Текст книги "Письма (СИ)"

Автор книги: Старки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Очнулся от резкого захвата липкой лентой глаз. Шшшить, и не могу открыть глаза! Зато горячие руки на мне, растирают мягко грудь, живот, плечи, спину. Поцелуй в сухой рот… Руки на лице, согревают щеки и скулы, двигаются на уши, шею, опять на грудь. Потом эти сильные горячие руки стягивают тесные штаны. Гладят ноги. Ноги беспомощные, бескостные, бесполезные. Мнут ступни. Руки поправляют плавки, аккуратно, деликатно, не касаясь стыдных мест. Потом чувствую на ногах ткань. Меня одевают. Вдруг чье-то лицо у рук. Ледяные пальцы не воспринимают тонкости, только общие черты, нос, губы, короткие волосы… Хруст, и мои руки распались, запястья больше не пережаты. Мне их разминают. Ммм… блаженство, кровь приливает к ладоням, бурлит в пересохших канальцах вен и газировкой покалывает на запястьях. Потом очередь рубашки, бережно просовывают мои руки. Чей запах рубашки? Мой! И ещё есть запах… Где я его уже слышал? А-а-а! Тогда в подъезде. Слабый запах кожи и одеколона, тонкий и еле заметный… Значит, это он рядом, мой писатель, мой фанат грёбаный! Чувствую его дыхание. И теперь губы. Они просто прижимаются к моим. И шелест:

– Прос-с-сти…

Я в ответ кашляю, сил отвечать нет. Он натягивает на меня носки, ботинки, приподнимает и впихивает в куртку. Берет ладонями мои кисти рук, греет пальцы о свою кожу… Это шея? На шее цепочка… металлическая. Я проявляю инициативу, спускаю руки, крестик квадратный, необычный, называется по-моему, мальтийским. Хотя, может быть, я и ошибаюсь. Вдруг мои кисти рук оказываются… в варежках? На голову по нос натягивается вязанная теплая шапка. А я оказываюсь сначала вертикально на ногах, а потом согнувшись на чьем-то плече. Причем одной рукой меня держат под коленками, другой – крепко за правую руку в варежке. И мы пошли… меня качает, как матроса на рее. Слышу как в вакууме, как в банке какие-то слова («Куда ты его тащишь? А в спортзал-то придут люди? Это ключ от зала? Осторожно… ну-ну… что молчишь?»), и потом шум улицы, звук машин, убегающее бормотание прохожих, шелест обуви по мертвой и мерзлой листве, звон трамвая, скрип двери… запах подвала и кошек. Меня принесли домой. Кровь сосредоточена в голове и в ступнях, или это свинец, а не кровь? Парень осторожно спускает меня, прислоняет к стенке. Он тяжело дышит! Поднялся с грузом на пятый этаж. А я все-таки не дюймовочка! Бряк ключей, и меня заволакивают в комнату с нашим личным запахом, запахом маминых цветов с тропическими названиями и запахом каши, которую мама с утра готовила.

Меня укладывают на постель, снимают ботинки, шапку, куртку, накрывают одеялом. И опять выдох в ухо:

– Сссспи…

И его губы на моих, просто лежат, чуть шевелятся. Потом никого. Ещё слышу шаги. Нужно разлепить скотч, я осторожно снимаю варежки и отклеиваю уголок липкой ленты на скуле. Тссс… больно, сильнее… блин, ресницы, осторожно! Нужно медленно, понемногу, свободен! Кожа под лентой, какая-то нежная… Надо выглянуть в коридор! Кто же ты, ебучий автор эпистолярного жанра? Но… хлоп! Входная дверь уберегает его от разоблачения. А бежать в комнату к окну нет сил, кашляю, знобит, ссспи…

***

Понятно, что я заболел. Простыл. Температура 39. Мама в панике – ей на работу, а тут я! Врачи на «скорой» недовольны, злые, ставят укол, выписывают кучу таблеток. Мама убегает в аптеку к открытию. Так она опоздает к своему мелкому воспитаннику. Звонок в дверь! Мама забыла ключ?

Тащусь в лихорадке в коридор, звякаю замком. На лестничной площадке – Макс. Мы смотрим друг на друга. Секунд десять. Потом я пытаюсь закрыть дверь, не получается, Макс вваливается в квартиру, хватает меня за подбородок:

– Значит, заболел всё-таки… гадство!

Ведёт меня к кровати. Укладывает.

– Ты один? А где мама? Скорую вызывал?

