Текст книги "Письма (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

– Ты кто?

– Фара! Я сейчас накрашенный, это грим! Мы здесь танцуем! Не обращай внимания! Фара! Все ищут тебя! Я тоже.

– Я тебя не знаю…

– Фара! – я кричу. – Тебя обкололи! Ты сейчас и себя не знаешь! А я… я тот, кого ты любишь! Ты писал мне письма, я их наизусть знаю!

– Наизусть? – сипло удивляется Фара, морщит лоб и отодвигается от меня. – Адам? А-а-а-да-а-ам… ты не Адам, он не такой!

– Я Адам! Слушай: «Я презираю свои глаза за то, что они не могут просто с нежностью смотреть на тебя, а вынуждены уходить, убегать от твоих глаз цвета меда. Я бы хотел… слышать твое дыхание, видеть твои легкие движения, трогать твой лоб, касаться щекой мягких волос, тонуть в твоих летних глазах, чтобы стало тепло и солнечно. Но вокруг зима»… Это ты писал МНЕ!

– Тебе? Не-е-ет, это я Лютику писал… Отвали! – он начинает закипать? Ну, нет! Ты меня узнаешь, голубчик! Хватаюсь за концы полотенца, подтягиваюсь к нему ближе, он от меня на дальний край дивана, тащит за собой, как на буксире.

– Ринат! Тебя зовут Ринат! Мама твоя ищет тебя, плачет! Друзья потеряли! Ник всех на уши поднял, всех подключил! А ты! Ты убиваешь себя? Ты решил сбежать? Сбежать от меня? Не убежишь! Ублюдок! Тварь! – говорю я в него, он вцепляется в мои плечи, зрачки испуганно сжимаются, просвет серого, серый – цвет моей надежды. – Ринат! Напиши мне еще письма! Не смей убивать себя! Тебя любят столько людей! Ты их всех предаешь!

Он молчит. Непонятно, узнал меня или нет? Но ручищами сжимает за плечи до хруста, вглядывается в меня до спазма, шевелит разбитыми губами, как будто что-то говорит. И вдруг зло и трезво:

– Мама знает, что все хорошо! А больше никто не любит! Меня нельзя любить!

– Кто тебе это сказал? – ору я в него практически в рот, я загнал его в угол дивана, я почти на нём, я агрессивен, хотя и не обдолбан. Нет времени на церемонии. – Кто тебе это сказал?

– Ты!

Ага! Признал! Додавим! Я вцепляюсь губами в его губы, зубами стучу по зубам, рву до крови, не жалея, не нежничая! Чувствуй меня! Узнавай! Иди за мной! Фара сначала обмяк, но потом, наоборот, напрягся, сжал меня в кольцо, вывернул свое лицо из моих губ, задрал вверх подбородок, я целую в шею, я кусаю в трахею, я грызу кадык и не слышу, а чувствую утробное «м-м-м-м…» в голосовых связках. Его ладони на моих ягодицах, мнут их через лосины. И блин, у него встал? Так быстро? Нет! Я к этому не готов, да и не время сейчас! Я дёрнулся и выгнулся в его руках.

– Фара, нет! – просипел я. Фара оскалился, сверкнул серым льдом и ка-а-ак бросит меня от себя! Трёхочковый! Я валюсь на стол, на котором лежит шприц и тарелка с пресловутыми апельсинами, падаю за стол головой в корзину для мусора, телефон из моих рук скользит к шторе.

– Убирайся! – прохрипел Фара. – Я вылечился!

И тут в коридоре тяжёлые шаги! Я на четвереньках быстро юркнул за штору, схватив упавший телефон. И сразу голос:

– Ну, чемпион, вот и я! Что ты такой взъерошенный? Что не так? Давай дозу счастья…

– Давай! – зло отвечает Фара, а мне хочется кричать, вопить, визжать: «Нет! Не делай этого!» Страшно! Я затих за малиновой шторой, не дышу, не пикаю… Но тут же пикает и заливается громким звоном мой телефон, на опознавалке Ник! Он увидел, что я звонил и решил проверить? Вовремя!

