Текст книги "Письма (СИ)"
Автор книги: Старки
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
***********************************************************************************************
Письма
http://ficbook.net/readfic/1169807
***********************************************************************************************
Автор:Старки (http://ficbook.net/authors/%D0%A1%D1%82%D0%B0%D1%80%D0%BA%D0%B8)
Беты (редакторы): Касанди
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Лютик / один из пятерых
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Повседневность, POV, Учебные заведения
Предупреждения: OOC, Насилие, Нецензурная лексика
Размер: Миди, 60 страниц
Кол-во частей: 10
Статус: закончен
Описание:
Ко мне приходят письма, письма полные любви и нежности, письма, которые обещают, возбуждают и сводят меня с ума. Но автор этих писем мне неизвестен. Данные для поиска: он мне знаком, он мой враг, он один из пяти, он ублюдок. Ненавижу!
Посвящение:
бп
Примечания автора:
сложно будет написать счастливый конец, но постараюсь.
http://alinkaa.ucoz.ru/pisma.jpg – спасибо, Ленчик
арт от Readdraw http://cs14111.vk.me/c605621/v605621007/ed2/4TAQP6weE44.jpg – спасибо большое
========== Письмо первое ==========
Бамс! Комком бумаги по башке прилетела записка. Физичка, Наталья Юрьевна, тут же отреагировала:
– Лютый! Что за переписка на уроке? Давай-ка мне сие послание. А сам к доске…
Плетусь к доске. Комок из бумаги в клеточку равнодушно передаю училке. Юпи записками не кидается, он сидит передо мной. А все остальные – по фигу! Никто никаких тайн рассказать обо мне не должен вроде. Наталья Юрьевна (в простонародье «Челюсть») начинает монотонно читать задачу, делая паузы после каждого слова специально для меня, как для тупого:
– Повторяем. Тему. Механические волны. Интересная. И. Простая. Задача. Эхо от выстрела. Дошло до стрелка через три секунды. На каком. Расстоянии. Расположена стена. От которой. Отразился звук. Это кто написал?
Последнее она грозно кинула в класс, сотрясая расправленной, но все-таки мятой бумажкой – снарядом для пуляния в меня. Прочитала все-таки! Успев записать на доске слово «дано», заглядываю через плечо училки в записку и понимаю, что её так задело.
«Лютик, отсосешь или в попку сразу?»
Вот козлы! Я-то привычный, а вот физичка, по-моему, в шоке. И откуда берутся столь изнеженные учителя? Как будто они в другом мире живут. Типа не слышат мата, не видят издевательств, считают, что дети про секс только на уроках биологии узнают, изучая пестики и тычинки. А ученички тщательно им подыгрывают. А тут надо же! Прокол! И сорокалетняя училка с выдающейся челюстью узнала, что кто-то из её любимого физ-мата так нехорошо выражается, да еще и такие преступные мысли формулирует. Ай-яй-яй!
– Кто. Это. Написал? – чётко и, как ей кажется, строго вновь спрашивает Наталья Юрьевна, обозревая последние парты, ибо комок летел явно оттуда. – Сафаров! Ты?
– А чо я-то сразу? – загудел один из самых главных отморозков, Ринат Фара, амбал со сломанным носом. – Я ваще писать не умею, я ж боксер! Это поди Бетхер, я видел, как он из тетрадки листочек выдирал… ага!
– Наталья Юрьевна! Это поклёп! Я листочек выдирал для другого, в туалет собрался. А записок Лютому не писал! – фальшиво возмущаясь, завопил местный казанова Эрик Бетхер, девчонки сразу кокетливо одобряюще захихикали.
– Бетхер не может Лютику писать. У них кофро…трон…фрон…фронтация в общем! Любовные послания исключены! – весело заявляет его дружок, ещё один накаченный идиот – Макс Сальников.
– А чо там пишут-то? – сверкая железным зубом, орёт ещё один придурок – Саня Багронов. Железный зуб – это гравированная фикса с каким-то там рэперским рисунком. Саня – главный поэт их припадочной тусовки – считает себя великим баскетболистом. Его кумир, конечно, Джеймс Лоброн, даже под форменным школьным пиджаком у него футболка с номером «шесть». Разумеется, придурка называют Багроном. Иногда Джеймсом. Саня самый высокий, хотя и остальные как на подбор, мы с Юпи рядом с ними, как жалкие хоббиты перед гоблинами.
