, откликнулось на это с радостью. Мо Сюаньюю пришлось поторопиться отодвинуться от человека, который почти прижимал его к себе, дабы тот не почувствовал эту самую радость.

– Не упрямься, А-Яо, – по-своему расценил это движение глава Лань. – Ты выглядишь измученным, и непохоже, чтобы работа у тебя шла хорошо. Я тебя знаю: ты умеешь работать быстро и весьма продуктивно. Когда поправишься, ты легко сможешь наверстать все упущенное. Но если в своем нынешнем состоянии ты допустишь ошибки, то последствия могут быть крайне тяжелыми. Пойдем, сейчас тебе лучше отдохнуть.

Мо Сюаньюю не оставалось ничего, кроме как поддаться власти этих чересчур сильных, пусть и действующих мягко и плавно рук. Глава Лань продолжал осторожно поддерживать его за плечи, пока они шли к покоям главы Цзинь, а внутри Мо Сюаньюя все с большей и большей силой закипало раздражение на то, что никто, включая встреченных по дороге слуг, не видел в этом ничего особенного.

Неужели все зашло настолько далеко? Яо-гэ с главой Лань всегда были достаточно близки – по крайней мере, на вкус Мо Сюаньюя. Однако они все же неизменно держались в рамках строгих приличий. Яо-гэ боготворил своего нефритового побратима, иногда откровенно заглядывая в рот, но не делал попытки сблизиться в ином смысле. Глава Лань же, хоть тот и считался красивейшим из мужчин, всегда казался Мо Сюаньюй начисто лишенным сексуальности. В Мымре, при всей ее манерности, и то было больше страстности.

До покоев главы Цзинь они дошли в молчании. Глава Лань бережно усадил Мо Сюаньюя на кровать, а сам опустился рядом на колени.

– Что вы… что ты делаешь? – встрепенулся Мо Сюаньюй.

Он не знал точно, какие именно сейчас отношения между Яо-гэ и этим человеком, но нефритовая статуя на коленях – это при любом раскладе выглядело слишком немыслимо.

– А-Яо, – мягко произнес глава Лань. – Позволь мне позаботиться о тебе.

Сейчас их глаза оказались почти на одном уровне. Мо Сюаньюй, ошарашенно глядя на собеседника, вынужден был встретиться с ним взглядом.

Глава Лань никогда ему не нравился. И дело было даже не в том, что Яо-гэ обожал этого своего побратима, не обращая при этом внимания на родного брата, а в том, что Мо Сюаньюй имел собственные критерии красоты. И пусть черты лица главы Лань были потрясающе соразмерны и гармоничны до идеальности, Мо Сюаньюй не мог заставить себя согласиться с всеобщим мнением. На его взгляд во внешности главы Лань присутствовала чудовищная фальшь. Он, как, впрочем, и большинство виденных Мо Сюаньюем Ланей, со стороны выглядел светлым, воздушно-прозрачным и неземным. Однако в реальности оказывалось, что в Ланях нет совершенно ничего воздушного. Они были каменно-тяжеловесны, монолитны и закостенелы. При взгляде на них Мо Сюаньюю постоянно вспоминались нефритовые статуэтки, изображающие небесных духов: тонко сработанные, они казались изящными, но стоило взять их в руки, как наступало осознание, что это в каком-то смысле обычный каменный пресс.

Разве место такому рядом с Яо-гэ? Вот кто уж действительно был наполнен светом, причем не холодно-равнодушным, а солнечным, теплым и ярким. Яо-гэ был по-настоящему живым, не то что эти ходящие и говорящие статуи.

Живым… был. До недавнего времени.

Мо Сюаньюй сам не заметил, как в уголках его глаз скопились слезы, а затем по щекам потекли тоненькие серебристые ручейки. Зато это тут же увидел глава Лань, всполошившись окончательно.

– А-Яо, да что с тобой?! – он схватил Мо Сюаньюя за руки, так, что изящные кисти тела Цзинь Гуанъяо буквально потонули в его ладонях. – Тебе плохо? Где болит?

Но Мо Сюаньюй только смотрел на него, почти не мигая, глазами, из которых продолжали литься слезы. Глава Лань ответил ему испуганным взглядом. Он медленно, будто приручая дикое животное, потянул их сомкнутые руки на себя, а затем поднял их к губам. Сейчас, в этот самый момент, Мо Сюаньюй, пожалуй, мог сказать, что одна из черт главы Лань все же по-настоящему красива. Огромные, широко распахнутые темные глаза Лань Сичэня больше не выглядели ни частью нефритовой статуи, ни зеркалом, равнодушно отражающим улыбки окружающих. Теперь они, казалось, принадлежали загнанному оленю, и это придавало всему облику своеобразное очарование. Этот большой, сильный и властный человек, стоящий на коленях перед телом Цзинь Гуанъяо, склонился перед ним всей своей душой.

Вот только души Яо-гэ в этом теле больше не было.

Не в силах больше сдерживать рыдания, Мо Сюаньюй упал в подставленные ему объятия.

========== Глава 9 ==========

Цзян Ваньинь хмурым взглядом окинул открывшуюся ему картину. Цзинь Гуанъяо буквально видел, как в глазах напротив отображаются попеременно пустая золотая сеть, А-Лин, стоящий поодаль, и, наконец, он сам.

– Это еще что? – тяжело уронил свой вопрос Цзян Ваньинь, уставившись на Цзинь Гуанъяо.

Тот только сейчас осознал, что все это время продолжал сидеть на земле. Неторопливо поднявшись, он отряхнулся и по привычке улыбнулся, хотя и знал отлично, что на главу Цзян никакие улыбки не действуют. И уж тем более тот никогда не доверял незнакомцам.

– Цзинь Лин, я спросил, что это такое? – в низком голосе отчетливо послышалось рокотание, и Цзинь Гуанъяо ничуть не удивился, приметив, что голова юноши словно сама собой чуть втянулась в плечи.

Цзинь Гуанъяо как раз хотел вежливо указать на то, что он все-таки не «что», а «кто», когда А-Лин все же рискнул раскрыть свой рот.

– Так… Придурок один, – поморщился он, машинально теребя свой лук.