Текст книги "Батальные сцены (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Как так? Ангелок, – я сжал зубы, – ты же вроде уходил?

Я в ответ только сверкнул глазами. Этот сопляк напялил мою одежду, взял сумку и упёрся? И куда, интересно знать? Блядь! Даже телефона нет, чтобы ему позвонить! Бегу обратно. Одеваюсь в его шмотки. Мне всё как раз, мы действительно с ним одной фактуры. А потом самое ужасное: с презрением смотрю на шапку и варежки, выглядывающие из рукавов. Неужели я в этом сейчас пойду по улицам? Собираюсь, говорю себе: это роль, роль идиота, но тем она и интересна! Напяливаю всё зайкино облачение, запихиваю свои тренировочные шмотки в его сумку и направляюсь на улицу Марата. Я почему-то уверен, что он умотал к себе. Это он так заставляет меня к себе в гости завалиться?

Добирался долго. И зря. У них дома никого. И в домофоне тишина, и окна одиноко-темны. Блин, нужно обратно к метро, еду к себе, тороплюсь. Злость во мне уже во всю кипит и булькает гортанно. Иду и представляю, как я встряхну этого придурка за грудки, как… я не знаю, что я сделаю… Сидит, наверное, опять на ржавой горке, ножками болтает, лыбится… Прямо во дворе его раздену и… не знаю, что сделаю.

Но во дворе его нет. Как так? Задираю голову на свои окна. Темно. И где сопляк в моей одежде и с моими ключами? Что делать? Опять к нему? Ждать засранца там? Вдруг дверь моей парадной открылась, и какой-то человек юркнул из неё в кусты, побежал в проходной подъезд. Мне стало тревожно. Решительно направляюсь к двери. Пропиликал соседке тёте Наташе, она мне открыла дверь подъездную. Я взбираюсь к себе на этаж, и дверь… она приоткрыта. Осторожно вхожу и в ночном отблеске от фонаря на улице вижу на полу тело в своей куртке. Включаю свет. Димка лежит на полу, губы в крови, куртка расстёгнута, рубашка разодрана, ширинка тоже, на животе царапина, глаза закрыты. Чёрт!

– Дим, – трясу его тихонько, тело горячее, хотя бы жив. – Дим, очнись…

Подхватываю его под мышки волоку на диван, выворачиваю из куртки. Куртка вся в извести, обтирал стену в подъезде? Где-то есть нашатырь…

Димка шарахается от резко-пахнущей ватки и распахивает глазищи, очевидно, что не совсем понимает, где находится.

– Ну и шапка!.. – первое, что произносит этот убиенный. Пытается встать, но я толкаю его назад, на подушку.

– Что случилось? – строго, по-учительски, спрашиваю я и снимаю эту чёртову шапку. – И какого хрена ты спёр мои вещи? Фетишист?

– Он должен был не заметить подмены, мы одинаковые. Он и не заметил! – неожиданно радостно заявляет зайка-котик. – Только когда шапку снял, разглядел чёрные волосы! Я ему рожу расцарапал! Но он меня… Геля, он тебя изнасиловал?

– Димон! Что за самодеятельность! – игнорирую я его последний вопрос. – Какого хрена ты всё это затеял?

– А как по-другому мне доказать? – Димка приподнялся на локтях и стал выкрикивать своим окровавленным ртом: – Ты же мне не веришь! Мои провожания ничего не докажут, скорее всего этот придурок видел, что я тебя провожаю. Нужно было, чтобы ты был один. Вот я и переоделся «в тебя». И видишь, как удачно! Не факт, что он бы напал на меня именно сегодня!

– Очень удачно! А если бы он прибил тебя? Трахнул?

– Ты бы расстроился? – вдруг улыбается демон.

– Что же произошло? Как он тебя?

– Уже около твоей квартиры. Я стал в сумке шарить, ключи искать.

– Паразит… – вставляю я.

– Вдруг на меня накидывают какую-то тряпку чёрную, душат, я лягаюсь, этот гад сипит, матерится… а я делаю хват ногами, он роняет меня, я пинаю, он пинает, а потом как вдарит, я и укатился…

– Куда?

– В бессознанку. Очнулся, а тут ты в шапке, – Димка радостно улыбается кровавой улыбкой.

– Зубы-то целы?

– Проверь…

– Может, скорую?

– Не… Мне хорошо.

– Дим, а ты его видел?

– Я его расцарапал! – и он горделиво демонстрирует пальцы-крючки.

– А он тебе засосов наставил!

