Текст книги "The lust (СИ)"

Автор книги: StrangerThings7

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Я не понимаю! Что ты несешь?

– Он теперь принадлежит клану Ким, – Хьюн обратно опускается в кресло, воспользовавшись тем, что Чонгук от последних слов расслабил хватку и отшатнулся назад. Каждое следующее слово отца режет парня на лоскутки. Хьюн не щадит, делает больнее, и с каждым его словом Юнги все дальше и дальше. Чонгуку кажется, что еще чуть-чуть и его уже и так померкшая фигурка сольется с закатом. Чонгук не дотянется, не успеет схватить.

– Нет! Ты не мог так поступить! – Чонгук берет бутылку с недопитым виски и с силой швыряет ее об стену. – Ты не имеешь права! Он мой! – Чон чуть ли не воет от раздирающей нутро боли и предчувствия, что все это правда. Что случилось непоправимое. Отца хочется убить, вгрызться ему в глотку и забрать его последний вздох.

– Поздно, я уже это сделал, и ты поймешь, что так лучше, когда успокоишься, – Хьюн инстинктивно отходит назад к шкафчикам, понимая насколько сейчас неадекватен сын. Мужчина, кажется, впервые видит его таким и отмечает про себя, что бы у Чонгука ни было с Юнги – это было более чем серьезно. В то же время Хьюн глубоко в душе радуется, что успел, что смог прекратить эти неправильные, омерзительные отношения.

– Я не подписывал ничего, я не давал никаких распоряжений! – Чонгук снова оборачивается к отцу и последний уверен, что стол между ними помехой не будет.

– Я подписал, и уже поздно что-то менять. Сынок, послушай, так будет лучше, – Хьюн осторожно обходит стол и подходит к мечущемуся по комнате, словно раненный зверь, сыну. Мужчина протягивает руку к нему, но Чонгук сбрасывает ее и прислоняется спиной к стене.

– Ты будешь вести наше общее дело, добьешься высот, женишься на хорошей девушке из приличной семьи, и она родит тебе того, кто твое дело продолжит. На тебя уже хотят равняться, а дальше больше, с твоей тактикой и чутьем у тебя блестящее будущее. Пойми, что, если пресса или наши конкуренты разнюхают про вашу связь с братом, всему придет конец. Нет, мы не потеряем все то, что у нас есть, но от грязи не отмоемся. Юнги не стоит этого, ничто и никто не стоит. Главное наше имя и честь. То недоразумение, которое у вас произошло с Юнги, сотрется. В тебе сейчас говорит чувство собственичества, но ты ведь Юнги ненавидишь с самого первого дня, как я его привел, так что подави свой дух соперничества с Техеном и занимайся тем, чем должен, – пытается успокоить сына отец.

Чонгук смотрит пустым взглядом в стену напротив и почти не слушает. Все, о чем он думает, что Юнги ушел, и кажется, в этот раз насовсем.

– Это не соперничество, и я его не ненавижу, а ты, отец, сделал ошибку. В наказание, с этой минуты я лишаю тебя доступа в дела клана и объявлю об этом с утра на совещании. Ты с этой минуты теряешь право голоса, и твоя подпись отныне не имеет юридической силы. Ты пошел против меня, принял самостоятельное решение, не поговорив со мной, и именно поэтому отныне твое слово – ничто в клане. Во всем остальном, ты все еще мой отец, – кривит губы в усмешке Чонгук и идет на выход.

***

Почти час ушел на церемонию принятия в клан. Так как Юнги не принадлежит официально другому клану, не находится под чьим-либо покровительством, и его опекун (Хьюн) лично дал согласие на его переход под покровительство Техена, церемония заняла очень мало времени и не потребовала присутствия большего количества людей.

И вот спустя час Юнги официально стал принадлежать клану Техена и после небольшой церемонии в присутствии юриста клана Ким и главы безопасности Техена принял его покровительство.

– А татуировка обязательна? – спрашивает Юнги, сидя на диване в гостиной Кима.

