Текст книги "Без надписи на предплечье (СИ)"
Автор книги: SuddenMe
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
– На сколько дюймов пергамента хватит чернил? – блондин вертел в руках ручку с интересом первооткрывателя.
– В дюймах не считала, мне хватает одной на три недели. Производитель уверяет, что ей можно написать пятьдесят тысяч слов.
– Интересно, – Малфой огляделся, извлек из папки стоящий на полке небольшой белый прямоугольник и, оперевшись на стол рукой, что-то очень быстро написал на нем и внимательно осмотрел написанное.
– Чернила уже высохли? – восхищенно спросил он.
– Да. Очень быстро сохнут. Гораздо быстрее, чем обычные.
– Должен признать, я восхищен. Пятьдесят тысяч слов, говоришь?
– Ну, этой я писала, так что, наверно, уже меньше.
– Я проверю, – пообещал Малфой, протягивая ей белый прямоугольник.
Гермиона с недоумением взяла его. На нем наискось было написано: «С благодарностью, от Драко Малфоя».
– Коснись губами, – таинственно прошептал Малфой почти над ухом.
– Это зачем ещё? – Гермиона внутренне напряглась, подозревая дурацкую шутку.
– Тебе точно понравится. Я посылаю такие открытки матери.
Гермиона вздохнула, но исполнила инструкцию. И на открытке стремительно начали проступать контуры карандашного наброска. Сначала было ничего не понятно, но с каждым штрихом на белом картоне рисунок становился все осмысленнее.
Сначала Гермиона узнала себя, сидящую на стуле, а потом и Малфоя, стоящего за её спиной.
– Нравится?
– Ну… – Гермиона была очень удивлена появившейся картинке. – Я не очень понимаю, что это значит.
– Это тоже Протеевы чары. На картинке всегда будем появляться ты и я рядом друг с другом, даже если при этом мы находимся в разных местах.
– Мне кажется, это слишком личный подарок…
Гермиона смотрела, как изображение на картинке исчезает.
– Не думай об этом, как о чем-то личном. Ты подарила мне что-то магловское, чего у меня никогда не было. А я тебе – что-то волшебное, чего никогда не было у тебя. Если разберешься, как она сделана, сможешь послать такую открытку своему Уизли.
– То есть, если я заколдую картонку, то Рон будет видеть меня?
– Любой, кому ты подаришь такую, будет видеть тебя рядом с собой. Но… Только если поймёшь, как я это сделал, и сможешь повторить.
– Пойму, – с вызовом сказала Гермиона, вставая. – Но сначала прочту твое эссе и, возможно, чуть подкорректирую план. Думаю, в понедельник я буду готова начать.
Опросник Гермиона сунула в сумку вместе с планом и белым картонным квадратиком, момент был неподходящий.
– Почему так долго? Сегодня только среда.
– Я буду готова к выходным, но не думаю, что ты хочешь…
– Не просто хочу, Грейнджер, я жажду начать в субботу, сразу после собрания старост. И заниматься так долго, как только возможно.
– Ладно. Тогда я пойду займусь делом.
Гермиона направилась к выходу. Малфой проводил её до комнаты девочек и, попрощавшись, элегантно удалился.
А Гермиона задумалась. Во-первых, она никак не могла решить, от чего отказаться, чтобы выяснить, как работает подарок Малфоя. Во-вторых, Панси будет явно не рада их общему с её возлюбленным затворничеству, и к этому стоит быть готовой. И в-третьих, Малфой напомнил о Роне. Не то чтобы она забыла о нем, но хотя бы не паниковала какое-то время.
Она уже почти вошла в комнату, как её окликнули. Обернувшись, она увидела машущую ей из прохода в гостиную Джинни.
– Я по поручению Гарри, – сообщила Джинни, когда они устроились на диване в углу. – Он просил, цитирую, «долго не болтай, Гермиона очень усердно занимается, не отнимай у неё время».
– На то, чтобы поболтать с любимой подругой, время всегда должно находиться, – назидательно сообщила Гермиона.
Она была рада видеть Джинни. За последний месяц она даже с Малфоем общалась чаще, чем с лучшей подругой. Такое поведение со своей стороны ей вовсе не нравилось, но ничего поделать она не могла. Чем больше она учила, тем больше появлялось тем, которые она не знает и тоже должна выучить.