– Где? – Димка округлил глаза. Я тыкаю ему в пятна на шее и ключице. – Красиво?

– Очень.

– Геля, ты мне веришь теперь? Ты понимаешь, что это не я?

– Почему твоя трость была в моей квартире?

– Мы пили в твоём дворе… и, похоже, я её оставил здесь. А этот маньячина её подобрал.

– Ты мелкий пьяница. Что с тобой делать теперь?

– Оставить ночевать!

– А мама?

– А маме позвоню.

– Дим, не нужно, чтобы ты оставался…

– Оу-у-у… у меня кружится голова, я не дойду…

– Мама приедет за тобой.

– Она на пати, выпила, наверное, нельзя за руль… А я всё… засыпаю…

– Ты мерзкий, хитрожопый зайка-котик.

– Круто!

Я рад, что это не он, я не зря сомневался. Но как с ним быть? Нельзя ему оставаться со мной. А мне с ним. Вдруг он опять в признания кинется? И что мне делать? Ржать, как с Монкой? Не смогу. Он, блин, нравится мне… Хочется его доводить, ехидничать, тискать и заглядывать в тёмные глаза… Ему надо домой…

Но Димон благоразумно молчал, никаких «люблю». Я его кормил макаронами с сыром, он с час сидел в ванной, орал через дверь, что засосов не видно на распаренном теле. А я стоял у окна, вглядываясь в наш двор. Где же сейчас расцарапанная рожа, в каком окне? Так как этот придурок знает меня, то варианта три: ненормальный одноклассник Димки – Гарик, который в последнее время живёт у бабушки. Его занесло в прошлом году на спектакль «Мальчик-звезда», он выследил меня до дома, ходил по пятам и, по-моему, был на всех спектаклях по Уайльду. Второй вариант – перец из второго подъезда. Не знаю, как зовут. Он прилип ко мне в клубе, где мы танцевали с Лютиком и Маринкой. Я его отбрил. А наутро увидел его выходящим из машины – в нашем дворе. Он тоже удивился… Обматерил. И вариант третий – Бойцов, просто потому, что это Бойцов…

========== 10. Димон ==========

В голове, конечно, гудёж! Неприятно. Какой-то урод жевал мои губы! И этот же урод жевал Гелькины губы… Какой-то извращенец кусал меня в шею! И он же тогда украсил Гельку этими позорными пятнами… Ощущение грязи. Несмотря на то, что от горячей воды меня почему-то мутило, просидел там целый час. Вымачивал эти извращенские прикосновения и слюни, весело покрикивая какую-то хрень Гельке. Он велел болтать или петь, сказал, что так он будет знать, что мне не стало плохо. Может, замолчать загадочно? Ангел прилетит меня спасать. И что? Полюбит красоту такую распаренную? Наоборот, увидит, что я спецом молчал, звезданёт по куполу. Поэтому мудро в очередной раз кричу:

– Геля! А ты умеешь синхронно плавать? С прищепкой на носу? – с водяным шумом задираю обе ноги и делаю пару судорожных движений – над облаком пены две коряги балет изображают. – А чё, я бы мог, у меня хорошо получается…

– Ты соседей не затопи! – отвечает Геля.

– А чё будет?

– По башке тебе будет!

– В этом доме манерка такая – чуть что, сразу по башке?

– Да.

– Аномалия! …Геля?

– Что?

– А тебе нравится эта песня, – и завываю тоненько, продолжая выделывать голые коленца: – О боже, какой мужчина! Я хочу от тебя сына! – и ещё громче: – И я хочу от тебя почку, и точка, и точка! Най-на-най-на…

– Эй, лучше соседей топи!

Кожа на ладонях и ступнях побелела и сморщилась – устала от воды. Надо выходить и надо всё не испортить, иначе выгонит, с него станется. Он почему-то не кинулся с извинениями, когда узнал, что его ударил не я. Твердил без конца: «Тебе надо домой… Тебе нельзя у меня оставаться…» А вдруг он кого-нибудь ждёт, а я ему мешаю? Ну и пусть! Нехрен никого ждать, пусть мной любуется!

Когда запас идиотизмов для моих изречений иссяк, я выплыл из ванны, облачившись в Гелькины штаны и белую футболку – типа пижама. Ангел расстелил постель на диване, гул в моей голове клонил меня на подушку. Но она одна!

– А чё подушка-то одна? Это мне или тебе? – тут же спросил я.

– Тебе. Выпей таблетку вот эту, а я в душ. Дрыхни, – приказал строго ангел.

– Таблетка от чего?

– От головы…

– Чё, рассосётся? Совсем?