– Да, – отвечает Техен. – Символ Чонгука и его клана Дракон. А у нас тигр. Я не буду набивать тебе такую же, как у меня на всю спину, но хотя бы небольшого тигренка тебе набьем. Это, считай, твоя визитная карточка. Он даст тебе силы и будет оберегать. Не улыбайся, это и вправду работает, – смеется Техен и отвлекается на шум во дворе.

– Четыре утра, и почему это я уверен, что знаю того, кто сейчас поднял на уши всю мою охрану, – хмыкает Ким и встает на ноги.

В следующую минуту в дом заходит Чонгук, за ним следует Намджун. Охрана Техена, проводив гостей, сразу же покидает особняк.

– Надо же, какая идиллия, – язвит Чонгук. На Техена он не смотрит – буравит взглядом вжавшегося в диван Юнги.

– Иди ко мне, котенок, – резко меняет злость на нежность Чонгук и подзывает Юнги.

Мин шумно сглатывает и в панике смотрит то на Техена, то на Чонгука.

– Тебе здесь не рады, – Ким останавливается напротив Чона и меряет его холодным взглядом.

– Я не к тебе пришел, так что отойди, не то подвину, – шипит Чонгук, и Юнги замечает, как брат сжимает ладони в кулаки.

– Он теперь принадлежит мне, и ты не имеешь права к нему подходить, а если попробуешь, то все кланы Восточной Азии будут знать, что ты нарушаешь правила и традиции. А что за этим последует, ты и так прекрасно знаешь, – хмыкает Ким.

– Сука, – цедит сквозь зубы Чон. – Он ребенок, мозгов нет, а ты воспользовался. Он ведь не знает, что ты за урод, не знает, с кем связался.

– Все было по согласию и, кстати, твоего отца тоже, – издевательски тянет Техен.

– Моему отцу на Юнги плевать, ему главное избавиться от него, но я все равно его заберу. И поверь мне, для этого войны не понадобится, – говорит с насмешкой Чонгук.

– Только попробуй, – Техен становится вплотную к Чонгуку и говорит так тихо, что Юнги уже ничего не слышит. – Я расскажу этому малышу, как его любимый братец сделал его сердце трофеем в игре и то, что трахнул ты его из-за клочка земли в Тегу. Можешь не сомневаться. И возвращать тебе потом будет уже нечего. Не думаю, что наш малыш с этим справится, не думаю, что такое поднимет. Так что давай, спусти на меня своих псов, нарушь все правила и забери его. Только в этой игре уже победивших не будет.

Если ад и есть, то он сейчас в глазах Чонгука. Техен буквально чувствует лижущие его кожу языки пламени и точно видит себя, сгорающего в этом огне живьем. Чон выдыхает сквозь сжатые зубы, отрывает взгляд от Техена и снова смотрит на младшего.

– Юнги, – Чонгук отталкивает Кима, делает шаг к дивану и сразу же замирает, заметив, как дернулся брат. – Малыш, пойдем домой, ты все еще можешь уйти со мной.

– Не может! – возмущается Техен и тоже делает шаг к Мину.

Чонгук на Кима не реагирует. Нервно облизывает свои вмиг пересохшие губы, пытается унять бушующее нутро, не сорваться, не подбежать к Мину. Юнги его боится, и Чонгук это видит. Младший все больше вжимается в спинку дивана, подбирает ноги и смотрит так затравленно, что Чонгуку дышать трудно. Легкие будто заливают жидким свинцом, и каждый вздох несет смерть, каждый выдох – жизнь, чтобы умереть снова. И он умирает раз за разом и снова воскрешается.

– Маленький… – вздох. – Пожалуйста, – треснуто. И столько мольбы в этом «пожалуйста», что Юнги даже вздрагивает. Смотрит непонимающе на брата и до крови кусает внутреннюю сторону щеки. Чонгук не умеет просить, никогда не просил.

– Не глупи, пошли со мной, – Чон делает еще один шаг и игнорирует возмущение Кима. Юнги бледный совсем, нервно сжимает пальцы и, часто-часто моргая, смотрит на брата.

