Текст книги "I follow you (СИ)"
Автор книги: Squ Evans
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
– Да нет, ты меня не напрягаешь. Почему меня вообще должен напрягать человек, который как-то оживил обстановку в моем доме?
– Потому что я все еще чужой для тебя человек?
– Я бы не сказал, что чужой. Малознакомый – возможно. Но это ведь можно исправить. Ты бы знал, как давно я ни с кем не общался.
– Но…
– Еще одно слово, и я выбью тебе зубы.
Я закрыл рот, щелкнув этими самыми зубами, и кивнул, глядя на него. Я видел, что Илья и впрямь редко общается с людьми, посему постоянно зависал на несколько секунд, пытаясь подобрать нужные слова. С интровертами мне и раньше доводилось общаться, и они довольно быстро вызывали у меня скуку. Но Илья, несмотря на это, все же мало был похож на таких людей. Просто человек, отвыкший к контакту с другими людьми. И как он вообще мог работать в школе, тем более среди старших классов?
Илья засыпал быстро. Как попугай, если накрыть его клетку одеялом. становилось темно и тихо, и он уже спал так, что до утра не разбудишь. В этот раз ему понадобилось примерно десять минут на то, чтобы уснуть. Я поставил подбородок на его плечо и вздохнул, закрывая глаза. Все вокруг было чертовски странным для меня. Слишком домашним и спокойным. К такому слишком быстро привыкаешь. Того гляди и я стану совсем одомашенным.
Наверное, я почти не против. Почти.
Я представлялся себе каким-то героем романтической комедии, стоя на кухне и жаря блины с самого утра. Из колонок доносился приглушенный голос Марвина Гэя, а я перекладывал очередной блин на тарелку. Это все еще оставалось одно из тех блюд, которые я никак не мог научиться нормально готовить. По вкусу они выходили неплохими, а вот с формой была полная беда. Ни одного идеально круглого.
В последнее время я готовил раз в десять чаще, чем за всю свою жизнь, но ничего плохого в этом не находил. Нужно было бы позвонить Тому и попытаться объяснить свое отсутствие, но зарядник от телефона я оставил дома. Надеюсь, меня не считали мертвым или пропавшим без вести, хотя отчасти таковым я и являлся. Наверное, меня все же уволили.
Илья пришел на кухню, когда я уже закончил, переложив на тарелку последний блин. Я посмотрел через плечо на сонного парня, который снова завис, рассматривая точку где-то в пространстве.
– Бред какой-то, – наконец произнес он, посмотрев на меня, добавляя. – Если бы ты еще был в моей рубашке, я бы прямо сейчас вышел через окно.
– У меня были такие мысли. Потому и не надел.
Илья кивнул, беря тарелку и переставляя ее на стол, и посмотрел на меня через плечо.
– Здесь есть подвох? В честь чего?
– Я выкинул твои таблетки. И вообще всегда их выкидывал, – я быстро переставил блины обратно ближе к плите со стола, чтобы спасти то, на что потратил полтора часа.
– Повтори.
– То, что я выкинул твои таблетки? Или то, что я их всегда выкидывал? – я опустил взгляд на руки Ильи.
Пальцы дрожат. Чего и стоило ожидать. Перевел взгляд на ноутбук. Наверное, надо было спасти и его. Но для начала спасти себя. Илья закрыл глаза, тяжело вздыхая и упираясь одной рукой в стол. Это была не лучшая моя идея.
Подойдя ближе к нему, я взял его за запястья, стараясь смотреть только в глаза, хоть и стало немного не по себе от загоревшегося в них огня.
– Тс-с. На кой черт тебе эти таблетки, – меня разрывало на части: с одной стороны, мне жуть как хотелось наконец увидеть его в гневе, а с другой – я все же не хотел быть убитым именно этим утром.
– Соло, ты совсем охренел? – длинные пальцы обвили мои запястья и сжали их до боли. Я поморщился, не отводя от него взгляд и вытерпливая. Наверняка останутся синяки. И я, не сумев придумать ничего умнее, чем нацепить улыбку на лицо, положить одну руку ему на плечо и начать раскачиваться под музыку, все еще звучащую из колонок. От злости это не спасло, но теперь к ней добавились растерянность и недоумение. – И что ты делаешь?