– А ты с письмом пришёл? – сиплю я. Макс смотрит серьёзно и обеспокоенно. Игнорирует мой вопрос:

– Отвечай! Скорая была?

– Была!

– Лекарства есть?

– Мама ушла, сейчас купит… так что? Письмо-то прочитай!

– Всё понятно с тобой! – высказывается Макс. И уходит в комнату, кому-то звонит. В разговоре постоянно «он», «он», «не знаю», «останусь», «не говори ему», «ладно», «он»…

Потом я очухивался несколько раз. Видел Макса, он меня поил кислятиной и таблетками. Видел врача, тот мне делал укол. Потом опять Макс. Ещё видел Ника, тот пристально, сощурившись, на меня смотрел. Видел Багрона, он изучал мои фотки. Видел маму, она говорила, что «друзья переживают». Опять врач. А вот и Юпи, тот испуганно сидел, поджав коленки, уместившись на табуретке всем своим воробьиным телом.

А через три дня почти бессознанки стало лучше. Прорвало лёгочные шлюзы, я откашливал всю мокроту школьного спортзала до рези в голове. Я стал вставать и тупо сидеть у телевизора, и даже прочитал Булгакова в рекордные сроки за два дня. А когда стало совсем хорошо, решил, что пора и домашку поделать. Сажусь к компу, за свой скрипящий стол. И тут же понимаю, под стеклом четыре белых листочка. Было же три! Достаю все, нахожу лишний. Да нет, он не лишний, он добавочный. Письмо. Напечатано. Мне.

«Адам!

Спасибо тебе за то, что ты не согласился на баскетбол. Конечно, ты очень нужен команде. Но лучше, если ты не будешь так часто среди нас, уродов. Тебе лучше. И мне лучше. Будь дальше от меня. Может, у меня заживет!

Прости, я не смог прийти раньше. Но ведь ты не сомневался? Я бы пришел!

Хотя я понимаю, что такое простить трудно или невозможно. Я это понимаю, но я так же понимаю, что мне нельзя по-другому: не могу оставить тебя, нет сил. Но не могу и сознаться, объявить о своей уродской любви к тебе, нет сил.

Я слабый, я расклеился. Ты меня победил своей красотой, своим упорством, своей ненавистью. И это даже хорошо, что ты ненавидишь меня. Это твоя крепость от меня, трусливого вояки. Укрепляй стены! Не впускай меня!

Но…

Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю. Я тебя люблю.»

Комментарий к Письмо четвертое

========== Письмо пятое ==========

Во вторую неделю моей болезни ублюдки не приходили с визитами. Зато часто был Юпи. Я ему рассказал, сначала о причине простуды (а Руслик не был на физре, он, болезный, освобожден), потом о выступлении в «Бонзе», и напоследок поведал о письмах.

Юпи открыл рот.

– Лю! Ты в какую-то стратегу реально попал. Этот письмовод шпилит с тобой!

Юпи понимали не все, но я уже привык к его геймерскому сленгу.

– Не думаю, что это игра. Он бы уже как-то проявился, чтобы поржать в реале надо мной, уверовавшим в его влюбленность. Но он партизанит! Он не хочет, чтобы я видел его, скрывается. Он, видимо, сам в шоке от себя…

– Мда, ведёт себя как злостный ламер! Дамажит тебя и какой-то флуд несёт.

– Флуд не флуд, но я понял, что он и издевается-то надо мной, чтобы отрезать себе все пути к моей особе. Смотри, в последнем письме он говорит, чтобы я укреплял «крепость», то есть чтобы я крепче ненавидел его.

– Типа себе бан зарабатывает?

– Типа.

– Мда… конфиг сбился у бойца. На фига он вообще с тобой чатиться стал? Килял бы от амуров по-тихому!

– Наверное, он просто сорвался, написав первое письмо, а теперь остановиться не может. Совесть наружу просится! Как смягчить свою вину, не знает!

– Лю! Этот письмосос ботом-то уже наверное давненько стал…

– Возможно. Терпел, терпел, скрывал, скрывал, маскировался, что есть сил и бах! Прорвало его, пишет письмецо!

– На хрена было терпеть? Влюбился – стартуй к объекту!

– Хм… для него это немыслимо. Посмотри на них – они ж все из себя брутальные мужики: мышцы, бокс, футбол, пивасик, чесотка в яйцах, щипание девок! Признаться себе и всем, что ты влюбился в парня, это смерти подобно! Это исключено.

– Интересно. Кто же этот перс-инвиз?