– Уши останутся. Всё! Ложись.

Я героически ждал Гелю – хочу, чтобы он улёгся рядом, и я почувствую его дыхание, а может и его тепло. Геля подозрительно долго мылся, он-то что оттирает себе? Когда же он появился на пороге комнаты, я сделал вид, что уже сплю, чтобы не стеснялся парень. А он, гад, и не думал стесняться, он надевает вязаные тёплые носки, натягивает толстовку, выключает свет и… усаживается в кресло, укладывая ноги на пуфик. Геля скрещивает руки на груди и закрывает глаза. Это он так спать собрался? А я?

– Эй! Ты что? Там спать будешь? – подаю я изумлённый голос.

– А ты ещё не спишь? Дрыхни, – хрипло отвечает он.

– Ты ненормальный, что ли? Я ж не настолько широкоформатный, я подвинусь! Зырь! – Я вжимаюсь в самую стенку, оставляя место на трёх ангелов.

– Спи, не парься.

– Это потому, что у тебя подушка только одна? Так я без неё смогу!

– Спи, достал уже!

– Да не буду я спать один! Что за жертвы?

– Ты гость, тебе всё лучшее.

– Геля… Ты боишься, что я к тебе приставать начну, – и мой голос как-то треснул на этой фразе.

– Димон, я ничего не боюсь, мне не привыкать, спи, мне нормально!

– Ещё скажи, что ты всегда там спишь!

– Не скажу, но сегодня я посплю на кресле, мне удобно…

– И никаких шансов на адекватность?

Он не отвечает. Вот гад! Но, по-моему, он не знает, с кем связался…

– Ладно. Я тоже буду неадекватен. Имею право? Меня ж треснул сегодня по понималке твой поклонник! – Я выбираюсь из одеяла, шлёпаю босыми ногами по полу и укладываюсь к стеночке, подложив под щёку обе руки. – Спокойной ночи.

– Я это уже видел, – проговорил Геля через некоторую паузу.

– Тогда это было утреннее выступление, – заявляю я, хотя, блин, так холодно на полу и так башка гудит и спать охота. – А сегодня ноктюрн, можешь всю ночь смотреть!

Молчит. И я молчу. Закрываю глаза, сжимаюсь в комок, обхватывая себя руками, холодно!

– Ты сейчас отправишься домой! – вдруг угрожает мне ангелок, видимо совесть колет.

– В час ночи? Чтобы маму напугать, она меня не ждёт – ты сам ей звонил. Ну и для того, чтобы меня усадить в такси, тебе придётся нести меня на руках. А я буду сопротивляться и орать. Разбужу соседей.

– Сколько можно выёбываться?

– Я не знаю, сколько ты выдержишь… Не ко мне вопрос, – шмыгаю носом и отворачиваюсь от него к стенке, гремя локтями и коленками.

Ещё минуты три идиотской тишины. И потом я чихаю, причём без подделок, натуральный такой чих с брызгами.

– Бля-а-адь! – взвыл Геля, слышу – он встал и сразу скрипнул диван. – Сюда иди, идиот! Живо!

Гы-ы-ы… Я выиграл. Соскакиваю. Запрыгиваю на диван и плюхаюсь к стенке. Геля буравит меня злым взглядом. Он снимает толстовку, скручивает её в рулончик и укладывается на неё, как на подушку, дёргает на себя половину одеяла.

– Доволен?

– Ага!

– Будешь меня трогать – ещё раз получишь в голову.

– Я тебя сегодня уже натрогался на репетиции, так что не мечтай! Я спать буду.

И я честно выполнил своё обещание. Рухнул в сон, как только почувствовал тепло и тяжесть одеяла: моё несчастное тело, угробленное стрессом на алгебре, ссорой с Гариком, моим срывом удара против Гели, моими падениями на репетиции, нападением личного ангельского маньяка, бессознанкой, лежанием на холодном полу – сдулось и обмякло. И даже идея порассматривать спящего ангела уснула раньше, чем успела родиться. Летал ночью и, по-моему, даже на крыльях. Мама бы сказала: «Растёшь, парниша!» Хороший был сон, лёгкий. И пробуждение хорошее.