– В общем, Гарри написал мне по поводу Рона, – продолжила Джинни. – Он просил передать, что Рон скатился на тролли, и ему запретили контакты с внешним миром, даже через совиную почту. И Гарри считает, что правильно. Потому что Рон только тем и занимался, что строчил письма то тебе… То ещё кому-нибудь. Так что ему твои письма тоже не отдают. Его даже на рождественские каникулы не отпустят. Будет подтягиваться по учёбе.
Гермиона кивнула, переваривая информацию. И даже почувствовала себя виноватой. Это было просто ужасно, что Рон так пренебрегал учебой, да ещё и в пользу её с ним переписки.
– Но, – Джинни сделала вид, что не замечает, как расстроилась подруга. – Мы решили, что вы заслужили небольшую контрабанду. Напиши ему записку, я пошлю её со своим письмом Гарри.
– Спасибо, Джин, – Гермиона счастливо вздохнула. – Вы с Гарри – настоящее спасение. Даже не знаю, как бы я пережила все это в неведении.
Порывшись в сумке, Гермиона отыскала чистый пергамент, оторвала от него четверть и начала писать.
– А это что? – Джинни подняла с пола белый квадратик. – «С благодарностью, от Драко Малфоя»?
– А? Это? Мы с Малфоем обмениваемся культурным опытом.
Гермиона взяла Джинни за запястье, коснулась губами картона и вернулась к составлению письма. Она специально ограничила себя четвертинкой и пыталась вместить в несколько строчек как можно больше смысла.
– Ого! А это настоящий романтический подарок! – воскликнула Джинни, заставив Гермиону снова отвлечься.
Она взглянула на открытку. Нарисованная Гермиона Грейнджер сидела на том же диване, что и настоящая сейчас, склонив голову над точно такой же четвертинкой листа. Но рядом с ней вместо Джинни, скрестив ноги, вытянулся с книгой Драко Малфой. На рисунке Малфой был куда красивее, чем в жизни, или просто так был подобран ракурс, а, может, потому, что его лицо было расслаблено, а рубашка не была застегнута на все пуговицы. Одной рукой блондин придерживал книгу, в другой – вертел яблоко. Гермионе показалось, что яблоко должно быть обязательно идеально зелёным. Картинка поблекла и стремительно выцвела. Оставив только витиеватую надпись синей шариковой ручкой.
– Ничего подобного, – неуверенно произнесла Гермиона, когда артефакт снова стал не более, чем куском белого картона. – Он подарил мне его, чтобы я могла разобраться, как сплетены заклинания, и научиться делать так же.
– Угу, – кивнула Джинни, задумавшись о чем-то.
Гермионе стало стыдно. Хотя она ничего такого не сделала. Да и Малфой тоже. Но в её воображении невинный обмен сувенирами постепенно превращался в подлую измену.
– Джинни, это, правда, ничего не значит! Ну не могу же я вообще ни с кем не общаться. Тем более, мы работаем над совместным проектом.
– Да что ты так распереживалась, – Джинни рассмеялась, взглянув на подругу, и вернула ей открытку. – Я знаю, что ничего такого. Не будешь же ты за ним в душе подсматривать. Да и было бы, на что смотреть. Малфой же бледная моль; длинный и одинаковый везде, как дождевой червяк.
Гермионе стало смешно.
– Слышал бы он такую характеристику – побледнел бы до полной прозрачности.
– И мы бы увидели, как через кожу проглядывает его череп… Фу, – Джинни скривилась. – Пиши давай, а то я до отбоя не успею.
– Как я могу писать, если ты меня отвлекаешь Малфоями и червяками? – Гермиона вернулась к письму.
========== глава 3 ==========
– Ну, как ты? – Гермиона приложила мокрое полотенце к голове Малфоя.
– Думаю, может вообще перестать есть? – мрачно сообщил Малфой. – В этот раз даже сытым побыть толком не успел…
– Нужно сделать перерыв на твоё восстановление. Хотя бы неделю.