– Чё? – наконец и я прекратил понимать Юпи.

– Ну, кто этот незаметный письмобол, который завис на тебе?

– Не знаю! Письмо подкинуть мог любой. В последний раз я видел у себя в комнате Макса, Ника, Багрона. Но то, что я не видел Бетхера и Фару, не значит, что их здесь не было…

– Фара только вчера прирулил с чемпионата по мордобитию.

– А когда уезжал?

– Ммм… На следующий день, после твоего выноса из реала.

– Значит, в принципе тоже мог… Хотя быстрее это Макс. Он припёрся утром ко мне, переживал…

– Его Ирина Сергеевна отправила, так как тебя не было на уроке…

– Да? – и я расстроился от этой новости. Значит, Макс здесь оказался не из-за мучений совести. Остался, дождался мамы, отпустил её на работу, пообещав, что побудет со мной, обтирал меня какой-то уксусной хренью, поил клюквенным морсом, вызывал врача – всё это, возможно, и не проявление личного интереса. Его отправили ко мне. – А Ник, Багрон? Они тоже приходили по чьей-то наводке?

– Тут я не в теме! Слушай, а по ощущениям этот письмотрах какой стат имеет?

– Да не разберёшь! Выше меня – так они все выше меня. Волосы короткие, жесткие, не буду ж я каждому в волосы лезть, чтобы ощущения проверить! По комплекции скорее Фара, Ник или Багрон. Смогли бы Бетхер или Макс меня затащить на пятый этаж?

– Макс–то боксер! Он смог бы.

– Да! На шее у него необычный крестик. И одеколон! Я запомнил запах. Но он явно не поливает себя им, запах очень слабый.

– Слабый? У парфюма?

– Да! Даже необычно. Пахнет сама кожа, а не одежда, не волосы…

– Лю! Ты говоришь, он лез целоваться. Фикса-то была?

– Юпи, это он в меня языком залез, а не я. Это он все мои пломбы пересчитал! А я ничего в его рту не забывал…

– Ну хоть курит? Сигареты-то какие?

– Я не разбираюсь в сигаретах. И… вообще, от него ими не пахло. Они ж на физре не курили!

– А в клубе?

– Хм… Я не видел.

– Эх, Лю! Чмок-то хоть зачотный был? В мемориз сохранил?

– Юпи, отвали! Лучше придумай, как его обнаружить?

– На хрена, пусть тихо мучается?

– Хочу ему вмочить!

– Вмочи каждому в личку!

– Все не позволят. Прикинь, я Фаре вмочу. Да и другим тоже. Пока до влюбленного дороюсь, буду ли жив?

Юпи пообещал следить. Дескать, всё равно проявления неравнодушия со стороны должны быть видны. И еще сказал, что попробует порыться в их аккаунтах в инете, вдруг будет какой-нибудь прокол. Например, фотка моя в тайном местечке или оговорочки в сообщениях… А я решил, что начну наступление, что найду этого писателя, сменив свою тактику.

***

В первый же день после болезни начинаю реализацию своего весьма призрачного плана. После второго урока вижу, пятеро пошуровали на выход, курить. Я иду за ними. Стоят кучкой, дымят. Смело подгребаю. Все удивленно разворачиваются, увидев меня, и даже забывают, что нужно что-нибудь мерзкое говорить. Начинаю я:

– Саня! Я ещё нужен тебе в команде?

– Охуеть! – реагирует Бетхер раньше всех.

– Э-э-э-э… а ты все-таки надумал? – недоверчиво вопрошает Багрон. – Это мы так тебя убедили или тебя из танцев выперли?

– Тебе какая разница? Хочу быть ближе к вам, чемпионам! Так что, нужен?

– Нужен… – растерянно отвечает Багрон. – И на тренировку придёшь, что ли?

– Приду. Когда?

– Э-э-э-э… сегодня, в шесть…

Я разворачиваюсь и иду назад в школу. За спиной слышу возгласы:

– Охуеть! – вновь Бетхер.

– Чё это было? – Макс.

– На хрена ты его позвал? – Ник.

