Текст книги "Не ходи в терновый лес (СИ)"

Автор книги: starless sinner.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– Не помогут полуведьме её книжки! И магия не поможет!

Крысы переходят на отвратительный, мерзкий визг, от которого точно лопнут перепонки. Алина делает шаг. И упирается спиной в стену. Почему же никого нет рядом?

Они загнали её в угол.

Глаза шарят по гостиной, по мягким креслам и столикам подле, по потрескиваемому пламени в камине.

Они загнали её в угол, почти окружили.

Алина заставляет себя вдохнуть, ощущая смрад серы, мокрой крысиной шерсти и гниения.

Они загнали её в угол.

А это значит, что атаковать она может в любом направлении. Страницы листаются, сминаются её пальцами, прежде чем открывается та самая, нужная.

Если она выживет, то обзаведётся закладками на случай прибытия незваных гостей.

– Это мы ещё посмотрим, – Алина проходится языком по сухим губам, прежде чем магия заполняет её голос, тёмная, подчиняющая. Изгоняющая.

Асмодей замирает над ней с занесённым над головой кинжалом. Крысы вопят так, что чудом не лопаются перепонки, но Алина не замолкает ни на секунду. Она выплёвывает слова, произнося их чётко, словно сама проклинает, ведь за страхом, скребущимся внутри испуганным зверьком, обтачивает когти ярость.

Свет, очищающий и изгоняющий, заполняет гостиную вместе с поражённым криком демона, рассыпающегося песком прямиком у её ног.

– Катись к дьяволу, – выдыхает Алина напоследок, прежде чем полчища крыс начинают редеть: испуганные, поджимающие хвосты, они разбегаются по щелям и петлям коридоров.

И их алые глаза не видят, как обессиленно Алина оседает на холодный пол, всё ещё крепко прижимая книгу к груди.

***

– «Не посмеет снять печати»? «Не возвысится»? Так он сказал?

Алина заторможенно кивает, укрыв одеялом колени и расправляя несуществующие складки. Не то чтобы она могла по-дружески поделиться произошедшим с Вещими сестрицами, но, в конце концов, они вместе делили комнату, да и куда ей было ещё врываться, задыхающейся, злой и испуганной одновременно?

Сидящая возле трюмо Зоя цокает, заплетая косу. Но Алина замечает, что она хмурится, пока пальцы ловко перебирают пряди, чтобы обвязать кончик синей лентой.

– Демон пытался меня заразить. Помимо того, что хотел зарезать, – замечает она.

– Кому-то ты стоишь поперёк горла, – Женя хмыкает, присаживаясь на край её кровати. – Не то чтобы ты не стояла поперёк горла нам, но в данной ситуации у нас нет резона пытаться тебя погубить. Ведь ты борешься за изменения в Ковене.

Алина едва хмурится.

– Вам бы самим бороться не помешало.

Она скорее ощущает то, как Зоя закатывает глаза, нежели в самом деле видит.

– Мы здесь выросли, Старкова, как ты не поймёшь, – раздражение в её голосе усталое: от того, что нужно разжёвывать прописные истины всяким бестолковым полукровкам. – В этих условиях и правилах. Вздумай мы вмешаться тогда, нам бы попросту не позволили участвовать. Думаешь, мы не пытались?

В конце концов, они были и остаются сиротами. Неприкаянными, пускай и Церковь Ночи их приютила со всей любезностью, чтобы навязывать свою волю.

Алина не так далеко ушла от них самих, но в жизнь Академии она ворвалась сплошным сопротивлением, насмешками над устоями и желанием перекроить всякую несправедливость. Не мудрено, что по её душу призвали ни кого-то там, а Асмодея. Судя по заверениям Жени.

– Вы думаете, его призвал отец Ланцов? – Алина закусывает губу. Хочется вплести пальцы в волосы, расцарапать кожу голову, пока она не начнёт зудеть. Даже после горячего душа она чувствует себя грязной, словно по ней всё ещё бегают крысы. Смотря в тёмные углы, она видит их алые глаза, мелькающие острые зубы и противные, длинные хвосты. Мерзость какая. Наверняка, если получится заснуть, ей приснятся именно они, а не демон вовсе. – Чтобы помешать мне участвовать завтра в «Инквизиции»?