– Ха, и так понятно, что пишут! В любви признаются нашему Лютику. Сдержаться же невозможно от такой неземной красоты! Правда, НатЮрьевна? – рассуждает вслух Ник Покровский, фанат «Зенита» и поклонник альтернативы, особенно System of a Down.
– Я разочарована! Вы! Физ-мат! – начала проповедь Наталья Юрьевна, её вообще легко увести от генеральной линии темы урока на всякие моральные тренинги. Вы физ-мат… как же так… не может быть… что у вас в голове… всех позорите… к чему идете… чего добиваетесь… и кто вас этому учит… вы же надежда школы… и так далее. Как будто знание физики, математики и информатики делает человека автоматически культурным и вежливым! Меня, конечно, ситуация, с одной стороны, не радует. Текст хотя и привычен, но малоприятен. Но с другой стороны, некий стрелок, который в задаче услышал эхо от выстрела, остался без моих скорбных подсчетов! Не удастся ему сегодня меня помучить. Физичку не остановить, будет изливаться минут пятнадцать, а это, значит, до перемены! Стою и из-за её спины класс обозреваю. Даже не пытаюсь вычислить, кто написал эту гадость. Любой из пяти. Не повезло мне с классом. За весь прошлый год только одного приятеля приобрел, остальные – либо отморозки, либо на побегушках у отморозков. Их дружный коллектив спелся (и спился) до меня, а я – инородное тело. Или даже тельце. У них культ мышц и силы, этакие брутальные пацаны, нормальным спортом занимаются: кто боксом, кто баскетболом, кто футболом. И я! Такой нежный танцор. Они-то из танцев только дискотечное топтание и рэперские «йоу-перескоки» знают. А я хотя и не бальными танцами занимался, но школу хореографии во Львове успел закончить. Короче, не мужицкое это дело – танцы танцевать.
А я люблю танцевать. Понятно, что пришлось осваивать и классику, и латину, и народные, ставить спину, добиваться выворотности, растяжки, пластичности, равновесия – но это всё, пока совсем маленький был. А когда в девятом учился, мы создали стомп-команду, у нас классно получалось с полыми трубками танцевать, с табуретками, с хлыстами, в дворовые танцы включали элементы акробатики, брейка. Наш руководитель – молодой парень Артём – безбашенный фантазер. Но с моим отъездом наша группа развалилась. Парни писали в фейсбуке, что такого солиста, как я, больше нет (что мне льстило), да и Артёма переманили в другой коллектив. Здесь, в России, не сразу, но я нашел танцевальную студию Born-dance, меня приняли и даже оценили мои способности, но там есть свои лидеры, я пока на втором плане. Да и денег не хватает, а костюмы-то самим оплачивать нужно, на фестивали всякие ездить… Грустно.
И вот вокруг меня одни реальные пацаны, для которых танцы – это признак определенной ориентации. Жлобы! Подружился только с Юпи – Русланом Аюповым, тот абсолютный хлюпик. Дружит не со спортом, а с интернетом, что отражается и на его субтильной фигуре, и на его подслеповатых глазах, и на его глючной лексике. Но зато он ко мне не лезет. Не то что эти – «на камчатке» – сборная школы по баскетболу, волейболу, футболу и заодно по алкоболу. Они сразу невзлюбили меня, причем дружно и азартно. Эта команда бесконечно цеплялась к моей внешности, походке, а первоначально еще и к акценту. Моя фамилия мгновенно трансформировалась из грозной «Лютый» в детское «Лютик». А по имени не называли в принципе. По-моему, они даже выговорить его боялись, имя мое слишком непривычное для них, оно вообще слишком… Их слушать, так у меня не только имя «слишком»: слишком длинные волосы (хотя всего до плеч), глаза слишком большие и слишком странного цвета, слишком белые зубы (может, им просто не курить?), слишком смуглая кожа для белых волос, слишком блядские губы и – с этого пункта – слишком блядское всё остальное. Где они критерии этого «слишком» взяли? Непонятно.
Придурки с последних парт с веселыми лицами слушают гневную речь физички. Бетхер встретился со мной взглядом и чмокнул в воздух. Багрон, заметив, что я на него посмотрел, призывно облизнул губу. Фара равнодушно глядит в окно. Ник таращится на меня, ухмыляясь, а Макс что-то увлеченно пишет. Может, новую гадость?
