Текст книги "Саята. Заря иных богов (СИ)"

Автор книги: Стэйша Стэйша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Стэйша
Саята. Заря иных богов

   Часть I
Прочь из глуши

«Когда мир оказывается на Грани, Путь выбирает ходока. И жизнь его становится цепью случайностей, ведущей к полному переделу мирового порядка»

цитата из Книги Судеб

«Господи, Саята, за что ж тебя так Боги наказали?» – риторический вопрос.

Глава 1
Пути. Тихая Заводь.

    – Саята! – прошептал мальчишка лет четырнадцати и кубарем скатился с горы...

  Ловко перейдя с двух на четыре конечности, он помчался сквозь чащу в самую глубь леса. Там, среди столетних дубов крылась его маленькая деревушка. Позабытая почти всеми князьями, тихая и мирная, она почти не приносила дохода, а оттого и дорога к ней поросла травой да бурьяном. Но тот, кто хоть раз слыхивал про эту деревню, никогда не пройдёт мимо – ведь слухами земля полнится.... Да и пока заметна среди деревьев маленькая тропка, будет ступать на неё нога человеческая. Так уж заведено...

  Мальчишка перепрыгнул через ручеёк и совсем по-звериному рыкнул на растерявшегося посреди тропы зайчишку. Чумазый, обросший, в свободных одеждах – он больше походил на маленького бурого медвежонка...

  Опытному глазу было бы нетрудно угадать в нём Вторую Школу Подражания – мастерскую Медведей-Следопытов. Не столь изворотливые, как их соперники Волки, зато стремительные и сильные. В тяжелые и голодные времена эти учения были почти забыты, а оттого и ответственность на носителях древнего искусства была велика...

  Вот впереди уже замаячили знакомые крыши. Не сбавляя скорости и оттолкнувшись от земли задними ногами, он перемахнул через забор и приземлился по другую сторону. Не давая темпу сбиться, мальчишка несколько раз перекувыркнулся, оказавшись прямо перед окраинным домом.

  – Саята, – выдохнул он, мгновенно поднявшись на ноги, – идут!

  Из подвала единственного на всё селение каменного здания неспешно поднялась молодая девушка.

  Это, кстати, я!

  И да, грешна – вещаю о себе в третьем лице.

  А вы поживите с моё в самой настоящей глуши, и не так себя развлекать начнёте.

  Я глянула на следопыта и, вытерев руки о передник крестьянского платья, повернулась к своей деревеньке.

  – В Храм! – громом прогремел мой голос, эхом промчавшись меж деревьев. Птицы с визгом разлетелись во все стороны. А я вновь глянула на следопыта и, понизив голос до привычного бархатного полушепота, сказала, – А ты, Бурый, дров нанеси.

  Мальчик, названный Бурым, сглотнул. Работа была нелёгкая...

  Но приказ есть приказ. А точнее – просьба есть просьба, а просьбы единственной на три, четыре сотни локтей Жрицы Бога Рода, то бишь – меня! – стоит исполнять. Так живётся спокойней.

  Конечно, с увесистыми стволами высохших деревьев помогут старшие. Да и односельчане не останутся в стороне – вон уже из домов повыходили, да нестройным потоком в Храм направились. А что поделаешь? – коли напасть общая, так и дело всякое общим станет.

  И вот стою я, да строгим взором слежу за всеми приготовлениями, а сама едва скрываю предвкушающую улыбку – наконец, у нас развлечение будет! А то я со скуки уже второй месяц чуть не волком вою!

  – А, ты, доченька, поясни мне, – прошамкала совсем дряхлая старушка, неожиданно появившись рядом, – зачем нам вона в тот каменный подвал-то спускаться?

  – А, ты здесь, бабушка, должно быть недавно? – поинтересовалась я, внимательно приглядываясь к гостье. У нас в Тихой Заводи все знают, когда и зачем следует спускаться в тёмный холодный подвал Храма Бога Рода. – Гостите у кого, али так – проездом?

  Вот не люблю я этот деревенский говорок! Восемь лет уже живу здесь, а всё никак не привыкну! И выходит он у меня как-то коряво, вон – даже старушка эта смотрит прищурившись.

  Ну, что поделать – не отсюда я, да ей того знать не надобно...