Не то чтобы теперь у неё был шанс против Николая. Вся подготовка псу под хвост, нечестивый же ад.

Зоя поворачивается в кресле, поджимая под себя ноги. Ни дать ни взять свернувшаяся кошка. Пальцы задумчиво постукивают по губам. Чаще всего они накрашены тёмной помадой, и у Алины каждый раз что-то ломается в восприятии, когда она видит её без макияжа.

– Возможно. Но ему в любом случае не удалось тебя вывести из игры, – её яркие, сапфировые глаза скользят по комнате, по их с Женей лицам. Алина чувствует, как в чужой голове созревает какой-то план.

– То есть? – осторожно спрашивает она, с облегчением ощущая, что пронизывавшая её до того дрожь отступает.

Зоя щурит глаза и вдруг улыбается. Наверное, такую улыбку в последние секунды видят её противники. В конце концов, именно так она улыбалась Алине, когда та впервые попала в Академию.

– Не переживай за завтрашнее испытание, – мурлычет вещая и штормовая ведьма. – Мы тебе поможем.

***

Женя оказалась права: отец Ланцов действительно попытался подловить её на датах. И Алина бы непременно посыпалась на большинстве вопросов, прямиком перед всей собравшейся аудиторией из студентов и преподавателей, со всем позором являя то, что она оказалась совершенно не готова: наутро после бессонной ночи её голова раскалывалась на части, а давление на глаза было таким сильным, и казалось, что они вот-вот вытекут из глазниц.

У неё не было бы и шанса, будь её противником даже не Николай. Тот же бросал на неё обеспокоенные взгляды, а перед самым началом поймал за локоть:

– Всё в порядке? Выглядишь хуже утопленницы.

Беспокойство в его ярких глазах было неподдельным.

– Ты сама учтивость, Ланцов. Но меня всего лишь чуть не заразил чумой один из князей Ада, – ответила Алина, хмыкнув. Но Николай не заслуживал её яда, потому она быстро добавила: – Всё в порядке, я не пострадала.

И если он собирался расспросить её, то не успел: Высший Жрец объявил начало испытания, и они заняли свои места за кафедрами по обе стороны от помоста. Алина слышала, как собственное сердце грохотало в груди, и, наверное, вовсе бы пропустила нужный момент, когда Александр Ланцов обратился к ней с вопросом, на который она, конечно, не знала ответ.

Но Зоя сдержала своё странное обещание.

И ответы на первый и каждый последующий зазвучали в голове Алины хором голосов всех трёх сестёр, засевших в библиотеке в окружении десятков книг. Это было похоже на дуэль, где на каждый выпад стали Алина отвечала такой же сталью, с не меньшим рвением и злостью, всеми ответами доказывая, что она своего добьётся. Ей так и хотелось крикнуть, что он может вызывать хоть полчища демонов – она не отступит.

Наверное, её бы истязали до самого вечера, не прерви Высшего Жреца гул аплодисментов после блестящего ответа полукровки на вопрос о гибели одного из Тёмных Святых.

– Браво, Старкова! – слышит Алина чей-то голос, но в общем гомоне ей не различить, кому он принадлежит. Она улыбается, ощущая сладость собственной победы, пускай та напрочь нечестна.

В первом ряду она замечает Дарклинга и отчего-то замирает: то ли от ленивой усмешки на его губах, то ли от того, что он тоже ей аплодирует. И кивает.

Алина сдержанно кивает ему в ответ, ощущая странное смущение, будто кварцевые глаза пронизывают её насквозь; будто Дарклинг способен учуять след магии или видит больше, чем другие.

Но она лишь шире расправляет плечи.

В конце концов, кто тут играет честно?

***

– Я слышал, на вас напал демон.