– Нет. Это плохая идея. Я потом вряд ли смогу…
Малфой снял со лба полотенце и открыл глаза, посмотрев на Гермиону снизу вверх. Он лежал на полу квиддичных душевых, а Гермиона сидела рядом, устроив его голову у себя на коленях. Ещё три недели назад она послала бы в Мунго любого, кто осмелился сказать, что Драко Малфой будет класть ей голову на колени и она не будет возражать.
Эксперименты с меткой начались неудачно. Неудачно продолжались три с половиной недели, и Гермиона начинала всерьёз задумываться о том, чтобы их прекратить.
Сначала ей казалось, что начало было неплохим. Прочитав эссе Малфоя, Гермиона была просто счастлива. Во-первых, блондин действительно знал толк в систематическом наблюдении и анализе результатов, а, во-вторых, писал он потрясающе. Гермионе пришлось постоянно напоминать себе, чью работу она читает, потому что не влюбиться в четкие формулировки, идеальные речевые обороты и стройные фразы было почти невозможно.
Малфой перелопатил огромное количество трудов, касающихся Протеевых чар, и его работа изобиловала цитатами, перекрёстными ссылками и сносками. В последний раз Гермиона так наслаждалась чтением разве что дипломной работы Перси Уизли. И все же Малфой доказывал лишь тот факт, что метка – это модифицированные Протеевы чары, и начисто игнорировал возможность её принадлежности к артефактам. Поэтому сразу после прочтения Гермиона зарылась в книги, написав почти такое же длинное эссе для Малфоя в поддержку своей точки зрения.
Но то ли они оба были не правы, то ли имел место факт абсолютной уникальности, но ни один способ определения не работал как надо. И если некоторые были вполне безобидными, то от большинства заклинаний блондина скручивало чудовищными спазмами, било в конвульсиях, от зелий тошнило или трясло в лихорадке.
Сначала они заняли заброшенный класс, но после того, как Малфоя стошнило два раза подряд, он заявил, что эксперименты стоит продолжить «в более оборудованном для рефлекторных биологических реакций месте».
В итоге по предложению, опять же, Малфоя они перебрались в квиддичные раздевалки. Это было очень неожиданным местом, но, действительно, в зимний период не используемым ни по назначению, ни для свиданий.
Первую неделю Малфой стоял, как скала, мужественно перенося ежедневные многочасовые издевательства над собственным организмом, и даже подавал идеи. Гермиона подозревала, что его греет мысль о том, что метку все же возможно вывести. Но в начале второй недели, когда все «стандартные способы определения» были опробованы, и они приступили к «редко используемым», у блондина начали сдавать нервы. Это сразу же отразилось на его внешности, выделив синевой круги под глазами. А ещё у него начали дрожать руки. Периодически они дрожали так сильно, что он не мог удержать кружку с восстанавливающим отваром, который Гермиона вливала в него по утрам.
Она ждала скандала и обвинений, но Малфой ничего не говорил. Выл от боли, но в компетентности Гермионы не усомнился ни разу.
Панси, со своей стороны, тоже подливала масла в агонию Малфоя, скандалы теперь вспыхивали везде, где им повезло встретиться. Блондин не срывался и на неё, казалось, ему вообще все равно, орут на него или поют дифирамбы. Гермиона каждый раз поражалась неожиданно проявившейся кроткости его нрава.
Переломный момент наступил в конце второй недели, когда Малфой потерял сознание и не приходил в себя почти десять минут. При том, что все жизненные показатели были в норме. Гермиона тогда очень испугалась и поступила так, что до сих пор ей было стыдно и перед Малфоем, и перед собой: она разревелась. Сидела на коленях рядом с привязанным ремнями к лавке блондином и рыдала навзрыд. Так, что не услышала, как Малфой пришёл в себя, и даже не сразу осознала, что он расстегнул заклинанием ремни и обнял её. А когда вкрадчивый голос произнёс «плакать при постороннем мужчине неприлично, Грейнджер», разревелась ещё сильнее, но уже от облегчения. С того дня блондин отходил от последствий экспериментов исключительно положив голову ей на колени. И в этом его действии невозможно было найти ни намека на романтику или какую бы то ни было заинтересованность. Просто ему было так легче, а Гермиону чуть меньше мучила совесть.
– Давай попробуем Carminis fortia Romanum? – предложил Малфой, вырывая Гермиону из невеселых размышлений.