Весь день – блаженство – офигевшие ублюдки меня не трогают и не достают ни записками, ни толканием, ни чупа-чупсами. Когда после уроков спросил у Юпи, как продвигаются его наблюдения и изыскания, тот предоставил подробный отчет:

– Пялятся на тебя Багрон и Макс. И ещё Ник. Но этот со зла! У него аж губешки трясутся! Практически не увидел никаких движений от Бетхера и Фары. Ну, первый – с тёлками перестреливается, а второй с разбитой губой ваще – лаггер! Далее… У Бетхера вконтакте выложен ролик, где ты танцуешь под Джексона. Всякие хвалебные комменты под ним. Покровский там же состоит в гомофобской группе, правда, не светится особо, в молчанке. И главное, вскрыл Сальникова. Он общается с какими-то неизвестными юзерами, из наших – в основном с Бетхером. Макс диалоги чистит, так что сообщения все недельной давности. Они разругались, по-моему, из-за тебя. Макс считает «что всё это надо заканчивать», и ещё загадочная фраза – «всё равно это не помогает». Бетхер в основном отвечает: «Не ной! Не сипуй! Всё получится!» И ещё: «Я сам от него прусь.» Может, это вообще не про тебя уже? Видишь, как–то всё обтекаемо.

– А остальные?

– Багрона и Фары в контакте нет. До других сетей я еще не дошёл.

Значит, Макс? Хм, ничего это не значит! Да и Бетхер – мастер интриг и разводов. Может говорить одно, а делать другое. А Ник? Ник-гомофоб или это способ удержать себя от кривой дорожки? Буду наблюдать дальше.

Вечером пошёл на тренировку. Там мне ничего не грозит, Сергей Иванович по роду профессии на тренировке присутствует. Парни встретили меня молча. Даже не пели во время моего переодевания. Там было еще два игрока – Кирилл и Сашка из 10-го класса. Настоящие баскетболисты – только Бетхер и Багрон. Именно они здесь командуют.

Сначала Багрон проводил разминку: беговые и прыжковые, потом суставные и мышечные движения. Основная часть разминки направлена на дриблинг – искусство ведения мяча. Багрон заставлял бегать с мячом, ведя его низко и высоко, бег с мячом с разворотом, бег с мячом через скамейку, ведение с обводкой мяча за спиной, бег в парах, ведение с разными командами (сесть, лечь, встать, поворот), ведение с броском по корзине, бег с сопротивлением. Были еще парные упражнения на пасы. Багрон всегда был в паре со мной и нет-нет да выкрикивал:

– Вот пиздёныш! Во даёт!

Это такой комплимент по поводу умения «водиться».

– Ты откуда так умеешь? – тяжело дыша, говорил он мне.

– У нас был стомп-танец с баскетбольными мячами во Львове. Там и натренировался, – тяжело дыша, почему-то кричу я.

– Что это за танец такой?

– Это дворовый, танец с четким ударом, обычно ногой, но у нас были разные предметы – хлысты, трубки, и вот с мячами!

– Танец с хлыста-а-ами? – влезает Эрик. – Круто! Научи меня!

Основная часть тренировки – игра. Мы разбились на две команды – четыре на четыре – и погнали друг другу ноги оттаптывать. В нашей команде только один бугай – Багрон, все остальные напротив.

– Обводи! Проскальзывай! Вокруг! Выше! – командуют нами Сергей Иванович и Багрон, который не стесняясь физрука орал матом.

– Блядь, Фара! Ты же убьешь его!

– Очко! Из-под корзины! Живее! – понятно, что это Сергей Иванович

– Пиздёныш! Пасуй мне! – это у меня сейчас такое имя будет?

– Были ноги! Покровский, это не футбол!

– Хоп! Макс – ты раззява!

– Эрик! Не водись, давай трёхочковый! Вау! Отлично!

И так целый час. Блин, баскетбол выжимает так же, как танцы. Только тут за синхроном не нужно наблюдать, наоборот, задача запутать и рассинхронировать противника. Пару раз улетал от бугайских наскоков Ника и Фары. В конце тренировки все пошли в душ. Что-то они такие все напряженные? Не ржёт никто, пахабных анекдотов не рассказывает. В тишине намыливаем тела и ловим лицами струны душа.

В раздевалке Багрон велел мне на игру в кроссовках приходить, так как тенниски – смешная обувь. Он так и выразился.

– У меня нет кроссовок.

– Такого не бывает! – изумился Багрон.

– У меня есть только зимние кроссовки для улицы. На тренировку и на физру я в теннисках хожу.

– Так купи!

– Прости, не миллионер!

И опять все напряглись. Что? Не слышали ни разу, что у людей бывают проблемы с деньгами? Я гордо застёгиваю куртку и сваливаю из раздевалки.

Игра с сороковой школой будет послезавтра, а завтра тренировка в Born-dance. И я честно предупредил Багрона, что на баскетбол вечером не приду, но на матче буду.

