Текст книги "Бесстрашие (СИ)"

Автор книги: St_2001

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

– Нет, – произносит неуверенно парень.

– Нет? Ты боишься, неофит?

– Д… Да.

Это было величайшей ошибкой, показать лидеру Бесстрашия свой страх.

– Прекратить!, – кричит Эрик. – Отошли все!

Эрик смотрит на Ала.

– Все, кроме тебя.

Я иду к стене следом за другими неофитами.

– Встань перед мишенью, – приказывает Эрик.

Большие руки Ала дрожат.

– Эй, Четыре. Продемонстрируй-ка чему я тебя учил.

Наш инструктор почёсывает бровь кончиком ножа и подходит к лидеру.

До меня доходили слухи, что инструктором потока Четыре был Эрик. Выходит это правда.

– Будешь стоять там, пока он кидает ножи.

Я перевожу взгляд с широко распахнутых тёмных глаз Ала на его дрожащие руки, а затем на Четыре. Ужас закипает у меня в груди и вылетает вместе со словами:

– Не делайте этого!

Наш инструктор бросает на меня тяжёлый взгляд, словно желая обратить в камень. И я знаю почему. Глупо идти против Эрика.

– Любой может стоять перед мишенью. Это ничего не докажет.

– Значит, тебе будет несложно занять его место, Фермерша.

Меньше всего мне хочется стоять перед мишенью, но я не могу пойти на попятный. Я не оставила себе выбора. Я пробираюсь сквозь толпу неофитов, и кто-то толкает меня в плечо.

– Плакало твоё хорошенькое личико, – шипит Питер.

Я восстанавливаю равновесие и иду к Алу. Я пытаюсь ободрительно ему улыбнуться, но не особо выходит. Останавливаюсь перед доской. Моя голова даже не достаёт до середины мишени. Я смотрю на ножи Четыре: один в правой руке, два в левой. В горле пересохло. Я пытаюсь сглотнуть и смотрю на нашего инструктора.

“Он всегда предельно собран. Он не заденет меня. Всё будет хорошо.”

Четыре, не сводя с меня глаз, поднимает руку, отводит локоть назад и кидает нож. Вспышка в воздухе и затем стук. Нож вонзается в доску, в полуфуте от моей щеки.

– Сдаёшься, Фермерша?, – спрашивает Эрик.

Я вспоминаю широко распахнутые глаза Ала, его тихие всхлипы по ночам и качаю головой.

– Бесстрашные не сдаются.

– Тогда открой глаза.

Я смотрю на инструктора, прижимая руки к бокам, чтобы никто не заметил их дрожи. Четыре перебрасывает нож из левой руки в правую. Перевожу взгляд на лидера, когда второй нож вонзается в мишень надо мной. Этот нож ближе, чем предыдущий. Я чувствую, как он вибрирует у меня над головой.

– Далековато, Четыре, – говорит Эрик, ухмыляясь – Ты можешь ближе.

– Хочешь ей причёску подправить?

– Если только сверху чуть-чуть.

Я задерживаю дыхание, пока инструктор поворачивает последний нож в ладони. Он отводит руку назад и отпускает своё оружие в полёт. Нож летит прямо на меня, крутясь: лезвие – рукоятка. Моё тело застывает. На этот раз, когда нож вонзается в доску, моё ухо пронзает боль и кровь щекочет кожу. Он порезал его. И, судя по его взгляду, нарочно.

– Я хотел бы остаться и посмотреть, все ли вы такие отчаянные, как она, – ровным голосом произносит Эрик, – но на сегодня, пожалуй, достаточно. Фермерше десять дополнительных очков.

Хоть какой-то плюс во всём этом.

========== Глава 9. Последний бой. ==========

Люди не могут быть всегда только хорошими,

рано или поздно плохие вещи возвращаются,

и всё начинается сначала.

Я заворачиваюсь в полотенце и выхожу из ванной. Надеюсь, в спальне никого нет, чтобы увидеть, меня в одном полотенце. Я умудрилась как-то порвать свои штаны, когда снимала их перед душем.

Я открываю дверь спальни, и у меня ёкает под ложечкой. Питер, Молли и Дрю стоят в дальнем углу и смеются. Когда я вхожу, они поднимают глаза и начинают хихикать.

Я иду к нашей с Кристиной двухъярусной кровати, делая вид, что в комнате никого нет и роюсь в ящике под кроватью в поисках платья. Найдя его, скорее встаю, придерживая полотенце одной рукой и сжимая одежду другой. Вдруг я замечаю за своей спиной Питера. Пытаюсь проскользнуть мимо него, но парень упирается рукой в кровать Кристины, преграждая мне этим путь.