– Юнги… – Чонгук, уже не останавливаясь, идет к дивану. Мин с него срывается, но Чон перехватывает его поперек, вжимает в себя, заводит тонкие бледные сопротивляющиеся руки за спину и смотрит в глаза. Не знает, что и как сказать. Как объяснить ребенку, что без его присутствия рядом Чонгук дышать не будет, что мысли о нем будут сжирать его изнутри, что по венам вместо крови течет яд, и Чонгук будет умирать. Медленно и мучительно, потому что противоядие от этого яда одно, и глаза у него бездонные, и пальцы тонкие-тонкие, а губы карамельные, кожа нежная совсем – сильнее поднажми и трескаться будет, и сам он весь хрупкий и маленький, можно на груди спрятать. Чонгук обо всем этом думает, но озвучить не может.

Чон смотрит на бледное лицо, и его прошибает всей этой концентрированной болью в глазах напротив. Юнги сам будто клубок, сотканный из боли. Она сочится сквозь кожу, пропитывает все, до чего дотягивается, но Чонгуку не страшно, потому что отныне он тоже боль. Юнги выпутывается из словно обжигающих его прикосновениями рук и бежит к Техену. Чонгук не срывается за ним, прослеживает взглядом, давится своим подскочившим к горлу сердцем, стоит Техену заботливо задвинуть ищущего в нем заботу младшего за себя и, кивнув Намджуну, идет к выходу.

***

По дороге домой за рулем Намджун. Чонгук сидит на переднем сиденье Range Rover и, прислонив голову к стеклу, молчит. Намджун ловит взгляд друга в отражении и сразу отворачивается. Взгляд у Чонгука пустой, утягивающий за собой на самое дно, вытягивающий душу. Намджуну, главному головорезу клана, страшно, и он чувствует, как кожу стягивает расползшийся липкий страх от одного взгляда в чернильную пустоту глаз друга. Чонгук впервые проиграл. Чонгук впервые потерял. Он словно весь сдулся, словно все, на чем держался Чон, вмиг рассеялось, закончилось. Он сам закончился. Потерять Юнги – личная трагедия Чонгука. И сидит он сейчас, вжавшись в дверцу, и дышит шумно, смотрит своими дикими пустыми глазами по сторонам и надеется, что Намджун не замечает все его попытки не захлебнуться собственной кровью, попытки не начать выблевывать прямо в салон роскошного авто свои же изрешеченные легкие. Он никогда не забудет Юнги «за спиной Техена», это навсегда врезалось в память, это вытатуировалось на веках, это не стереть и не сжечь. Юнги знает, куда бить и бьет наотмашь, заходит за спину Техена и живьем кожу сдирает. Чон замечает, как нервно вертит руль Ким, как старается не смотреть на него, и Чонгук пытается, честно пытается, разбавить обстановку, даже рот открывает, чтобы сказать что-то, хоть что, лишь бы вернуть непринужденность, мало ли откуда они едут с Намджуном, будто это их обычные частые поездки вдвоем. Но слова не идут, он тупо моргает несколько раз, снова откидывается на сидение и обхватывает себя руками. Чонгука разорвало в клочья, и он сильнее себя обнимает, не дает своей обгоревшей плоти разлететься по салону автомобиля. Чонгуку надо собрать себя. По кусочкам. Таким, как он, распадаться нельзя, таким, как он – умирать только внутри. И он умер. Давит ладонью на свою же грудь слева и почти видит обволакивающую пальцы кровь, которая доказывает, что Чонгук мертв. Чонгук умер сегодня ночью под ногами Мин Юнги. Завтра Чон будет вести себя как обычно, начнет утро с совещания, выполнит угрозу отцу, поедет дальше по делам и будет жить обычной жизнью. То, что у Чонгука теперь вместо сердца сквозная дыра, вместо костей порошок и вместо смысла фантастического цвета глаза, будут знать только Намджун и сам Чонгук. Живут же без сердца, и Чонгук сможет. Он его в особняке Техена оставил.

========== 13 ==========

Комментарий к 13

Юнги

http://s014.radikal.ru/i328/1706/17/86452317ff4d.png

Кто мы такие, чтобы называть кого-то плохим не зная, что за его поведением стоит…

Заходите в мою группу https://vk.com/sugarlust, там иногда можно найти и то, чего нет в самой главе.

Буду рада отзывам. Глава переходная и очень важная для дальнейшего.