Штора отдергивается, и незнакомый жлоб с пепельно-черным ежиком на голове, с хищным носом и глазами навыкате хватает меня за волосы и рвет вверх. Оу-у-у! Я успел нажать «ответить» на телефоне, черная плиточка самсунга осталась лежать на полу за шторой. Меня толкают от окна.

– Ты кто? Ты что тут делаешь?

Я стараюсь быть громким, кричу:

– Я Лютик! Я тут выступал! И вот нашёл друга! Это мой друг!

– Кто твой друг?

– Фара! Это Фара! – я ору. – Я его здесь нашел! Здесь в «Вальтере»! Стоило ехать так далеко! По 51-му тракту целых двадцать километров! И вот он здесь! Он здесь!

– Что ты мелешь? Ты, говнюк в стразах? Кто тебя сюда пустил?

– Я пришёл сам! Фаре нужна помощь! Вы его обманываете! Вы его садите на наркотики!

– Ах ты! Уебок! – хлесть – в меня летит его кулак, пытаюсь увернуться, но получается не очень хорошо. Хотя если бы он достал так, как хотел, челюсть бы вдрызг! Я падаю назад к окну, тараторю:

– Клуб «Вальтер», клуб «Вальтер», миксфайт, быстрее, быстрее, его увезут, я не смогу… 51-ый тракт, клуб «Вальтер»…

– Ты с кем, говнюк, говоришь? Убью-у-у! – орёт мне страшный мужик, боже мой, меня сейчас убьют! Он рывком за шею поднимает меня. А-а-а! Сейчас вмажет… Но он падает сам вправо, ударяется о стол. За ним стоит Фара:

– Он не говнюк! Он Лютик! – произносит Ринат, и мне: – Уходим!

Хватает меня за руку и тащит в коридор. Картина маслом, киберпанк отдыхает – мы бежим по коридору: я в стразах, в серебряной ленте, на каблуках, со смазанным гримом, выпученными глазами, Ринат – с обнаженным торсом, босиком, с кроваво-белым полотенцем на шее, с кровавыми следами моего поцелуя на губах. Мы бежим, и Фара не хромает. Мы бежим мимо весёлых официантов, мимо удивленных людей в спортивных штанах, мимо каких-то важных галстучно-прилизанных джентльменов. Сшибаем столик на колесиках с грязными бокалами. Мы бежим… ощущение, что бежим в пропасть, но бежим! Я за ним! Только он… только он… только он сможет спасти и меня, и себя… Мимо нас промчался праздничный зал, кто-то успел меня цапнуть за руку, потащить назад. Фара разворачивается, и чел летит к рингу от его кулака. Боксер на ринге вдруг поднимает руку и кричит нам: «Дава-а-ай!» И мы даём, мы бежим на улицу, оба полуголые, 29 декабря, Фара босой! А мои каблуки погружаются в снег, куда он меня тащит? На стоянку? Стильная ёлка нас услужливо скрывает от тех, кто выбежал на крыльцо, потом за не менее стильным заборчиком мы бежим, пригнувшись. Стоянка! Блин, «скорой» нет! Видимо, какого-то бойца увезли!

Только одинокие скорбные машины, все черные, с хищными глазами. Они не ожидали нас? Они замкнули свои рты-двери. Фара пытается открыть по очереди все. И оп! Пятая машина поддаётся, но Фара толкает не на сидение, а в багажник.

– Прыгай!

– Только с тобой, – шепчу я, – ты уходишь со мной!

Он запрыгивает в пустой багажник и зовет меня, я к нему, плотно, почти нельзя дышать. Хлоп! Мягко закрылся багажник. Машина хорошая, бесшумная, модная… и мы в темноте. Два странных тела прижаты, переплетены и вмяты друг в друга. Одуряющее пахнет бензином и его кровью. И сердца бьются в унисон, поддакивая друг другу. Холода не чувствуем, чувствуем горячую кожу, жаркое дыхание – надолго ли хватит этих печей? Снаружи раздаются крики:

– Ни хрена не видно. Смотри внутрь!

– Тут тонировка.

– А в этой ауди?

– Никого!

– Беги до дороги, факт, они подрали машину ловить…

И третий голос:

– Мужики, что это было?

– Не поверишь, влюбленная парочка!

– Так вроде парни оба! Один твой боец. Или второй не парень?

– Да, девчонка!

– А зачем побежали-то? Ты им трахаться помешал?