– Танцую, – я склонил голову в бок, вскинув брови, и прижал подушечки пальцев его второй руки, продолжавшей сжимать мое запястье, к бедру. – Не говори, что ты не умеешь.
Шаг вперед, шаг в сторону, поворот, шаг вперед, шаг в сторону, поворот. Как вальс, только слегка быстрее. Главное смотреть ему в глаза, ловить это недоумение в глазах и чувствовать, как хватка постепенно слабеет. Он не умеет танцевать. Его движения слишком твердые и прямые. Во время танца он напоминал медведя даже больше обычного.
– Это несложно, – сказал я вполголоса, кладя его пальцы себе на бедро, пока те более-менее перестали сжимать запястье, и взял за вторую руку. Я посмотрел ему в глаза, сглотнув, и добавил: – Просто повторяй за мной.
Шаг вперед, шаг в сторону. Поворот. Он смотрел под ноги, хмурился. Шаг вперед, шаг в сторону. Поворот. Поднял взгляд, вскинул брови, спрашивая одним лишь взглядом, все ли правильно делает. И я кивнул ему, видя, как огонь в глазах постепенно гаснет, взял за руку крепче, прижавшись, надеясь, что так ему будет понятнее.
– Пространство, Соло.
Я вскинул брови.
– Я в фильме видел, – пояснил он, отодвинув меня. – Между партнерами должно быть пространство.
Я усмехнулся, кивнув, и продолжил. Шаг вперед, шаг в сторону, поворот. Точно под мысленный счет: раз, два, три, раз, два, три. Только немного быстрее, чтобы попадать в такт музыке.
Только дураки влюбляются в тебя, только дураки. Только дураки поступают как я, только дураки.
Я поднял взгляд, глядя ему в глаза, и повторил движения снова. Танцевать приходилось, поднявшись на цыпочки. Чертова разница в росте. Я смотрел ему в глаза, чувствуя, что он двигается уже лучше.
Наши жизни не столкнулись, и мне это ясно. Шаг вперед. Шаг в сторону. Различия, и импульсы, и твоя одержимость мелочами. Поворот. Шаг вперед. Ты предпочитал сухой дезодорант, а мне нравился спрей. Шаг в сторону. Поворот. Но мне плевать, я не сдаюсь, я все еще хочу всего этого. Развернуться. Прижаться спиной. Время учить новые движения, большевик. Только дураки влюбляются в тебя, только дураки. Шаг вперед. Шаг в сторону. Поворот. Прижиматься спиной. Закрыть глаза. Повторять движения. Только дураки поступают как я, только дураки. Шаг вперед. Шаг в сторону. Поворот. Позволить сжать свои пальцы. Почувствовать дыхание на шее. Только дураки влюбляются в тебя. Шаг вперед. Шаг в сторону. Замедлить темп. Не задрожать от прикосновений к шее. Только дураки. Расслабиться. Поддаться. Позволить укусить.
– Ты ужасен, ковбой.
– Ты ничем не лучше, большевик.
У Ильи потрескавшиеся губы, словно он был на морозе. Когда они скользят по коже, это напоминает снег, который прижимают к руке, только выйдя из тепла. Слегка покалывает, прохладно. Но приятно. Когда он задерживается губами под лопаткой, чувствуешь, как внутри все завязывается в узел. Когда он кусает – как все внутри рушится и собирается заново. Когда его руки опускаются вниз по животу, появляется чувство, будто с тебя стекает вода. Когда он закрывает тебе глаза ладонью, одновременно с этим прижимаясь губами к пояснице, ты понимаешь, что все время делал все правильно. Когда он прижимает к себе, чувствуешь, что абсолютно все оставшееся за стенами этого дома не имеет никакого значения. И все это кажется настолько потрясающим, что ты стоишь и не можешь вдохнуть.
Ты понимаешь, что и впрямь влюбился, когда он кладет тебя на кровать, нависая сверху, и замирает, глядя в глаза. Такой высокий и дьявольски красивый. Он прижимает к себе, и ты чувствуешь, что у него все еще дрожат пальцы. Только теперь уже вряд ли от гнева.
– Ненавижу тебя за тебя, ковбой.
– Взаимно, большевик.
Я лежал на животе, подмяв под себя его подушку, и смотрел на голую спину перед собой. Илья потер поясницу и глянул на меня через плечо:
– За таблетки все равно прибью.