– Вот уж не думал, что ты такая тощая, Фермерша.

– Отстань.

Его взгляд путешествует вниз по моему телу, но не жадно, как мужчина смотрит на женщину, а жестоко, изучая каждый недостаток. Кровь стучит в моих ушах, когда остальные подвигаются ближе, собираясь у Питера за спиной.

– Вы только посмотрите на неё, – Молли скрещивает руки на груди и ухмыляется, – Да она совсем ребёнок.

– Ой, ну не знаю, – возражает Дрю, – Может, она что-нибудь прячет под этим полотенцем? Давайте посмотрим!

Я ныряю под руку Питера и бросаюсь к двери. По дороге кто-то из них всё же успевает потянуть за полотенце. Чувствую, как холодный воздух обдувает моё обнажённое тело. Поднимается смех, и я бегу со всех ног, прижимая платье к телу, чтобы хоть как-то прикрыться. Я мчусь по коридору в ванную и прислоняюсь к двери, тяжело дыша. Рыдания рвутся изо рта, и я хлопаю ладонью по губам, чтобы сдержаться.

Одевшись и успокоившись, чувствую жаркую злость. Я хочу отомстить им.

Я не могу драться в платье, поэтому беру в Яме новую одежду, прежде чем отправиться в тренировочный зал на свой последний бой.

Надеюсь с Питером.

***

– Слушай, где тебя носило этим утром?, – спрашивает Кристина, когда я вхожу в спортзал.

Я щурюсь, глядя на классную доску в конце комнаты. Место рядом с моим именем пусто. Мне пока не назначили противника.

– Задержалась, – отвечаю я, не имея никакого желания делиться столь неприятными подробностями.

Четыре стоит перед доской и пишет имя рядом с моим.

«Ну пожалуйста, пусть это будет Питер, пожалуйста, пожалуйста…»

– Всё в порядке, Лили? Выглядишь немного… – начинает Ал.

– Немного что?, – слишком резко прерываю я.

Четыре отходит от доски. Рядом с моим именем стоит имя Молли.

“Не Питер, но тоже неплохо.”

– … взвинченной.

Моя схватка последняя в списке, а значит, придется ждать три боя, прежде чем встретиться с Молли лицом к лицу. Бой Эдварда и Питера предпоследний – прекрасно. Эдвард единственный, кто может победить Питера. Кристина будет драться с Алом, а это значит, что Ал быстро проиграет, как делал это всю неделю.

Уилл и Дрю – первая пара – стоят на арене друг против друга. Мгновение оба топчутся на месте, один выбрасывает руку вперед и сразу убирает, другой выкидывает ногу и промахивается. На противоположном конце комнаты Эрик стоит, прислонившись к стене, и зевает. В итоге победа за Уиллом.

Как и ожидалось, следующая схватка между Кристиной и Алом быстрая и безболезненная. Ал падает после нескольких хороших ударов в лицо и не встаёт, отчего Четыре качает головой.

Эдварду и Питеру требуется больше времени. Хотя они два лучших борца, разница между ними очевидна. Кулак Эдварда врезается в челюсть Питера, и я вспоминаю слова Уилла о том, что Эдвард учился борьбе с детства.

Я иду к арене, не глядя ни на кого и ни на что, кроме центра комнаты. Моя злость отчасти утихла, но возродить её нетрудно. Надо только вспомнить, каким холодным был воздух и каким громким смех. «Посмотрите на неё. Она совсем ребёнок».

Молли стоит напротив меня.

– Мне показалось или у тебя родинка на левой ягодице?, – ухмыляется она. – Боже, ты такая бледная, будущий изгой.