Алина поворачивает голову, сунув книгу в сумку только наполовину. Занятие только закончилось, и большинство студентов уже разбрелось кто куда: после демонологии все нуждались в продыхе, глотке свежего воздуха или же чего-то покрепче. Демонов они ещё не вызывали – хватало одного Дарклинга взамен всего разнообразия Малого Ключа Соломона, истязающего их умы с той дотошностью, что под конец казалось, будто мозг был высосан через трубочку. Совсем как молочный коктейль. Алина вдруг понимает, что хочет вырваться из стен Академии и просидеть в одиночестве пару часов в компании вредной еды, какой-нибудь жвачки для мозгов по телевизору и полного отсутствия мыслей. До второго испытания у неё есть время, пускай она знать не знает, что там делать: варить до того зелья по наитию ей не приходилось. Алина решает обратиться к кому-нибудь за помощью, но отвергает эту мысль. Потом. Всё потом.

Она смотрит на Дарклинга.

Тот обнаруживается подле преподавательского стола, присев на самый край. За его спиной на доске начерчен круг призыва, окаймляющий его целиком, словно потустороннее сияние, пока тени расползаются подле его ног. Алина не знает, что это за вид магии, но каждый раз прикипает взглядом и на мгновение задерживает дыхание.

Тени словно живые.

Она что-то согласно бормочет, впихивая книгу с большим рвением. Та упорно не хочет помещаться.

– Да, кто-то очень хочет вычеркнуть меня из списка кандидатов, – замечает Алина легкомысленно, пускай воспоминания о не самой спокойной ночи всё ещё свежи.

Дарклинг постукивает пальцами по столу. Наверное, задумчиво.

– Зоя мне сказала, что там были крысы.

Вот же!

Алина мысленно чертыхается и перестаёт воевать с сумкой. В конце концов, он явно хочет с ней поговорить, даже если её саму до сих пор царапает ранее высказанное им пренебрежение.

– Да, были.

Взгляд Дарклинга ненавязчиво пригвождает её к полу. Алина давит в себе желание поёжиться.

– Асмодей, – произносит он действительно задумчиво, словно прикидывая что-то в уме, пока Алину вдруг прошибает дрожью: а не мог ли он сам призвать проклятого демона? Ведь магия призыва – его специализация. Тем более, призыв одного из князей Ада требует большой концентрации силы.

Догадка глупая, ведь с чего бы он тогда спас её ранее от Батибат?

Но мысль, словно колючая лоза, цепляется внутри, впиваясь шипами.

– Советую быть поосторожнее, – Дарклинг сжимает ладонями край стола. – Таких демонов призвать может не каждый.

От его слов веет чем-то дурным. Предчувствием. Предзнаменованием.

– Таких? – уточняет Алина. Книга наконец влезает в сумку. Она поспешно вешает её на плечо, пока в горле плещется подступающая тошнота. Это ведь ошибка, глупая догадка, лишённая логики. Асмодей бы убил её. Не стал бы пугать, ограничившись одним нападением.

Дарклинг кивает. Тени собираются вокруг его запястий тонкими щупальцами разбавленных в воде чернил, пока по спине Алины стекает серебро, ведь он сам выпрямляется одним плавным движением. И подходит ближе. Пальцы крепче впиваются в ремень сумки, но Алина немногим вздёргивает подбородок, чтобы смотреть ему в лицо.

– Сомневаюсь, что вы так легко отделаетесь, – тихо замечает Дарклинг.

– А вы бы смогли? Смогли бы призвать их? – она спрашивает, неизвестно откуда зачерпнув наглости. Или смелости?

– С чего такой интерес?

– Я просчитываю все варианты.

Дарклинг приподнимает одну бровь. За последнее время Алина слишком хорошо выучила этот жест. Как и то, что глаза у него темнеют, словно камни, вдруг смоченные морской волной. И вновь пахнет зимним лесом, как если бы он был зверем или духом, пойманным и закованным в этих стенах.

В голове шумит: собственными мыслями, ветром и ощущением чего-то первозданного, сильного. От этого вскипает её собственная кровь, пузырясь в сосудах, пока между ними воздух уплотняется. От заданного ли вопроса?

– Вздумай я убить вас, – вдруг говорит Дарклинг тише и весомее, и чудится, будто мрак наползает со стен, изливается из пастей нарисованных демонов, и в этой тьме различим шёпот этих самих тварей из преисподней; он различим в его голосе, в котором и сила, и смерть, и сама бездна; он переносит их куда-то прочь из Академии, в сплошной мрак лесов, где в небе раздаются крики неведомых чудовищ, – то вы бы сейчас передо мной не стояли, Алина.