Я усмехнулся, протянув к нему руку и поставив два пальца на выступающий позвоночник, перешагивая от одного позвонка к другому.
– Ты и без них прекрасно обходиться сможешь.
Я запоздало вспомнил об остывших блинах, так и оставшихся стоять возле плиты, но быстро отбросил от себя эти мысли.
Илья опустился обратно на кровать, потирая спину, по которой только что ходили мои пальцы, и посмотрел на меня, прикрыв глаза.
– А у тебя откуда шрам? – я протянул к нему руку и прижал кончики пальцев к шраму на виске. Как хотел сделать всегда. Кожа на его месте гладкая и мягкая. И впрямь контрастирующая с остальной.
Илья расслабленно прикрыл глаза, повел плечом, но возражать против моих прикосновений не стал.
– Пряжкой ремня получил за прогул.
– Серьезно?
– Не-а. На самом деле, в детстве много дрался, так и получил.
– И больно было?
– Как будто я помню, – он отодвинул мои пальцы, пощупав свой шрам, словно проверяя, не мог ли он исчезнуть за время нашего разговора, и посмотрел на меня. – Ты вот помнишь, что чувствовал, когда свой первый шрам получил?
Я мотнул головой, сам же начиная шариться в памяти. Я даже не мог сказать, какой из шрамов на руке был получен первым. Царапины заживали быстро, а вот белые полосы были со мной всю жизнь, сколько я себя помнил.
– Со школы пошло. Не помню из-за чего. Вроде бы, порезался где-то. Не помню, серьезно, – я посмотрел на его пальцы, снова легшие поверх моей руки. Я не мог вспомнить, когда в последний раз позволял вот так запросто трогать свои шрамы. – Клуб суицидников, ей-богу.
– Ты суицидник поглавнее меня, Соло, – он похлопал меня по запястью и потянулся, зевая в кулак.
– В интернете это называют селф-харм, – произнес я с видом знатока и ощутил на себе недоуменный взгляд.
– Ты сейчас выматерился?
– Нет, умник, это термин такой. Ну, пошел среди подростков, которые причиняют себе боль осознанно, руки там режут, вены, все такое. Понимаешь?
Илья вскинул брови, тяжело вздохнул и отвернул голову.
– Охуенная история.
Я усмехнулся, махнув на него рукой, мол, что с таким темным вообще говорить.
– Пойдешь со мной?
– Куда именно? – я посмотрел на него, потянувшись.
Илья повернул голову, вскинув брови, посмотрев на меня так, словно я предложил ему кого-нибудь убить.
– Гулять, куда же еще. Не вечно же тебе сидеть здесь, – я присел, глядя на него, и склонил голову в бок. – А то потом обвинишь меня в том, что у тебя начался стокгольмский синдром.
– Вау, а ты все-таки о чем-то да знаешь.
Он щелкнул меня по лбу, фыркнув, и пошел к шкафу. Бросив мне на кровать купленные им же для меня джинсы, он порылся в шкафу еще с минуту и следом бросил свою футболку.
– Задашь вопрос, выбью зубы.
Я пожал плечами, поднялся с кровати, подошел сзади к Илье, беря с полки его трусы и идя за остальными вещами.
– Я устал стирать свои трусы, буду носить твои, – пояснил я, идя уже в ванную. Илья фыркнул вслед, что-то проворчав. Кажется, опять на русском.
Я посмотрел на свое отражение в зеркале над раковиной, закрыв за собой дверь. Гель для волос Илья мне так и не купил, и я постоянно ходил кудрявым. По правде говоря, я только обратил внимание на то, что кудряшки не так уж сильно и вились. Да и шрамы на руках не так уж ужасно выделялись. И я к тому же не так плохо выглядел.
Как, однако, хорошее настроение на мою самооценку влияет.
– Слушай, ты такую херню пишешь.
Я чуть не поскользнулся, слишком резко повернув голову, отчего в шее неприятно потянуло. Прижав пальцы к больному месту и начав его массировать, прошипел:
– Какого хрена? Ты ведь знаешь, что я моюсь.
– Да что я у тебя там не видел, – он отмахнулся, отодвигая дверцу душевой кабинки, продолжая смотреть на страницы «Нью Ньюс» в своих руках. – Серьезно, ты вообще сам понимаешь, что ты пишешь?