Его бил озноб, но решительность во взгляде не позволила Гермионе отступиться. Она кивнула. Наблюдая, как Малфой безропотно укладывается на лавку и магией заставляет ремни себя обездвижить, Гермиона содрогнулась. С каждым разом он становился все мрачнее, и, кажется, внутренне таял вместе с их общей надеждой, а она ничего не могла придумать. Достав конспект, Гермиона встала рядом с лавкой и направила палочку на левое предплечье блондина.
Заклинание было длинным. Где-то в середине Малфой напрягся всем телом, к третьей четверти текста застонал, а к концу – орал, срывая голос. Метка на руке стала красной и пульсировала. Но зато над ней поднялась долгожданная призрачная вязь из символов, римских цифр и линий. Гермиона переписала их настолько быстро, насколько смогла, и сняла заклинание. Малфой выдохнул и открыл глаза.
– Есть что-нибудь? – шепотом спросил он, пытаясь отдышаться.
– Кое-что… – Гермиона расстегивала ремни руками и обдумывала полученную информацию.
Пытаясь понять, что она упускает, и очень надеясь, что Малфой из-за собственного тремора не заметит, что руки у неё дрожат.
– У меня тоже, – Малфой поднял руку и потряс ей.
– В смысле?
– Я был заперт в собственном мертвом теле и чувствовал, как оно истлевает. Сначала кожа, потом мышцы…
– Фараонская пытка?
– А ты начитанная особа, Грейнджер, – усмехнулся Малфой. – Правда, было одно отличие, при Фараонской пытке жертва принимает иллюзию за реальность, я же, несмотря на боль, прекрасно осознавал, что все не по-настоящему. Полагаю, что все предыдущие разы я испытывал то же самое, но мозг отказывался запоминать этот ужас. А у тебя что?
– Заклинание сработало! Но я… – Гермиона тяжело осела на пол и подтянула к себе колени. – Если я правильно расшифровала магические сигнатуры… Мы не сможем её убрать.
– Покажи, – Малфой сел, спустив ноги по обе стороны лавочки.
Гермиона кивнула на свою тетрадь. Пока блондин изучал рисунок, она просто сидела рядом.
– Допустим, – наконец, произнёс он. – Рисунок показывает Протеевы чары в первом ряду. Второй ряд – это оммаж, то есть согласие с моей стороны. Третий – это защитный механизм и структура клейма, но четвертый – это что-то совершенно несуразное.
– Он несуразный только по горизонтали, читай сверху вниз.
Малфой снова углубился в изучение.
– Исходя из вертикальных рядов, метка не исчезает потому, что я – это я? Ты это хочешь сказать?
– Я даже думаю, что он не смог бы её нанести, если бы ты не был изначально предрасположен к её принятию.
– Тоже мне открытие, – фыркнул Малфой, возвращая тетрадь.
– Зато теперь можно с уверенностью сказать, что метка – это магическое клеймо шестого типа.
– Пятого. Согласие и предрасположенность к ношению знака – это пятый тип.
– Пятый тип не сопротивляется расшифровке. Пятый тип можно снять.
– Ладно, пусть шестой. Но его тоже можно снять.
– Разрушив символы четвёртого ряда! – Гермиона вскочила. – Чтобы её снять тебе придётся… Да я даже не знаю, что для этого нужно сделать!
– Вот тут ты ошибаешься, – Малфой встал и трансфигурировал лавочку обратно.
Лавка стала ниже и уже, ремни исчезли, и Гермиона внезапно поняла, что исследование завершено. Информация получена. Теперь осталось сесть и, пользуясь всеми этими сведениями, написать работу. Стоило бы обрадоваться, но радость почему-то не приходила. В глубине души она тоже надеялась, что метку можно стереть.
– Чтобы снять клеймо шестого уровня, – непринужденно продолжил блондин. – Нужно прямо в тело клейма нанести другое, с противоположным значением одному из символов четвёртого ряда. Толкования знаков тайных сект пятнадцатого-шестнадцатого веков. Самуэль Агафрест. Глава четыре. Если не ошибаюсь.
Гермиона засмеялась.
– И какой символ ты хочешь опровергнуть? Малфой, мы никак не можем сделать из тебя, например, женщину.