– Призвали бы больше этих тварей?

– Возможно, – уклончиво отвечает он.

– Скольких вы можете удерживать одновременно? Пять? Десять? Сотню? Говорят, вы очень могущественны.

– Кто говорит?

– Все, у кого есть глаза. Вы не отвечаете мне.

– Это допрос, Алина? Я бы мог убить вас прямо сейчас безо всякого призыва. Хотя бы за вашу наглость. Ведь так раньше поступали? – он усмехается? оскаливается?

Ей не хватает воздуха, а всё тело странно горит; чудится, что вибрирует собственная кожа, ведь они стоят так близко. Возмутительно близко. Когда он успел подойти?

Хлопают дверцы шкафчиков, дрожат даже столы, отбивая дробь по полу. Это её стихийная магия подняла голову в ответ? Алина не может отвести глаза, чтобы убедиться.

– Достаточно, – наконец отвечает Дарклинг. – В лучшие времена это вызвало бы подозрения у нашего Владыки.

– Это предостережение?

Она старается как можно незаметнее сглотнуть. Не от страха вовсе.

Дарклинг ей тонко, едва-едва улыбается. Темнота резко отступает от стен, будто упущенный мираж, или как если бы её резко закрыли в коробке.

– Да. Потому что кто-то вознамерился вас поймать, – произносит он уже совсем обыденно. И мрак в каждой ноте его голоса более не жмёт на плечи тяжестью гранитных надгробий. Алина запоздало понимает, что он что-то ей протягивает. Продолговатую тёмную трубку.

– Это?..

– Свисток ведьм. Поможет отогнать вашу армию демонов и не позволит попасться на крючок кого-то вроде Батибат, – поясняет Дарклинг и разворачивается. Тени волочатся следом, ползут по плечам, обнимая его силуэт тонким, полупрозрачным плащом.

– Кто заточил Батибат? – вдруг спрашивает Алина, бросая вопрос в спину.

– Почему это так важно?

Он, кажется, хмыкает.

– Почему вы вечно не хотите отвечать на мои вопросы? – ей очень хочется топнуть ногой.

– Возможно, мне нравится злить студентов.

«Или вас», – повисает в воздухе.

Дарклинг не сбивается с движения, возвращаясь к своему столу и – своим же делам. Руки мелькают над книгами. Те послушно захлопываются и собираются в стопки.

– Чёрный Еретик. Если вам от этого станет легче.

***

Спустя полтора часа поедания сэндвичей, картошки фри и полирования всего этого газировкой Алина почти не думает обо всяких предостережениях. Свисток лежит в кармане сумки, и она уже почти на неё не косится.

По старому телевизору в её любимом кафетерии крутят давешние ситкомы с поганейшей озвучкой, но она периодически вслушивается и посмеивается над тогдашней комичностью. Впрочем, не сказать, что вслушивается она столь часто, зачитывая девятую главу «Проклятых изгнанников» до дыр.

«Проклятая кровь Морозовых»

Чёрный Еретик был самым большим бельмом на глазу Церкви Ночи. И самого Сатаны. Своевольный, жаждущий могущества и совершенно не желающий подчиняться Тёмному Владыке. Столь схожие черты настораживают Алину, что она то и дело заглядывает в самое начало, чтобы прочесть крайне сухо изложенную биографию Ильи Морозова. За свои «чудеса» тот поплатился жизнью, будучи связанным цепями и утопленным в смоле колдунами и ведьмами его же Ковена. Ведь гнев Сатаны страшнее всего прочего. Та же участь постигла остальную его семью, и могущественный род трагически прервался.

Но всё же.

Могло случиться так, что он таким же чудом выжил? И что именно он носил проклятый титул одного из самых могущественных колдунов в Темнейшей истории?

Алина перелистывает обратно. Портретов не осталось, только старые рисунки: тёмная фигура в плаще, вскинутая бледная рука. Чернила вокруг неё подстёрлись, создавая ощущение грязного неба на фоне. Алина задумчиво ковыряет рисунок ногтем. Проходящая мимо официантка с графином апельсинового сока не обращает на неё и на древнейший талмуд никакого внимания: первым делом Алина зачаровала книгу под женский журнал. Наверняка все изгнанники ныне переворачиваются пеплом в своих урнах или остатками костей в земле от такого нахальства.