Молли направляется ко мне и вкладывает в удар весь свой вес. Когда её тело подается вперёд, я бью соперницу кулаком в живот над пупком. Прежде чем она успевает меня схватить, я проскальзываю мимо неё. Молли больше не ухмыляется. Она бросается ко мне, как будто намеревается схватить, и я отпрыгиваю в сторону. В моей голове звучит голос Эрика, который говорит, что самое мощное оружие, которое всегда в моём распоряжении – локти и коленки. Надо только найти способ их применить. Следующий удар я блокирую предплечьем. Молли скрипит зубами от досады, больше похожая на зверя, чем на человека. Она неумело пытается пнуть меня в бок, я уклоняюсь и, пока она не восстановила равновесие, направляю локоть ей в лицо. Она откидывает голову назад как раз вовремя, и мой локоть задевает только подбородок. Она бьёт меня по рёбрам, и я, шатаясь, отступаю в сторону, переводя дыхание. Я хотела ударить её по лицу, но, возможно, это не слишком умно. Несколько секунд я наблюдаю за ней. Её руки слишком высоко, они прикрывают нос и щёки, а живот и ребра голые. Наши глаза встречаются лишь на мгновение. Я бью оппонентку под пупок. Пока она ловит ртом воздух, я делаю подсечку, и Молли падает на пол. Я замахиваюсь и со всей силы бью её ногой по ребрам.

Мать и отец не одобрили бы избиения упавшего.

Плевать я хотела.

Молли сворачивается клубком, чтобы защитить бока, и я пинаю её снова, на этот раз в живот.

«Совсем ребёнок». Я бью ещё раз, в лицо. Кровь брызжет из носа и заливает лицо.

«Посмотрите на неё». Ещё удар, в грудь. Я заношу ногу для нового удара, но Четыре хватает меня за плечи и с нечеловеческой силой оттаскивает прочь. Я дышу сквозь сжатые зубы, глядя на покрытое кровью лицо соперницы.

– Ты выиграла. Довольно.

Я вытираю пот со лба. Четыре смотрит на меня широко раскрытыми глазами, в которых плещется тревога.

– Тебе лучше выйти, – говорит инструктор. – Сходи проветрись.

Я хотела бы сказать, что испытываю чувство вины.

Но не скажу.

========== Глава 10. Манифест. ==========

Плохое исчезает,

но что-то заменяет ушедшее

и встаёт на его место.

День посещений.

Мы все знаем, что можем спуститься на дно Ямы, весь день вглядываться в лица, но так и не увидеть родного.

Когда я заправляю кровать, в спальню входит Эрик.

– Внимание, я хочу дать вам совет на сегодня. Если каким-то чудом ваши семьи придут навестить вас…

Он изучает наши лица.

– …в чём я лично сомневаюсь, лучше не выказывать особой привязанности. Так будет проще для вас и для них. Кроме того, у нас принято крайне серьёзно относиться к лозунгу «Фракция превыше крови». Привязанность к семье означает, что вы не вполне довольны своей фракцией, а это постыдно. Все поняли?

Последняя часть его речи – единственная, которую он произнес всерьёз: мы бесстрашные и должны поступать соответственно.

Я выскальзываю из спальни. Когда мои глаза привыкают к полумраку коридора, я вижу впереди Кристину и Уилла. Уилл смеётся, наверное, над шуткой Кристины. Я не пытаюсь их догнать. Почему-то кажется, что мешать им будет ошибкой. Ал куда-то пропал. Я не видела его в спальне, и он не идёт к Яме сейчас. Возможно, он уже там. Я провожу пальцами по волосам и убираю их в пучок. Перед самым концом коридора я останавливаюсь.

Стоит ли утруждаться искать в толпе своих родителей? Может, просто вернуться в спальню?

А потом я вижу её. Моя мать в жёлтом платье стоит одна у перил, сжимая руки у груди. Я бегу к ней. На глаза наворачиваются слёзы. Она пришла. Она пришла ко мне.

– Лили, – шепчет она и гладит меня по волосам.

«Не плачь», – приказываю я себе.

Я обнимаю её, смаргивая влагу с глаз, после чего отстраняюсь, чтобы ещё раз взглянуть на маму.

– Где папа?

– Отцу нужно было на работу.

Я опускаю глаза.

– Скажи прямо, что он не захотел прийти.

– Милая, не надо…

Недалеко от нас у перил в одиночестве стоит Эрик. Хотя он уже далеко не неофит, большинство бесстрашных встречаются в этот день со своими семьями. Но видимо его не особо любит собираться вместе.

– Это один из моих лидеров.

Я наклоняюсь ближе к матери и добавляю:

– Немного пугающий, правда?

– Красивый, – поправляет она.

Я машинально киваю. Она смеётся и убирает руку с моих плеч. Я хочу увести её от Эрика, но когда я собираюсь предложить маме отправиться в другое место, он оборачивается.

– Здравствуйте. Меня зовут Натали. Я мать Лили.

Она протягивает ему руку.

В этот момент я молилась, чтобы лидер не выдал, чего-нибудь в своём стиле. Но он лишь неловко берет её ладонь в свою и дважды встряхивает.

