Текст книги "Без надписи на предплечье (СИ)"
Автор книги: SuddenMe
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
========== глава 1 ==========
– Грейнджер…
Гермиона подняла голову от книги и огляделась. Библиотека была пустой и тихой. Хотя чего ещё можно было ожидать от библиотеки Хогвартса в девять утра. Те студенты, кто в это время не были на занятиях, спокойно спали.
– Грейнджер!
Все, кроме Гермионы Грейнджер и обладателя громкого шепота, которого Гермиона никак не могла обнаружить.
– Грейнджер…
Гермиона встала и достала палочку: если кто-то решил подшутить над старостой объединенного после войны восьмого курса, то это его проблемы. Девушка двинулась вдоль стеллажей.
Обладатель голоса не прятался. Он просто стоял за ближайшим к ее столу стеллажом с книгами. Гермиона оглядела фигуру. Фигура была человеческая и даже претендовала на мужскую. Хотя под складками мантии и глубоко надвинутым капюшоном мог быть кто угодно. Девушка нацелила на фигуру палочку и подошла ближе. Кто угодно из Слизерина: на мантии красовалась нашивка.
– Грейнджер, как хорошо, что ты не спишь, – все тем же громким шепотом произнесла фигура. – Ты же знаешь расширенное «Фините Инкантатем»?
– Малфой?
Фигура кивнула.
– Почему ты прячешься? И откуда мантия с нашивкой?
– Старая мантия Гойла. Так знаешь или нет? – нетерпеливо спросил Малфой.
– Допустим, знаю. А тебе зачем?
– Мне нужно снять неудачное заклятие.
– Ну, так сними. Ты тоже староста.
– Не могу. Не получается.
– О… – Гермиона вздохнула и с грустью посмотрела на «Углубленный курс трансфигурации», раскрытый всего-то на сто тридцать второй странице из шестисот семидесяти. Такими темпами она его и за год не осилит. Но долг есть долг. Особенно если даже Малфой не справился.
– Ладно, пошли, только быстро.
– Куда?
– Где там твое заклятие непреодолимой неснимаемости? И сними капюшон, выглядишь, как маньяк из дешевого ужастика.
– Заклятие на мне. Капюшон скрывает внешние проявления.
– Тем более, – Гермиона шагнула вперёд и протянула руку, но Малфой сразу же отступил на шаг. – На тебя заклятье глупости навесили? Как я отменю, если не знаю, что отменять.
Малфой некоторое время молчал.
– Пообещай, что об этом никто не узнает.
– Знаешь, что, иди к Макгонагалл. Или к Спраут. Или к кому-нибудь ещё.
– Я не могу. Это… – рука Малфоя в чёрной перчатке схватила Гермиону за локоть.
– Против правил? Малфой, ты староста. СТА. РОС. ТА. Как ты додумался нарушить правила?
– Ладно. Ты просто невыносима.
Малфой отпустил её локоть и двумя руками снял капюшон. Это было проделано с таким пафосом, что Гермиона не сразу обратила внимание на причину его ношения. А когда обратила – зажала рот ладонью, чтобы не засмеяться в голос.
Все лицо Драко Малфоя было исписано словом «Лжец».
– Ты… – сквозь смех пыталась произнести Гермиона.
– Да, я знаю, что я сделал. Снять можешь?
Но на данный момент Гермиона могла только, держась за живот от смеха, сползти по стеллажу. Малфой вздохнул и опустился рядом.
– Малфой, тебе девятнадцать, – отсмеявшись, начала Гермиона. – Скажи мне, как? Вот как ты мог попасться на эту глупость?