Церковь смогла остановить Чёрного Еретика по приказу самого Владыки, решившего наказать наглеца. Алина кусает губу, перечитывая вновь и вновь уже заученные строки. Лучше бы так варение учила, чем то, что могущественный колдун мог призвать и подчинить себе сотни демонов до того, как всю эту силу заперли, а его самого низвергли.

Армия демонов.

«В лучшие времена это вызвало бы подозрения у нашего Владыки»

Почему Дарклинг это сказал? Почему сказал именно это?

Ей кажется, что стоит вернуться в Академию и задать пару вопросов библиотеке. Мысли о грядущем испытании отодвигаются на второй, на третий план, потому что внутри царапает чем-то: предчувствием, странно-волнующим и дурным.

Алина доедает остатки картофельных долек, сгребает вещи в сумку со стола и, прижимая к груди злосчастный талмуд, идёт на выход, чувствуя, как странное чувство змеиными кольцами наслаивается внутри, хотя собственный интерес кажется гипертрофированным: у неё и без расследований о заточенных демонах хватает бед.

И всё-таки, что это?

Предвкушение? Эйфория от пойманного следа? Алина не знает. И не так уж хочет знать.

***

Птичьи трели могли бы навеять некую сказочность этому лесу, если бы его тропы не вели к заброшенному дому, где под покровом издавна порицаемому искусству обучаются те, кто служит тьме.

Всякая сказочность теряет безобидные очертания, напоминая, какими были те истории, что ныне рассказывают детям на ночь: о любви, благодетели и о том, что добро всегда одерживает верх.

Алина смотрит под ноги, пиная носками туфель хвойный опад и высохшие шишки. Среди всего прочего попадаются прикатившиеся жёлуди, хрустящие своими подгнивающими скорлупками под ногами. Птицы хлопают крыльями над головой, перелетая с ветки на ветку.

Ранее казалось, что они следят со своих насиженных место, словно зачарованные. Или что эти лесные обитатели – чьи-то науськанные фамильяры, в чью задачу входит следить и докладывать увиденное хозяевам.

Странные мысли по сей день лезут в голову.

Алина вслушивается в особое гудение этого отдельного мирка, в его тишину, разбавляемую этой трелью и собственными шагами, шаркающими по тропкам; в тихую песню ветра, что качает тяжёлые ветви вязов и заигрывает с пушистыми соснами.

Сумка оттягивает плечо. Им хочется повести, хочется его размять, ровно как и бросить несчастный том из библиотеки, ныне оттягивающий руки.

Какова вероятность, что она идёт по верному следу? Не могла ли она притянуть все свои догадки за уши? Почему она копает дальше, услышав ответ от Дарклинга?

Батибат повязал Чёрный Еретик.

Алина кусает нижнюю губу, проезжается зубами по содранной до того коже. На языке оседают металл и соль.

Возможно, потому что Дарклинг говорит загадками.

Возможно, потому что он не договаривает.

Возможно, потому что она его подозревает в охоте на себя.

Будь у неё фамильяр, все эти вопросы можно было бы задавать ему, но ныне Алину разрывает тысяча мыслей, а высказать их некому: Зоя обсмеёт её, несмотря на выказанное ранее радушие, которое было и не радушием вовсе, а взаимовыгодным партнёрством. Возможно, пустым, потому что вполне вероятно, что она облажается с зельем на втором испытании.

«Полуведьма выдумала себе внимание», – скажет Зоя. Возможно, будет права. Она и её ревность.

Алина Старкова – нонсенс для Академии Незримых Искусств и мира тёмной магии. И магии в принципе. Но стоит ли рисовать себе на спине мишень для каждого, кто её окружает?

Неожиданно холодный ветер пронизывает её сквозь одежду. Алина передёргивает плечами, но вовсе не от холода: она вспоминает ощущение чужой силы. Тёмной, могучей, наплывающей и словно оскаливающей ей свою клыкастую пасть.