На следующий день задержался в школе. Сдавал долги: зачет по геометрии, да еще и химичка оставила на дополнительное индивидуальное занятие, чтобы объяснить мне задачки по электролитам. Так-то я не дурак, учусь сносно, но провалялся больше двух недель с бронхитом, и сразу зияющая дыра в познании! А с вузом еще и не определился: мама в меня не верит, говорит, чтобы поступал в пед на спортфак, а сам бы я хотел быть хореографом, в кулек хотел поступить. Опять-таки Дэн Лу (Денис Лужбин) сетовал, что профессия нестабильная, неденежная. Наша класснуха – Ирина Сергеевна – впаривает, что мне нужно химию-биологию выбирать на будущее. Можно, например, быть спортивным врачом. Или в фармацевтику удариться. Короче, разрываюсь между мечтами, действительностью и общественным заказом. Иду домой и размышляю об этом, представляю, как бы здорово было танцевать всю жизнь, создавать страстные или шутливые истории в движениях. Ощущать себя хозяином своего тела, испытывать восторг от сцены, улицы, подиума, от лиц удивленных и прекрасных, поддерживать ритм сердца ритмом музыки – такой разной, такой жгучей и бешеной, сонной и трагичной, развеселой и… Что это?

Около двери нашей квартиры – коробка в целлофане. Я даже присел и прислушался – не тикает? Потом прислушался к подъезду: нет ли где шагов, дыхания, шуршания? Ведь я никого не встретил, когда поднимался по лестнице. Это посылка? Снимаю оболочку. Коробка с надписью «Nike Air Jordan». Раскрываю. В шуршащем мягком пакетике красно-белые кроссовки. Сороковой размер. В коробке еще лист, свернутый вчетверо. Раскрываю. Письмо. Напечатано. Мне.

«Адам!

Ты не должен был соглашаться. Я тебя люблю. Мне тяжело видеть тебя чаще. Я тебя люблю. Или ты это сделал из-за меня? Я тебя люблю. Это ты так ищешь меня? Я тебя люблю.

Пожалуйста, прими мой подарок… Я тебя люблю. Я знаю, у тебя 39-ый размер, но я купил чуть больше, должны подойти. Я тебя люблю. О деньгах не думай, это мои деньги, это не проблема. Я тебя люблю. Пожалуйста, носи их. Я тебя люблю.

Адам, я пьяный сейчас, и я пьяный уже год. Я тебя люблю. Я так хочу видеть тебя. Я тебя люблю. Мне плохо от этого капкана. Я тебя люблю. Прости… Я тебя люблю. Просто видеть… Я тебя люблю. А я не умею любить… Но я тебя люблю. Если бы ты… согласился встретиться. Я тебя люблю. Но вслепую. Я тебя люблю. Я бы пообещал, что только поцелуй и ничего больше, потому что УЖЕ НЕВЫНОСИМО».

Блин, почему у меня слёзы? Я же его ненавижу! Сижу по-турецки прямо в подъезде и обнимаю кроссовки. Что же ты за идиот, писатель?

Кроссовки как раз, можно с носком потолще. Обувь пахнет вкусно. Так пахнет любовь? Или это запах сумасшествия? Он написал, что деньги не проблема, что деньги его. Такие кроссовки стоят около четырех-пяти тысяч. Для меня это деньги. А для кого из пятерых это мелочь? Для Ника! У него отец богатей, моя мама работает у ПОКРОВСКИХ. Нянчит младшенького. Еще Эрик из обеспеченной семьи, у него всегда есть деньги, после школы собирается в Берлин учиться. Макс? Ничего не знаю о нём. Багрон? Обычная семья, отец тренер, мать в гостинице работает. Фара? У него, по-моему, только мама, вряд ли они богаты. Неужели это Ник?

***

И вот игра. Пришли за час. Тренировались. Играли три на три на одной половине поля. Я надел новые кроссовки. Странно, но никто этого не заметил, даже Багрон.

Пришли парни из сороковки. Блин. Все амбалы-гоблины! Победители прошлого сезона. Самый главный, тёмно-рыжий красавец, поздоровкался с Багроном и с Бетхером, они знакомы по секции. Этого парня все называли Пугач. Другие игроки тоже здоровые, самоуверенные, деловущие. Я дрейфил. Хорошо, что начинаю запасным, сижу на скамейке рядом с Кирюхой из десятого класса.