  – Тык ведь уж лет десять иду туда, куда ноги ведут, – наконец, ответила она, хитро улыбнувшись.

  – А зовут тебя как? – вежливо поинтересовалась я, не отрывая от старушки настороженного взгляда.

  – Звать меня можно поведуньей, а здесь я проходом.

  – Коль имя своё не говоришь – дело твоё. Земля у нас гостеприимная и своих порядков мы не навязываем...

  Тут я замолчала.

  Многозначительно так.

  – Да уж вижу я, не говори. Потолковать хочешь. А коли надо, так зайду к тебе вечерком. И про порядки твои потолкуем, – поведунья хитро прищурилась, – и про то, что сейчас происходить тут будет...

  Я, молча, проводила её взглядом и покачала головой:

  – Ясновидящая. В наших кругах. Не к добру.

  И тут же отвернулась от неё, вглядываясь в тропку, что меж деревьев к нашей деревеньке вела.

  Так... у нас тут малый конный отряд. Ещё, пожалуй, повозка на тягловой лошади.

  Я подошла к ограде и заперла хлипкие ворота. Как-никак, а показатель – здесь чужих не любят!

  А сама усмехнулась про себя – только что о гостеприимстве поведунье рассказывала. Но что делать? Про что сказ ведётся – не всегда на деле провернётся.

  Десятник подъехал через несколько минут. Я оглянулась на кострище – сухие дрова возвышались над землёй на несколько локтей, а поодаль – так, чтобы приезжим на глаз не попадаться, Бурый с огнивом засел. За него я не переживала – уже давно отметила про себя этого мальчугана. Хороший следопыт из него вырастет. И неплохой воин. Вон – уже всех дворовых с деревянной палкой гоняет. Я обернулась к подъехавшим воинам.

  Десять, как и в голове своей видела. И повозочка на тягловой.

  Я улыбнулась про себя и чуть вышла вперёд.

  – Здравствуйте, люди добрые, – слегка склонила голову, – чем обязаны в наших краях?

  – И ты здравствуй, девица, – улыбнулся один из стражников, чем вызвал недобрый взгляд у десятника.

  Тут я, если честно, сильно удивилась! Как это младший по званию вперёд голос подаёт?

  Я присмотрелась к нему – молодой, длинноволосый, светлокудрый, с чистыми голубыми глазами, он держался до странного развязно, и совсем не обращал внимания на уже порядком разъярённого его поведением десятника.

  – Почему к дружинникам Князевым девка простая выходит? – рявкнул он со всей своей воинской выучки.

  – Что дружинникам Князевым в таких глухих местах надобно? – вопросом на вопрос ответила я.

  Сейчас начнётся... Всегда ведь одно и то же!

  – Что надобно, то не твоего ума дело, – отрезал десятник и к самому забору подъехал, – старосту своего зови, коли сама открывать не думаешь.

   – Почитай, я здесь за старосту, – спокойно ответила я и вновь поймала на себе взгляд голубоглазого дружинника, – так чем же мы вам обязаны?

  – Ты, курва, совсем страх забыла? Отворяй ворота – мы на ночь здесь остановимся.

  – А нет места, дяденька, сами кое-как живём. Вона князь-то наш даже от налогов освободил, поди, слыхал про то? – нагло и специально усиливая деревенский говорок, отвечала я.

  Ну, да! Я ведь такаааааая тёмная! И такая деревенщина! Аж, сил ни каких нет!

  – Про ту деревеньку, что Князевой волей без страха жить стала? Да нет, не слыхал про ту, – зло прищурился десятник.

  – Слыхал – слыхал. И по пути наведаться решил, супротив Князева указа. Что я, твоей телеги меченой не признала? Ещё в том году на ней ребятня с деревни соседской зарубку сделала. С рукой загребущей, – я усмехнулась и в сторону телеги кивнула, на которой и в самом деле было что-то невразумительно нацарапано. А каков спрос с тёмных детей деревенских? Они может и в самом деле что-то написать хотели, да от незнания просто ножом телегу исчиркали...

  – Ты кто такая, чтоб речи со мною такие вести? – покраснел десятник, – мы ведь, коль не впустишь, спрашивать-то не будем...

  – Да остынь ты, Буян, мы до следующей деревни ещё до вечера добраться успеем, – лениво бросил голубоглазый дружинник.