Во сне Алина могла бы списать это на помутнение собственного рассудка. Ныне она понимает, что такое не могло померещиться: сила, будто бы дремлющая на дне кварцевых глаз, в штиле глубокого голоса, реальна.

Слишком ярким оказался собственный трепет. Будто бы перед ней приоткрылись врата в невиданную до того обитель. Чувствуют ли это другие? Позволяет ли Дарклинг приподнять завесу при посторонних?

Она снова надумывает себе свою же уникальность. Возможно, потому что ей не хочется чувствовать себя одной из массы кого-то.

Возможно, это позволит ей не ощущать проклятое одиночество, скребущее в костях; или же сравнимое с укусами блох в собачьей шкуре. Именно так оно воспринимается: резко, больно, противно. Разве осталось у неё хоть что-то? Родителей Алина никогда не видела, Ана Куя осталась в приюте, где она выросла; Мал, при всей своей широте души, остался в ином мире, где Алине теперь не найти места.

Только если отказаться от собственной сути.

От одной только мысли об этом, о потере своей уникальности, вскипает и пузырится кровь. Ведьминская кровь, пускай даже наполовину. Даже если это отдаляет её от других.

Не похожие ли чувства испытывал Чёрный Еретик, когда от него все отвернулись? Пускай причиной было небывалое могущество. Нежелание подчиниться. Или же стремление отомстить за совершённое веками ранее?

По спине ползут мурашки. Если вдруг… если всё-таки вдруг она права, сколько же лет этому колдуну?

Алина ощущает смутное желание дать себе пощёчину, потому что в нынешнюю секунду она пытается романтизировать чужой образ. Изгнанник совершил множество злодеяний ради достижения цели, но ведь это не помешало бы ему чувствовать себя одиноким?

Она спотыкается: мысленно; физически же припадая рукой к широкому стволу дуба. Небо над головой бесстрастно-серое. Ему нет никакого дела до дум в голове какой-то полуведьмы.

Изгнанник.

«Полуведьма не возвысится, не поможет изгнаннику!»

Чушь какая-то.

Кора под пальцами старая, шероховатая и матовая. Углы трещин впиваются в ладонь, пока в голове нарастает сумбур, сплошной хаос из абсурда и попытки выстроить какую-то логическую цепочку.

Разве кто-то из изгнанников остался жив? Их имя вписывают в историю посмертно, объявляя вне всеобъемлющей гнилой любви Церкви. Кому сама Алина могла помочь, раз все, кто был наречён не самым лестным титулом, давно лежат в могилах?

Если только…

Она шумно выдыхает.

Чёрного Еретика не убили. Его сила покоится меж гранями мира, в самой тьме, где нет места жизни, в то время как его самого заточили.

Не убили.

Его заточили.

Перед глазами проносятся увиденные в книги рисунки. Создатели тома не сильно были обеспокоены визуальным сопровождением, а потому довольствоваться осталось малым.

Бледная рука на фоне тёмного, неравномерно грязного неба, словно кто-то грубо растёр мягкий карандаш.

Но небо ли это?

Алина не успевает за собственными рассуждениями, привалившись к стволу плечом. И, наверное, только инстинкты выдёргивают её из этой трясины, заставляя прислушаться.

Она каменеет. А после медленно выпрямляется, заставляя себя слышать что-то ещё, кроме шума крови в ушах.

Птицы перестали петь.

В лесу стало тихо. Слишком тихо. Настолько неестественно, словно кто-то вывернул колесо громкости на самый минимум или попросту выдернул шнур.

Аккомпанементом этому осознанию служит раздавшийся гомон из мерзкого писка, схожего с ультразвуковой волной. Она не хочет знать. Совершенно точно не хочет.

Писк нарастает. Это не крысы. Летучие мыши.

– Да чтоб вас котлом прихлопнуло, – выдыхает Алина.

И оборачивается.

***

Если крыс было много, то летучих мышей – вдвое больше. Они атакуют одним чёрным облаком: пищащие, цепляющиеся за одежду и волосы, пока Алина бежит стремглав, не зная, в ту ли сторону, но – бежит, настигаемая очередной чумой, которую возглавляет новый князь Ада.

Видимо, первого больше погулять не пустили.