– Эрик.

– Мне кое-что известно об инициации Бесстрашия. Я очень переживаю за дочь.

Он внимательно смотрит на меня, а затем произносит:

– Вам не о чем волноваться.

Я против воли заливаюсь краской. Надеюсь, это незаметно. Он просто успокаивает её, потому что она моя мать, или действительно верит, что я способна пройти инициацию?

– Не буду мешать вашему воссоединению.

Мы с матерью смотрим ему вслед.

– Он всегда такой?, – спрашивает она.

– Хуже.

Вдруг невысокая, кругленькая женщина в чёрно-белой полосатой блузке касается моего плеча.

– Прошу прощения. Вы не знаете моего сына? Альберта?

– Альберта? А… вы имеете в виду Ала? Да, я его знаю.

– Вы не в курсе, где мы можем его найти?

– Извините, но нет.

– Как на самом деле твои дела, Лили? Как прошли бои? Какой у тебя ранг?, – накидывается на мена моя мама, как только искренняя пропала с поля нашего зрения.

– Ранг? Ты знаешь, что я дерусь?

– Механизм инициации Бесстрашия вовсе не тайна за семью печатями.

– Я почти в конце списка, мама, – медленно говорю я.

Она качает головой.

– Я так и думала.

Эти слова больно впиваются в самое сердце.

– Мне пора. Ты будешь лучше выглядеть, если мы не проявим особой привязанности.

– Плевать мне, как я выгляжу.

– Напрасно, – возражает она и уходит, оставляя меня там одну.

***

Я возвращаюсь в спальню, пока остальные проводят время с семьями, и вижу Ала. Он сидит на своей кровати и смотрит на пустое место на стене, где прежде висела доска. Четыре снял её вчера, чтобы рассчитать наши ранги первой ступени.

– Вот ты где!, – восклицаю я, – Родители тебя искали. Нашли?

Он качает головой.

– Не хотел их видеть?

– Не хотел, чтобы они спрашивали, как у меня дела. Пришлось бы ответить, а они почувствовали бы ложь. Я проиграл все схватки, кроме первой с тобой. Я плохо справляюсь.

– Но ты проиграл их намеренно. Вот и сказал бы им об этом.

– Родители всегда хотели, чтобы я оказался здесь. Они всегда восхищались бесстрашными и не поняли бы моих объяснений.

– Так вот почему ты выбрал эту фракцию? Из-за родителей?

Ал молча кивает.

– А что показала проверка склонностей?

– Дружелюбие.

Если честно, я не удивлена.

– Возможно, после инициации станет легче.

– К сожалению, я могу оказаться последним в списке, – отвечает Ал.

Некоторое время мы просто сидим рядом. Лучше быть здесь в тишине, чем в Яме, наблюдая, как все смеются со своими семьями.

Отец говорил, что иногда лучший способ кому-то помочь – просто быть рядом. Приятно совершать поступки, которыми он мог бы гордиться, как будто это искупает все мои поступки, которыми он гордиться не мог бы.

– Знаешь, рядом с тобой я становлюсь храбрее, – говорит Ал, – Словно действительно могу здесь прижиться, как ты.

Я собираюсь ответить, но тут он обнимает меня за плечи. Внезапно я замираю, мои щеки вспыхивают. Я надеялась, что неправильно поняла чувства Ала. Но я не ошиблась. Я не склоняюсь к нему. Напротив, подаюсь вперёд, так что его рука падает. Затем я стискиваю руки на коленях.

– Лили, я…

Его голос напряжен. Я смотрю на него. Его лицо такое же красное, как и моё.

– Гм… извини. Я не пытался… Извини.

Я заставляю себя улыбнуться.

– За что извинить?

Мой голос звучит достаточно небрежно. Я смахиваю с джинсов несуществующие соринки и встаю.

– Мне пора. Увидимся позже.

Ал кивает и не смотрит на меня. Я стараюсь не слишком торопиться. Когда дверь спальни закрывается за мной, я прикладываю ладонь ко лбу и слегка усмехаюсь.

***

Единственная тема вечерних разговоров – наши окончательные ранги первой ступени, которые должны скоро объявить.

Мой ранг должен был немного повыситься, после избиения Молли, да и Эрик несколько раз присваивал мне дополнительные баллы, но всё равно может не хватить.

После ужина мы возвращаемся в спальню, и я с трудом не перехожу на бег, сознавая, что ранги ждут нас. Хочется поскорее покончить с этим.