– Смог. Так ты поможешь, или мне действительно…
В голосе Малфоя слышалась такая безысходность, что Гермионе стало жаль его. Заклинание, которое он к себе применил, действительно нельзя было снять самостоятельно. Оно относилось к той категории порч, которые не причиняли физического вреда, зато делали невозможным появление на людях. А эта могла ещё нанести глубокую моральную травму детям двенадцати лет, среди которых и была распространена. Сам Малфой на втором курсе распространял текст этой порчи чуть ли не за деньги и от души веселился, когда несчастные велись на обман. Суть шутки была проста: по версии того же Малфоя семилетней давности, это заклинание делало твоим соулмейтом кого угодно, хоть министра магии, хоть самого Гарри Поттера. И, конечно, этот человек обязательно в тебя влюбится, и вы будете жить долго и счастливо. На деле же, все тело бедняги покрывалось угольно-черными надписями «Лжец». В Хогвартсе с применившими это заклинание обходились, можно сказать, жестоко. Несчастного ребёнка выставляли на всеобщее обозрение во время обеда в Большом Зале. Задавали вопросы о том, кого же он так хотел себе в соулмейты, и только потом кто-то из преподавателей снимал порчу расширенным «Фините». Это были пятнадцать минут позора. И несколько недель подколок от каждого встречного. Тем не менее, желающие получить редкий дар родственной души находились всегда. И теперь в ряды второкурсников ввиду, очевидно, помутнения рассудка, затесался Драко Малфой.
– Я сниму, если ты мне объяснишь, зачем ты это сделал.
Малфой вздохнул.
– Это из-за Панси. Ей кажется романтичным, если бы мы были соулмейтами. А другого способа нет.
Гермиона нахмурилась.
– Соулмейты не всем достаются. Но можно любить друг друга и без имени на предплечье.
– Можно, если только предплечье чистое, – Малфой резко вздернул к плечу рукав мантии.
Рука была исписана точно так же как и лицо, но вокруг метки надписей не было, как будто буквы все понимали и держались на почтительном расстоянии от черепа со змеёй.
– Интересный эффект, – Гермиона обвела контур вокруг метки кончиком палочки.
Исследование взаимодействия соулмейтинга с меткой могло бы стать её билетом к Невыразимцам, но Малфой резко отдернул руку, выдергивая из пустых мечтаний.
– На твоём месте я не потакала бы всем прихотям Панси.
– Я как-нибудь сам разберусь, чьим прихотям потакать, – холодно ответил Малфой. – Так ты уберешь это или нет?
Гермиона вздохнула и взмахнула палочкой. В последнее время она постоянно вздыхала.
– Спасибо, – почти благоговейно произнёс Малфой, стягивая перчатки и осматривая руки. – Буду должен.
– Пф… Тебе и в лучшие времена нечем было меня заинтересовать. А сейчас – и подавно, – Гермиона встала и направилась к своему месту. «Углубленный курс трансфигурации» сам себя не прочитает.
– Ну, значит, я буду тебе должен очень долго, – Малфой тоже встал и повертел головой, пару раз хрустнув шейными позвонками.
– Сегодня твоя очередь заполнять табель успеваемости, – на всякий случай напомнила Гермиона.
– Я помню, – Малфой ослепительно улыбнулся на прощание и ушёл.
Гермиона проводила его взглядом. Война изменила их всех. Каждого в свою сторону. Рона сделала серьезнее, Гарри – спокойнее, сама Гермиона с кристальной ясностью поняла, чего хочет от жизни. А Малфой, опьяненный отсутствием контроля со стороны родителей, начал встречаться с Паркинсон. Что явно не шло на пользу им обоим. Панси вила из Малфоя веревки и вязала из этих веревок узлы. Постоянно была всем недовольна, часто плакала напоказ, но Малфой этого не просто не замечал, а как будто был рад такому поведению своей девушки. Любое недовольство в прямом смысле засыпалось цветами, конфетами и плюшевыми игрушками. Он делал ей дорогие подарки, по выходным водил на романтические свидания и выполнял за неё половину уроков. Но отношения между ними становились только хуже. На тему этой парочки ходило много сплетен. А Малфой продолжал терять голову, исполняя любой каприз возлюбленной. И вот, кажется, пришёл тот самый миг, когда Панси попросила невозможного.
Обругав себя последними словами, Гермиона собрала тетради и, запихав «Углубленную трансфигурацию» на полку, отправилась в гостиную. Без Гарри и Рона в школе было скучно. А Панси, надо отдать ей должное, знала толк в скандалах. И их объединённый курс, состоявший всего из десяти человек, не пропускал ни одного. Как не стыдно было это признать, но Гермиона получала мстительное удовольствие от того, как Паркинсон на всю гостиную крыла последними словами бывшего слизеринского принца, а он, прикрыв глаза, слушал и лишь наклонялся поцеловать ей руку.