– Типа того…

– Далеко не убегут. В таком-то виде!

И ещё один голос:

– Ну, Михаил Геннадьевич, ваш герой наделал шума. Не догнали?

– Всё возмещу!

– Да там нечего возмещать! Наоборот, народ в восторге. Только вот найдете ли его к завтрашнему?

– Найдем!

– Здесь все посмотрели, может, где-то в машинах?

– Заглянули во все, их нет… Крюков на шоссе погнал…

– Ну, пойдемте, он поищет. Там бой остановили, ваш Гуга переживает…

Голоса уходят. Становится тихо.

– Ринат, – шепчу я, – вылазим?

– Нельзя… Да и не сможем…

– Замёрзнем ведь!

– Я согрею… – он дышит мне в волосы, в лоб.

– Интересно, чья это машина?

– Почему ты сказал, что они меня обманывали?

– Твоя мама не знает, где ты. И денег она не получала. Она каждый день морги обзванивает…

Фара подавлено замолчал, сглатывает, шевелит кадыком.

– Надо возвращаться, Ринат!

– Да, надо…

– И не только к маме! Ребята тебя ищут, Ник даже в Уфу ездил…

– А ты?

– Они ищут, а я нашёл.

– Адам, я… я… люблю тебя. Не отвечай мне, просто знай.

– Я знаю. Напишешь мне ещё письма?

Вместо ответа – поцелуй в лоб. Я пихаюсь, пытаюсь задрать голову, подвинуться выше. Это трудно, багажник забит голым телом! Фара тоже толкается, машина качается, но результат есть – губы к губам. Нежно и осторожно он целует. «Слишком мало, – думаю я, – слишком кратко! Нужно будет потом попробовать в нормальных условиях, а то все наши поцелуи словно бред шизофренических снов!» Мы лежим, не шевелясь, до онемения в плечах, до покалывания в бедрах, ступни околели, носы-ледышки, но губы иногда вытягиваются друг к другу в детскую дудочку, касаются друг друга, узнают друг друга. Мы лежим долго, слишком долго! Холод проник везде, мы в ледяном капкане, вокруг зима. Фара медленно с большим трудом вытягивает полотенце и засовывает мне на спину, расправляет. Обнимает! Греет! Ведь должен прийти когда-нибудь хозяин машины! Мы дождёмся, доживем! Наступает вялость, мышцы–тряпочки, сердце уже не бухает… Лишь бы не заснуть! Почему я не взял телефон? Фара иногда судорожно сжимает меня, заставляя выйти из анабиоза!

Шум. Топот ног. Почти у самого уха клацание железа. Оружие? Что это? И потом шепот:

– Пятый, с запасного! Третий, кухня, в седьмой квадрат! Вперёд…

Опять топот. Тишина. Вдруг вдали хлопки. На салют не похоже. Слишком беспорядочные. Тишина. Опять нарастает шум, топот. Голоса. И Фара начинает дергаться, раскачивать машину.

– Нас должны заметить, кричи!

– А-а-а-а! – кричу я, замороженные связки выдают высокую ноту.

– О-о-о-о! – подвывает мне басом Фара.

Бамс! Плашмя ударяет холод, бьёт свет, врывается звук:

– Они здесь! Зовите парня!

Чьи-то руки нас пытаются расцепить, тормошить:

– Э-э-эй, ребятки! Не спать! Всё закончилось, выбирайтесь! Они ж почти голые!

– Давай куртку! И коньяк где-то был!

– Их нужно в дом! Как бы переохлаждения не было!

– Скорая на подходе! Там есть раненые!

Меня вытаскивают за ноги, накидывают теплую куртку. Сижу, свесив ноги из багажника. Собровцы тащат за ноги Фару, тот вдруг дергается и кричит от боли.

– Ёо! Смотри, как ногу у бойца разбарабанило! Тихо-тихо! Вылазь! Нашли, где спрятаться!

Сквозь темные фигуры в черных круглых касках пробирается еще одна фигура. Громкое дыхание, знакомый крик:

– Они живы? Мы успели?

– Ник! Как я рад тебя видеть… – пищу я. Фара молчит.