Задача про стрелка, как и следовало ожидать, была передана на домашнее задание, так как урок наконец закончился истеричным звонком. Команда отморозков радостно встала и лениво потащилась к выходу, и все именно по тому проходу, где иду я. Каждый из идиотов своим святым долгом счел меня либо пихнуть (Фара), либо щипнуть (Бетхер), либо хлопнуть по заднице (Багрон), либо растрепать волосы (Ник), либо прижать, прошептав очередную хрень на ухо (Макс). Но программа сегодняшних издевательств на сегодня не закончилась.
В столовой каждый из отморозков плюс толстяк-подпевала Зубан (Сергей Зубов) подарил мне по чупа-чупсу. И каждый со словами: «Соси, детка!» Я сделал вид, что меня не волнует, отдал конфетки первым попавшимся то ли шестиклассникам, то ли пятиклассникам. На перемене перед биологией пятеро сели вокруг меня и стали умилительно-восторженно пялиться. У меня иммунитет, я сильнее, открыл параграф и стал читать. За пятнадцать минут перемены я не сорвался, зато Бетхер стал психовать, сначала всяко сюсюкать: «Лютик! Лютик, мой любименький! Лютик, посмотри на меня! Солнышко, закуси губку еще раз!» Двумя пальцами стал «ходить» мне по рукам, по спине, по голове. Я – каменное изваяние, никакой реакции. Короче, разочаровывал я отморозков.
Но самое неприятное – это, конечно, физкультура. Во-первых, переодеваемся в одной раздевалке. В их мерзкой программе издевательств обязательно исполнение мелодии из фильма «Девять с половиной недель», когда там главная героиня стриптиз своему любовнику устраивала. Они же начинают базлать эту мелодию во время того, как я снимаю брюки и рубашку.
Во-вторых, как только я начинаю отжиматься или качать пресс, эти козлы начинают страстно стонать:
– А…а…а… дас ист фантастиш… еще… еще… Лютик… давай…
При этом физрук (а не я) начинает орать, нагреваться, как закипающий чайник. Он в сложной ситуации. С одной стороны, они выручают школу, они чемпионы по командным играм, они молодцы, с другой стороны, я. А я – это лёгкая атлетика и гимнастика, и потом, он же видит, что они придурки.
В-третьих, их любимый баскетбол. Я в принципе к игре неплохо отношусь, более того, и играю нормально: прыгаю высоко, в корзину попадаю чаще, чем некоторые, легко могу некоторых обойти, обвести, прошмыгнуть. Багрон даже в десятом классе предлагал мне попробовать с ними потренироваться. Но на физре у них цели не спортивные, факт. Фолят всегда на мне, когда «водятся» со мной мячом, пошлые предложения мне делают. Я забил – обязательно несутся ко мне – тискают, хлопают по спине, по заднице – типа высказывают восторг. Промазал – опять ко мне с тисканием – типа сожалеют, поддерживают неудачливого игрока. И весь этот водевиль каждый раз и на протяжении всей игры. Сегодня, как только я забил финальный мяч, отморозки подскочили и стали меня вверх подбрасывать с криками «ура», «наш чемпион». Страшно, между прочим! Как бы не бросили на пол. На пятом броске я все-таки пнул Покровскому в нос, на шестом – кулаком заехал Бетхеру по роже, поэтому теперь точно должен был с полом встретиться. Чудом меня поймал Фара, не дал чему-нибудь сломаться. Но при этом простить нос и глаз своих дружков он тоже не мог. Поэтому, поставив меня на ноги, как врежет мне основанием ладони в грудь, так я и полетел в маты под брусьями. А он ещё вдогонку кричит:
– Скажи спасибо, что не кулаком и не в челюсть!
– Спасибо… – шепчу я, задыхаясь в матах, черт, как бы мне дотерпеть этих уродов до конца года. Буду лежать на матах, пока они не уйдут, буду приходить в себя. Сафаров и убить может, силу свою вообще не соизмеряет с прилагаемым объектом. Слышу: Сергей Иванович орёт на своих любимчиков – призёров района – меня защищает.
– Мы любя, Сергей Иванович! – весело оправдывается Макс.