Я фыркнул, отвернув голову, и продолжил смывать с нее пену, делая вид, что абсолютно не заинтересован в том, что он говорил.
– Ты точно смотрел фильм, о котором писал? – я усилил напор воды. – Тут же просто одно предложение разными словами, у тебя редактор без мозгов совсем, что ли? – я подставил лицо воде, не желая слушать Курякина. Не то чтобы мне было обидно за свою статью, которую я, впрочем, и впрямь писал для «лишь бы было». Просто слушать ворчание Ильи это не самая приятная вещь. Особенно когда ты моешься.
– Вот сам послушай: «..и вцелом создается впечатление, что создатели снимали фильм исключительно для того, чтобы получить побольше де…», – я направил струю душа прямо на газету. Илья поднял взгляд, вскинув бровь. – Ты совсем дикий, что ли?
Я фыркнул, отвернув голову и повесив шланг обрано, смывая пену с плеч. Илья что-то ворчал за спиной, наверное, возмущался из-за того, что я испортил единственную вещь, которая как-то развлекала его в тот момент.
Когда я вышел из душа, Илья все еще был в ванной. Сидел на стиральной машине, листая остатки газеты. Скорее всего, сейчас он читал статью на седьмой. Эта страница обычно принадлежала Дакоте, пишущей преимущественно о событиях в городе вроде починки дорог или открытии нового кафе. Он даже не поднял взгляд, продолжая читать и хмуриться, порой почесывая себя за ухом. Я заглянул в газету, натягивая на себя трусы. Нет, не угадал. Это была страница с гороскопами. Я поднял на него взгляд.
– ..Львов на этой неделе ждет неожиданный сюрприз. Будьте готовы к любой выходке ваших близких. От них зависит, будет ли ваш сюрприз положительным или нет, – он поднял взгляд. – Скажи, кто у вас составляет гороскопы? У вас все в редакции одно и то же разными словами пишут? Это ваша фишка?
– Еще одно слово, и…
– Выбьешь мне зубы? Это моя фишка.
– Засуну тебе трусы в рот.
– Ну да, эта участь пострашнее.
Я отвернулся, скрыв улыбку, и надел джинсы, посмотрев на себя в зеркало снова.
– А про Рыб что пишут?
– А ты Рыба?
– Нет, просто так попросил, – я облокотился бедром о стиральную машину, поставил подбородок ему на плечо и посмотрел на страницу газеты.
– Рыбы на этой неделе должны быть осторожны, потому что могут получить по шее от Львов.
– Вообще-то здесь написано…
– Льву лучше знать.
– О, ну раз ты так говоришь, – усмехнулся, отступив от него и натянув футболку. В гороскопе была написана банальщина: большая удача и здоровье. Такое писали через каждые две недели, надеясь, что это все равно не прочтут.
– Пошли, лев, пока твоя рыба не уплыла в одинокое плавание по Нью-Йорку.
Илья спрыгнул со стиральной машины, выходя следом в коридор.
Конец июля выдался на удивление холодным. Такая погода не покидала город уже с самого мая. Я шел немного позади Ильи, говорящего то на русском, то на английском. Кажется, он пытался объяснить мне что-то о своем родном языке, но я, если честно, абсолютно его не слушал. В отличие от него я, как обычно, мерз. Мерз бы и дальше, если бы Илья не решил, что моя возможная смерть от переохлаждения это не лучшее, что могло случиться в этот день, и великодушно не отдал свою куртку. Коричневый кожзам, но жаловаться не приходилось. Илья шел, кажется, в том же свитере, который был на нем в тот день, когда я впервые его увидел. Черный, с высоким горлом, закрывающим его шею.
– Эй, большевик, – он посмотрел на меня через плечо, явно будучи недовольным тем, что я прервал его негромкий монолог на двух языках сразу. – Я думал, ты гуляешь где-то еще, кроме Центрального парка. В смысле, здесь изучать-то нечего.
– Ты здесь с рождения. А я всего несколько лет. Замечаешь разницу? – я пожал плечами. – Тем более, за день его точно не обойдешь. И с чего ты взял, что я хожу только здесь?