У двери в спальню Дрю отпихивает меня в сторону, чтобы пройти. Я задеваю стену плечом, но не останавливаюсь. При моём росте трудно что-либо разглядеть поверх голов неофитов, столпившихся в глубине комнаты, но когда я нахожу просвет, то вижу, что классная доска стоит на земле, тыльной стороной к нам, прислоненная к коленям Четыре. Инструктор держит в руке кусок мела.

– Я объясню, как определяются ранги, – произносит он, – Количество полученных баллов зависело от вашего уровня мастерства и уровня мастерства поверженного вами противника. Дополнительные очки начислялись за рост мастерства и победу над тем, кто сильнее. Я не награждаю за издевательство над слабыми. Это трусость.

Кажется, при последних словах взгляд Четыре задержался на Питере, но совсем мимолетно, так что я не уверена.

– Если у вас был высокий ранг, вы теряли очки, проигрывая противнику с низким рангом. Вторая ступень обучения весит больше, чем первая, поскольку более тесно связана с преодолением трусости. Тем не менее крайне сложно стоять высоко в конце инициации, если вы стояли низко в конце первой ступени. Завтра мы объявим имена отсеявшихся. То, что вы – переходники, а неофиты из бесстрашия нет, не будет принято во внимание. Возможно, четверо из вас станут бесфракционниками и ни один из них. Или четверо из них станут бесфракционниками и ни один из вас. Или любой промежуточный вариант. Тем не менее вот ваши ранги.

Он вешает доску на крюк и отступает в сторону, чтобы мы увидели ранги:

1. Эдвард

2. Питер

3. Уилл

4. Кристина

5. Молли

6. Лили

Я перевожу взгляд ниже.

7. Дрю

8. Ал

9. Майра

Ал не самый последний, но, если неофиты из Бесстрашия не провалят свою версию первой ступени, он – бесфракционник.

– Что?!, – рявкает Молли, тыча пальцем в Кристину, – Я победила её! Я победила её за считанные минуты, и она стоит выше меня?!

Кристина скрещивает руки на груди и самодовольно улыбается.

– Если ты намерена обеспечить себе высокие позиции, советую не заводить привычку проигрывать противникам с низким рангом.

Голос ниоткуда взявшегося Эрика прорезает шепотки неофитов. Он проходит мимо, не глядя ни на кого.

Слова лидера уязвляют меня, напоминая, что я – тот самый противник с низким рангом. Очевидно, Молли тоже об этом вспоминает.

– Ты.

Она, щурясь, пристально глядит на меня.

– Ты за это ответишь.

Я думала, она бросится на меня или ударит, но она только поворачивается и вылетает из спальни, что хуже. Если бы она взорвалась, её ярость иссякла бы быстро. Уход означает, что она намерена обдумать план мести. Уход означает, что я должна быть начеку.

Уилл и Кристина «дают пять» друг другу, после чего парень хлопает меня по спине ладонью.

– Вы только посмотрите! Номер шесть, – усмехается он, – Надо отметить.

– Ну так идём, – радостно отвечаю я.

Кристина хватает за руки меня и Ала.

– Идём, Ал. Ты же не знаешь, как справились рождённые в Бесстрашии.

– Я лучше лягу, – бормочет он, выдергивая руку.

***

Той ночью мне не удаётся заснуть. Раньше мне казалось, что в спальне очень шумно от чужого дыхания, но сейчас в ней слишком тихо. Слышу на другой стороне комнаты возню и отрываю голову от подушки. Раздается шарканье, затем скрип ботинков. Тяжелый удар. А затем вой, от которого кровь стынет в жилах. Я откидываю одеяло и спускаю на каменный пол босые ноги. Я все еще вижу недостаточно хорошо, чтобы найти источник звука, но в нескольких кроватях от меня на полу лежит тёмная груда.

Новый вопль пронзает мои уши.

Вспыхивает свет.

Эдвард лежит на полу рядом со своей кроватью и держится за лицо. Вокруг его головы лужа крови, а между скрюченными пальцами торчит серебряная рукоятка ножа. Я узнаю нож для масла из столовой. Лезвие воткнуто в глаз Эдварда. Майра стоит в его ногах и рыдает.

Я опускаюсь у его головы, встав коленями в лужу крови, и кладу ладони ему на плечи.

– Не двигайся, – говорю я.

Эдвард снова дёргается, и я повторяю громче и строже:

– Не двигайся. Дыши.

– Мой глаз!, – вопит он.