– А у меня ваще фингал будет! А вы его жалеете! – загундел Бетхер.
– Он даже в запасные не соглашается! – возмущается Багрон. – Хоть вы на него повлияйте!
Ага! Сейчас, разбежался! Они меня уже больше года терроризируют, лапают, позорят, тискают, издеваются и тупо бьют, а я еще и в команду к ним должен идти? Мне шести уроков в день хватает, а они предлагают еще и после уроков созерцать их дебильные рожи и терпеть все эти унижения! Ни за что! И никакой физрук меня не уговорит. И Сергей Иванович это знает, потому что эта песенка уже не единожды повторялась. И он уже говорил со мной, убеждал, но был убежден мною, он ведь не слепой, прекрасно видит, что они вытворяют. Кардинально физрук на это повлиять не может, но по мере возможности меня поддерживает. Вот и сейчас им было велено живее переодеваться и уматывать, а я лежал на матах, ожидал, когда придурки упрутся. Меня развлекал Юпи. Он придумывал идиотские планы мести этим жлобам. Его планы всегда сводились к одному: взломать их страницы в социалках и всякое непотребство туда поместить. Он, видимо, считал, что это самое страшное, что может случиться с человеком. Я устало слушал. Я уже всё это слышал и всё проходил.
Потом в блаженном одиночестве мы отправились в душ и в раздевалку. Кайф! Может, даже и неплохо, что Фара меня вырубил? Зато школьный день заканчивался без них!
Это я так думал! На самом деле в этот день встретился с ними еще дважды. Уже уходя из школы, натягивая куртку, был схвачен и прижат к стенке. Ник. Один. На лице злобная маска, губы белые шипят в меня:
– Послушай, ты, пидорас! Если ты мне сломал нос, то я тебе шею переломаю! Или нет, выебу тебя. Ты давно меня возбуждаешь! И давно нарываешься. Понял? И не в лицо свои гладкие ножки мне пихать будешь, а на плечи закинешь!
– И кто из нас тут пидорас с такими фантазиями? – дерзко отвечаю я.
– Ты доскёшься! Лю-у-у-тик! – и лапает меня по груди, по плечам, зажимает за шею. – Цветочек, мой ненаглядный! Я ведь не только трахну тебя, но и изувечу. Личико подправлю, чтобы на парня был больше похож. Понял?
– Отвали!
– Бойся меня… красавчик! – впечатывает мне злобно почти в губы, дышит на меня, жжёт меня своими чёрными глазами.
Это они ватагой всегда шутки шутят в мой адрес, а когда поодиночке, всё выглядит по-другому. И к этому я тоже привык.
Второй раз неожиданно «встретился» с «одним из них» дома. Собственно, с этого и начинается эта история. Уже вечером распаковывал свой рюкзак, достал дневник, чтобы позырить, какие там номера по алгебре делать, и обнаружил вложенный лист, свернутый вчетверо. Разворачиваю. Напечатано. Письмо. Мне. Шок.
«Адам!
Возможно, ты даже не дочитаешь это письмо. Возможно, ты будешь над ним смеяться. Возможно, ты его уничтожишь. Но я всё равно пишу тебе… Пишу, потому что с каждым днем все труднее молчать. Я хочу, чтобы ты знал: я плачу дома оттого, что не могу быть твоим другом. Да, я плачу, хотя считаю, что мужчина не должен распускать нюни. Я проклинаю свои руки за то, что они могут прикасаться к тебе, только причиняя боль и вызывая брезгливость. Да, я вижу, что противен тебе, как и все мы. Я вспоминаю вечером каждое твое слово, сказанное даже не мне, и ненавижу то, что ежедневно говорю тебе сам. Я презираю свои глаза за то, что они не могут просто с нежностью смотреть на тебя, а вынуждены уходить, убегать от твоих глаз цвета меда. Я бы хотел… слышать твое дыхание, видеть твои легкие движения, трогать твой лоб, касаться щекой мягких волос, тонуть в твоих летних глазах, чтобы стало тепло и солнечно. Но вокруг зима.
Я задыхаюсь, когда думаю о тебе. Я вою, когда думаю о себе. Мне тяжело осознавать себя трусом. Я тебя люблю.»