В гостиной было, вопреки ожиданиям, тихо. Малфой нигде не наблюдался, равно как и Панси. За столом с шахматами скучал Невилл, единственный, кроме неё самой, вернувшийся на дообучение гриффиндорец, и спал с открытыми глазами Эрни МакМиллан.
– Дочитала трансфигурацию? – удивился Лонгботтом, постукивая пальцем по столу рядом с чужой пешкой.
– Нет, что-то нет настроения. А у тебя что?
– Аморфофаллусы упорно отказываются переходить в состояние покоя. Не знаю, что с ними, а профессор Спраут только хитро улыбается и приговаривает, чтоб я думал сам.
– Может, их пересадить надо?
– Пересаживал, менял температуру, режим полива, вводил разные виды подкормки. Зеленеют, как будто лето на дворе.
– Нда… Если мне попадется что-то на эту тему, я тебе скажу.
Гермиона толкнула дверь и вошла в женскую спальню, которую делила с Паркинсон и Ханной Эббот. И тут же вышла, сразу же наложив на вход несколько запирающих заклинаний. И ещё зажмурилась. Хотя вряд ли это как-то помогло бы забыть об увиденном.
– Ты в норме? – спросил МакМиллан, встряхнулся и переставил своего коня на доске.
– Забыла кое о чем, – Гермиона подошла к столу и некоторое время смотрела на доску. – Вы Малфоя не видели?
– М… Ты имеешь в виду вон того Малфоя? – спросил Невилл, кивнув за спину Гермионы.
Она обернулась и, улыбнувшись, направилась к блондину. Малфой нес в руках огромный букет лилий и очень пристально его при этом изучал. И, наверно, столкнулся бы с Гермионой, если бы она не заговорила.
– Панси тебя везде ищет, – Гермиона старалась, чтобы её голос звучал недовольно. – Она ушла в совятню минут десять назад, может, ещё догонишь.
– Спасибо, – Малфой кивнул, не отрывая глаз от цветов, развернулся на каблуках и покинул гостиную.
Гермиона вздохнула и уселась на диван. Поступок был из разряда слизеринских. Но после того, что она увидела в комнате, ей было жаль Малфоя ещё больше, чем сегодня в библиотеке.
Дверь в комнату для девочек открылась только через полчаса, оттуда очень тихо выскользнул Блейз Забини и, не привлекая внимания, скрылся в душевых.
Панси появилась через пять минут и сразу направилась к Гермионе.
– Гермиона… – Панси села рядом.
– Я ничего не видела. И я сказала Драко, что ты ищешь его в совятне, – отчеканила Гермиона, не отрывая глаз от книги.
– О… спасибо, – Паркинсон выглядела ошарашенной. – На самом деле, это не то, что ты думаешь.
– Я ничего не думаю.
– А. Ну, да. Ты ведь не расскажешь ему?
– Как я могу рассказать о том, о чем не знаю. Но в следующий раз запирайтесь изнутри. Пока кое-кто ещё не зашёл в самый неподходящий момент.
– Ты отправила его в совятню потому, что пожалела, да? Грейнджер, ты не знаешь Драко. Он холодный, чопорный аристократ, который не видит жизни без соблюдения тысячи правил и обычаев. Он понятия не имеет о том, что такое любовь. Ладно, не думаю, что тебе это интересно.
Она уже встала, чтобы уйти, но Гермиона решила вывалить на неё свои мысли:
– Сегодня утром Малфой проклял себя дивной половиной. Знаешь, что это за заклятье?
– Черт! Он так и ходит?
– Нет, я, как староста, смогла его отменить. Но если он сделал это ради тебя, то что это, если не любовь?
Панси села обратно на диван.
– Ты уверена, что он хотел проявить моё имя?
– Во всяком случае, он так сказал.
– Не уверена, что он сделал это именно из любви. Пожалуй, стоит поговорить об этом с Блейзом.
– Я думаю, тебе нужно поговорить с Малфоем, а не с Блейзом. У нас с Роном тоже были проблемы, но мы их решили, просто поговорив. И даже сейчас, когда он в академии авроров, а я здесь, мы пишем друг другу каждый день и узнаем друг друга все лучше.