Нью-Йорк, два года спустя

– Ты мог бы предупредить, что прилетишь, – Юнги уходит от поцелуя и притворно обижается.

– Чтобы ты успел отменить все свои свидания и выставить из моей же квартиры очередного своего ухажера? – усмехается Техен и, на ходу снимая пиджак, проходит в гостиную.

– У меня нет ухажеров, есть только одногруппники, – хитро улыбается Юнги и, поднимая с пола разбросанные с ночи кисти и бумаги, следует за Кимом. – Прости за бардак, у нас проект к концу года, вот мы и готовимся.

– Знаю я твои проекты, – Техен садится на диван и начинает расстегивать рубашку. – Один из них в Японии, только почему-то там ты рисовал вовсе не сакуру, а того, к кому летал, – не сдерживается и язвит Ким. – Но черт с этим всем, иди ко мне, – Техен приглашающе хлопает ладонью по своему бедру и подзывает к себе копошащегося у окна Юнги. Мин выпроваживает следующую за ним по пятам Холли на кухню, прикрывает дверь и идет к Киму.

***

Два года назад Юнги по настоянию Техена покинул Корею. Ким забрал у Хьюна Холли, и они вместе с Юнги начали новую жизнь. Правда, Мин не хотел уезжать, не хотел оставлять свою сестру и друга, но Ким был непреклонен.

Вот уже второй год, как Юнги живет в роскошной квартирке в Сохо, одном из самых престижных районов Нью-Йорка. Каждое его утро начинается с сигареты, которую он курит у окна, любуясь Гудзоном, прогулок с Холли, а после Мин стандартно завтракает тостами и кофе в любимой кофейне внизу и идет на занятия в Академию Художеств, куда его тоже устроил Техен.

Как бы Юнги сперва ни грустил по родине и близким, обживаясь в новой стране, он начал все больше понимать, что уехать оказалось не самой плохой идеей. Слишком многое случилось в Сеуле, и слишком многое он там оставил, почти оставил.

В новом городе Мин сразу обзавелся новыми друзьями, с удовольствием ходил на учебу и занимался своим любимым делом – рисовал. Учителя его хвалили, и Юнги уже даже успел продать пару своих работ, правда яхт на эти деньги не купишь, но парочку «джорданов» вполне. Мин полюбил свою новую жизнь, подаренную Техеном. Ким полностью обеспечивал его, прилетал раз в полтора месяца максимум на неделю и ничем не грузил. Наоборот, Техен водил его по роскошным ресторанам и шикарным клубам, делал отличные подарки, и если сперва Юнги стеснялся и скрывал от одногруппников и знакомых то, за чей счет он так живет, то сейчас ему на их мнение плевать. Он не стесняется и, уже опережая вопрос, заявляет, что он на содержании.

Юнги сильно вырос и изменился за эти месяцы, он больше не тот ребенок с открытой душой и верящий во все прекрасное. Сейчас у Юнги высветленные в платиновый цвет волосы, круглосуточно густо подведенные глаза и ангел с демоном набитые на запястьях. Юнги мимикрирует, подстраивается под ситуацию и людей, поэтому на левом запястье ангелочек, и пока с ним добры Мин включает ангела, на правом демон, и именно его включает Юнги все чаще и чаще. Жизнь грубо окунула его лицом в дерьмовую реальность, и Юнги наглотался.

Юнги спит с Техеном, а взамен пьет Моет Шандон, получает шикарное образование и, вообще, живет в Сохо. Во всяком случае, Мин сам себя успокаивает именно так – у них с Техеном своего рода негласный контракт, и Юнги его не просил ни о чем, что сегодня у него есть, Ким сам так решил, а Юнги просто принимает его условия.

После Чонгука Техен стал вторым мужчиной Юнги, и если в постели у них царило полное взаимопонимание и даже безумная страсть, то за ее пределами – не клеилось. Техен привязывался к младшему все больше и больше, а Юнги пытался убедить себя, что он тоже. Вот только получалось плохо, и Ким замечал. Техену врать не получалось, он считывал ложь даже по мимике, и Юнги бросил эту идею, стал открыто гулять. Пока Техен отсутствовал, он за эти два года встречался еще с двумя парнями и пару раз успел слетать в Токио, где провел в общей сумме восемнадцать лучших дней своей жизни в компании Таро. Только пять из этих дней пара посвятила прогулкам и тусовкам, остальное время они предпочли проводить наедине, где после каждой бурной ночи Юнги рисовал спящего и измотанного Таро. Одна из картин, которую Юнги удалось продать – это именно голый Таро, сидящий посреди разворошенной постели и выдыхающий отравленный дым в никуда.