  Остальные смолчали.

  А я только рот открыла! Но совсем дар речи потеряла, когда десятник на это ничего не ответил! Что за странные дела творятся?

  – Впускай, девка, – прошипел, – не то не добром здесь всё кончится...

  – Плохо, дяденька, коли без добра-то, – я покачала головой, а сама мыслью Бурого к костерку подтолкнула.

  Буян достал меч из ножен и поднял его над головой. Видать забор порубить собрался. Невелика заслуга – тот и так на честном слове держится. Пуще забора от грабежей Храм Родов охраняет. По крайней мере, так селяне думают...

  Ну и пущай думают, никто их переубеждать и не собирается!

  Я почувствовала телом, как огонь в костре силу набирает.

  Поди, ж и успею, если сама ждать не буду! И я выкинула вперёд руку, с которой огонь как с того костра рванул...

  Не успел десятник меча своего опустить. Недоумённо он на рукоять плавящуюся смотрел и диву давался, куда лезвие делось?

  Ну, ты думай-думай... Глядишь – чего и надумаешь!

  – Жрица! – зашептались стражники.

  Один только голубоглазый молчал. И как-то странно на меня смотрел. Чего это он?

  – Не Жрица! Вы гляньте на неё! Колдовка деревенская! С тёмной силой знается! – завопил десятник.

  – Ты про то, чего не знаешь, сказки не придумывай, – я повысила голос, добавляя повелительных ноток, – перед тобой стоит Саята, Жрица Бога Рода!

  – Соплячка ты ещё, да к тому же непокорная! Кто богу служит, тот своё место знает!

  Вот, вот... Каждый раз – одно и то же!

  – А ты, должно быть, богов не признаёшь? Коли про своё частенько забываешь? – язвительно поинтересовалась у него.

  Десятник завопил яростно, да бесполезно.

  – Вижу, что ты от веры отошла, – прошипел он, сплёвывая, – а на таких у нас особый указ есть...

  Я провела перед собой рукою, огненной стеной отделяя от себя десятника. Кони дружинные на дыбы повставали да нескольких незадачливых всадников с себя поскидывали. Буян кое-как успокоил своего ретивого и опасливо попятился от пылающего забора.

  – Иди, куда шёл, сборщик. Не ровня я тебе, и всему твоему войску. Помни об этом да дружкам своим в городе расскажи. А чтоб неповадно было в следующий раз мечом супротив Князевой воли махать, оставлю тебе память по себе наглядную.

  И с этими словами я чиркнула ноготком по воздуху.

  – Тварь!!! – завопил десятник и схватился за левую щёку, где кровью алел рубец с палец указательный.

  – Иди подальше от моих земель, да не оборачивайся, – кинула ему в след и отвернулась от сборщика.

  Да отворачиваясь, не забыла на дружинника глянуть. Тот сидел на коне, расслабившись, да соломку во рту пожёвывал. Но взгляд его был внимательным, и чересчур уж сосредоточенным.

  Не нравится мне всё это...

  Я отошла к Храму и окликнула Бурого.

  – Туши, следопыт, более сегодня не понадобится.

  – А ты откуда ж знаешь, что не вернутся они с силой большой?

  – Не вернутся, – отрезала я и хотела, было, идти дальше, но остановилась, – ну, спрашивай.

  – А зачем тебе огонь всякий раз разводить? Я слышал в соседней деревне, будто Боги напрямую своих Жрецов силой наделяют. А ты как оттуда силу черпаешь... – он кивнул на кострище.

  Я долго молчала. Знала, что скоро откроется ему то, что другим неведомо – Сила в нём просыпалась. И не знала я, останется ли всё как прежде, когда малец поймёт, что я такая же Жрица, как...

  – Каждого Боги по-своему награждают, – туманно ответила ему и скрылась в Храме.

  – Натерпелась девочка, – старушка глотнула отвару и закусила лепёшкой, – вот теперь и кажет свою гордыню перед гостями незваными. Да и перед вами, сердечными.

  – Молчи, бабушка, – пробасил рослый мужчина лет пятидесяти, заходя в избу, – чего не ведаешь, про то не говори.

  – Да уж молчу, сынок, коли хочешь того, – старушка виновато пожала плечами, а Бурому на ушко прошептала, – нездешняя она, не отседова.