– У меня интуиция хорошая. И логика развита, – я посмотрел на него, пожимая плечами. По утрам в Центральном парке не так много людей. Даже если учесть, что на часах уже почти полдень и на календаре июль. В основном это были школьники и студенты (к слову, долго здесь не задерживающиеся, видимо, из-за погоды) и офисные рабочие из ближайших многоэтажек, у которых был обеденный перерыв. И парочка таких же зевак как мы.
Илья фыркнул, сворачивая в сторону пруда. Я за ним.
– Просто ты зажравшийся нью-йоркец, который привык вообще ко всему.
– А ты московский зануда, я же ничего не говорю.
Илья посмотрел через плечо, вскинув брови.
– Откуда знаешь?
– О чем именно? О том, что ты зануда? Ну, ты бы хоть раз себя послушал, – я поднял плечо, потершись о него носом, и косо посмотрел на Курякина, остановившегося в паре метров от воды.
– Я вроде не говорил тебе, где я вырос.
– А я уже говорил, что у меня хорошая интуиция, – я перевел взгляд на проплывающую за спиной Ильи утку, явно ожидающую, когда ей подбросят хлеба. Вообще-то, уток я здесь уже давно не видел. Наверное, с того самого момента, когда какой-то придурок пришел и перестрелял их всех. Не помню точно, сидит ли он до сих пор в тюрьме или все же откупился приличной суммой.
– Или ты врешь хорошо.
В десятку, большевик.
Я подошел к воде, пожав плечами снова и посмотрев на Илью.
– Значит, ты все-таки москвич? – он кивнул, скрестив руки на груди. – И как там?
– Нормально, – он подошел сзади, положив ладонь мне на плечо, заставив обернуться. – Ты не врешь мне?
– А требуется? – я окинул его взглядом, заметив, что его уголки рта дрожат, вот-вот грозясь превратиться в улыбку. Не скажу, что самую ласковую, судя по огоньку в глазах.
– И ты доверяешь мне?
– Что за вопросы?
Он положил обе руки мне на плечи и легко (видимо, только по его меркам) толкнул вперед. Не удержав равновесия больше от неожиданности, чем от силы толчка, я оказался в воде. Сообразить я не успел. Секунда, за которую я мог ухватиться за рукав Курякина и потащить его за собой, была упущена, и мне оставалось только сидеть в воде, хмуро глядя на него исподлобья.
– Очень смешно. И очень по-взрослому, – я поднялся на ноги, отряхиваясь и фырча, надеясь, что в парке найдется место, где можно будет высушить задницу. Отряхнув штаны, я посмотрел на Илью, зажимающего рот ладонью и мелко трясущегося. Он никогда не показывал, как он улыбался, а каждый раз, начиная смеяться, отворачивал голову или закрывал ее чем-нибудь.
– Мудак, – отказываться от своей идеи я не собирался. Схватив его за обе руки, я резко дернул его на себя, но, как обычно, не успел отступить в сторону, отправившись под воду снова. Только теперь не в одиночестве.
Илья фырчал, отряхивался, звучно матерясь на русском. Схватил меня за шкирку и потащил быстрее к берегу, говоря уже на понятном мне английском:
– Ты совсем уже, Соло? Тут плавать запрещено, а ты меня в воду тащишь.
– Ты первый начал, – оказавшись на берегу, я снял с себя куртку, отряхивая ее. В кроссовках неприятно хлюпало. – Мудак, господи.
Илья снова фыркнул, выжимая штанины джинс и оглядываясь по сторонам.
– Ты не знаешь, где здесь туалет?
– Живу недалеко, пошли, – я накинул мокрую куртку на спину и, стараясь игнорировать влагу в кроссовках, широким шагом направился в сторону метро. Из Центрального парка ехать до моей квартиры всего пару станций.
– Где гарантия, что это не замануха для смены локаций? – я обернулся на его голос, вскинув брови. – Ну, захотелось разнообразить секс.
Я молча показал ему два пальца, как бы обозначая, сколько раз мы таким занимались.
– Если бы мы с тобой трахались каждый день, – добавил я, – я бы еще подумал о смене обстановки. А пока у тебя дома столько стен и столов, ух. Грех жаловаться.
Только в метро я понял, что ехать ко мне в квартиру было не самой удачной идеей. Не самой удачной идеей больше для Ильи, чем для меня.
– Я уже высох, ну его, а? – я остановился возле выхода со станции. Илья без лишних слов положил ладонь мне на задницу и кивнул.