Лицо Гели совсем рядом: он всё-таки сразился ночью за подушку, почти сместил меня с её пухлого тела. Лицо без хмурых бровей, без сжатых губ, без перекатывающихся желваков. Умиротворённое, ангельское. Он просто спит. Обхватил себя руками, как будто запер, запеленал. Но всё равно прижался ко мне, тёпленькому. Мы с ним умещаемся на половине диванного ложа, остальное он оставил своим комплексам, пусть они там… Я подвигаюсь ещё плотнее, обнимаю его за талию, попутно поправляя одеяло. Он не просыпается, он накидывает на меня ногу в трикотажных штанах, становится ещё теплее. Ещё есть время поспать… Я лежу смирно, не пытаюсь получить большего…

Чего я хочу от него? Секса? Не-е-е… Мне страшно… Хочу просто вот так лежать. И чтобы не орал на меня, не гнал, а иногда держал за руку. Хочу погладить его по голове, забраться в белые волосы… Хочу, чтобы он стоял, прислонившись к дверному косяку, и смотрел на меня, как на неразумное дитя, и не мог сдержать улыбки. Хочу, чтобы он тащил меня из опасного места, не позволяя никому прикоснуться. Хочу с ним спаринговать рапирами так, чтобы он с удовлетворением, признавая мою ловкость, сказал: «Сопляк!» Хочу, чтобы, когда я заходил в вагон метро, в его глазах читалась радость и ожидание, чтобы он говорил: «Привет!» Мне многого хочется? И Ангел вдруг печально вздохнул. Я вовсю притворяюсь спящим. Нужно заснуть, получить вторую серию сна. Утро только загорается, наверное, часов пять-шесть.

Геля пошевелился, разомкнул руки и протиснул левую ко мне на спину. Вздохнул и уткнулся лбом мне в плечо. Тишина. И вдруг он отчётливо, хотя и тихо говорит:

– И как мне сейчас быть с тобой, Димка? Лучше бы это был ты.

Я молчу. Я понимаю, что он это сказал не во сне, осознанно. Он это сказал себе, думая, что я сплю, не слышу, не отвечу. И я сплю, не отвечаю, хотя и слышу, и чувствую, и лечу во вторую серию счастли-и-ивый…

Когда уже зрелое утро расправило мне плечики и вытянуло позвоночник в истоме, Гели не было рядом. Я поплёлся на кухню на запах какой-то еды. Ангел, весь в белом, как и положено, что-то варил.

– Приве-е-ет! – пугаю я его неожиданным появлением. – Ну… и чем ангелы демонов кормят обычно?

– Ангелы демонов обычно гонят умываться и не спрашивают о предпочтениях в еде: что дам, то и будешь есть!

– А демоны ангелов-то не особо слушаются!

– А не слушаются – вымётываются подобру-поздорову.

Пришлось стать послушным демоном. Пожирая гречу с сыром, прихлёбывая растворимый кофе и заедая братски разделённым сникерсом, найденным в моей сумке, мы разговорились о вчерашнем.

– Кого хоть ты подозреваешь в нападениях? Ну… кроме меня. Кому мы пойдём морду бить?

– Самый вероятный – мой одноклассник, Макс Бойцов. Он меня достаёт уже несколько лет.

– Чё делает?

– Лапает, подъебывает. В школе бил пару раз. Он живёт в нашем же дворе. Жлоб. Он считает меня голубым, – Геля покраснел.

– Неровно дышит, значит… А по ощущениям, на ощупь, так сказать, он под этого воздыхателя подходит?

– Откуда мне знать! Я его не ощупывал раньше. Ростом с меня, может и повыше. Худой. Волосы некороткие. Колец, часов, цепочек не носит, каждый раз был в джинсах…

– А каждый раз – это сколько?

– Три.

– Геля, он… он только целовал, что ли? Ну… он не это?

– Не это! В последний раз дрочил на меня, связанного… – на этом месте я перестал весело дёргать ногой, да и аппетит как-то улетучился. – Он был подшофе, причём пахло полынью, как будто абсент пил или бренди, ну или виски… Я поэтому на тебя и подумал. Я же видел, как Фаим тебя поил из своей фляжечки.

– Пффф… я пивасом напоролся! Абсентом там уже и не пахло! Мы с Гариком выдули девяточку! Потом ещё подкатили… чуть не обоссался!

– Гарик – тот, что живёт в подъезде напротив?

– Ага, он мой одноклассник. Влюблён в меня!

– В тебя? А я думал… он на все спектакли ходил наши и потом по пятам за мной пилил.

– А может, он на меня ходил смотреть? – обижаюсь я. – А за тобой пилил, так он почти у бабушки живёт, у него дома какая-то сложная ситуэйшен.

– А я его тоже подозревал, а то ходит, ходит за мной…

– Не, Гарик – дохлый вариант, он со мной был, у него алиби.