– Женщину не можем, но нанести клеймо того, что я женщина, вполне.
Гермиона задумалась, о чем идет речь. И не поверила собственным мыслям.
– Тебе, в таком случае, всю жизнь придётся носить на руке венерино зеркало.
– Сомневаюсь, что именно этот знак нарушит суть метки. Но раз ты предложила начать с него…
– Я не буду в этом участвовать.
– Да ладно? Ты сама-то веришь в это утверждение? Подумай хорошо, Грейнджер, это уникальная возможность.
– Попасть на ужин хоть раз за месяц уже тоже кажется мне уникальной возможностью, – Гермиона надела теплую мантию и повязала шарф. – Ты идёшь?
– Даже не знаю. Мой желудок отвык переваривать съеденное, – томно произнёс Малфой, но мантию все же надел. – И с тебя курс успокоительных зелий. Фараонская пытка – это не шутки, знаешь ли. Я ведь и с ума могу сойти.
– Сумасшествие – это у тебя наследственное. Нечего валить на Фараонскую пытку, – парировала Гермиона и возликовала, услышав, как Малфой лишь фыркнул в ответ.
Пробираясь по глубокому снегу, они обсуждали, как лучше написать исследование. Малфой утверждал, что все их эксперименты должны быть детально описаны, чтобы показать служебное рвение и заодно снять все вопросы к нему, несчастному. Гермиона откровенно грустила от перспективы вспоминать все неудачные попытки взломать заклинание.
– Слушай, а ты размышлял, зачем Ему вообще нужна была такая защита? – спросила Гермиона, когда они уже громко топали, сбивая снег с подошв в холле.
– Клеймо раньше ставили магические секты, в их знаках содержалась тайная информация. Возможно, он решил, что это будет не лишним, а может, там и правда что-то зашифровано. Секты очень хорошо умели хранить свои секреты. Спасибо, что я не умер в процессе.
– Я бы сейчас с удовольствием умерла от стыда. Два лучших ученика Хогвартса не додумались до такой простой вещи.
– Грейнджер, – Малфой наклонился к самому уху Гермионы. – Об этом, возможно, весь отдел Тайн не додумался. Они делают ставку на твоё упорство и мой страх.
Гермиона удивлённо замерла.
– Стали бы они требовать такое исследование, когда у них полный Азкабан Пожирателей.
– Считаешь?
– Убеждён, – Малфой отстранился и кивнул.
– Если у тебя есть объективные причины так думать, хотелось бы их узнать.
– Тебе работать с этими людьми. Не уверен, что ты хочешь знать о них подобные сведения.
– А я уверена.
Гермиона оглядела почти опустевший Большой зал, и они с Малфоем сели с краю за Хаффлпаффский стол.
Вообще-то, обычно они ели каждый со своим бывшим факультетом, но Слизерин и Гриффиндор уже отужинали, и столы были чистыми, а вот Хаффлпафф все ещё вдумчиво жевал не меньше чем третью своего состава. К ним пододвинулась Ханна Эббот, и разговор пришлось прервать.
– Панси рвет и мечет в гостиной, – доверительно сообщила она Малфою.
– Попала в кого-нибудь? – блондин изобразил на лице заинтересованность.
– Вроде нет…
– Тогда плохо мечет, – улыбнулся блондин, наблюдая за Ханной из-под полуопущенных век.
Гермиона не поверила своим глазам. Поэтому ещё раз пристально взглянула на Малфоя. Но восприятие не обманывало. У Малфоя обаяние работало, как лампочка, Гермиона заметила это совсем недавно и совершенно случайно. Когда наблюдала за тем, как Забини представляет блондина слизеринке с пятого курса. Он мог его включить и сиять, становясь за доли секунды привлекательнее и интереснее в несколько раз, а мог быть воплощением невзрачности и дурного характера: то есть самим собой. И сейчас блондин сиял. Все в его движениях, во взгляде и тембре голоса говорило о том, что Эббот интересует его куда больше, чем должна бы. Особенно с учётом того, что они обсуждают его девушку.
– Согласна, – Ханна склонила голову набок и улыбнулась. – Но хочу вам сказать, месье Малфой, что если вы не явитесь пред её очи, она в кого-нибудь, да попадёт.