Техен знал о похождениях младшего не только по счетам, которые ему поступали – Юнги не умел врать и не хотел врать. Он даже не прикрывал стоящие по углам картины, которые привез из Токио, и на которых изображен полуголый парень. Техен бы этого японца ненавидел, не будь вся его ненависть направлена на другого, того, кто партнер и враг в одном лице.

Техена Юнги не рисовал. Но именно ему он отдавал себя самого. Вот только сам Техен этого не чувствовал. Ким только и делал, что в моменты, когда они близки с Юнги, кожа к коже, позволял свербящей под черепной коробкой мысли захватывать себя и отравлять момент – Юнги такой же и со всеми остальными, льнущий, предлагающий себя и отдающийся без остатка. Но это было не так. К Техену, может, и не было огромной любви, но была симпатия, страсть, а самое главное благодарность – огромная, искренняя благодарность за все, что тот сделал. Юнги слишком уважал Кима, чтобы врать ему о чувствах, поэтому и не врал, Техен не заслужил такого. Впрочем такой расклад устраивал обоих. Вот только было одно но. Юнги, несмотря на уже привычную жизнь в Нью-Йорке и новых друзей, все еще хотел вернуться на родину, а Техен был категорически против. За эти два года он ни разу не разрешил Мину прилететь. Юнги пытался первое время общаться с Хосоком по скайпу, но вечная загруженность обоих парней (Хосок поступил на юридический факультет) и разница во времени, в итоге, свели это общение на нет. Последние полтора месяца Мин пытался связаться с ним сам, но Хосок не отвечал. Мона отказалась общаться с братом сразу же, после того, как он принял покровительство. Девушка заявила Мину, что он предал клан, и если он не с Чонгуком, то он против него. Юнги все равно несколько раз пытался дозвониться до сестры, но безуспешно. Она даже скинула его звонок, когда он хотел поздравить ее с днем рожденья.

Для Техена Юнги – трофей. Вырванное из груди врага его же сердце. И не только. С Юнги хорошо. В нем нет фальши, он не играет, он давно не наивен, но все же честен. Может, в реальности Юнги полностью и не принадлежит Техену, но формально это именно так.

Юнги изменяет Киму и не скрывает этого. Они не давали клятв верности, и не было разговоров о любви до гроба, но со временем Техен стал жалеть, что изначально оставил это все так. Юнги все больше обживался внутри Кима и, кажется, уже готов въехать насовсем. Вот только внутри у Мина для старшего все еще нет места. Техен знает всех, с кем спал и спит Мин. Он установил за ним слежку, чтобы знать, где младший и чем занят, но она так же включает в себя информацию о пассиях Мина. Техен мазохист, он будто нарочно делает себе больнее, раз за разом узнавая новые подробности личной жизни Мина.

Но Ким терпит, и дальше готов терпеть интрижки младшего, только бы это не касалось Чонгука. Именно поэтому он не пускает Юнги в Сеул, поэтому Мин обречен жить где угодно, только не в Корее.

Юнги не забыл брата, и как бы он ни убеждал в этом и себя, и Кима, но Техен до сих пор слышит имя Чонгука, когда они занимаются любовью, слышит, как Юнги зовет его во сне, и стоит кому-то упомянуть о Сеуле, Техен видит тень грусти, которая пеленой накрывает глаза младшего.

Техен знает, что стоит им двоим увидеться, и все вспыхнет по новой, только теперь в этом огне сгорит сам Ким. Если придется, он может отдать Юнги кому угодно, тому же пресловутому Таро, к которому младший бегает и который на сегодня его единственная серьезная интрижка, но только не Чонгуку. Лучше убить младшего и закопать собственными руками. Так Ким и сделает, если когда-нибудь не сможет удержать Юнги и всё выйдет из-под контроля, но Чонгук Мина не получит.