Комментарий к Письмо от меня

========== Письмо восьмое ==========

Никуда я не поехал с мамой в зимние каникулы. Мои билеты пропали. Как и билеты Ника. Он уговорил мою рыдающую маму оставить меня на каникулы у Покровских под его присмотром. А своим просто сказал, что никуда не поедет. Покровские определили Фару в дорогущую клинику, там уже 30 декабря сделали операцию на колено.

В ночь с тридцать первого на первое мы пошли в палату к Фаре. Все. Меня вели за шкирку. Ник почему-то думал, что я сбегу. Парни взяли с собой коньяк. Я – маминых пирожков и чесночных гренок. Фара возлежал на высокой кровати, оснащенной какими-то механизмами. Его нога была устроена на небольшом возвышении, обездвижена. На шее толстый воротник Шанца. На лбу из брови – свежий шов, залитый каким-то медицинским клеем. От виска к щеке дугой фиолетовый кровоподтек.

Когда мы ввалились в комнату, Фара засмущался, растерянно заулыбался. Парни жмут ему руку, треплют волосы, бодро здороваются, задают всякие глупые вопросы про здоровье, про какие-то «дела»! Багрон отчитывается о баскетбольном турнире. Бэтхер в лицах рассказывает пошлейшие анекдоты. Макс сообщает, что у него счастье: Юля Пуговкина из сороковой школы, за которой он ходил в последнее время по пятам, снисходительно согласилась стать официально его девушкой. Ник описал новую машину его отца, Джеймс Бонд нервно курит! Молчали только я и Фара. Ринат избегал смотреть на меня. А я на него.

Закрыв комнату на защелку, парни налили в мензурки коньяка, и Эрик произнес пламенную речь:

– Ну, други! Проводим год! Не такой он и хуевый был. Но будущий должен быть все же лучше! И еще, Фара! Ты нам сейчас все расскажешь! Чок?

Все стукнулись пластиком и проглотили обжигающую жидкость. Мамины пирожки мгновенно разошлись по рукам, в мешочке осталось всего три. Мы молча уставились на Фару.

– А что рассказывать-то? – хрипло выдавил из себя Фара. – То, что идиот, так я и так понял уже…

– Как ты оказался в боях?

– Меня Дударев, хозяин «Бонзы» и любитель миксфайта, давно звал. Но ведь мне восемнадцати не было! А там нужно официальное согласие писать от себя лично, в том, что если убьют, претензий никто иметь не будет… Он обещал поддельные документы, с другим именем. Типа все поверят, что я совершеннолетний. Я не соглашался. А в тот день я… я решил… что… если меня убьют, то действительно никто не будет иметь претензий. Ну… я был не совсем вменяем… Прибежал в «Бонзу», Дударев встретил меня как родного. Я согласился на новое имя, но с тем, чтобы все деньги он передавал матери, также маме письмо написал, чтобы она не волновалась сильно. Меня увезли на какую-то дачу. Я там тренировался. А потом, где-то через неделю, и бои начались…

– Тебя кололи? – спросил Макс.

– Да, перед первым боем… хм… какой-то озверин. Во время спарринга такой кураж появляется… зато после… без сил падаешь, спишь, спишь, спишь… Я после первого боя спал сутки! Еще обезболивающее кололи… Я жил как в тумане, во времени и в пространстве потерялся. Но к новому имени привыкнуть не мог все равно…

– Фара! Ты же мог сдохнуть! Там же профи бьются! В основном кикбоксеры! А ты все равно сопляк! – вскричал Макс.

– Я не думал об этом… Туман… – слабо улыбнулся Фара. – Простите меня, мне Лютик сказал, что вы переживали, искали меня… а я… слабак…

– Ну… начинается! – взвыл Бетхер. – Ты слабак, да ещё один слабачок больше часа в чреве машины голые лежали на морозе! Как вы не замерзли-то, не понимаю!

– Тебе не понять, Эрик, – вставил Ник. – Любовь!

И все покраснели!

– Ник, прекрати! – проговорил Ринат. – Ребята, спасибо вам за все! Мне повезло с друзьями…

– С Лютиком тоже! – гнёт свое Ник. – Как он орал адрес! Молодец!