Свисток, выброс! И погнали. Сороковка всегда была фаворитом межшкольного чемпионата, на базе их школы физруком работает какой-то тренер баскетболист, а наш Сергей Иванович по профилю – легкоатлет. Но наши ребята цепляются, всю первую четверть без замен, разница в два очка. Наши проигрывают.

В перерыве Сергей Иванович велел Максу сесть в запасные, тот прихрамывал, да и уже два личных фола заработал. Мне велено выходить. Блин! Клоп среди монстров! Вторая четверть! Я в нападающих. Вместе с Эриком и Багроном атакуем. Саня незаменим в заслоне. Я проскальзываю меж телами из защитников. Очко! Все меняется быстро. Их атака задушена, у нас на защите – Фара! Мимо дредноута никто не пройдет, перехват, и мяч в меня. Йо-о-о! Он мне живот решил отбить? Несусь по круговой к их корзине, защитники не пускают, но… трехочковый! Йес! Багрон и Бетхер налетают на меня. Тискают! Багрон целу-у-ует?

Следующая наша атака закончилась фолом в мой адрес, меня тупо зажали с двух сторон. Так и ребра сломать можно! Я бросаю штрафной. Ерунда! Попадаю. И опять толкотня и суета. Что за спорт? Парни матерятся. Судья свистит. У Багрона уже третий фол! На третью четверть выставляют Кирюху.

Мы держимся, счёт постоянно пограничный, разницу сделать не удаётся. Вижу, Эрик весь мокрый. Без Багрона вся тяжесть игры на нем. Красив! Глаза сверкают зелёным огнем, обесцвеченные волосы потемнели от пота, кричит вместо Сани:

– Лютик, мне!

– Фара! В защиту!

– Хэй! Козлодои! Я здесь!

– Лютик! Ебни их!

– Ник! Назад! Йо-хо!

– Кир! Оставайся там! Лютик! Йо-хо! Обожаю тебя, засранца!

Сороковка играет классно, технично. Фолов у них мало, все меткачи, игроки быстрые и злые, тоже вовсю матерятся.

На последний период возвращается Багрон и Макс. Мы с Кирюхой садимся. Но ненадолго. В очередной атаке Пугач вырубает Эрика локтем в лицо. По зубам! Хлынула кровища. Меня выставляют вместо Бетхера, Пугача отправляют на скамейку. Мы доигрываем тяжело. У обеих команд скорости уже не те, задерживаем мяч в своей зоне, атаки вялые. Сигнал – три минуты до конца. Наша атака, я в 24-х секундах, нижний пас от Ника и его крик: «Давай, девочка!» Ни хрена во мне злости от этого его крика поприбавилось! Гад! Я веду нижним ходом, восьмеркой. Обхожу, обманываю, но наших нет рядом! Слышу – Багрон орёт: «Са-а-ам!» Двое из сороковки ставят заслон, прыгают вместе со мной, но я умею винтом, делаю обманный прыжок с ведением мяча и сразу вверх. Забил! Йес! 42:42. Сразу атака. Сороковка не хочет овертайма! Мяч у нашей корзины. Фара! Он волшебник. Даже не бил! Просто как-то перехватывает мяч и в меня через все поле, блин, мои кишки! Они всмятку! Но я под вражеской корзиной. Один! Я даже успеваю малость повыпендриваться: лечу вверх в повороте, мяч в корзину, и поперечный шпагат в прыжке, а что?.. Красиво получилось… Неспортивно, конечно, но рядом ни-ко-го! И свисток. 44:42. Аа-а-а-а-а! Мы в куче. Я на Фару. Тот уракает, хохочет. Багрон тоже на Фару, Бетхер с рассеченной губой танцует какое-то пошлейшее диско. Ник… он наконец-то улыбается. Надо же! По-моему, я никогда не видел, как он улыбается…

Мы идём переодеваться! Парни из сороковки в бешенстве. На кого им зарыпаться? Не на боксеров же?

Я нагибаюсь, чтобы развязать кроссовок. И вдруг чья-то рука сжимает ягодицу.

– Хорошую девку приобрели! Чья?

Я резко разгибаюсь. Это про меня? Что? Вскипаю. Чернявый парень из сороковки слюни распустил. Смотрит нагло на меня, надвигается:

– Что, девочка? Ничья? А я слышал, что у вас новый игрок танцует стриптиз по клубешникам, и не верил. А сейчас ве-е-е-ерю! – чернявый щипает меня в пах, и я дынц кулаком в глаз. Бли-и-ин! Моя рука! Парня отбрасывает, но это только начало! Слышу, Ник орёт:

– Ах, вы па-а-адлы!