А пока Ким подстраховался: Юнги носит его фамилию, его татуировку на лопатке и принадлежит его клану, Мину никуда не деться.

***

– Расскажи мне про Сеул. Расскажи, как там Мона? – Юнги ерзает на коленях Техена и, обвив его шею руками, притягивает к себе.

– Все хорошо у Моны, а в Сеуле прохладно, так что здесь идеально, – отвечает Ким, пресекая попытки Юнги начать то, о чем старший уже знает.

– Ну хотя бы на пять дней, пожалуйста, – Юнги смотрит в глаза напротив и ищет на дне чужих зрачков согласие. – Я просто пообщаюсь с сестрой, с Хосоком, поем нормальную еду и уеду. Обещаю.

– Нет, малыш, у них все хорошо. Мона учится, гуляет, развлекается, не беспокойся, – Техен сжимает бедра Мина и с силой тянет к себе.

Впивается в губы поцелуем, вторгается языком в горячий рот и не позволяет отстраниться – потому что Юнги опять будет просить. А Техену с каждым разом отказывать все тяжелее. Юнги нельзя в Сеул. Там слишком много новостей, изменений и событий. Там Чон Чонгук. И главная новость касается именно его.

А вообще Техен Юнги про Сеул врет, весь последний год он врет, что узнаёт про Мону, и что у нее все хорошо. Письмо миновского друга двухмесячной давности невыносимо жжет грудь, стоит положить портмоне во внутренний карман пиджака. Техен не готов отвечать на вопросы Мина, когда он узнает про то, что ему все это время лгали.

Техен поднимается на ноги, не снимая с себя Мина, обвившего ногами его торс, и идет в спальню. Кладет парня на так и не заправленную постель, в которой Техен надеется, что Юнги этой ночью спал один. Мин сказал бы, если не так. Ким второпях стаскивает с Юнги растянутую, заляпанную пятнами краски футболку, домашние шорты, под которыми нет белья, и покрывает его тело поцелуями.

***

Последний раз он вжимал Юнги в постель пять недель назад, и Техен соскучился. По его телу и по блядским стонам.

Техен всегда хотел Юнги, с самой первой встречи на дороге. Он хотел раздеть его и медленно, смакуя каждое мгновенье, наслаждаться его телом. И сейчас хочет. Он Мином не насыщается.

Но Ким не давил на младшего в плане секса, и еще будучи в Сеуле, сразу после того, как он взял его под свое покровительство, старший был осторожен. Максимум, что Ким мог себе позволить – это поцелуи после работы, когда вернувшись в особняк, он целовал Юнги до того, как тот скрывался в своей спальне.

Все случилось совсем неожиданно. Техен уже распорядился собрать Мину документы и даже позвонил своему человеку в Нью-Йорк, чтобы подготовили квартиру, куда через пару дней должен был въехать Юнги. Одной из этих последних ночей в Сеуле, Мин пришел сам. Техен только начинал засыпать, когда услышал, как открылась его дверь и еще через минуту копошение рядом с собой. Ким просто подмял парня под себя и утянул в поцелуй.

Юнги искал тепло той ночью, и он его нашел.

Юнги искал убежище от мучащих его кошмаров, одиночества и разрывающей тоски и нашел его. Нашел в горячих объятиях, глубоких поцелуях и нежных прикосновениях. Техен был чуток и нежен, они занимались любовью до рассвета, отвлекаясь на покурить. После той ночи Юнги уже из постели Техена не вылезал. И этим он окончательно добил Кима. Или влюбил. Своим телом.

Мин больше не спит один, именно что не спит. Если Техен рядом, то он спит с ним, если нет, то хоть с кем. Одиночество по ночам кромсает душу, у одиночества по ночам цвет ровно такой же, как цвет глаз Чонгука. Юнги не спит один, чтобы не плакать, чтобы не вспоминать, чтобы не замерзать. Даже самой жаркой ночью он мерзнет. Тот холод, впитавшийся в его тело на полу в гостиной брата, так и остался с ним, и даже путешествие через океан эту ледяную глыбу, застрявшую поперек горла, не растопило. Она временно оттаивает только от человеческого тепла, поэтому Юнги ищет его везде и во всех. А Техен это тепло давать готов.