  – А тебе, откуда знать, бабушка? Ты ж здесь впервой, – нахмурился Бурый.

  – А вот знаю, внучек, знаю. Да и ты знаешь, – она лукаво прищурилась и снова глотнула отвару из чашки.

  – Ну, здравствуй, ясновидящая, – я развернулась к вошедшей, не намереваясь больше делать вид, будто не знаю, кто она, – какими судьбами тебя в нашу деревню занесло?

  – Да у судьбы свои пути, красавица. И мне о них неведано, – поведунья прикрыла за собою дверь.

  – Тогда говори, что привело тебя сюда, коли не судьба.

  – Слухи, слухи по земле ходят, Жрица, – загадочно отвечала старуха, – недобрые слухи. Будто и Богам нашим скоро придёт конец, и нам боле жить так не придётся...

  – А как придётся? – внимательно глядя на неё, спросила я.

  – А кто ж знает, доченька?

  Я поморщилась.

  Ещё и пяти минут не прошло, а я уже устала от её иносказаний.

  – Ладно, Жрица. Поняла я тебя. Да только ты себя понять не хочешь.

  – Что твои слова означают? – резко спросила я.

  – А то, что заперлась ты здесь от себя. И судьбе своей не даешь верху взять...

  – А зачем мне быть ведомой судьбой? – я оборвала её, – моя жизнь в моих руках.

  – От она как заговорила! – улыбнулась ведунья, – а кто тебе сказал, что в глуши отсидеться получится? Сама знаешь – не вечно это продолжаться может.

  – Тебе ведано что? – настороженно спросила я.

  – Отчего ж не ведано? Ведано.

  Я не на шутку напряглась.

  – Да вот только не заглянет он в эти места... – поведунья прищурилась, разглядывая меня.

  – Ты о чём толкуешь, ведунья? – прошептала, стараясь не показывать, как её слова на меня повлияли.

  – А от кого ещё девица так далеко убежать может... как не от любимого? – она помолчала, – кем ты в эту глушь загнана – не ведаю. Да знаю, что гордыня твоя здесь много дел наделает, коли не одумаешься.

  – Ты о сборщике? Он мне не указ! – отмахнулась я.

  – Да не о нём я, Саята, не о нём...

  – Что ты видела? -спросила осторожно.

  Поведунья помолчала, раздумывая.

  – Тебя. Да город пустой и сожжённый. А ещё зверя невиданного, что в кустах затих и к прыжку готовится, – поведунья развернулась ко мне, – вот и думай теперь. А мне пора.

  – Подожди, – я достала из глиняной чашечки, что на верхней полке стояла, две монеты, – возьми.

  – Не нужны мне деньги твои, – отмахнулась поведунья.

  – Как же не нужны, когда по сёлам ходишь, – я вложила ей монетки в руку. Обычай – есть обычай, – потом благодарить будет некогда... Ведь я за тем тебя и позвала, чтоб ты мне грядущее открыла. Сама бывает, сны вижу, да разобраться в них умения не хватает.

  – Вижу, есть в тебе это знание. Со временем и понимание придёт, – она вновь хитро прищурилась, – да только света в тебе мало. А без свету в душе тёмных поступков наделать можно.

  – Молчи, Ведунья, – грубо оборвала её.

  – Помолись за меня Роду, Жрица, – усмехнулась поведунья и проворно выскочила из избы.

  А я со всей силы по столу ударила – знает ведь, ещё как знает!

  Я нервно прошлась по комнате, пытаясь понять, чем мне эта встреча обернётся.

  – Саята...

  Я развернулась. Бурый стоял в проходе, переминаясь с ноги на ногу.

  – Чего тебе?

  – Саята... я с тобой хочу...

Глава 2. Спутники. Тихая Заводь.

    – Куда со мной? – я даже удивилась.

  – Ну,... отсюда уйти... с тобой хочу...

  – А тебе кто сказал, что я уходить собираюсь?

  – Да все в деревне об этом говорят...

  Вот тут я оторопела! Потом к окну подошла.

  – Ну-ка, отойди. Это что это здесь происходит?

  А мой дом был окружён сотней факелов! – на дворе к тому времени уже ночь стояла.

  Я вышла из избы к народу.

  – Что здесь происходит?