– Между прочим, – тихо сказал я, – именно из-за твоего звонка меня чуть не убили…

– Не убили же! Ладно, дядя Толя был рядом, он быстро СОБРовцев вызвал, время позднее – пробок нет, домчали за час. Потом еще минут десять операция длилась…

– А как догадались, где нас искать? Быстро ведь нашли!

– А нам какой-то дядька сказал, что вы в его ауди сидите, он понял это по осадке машины, когда за Дударевым и Крюковым побежал.

Парни налили еще коньяка. И теперь выпили за восемнадцатилетние Рината.

– Мы с тобой! Мы рады, что ты нашёлся! У тебя все наладится! – желал Макс другу и выразительно взглянул на меня.

Ровно через пять минут после двенадцати все засобирались кто-куда. У всех есть новогодние вечеринки. Кроме меня. Но я тоже засобирался. Ник развернул меня от двери.

– Нет, Лютик! Ты остаешься! И не дай бог…

Мы с Фарой остались одни. Я сел на краешек его кровати.

– Адам! Прости Ника, и меня тоже… – прошептал Ринат. – Конечно, иди домой! Ты ничего не должен мне! Правда!

– Должен… хотя бы понять. Я останусь.

И я остался. Правда, мы промолчали два часа. Я не знал, что говорить. Любые истории, сюжеты и объяснения казались сейчас фальшивыми. Естественным было только молчание, обоюдное прислушивание друг к другу. Я разглядывал его левую руку, покоящуюся на простыне. Ухмыльнулся и положил на нее свою тонкую и маленькую. У меня мальчишеская, у него мужская. Но мы почти ровесники. Мне восемнадцать будет в сентябре! Мы разные. Он тоже разглядывал мою руку, смотрел грустно… Потом выбрался из-под моей ладони и пальцем стал водить по моему лицу, я позволял ему рисовать брови, нос, губы, линию подбородка. И это весь секс. И никаких приставаний, поцелуев, страстных порывов.

Я уснул рядом с ним, на его руке, прижавшись к его боку, практически свисая с кровати. И когда утром пожаловала медсестра, на нас наорали, и меня выперли из палаты. Я только успел сказать:

– Пока!

***

Бамс! Комком бумаги по башке прилетела записка! Физичка, Наталья Юрьевна, тут же отреагировала:

– Лютый! Что за переписка на уроке! Скоро ЕГЭ, а у вас всё игры на уме! Сафаров! Не нужно отпираться! Я видела, кто кинул! К доске!

Ринат, хромая, идет между партами.

А я разворачиваю листочек. Написано. От руки. Мне.

«Адам!

Я так горжусь тобой! Ты просто демон, когда танцуешь. Я ничего не понимаю в этих па, но я понимаю тебя, твои движения, они честные и смелые. Ты становишься не Лютиком, а Лютым! Ведь это неправда, что ты пообещал Бетхеру станцевать ему тет-а-тет? Я его шутки, видимо, перестал понимать! Я наивный идиот. В общем, фингал у него под глазом – это от меня.

Ты пойдешь сегодня в кино со мной? В этот раз без повязки. Если я вместо фильма буду смотреть на тебя, можешь мне треснуть по лбу. Я обещаю, что буду стараться, посмотрю, наконец, на игру Д.Деппа! Короче, билеты я уже купил. И мама звала тебя в гости…

Дашь списать матешу?

Повернись ко мне! Умираю – хочу посмотреть на твои глаза! Я тебя л.»

Хм. Опять письмо? Ринат в школе практически не разговаривает со мной, не подходит. Смущается, если подхожу я. Ему легче написать. Сегодня целое письмо, не записка! Номер восемь, число бесконечности, он не остановится… Пока я не остановлю. А мне нравятся его письма, его сломанный нос, робкие губы, железные руки и застенчивые серые глаза… Не остановлю.

от автора:

Жаль, что на этом сайте нельзя писать кластерные произведения: примерно с шестого письма можно было бы уйти по ссылочкам на три возможных варианта. 1) Писатель Фара 2) Писатель Ник 3) Писатель Бетхер.

Второй вариант закончился бы плохо для Лютика, а третий – для писателя.

И еще, с трудом удержал себя от того, чтобы одного из друзей не сделать гадом, который определил Фару к Дудареву. Этот вариант закончился бы плохо для меня)))

Комментарий к Письмо восьмое