– Если бы с Драко было все так просто.
– Почему ты не бросишь его, если он тебя не устраивает?
– Потому что… – Панси замолчала, что-то обдумывая.
Гермиона уже решила, что разговор окончен, но Паркинсон продолжила:
– Ты не представляешь, сколько времени и сил мне потребовалось, чтобы стать, наконец, его девушкой. Если я его брошу, все было зря. А с Блейзом у нас просто дружба с привилегиями.
Гермиона выдавила из себя улыбку, посмотрев на Панси. С точки зрения логики, Панси, конечно, была права, она хотела замуж за Малфоя, и бросать дело у финиша было глупо. Но логика пасовала перед отвращением, которое родилось в душе Гермионы от осознания холодного расчёта, с которым Паркинсон стремилась к своей цели. Они никогда нормально не общались, и вряд ли заговорили бы, если б не сегодняшний случай. Поэтому Гермиона сразу поняла, что своей откровенностью Паркинсон пытается завербовать её в подруги, чтобы сохранить свою тайну. Но показывать, что не повелась на уловку, означало нажить себе изобретательного на пакости врага. Поэтому Гермиона продолжала улыбаться и ждала, что же последует дальше.
Панси лучезарно улыбнулась в ответ и уже хотела что-то сказать, но на её плечо легла узкая бледная кисть, и перед глазами возник огромный букет лилий.
– Доброе утро, дорогая. Как ты спала сегодня? – томно произнёс Малфой.
– Опять ты подкрадываешься со спины, – мгновенно надулась Панси. – Сто раз просила тебя так не делать!
– И я в сотый раз признаю свою вину и обещаю запомнить твою просьбу, – Малфой улыбался так, как будто испытывал невообразимое счастье. – Позволь мне сопроводить тебя на урок заклинаний, который начнётся через десять минут.
Драко обошел диван и галантно предложил ей руку.
– Хорошо.
Панси уже хотела на неё опереться, но Малфой внезапно отдернул ладонь. Прошипев сквозь зубы, как показалось Гермионе, «другую, дура», он снова обворожительно улыбнулся и сам взял Панси за левую руку. Паркинсон фыркнула, подавляя гнев.
– Увидимся, Грейнджер, – совершенно будничным тоном сказал Малфой, и они ушли.
Хотя, «ушли» – это слово для простых людей. Драко Малфой не уходил, он удалялся с королевской помпезностью.
Какое-то время Гермиона размышляла над увиденным. Исходя из слов Панси, и если она услышала то, что услышала, Малфой был помешан на этикете. Но весь его этикет куда-то девался, когда он говорил, например, с ней самой. Это была интересная закономерность.
– Мисс Грейнджер, – с придыханием произнес полный сладкой галантности голос. – Позвольте, я присяду?
– Вы опаздываете на урок, мистер Забини, – Гермиона подняла голову и встретилась взглядом с синими глазами Блейза.
Блейз был очень красивым: атлетическое телосложение, мягкие, но мужественные черты лица, золотистый загар и глубокий бархатный голос. Все это дополнялось итальянским шармом и великолепным чувством юмора. Не мудрено, что Панси оказалась с ним в одной постели. Малфой не обладал и половиной качеств Забини, не говоря уже о том, что серьезно проигрывал во внешности.
– Мне совершенно нечего там делать, – улыбнулся Блейз и применил свой любимый трюк, перед которым даже Гермиона не всегда могла устоять. – Ну, Гермиона-Миона-Миона, – пропел он, сделав несчастные глаза.
– Панси уже провела со мной беседу, если ты об этом.
– Все не так, как ты думаешь, – Блейз снова сменил тактику и, не дождавшись разрешения, уселся рядом.
– Да что ж такое? – Гермиона резко захлопнула книгу и повернулась к Забини. – Ну, давай, расскажи мне всё, мне же так интересно, любопытство аж из ушей лезет.
– Драко не любит Панси, – ехидство в её голосе Блейза совершенно не смутило.
– Тебе откуда знать?
– Потому что если бы любил, у них бы было. А у них не было ни разу.