  – Ты защищала нас, когда шла напасть какая, – заговорил самый старый дед, стоявший впереди всех, – от налогов нас освободила, хоть мы и не ведаем, какой ценой... – он помолчал, – мы простим тебе то, что ты от нас правду утаивала...

  – И какую это правду я утаивала? – не слишком почтительно прервала его я, начиная подозревать самое худшее.

  – Да врала нам, что Жрица ты! – завопила какая-то баба.

  Видать её недавно из другой деревни взяли. Узнать бы кто, да отучить на всю жизнь кликуш в жёны брать!

  – Да кто вам сказал, что я не Жрица? – спросила я, стараясь скрыть волнение в голосе.

  – Да знали мы... – замялся дед, – а кто догадывался... да только вслух об этом не говорили.

  – А сейчас чего заговорили? – я рассердилась, оглядывая собравшихся сельчан.

  – Дык это, не мы начали... а поведунья, что только от тебя вышла... она и сказала, что ты нас дурачишь, что прячешься от кого... а нам, эта... проблем не надобно...

  – Ты, Антип, что такое говоришь? Ты себя-то слышишь? – я посмотрела на всю толпу, – гоните? Чужих наговоры слушаете, а своих дома лишаете? Молодцы, сказать нечего...

  – Ты не серчай, Саята... Мы тебя любим... – смутился дед, – и помним, сколько ты для нас сделала...

  – Хороша любовь, когда из дома гонит, – язвительно заметила я.

  – Тык ведь это... – вновь подал голос Антип, – чужеземка же ты... а та старуха сказала, что ещё и Богам не поклоняешься... И сила твоя другая... не нашенская, значит...

  – Это она из костерка моего вывела? – я горько усмехнулась, покачала головой, – Хорошо. Восемь лет назад судьба лишила меня семьи. Теперь вы лишаете меня дома, – при этих словах все деревенские опустили головы, и это не укрылось от моего взора, – Я уйду завтра с рассветом. Посмотрим, как вы без меня продержитесь.

  И я захлопнула за собой дверь.

  – Хотел идти со мной?

  Бурый с надеждой посмотрел на меня.

  – Пойдёшь. Только... имя тебе дать надобно. Нечего "Бурым" по чужим землям ходить...

   ***

  С первыми лучами солнца в мою дверь тихонько постучали.

  Я уложила последние запасы в мешок и пошла открывать Бурому. Но на пороге меня ждал не он.

  – Ты куда ж это, колдовка, сына моего потащила? – прошипела мне та самая баба, что вчера из толпы кричала.

  – Где Бурый?

  – Не твоё то дело! – завизжала баба, – я ж тебя на костре сожгу, за похищение детей!

  Вот это я не люблю!

  Совсем!

  А потому, не слишком вежливо оттолкнув её со своего пути, я вышла во двор.

  – Я могу сама его найти. Или ты мне его приведёшь, – сухо сказала ей.

  – Так и привела я его тебе! Ага! Будешь на костре гореть...

  – Умолкни, – велела, и баба тут же замолчала, – молчать до вечера будешь, раз ума нет.

  А сама поднесла руки к груди.

  – Где ты, Михаюшка, откликнись на зов, – я вытянула руки перед собой, ладонями к солнцу.

  Баба что-то пыталась кричать, да не выходило у неё – губы словно слиплись.

  А нечего было меня злить! Я, может, и не Жрица, но силой владею и оскорблений в свой адрес не потерплю.

  Женщина без сил упала на землю, не сумев справиться с моим наговором, а я пошла в сторону её дома – туда звало меня сердце.

  Когда зашла внутрь, сразу спустилась в подвал и открыла дверь чулана.

  – Выходи, – велела.

  – Саята! – мальчуган выпрыгнул на воздух и широко вдохнул грудью, – говорил ведь, что там стухло что, – он кивнул на место своего заточения, – не слушали... как ты меня нашла?

  – То, что я действительно не являюсь Жрицей, не значит, что я силы не имею, – грубо ответила ему и зашагала прочь.

  Это что ж теперь – заново всем доказывать, кто я и что из себя представляю? Раз меня совсем перестали воспринимать всерьёз!

  – Нет, ты настоящая Жрица, – Бурый, который отныне был наречён Михаем, догнал меня и взял за руку, – я точно знаю.

  – Откуда? – я усмехнулась.