– А кто ему мешал тебя отправить домой и за мной следить, я долго в Макдональдсе сидел…

– Гарик тоже пил пивас, это раз. И он трус, вряд ли бы он отважился, это два. А ещё маньяческие варианты есть?

– Ну… третий, так себе вариант. Мы в клубе «Ибица» танцевали, где-то недалеко от тебя. Там ко мне стал клеиться парень. Очень настойчиво. За руки хватал, в раздевалку ворвался. Со мной был тогда один знакомый, так вот только благодаря его другу, боксёру, я уцелел. Отбили меня от этого активиста. А через пару дней я порулил в институт и вижу: из соседнего подъезда выходит этот парень и направляется к машине. Он меня тоже увидел, узнал. Сначала рот открыл. Потом стал материть. Я ему фак показал, трезвому-то нестрашно… Но с тех времён иногда, редко вижу его, он каждый раз пару слов ядрёных в мою сторону посылает.

– Но не пристаёт?

– Ни разу не было.

– План прост, – я машу ложкой, как дирижёрской палочкой, – сначала идём к бойцу Бойцову, потом к этому обиженному! Смотрим, если на роже мои когти, то бьём в эту же рожу!

– Какой ты прыткий и грозный! – я получаю ложкой в лоб. – Туда, где живёт Макс, я не пойду. Там притон натуральный. Скорее нам рожи начистят, как увидят таких гламурных. А где живёт этот, из «Ибицы», я не знаю, только подъезд, а там двенадцать этажей.

– Давай будем караулить! Прикольно же! Заляжем в засаду. Сегодня воскресенье, они всяко пойдут куда-нибудь…

– Нет уж! Никаких засад. Макса я завтра с утра по-любому увижу. Он свою собаку выгуливает. А этот… А этот вряд ли. Он вроде серьёзный человек.

– А чем тогда займёмся? – я разочарован.

– Ничем. Ты домой поедешь.

– Блин… – и моё хорошее настроение враз улетучилось. Надо помолчать. Надо перевести разговор на другое и вести себя как паинька. Может, предложить посуду помыть? Может, предложить в кино сходить? Или лучше по телику что-нибудь посмотреть? А если порепетировать наш номер? Не, нужно расспросить про институт, про поступление и бла-бла-бла… А может, надо пригласить его куда-нибудь? Музей, галерея, гранд-макет, кафе, экскурсия по крышам, клуб или ко мне в гости? Можно мамке позвонить, попросить, чтобы что-нибудь вкусненькое сварганила, чтобы приманить… Что бы придумать?

– Дим, я серьёзно, – вдруг прерывает мои судорожные искания Геля. – Тебе надо домой. Не придумывай сейчас ничего.

– Я тебе настолько мешаю? Настолько не нужен? – у меня что-то рвётся в груди, лопается, дзинкает. Опускаю лоб на стол, опечаливаю плечи. Я, наверное, слишком впечатлительный. Он всего лишь сказал, что мне надо домой, но это как надежду прибить, словно вошь ногтем прижать. – Я думал, что мы теперь друзья…

И Геля молчит. Ни да, ни нет. Почему молчит? Блин, зачем я ушёл в трагедию, нужно было балаболить и делать вид, что пофиг на его слова. А он молчит. Допивает кофе. Встаёт и собирает посуду со стола, направляется к мойке. Ни слова. Но если я буду сидеть на его кухне, он ведь меня не выгонит, не выставит силой после ночных слов. Так, а если напрямую?

– Геля, ты бы предпочёл, чтобы этим уродом был я? Чтобы продолжать меня ненавидеть? Я опять тебе не угодил.

Он застыл, спина окаменела. Вода из крана течёт вхолостую.

– Ты говоришь ерунду. Я тебя не ненавижу.

– Но и дружба моя тебе не нужна… Я же мелкий. Сопляк и завистник. Кривляюсь, пыжусь, а тебе даже не весело. Путаюсь у тебя под ногами.

– Я так не думаю.

– А что ты думаешь?

– Я не хочу этого разговора.

– Ты боишься услышать, что я тебя…

– Дима! – кричит Ангел, с силой бросая в алюминиевую мойку тарелку и, по-моему, разбивая её. – Умолкни!

Наверное, я зря… Хочется заплакать. Щиплет под веками, но пересиливаю себя. Встаю и иду переодеваться. Моя одежда чистая, меня же не в ней вчера таскали по полу и обтирали стенки. Не тороплюсь, но и не тяну. Геля не выходит из кухни. Собираю свои шмотки, перекладывая их в свою наплечную сумку и… ухожу.