– Серьёзно? Блейз, ты считаешь, что секс – это непременный атрибут отношений?
– Ого, какие ты слова знаешь… – не удержался от укола Забини. – Но да, я так считаю. И кстати, Гермиона-Миона-Миона, ты так тоже начни считать, иначе Уизли у тебя уведут в два счёта. Даже нет, в один.
– Наши с Роном отношения – не твоё дело. И, предваряя твою следующую фразу, разбирайся с Малфоем сам. Я не хочу ничего знать.
– Ты мудрейшая женщина, Грейнджер, – Забини встал. – Но я парень честный, так что за мной должок. Если что – обращайся.
Гермиона собрала всю силу воли, чтобы не засмеяться. Обзавестись двумя должниками-слизеринцами за утро – это было уже слишком.
Забини, подхватив сумку, ретировался. И Гермиона огляделась: Невилл и Эрни напряженно уставились на шахматную доску. А больше в их маленькой гостиной никого не было. Нужно было срочно собрать мысли в кучу и начать учить нумерологию. Вот только мысли никак не хотели собираться. Слова Забини задели за живое и наложились на тот факт, что письма от Рона не было уже три дня. Они не виделись четыре месяца. Курсантам не давали увольнительных среди семестра на первом курсе. Конечно, по здравом размышлении, можно предположить, что они с Гарри валятся с ног каждый вечер, но все же раньше Рон старался написать хоть пару строчек, несмотря на усталость. Гермиона бережно хранила измятый грязный огрызок, присланный им с учебного полигона, на котором было нарисовано только кривое сердечко. Как потом выяснилось, за это письмо ему порядком влетело. Но он все равно его прислал. А теперь замолчал без каких-либо предупреждений. А в академии ведь есть девушки. Джинни собирается поступать в следующем году, например. Но ей и Гарри легче – они соулмейты, никаким расстоянием и временем не разобьешь. Может, ей стоило забыть о Невыразимцах и идти в академию вместе с Роном? Гермиона резко встала. Что за глупости? Увидела один раз чужую измену и уже готова подозревать любимого человека. Нет, так дело не пойдёт. Нужно пойти заняться чем-то полезным и ждать письма от Рона, наверняка есть объективная причина его молчанию.
Не обязательно иметь имя на предплечье, чтобы любить друг друга.
========== глава 2 ==========
Пятый день. Пятый. Гермиона барабанила пальцами по странице «Углубленного курса трансфигурации». Рон не пишет уже пятый день. Она написала ему три раза. И сегодня написала Гарри в надежде узнать, что произошло. Ревность сменилась беспокойством ещё позавчера, а сегодня это была уже настоящая внутренняя паника.
– Ты читаешь эту страницу уже пятнадцать минут, – голос Малфоя вырвал девушку из замкнутого круга вопросов и домыслов.
– А ты наблюдаешь за мной пятнадцать минут?
– На самом деле дольше. Позволишь?
Гермиона пожала плечами и убрала сумку с соседнего стула.
Малфой с чинной неторопливостью слегка развернул стул к Гермионе и уселся на него. Лицо его выражало величайшую безмятежность. Это означало, что он пришёл серьезно поговорить. За полгода совместного управления курсом она уже выучила эту аксиому: чем более безмятежным кажется Драко Малфой, тем серьезнее ситуация. В последний раз такое его выражение она видела, когда Забини устроил разборки с Финч-Флетчли прямо на уроке нумерологии, тогда Малфою посчастливилось разнимать «плебейский мордобой недостойный магов и джентльменов».
– Серьёзный разговор? – спросила Гермиона, поскольку Малфой молчал.
– Ничего такого, что было бы тебе неприятно. Скорее наоборот.
– Драко, с таким лицом…
– С каких пор мы столь близки, что ты зовешь меня по имени, Грейнджер? – голос, которым он произнес это, был ласковым и мягким.
Посторонний человек решил бы, что блондин шутит, но Гермиона прекрасно знала, что это – нежность шелковой удавки.
– Извини. Ну так?
– Я жду.
– Ты сам подошёл, расселся и ждёшь чего-то от меня? – Гермиона снова уставилась в книгу и даже начала выписывать очередной термин.