  – Мне та поведунья сказала, – ответил Михай. А я недоверчиво посмотрела на паренька, – да-да, она сказала, что ты себя Жрицей никогда и не думала звать, но тот, кому ты служила здесь восемь лет, так не считает.

  – Так и сказала? – я всерьёз удивилась, – а что ж тогда на меня всю деревню натравила?

  – Так она сказала, что если ты чего не понимаешь, то от одного знания того, что так есть, толку будет мало, – повторил Михай явно тщательно заученную фразу. – И это она только мне сказала, потому что знала, что я уходить хочу...

  Да, я уже догадалась, кем приходится та склочная баба юному следопыту.

  – А вот и мать твоя, – кивнула на сидящую на земле женщину.

  – Не мама, мачеха, – поморщился Михай, – хотел ведь по-доброму с ней. Проститься зашёл, а она меня в чулане заперла.

  – И ты от неё отбрыкаться не смог? – я недоверчиво покачала головой.

  Деревенских ведь совсем не боится!

  – Так она ж меня обманом. Мол, на дорожку что-то из чулана достать хотела, и меня послала – а я и поверил. А как заперла, так орать стала, что я испугался – весь дом разбудит!

  – А отцу почему не сказал, что уходишь?

  – А зачем он на ней женился? – Михай молча прошёл мимо сидевшей на земле мачехи, проводившей его растерянными глазами, – она ж в дом одну ругань принесла. А всего-то три месяца, как мамка... – он отвернулся и умолк.

  – Ну, ладно-ладно, – я приобняла мальчишку. А сама понять не могла – зачем беру его с собой, зачем утешаю? Но судьбе решила не противиться. Не в этот раз, – будет тебе. Она, видишь, семью сохранить хотела. Тебя в доме оставить. Просто делала это не так, как мать делать должна. Ты подожди, я потолкую с ней... да где ж твоя ноша? Ты что, с пустыми руками уходить собрался?

  – Нет, – мальчуган гордо выпятил грудь, – у меня всё со вчерашнего вечера за твоим Храмом припрятано!

  – Не мой этот Храм, – я невесело покачала головой.

  – А поведунья иначе считает, – пожал плечами Михай, и побежал за своим мешком.

  Я тем временем подошла к женщине. Нельзя её так оставлять.

  – Поднимись, – велела. Женщина встала на ноги, – отпусти мальчишку. Теперь у него свой путь. На меня зла не держи. Будь мужу своему хорошей женой, в жизни опорой. Вижу я – зла в тебе мало, да кротости и воспитания не хватает. Иди с Богом... каков он ни есть, – добавила тихо, когда женщина отдалилась от меня на расстояние, не доступное уху.

  – Что ты ей сказала? – спросил Михай.

  Мы покинули деревушку и шли по просёлочной дороге.

  – Кому?

  – Мачехе моей! Она ж такая...

  – Грубая? – я улыбнулась.

  – Тёмная, – ответил Михай, – я даже испугался за тебя, что она... – он замолчал, а я мысленно улыбнулась – надо же, какой заботливый! – А она даже не двинулась. Как вкопанная стояла!

  – Ну, скажем, помогла я ей гармонию обрести, – усмехнулась я.

  – Гар... – что? – переспросил Михай.

  М-да... познавательным же окажется наше путешествие для юного следопыта!

  Он ведь так и не понял, с кем его судьба связала. И не скоро поймёт.

  – Но кто ж у них теперь... – начала, было, я. Затем замолчала и некоторое время шла в раздумьях.

  – Главный кто? Староста, конечно, – закончил за меня следопыт, – Дед Антип, он и есть.

  Я кивнула. Помолчала. Потом внимательно на мальчугана посмотрела.

  – А дедом его зовёшь почему? Оттого что старый он, или...

  – Так дед он мне, – пожал плечами Михай.

  – Ох! Не хватало ещё с собой внука старосты таскать! Ты ж вроде один в семье сын?

  – Один. И шесть сестёр у меня.

  – Так вот чего мачеха так тебя отпускать не хотела... – я покачала головой, – ей-то какой позор будет!

  – Саята, – Михай отпустил голову, – не гони меня. Знаю я, какое мне будущее уготовано, не хочу его. Сам хочу в жизни чего-то добиться, а не на готовые борщи прийти.