Я чувствую гадкий запах. Кого-то стошнило.

– Вытащи его!, – кричит он, – Вытащи его, вытащи из меня, вытащи его!

Я должна подавить свою истерику, если хочу помочь ему.

– Нет. Надо подождать доктора. Слышишь? Пусть доктор его вытащит. А пока просто дыши.

– Мне больно, – всхлипывает он.

– Всё будет хорошо.

Я стараюсь говорить твёрдо, как будто это не пустые слова. Но это ни так.

Приходит медсестра, она велит мне отойти, и я подчиняюсь. Мои руки и колени сплошь в крови. Оглянувшись, я вижу, что не хватает двоих.

Дрю.

И Питера.

***

После того как Эдварда забирают, я иду в ванную комнату, прихватив с собой смену одежды, и мою руки. Кристина идёт со мной и стоит у двери, но ничего не говорит, чему я рада.

Я долго и тщательно тру руки, чтобы вычистить кровь. Переодеваюсь в брюки, которые принесла, и выбрасываю испачканные в корзину. Беру столько бумажных полотенец, сколько могу унести. Кто-то должен прибраться в спальне, а мне вряд ли удастся заснуть.

Когда я тянусь к дверной ручке, Кристина произносит:

– Мы ведь знаем, кто это сделал?

– Думаю да.

– Мы должны об этом рассказать?

– Не знаю. У нас нет никаких доказательств.

Кристина больше не произнесла ни слова.

Через полчаса я стою на коленях на полу нашей спальни и вытираю кровь Эдварда. Кристина выбрасывает грязные бумажные полотенца и подаёт мне новые.

Майра отправилась за Эдвардом в больницу.

В ту ночь никто особо не спит.

***

– Наверное, это прозвучит странно, – говорит Уилл, – но лучше бы у нас не было сегодня выходного.

Я киваю. Я знаю, что он имеет в виду. Занятие отвлекло бы нас.

Я редко остаюсь с Уиллом наедине, но Кристина и Ал дремлют в спальне, а никто из нас не хочет находиться в ней дольше, чем нужно. Я тщательно вымыла руки после того, как вытерла кровь Эдварда, но все равно ощущаю её на своих ладонях.

– Можно навестить его, – предлагает Уилл, пока мы бродим по коридору, – Но что мы скажем? «Я не очень хорошо тебя знал, но сожалею, что тебе выкололи глаз»?

Не смешно. Я понимаю это сразу, но смешок все равно поднимается в горле.

– Извини, – говорю я, – Просто это так нелепо.

– Ты когда-нибудь читала манифесты фракций?, – спрашивает Уилл.

Манифесты фракций были написаны сразу же после их образования. В школе о них упоминали, но я их не читала.

– Нет.

Я думала задать ему встречный вопрос, а потом вспоминаю, что Уилл рассказывал, как один раз запомнил карту города ради развлечения.

Конечно он читал.

– Вот одна из строк, которые я запомнил из манифеста Бесстрашия: «Мы верим в будничные проявления мужества, в отвагу, которая заставляет одного человека вставать на защиту другого»., – говорит Уилл и вздыхает, – Пойдем в столовую.

– Пойдём.

По дороге я мысленно повторяю процитированную Уиллом строчку, чтобы не забыть её.

«Я верю в будничные проявления мужества, в отвагу, которая заставляет одного человека вставать на защиту другого».

========== Глава 11. Небоскрёб. ==========

Иногда люди хотят быть счастливы,

даже если не по-настоящему.

Позже, когда я возвращаюсь в спальню, постельное белье Эдварда убрано, а ящики выдвинуты и пусты. Кровать Майры на другой стороне комнаты выглядит так же.

Я спрашиваю Кристину, куда они подевались, и она отвечает:

– Ушли.

– И Майра?

– Она сказала, что не хочет оставаться здесь без него. Её в любом случае должны были отсеять.

– По крайней мере, они не отсеяли Ала.

Ал должен был покинуть фракцию, но уход Эдварда спас его. Бесстрашные решили допустить его к следующей ступени.

Я смотрю на классную доску. Кто-то зачеркнул имена Эдварда и Майры и переправил номера рядом с именами остальных. Теперь Питер первый.

Я пятая.

Перед началом первой ступени нас было девять. Теперь осталось семь.

***

Я сижу в незнакомом коридоре. Я пришла сюда, потому что хотела убраться подальше от спальни. Возможно, если принести сюда постель, мне больше не придется возвращаться в неё. Или у меня разыгралось воображение, или там действительно до сих пор пахнет кровью, несмотря на то что я терла пол, пока не покраснели руки.