Он наскакивает на моего обидчика. Драка! Руки, ноги, зубы! Присоединяются другие, подключается Кирюха, Макс, Эрик, клубок! Макс бьет хуком слева, справа, блин, у его соперника кровь из носа, из губы! Меня выхватывают за шкирку и отталкивают к окну! Это встал Фара!

– Фара! Ты только не убей никого! – кричу я.

Бамс! И как в мультике от дубины богатыря, рассыпается весь вражеский стан. Но хеппи энд все-таки пришёл в лице наших физруков и Багрона!

Когда дверь распахнулась, все застыли, тяжело дыша и сопя, Сергей Иванович заорал:

– Кто-о-о-о начал?

– Они обзывались! – это мой жалкий писк. И добавил: – На меня!

Под пристальным взглядом физруков обе команды переоделись за пять минут! Выходя из нашей школы, Пугач с разбитым носом развернулся в нашу сторону и, показав мне фак, выразительно сказал:

– Жди меня, симпатяжка! Выебу!

Блин! О, спорт! Ты мир! Мне сейчас еще не хватает фанатов из сороковой школы. Мои парни (как мило звучит!) заорали что-то в ответ. Ник хлопнул меня по плечу:

– Так! Не ссы! Сегодня я провожу крошку Лютика. Завтра обмозгуем, как предотвратить обещанную еблю. Пошли…

И мы пошли, остальные сконцентрировавшись в кучку, провожали нас встревоженным взглядом. Ник за всю дорогу не сказал ни одного слова! Шёл очень быстро, руки в карманы. Я вприпрыжку за ним. Столкнулся носом с его спиной, когда он вздумал закурить. Далее шёл, выдыхая дым. У самого подъезда остановился, выдохнул мне в лицо дым, пристально посмотрел на меня и спросил:

– Ты гей?

Я выпучил глаза.

– Н-н-нет!

– Подстригись тогда, что ли… – сплюнул, выкинул окурок и пошел прочь. Милашка!

***

Назавтра я пришел в школу пораньше. Первым уроком – литература. Попросил ключи от кабинета. Мелом на доске написал одну фразу:

«Писатель, я согласен!»

Комментарий к Письмо пятое

========== Письмо шестое ==========

Ирина Сергеевна фразу оценила. На уроке сказала, что это было бы удачное начало для сочинения, интересный ход: начать диалог с писателем. Не стирала с доски весь день. Мне же было не до стилистических изюминок (нечаянно собственно мной и предложенных). Анализировал реакцию входящих, прежде всего, пятерки моих коллег по баскетболу. Фара пришел первым, на запись внимания вообще не обращает, сразу ко мне:

– Лютик! Дай матешу списать!

Блин! Я тут ставки делаю, исследую и подкрадываюсь, а он тупое «списать». Достаю тетрадку, меня удостаивают благодарной улыбкой. Он даже улыбается по-зверски! Берет тетрадь и погружается в циферки. Бедный боксер! Все мозги тебе поотбивали, наша математичка слезами заливает репетиционные ЕГЭ авторства Рината Сафарова.

Багрон, напротив, стоял у надписи долго. Тыкву чесал, аж уши засветились от напряжения:

– Это че за хрень? Ириша сейчас так темы будет записывать? – я написал печатными корявыми буквами на всю доску. – Всё! Наша училка в уме повредилась…

Девчонки, увидев надпись, захотели её стереть под влиянием глупого чувства долга дежурного по классу. Я не дал, истошно заорав «нет». Ещё же не все посмотрели! Багрон удивленно на меня взглянул. Пришлось придумывать какую-то ересь про то, что это уже было написано, значит, это такой хитрый педагогический прием и бла-бла-бла…

Бетхер, как обычно, пришёл вместе с Максом. Разбитые губы Эрика вызвали ажиотаж среди девичьего электората. Он лишь скользнул взглядом по моему посланию и встал спиной к доске, махая руками, стал с придыханием, радостно сочинять историю о том, как он вчера целовался с необыкновенной девчонкой. Выходило, что она то ли чернокожая, то ли японистая, то ли продажная девка, то ли страстная девственница. Сумбур! Вот бы Пугач послушал, как тут Бетхер заливается про удар локтем по зубам. Макс не слушал, он заглядывал за плечо Эрика, читал надпись. Нахмурился, ничего не сказал, грустно потащился к себе за парту. Потом что-то нашептывал, морща лоб, выдохшемуся от представления Бетхеру, так как будто что-то выговаривал, убеждал, доказывал.