Едкость собственных мыслей должна радовать, но времени на то, чтобы похвалить себя за несгибаемую силу духа, нет.

Сквозь шум, визг и демонические угрозы Алина успевает расслышать имя. Пурсон. Что ж, такими темпами она сможет коллекционировать всяких ублюдков, несущих с собой хаос и мерзких, желающих разодрать её на части тварей.

«В очередь!», – хочется гаркнуть ей.

Свисток ведьм помог бы, да только крылатые гады оказываются куда пронырливее своих предшественников и выбивают несчастную трубку из пальцев до того, как Алина успевает изгнать всю эту братию обратно в ту дыру, из которой они выкопались.

– Да отстань ты! – она отмахивается и возводит вокруг себя воздушные щиты простым заклинанием, оглядываясь. Это спасёт от проклятых тварей хотя бы ненадолго.

Демон же скалится, наступая. С большей резвостью, чем прошлый, или с меньшей долей пафоса, он цедит те же слова, сказанные до того Асмодеем: обещанием не позволить полуведьме возвыситься и помочь изгнаннику.

Еретику? Илье Морозову? Кому, чтоб вас Геенной громыхнуло?!

– Да я понятия не имею, о чём ты! – Алина рявкает и уворачивается, но клинок в уродливых пальцах, испещрённых рытвинами и коростами, успевает её задеть по предплечью, разрезая одежду и кожу, словно раскалённый нож – масло. Она вскрикивает, отвлекается на полученную царапину и, наверное, только не пойми чья благодать позволяет ей увернуться от второго выпада. Алина отскакивает в сторону, отмахиваясь курткой от летучих мышей и сквозь своё же рваное дыхание повторяя заученные строки. На создание новых щитов у неё нет драгоценных секунд.

Демон дёргается. И глядя на неё с высоты своего роста, в окружении полчищ своих заразных маленьких крылатых вестников, начинает хохотать.

Возможно, ей не хватает сосредоточенности.

Возможно, магия в очередной раз отказывает или слова путаются в голове, но Пурсон не рассыпается пылью и не падает в разверзнувшуюся под ним бездну.

– Полуведьма, – он оскаливается пастью из гнилых зубов. Алина ощущает идущий от него смрад: чумы, мучений и смерти. Возможно, позже её затошнит. Если позже наступит.

Алина делает шаг, второй, третий, не глядя себе за спину.

Нет, она никак не может здесь умереть. Ни за что. Она обязана найти того, кто призвал проклятых демонов и заставить его поплатиться.

Шаг, второй, третий.

Алина охает, когда спиной врезается во что-то. Мысли не успевают сформироваться в подобие чего-нибудь чёткого и разумного.

Она не успевает обернуться, ощущая чужие ладони на плечах, и вздрагивает: от прикосновения и раздавшегося за спиной голоса. Спокойного и ясного, словно полная луна на чёрном полотне неба.

– Пурсон, у тебя всё такие же отвратительные манеры.

Дарклинг.

Почувствовать бы себя той самой девицей в беде, но у Алины в голове роятся вопросы, жужжат премерзко, не давая и секундной передышки: что он здесь делает? Не может ли быть это ловушкой?

– Что вы здесь делаете?! – она так и выпаливает, вывернув голову.

– А на что похоже? – отбивает Дарклинг с раздражающей скукой в голосе. – Я взял след из легкомыслия и серы и сразу нашёл вас в столь радушной компании.

– Видимо, вас это забавляет, раз вы так ехидны!

Летучие мыши словно с ума сходят, взвиваясь смерчем вокруг: они бросаются на них, но тени, расползающиеся от Дарклинга, не позволяют им приблизиться. Алина думает о грязном небе, увиденном в книге, которую обронила где-то в лесу вместе с сумкой.

– Конечно, ведь спасение вашей жизни входит в мой ежедневный моцион, – невозмутимо отвечает Дарклинг.

Летучие мыши пикируют снова и опять же терпят поражение. Уши закладывает от их визгов, пока внутри всё клокочет адреналином, яростью и желанием что-нибудь сломать. Не от того ли качаются ветки деревьев, столь резко встревоженные грубой рукой ветра, а по земле проходит рябь?