Ханна почти пропела эту фразу и принялась за десерт.
– Что ж, если мадмуазель Эббот так обеспокоена, придётся мне остаться голодным и идти усмирять тайфун.
– Не попробовать шоколадный чизкейк было бы преступлением.
– Мужчины рода Малфой не любят сладкое. Разве что вас оскорбит мой отказ?
На этой фразе Гермиона уронила вилку. И этим привлекла внимание Малфоя. Обаяние тут же выключилось, и блондин устало передал ей чистый прибор, лежавший по соседству с ним. С Эббот тоже слетело внезапно очарование, и она уткнулась в свою тарелку.
– Спасибо, – голос Гермионы прозвучал как-то чересчур громко даже для неё самой. – Я лучше пойду усмирять тайфун.
Она встала, оставив недоеденным пирог, и вышла из Большого зала. Краем глаза заметив, как Малфой снова поворачивается к Ханне.
По дороге в гостиную Гермиона размышляла, почему её так задело поведение Малфоя и Эббот. И пришла к выводу, что она просто скучает по Рону. За три недели её верный посыльный Джинни отправила в письмах Гарри аж пять записок для Рона. Он не прислал ни одной, но Джинни уверяла, что с ним все в порядке. Просто нет времени. И в доказательство показывала письма Гарри, которые тоже были очень короткими. Приближалось Рождество. Школу уже украсили к этому празднику, и все готовились к святочному балу. Все, кроме неё. И, возможно, того же Малфоя, хотя откуда ей знать. Ничего, кроме учёбы и метки, они не обсуждали.
Рвущей и мечущей Панси в гостиной не было. Зато у камина сидел хмурый Забини. Вот, чьё обаяние не выключалось никогда. Блейз хмурился так, что даже огонь под его взглядом, казалось, старался гореть не так весело.
Заметив Гермиону, он встрепенулся.
– Гермиона-Миона-Миона! – промурлыкал он, вставая и улыбаясь своей фирменной улыбкой.
Гермиона остановилась и попыталась не улыбаться в ответ, но синие глаза Забини могли оставить равнодушной разве что слепую, и та растаяла бы от потрясающего голоса.
– Привет, Блейз. Ты что, меня ждёшь?
– А если скажу, что тебя, мне что-нибудь светит?
– М-м-м… Просьба помочь пятикурсникам с трансфигурацией тебя устроит?
– Я надеялся на что-то более личное, – кисло улыбнулся Забини, жестом предложив Гермионе сесть у камина. – Но если это поможет мне получить твою помощь…
– Я не продаю свою помощь, – Гермиона села на предложенное место и поставила сумку рядом. – Рассказывай, сделаю, что смогу.
Забини опустился на диван рядом и, как бы невзначай, положил руку на спинку дивана за Гермионой.
– Я знаю, что вы с Малфоем пытаетесь убрать его метку, – шепотом произнёс Блейз, наклонившись ближе.
– Цель наших экспериментов совершенно иная, и я не понимаю, какая разница тебе, – Гермиона постаралась не выдать беспокойства, разговор о Малфое ничем хорошим закончиться не мог.
– Мне – никакой. Ещё я знаю, что Уизли не приедет на рождество.
– Вот это вообще не твоё дело!
– Не злись, я ничего такого не имел ввиду. Просто, если ты все равно не занята… может ты могла бы… не знаю… затянуть эксперимент, чтобы Драко не смог прийти вечером к Панси на свидание.
– Ты просишь меня отвлечь Малфоя, чтобы вы с Паркинсон могли… Ну знаешь!
– Нет! Нет! – Забини схватил Гермиону за плечи. – Слушай, ну Малфой же льдина. Ему плевать на Панси. Он с ней начал встречаться лишь бы с кем. А мне она нравится. Если он оставит её одну на рождество, она наконец поймёт, что она ему не нужна.
– Блейз… – Гермиона покачала головой. – Панси пудрит тебе мозги. Она знает, что Малфой её не любит.
– С чего ты взяла? – Блейз выглядел пораженным.
– Она мне сказала. Ну, тогда. И объяснила, что ты у неё друг с привилегиями, а он – мужчина, за которого она хочет замуж.