***

Вот и сейчас он целует страстно, дико, горячо, вжимает в белоснежные простыни, придавливает своим телом, оставляет синяки и царапины и не позволяет замерзнуть, пусть даже уже давно рассвело. Мин шире разводит ноги, сам расстегивает чужие брюки и сам их снимает, выгибается, пока Техен пристраивается и нетерпеливо насаживается. Техен знает, что растягивать не надо, прикусывает губу лишь бы не съязвить, сам поставил условия игры – сам и играй, и входит. Даже несмотря на растянутость – все равно медленно, осторожно, боясь сделать больно. Мин царапает грудь парня, ноет, просит двигаться, и Техен срывается. Вколачивается в податливое тело под ним и упивается стонами и мольбами. Юнги кусает ребро ладони, чуть ли не кричит от особо глубоких толчков, мечется по постели и просит не останавливаться. Техен и не собирается, Юнги горячий и влажный, каждый толчок это «ангельская пыль» в ноздри, героин внутривенно, и Техен свой личный кайф нашел, осталось его удержать и самому в нем удержаться. Двигается размашисто и грубо, знает, как любит Юнги, и знает, как именно можно заставить его кричать. Техен переворачивает Мина на живот, и Юнги легко подается, тоже знает, как любит старший брать его в этой позе. За два года они изучили тела друг друга, научились понимать друг друга с полуслова, жеста, вот только вся эта идиллия за пределы постели так и не вышла.

Юнги опирается на локти, приподнимает задницу и протяжно стонет, когда Техен загоняет свой член до упора, медленно выходит и повторяет. Мин зарывается лицом в подушку, вскрикивает, когда Ким кусает символ своего клана на его лопатке и сразу зализывает место укуса.

***

Секс с Техеном умопомрачителен, и в такие минуты Юнги и вправду забывает обо всем, вот только стоит Техену встать с постели – все вернется. Техен научил Юнги любить. Может не той любви, про которую пишут в сказках, но искусству любить однозначно. Техен ненасытен, и в постели для него нет запретов, именно поэтому Мин скучает, когда его долго нет, скучает конкретно по его телу, сильным рукам и горячему дыханью. Но это точка. Стоп. Дальше ничего. В постели все начинается и там же заканчивается. Юнги каждый раз решает, что физическое притяжение это и есть любовь, ведь не бывает же, что два в одном, когда и сердце, и тело – это фантастика, это утопия. Но потом он вспоминает Чонгука, и его снова окатывает концентрированной перманентной болью с головы до пят, и Юнги задыхается. Все, что он строит в своей голове, все те иллюзии и попытки возвести их с Техеном отношения на новый уровень, горят синим пламенем, стоит мозгу вспыхнуть картинкой из прошлого. Будто Мин застрял в той картинке, будто не прошло двух лет, двадцати четырех месяцев, семьсот тридцати дней… Юнги будто в каком-то фильме, детище обдолбанного наркомана-режисера, где он застрял в конкретном временном отрывке, и вынужден проживать его раз за разом. Вот только отрезок, в котором живет Юнги, отравляет, и, может, с виду это новый Мин и новая жизнь, на самом деле это все то же старое, зловонное, прогнившее нутро – все то, что он когда-то назвал любовью и похоронил, и теперь оно разлагается, уничтожая вместе с собой и самого Мина, и его будущее.

***

В этот раз Техен прилетает ненадолго – улетит через два дня. Юнги грустно, что так быстро и он снова не берет Мина с собой. Они лежат в постели, два сплетенных обнаженных тела, и каждый думает о своем: один, что ему опять надо врать о Сеуле и не пускать туда младшего, а второй, что сколько можно врать себе и пытаться вывести отношения, завязанные на сексе, на другой уровень.

Юнги выскальзывает из объятий Кима и идет в душ. Техен лежит еще пару минут, а потом встает и начинает одеваться. Уже полдень, а Ким даже не завтракал. Крикнув Юнги, что они пойдут обедать, Ким натягивает брюки и рубашку и идет в гостиную за пиджаком. Не удерживается, достает из портмоне уже пожелтевший клочок бумаги, который так и не дошел до адресата, и раскрывает:

Письмо Хосока Юнги, написанное два месяца назад. Пунктуация и орфография сохранены.