Я читаю письмо много раз. Покрываюсь испариной. То, что это написано мне – нет сомнения. Я – Адам, и других парней с таким именем не знаю. То, что это написано парнем, ясно по тексту. То, что это написано моим одноклассником-отморозком, исходит из смысла. Первое, о чем я подумал, что это розыгрыш. Очередной прикол. Правда, непонятно, в чем прикол? Человек называет себя трусом. Признается, что презирает себя. В мой адрес ни одного обзывательства и ни одного непристойного предложения. Написано без ошибок, но главное, как написано! «Я плачу дома», «глаза вынуждены убегать», «вокруг зима», «я задыхаюсь»… Кто бы это мог быть? Кто из пятерых? Да никто из них ТАК не говорит! Может, списали с инета? Ввожу в поисковик часть послания. Совпадений нет.
КЕМ… ЭТО… НАПИСАНО? Внутри меня нарастает какой-то невыразимый ком растерянности, а вокруг туман. Сквозь туман не разглядеть того, кто рядом. Ведь этот некто серьезен? Он признается мне в любви? И он совсем рядом! Он каждый день участвует в общих издевательствах надо мною, а может быть, даже и придумывает, планирует их.
Зачем он мне это написал? Написал импульсивно? Написал от безысходности («не могу молчать»)? Или он хочет, чтобы я начал его искать и нашел? Разжигает любопытство? Или всё же играет со мной? Проверяет? Или это еще один способ меня помучить? Черт! Я уже мучаюсь!
Если это один из отморозков и он серьезен, он скрывает свои чувства ко мне, то может ли быть, что это Эрик Бетхер? Может. Все считают, что красавчик Бетхер бесится, если рядом появляется кто-то симпатичный. Вот он на меня и взъелся! Типа видит во мне конкурента. Поэтому задирается, унижает, придумывает всякие пакости. А если это прикрытие? Можно припомнить, что именно он обычно бесцеремонно лапает меня, именно он вызнал о моих танцевальных пристрастиях, именно он истинный автор большей части издевательств. Может ли быть, что именно он влюблен в меня? Хм… Сомнительно. Он же любимчик девочек! Правда, сейчас свободен, бросил очередную пассию.
А может быть, его друг Макс? Симпатичный, кстати, парень, голубоглазый брюнет. Остроумный по-настоящему, где-то он мне даже импонирует. Мой конкурент на беговой дорожке, при этом боксер в среднем весе. Несколько в тени своего ловеласа-друга, может, поэтому и тайное признание?
Фара? Хм… ну, в качестве бреда, тоже можно рассмотреть. Этот без шуток обходится, обычно просто бьет. Думаю, издевательств надо мной не инициирует, но участвует обязательно. Матерщинник, жестокий боец, чуть что – кулаками разговаривает. Подобное письмо написать, наверное, не смог бы, «словов не хватит». Хотя именно ему «тяжело было бы осознавать себя трусом», именно он наиболее независим от других подонков.
А может, это Багрон? Все особи, которые закидывают трехочковый, для него лучшие друзья. А я умею… Саня, кстати, тоже без девушки, вообще не слышал, что они у него были когда-нибудь. Только в наивных текстах для его рэпа. Этот как раз с фантазией, он способен ради прикола или «на слабо» написать не только такое письмо, но и серенаду исполнить.
А вот Ник фактически сегодня мне напрямую сказал, что «выебет», что «возбуждаю». Злился. Неужели из-за носа? Не так уж я сильно врезал ему. На футболе-то наверняка хлеще бывает при столкновениях! Но как-то «выебу» не сочетается с «плачу дома». Хотя Ник – мастер сочинений, его русачка обожает. Ник единственный из них футболист, назвать его закадычным другом нельзя, почти одиночка. Но стайное чувство все-таки приклеило его к остальным, тем более что включен в школьную команду.
Не-е-е… точно, это письмо ещё одно издевательство надо мной: сейчас не усну! Вот ублюдки!
Комментарий к Письмо первое
========== Письмо второе ==========
Теперь я присматриваюсь, принюхиваюсь, поджидаю. Состояние – всегда в засаде, чтобы обнаружить автора письма. Анализирую каждый взгляд и каждое слово в мой адрес. Пытаюсь вычислить, подкараулить, засечь. Ни черта не получается! Каждое утро одно и тоже.