– Ага, высох, – и пошел дальше, продолжая выжимать рукава. Кажется, он все же растянул свой свитер.
– Здесь неподалеку есть нормальный отель, лучше там. У меня не убрано, – я нагнал его, потянув за собой в сторону. Показывать свою квартиру в его же фотографиях мне не очень хотелось. Хотя бы потому, что это была моя квартира, увешанная его фотографиями. – А в отеле и высушишься, и помоешься, и потрахаешься, все что угодно.
Илья одернул плечо, даже не посмотрев на меня, опустил руку, сжав мне запястье, и пошел быстрее.
– Ты у меня сколько жил? Я должен же хоть раз побывать у тебя, – он не знал, куда идти, потому через несколько секунд остановился, посмотрев через плечо. – Если это не бордель. Если ты не заметил, бардак меня не пугает.
Я хмыкнул, отцепив его пальцы от своего запястья. Вода в кроссовках все еще булькала, и мне хотелось выкинуть их вместе с носками и пойти босиком. Показывать ему дорогу я не собирался и старался показать это всем своим видом. Простояв в тишине минуту, Илья вздохнул, скрещивая руки на груди.
– Мы пойдем, или ты решил себе что-нибудь отморозить?
– Я не принимаю гостей, когда у меня в доме бардак.
– Я видел у тебя места потемнее любого домашнего срача, – я закатил глаза, отвернув голову. – Так что пошли.
– Иначе что.
– Иначе я дойду до редакции твоей газетенки и спрошу адрес у них.
– О, ну удачи тебе.
– Ты правда думаешь, что я пошутил? – он вытащил из заднего кармана джинс телефон, отряхнув чехол от воды. Я хмыкнул, смотря на него краем глаза.
– А ты правда думаешь, что первому позвонившему парню вот так запросто дадут мой адрес?
Илья усмехнулся, видимо, начиная искать в интернете любые контакты с «Нью Ньюс». Наивный. Том наверняка…
– Алло, – я прижал ладонь к лицу. Том все-таки оставил контактные данные. – Да, здравствуйте, у вас ведь работает Наполеон Соло? – я медленно сделал шаг вперед. – Я его брат, только приехал из другого города, не могу найти его нигде, может, вы знаете? – я протянул руку к телефону, но Илья, снова сжав запястье сильными пальцами, на секунду оскалился. – Ага, адрес его, – я закрыл глаза, слыша голос своего редактора даже на расстоянии.
– Прекрати, – я снова дернулся, хватая его телефон другой рукой, за что тут же был укушен за второе запястье.
– Угу, понял, – Илья разжал зубы, облизнувшись. – Да, я передам ему все.
Он отпустил мои руки, цокнув языком, и убрал телефон в карман, говоря на одном дыхании:
– «Соло, ты гребаный мудак, если не появишься до конца недели, ищи себе другую работу, мне надоело это терпеть, я делал тебе слишком много поблажек». Тебя очень любят, – он опустил взгляд на меня, и я только сейчас вспомнил, что я действительно ниже. В смысле, я и раньше об этом знал. Но все же думал, что я немного выше. – Сам доведешь, или мне снова в интернет лезть?
Я тяжело вздохнул, подойдя к нему ближе, встал на цыпочки и поставил подбородок на плечо. Прикрыв глаза, я несколько раз прокрутил фразу в голове, после чего ее озвучил:
– Тебе действительно не стоит это видеть.
– Господи, да что там может быть. Трупы детей? Пристанище проституток? – я почувствовал, как на затылок опустилась ладонь. Он уже давно не болел, но я только сейчас подумал о том, что очень не хотел бы, если бы и на нем появился шрам. – Слушай, я точно не из тех людей, которых может что-то испугать. Кроме муравьедов. Они жуткие.
Я усмехнулся, уперся лбом в его плечо и цокнул языком.
– Хорошо. Как скажешь, – я кивнул, отойдя от него. – Только я тебя предупреждал.
По правде говоря, тогда очень хотелось попасть под машину. Ну, или метеорит на голову получить. Что угодно, лишь бы не открывать большевику тот факт, что я за ним следил. И не просто следил, а еще и знал о нем достаточно до того, как мы познакомились. Но ничего, как назло, не происходило. Даже солнце выглянуло из-за туч. И убиться захотелось в несколько раз больше.