Ник опоздал на урок, поэтому его реакцию я просто не видел. К последней парте он прокрался, надписи не узрев. А потом мне часто поворачиваться и пялиться на него было как-то неудобно.

Между тем, вчерашняя игра, видимо, притормозила кампанию по измывательствам надо мной. Только Бетхер продолжал приставать:

– Лютик! Я научился плести косички! Хочу, хочу, хочу с тобой это попробовать…

– Лютик! Когда уже станцуешь-то мне?

– Лютик! Пойдешь со мной в клубешник завтра? Приглашаю! Будем только вдвоем!

– Ой! Лютик! У тебя ресничка выпала, – и пальчиком её захватывает, – ммм… длинная, я её носить буду… – и прикладывает мою ресницу к своей щеке, идиот.

– Лютик! Ты плохо кушаешь. Я слежу! Салат из яйца с луком – это чистый афродизиак. Так что кушай, солнышко! Я слежу!

Короче, болтун этот Бетхер, его несёт, и он остановиться не может. Зато Багрон подошёл на перемене и, прижав меня своими руками к стене, типа успокоил:

– По поводу вчерашнего, не сипуй! Мы завтра поговорим с Пугачом и Валероном, это тот, кто наехал на тебя. Увидим их на тренировке. Проясним все непонятки. Думаю, все утрясется.

– Это вы драться будете, что ли? – испуганно спросил я.

– Не думаю, – задумчиво произнёс Багрон. – Пугач так-то адекватный парень, если Эрик не начнёт выёбываться, то всё будет спок!

Я только вот не уверен в приличном поведении Бетхера!

В танцевальной студии начали делать групповой «Billie Jean». На четыре персоны. Но разучивали втроём, Дэн сидел с перемотанной толстой ногой. На гипсе Карпыч нарисовал что-то в стиле граффити и бабл-буквами написал «Born-dance». Дэн управлял нами только криками:

– Раз, два, три, и… верх и поворот… и-и-и… ниже!.. Квадрат… иии… разошлись… и-и-и… в центр, сразу! Стоп! Не видите друг друга! Сокол, ты уходишь всегда в аут! Снова и-и-и… верх и поворот… и-и-и… ниже!.. Квадрат… и-и-и… разошлись… и-и-и… в центр, руки!.. Волна… хоп… амплитуда! Мах! Влево!.. Вот уроды! Снова!

К Новому году надо всю программу почистить, там чёс начнется по клубам и ДК, детским ёлкам и взрослым корпоративам. Суетная пора, но мне нравится – всё мелькает, искрит, пьяно икает и деньги в лицо мягким конфетти! Жду!

***

Самый лучший день недели для школьника – суббота. Уроки сокращенные, несерьезные, и ты свободен! В воскресение же над тобой всё равно висит угроза понедельника и подтачивает ту лёгкость бытия, что дана бездельем.

Мы с Юпи еще трындели с час на детских качельках по дороге домой. Он выспрашивал про «мои дела» с таинственным писателем. Опять советовал какой-то бред, сказал, что ни Багрона, ни Фары в других доступных ему социалках он не нашёл. Юпи выслушал рассказ об игре с сороковкой. Потом я выслушал об игре Free Fall Tournamen, о реальных космических битвах и зачотных стальных монстрах, которые, выполняя немыслимые трюки, долбят то ли вселенское зло, то ли друг друга. И онлайн-вражины (соперники) у бедненького Юпи находятся где-то в Белоруссии и в Москве, и они очень коварны и жестоки. Пичаль! Короче, мы оба довольны, он выслушал о моих проблемах – и ничем помочь не смог, а я о его проблемах, и тоже остался бесполезным. И радостные разбрелись на почетный отдых по домам.

Дома балдел, врубив музыку на всю катушку, танцуя всякое хулиганское безобразие. Пока сквозь музыку не услышал отчаянно надрывающийся телефон. Где? В рюкзаке. Блин! У меня там вечно ничего найти нельзя. Роюсь, а всё под руки какая-то фигня попадается, ну я и вытряхнул все на диван из рюкзака. Телефон сразу объявился. Мама!

– Алло! Мам?

– Адаша! Звоню, звоню, а ты не берёшь!

– Я не слышал, мам! Что-то случилось?

– Ничего не случилось. Просто я на работу пошла, Покровские попросили с Дениской посидеть, так что меня не теряй!