– Лили?

Я так была погружена в свои мысли, что не заметила как передо мной остановилась Софи.

– Всё в порядке?, – спрашивает она.

– У меня была трудная ночь.

– Да, я слышала о том инциденте. Не хочешь выбраться отсюда?

– Что? Куда вы идёте?

– На скромный ритуал инициации. Идём. Надо поторопиться.

Я рывком поднимаюсь и бегу рядом с Софи.

– Обычно разрешают приходить только тем неофитам, у кого есть старшие братья и сестры среди бесстрашных. Но тебя могут не заметить. Просто веди себя непринужденно.

– Что именно мы делаем?

– Кое-что опасное.

Свинцовая тяжесть в груди сменяется возбуждением. Догнав неофитов из Бесстрашия, мы замедляем шаг.

– А эта что здесь делает?

– Она только что видела, как парню выкололи глаз, Гэб, – отвечает Софи, – Полегче с ней, ладно?

Парень пожимает плечами и отворачивается. Больше никто ничего не говорит, хотя я ловлю на себе несколько изучающих косых взглядов.

Мы снова заворачиваем за угол, и в конце следующего коридора стоит группа членов фракции.

Я держусь за Софи.

– Чёрная лестница, – почти бормочет девушка, – Обычно она заперта.

Я киваю, хотя она меня не видит, и поднимаюсь по лестнице. Когда ступени заканчиваются, появляется открытая дверь, сквозь которую падает дневной свет. Мы выходим из-под земли в нескольких сотнях ярдов от стеклянного здания над Ямой, недалеко от железнодорожных рельсов. Я слышу гудок поезда. Мы единой группой бежим рядом с вагоном, и члены фракции и неофиты наравне забираются волнами в вагон. Люди сзади напирают и я не могу позволить себе ошибиться; я бросаюсь в сторону, цепляюсь за ручку на стенке вагона и подтягиваюсь внутрь. Софи хватает меня за плечо, чтобы поддержать.

– Куда мы едем?

Девушка пожимает плечами.

– Адам мне не сказал.

– Адам?

– Мой старший брат.

Софи указывает через вагон на парня, который сидит в дверном проеме, свесив ноги.

– Вы не должны знать. Это испортит сюрприз!, – кричит бесстрашная, которая стояла слева от меня, – Меня зовут Шона.

– Меня…

– Я знаю, кто ты, – перебивает она, – Ты из Дружелюбия. Эрик говорил о тебе.

Надеюсь, краска на моих щеках незаметна.

– Да? И что он сказал?

– Сказал, что ты была дружелюбной. А почему ты спрашиваешь?

– Если мой лидер говорит обо мне, – как можно тверже отвечаю я, – хотелось бы знать, что именно. Кстати, он здесь будет?

– Нет. Он больше здесь не бывает. Наверное, ему неинтересно. Его трудно напугать.

– Ты хорошо его знаешь?, – спрашиваю я.

– Мы вместе были неофитами. Я плохо дралась, и он учил меня по ночам, когда все засыпали.

Она поднимается и встаёт за членами фракции, сидящими в дверях.

– Пора!, – кричит Шона.

Поезд не замедляет ход, но она всё равно выпрыгивает из вагона. Остальные члены фракции следуют за ней. Мы с Софи выпрыгиваем вместе. Подняв глаза, я понимаю, куда мы направляемся: в небоскрёб Джона Хэнкока – самое высокое здание города.

Когда двери лифтов небоскрёба распахиваются, мы грузимся внутрь: члены фракции в один лифт, неофиты в другой.

Внутри бритая наголо девушка наступает мне на ногу и не извиняется. Морщась, я подумываю пнуть негодяйку по голени.

– Какой этаж?,– спрашивает это неприятная особа.

– Сотый, – отвечаю я.

– Ты то откуда знаешь?

– Линн, успокойся, – говорит Софи.

– Мы в стоэтажном заброшенном здании с бесстрашными, – рявкаю я, – Какой ещё этаж нам может быть нужен?!

Она не отвечает. Просто вдавливает нужную кнопку.

Лифт несётся наверх так быстро, что у меня сосёт под ложечкой и закладывает уши. Я хватаюсь за поручень у стенки. Наконец лифт замирает на сотом этаже.

– Интересно, как мы выберемся на крышу… – Софи умолкает.