Илья шел рядом, оглядываясь по сторонам и хмурясь. Наверное, он бывал здесь раньше. Я засунул руки в карманы его куртки. Они уже более-менее высохли, но это ничуть не радовало. По правде говоря, было холодно. Даже больше обычного. Я шмыгнул носом и фыркнул, прибавив шаг.
– И все же, что там? – Илья был совершенно спокоен, как в те моменты, когда еще пил таблетки или хотел спать.
– Увидишь, – я не был уверен, что он останется таким же спокойным, когда я открою дверь своей квартиры.
Я пошарился по карманам, надеясь, что потерял ключи. Но нет, вот они, лежащие в переднем кармане. Как положил их, впервые надев джинсы, так и не вытащил. А зря. Их потеря была бы очень кстати. Но еще более кстати была бы моя пропажа. Я посмотрел на Илью. Он на меня. Вскинул брови, кивнув, спрашивая одним взглядом. А я только мотнул головой и отвернулся, все еще надеясь на метеорит.
Когда я поворачивал ключ в замке, мои пальцы дрожали. Я надеялся, что Илья этого не видел. Я привел свою жертву к себе домой, и мы внезапно поменялись ролями. Теперь жертвой был я. Или мог ей стать. У Ильи сильные руки и слабое самообладание. И ему ничего не стоило бы свернуть мне шею за мой сталкинг. И в какой-то степени это было бы справедливо. Не думаю, что я был бы в восторге, если бы узнал, что за мной кто-то следил и превращал свой дом в алтарь имени меня. Я, в общем-то, Илье никогда не поклонялся, но, глядя на мою квартиру, об этом подумать можно было.
Я глубоко вдохнул и выдохнул, открывая дверь и чувствуя, как ноги врастают в пол. А потом понял – не врастают. Илья взял меня за плечи, подтолкнув внутрь, и прошел следом, закрыв дверь. Осмотрелся.
– Да нет, не такой уж бардак. У меня хуже.
Илья разулся, снимая сразу же и носки, и прошел метр, посмотрев через плечо на меня. Застывшего на пороге собственной квартиры. Как будто гостем был я, а не он, и ждал приглашения.
– Я правильно понимаю, что там ванная? – я вспомнил, что с прошлого раза не убрал проявленные фотографии из ванной, и стиснул зубы, натянуто улыбнувшись. Кивнул. Он кивнул в ответ и направился в сторону ванной, снимая на ходу кофту. Наверное, у меня была пара минут на то, чтобы снять хотя бы часть фотографий Ильи и выкинуть их в окно. Но, если он и впрямь пошел в ванную, это все бессмысленно, не так ли? Я закрыл глаза, надеясь, что когда открою их, все это исчезнет. Но ничего не исчезло, даже после того как я зажмурился.
Илья, щелкнув выключателем, зашел в комнату.
Я сбросил кроссовки, положил его куртку на пол и пошел за ним. Если уж получить в зубы, то сразу. Я встал позади него и отвернул голову, скрещивая руки на груди.
– Не знал, что кто-то еще пользуется такой техникой, – он говорил спокойно. Первые несколько секунд.
После он только молчал, рассматривая фотографии. А я чувствовал, как все внутри переворачивается, и органы словно начинают меняться местами. Сердце билось где-то в горле, и я чувствовал, как у меня горит лицо. Я закрыл глаза, надеясь хотя бы выровнять дыхание.
Когда он схватил меня за плечо и резко дернул на себя, я, стоя на ватных ногах, обязательно упал бы, если бы он не сжимал так сильно. Я не решался открыть глаза. Он, продолжая сжимать мои плечи, развернул меня и вышел из ванной, ведя меня впереди себя. Я приоткрыл глаза на секунду. Он правильно понял, что нужно идти в мою комнату. Щелчок выключателя, и я снова закрыл глаза. И снова несколько тягучих секунд, длящихся дольше часа.
Я услышал тяжелый вздох и почувствовал пальцы на своем горле. Ну, доигрался.
– Это полный пиздец, Соло, – я вздрогнул, услышав его голос совсем рядом с ухом. Я кивнул, слыша собственное сердце теперь где-то в висках. – То ли убить тебя, то ли попытать, а потом убить.
Пальцы сильнее сомкнулись на моем горле, и я задержал дыхание, зажмурившись. Голос Ильи был напряженным.