– Привет, солнце! Кого ночью согревал? Кому так повезло? Ты так внимательно на меня смотришь, лапа моя! Хочешь мне что-то предложить? – Макс.
– Что вылупился, долбоёб? Может, по лбу? – Фара.
– Лютик! А не потренировать ли тебе группу черлидеров, раз в команду не хочешь? К нам на перерывчики на разогрев. Ты с пампушками и в гольфиках круто будешь смотреться. Да и в нашу раздевалку мы тебя запросто пригласим. Подумай! – Багрон, приобняв за плечи.
– Ап! Угадай, кто? – Бетхер мне закрывает глаза. – Угадаешь – поцелую! Не угадаешь, рассержусь, стукну, будет бо-бо.
– Приглядываешься? И? Нравлюсь? Или это ты от страха шары выпучил? Эх ты, пиздёныш! – Ник.
Привычные приветствия, проявления внимания в мою сторону. И ни один из отморозков не зацепился отчаянным взглядом, ни один не заикнулся растерянно, ни один не отвернулся стыдливо. Может, это письмо – мой личный глюк? Возникла даже шальная мысль – я его не сам себе написал случайно? Как в кино, раздвоение личности… даже у Юпи поинтересовался:
– Слышь, Юпи, ты за мной ничего такого странного в последнее время не замечаешь?
Друг внимательно на меня посмотрел, обошёл вокруг, понюхал и заорал:
– Ты не Лютик! Ты пришелец! – трясёт меня за пиджак. – Верни Лютика! Верни его!
В общем Юпи ясно дал понять, что со мной все нормально. Поэтому вернёмся к своей обычной тактике – буду обходить отморозков стороной, буду выжидать и наблюдать.
***
Ничего не изменилось, никто не изменился. По-прежнему похабные записки, бесконечные подъёбки, тупые подножки, бездарно разыгранные сцены и пошлейшие намеки. И только белой меткой под стеклом стола в моей комнате будоражило и напрягало то письмо. Оно не имело никакого продолжения. Значит… это был не прикол?
В Born-dance делаем новую программу. У руководителя – Дэна Лу – новая идея, от модерна а-ля «Тодес» и шаффла перейти к экстремальным направлениям, показать всю палитру современного уличного и клубного танца. Здесь и понадобился мой скромный опыт в street dance. Меня включили сразу в несколько номеров на первый план – и в прыжковый изнуряющий джампстайл, и в с виду шуточный, но на деле выматывающий локинг, и в пару с самим Дэном на сцен-батл брейк-данс. Я доволен. Правда, нешуточные страсти в группе развернулись вокруг вакинга, который Дэн захотел ставить аутентично – парни в лосинах и кэблах, но «запорожских казаков» он решил обойти в части живой акробатики. Некоторые танцоры демонстративно отказались, к тому же для лосин нужны прямые ноги плюс пресловутая выворотность. Кто тут главный по пластике и основным позициям классики? Я и еще несколько товарищей! В танце участвовали и девчонки, что несколько скрадывало голубой подтекст движений, так как дам приходилось вертеть и нагибать!
Тренировки каждый день! Перетерпеть школьную каторгу и в студию. Ритм, выбиваемый телом, и полёт над полом заводят меня больше, чем что-либо. В танце я свободен, хотя каждое движение и связка вызубрены и отточены. Мышечные боли после тренировок – сладостные ощущения, синяки от падений – почетные отметины. После значительного перерыва я выкладываюсь на сто процентов, мама вздыхает, говорит, что похудел, что выгляжу больным, одни глаза остались. Мама лукавит, я и до этого не был толстым, просто тело стало более твердым и подобранным. И я балдею от этого состояния!
Дэн предложил попробовать брейк на улице в рамках антиалкогольной акции «Пиву нет!» И наш коллектив выперся на городской «бродвей» – пешеходку, установили динамики и под бухающую композицию DJ Traps на мерзлом, но сухом асфальте осуществили мечту нашего руководителя. Было классно, драйвово, куражно! Вокруг собралось много зевак, среди которых нашелся знаток брейка и даже ввязался с нами в батл, чел неплохо двигался. Был приглашен Дэном в группу. Мы смеялись, импровизировали, лепили крутые выражения лиц, изобразили даже контактный брейк, где меня подбрасывали выше голов. В какой-то момент зажигалова я увидел в толпе прохожих два ненавистных лица. На нас (да что там, на меня!) пялились Эрик Бетхер и Макс Сальников. Они-то как раз были с пивом! Достояли до конца выступления, выслушали рекламную речь Дэна. К счастью, не подошли и даже ничего не выкрикнули.