  – Ты кому чего доказывать собрался? – я даже рассердилась, но быстро успокоилась – теперь уж назад пути нет, – Ладно... Дело твое, ты только место своё помни, пока со мной идёшь! Вперёд меня ни одного шагу!

  – Я тебе пригожусь! Я много чего умею! – обрадовался Михай, – И ради тебя на многое пойду!

  Глаза его загорелись, а я обречённо вздохнула – свалился на мою голову! Защитник!

  – К тому же ты мне имя дала, так что теперь ты сестра моя, наречённая!

  Да, его энтузиазму только дивиться могла!

  – Как Жрица, я могла тебе имя дать. Да ты и сам теперь знаешь, что не имела я на то права...

  – Раз дала, значит, имела, – отрезал Михай, обретая почву под ногами, – и если хотим до темноты сквозь лес пробраться, – то двигаться надо, а не разговоры вести...

  К ночи мы выбрались на поляну и я, как есть, на землю упала.

  – Ой, Земля-матушка, родная, дай мне сил, – зашептала.

  Михай усмехнулся.

  Да, мы – неженки! А кому что не нравится – пусть идёт и хворосту для костра набирает!

  Так ему и заявила, на что получила ещё одну ухмылочку, и возможность наблюдать полную сил и энергии проходку в сторону леса.

  Ну, ничего – мы сейчас удивим!

  – Вот здесь для кострища место подходящее, – крикнул Михай в сторону того места, где я лежала.

  – Нет, там нельзя, – покачала головой я, неожиданно появляясь у него за спиной, – там травка свежая скоро пробьётся, а вот здесь земля мёртвая, – я взяла у Михая хворост и с преувеличенным энтузиазмом начала заниматься костром, – не нужно без причины жизнь губить.

  – Как же ты?... – тот только рот раскрыл, – только на траве лежала, без чувств, а теперь...

  – Так земля мне силы дала – не зря ж я просила, – я широко улыбнулась и подмигнула.

  – Так только Жрицы могут...

  – Так все могут, кто знает, – отрезала я, – ты разжигать умеешь?

  Михай огляделся в поисках камней.

  – Так, не надо, я сама, – я приложила к кострищу руки и через пару мгновений под ними затрещал хворост.

  – Как же ты? А вчера зачем меня у костра поставила? Создавала видимость своей зависимости от нас, сельчан? – Михай отвернулся, сложив руки на груди.

  – Мне для того рукой прикоснуться надо, – я подкинула бересты в костёр, машинально растирая раскрасневшийся палец, с которого искра в костерок слетела. Создавать импульс получалось редко, потому сейчас я собой безумно гордилась!

  – Но когда ты стену огнём сотворила,... ты ж не касалась! – удивился следопыт.

  – Одно дело – управлять, а другое – создавать, – назидательно сказала я. – Ты попробуй, зажги новое солнце! Легче от старого тучу отодвинуть...

  – А ты создавать, значит, не умеешь? – Михай нахмурился и уселся на траву. А я пожала плечами.

  – Сама не знаю – что умею, а чего не умею. Самоучка я. А там, где выучиться могла, один пепел теперь лежит.

  – Но ты у нас в деревне лет восемь... я тебя с детства помню. Как появилась, так и Жрицей стала.

  – Да, мне тогда и шестнадцати не было, – я тоже присела около костра и начала грибы на палочке поджаривать, – сперва пожалели меня, а потом и уважать стали, когда силу в себе почувствовала. Они думали, что мне Род благоволит. Слушались.

  – Но ты, кажется, не одна пришла. Тогда с тобой ещё кто-то был – я его не запомнил.

  Я кивнула. Смотрела на костёр и старалась не думать...

  – Да. Был у меня спутник. Ярославом звали.

  – И что с ним? Где ж он теперь?

  – У Кнесинки в охране служит. В Стольном Граде. Туда мы и путь держим.

  Ярослав.

  Я часто представляла нашу с ним встречу. Мечтала, что он увидит меня, распахнёт объятия, прижмёт к себе изо всех сил...

  Но я не была глупой.

  И характер его хорошо знала – не распахнёт и не прижмёт. Слава Богу – если устроиться поможет. Хотя бы в память о прошлом...

  Я покачала головой и прикрыла глаза.

  Что ушло – того уж не вернуть.