– И давно это?
– С мая.
– Охуеть.
Я снова кивнул. Пальцы с горла исчезли. Я приоткрыл глаза, глядя, как он рассматривал фотографии, разбросанные по всей комнате. Щурился, порой что-то говоря на русском, но в мою сторону не смотрел.
– Значит, это была не случайность?
Я опять кивнул.
– Сам расскажешь?
И снова.
Он посмотрел на меня, держа в руках одну из фотографий. Кажется, ту, которую я сделал с дерева, когда он выходил на задний двор. Я отвернул голову.
И рассказал ему все. Абсолютно все. Начиная с того, как я впервые встретил его в старбаксе, как прочел имя на его стаканчике и за ночь нашел страницу на фейсбуке, и заканчивая тем, как пришел к нему домой ночью впервые, как забрал кольцо, местонахождение которого не мог вспомнить, как пошел из-за него в гей-клуб, а после, пьяный и накуренный, пришел к нему. Он слушал, не прерывая ни на секунду. Только рассматривал фотографии, прикленные к стене, лежащие возле кровати, на подоконнике.
– Это полный пиздец, – подвел он итог за меня, и я в очередной раз кивнул, не решаясь посмотреть на него. Он подошел ко мне, взял за скулы и повернул лицом к себе. Оно наверняка все так же горело. – Ты ненормальный. Ты в курсе? – я отвел взгляд. – Ты в курсе, что это статья? Вторжение в личную жизнь, преследование? Ты понимаешь, что если бы кто-то узнал об этом, тебе бы как минимум десять лет дали? – кивнул. – Посмотри на меня, ебанутый. – Помотал головой. – На кой хрен нужно было врать мне все это время? Думаешь, я теперь тебе буду верить? – снова помотал головой. Я ощущал себя ребенком, которого отчитывала мать за разбитое окно. – Ты… Это ненормально, ты в курсе? Я бы убил тебя. Прямо сейчас. – Закрыл глаза, задерживая дыхание. – Долбоеб.
Он сгреб меня в охапку, с силой сжимая руками бока. Я подумал, что ему потребуется примерно минута на то, чтобы сломать мне ребра, если он продожит сжимать.
– И почему ты это делал?
– От меня это будет хреново звучать.
– Я не думаю, что может быть что-то хреновее спальни в моих фото.
– Я никогда такое не говорю вслух.
– А я никогда не фотографирую людей исподтишка.
И я подумал о том, что хуже уже не будет.
– Допустим, я тебя ненавижу.
– А если не допускать?
– Все еще ненавижу.
– Да это и тупому ясно. Так почему?
– Извини?
– Не извиняю. На кой хер было меня выслеживать?
– Я уже объяснил.
– Серьезно?
Я промолчал, ставя подбородок ему на плечо и чувствуя, как он ослабил хватку.
– Дебил.
Я кивнул, закрывая глаза, и уткнулся лбом в плечо. Я чувствовал, что его руки мелко дрожали. Он мог бы меня задушить и был бы прав. Но вместо этого он только гладил по спине, не говоря ничего. Вообще. Наверняка опять смотрел в одну точку, переваривая информацию. Я осторожно обнял его, надеясь не получить за это по шее. Но прошла секунда, вторая, минута, а Илья продолжал смотреть в одну точку, водя ладонью по спине. Или не смотрел уже, а просто стоял закрыв глаза. Я не мог этого сказать точно.
Дыхание постепенно выравнивалось, а сердце успокаивалось. Как, видимо, и Илья, заговоривший спустя несколько минут.
– Эй, Наполеон, это была не шутка?
Я мотнул головой, приоткрыв глаза. В последний раз по имени меня называла только мать. И то в далеком детстве. Наверное, сама жалела о том, что дала мне такое имя.
– Мне стоило догадаться раньше, – его пальцы, оказавшиеся в моих волосах, уже не дрожали. Успокоился, значит. Он наклонился к моему уху, прижался к нему ртом, выдыхая:
– Абсолютно взаимно ненавижу тебя, ковбой. К тому же еще и сталкер.
Я усмехнулся, закрывая глаза. Он такой же как я. Знает, что от него подобное прозвучит дерьмово. И говорит наоборот. Зато мне окончательно стало спокойно. И внутри потеплело.