– Предложения. Я жду твоего предложения.
– Если руки и сердца, то извини, не выйдет.
– Не строй из себя дуру. Я знаю, что ты подала заявку на замещение должности стажера у Невыразимцев.
– С чего такой интерес к моей жизни?
– С того, что не ты одна. Вчера мне поступило предложение от одного из студентов, который подал аналогичное прошение. Не будем называть имён, хотя это был Джеффри Эргарт.
Малфой бережно закрыл её книгу, вынудив обратить на себя внимание. Гермиона подняла голову и посмотрела на блондина. Он был прав. К Невыразимцам так просто было не попасть. Но их требование переходило все границы. В ответном письме, подписанном лично главой отдела, ей напомнили, что для получения должности требуется провести исследование одного ранее не изученного тёмного артефакта. Но далее в письме прямым текстом говорилось, что вакантное место займёт тот претендент, кто сможет предоставить исследование тёмной метки. Глава отдела «не сомневался, что в её случае это не составит труда». Мысленно Гермиона уже праздновала победу, пока не поняла, что требуется не просто исследование темы, а изучение образца. И единственный легально доступный образец находится на руке Драко Малфоя. Расчёт Невыразимцев был ясен: блондин оправдан и привлечь его, как подопытную крыску, отдел права не имел. Так же, как никто не имел права запретить частное исследование. А вот как претендент будет получать данные – это уже не их проблемы.
– Грейнджер, мы тратим время, – напомнил Малфой.
– Не думаю, что проводить эти исследования – корректно.
– Грейнджер, рыжий дебил покусал тебя и заразил тупостью? Если они хотят эту информацию, они её получат. Пока что они настроены дружелюбно, но долго это не продлится. Единственное, что я могу сделать, – это выбрать способ, которым дам интересующие их сведения.
– Почему именно я, а не тот же Эргарт?
– Я тебе должен, помнишь?
– Эта причина звучит красиво, но я хочу знать настоящую.
Малфой отвел глаза и теперь изучал цветные закладки в тетради Гермионы.
– Других объективных причин нет, – наконец, произнёс он. – Но если ты не заинтересована, то настаивать не буду.
– А субъективные какие? – Гермиона не собиралась сдаваться просто так.
– Ищешь подвох? Это разумно. Выбирая между тобой и Эргартом, я предпочту тебя по весьма очевидным причинам.
– Пытаешься извернуться? – Гермиона засмеялась.
– Тебе принципиально важно, чтобы я это сказал, да?
– Сказал что? Что такого есть у меня, чего нет у чистокровного рейвенкловца, что ты сам пришёл предлагать мне себя?
– Самой не мерзко от того, как это прозвучало? – Малфой поджал губы и, смерив Гермиону взглядом, очень медленно произнёс. – По здравом размышлении, стоит признать, ты имеешь право поиздеваться. И в моём положении мне придётся потерпеть. Но если ты думаешь, что я не смогу это озвучить, ты ошибаешься.
– Хватит ломать комедию, – Гермиона сложила руки на груди. – Либо говори, либо до свидания, Малфой.
– Я хочу, чтобы это была ты, потому что уверен, что твои руки, до того, как коснуться меня, не побывали в чьей-то заднице.
– Чего? – опешила Гермиона.
– Да, я считаю однополый секс отвратительным, противоестественным и не вынесу нахождения с таким субъектом в замкнутом пространстве. И да, меня от них тошнит в прямом смысле. Более того, ничто не заставит меня изменить моё отношение к этому явлению. Довольна?
Гермиона открыла рот, потом закрыла. Речь Малфоя настолько её поразила, что она не могла выдавить из себя ни слова.
– Ну, что ты на меня уставилась? Или этих ты тоже защищаешь, как домашних эльфов?
– Это и есть причина? – Гермиона не смогла скрыть разочарования.
– А ты что хотела услышать?
– Ну, уж точно не то, что ты гомофоб.
Малфой вздохнул. Некоторое время он рассматривал стеллаж за спиной Гермионы.
– Ты ведь хотела услышать настоящую причину. Это она и есть. И я не гомофоб. Они ведут себя аморально и заслуживают соответствующего отношения. А теперь пойду почищу зубы. Потому что мне даже говорить на эту тему противно.