Блейз опустил руки и разочарованно выдохнул. Он отвернулся к огню и некоторое время смотрел на него.
– Если все так, как ты говоришь… Я не знаю, как ещё мне его спровоцировать. Он непробиваем!
– Может, просто с ним поговорить? – Гермиона положила руку на плечо Блейза, и он удивлённо обернулся.
– Ты хочешь, чтобы я пошёл и сказал ему, что я сплю с его девушкой? Пожирателю смерти?
– Я думаю, что ты мог бы пойти и сказать ему, что влюблен в его девушку. Не воспринимай его так. Он умный и логичный человек. Выясни, почему он встречается с Паркинсон, и, возможно, вы придете к какому-то решению.
– Если этот умный и логичный человек не плеснет мне в лицо каким-нибудь зельем в процессе разговора.
– Сомневаюсь, что он носит с собой зелья для подобных целей.
– Сомневаюсь, что обсуждать людей за их спиной – это вежливо, – голос Малфоя заставил Гермиону вздрогнуть, а Блейз так вообще побледнел сквозь загар.
– Подслушивать тоже невежливо, знаешь ли, – сказала Гермиона вставая.
– Я не подслушивал, – с достоинством произнёс Малфой. – У меня возникли проблемы с магловской ручкой, и я хотел спросить тебя, что следует предпринять в подобном случае.
– А что с ней?
Гермиона наклонилась за сумкой, но Малфой успел раньше и, повесив сумку на плечо, направился в свою комнату.
Гермиона, немного обалдев от происходящего, последовала за ним. Вернуть свои вещи она смогла, только когда Малфой закрыл за ней дверь спальни для мальчиков.
– Забини – плохая компания, Грейнджер. И он далеко не так безобиден, как кажется.
– И ты решил меня спасти, отобрав сумку? – раздраженно спросила девушка, вешая ремень на плечо.
– Вы говорили обо мне, – убежденно сказал блондин, проигнорировав выпад. – Что он хотел?
– Вовсе не о тебе. И вообще, это не твоё дело.
– А если моё?
– Слушай, Малфой, ты вроде должен сейчас быть с Панси…
– Ты хотела знать, почему я убеждён, что Невыразимцы ставят эксперименты на пожирателях.
Столь резкая смена темы очень удивила Гермиону, но отдел Тайн интересовал её куда больше, чем драмы Забини. Она села на уже привычный стул, а Малфой – на стол рядом.
– То, что я тебе сейчас расскажу, невозможно доказать, и лучше, чтобы никто никогда не узнал о том, что я знаю. И тебе, по-хорошему, знать бы вообще не стоило, но мне все ещё нужна твоя помощь.
– Ты слишком склонен к театральным эффектам.
– Ты уже говорила. И, пожалуй, права, – Малфой увлеченно рассматривал пейзаж в окне. – У отца чуть выше метки был шрам от тренировочной рапиры. Когда его тело привезли для погребения, я его осматривал. Пытаясь понять, как он умер. Слабое сердце – это не про Малфоев. И уж точно не про Люциуса Малфоя. Так вот, края шрама не совпадали на миллиметр. Ступенька практически незаметна, но все же.
– Хочешь сказать, ему отрезали руку, а потом прирастили на место? Это невозможно.
– С трупом возможно вполне. Мертвое тело подчиняется магии для неодушевленных предметов, не репаро, конечно. Но у гробовщиков есть специальные заклинания, чтобы тело на похоронах выглядело хорошо.
– Звучит не очень правдоподобно, если честно.
– Я это не выдумал, – Малфой повернул голову и посмотрел в глаза Гермионе. От этого взгляда ей сделалось не по себе. – Я никому об этом не говорил, даже матери.
– Ладно. Будем считать, что эксперименты имели место быть.
– Неизвестно, определили они или нет, что метка – это магическое клеймо, но после твоей работы они будут это знать точно. А значит, тем или иным способом, они захотят проверить, что в нем скрыто.
– С чего ты взял, что в нем что-то скрыто?
– Скрыто или нет, неважно. Отдел Тайн потому так и называется, они обязаны выяснить все, вплоть до мельчайших деталей. Даже если для этого придётся убить носителя.