В потолке сотого этажа зияющая дыра. Адам прислоняет к её краю алюминиевую лестницу и начинает взбираться. Лестница скрипит и шатается у него под ногами, но он спокойно поднимается, насвистывая. Выбравшись на крышу, он поворачивается и придерживает лестницу для следующего.

Я на мгновение задумываюсь, не ждёт ли нас верная смерть под маской игры.

Я поднимаюсь по лестнице после Софи. Прикусив губу, я добираюсь до верха и встаю на крыше небоскрёба Джона Хэнкока.

К одному из столбов на крыше башни приделан стальной трос толщиной с моё запястье. На земле лежит груда черных перевязей из грубой ткани, достаточно больших, чтобы вместить человека. Адам хватает одну из них и закрепляет на шкиве, который свисает со стального кабеля, который тянется поверх группы зданий. И не видно, где он заканчивается.

Зато становится ясно, что мы собираемся скользить в чёрной перевязи вниз по стальному тросу с высоты тысяча футов.

– О боже, – произносит Софи.

Шона первой забирается в перевязь. Адам закрепляет ремнём её плечи, поясницу и верх бёдер. Он подтягивает её к краю здания и начинает обратный отсчёт от пяти. Шона показывает большой палец и парень толкает её вперед. Линн ахает, когда девушка под крутым углом несётся к земле, головой вперёд. Я протискиваюсь поближе, чтобы лучше видеть. Насколько можно судить, пока Шона не исчезает вдали, превращаясь в черную точку, она надежно закреплена.

Члены фракции гикают, потрясают кулаками и выстраиваются в очередь, порой отпихивая друг друга, чтобы занять лучшее место. Почему-то я оказываюсь первым неофитом в очереди, сразу перед Софи. Между мной и скоростным спуском всего семь человек. Я испытываю странную смесь ужаса и нетерпения.

Похоже, члены фракции совсем не боятся. Они ведут себя, как будто проделывали это уже тысячи раз, и, возможно, так и есть. Но, оглядываясь через плечо, я вижу, что большинство неофитов бледны или встревожены. Что же происходит между инициацией и вступлением во фракцию, если в людях происходят такие изменения?

Передо мной три человека. Два человека. Один человек.

Моя очередь.

Я дрожу, пока Адам подвешивает мою перевязь на трос.

– Не волнуйся, – шепчет парень мне на ухо.

Он берёт мою руку и помогает залезть в перевязь, лицом вниз. Ремень обнимает мою поясницу, и Адам толкает меня вперед, к краю крыши.

– Готова, дружелюбная?, – ухмыляется парень, – Должен сказать, я впечатлён, что ты не вопишь и не рыдаешь уже сейчас.

– Я же говорила, – произносит Софи, – Она бесстрашная до мозга костей. А теперь займись уже делом.

– Осторожнее, сестрёнка, а то забуду затянуть твои ремни как следует, – парирует Адам и хлопает себя по колену, – И тогда шмяк!

– Ага, конечно. Наша мать сварит тебя заживо.

– Только если узнает.

Адам проверяет шкив, прикрепленный к стальному тросу. Если он сломается, мне не миновать мгновенной смерти.

– На старт, внимание, м…

Не договорив «марш», он отпускает перевязь, и я забываю о нем, забываю о Софи, о семье и обо всём, что может сломаться и повлечь мою смерть. Я слышу, как металл скользит по металлу, и чувствую ветер, настолько яростный, что слезы наворачиваются на глазах. Мне кажется, что я лишилась веса. В надёжном коконе ремней я раскидываю руки в стороны и представляю, что лечу. Моё сердце бьется так сильно, что больно, и я не могу кричать, не могу дышать, но зато чувствую всё, каждую мышцу, каждую кость и каждый нерв. Всё ожило и гудит в моём теле, как будто заряжено электричеством. Я – чистый адреналин.

Когда скорость падает, я провожу пальцами по волосам. Ветер завязал их узлами. Я вишу футах в двадцати над землей, но теперь эта высота кажется ничтожной. Я тянусь за спину и пытаюсь расстегнуть ремни, которые удерживают меня на месте. Пальцы дрожат, но мне все равно удается ослабить их. Толпа членов фракции стоит внизу. Они держат друг друга за руки, образуя подо мной сеть. Чтобы спуститься, я должна им довериться. Возможно это даже более отважный поступок, чем соскользнуть по канату. Я ползу вперед и падаю. Сильно ударяюсь о руки, которые и помогают мне встать.