– Пока!

Но домой я не пошёл. Что там делать? Посижу у него во дворе. Вон на той скамейке. Холод успокаивает слёзное щипание, заставляет сжать зубы и охладить жар в висках. У меня даже жвачка есть. Где Гелькины окна? Раз, два, три… и налево, белые шторки и Гелька стоит в окне. Смотрит на меня. Ждёт, когда я в снеговика превращусь? А я долго так могу сидеть. И я сижу. Рядом лай собаки. О! Симпатичная псина несётся на меня, запрыгивает на скамейку, становится снежными лапами на штаны и часто-часто выдыхает мне в лицо, кажется, что она улыбается.

– Привет, собак! Дай лапу!

Собака отвечает достаточно нагло:

– А в глаз не хошь? – И тут же рядом бухается парень с яркими зелёными глазами и редкими веснушками по носу. – Кышь, Боба, тут человечья сидушка! – и потом ко мне: – Ты кто? Бурундук?

– Я лох.

– Опа! Нормальное животное! – ржёт парень и достаёт сигареты. – А чё тут сидишь, бурундук? Я тебя раньше видел?

– Вряд ли… Я не местный.

– А чё тут на прикол встал?

– Маньяка жду.

– Опа! Чикатилу? А зачем ждёшь? Отдаться хочешь?

– Неа, позырить.

– А чё, у него цветочки на голове?

– Неа, царапины.

Парень плотнее замотал шарф вокруг шеи, натягивая его на подбородок и на уши.

– Круто. Увидишь царапины – и что?

– И всё.

– Убьёшь?

– Неа, просто посмотрю, запомню.

– А ты сам не того, не маньяк?

– А что, страшно?

– Гы-гы-гы… Ты, блядь, смешной. И шапка мудацкая… Расскажи что-нибудь про маньяков ещё.

– Жил-был доктор Генри Джекилл, в молодости много пил, гулял по кабакам, проявлял всякие извращенские наклонности…

– Наш чел! И чё?

– Он был учёным. У него была теория…

Парень слушал меня с раскрытым ртом. Его собака тоже. Когда рассказ дошёл до моей роли, я соскочил и стал изображать комплексно: и интонацией, и жестами, и даже пару танцевальных па вставил.

– …Ба-бах! Адвокат Аттерсон выстреливает в Хайда! Тот… а-а-а! – Я падаю на снег, изгибаюсь в агонии смерти и затихаю, шепчу с закрытыми глазами: – А когда гости подбежали к телу, то увидели вновь метаморфозу: Хайд мимикрировал в Джекилла, он умер, освободившись от этого греха, от этого ужаса почти счастливым. И только тонкая нота грусти вперемежку со зловещей тайной повисла в воздухе, и никто из собравшихся не смел её прервать…

Пауза. Открываю глаза. Надо мной две морды: собаки и веснушчатого парня. У парня глаза стали влажными, как у собаки. Брови подняты домиком.

– Ты жив? – спрашивает местный собаковод. – Фух-х-х… А то я думал, что пиздец бурундуку! Пива хочешь?

– Неа.

– Жаль, а то бы пошли ко мне, ты бы ещё чего-нибудь изобразил.

Я встаю, отряхиваясь.

– Нет, я ещё посижу.

Парень потоптался рядом, выкурил ещё одну сигарету и какой-то пришибленный пошёл в подъезд, свистнув свою собаку. Я примостился обратно на свой насест. Гели в окне нет. Зато он выбегает из подъезда. Без шапки. Идёт ко мне. Садится рядом.

– Ну? Разглядел?

– Что?

– Царапины?

Я удивлённо поворачиваюсь.

– Это же был Бойцов! – объясняет Геля. – Мой одноклассник-придурок…

– Нормальный парень… Вон как Джекиллу сочувствовал… Не перебил ни разу.

– Ты ему пьесу, что ли, разыгрывал?

– Ага.

– И он?

– Побежал за цветами и бумажкой для автографа…

– А царапины-то?

– Нету вроде…

И мы сидим молча с Гелей, пока тот не посинел от холода.

========== 11. Ангел ==========

И всё-таки он остался и ещё до вечера развлекал меня дикими историями из школьной жизни и рассказами о сумасшедших маминых знакомых. К тяжёлым темам не возвращался, хотя я поначалу в напряге ожидал, что он выдаст какое-нибудь признание, а мне придётся отвечать. А я не могу. Не могу всё это безобразие переварить, я не такой смелый, как этот мелкий демон. И потом, мне кажется, что Димка не понимает сам, чего хочет. Просто дружбы? Непохоже это на дружбу, слишком много телесной заинтересованности.