– Ты хочешь, чтобы я сфальсифицировала данные в исследовании? – Гермиона понимала, что если Малфой сейчас попросит, она так и поступит. Получение должности и угроза чужой жизни – это совершенно не равнозначные вещи.
– Это не поможет. Не факт, что они действительно не додумались сами. Мне нужно её свести. Представить все так, как будто это получилось случайно, и главное – сделать это нужно быстро.
Гермиона молчала. Некстати пришла в голову просьба Блейза занять Малфоя на рождество.
Блондин по своему понял её колебания и, встав со стола, начал копаться на полке.
– Если мы не сможем этого сделать?
– Значит, мне придётся случайно остаться без руки, – спокойно сказал Малфой.
Гермиона вскочила и, схватив Малфоя за подбородок, развернула лицом к канделябру. Зрачки не реагировали на изменение яркости.
– Ты что, совсем рехнулся? – давно Гермиона так не злилась. – И как я сразу не поняла! Драко Малфой – само спокойствие!
– Интересная логическая цепочка, – Малфой не делал попыток освободиться. Так и стоял, наклонившись, и смотрел через пламя свечей на девушку.
– Не переживай, Гермиона-Миона-Миона, у меня есть назначение колдомедика.
– Фу, и ты туда же, терпеть не могу, когда Блейз так делает, а в твоём исполнении – ещё хуже, – Гермиона отпустила подбородок Малфоя, и парень выпрямился.
– Ладно, не буду. Прискорбно, что ты не оценила мой жест. Впрочем, чего ещё мне ожидать?
– Прекрати. Покажи мне рецепт.
– Зачем?
– Я должна убедиться, что ты не нарушаешь дозировку.
– О… Мне бы следовало сказать, что это не твоё дело… – блондин достал из кармана мантии пузырек с биркой. – Но твоё беспокойство мне приятно.
Гермиона внимательнейшим образом изучила бирку, потом сосчитала пульс Малфоя и даже наложила диагностические чары. Успокоительное было очень сильным. Даже магические токи в теле блондина стали тоньше и прозрачнее. Легально такое могли выдать разве что в Мунго.
– Забавное зелье. Зрачки скоро придут в норму, магические токи восстановятся, а вот спокойствие останется со мной.
– Вот, почему ты молчишь, вместо того, чтобы задираться, как раньше, – Гермиона села на стул. Неожиданное открытие заставило её по-новому взглянуть на происходящее.
– Было бы, с кем задираться. Поттер – и тот сбежал в академию. Хотя, тупица Эббот сегодня смогла меня разозлить.
– Да уж, ужасная Эббот, с которой ты флиртовал, – Гермиона сама поразилась тому, что только что сказала.
Но Малфой удивился так сильно, что забыл это скрыть. Он даже рот приоткрыл от удивления.
– Это не то, что ты подумал. Я просто констатировала факт.
– Ну, именно так я и подумал. После того, как я застал тебя с Забини, упрекать меня в неподобающем поведении было бы нелогично, так?
– Застал? – Гермиона расхохоталась. – Драко, мы сидели на диване в общей гостиной! С тем же успехом ты можешь застать меня с кем угодно, в том числе и с собой.
– А мы сидели в общей столовой. Так что твои обвинения во флирте беспочвенны.
– И все же, почему ты так резко настроен против Забини?
Малфой поджал губы.
– Забини сплетник. Я, конечно, не одобряю твоего выбора жениха, и считаю, что ты могла бы поискать кого-то получше. Но было бы прискорбно, если Уизли вдруг расскажут, как ты изменяла ему с Блейзом. Тем более, доказать что-либо будет невозможно, это твоё слово против его, скандала не избежать. А Блейз считает своим правом распускать подобные слухи даже если он просто посидел рядом с девушкой на диване.
– Ты сейчас о Паркинсон?
– То есть до тебя уже тоже эта история докатилась? Интересно, Панси сегодня из-за этого рвет и мечет или платье не успела купить, – Малфой покачал головой.
– Драко, как давно ты пьешь успокоительное, оно имеет какие-то побочные эффекты?
– Да далось тебе это успокоительное? Я же не сплю на ходу. Никаких побочных эффектов, кроме расширенных зрачков и временного ослабления магических способностей. Успокойся, не отравлюсь я им.