Малфой передернул плечами и встал. Он уже обошел стол и вышел в проход, когда Гермиона заговорила снова.
– Я думала, ты признаешь мои выдающиеся способности, разольешься соловьем про острый ум, как обычно делают, когда просят помощи, – честно призналась она.
– Я никогда не отрицал ни твоих способностей, ни твоего ума, Грейнджер. И принёс публичные извинения за оскорбления. Напомню, ты их приняла, – ответил Малфой, не оборачиваясь.
– Принёс, но презирать не перестал. Я вижу, как ты смотришь на меня иногда. Как будто мечтаешь кожу живьем содрать.
– Это не правда! – блондин резко развернулся и уже через несколько секунд навис над девушкой, упираясь руками в стол.
Его лицо было так близко, что Гермионе пришлось откинуться на спинку стула, чтобы хоть как-то увеличить расстояние между ними.
– Я никогда не хотел причинить тебе физический вред, – возмущённо прошептал Малфой.
Сейчас выражение его лица соответствовало произносимым словам, и это казалось даже более странным, чем привычная Гермионе напускная безмятежность.
– Унизить – да, чтобы не задирала нос, но границы слов я не переходил и не перейду никогда.
– Драко? – окрик Панси заставил Малфоя выпрямиться.
Гермиона выдохнула. Оказывается, все то время, пока блондин нависал над ней, она не дышала. Малфой вернул на лицо ласковую улыбку и направился к Паркинсон. Панси, подхватив под руку своего суженого, радостно защебетала и утащила его прочь из библиотеки.
Гермиона снова открыла книгу, быстро выписала начатый при Малфое термин и с замиранием сердца достала из сумки чистый пергамент. В её голове уже роились с полтора десятка опытов, которые можно было провести над меткой. Интерес представлял и сам Малфой. Его странную манеру постоянно менять стиль общения Гермиона тоже собиралась изучить для статьи о поствоенном синдроме, которую писала для журнала «Вестник ментальных искусств». Над планом и опросником для Малфоя она просидела почти до вечера. И если план сложился идеально с первого раза и теперь лишь расширялся и ветвился, опросник Гермиона переписывала уже седьмой раз. С учётом того, что Малфой был фактически проигравшей стороной, некоторые вопросы просто невозможно было сформулировать корректно. Наконец, добившись более менее сносного результата, Грейнджер отправилась на поиски своего будущего подопытного.
Искать долго не пришлось: Малфой сидел за столом в комнате для мальчиков и методично исписывал белый лист бумаги. Это тоже была его новая странность – в этом году он писал только на белой бумаге, дорогой перьевой ручкой, пренебрегая пергаментами и гусиными перьями.
Дверь в комнату была распахнута настежь, но Гермиона все равно постучала.
– И снова здравствуй, Грейнджер, – криво улыбнулся Малфой, не прерывая своего занятия. – Пригласить тебя присесть, или ты предпочитаешь выбрать для беседы более публичное место?
– Пригласи, – Гермиона сделала несколько шагов по комнате.
Малфой отложил ручку и встал, жестом указывая на свой стул. Гермиона, чувствуя себя крайне неловко, села на предложенное место. Малфой же, сдвинув книги, уселся на край своего стола.
– Мог бы и не вставать, я тоже умею сидеть на столе, – заметила Гермиона, роясь в сумке.
– Ошибаешься, с моей стороны восседание на столе является мальчишеством и безобидным хулиганством, а с твоей – это было бы вульгарно и пошло. Что несомненно выводило бы меня из себя.
– Ты не только гомофоб, но ещё и сексист? – Гермиона достала два свитка и протянула один из них Малфою.
– Безусловно, и горжусь этим. И тебе, Грейнджер, советую гордиться тем, что ты вызываешь во мне такие чувства.
Малфой развернул свиток и некоторое время вникал в текст, слегка кивая прочитанному. Пару раз на его лице отражалось удивление, но дойдя до последнего пункта, он нахмурился.
– Ты хочешь использовать оборотное зелье для установления степени идентичности? Я категорически против.