Да ещё этот загадочный «поклонник». Димка, к счастью, выбыл из претендентов, не мог ведь он сам себя звездануть и губы свои обкусать. А тут выясняется, что ещё и Бойцов, если верить зайке-котику, нормальный чел с добрыми такими глазами и с нерасцарапанной мордой. У него только, видите ли, один недостаток – шапку оранжевую не оценил по достоинству… Вообще, в первый раз такое видел, чтобы Макс рот разинув стоял и кого-то не перебивая слушал. Я как узрел, что Бойцов к Димке направляется, схватил куртку, чтобы бежать – спасать мелкого. А они премиленько беседуют, демон руками стал махать, подпрыгивать, что-то рассказывать азартно. Потом вдруг стал фуэте в ботинках крутить, подскочил к лазилке, прокрутился как заправская стриптизёрша на шесте, опять к Максу, палку схватил какую-то и давай замахиваться на Бойцова. Ну, думаю, сейчас мой одноклассник покажет мелкому что почём, а он нет – стоит, башкой водит, рта не закрывает. Димка вдруг поменялся, стал чинно ходить туда-сюда, пальцем в небо указывать, за голову схватился, качается, как будто страдает. Дальше ещё интереснее: пальчики жеманно выгнул, зад отклячил и стал поглаживать себя по бокам и по заднице, ещё пару движений добавил – что-то из кабаре – девчонку изображает? Что это он там ему рассказывает? На финал рассказчик пал на землю как подкошенный, затрясся мелкой дрожью. Макс и Боба к нему подбежали, морды свои нагнули к лицу Димкиному, а тот встаёт чинно и… делает реверанс. Капец! Бойцов нервно достаёт сигаретку, закуривает, Димка садится на скамейку и ножки вытягивает, Боба эти конечности нюхает, весело помахивая коротким хвостиком. Как так? Они ещё, глядишь, и друзьями станут.

Уже потом я выяснил, что Димка Бойцову историю Джекилла и Хайда рассказывал в лицах, то-то хореография знакомая. Приобщал, значит, жлоба к искусству. Просветитель.

– Привет! – Димка, как обычно, вваливается в наш последний вагон. Но сегодня не как обычно – на лице счастье. – Прикинь, я ж вчера сочинение не написал! Двояк схлопотал сегодня! И ещё я тебе бутеров принёс. И ещё я же вчера в твоей футболке ушёл, но я тебе её пока не отдам, похожу немного, потом верну. А нас сегодня будут стричь, помнишь? Тебе ведь не очень жалко обрезать волосы? А потом, пока вы собираете первую часть, я на примерке буду, блин, сегодня ваще не играю… Только первый танец…

Видимо, Димка решил за все наши молчаливые поездки выговориться. Морда неведомого животного на оранжевой шапке тоже лыбится, он её как-то надел, растянув? Вот удивим всех, придя в театр вместе. Нужно будет с Алёной Романовной поговорить, рассказать, что с Димона подозрения сняты, хотя она мне сразу говорила, что это не может быть он. «Он на тебя смотрит как на икону, а не как на котлету, такой не может гробить, если только он психически не болен», – увещевала меня Алёна ещё в больнице. Велела идти домой мимо парка и проверить, есть ли там вытоптанная надпись «fuck», типа это практически алиби мелкому, не станет человек с такими детскими шалостями в голове так жёстко домогаться. А я, наоборот, думал, что именно детство не позволяет Димке осознать всю опасность своих действий. Я же и сдохнуть мог от удара по голове.

Уже когда мы поднялись на холодную улицу, где нас нагло обшаривал злой ветер, мне позвонил Вовка Шагарин, арт-директор «Ибицы»:

– Энжи? – это он так меня всегда называет.

– Да, я, привет!

– Помнишь про Новый год? Мы на тебя рассчитываем.

– Да, я помню. Я свободен на новый год. Обещал – значит, буду работать, а кого ещё позвали?

– Девчонок, ты один из парней. Надо встретиться, обговорить всё, тематику, очерёдность, костюмы, цену…

– Прийти в сам клуб? Когда? Девчонки тоже будут?

– Завтра сможешь? Вечерком, часов в десять? Я и девчонок позову на это время…

– Да постараюсь быть вовремя. В десять.

– Может, ты кого-нибудь ещё позовёшь из мальчишек, как в прошлый раз? Вдруг есть идеи какие…

– Не-е… – я почему-то кошусь на Димку, который внимательно прислушивается, аж уши под шапкой шевелятся. – Никаких идей нет…

– Ну, давай… До завтра!

– О’кей!

Чувствую, что демона распирает от любопытства. В глазах бегущая строка большими буквами: «Что-о-о? В клу-у-уб? Класс! И я хочу!»

– А почему ты меня не позовёшь выступать в клуб? – выпалил он. Я был прав.

– Ты ещё мелкий. Хватило Fabrik. И потом… это ж на новый год, ты с мамой будешь!

– Я рассчитывал быть с тобой, а не с мамой. За неё не беспокойся.

– Я, может, за тебя беспокоюсь…

– За меня тем более не беспокойся. Всё, решено, буду танцевать с тобой, – заявляет уверенный тип, он даже подпрыгнул от восторга.

– Даже не думай! Ты несовершеннолетний!

– Мне через три месяца стукнет восемнадцать. И что, отложить на три месяца новый год? Я хочу и, значит, буду!

– Дим, – я даже остановился на тротуаре, – я тебя с собой не возьму. Я решил. Возможно… Я бы пришёл к тебе после выступления. Там близко к твоему дому. Пустишь? – так я решил смягчить своё категоричное мнение.

– Не возьмёшь? – демон сузил глаза. – Посмотрим… Зырь, Вольдемар идёт…

Как-то подозрительно быстро он отстал от меня. Сразу возникло подозрение, что Димка что-то задумал. Но постановка и приготовления к ней закрутили и захватили меня так, что я быстро забыл эти хитрющие глаза-щёлки. Я лично поговорил с Алёной, рассказал ей про то, как Димку шибанули по башке. Потом мы прогоняли первый акт спектакля, нанизывая сцены как бусины на нить, в зале сидел светоинженер и декоратор. Димка после танца «с петлями» умотал в костюмерную, будет мерить костюмы и на меня, и на себя… А позже, уже часов в восемь, мы отправились на соседнюю улицу в салон-парикмахерскую: Алёна договорилась, что нас будут подстригать сегодня.

Димкину причёску тронули минимально, у него и так не слишком длинные волосы – чуть обновили, сделали аккуратнее край на загривке и рваную линию волос на удлинённых висках. Мне же срезали мой шикарный хвостик и, о, ужас, сделали чёлку. Я честно предупредил мастера, что более короткие волосы у меня начинают пушиться и завиваться… На что Алёна восторженно заявила, что это то, что надо… С новой причёской мне точно только ангелов с крылышками играть. Потом нам одинаково уложили волосы, но у Димки они торчали колкими кончиками, а у меня лежали послушными прядями. Поставили нас рядом друг с другом… мда-а-а…

– А если я сделаю вот так, – и Димка надувает, выпячивает губы, – то вообще будем похожи. – За это он получает в бок.

Сегодня я уговорил мелкого не провожать меня до дома. Это оказалось нелегко. А дома как раз и раскрылся его подлый план по поводу Нового года. Я решил позвонить Монке и увидел во «входящих-исходящих» с телефона номер Шагарина. То, что я ему звонил… Как так? Не звонил ведь… И я решил проверить.

– Приветик, что-то изменилось? – тут же узнает меня Вовка.

– Да нет, хотел уточнить… Я по поводу… – и не знаю, как сказать.

– Парня твоего? Так мы же с ним договорились! Идея отличная, у нас такого ещё не было. Я сначала сомневался. А потом позвонил в Fabrik Тимохе, он парня вспомнил, сказал, что чувак танцует круто, рекомендовал… Так что всё нормально, приходите вдвоём.

По-моему, я охренел. А Вовка это понял.

– Эй, Энжи, ты что завис? Всё нормально?

– А ты знаешь, что он ещё несовершеннолетний?

– Энжи, он ведь с тобой… Поэтому предпочитаю не знать. Всё, до завтра! Меня тут отвлекают…

Вот типок! Это пока я на сцене репетировал, он с моего телефона Шагарину позвонил! Что за дитё? Ему мало прошлого раза? Ну я ему устрою завтра, сейчас даже звонить не буду… Хотя интересно, он мне вообще об этом собирался сказать?

И назавтра его нет в нашем вагоне… Впервые звоню ему на трубку, выйдя из метро. Он не берёт! Что за придурок? Опаздывает на репетицию, залетает на сцену, когда до «старта» две секунды, при первых звуках музыки. Сверлю его гневным взглядом весь танец, а он в ответ невинно-удивлённым: хлоп-хлоп ресницами, и такое непонимание в глазах! Артист…