«Во-первых, я скучаю. Возможно, как никогда в жизни, потому что именно сейчас ты мне нужен больше всего. Именно сейчас, я осознаю, насколько важно иметь друга, человека, который мог бы просто выслушать, того, кто не осуждал бы и не кидался оскорблениями… Не хочу долго писать, просто буду надеяться, что ты вернешься и, закончив решать другие дела, навестишь меня. Ты, Мин Юнги, долбанный педик заразивший меня – я реально дико скучаю. Я не знаю, почему ты так и не приехал, учитывая последние события, но я их тебе снова опишу, есть у меня смутные подозрения, что твой любимый решил беречь твои нервы или свои…тут уж как посмотреть.

Мону выслали из особняка. Она уже полгода, как живет в пансионе для девчонок, не знаю даже, как это место называется, но мне бы там точно не понравилось – типа монастырь какой-то, только их не бреют налысо :). (хотя я ее давно не вижу, все может быть). Ее так наказали. Чимин говорил, что ее наоборот помиловали, а то убили бы. Она, мол, на главного поперла. Короче, она оскорбила невесту Чонгука прилюдно и даже угрожала ей, а до этого, опять же, мне мой Чим говорил, она залезла в постель Чонгука, правда, вроде он ее оттуда выставил, я подробностей не знаю. Ваша психованная мамаша ее и выслала.

Да, у Чонгука невеста. Надеюсь, сейчас ты уже к этой новости безразличен. Только не спивайся и не горлань на Манхеттене песни про блядскую любовь. Серьезно, я верю, что ты его забыл. Не хочу, чтобы у тебя болело…

Свадьба у них через пару месяцев. Она из какой-то супер крутой семьи, их вечно паппараци везде ловят, так что задрало меня на их счастливые лица смотреть. Тем более, учитывая, что я сейчас думаю о твоем брате.

Но, чтобы ты не переживал – ты красивее, я тебе точно это говорю :p

Твой братец легендой стал, и так крут был, а щас гонора и власти…как же я хочу его убить… И вот почему: он стал подозревать про нас с Чимом и посадил его под домашний арест, а я идиот, будто не знал против кого пру, взял и поехал к Чиму… Ну не могу я без него, он же у меня считай, солнышко блядское, не увижу с утра, считай, не рассвело, так и остался в ночи… Короче, чтобы не сдохнуть я к нему вломился… Не, ну серьезно, ты должен вернуться и спасти меня от меня же! Ты бы сказал – идиот, и я бы послушался и не влез бы к вам.

Поймал меня твой братец, псы его точнее. Долго издевался, надсмехался…даже Ромео обозвал, только сказал, что Джульетта в этом романе выживет и до конца своей жизни кофе будет главному злу подавать (ему же суке небось), а вот Ромео он без головы оставит…блять, как же тяжко от руки писать…верните мне технику суки! Отвлекся я.

А потом он меня отпустил. Рано радуешься! На следующий день меня посадили. Прикинь, твой друг Джей Хоуп, чуть ли не главный наркоторговец универа, дело мне быстренько состряпали, у отца чуть инфаркт не был, подключил отец всех знакомых друзей…но блять, против лома нет приема, и даже то, что я не совершеннолетний не катит! Твой брат реально всемогущий…вот, жду суда…

Если можешь приезжай…знаю, тебе самому будет трудно быть здесь, но мне тяжело без тебя, меня никто не поймет больше, и ты мог бы хотя бы передачи от Чима мне носить…или не мог ты… же больше не из их клана…я жду тебя Юнги-я, очень. Целую взасос.»

Хосок, он же Джей Хоуп, он же твой ван энд онли лав.

========== 14 ==========

Комментарий к 14

http://s008.radikal.ru/i304/1706/7e/2e51801556d0.jpg

Сеул, пентхаус Чонгука, 07:00

Чонгук просыпается от противной трели будильника и со злостью отшвыривает его на пол. Девушка рядом с Чоном ворочается, но снова затихает, засыпая.