Но присутствие ублюдков на dance-акции на мне отразилось в прямом смысле слова. На следующий же день, на большой перемене припекло, вчесал в туалет. Блин! Как только зашёл, так сразу собрался назад. Все отморозки здесь, весь коллектив уродов! Стоят, курят, гогочут. Уйти мне не дали. Покровский тут же прихватил меня за одежду и втолкнул назад:
– Лютик! Ты же только пришёл! Куда собрался? А отлить?
– Придется потерпеть! – злюсь я. – Отцепись от меня, урод!
– Чё он меня оскорбляет? – завопил долбаный футболист.
– Ай-яй-яй, как нехорошо! – зацокал Макс. – Мы, можно сказать, к нему со всей душой, а он… Протии-и-ивный!
– Иди, ссы… не стесняйся! Что мы, причиндалов не видали! – высказывается Фара.
– А может, у танцоров особые причиндалы! – вмешивается Бетхер. – Вы бы видели, какие он шпагаты выписывает. Полное ощущение, что яиц там как бы и нет.
– Как же он без них, бе-е-едненький! – запричитал Макс.
– Станцуй нам, Лютик! Слабай приватик! Тут и места типа достаточно, – весело предложил Багрон. – А то обидно! Эти двое полюбовались, а мы в пролете.
– Отъебитесь от меня! – ору я, пытаясь вырваться из лап Покровского.
– Нехорошо, такой красивый, милый мальчик, а такие некрасивые слова говорит! – выговаривает в ухо Ник и толкает меня в Фару, тот отпихивает в Багрона…
Чёрт! Ублюдки! Они ржут и не просто толкают от друга к другу, но ещё и щипают за задницу, в пах. Не могу терпеть! Ну и пусть их пятеро! Отталкиваюсь от Бетхера, подпрыгиваю и ногой в челюсть самому опасному – Фаре. Тот взвыл, откатился к стене. Ублюдки резко остановились, ошалев от моей прыти, я думал успеть выбежать вон, но Покровский меня сцапал. И началось, налетели…
В грудь, в живот, под зад, я падаю, кто-то меня пинает. Как больно! Не вижу, кто бьёт, кто пинает, слышу только мат, слышу Фара загудел: «Мне-е-е-е его-о-о-о!» Всё, сейчас убьёт! Железные руки вцепляются в меня и выдергивают с пола, как котёнка.
– Фара! Только не убей! – весело кричит Бетхер. – А то выговор в личное дело!
Но Фара не бьёт, он тащит меня к унитазу. Ёо-о-о! Перекидывает через руку, нагибает, и мои волосы в канализационной воде. Нагибает ниже, зажав шею, лоб обдает холодом, а в нос ударяет мерзкий запах… Неужели окунет полностью? Блядь, урод!
– Гы-гы-гы! Жаль, что он так и не поссал! – старается Макс.
Фара резко отрывает меня от туалетного фарфора и в прямом смысле слова бросает в стенку. Я скатываюсь вниз, получаю пинок от кого-то из долбоёбов прямо в пах, а-а-а… Я кричу. Или визжу? Меня рвёт снизу и изнутри, во мне нож, во мне топор… Кручусь щекой по грязному холодному кафелю, что-то ору, но не соображаю, что именно… Наверное, проклятия. Не-на-ви-жу! Как невозможно больно! Как невыразимо мерзко! Видеть эти рожи, слышать их, знать их… Не-на-ви-жу!
Бетхер склоняется надо мной:
– Заметь, Лютик! Мы гуманно не трогали личико. Красота, она спасет мир!
– Но не спасет яйца! – ржёт Багрон и тут же кому-то восторженно добавляет: – Ни хрена ты ему вмочил! Это он ещё героически переносит…
Видимо, был звонок на урок, я не слышал, всё вокруг смешалось в какофонию: и их реплики, и шум канализации, и звон в ушах. Но ублюдки засобирались на литературу, блядь, о любовной лирике Маяковского будут рассуждать. Не-на-ви-жу!