– Почему? Если метка – рабочий артефакт, следует установить, будет ли работать идентичная копия.
– А если будет, то что?
– Если будет, то это прорыв в исследовании сложных артефактов.
– Ты считаешь, что метка может быть разумной, но это полностью исключено. Поверь, если бы она была наделена хоть каким-то самосознанием, я бы это заметил.
– Однако, она не исчезла со смертью создателя, и, значит, является артефактом не ниже третьего порядка.
– Не доказано, что метка является артефактом, и даже если она им все же окажется, она никак не может быть выше третьего порядка по той простой причине, что не имеет возможности делать, что ей вздумается, как тот же меч Гриффиндора. Но, даже если бы это было так, до пятого порядка, на котором копии артефакта становятся артефактами, она не допрыгнет никогда. Не говоря уже о том, что эксперимент опасен. Окажись метка артефактом пятого порядка, что, повторю, невозможно, она может не исчезнуть по истечении срока действия зелья.
– Или, сыграв на этом эффекте, мы можем заставить исчезнуть обе.
От её слов на Малфоя снизошла ангельская безмятежность.
– Давить на эмоции в научном споре не культурно, Грейнджер, – ласково произнёс он, вставая.
– Извини, – Гермиона вздохнула. – Но ты не можешь отрицать, что такое возможно.
– Не могу.
– То, что было заколдовано, можно расколдовать.
– Это мило, что ты знаешь о шестом правиле колдовства, но, в случае неудачи, расколдовывать придётся уже двоих.
– Я готова пойти на подобные жертвы. Тем более, что пить оборотное я собираюсь сама. Опять же, если будут хоть малейшие сомнения в том, что метка – это артефакт, этот эксперимент проводить бессмысленно, так что ты зря так беспокоишься.
– Я не беспокоюсь, – голос блондина можно было намазывать на тост вместо мёда. – Я лишь предупреждаю о возможных последствиях.
– В таком случае, могу тебя заверить, что я обдумала и предусмотрела все возможные риски и последствия.
– Хорошо. В конце концов, я лишь предоставляю материал для исследования, – Малфой снова уселся на край столешницы.
– Меньше трагизма. Если бы меня не интересовало твоё мнение, я бы не показывала тебе план.
– Тогда, – оживился Малфой. – У меня есть пара дополнений. И я написал для тебя небольшое эссе на основе моих почти-трёхлетних наблюдений.
Малфой слез со стола и достал из ящика переплетенные тонкой зелёной лентой листы.
– Спасибо. Это очень мило с твоей стороны, – Гермиона пролистала импровизированную тетрадь. В ней было не меньше тридцати листов, исписанных с двух сторон.
Гермиона кинула взгляд на стол.
– Ты подкладываешь разлинованный лист, чтобы строчки были ровными? А я то все думала, почему белая бумага.
– Строчки вкривь и вкось испортят вид, даже если почерк идеален. Кроме того, положение строчек выдаёт эмоциональное состояние.
– Да, об этом я знаю. Кстати, а ты пробовал писать шариковой ручкой?
– Я смотрел на них в одном магловском магазине летом, но не понял, каким образом они заполняются чернилами, – Малфой прислонился к стене спиной, сосредоточенно вспоминая что-то.
– Они уже заполнены. Просто снимаешь колпачок и пишешь.
– А что делать, когда чернила закончатся? – взгляд блондина стал заинтересованным.
– Обычно берут новую ручку, но можно заменить стержень. Они тоже продаются в магазинах.
– Я подумаю над этой идеей, хотя мне до конца не понятен механизм их работы.
Гермиона улыбнулась. Малфой рассуждал о ручках так же серьёзно, как об экспериментах. Так же серьёзно, как когда-то она сама сравнивала достоинства шариковой ручки и гусиного пера.
– Думаю, ты сам вряд ли себе купишь такую, поэтому возьми одну из моих, – Гермиона достала пенал и выдала Малфою одну из тех ручек, которыми делала заметки.
Домашние задания она все так же писала гусиными перьями, но романтика школьных лет ушла, и забираясь в кровать с книгой и блокнотом, Гермиона все чаще отдавала предпочтение магловским канцелярским принадлежностям.