Она порывается отойти, но руки на плечах держат неожиданно крепко. Или же это Алина сама не может и шагу сделать, когда демон напротив неё, до того гнавшийся за ней с целью зарезать и отдать на растерзание своей армии, вдруг останавливается. Его глаза, различимые в прорезях наползшей на половину лица короны распахиваются шире. Различимы алые прожилки в агатовом стекле. Он шумно втягивает воздух. Алина слышит, как во всём этом отвратительном теле раскатывается звериное рычание.

Алине не нужно оборачиваться на Дарклинга, чтобы убедиться: его не очень-то впечатляет происходящее. Всего лишь нападение князя Ада посреди леса на нерадивую студентку.

– Кто тебя призвал, Пурсон? – и он не тратит время на излишние расшаркивания с потусторонней силой. – Кто приказал тебе напасть на эту ведьму?

– Эти глаза, – вдруг выдыхает демон, игнорируя вопросы, и от ненависти в его голосе все волоски на теле встают дыбом. – Я их помню.

Демон делает шаг.

– Я помню тебя.

Ноги примерзают к земле или в неё вваливаются, утопают? Алина и вовсе не дышит, а затем Пурсон срывается с места, и явно не с намерением приветственно их обнять.

Пожалуй, если её разум что-нибудь и сможет удержать от падения в пучины безумия, то только внутренний голос.

– Дарклинг! – она охает, закрываясь руками и отворачиваясь, оказываясь прижатой к крепкой груди Дарклинга.

– Ты!.. – Пурсон ревёт, но он резко взмахивает рукой: движение смазывается по периферии, но оно похоже на взмах сталью. Уверенный, рассекающий. Пурсон заходится в агонизирующим и яростном крике, и Алина судорожно оглядывается: тело демона половинит на её глазах, прежде чем оно рассыпается пеплом прямиком им под ноги, окаймляя пылью носки туфель.

Летучие мыши, словно испуганные вороны, разлетаются прочь, не удерживаемые более хозяином.

Алина сглатывает.

Наступает блаженная, столь желанная тишина. Она гудит в ушах, лопается в них пузырями. На пустыре опушки, на которую её загнал демон, более нет ни демонического смрада, ни мерзких мышей. Алина теперь долго на них смотреть не сможет.

– Какого… – начинает она, но так и не заканчивает. Порывается начать ещё раз, но не находит слов.

Лес успокаивается: деревья перестают стонать, подхлёстываемые стихийной магией, вырывающейся из-под колпака под гнётом сильных эмоций. В первый такой раз Алина чуть не зашибла Женю слетевшими с полки книгами: тогда Зоя крайне удачно влезла ей под ногти своей язвительностью. Не самая лучшая попытка как-то наладить взаимоотношения. И не самая лучшая попытка сейчас отвлечься, пытаясь собрать рассеянные мысли в стенах своей черепной коробки. Вокруг ни различить разрушений или свидетельств произошедшего, но ей кости ломит ощущением, что она стоит посреди поля боя.

Алина не слышит собственного дыхания и голоса своего тоже, но всё же ей хватает сил, чтобы наконец сделать шаг и обернуться, чтобы взглянуть на Дарклинга, похожего на обсидиановый осколок, что взрезает всю реальность, и произнести:

– Пожалуй, теперь вы задолжали мне объяснения.

========== iii. порок. ==========

Комментарий к iii. порок.

что ж, я должен заорать, что я дописал.

Я ДОПИСАЛ.

всё, занавес.

// на самом деле, эта работа просит гораздо больше частей.

ведь очень многое осталось за кадром, а заложил я, как всегда, немало. но я обещал три части – три части написал, пускай с диким опозданием.

***

спасибо паблику ave darklina и автору того самого твита, который запустил эту адскую машину. надеюсь, окончание истории вам придётся по вкусу.

спасибо вам, мои дорогие читатели. тем, кто нашёл дорогу к этому тексту.

и тебе, моя королева-ведьма.

я писал так долго, так нудно, а ты поддерживала меня каждую секунду.

спасибо.

***

пояснения, что к чему – в комментариях после части.

пост:

…а пока только тянет плуг месяц робко по небоплёсу.

если вглядываться во мглу —