Они дружно вывалились из туалета, но потом вдруг дверь открылась, и я вновь вижу перед собой ноги. Рядом с лицом падает упаковка обезболивающего.
– Выпей пару штук сразу. Ношу с собой из-за бокса.
И кто это у нас такой заботливый? Это был Макс.
Я лежал на холодном полу минут двадцать. Потом с трудом встал и действительно принял две таблетки, запив водой из-под крана. Смотрюсь на себя в зеркало. Хорош! Мокрые всклокоченные волосы, грязная щека, скрюченная поза, на губе кровь, это я сам прокусил. В глазах дрожит обида. За что? Почему я? Не сдержался, заревел. От боли, от злости, от безысходности. Потом ещё долго полоскал лицо холодной водой, пытаясь смыть запах унитаза и красноту от слёз. Они не должны видеть, что я плакал.
Уйти сейчас тоже не могу. Рюкзак с кошельком, телефоном, ключами в классе. Нужно ждать перемену. Иду, шатаясь, в коридор. Сажусь на подоконник, жду, меня мутит… а в голове мысль своевременная: «Как я танцевать буду? Смогу ли?»
Звонок на перемену резко вырвал меня из коматозного состояния и выгреб учеников из класса. В том числе из литературы. Юпи вышел одним из первых. Подскочил ко мне:
– Лютик! Ты что? Тебе плохо? Тебя били?
– Кто его мог бить? – мерзкий звук исходит от Бетхера.
– Что случилось? – а это из кабинета выползла Ирина Сергеевна, наша воздушная филологиня. – Что произошло, Адам? Почему тебя не было на уроке?
– Мне стало плохо, – выдавил я из себя. – Что-то с желудком…
– Гы-гы-гы! – это заботливый Макс. – Обосрался парень!
– Максим! Что за выражения? – гневно сделала замечание училка. – Адам, ступай-ка домой. Так, надо, чтобы тебя кто-нибудь проводил. Кто доведет Адама до дома?
– Я-а-а-а! – восторженный хор разнокалиберных голосов. Конечно, следующая – алгебра, всем охота пропустить!
– Эрик! Помоги однокласснику, – распорядилась Ирина Сергеевна, нашла доброго самаритянина.
Этот придурок с радостью выхватывает из рук Юпи мой рюкзак и стаскивает меня с подоконника. Практически взваливает на себя и волочет на выход, покрикивая:
– Посторонись! Поберегись! Разойдись! Здесь заразный, не подходи!
Я не сопротивляюсь, мне плохо, ничего не хочу. Бетхер вызывает такси и выпытывает у меня адрес. Всю дорогу он прижимал меня к себе и нежно поглаживал по спине:
– Всё пройдет. Всё заживет. Терпи казак, атаманом будешь…
Потом, обняв меня за талию, тащил меня на наш пятый этаж, рылся в рюкзаке – искал ключи. Втолкнув меня в квартиру, не ушёл. Уложил на диван и даже снял с меня ботинки! Эрик хозяйски прошелся по нашей съемной квартире, морщил нос. Заглянул в шкаф, понюхал мамины духи на трюмо, включил и выключил фен, нашел пачку моих фоток из львовской студии, рассмотрел, улыбаясь. Затем наклонился ко мне и, теребя мне волосы, проникновенно сказал:
– Лютик! Ты славный, правда! Но ты прямо напрашиваешься. Мимо тебя не пройти. Хочется прижать, чмокнуть. Ты же просто душка! И танцуешь ты божественно, я весь обзавидовался, глядя на тебя. Станцуешь мне? Ну… когда подлечишься? Когда ваш вожак сказал, что вы вакинг танцевать собираетесь, я чуть не кончил, тебя представив! Ну? Станцуешь мне этот самый вакинг? В лоси-и-инках! У меня дома. Пли-и-из! Короче, рассмотри мою заявку положительно. А я пошёл. Не болей!
И он выперся из комнаты. А я остался, наконец, один. Долго не мог заснуть. При каждом повороте, при каждом движении боль. А в голове тукает: «Башкой в унитаз, башкой в унитаз, башкой в унитаз…» Так и валялся: то ли сон, то ли бред, то ли рёв. Когда пришла мама, пришлось рассказывать, что случилось, сильно смягчая действительность. Мама схватилась за сердце: