Текст книги "I follow you (СИ)"

Автор книги: Squ Evans

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Дом Ильи никуда не исчез, как наверняка и он сам. Я остановился и глубоко вдохнул воздух, закрывая глаза. Стоит мне перелезть через забор, и я окажусь на чужой территории. Стоит мне перелезть через него, и я нарушу чьи-то границы. В первую очередь свои. Даже несмотря на то, что я журналист, и для меня подобное вторжение в чью-то жизнь есть работа. Сталкинг – не работа. И это я пока еще понимал. Но ведь останавливаться поздно? Я кивнул самому себе, открыв глаза и взявшись за прутья. Всего несколько секунд, и мои ноги коснулись земли по ту сторону забора. Я почему-то ожидал, что она не выдержит меня и утащит вниз, как зыбучие пески. Но земля была твердой. Такой же твердой, как была за моей спиной.

Я сделал шаг вперед и снова втянул в легкие побольше воздуха. Никакого волнения или страха. Только возбуждение от мысли, что я делаю что-то такое, отчего по спине бегут холодные мурашки, а пальцы слегка дрожат, сжимая вытащенный из кармана ключ. И он казался мне не просто холодным, а таким, будто всю дорогу он не был прижат к моему бедру, а лежал где-то в морозильнике среди льда. Я подошел к двери и вставил ключ, медленно поворачивая его. И замок отозвался мне тихим щелчком. А я стоял и смотрел на свои пальцы, сжимающие ключ. Назад дороги уже нет. Я убрал ключ обратно в карман и осторожно открыл дверь, заходя внутрь.

Прихожая была сравнительно небольшой, пол был завален обувью чуть больше, чем на треть. Обувью самой разной: от спортивных найковских кроссовок темно-синего и черного цвета и легких летних туфель до официальных оксфордов. Я аккуратно перешагнул через них и свернул в сторону кухни, идущей первой комнатой. Сквозь окна она казалась мне значительно больше, но я не возражал. Я осматривал каждую деталь интерьера медленно и с той тщательностью, с которой обычно люди рассматривают картины в музее. В холодильнике я нашел пару бутылок пива, молоко, различные продукты, консервы и полуфабрикаты, количество которых заставило задуматься, как Илья умудряется питаться этим дерьмом и оставаться в такой форме. По правде говоря, в какой-то момент я даже думал, что он веган или кто-то типа того, и соблюдает диету в обмен на суперсилу, данную ему от академии веганов. Но в итоге я пришел к выводу, что он просто-напросто везунчик во всем. В шкафах было не так много посуды, купленной в икее, и полупустая пачка хлопьев. В ящике я нашел лекарства. Преимущественно успокоительное и снотворное. Видимо, Илья когда-то слишком много нервничал. Возможно и то, что именно из-за действия лекарств он не пришиб меня в метро за мою наглость.

Я вышел обратно в коридор, осматриваясь в темноте и не решаясь включить свет. Глаза уже успели привыкнуть к полумраку вокруг, так что жаловаться было бы некстати. Я остановился возле стеллажа с книгами и аккуратно провел пальцами по корешкам, аккуратно стоящим в ряд, собирая паль, и вытащил одну из них. А после вторую и третью, внимательно их рассматривая. Керуак, который нагонял на меня тоску одним своим именем, Ремарк, пара незнакомых фамилий. Преимущественно на полке были исторические книги и так или иначе связанные с Россией. Мои знания истории России, как я уже говорил, ограничивались парочками моментами, в основном связанными со Второй мировой и тем, что могли показать в кино.

– А большевик по родине-то тоскует, – произнес я вполголоса, ставя книги обратно. Прозвище «большевик» всплыло в голове за секунду до того, как я озвучил реплику. Скорее всего, это всего-навсего было связано с тем, что в тот момент я не смог вспомнить ничего из истории этой страны. А называть Илью Сталиным было бы слишком странно даже для меня.

На стенах не висели фотографии и картины, что почему-то меня слегка раздосадовало. Возможно, все дело было в том, что я так и не смог найти детских фото Ильи. Как будто это было одним из немногого, чего узнать я не мог.

В гостиной стояла беговая дорожка, диван со сравнительно небольшим телевизором напротив и стереосистема. Практически такая же, какую я себе представлял. Из такой и доносились песни, пока Илья на заднем дворе был занят барбекю. Я двумя пальцами поддел замок на тумбочке, стоявшей возле дивана, и выдвинул ящик, склоняя голову на бок. Ничего интересного. Снова таблетки, ножницы, бинты (Илья, ну ты даешь, данные медицинские принадлежности должны храниться на кухне), несколько батареек и флешек, а также смятый новый выпуск «Нью Ньюс». Вот уж от кого я точно этого не ожидал, так это от Ильи. Я усмехнулся, подумав о том, что если он еще и читал мои статьи, то он наверняка должен был быть приписан к лику святых. Задвинув ящик обратно, я осмотрелся еще раз, стараясь запомнить каждую деталь. Я закрыл глаза, воссоздавая в голове комнату и представляя, как в нее устало вваливается Илья после тяжелого дня, падает на диван и вытягивает свои длинные ноги, накрывая лицо ладонью.

Я мотнул головой и направился в сторону лестницы, ведя пальцами по пустым стенам. В этом доме определенно не хватало уюта. Хотя бы элементарно ковров, картин или растений, которые могли бы хоть как-то разнообразить помещение.

Второй этаж выглядел еще более пустынным, чем первый, но, на удивление, дискомфорта не ощущалось. На полу были постелены деревянные доски, кажется, лакированные, но я не стал присматриваться, направляясь в сторону полуприкрытой двери. За которой я обнаружил достаточно просторную ванную комнату и включил в ней свет. Ванна, душевая кабинка, раковина со стоящим на ней стаканом, в котором находилась синяя зубная щетка и полупустой тюбик мятной пасты. Я подошел поближе, берясь пальцами за зеркальную дверцу шкафчика и открывая ее, заглянул внутрь. Пена для бритья, бритва, несколько кремов для кожи (значит, он все-таки за ней следил, а это уже хоть немного делало его более приземленным для меня). Я обернулся и увидел прямо у входа стиральную машину, внутри которой лежала одежда. На стиралке было несколько полотенец, небрежно брошенных сверху, и шампунь с гелем для душа, который Илья даже не удосужился закрыть. Что, впрочем, сделал за него я. В углу комнаты стояли моющие средства и ведро со шваброй. На секунду у меня промелькнула мысль, что где-то здесь наверняка есть веник, и мне пришлось прикрыть рот тыльной стороной ладони, чтобы не засмеяться. Нервно засмеяться. Господи, я правда нахожусь у него дома.

Я вышел из ванной, выключив за собой свет, и посмотрел на прикрытую дверь в спальню. Спокойно. Признайся себе, Соло, в первую очередь ты пришел сюда ради нее. Ты ведь даже не стал проверять подвал и кладовку. Ты сразу пошел сюда. Признайся, Соло, ты просто хотел поваляться на той же кровати, на которой он спал несколько лет.

Блять, да.

Я закрыл глаза на несколько секунд и аккуратно толкнул дверь, делая шаг вперед и только после этого открывая глаза. Дверь находилась прямо напротив окна, через которое были видны железнодорожные рельсы и дерево, на котором я совсем недавно сидел в листве с фотоаппаратом. Вид этого меня немного успокоил, и я улыбнулся, медленно осматривая комнату. В углу комнаты стояла гитара, а возле нее лежал чехол. Все-таки, держал ее к себе поближе. Чуть левее небольшой шкаф, стол с выключенным сложенным ноутбуком. Я подошел к нему, аккуратно выдвигая ящик и с усмешкой обнаружил в нем бардак. Вот отсюда и можно взять себе сувенир. Я взял двумя пальцами медное кольцо, рассмотрев его. На нем была небольшая надпись, кажется, на латыни, но при подобном освещении я не мог разобрать точно, что на нем было написано. Отправив кольцо в карман джинс, я облизнул губы и развернулся. Мне пришлось зажать рот рукой, чтобы не вскрикнуть. Собственный голос удалось заглушить в самый последний момент, прикусив язык.

Илья спал, свесив одну руку с кровати и положив вторую под подушку. Я уперся рукой в стол позади себя, тихо выдыхая. А вот это уже было не по плану. Он должен был быть сейчас в спортзале, только выходить из него. Так какого черта?

– Просто охренеть, – тихо выдохнул я, делая осторожно шаг вперед, надеясь, что пол у Ильи не скрипучий, когда заметил на тумбочке стакан, на дне которого была вода, и пачка таблеток рядом.

Подойдя ближе, я аккуратно поднял ее, читая название. Это было снотворное, которое я сам покупал когда-то в студенческие годы, когда не мог уснуть перед зачетом. Довольно-таки неплохое: от него меня вырубало через несколько минут после принятия, даже если я не успевал дойти до кровати. Я поставил пачку на место, переводя взгляд на Илью, и присел на корточки, поднося пальцы к его носу. Дыхание было теплым и спокойным. Значит, он не наглотался таблеток, чтобы покончить с собой, а это уже очень хорошо. Опустив руки, я потер глаза пальцами. В груди слишком громко билось сердце, и я боялся, как бы оно не разбудило Илью. Оставалось только надеяться, что спал он достаточно крепко. Я склонил голову в бок, чтобы лучше рассмотреть спящее лицо парня, и только сейчас пожалел о том, что не взял фотоаппарат с собой. Такие кадры могли бы получиться хорошие. Фотографировать на телефон было бесполезно. Во-первых, можно было случайно разбудить, а во-вторых, качество моей камеры не настолько высокое, чтобы получилось нечто годное. Я поднес пальцы к его лицу, стараясь не дышать, и осторожно поправил взъерошенные волосы, убирая их с виска. Поскольку Илья лежал на правой стороне, шрама я не обнаружил, но, снова же, жаловаться было бы глупо. Во сне он выглядел слишком безобидно для человека, который запросто мог бы свернуть мне шею при первой удобной возможности. Например, если бы проснулся. Я поднялся на ноги, отступив к двери на шаг, как вдруг в моей голове появилась мысль. Безумная, чертовски опасная мысль. Самая дерьмовая идея, которую могло родить мое сознание. И мне она чертовски нравилась.

Я обошел кровать, чувствуя, как ноги становятся ватными, и уперся коленом в постель, опуская взгляд. Соло, ты зашел слишком далеко. Я мотнул головой и медленно опустился на кровать, задерживая дыхание. Илья вздохнул во сне, и на секунду мне показалось, что через мгновение он неторопливо вытащит из-под подушки пистолет и, сонно глядя, застрелит меня. Но он продолжал спать. Я осторожно перевернулся на бок и подвинулся к нему ближе, глядя на рельефную голую спину, на которой виднелось несколько шрамов неизвестного для меня происхождения. От одной только мысли, что настолько близко я не был к нему даже в метро, у меня перехватило дыхание. И я понимал, что в любую секунду Илья мог проснуться, и вот тогда я бы не смог оправдаться. Но я уже не хотел останавливаться. Я приблизился к нему и закрыл глаза, вдыхая воздух одновременно с ним и чувствуя запах цитрусового геля для душа. Я открыл глаза и протянул руку к плечу, останавливая ее в каких-то паре миллиметров, и медленно опуская, повторяя контур его тела и останавливаясь возле одеяла. Нет. Ну, нет. Так далеко я еще не готов зайти. Хотя… Я аккуратно приподнял одеяло и прищурился. К счастью (или к сожалению), Илья спал в трусах. Боюсь, если бы он был обнаженным, мне пришлось бы эвакуироваться через окно. Я опустил одеяло обратно и поднял взгляд. Я даже не успел сообразить, а мое воображение уже полностью перерисовало происходящую картину. Я лежал позади Ильи после секса, которым мы занимались сначала на кухонном столе, а после продолжили здесь, в спальне. Он уснул раньше меня, а я все никак не мог оторваться от его созерцания, пытаясь понять, как же мне так повезло, что такой человек достался именно мне. Чем я его вообще заслужил. Я прикрыл глаза, поддавшись ближе, и почти прижался губами к голой лопатке, вовремя замерев в нескольких миллиметрах от нее. Я закрыл глаза, представляя, как я скольжу губами по этой спине, осыпая ее поцелуями и засосами, кусаю плечо, оставляя полумесяцы от своих зубов, и тут же зализываю укус, как собака. И как он сонно мычит, дергая плечом, бубнит что-то вроде: «Соло, благодари бога за то, что у нас нет соседей, которые бы тебя услышали». Знаешь, стояк, ты чертовски невовремя.

Я обреченно вздохнул, откидываясь на спину и кладя руку на лоб сверху, закрывая на несколько секунд глаза. Отлично. Я проник в чужой дом, облапал все чужие вещи и теперь лежу в чужой постели рядом с хозяином дома со стояком, из-за которого неприятно натирали трусы. Если я еще и подрочу здесь, будет полнейший пиздец. И стоило мне только об этом подумать, как Илья, вздохнув, перевернулся на другой бок, забросив на меня руку. Душа ушла в пятки, и от страха ни о каком стояке речи быть не могло. Я осторожно повернул голову и с облегчением вздохнул, обнаружив, что Илья все еще спал. Пусть и положив руку на меня.

– Господи, еб твою мать… – произнес я одними губами и сглотнул, пытаясь сдвинуться хоть на миллиметр, но мое тело словно приросло к кровати.

Наверное, я зря не написал завещание. Хотя завещать мне особо было нечего да и некому, но для вида, как я думал, оно обязательно должно было быть. Я снова посмотрел на спящее лицо возле себя и попытался восстановить дыхание. Сердце билось, как бешенное, и я молился о том, чтобы Илья ни в коем случае не вздумал просыпаться. Я закрыл глаза и начал считать до десяти. Потом еще раз. И еще раз. И так до тех пор, пока сердцебиение не восстановилось.

Я вздохнул тише и снова посмотрел на Илью. Он даже не хмурился во сне. Я остожно провел пальцами по его руке, берясь за запястье и на секунду ее приподнимая с себя, но почти сразу отпуская. Пара минут, и я точно пойду. Сто процентов. Я облизнул губы и закрыл глаза, стараясь запомнить абсолютно все: насколько мягкой мне казалась кровать, насколько теплой была рука, лежащая у меня на груди, насколько тихим было дыхание человека рядом со мной. И в тот момент я ощутил небывалое спокойствие. Мне даже показалось, что я был там, где я должен был быть всегда. Я был рядом с тем человеком, рядом с которым должен был оказаться еще давным-давно. Даже не подозревая, что все, даже самые красивые девушки и парни, окружавшие меня все эти годы, были совсем не теми, с кем я должен был лежать в одной постели. Что человек, которому я должен был отдать себя, все это время жил за океаном в стране, о которой я практически ничего не знаю. Я улыбнулся, расслабляясь. Еще минута, и я пойду. Только сосчитаю до ста.

Покинуть дом Ильи оказалось не так просто, как я думал. К тому времени, как я досчитал до ста, я успел задремать и проснулся от того, что Илья снова перевернулся во сне. Кровать еще никогда не казалась мне настолько комфортной, хотя матрас нельзя было назвать мягким, а единственная подушка была под ухом Ильи.

Уходя, я оставил Илье сувенир в ответ. Своеобразный равноценный обмен. Особо ценного у меня с собой ничего не было, и, стоя в гостиной, я долго шарил по карманам толстовки и джинсов. В конце концов я остановил свой выбор на серебряном кольце, которое обычно носил на мизинце, и положил его на полку возле телевизора. Кольцо в обмен на кольцо. Вряд ли он все равно заметит.

И утром все то, что было ночью, казалось мне не больше, чем просто одним из ненормальных снов. Не мог же я действительно проникнуть в чей-то дом не ради наживы, а просто ради того, чтобы ближе ознакомиться с человеком, не контактируя с ним напрямую. Не контактируя даже прижимаясь к нему со спины. И все бы ничего, но медное кольцо на среднем пальце было несколько красноречивее. Я снял его с пальца, внимательно рассмотрев. Теперь, при утреннем солнце, бьющим сквозь шторы, я смог разглядеть гравировку на кольце. Латынь. Вряд ли Илья знает латынь, – подумалось мне тогда. Я, кстати, тоже не знал, и для того, чтобы разобрать надпись, мне пришлось лезть в гугл.

«Cogitationes poenam nemo patitur» – никто не несет наказания за мысли. Хорошая идея, большевик. Надеюсь, за мои мысли о нас с тобой не заставят тебя убить меня. Мало ли, вдруг ты гомофоб, и лежащий со стояком парень в одной с тобой кровати радости не принесет.

Я потер глаза и надел кольцо обратно, потирая его пальцами и глядя в потолок. Даже имея вещественное доказательство в своих руках, я никак не мог поверить в то, что все это было реально. Проснулся ли Илья? Как он себя чувствовал? Я представил его, сонно передвигающего ногами в сторону ванной, даже не подозревая о том, что ночью в его доме кто-то был. Возможно, он найдет у себя в прихожей следы моих кроссовок, хоть я их и тщательно вытер. Возможно, где-то на полу он сможет найти мой волос, но вряд ли обратит на него внимание или подумает, что принес его на одежде с улицы. И я подумал о том, что ему дома наверняка могло бы быть одиноко, если бы не лекарства. Я видел у него достаточное количество таблеток, большая часть которых успокоительное и снотворное. Из-за них становишься настолько спокойным, что ни о каком одиночестве речи быть не может. И на секунду мне показалось, что я обязательно должен ему помочь. Я не мог понять, как именно, но эта мысль вспышкой озарила мою голову. И почти сразу улетучилась порохом по ветру.

Я присел, оттягивая веки и тяжело вздыхая. На телефоне было несколько сообщений от Тома. Меня не было в редакции несколько дней, и я должен был занести статью. В голове не было ничего, кроме минувшей ночи, и я решил отправить по почте одну из запасных статей, написанных когда-то как черновик. Выходить из дома желания не было. По крайней мере, не сейчас.

В тот момент в моей голове в очередной раз возникла мысль, что так продолжать нельзя. В конце концов, я, Наполеон Соло, всю свою жизнь был одиночкой и должен был продолжать таким быть. Никаких «мы». Ни к чему хорошему это не приводит. Мне просто нужно было увлечься кем-нибудь другим или забыть вообще обо всем, уйдя в работу с головой. В «Нью Ньюс» это не было возможным, и мне пришлось бы уволиться. Но для этого нужно искать новую работу, ходить на собеседования и активно вылизывать зад будущему начальнику. А для этого у меня желания не было. И, наверное, у меня не оставалось другого варианта, кроме как пойти в клуб и знатно набухаться, чтоб наутро так гудела голова, что думать об Илье перестало бы быть возможным. А после похмелья я бы обнаружил, что переспал с какой-нибудь миссис Эви и срочно уехал бы из Нью-Йорка, чтобы забыть об этом позоре. И обосновался где-нибудь в Бостоне. Бостон всегда привлекал меня. Хотя бостонское небо напоминало бы мне о моем парне, а это означало бы, что мне снова пришлось переезжать. Наверное, в Калифорнию. Куда угодно, где меня никто не будет знать.

Да, отличная идея.

Вечером я действительно отправился в клуб. В гей-клуб. Я решил, что клин надо выбивать клином. Нужно было просто найти парня получше, и дело с концом. Во всех смыслах. Или, возможно, я думал, что просто хочу разобраться в том, что я чувствую. Хочу ли я его просто трахнуть или действительно впервые в жизни испытывал что-то сильнее симпатии, или я внушил себе все это. В конце концов, все это я стал к нему испытывать только после того, как всерьез занялся им. Но я, снова же, не был уверен.

Клуб «Флиппер» открылся недавно, и в основном туда ходили одни и те же люди, большинство из них парами. Я никогда раньше в нем не был, но часто проезжал мимо, когда возвращался домой. Я никогда не считал себя геем, даже когда занимался сексом с доброй частью встречных мне мужчин. За всю мою жизнь количество партнеров среди женщин и мужчин было примерно одинаковым, так что в моей бисексуальности, как мне казалось, сомневаться нужды не было. И когда я переступил порог «Флиппера», я понял, что моя ориентация здесь не сыграет никакой роли. Большинство посетителей здесь были по той же причине что и я. Набухаться, а потом потрахаться с кем-нибудь по возможности. Впрочем, как говорил мой опыт, это было во всех ночных клубах.

Играла живая музыка, а я шел к барной стойке, пробираясь через народ. Люди здесь были разные. Те, кто приходили с партнерами, или сидели в темных уголках зала за столиками, или танцевали, держа друг друга за руки или прижимая свои бедра к его. Те же, кто еще был одни, осматривались, танцевали и громко подпевали надрывающимися голосами солистам, вторя им: «Все, поднимите руки и скажите: “Я не хочу влюбляться, я не хочу любить!”. Почувствуйте ритм, и если вам нечего сказать, скажите: “Я не хочу влюбляться, я не хочу любить!”». Я усмехнулся, опустившись за барную стойку и попросив бармена налить мне. Названия в меню вроде Яблочный взрыв и Тонкий флирт мне ни о чем не говорили, потому я ткнул наугад туда, где находился алкоголь. “Я не хочу влюбляться, я не хочу любить!” Я закрыл глаза, подпирая голову рукой и надеясь заглушить шум в голове. «Признайте это, ведь у вас есть смысл жизни, так скажите: “Я не хочу влюбляться, я не хочу любить!”» – я повторял эти слова, еле шевеля губами, все больше прослушивался к себе. По правде ли я не хочу этого? Или просто…

– Ваше Лазурное небо, – я открыл глаза, и передо мной все несколько секунд вибрировало.

По правде говоря, раньше в гей-барах я никогда не был и думал, что здесь творится полная анархия: полуголые бармены, трансвеститы, танцующие на столе, и оргии в каждом углу зала. Но здесь был обыкновенный клуб, пусть и без единой женщины. Точно таких же клубов были тысячи по всему городу. А занесло меня именно в этот.

Я повернулся к бармену и кивнул, беря пальцами стакан с голубой жидкостью, рассматривая несколько секунд ее на свет. На первый взгляд «Лазурное небо» ничем не отличалось от «Голубой лагуны». Вроде бы даже тот же состав. Просто изменили название. Я положил перед барменом купюру и сделал глоток, поморщив нос. Водки здесь явно было больше, чем в Лагуне, а привкус ликера был совсем незначительным. Как и многие студенты, пил в свое время я много и часто (продолжал и сейчас, просто сбавив слегка обороты). Но то ли я потерял хватку, то ли водки оказалось действительно слишком много, раз у меня заслезились глаза. Я прикрыл рот тыльной стороной ладони, поставив стакан рядом с собой, и на несколько секунд зажмурился. Теперь вам стало лучше? Так выходите на танцпол и говорите: “Я не хочу влюбляться, я не хочу любить!”

– Да нихрена лучше не стало, – выдохнул я, беря стакан в руку снова и опрокидывая содержимое в себя, морща нос. Вот дерьмо-то. Чувак, верни мне мои пять долларов.

– Эй, ты пил «Лазурное небо»? Здесь оно так себе, лучше возьми «Гранатовый бриз», – я повернул голову в сторону парня, кричащего мне сквозь музыку.

– В нем тоже примерно 70% водки? – парень рядом со мной засмеялся, а я прищурился, рассматривая его в темноте. Смуглая кожа (или так казалось из-за освещения?), спортивное телосложение, мускулистые руки, выбритые виски и длинные темные волосы, собранные сзади в хвост.

– Нет, он безалкогольный. Или ты пришел сюда выпить? – наверное, по моему лицу все было ясно, раз он снова разулыбался, хлопнув меня по плечу и посмотрев на бармена, свистнул. – Эй, Пол! Принеси нам с приятелем чего покрепче, кроме Неба, окей? – и снова посмотрел на меня. – Меня зовут Джордж. Но можешь называть меня просто Джо.

– Джон, – отозвался я, отворачивая голову от Джорджа, и поворачивая снова. Вот он, твой шанс, Наполеон. Хватай его за яйца, тащи в туалет и трахайся с ним хоть до утра, пока не убедишься, что тебе вообще никто не нужен. – Джон Доу.

– О, ты предпочитаешь анонимность? Или просто совпадение? – я пожал плечами. Джордж или много смотрел фильмы, или просто знал законы. Одно другому не мешало. Обычно, когда я представлялся под этим именем, никто даже не думал переспрашивать или интересоваться о подробностях. – Да ладно, я понимаю. Так что тебя сюда занесло?

Я посмотрел на Пола, принесшего нам коктейли, и вскинул брови, опустив взгляд на стаканы.

– «Ночной гость», – пояснил мне Джордж, и я усмехнулся, беря в руку стакан и делая глоток. Опять же, водка. Смешанная с чем-то еще и с добавлением, кажется, лайма. Выпивка здесь полное дерьмо.

– Скажи, а нормальные названия для коктейлей здесь не встречаются? – Джордж снова засмеялся, и я заметил, что один клык у него был выбит.

– Бывают, Джонни, но тебе они вряд ли понравятся. Так что ты здесь делаешь? Парень бросил?

Я перевел взгляд на него, прекратив рассматривать лед на дне стакана, и выразительно вскинул брови, задавая немой вопрос: «Какого хрена?»

– Или ты пришел сюда за ощущениями? – он подвинулся ближе. – Это я устроить могу. Хочешь чего-нибудь покрепче?

– Минет не сделаю, – я снова сделал глоток, начиная сомневаться в правильности своей идеи прийти сюда. Алкоголь постепенно ударял мне в голову, и я надеялся, что глупые мысли покинут ее как можно скорее. Джордж засмеялся. Снова.

– Да нет, я об этом и не думал. Хочешь травки? – я перевел взгляд на него и увидел, как он широко улыбнулся, заметив мой взгляд. Он явно понял его как «да». В принципе, я действительно не был против. Уж раз в жизни я точно должен был попробовать. Я осушил стакан и повернулся на стуле к Джорджу, упершись рукой в свое колено. – Я знал, что ты хороший парень. Пошли.

Я встал со стула и направился вслед за Джорджем мимо сцены, зажмурив один глаз от громкого голоса солиста: «Он такой высокий и дьявольски красивый, он такой плохой, но он делает это так хорошо. Это только начало, а я уже вижу конец». О нет. Илья, отвали. Может, ты и высокий, но ты не дьявольски красивый.

Наверное, мне стоит перестать врать себе.

Я засунул руки в задние карманы джинс и свернул за Джорджем в туалет.

Я буду помнить тебя, стоящим в потрясающем костюме, любующимся закатом.

Закурить мне удалось не с первого раза. До этого я даже сигарету в руках не держал, что уж говорить о косяках. К тому же алкоголь постепенно начинал делать свое дело, и мои пальцы стали сделанными из ваты. Одно из не самых приятных последствий действия алкоголя на мой организм. Когда я затянулся, я не слышал ничего. Ни Джорджа, ни музыки, ничего. Я затянулся еще раз и выдохнул в сторону, закашлявшись. Перед глазами все покачнулось и поплыло куда-то вбок, но я упорно продолжал прижимать косяк ко рту, повторяя про себя: «Сделай хоть раз что-нибудь правильно». Не сказал бы, что курение травки в туалете второсортного гей-клуба, это правильный поступок. Но думать об этом не хотелось от слова вообще. Я ведь хотел забыться. Вот я и буду забываться.

К тому моменту, когда я докурил, Джордж словно уже был в прострации. Я посмотрел на него, закрыв на секунду глаза и ощутив головокружение, словно кто-то взял мой мозг, хорошенько сжал его, а после встряхнул.

Его руки в моих волосах, его одежда в моей комнате, и его голос – такой родной звук.

Я помотал головой, стараясь не слушать песню.

– Потрахаемся?

Джордж открыл глаза, глядя на меня с легким удивлением. Я стоял, упершись рукой в раковину и прикрыв глаза. Алкоголь и наркотики все же постепенно брали свое, затупляя чувство стыда (от которого, как я думал, я уже давно избавился). Я вскинул брови, склонив голову вбок, как меня уже через секунду сгребли в охапку и затолкали в первую попавшуюся кабинку.

– Ты пассив?

– В этот раз могу им быть, – в голове все расплывалось. Я всю жизнь был в активной позиции в сексе с мужчинами, но в те секунды я испытывал жесткую потребность получить член в задницу, который выбил бы из меня всю дурь, чтоб я двигаться не мог.

Перед глазами все шаталось из-за явно дешевой дури, а тело стало ватным, и сил сопротивляться практически не было. Или это уже я просто не хотел сопротивляться. По правде говоря, в медицине я не особо силен и понятия не имел, была ли это реакция моего организма на наркотик, или же Джордж изначально пришел в бар ради поиска наивного придурка, который искал приключений на свою задницу. Во всех смыслах.

Я цеплялся за его одежду пальцами, постоянно ударяясь затылком о стену и надеясь, что весь мой ужин вместе с алкоголем не решит покинуть желудок. Тошнило от всего: от туалетной вони, от дешевой наркоты, от дерьмового алкоголя и ситуации, в которую сам себя загнал. Я зажмурился, надеясь заглушить все ощущения, смазанные и без моего вмешательства, слыша обрывки песни не то в своей собственной голове, не то из зала, который я покинул. В конце концов, я должен был расслабиться и получать сомнительное, но удовольствие, ведь я пришел сюда с одной целью. Меня все сильнее тошнило от голоса солиста в своей голове: «Он такой высокий и дьявольски красивый, он такой плохой, но он делает это так хорошо». Я зажал рот ладонью, сгибаясь пополам и снова ударяясь о стену. Я буду помнить тебя, стоящим в потрясающем костюме, любующимся закатом. И мое опьяненное прокуренное сознание, отчаянно пытающееся спасти своего нерадивого хозяина, делало музыку громче, еще громче, настолько громко, чтобы в моей голове была только она. Она и гребаный русский, который такой высокий и дьявольски красивый. Гребаный русский, которого я буду помнить стоящим в своих потрясающих дешевых шмотках, которые на нем смотрелись в разы лучше, чем дорогие бренды на моделях. Гребанный русский, который полное дерьмо, а об этом даже не подозревает.

Мы увидимся снова, даже если это мои безумные мечты.

Я обернулся, заслышав странный звук, и пошел на него, щурясь в темноте и пытаясь понять, что это могло быть. Я пытался опереться о стены, но сколько бы не отступал в сторону, сколько бы не шарил руками вокруг себя, я не мог найти ни единой точки опоры, кроме земли под ногами. Звуки становились все отчетливее, и я прищурился еще больше, заметив впереди размытый силуэт, освещенный единственным работающим фонарем. Я приблизился к силуэту настолько, пока не смог увидеть его четко. Как если бы близорукий человек весь день проходил без очков и ближе к ночи все же надел их. Я протянул руку к мужчине, сидящего ко мне спиной. Он что-то ел, громко чавкая, с наслаждением отдирая куски мяса от плоти, как это делали животные. Он резко обернулся, и я смог разглядеть свое лицо напротив. Мое лицо, измазанное в крови. Я присел, протягивая к себе руку, и увидел за своей спиной тело. Плоть, от которой я неаккуратно отрывал зубами куски, была похожа на неудачно прокрученную свинью в мясорубке. Еще живую, доживающую свои последние секунды, пока ее задняя часть перемалывалась металлическими шипами. Я увидел в своих руках вырванные кишки, надкусанные в нескольких местах и обмотанные вокруг моей шеи, как ожерелье, и отвернул голову в сторону. Но я не исчезал, как и тело, лица которого я не мог разглядеть. Я был перед моими глазами. Живой, улыбающийся, жующий чей-то желудок. И я почувствовал, как меня снова затошнило. Снова? Ну да, кажется, меня вывернуло несколько минут назад. Я поднял взгляд, глядя на себя, и заметил у себя длинные волчьи клыки. Острые, алые от крови. Я взял себя за плечи, отодвигая, чтобы увидеть лицо тела, лежащего позади. Но его лицо было съедено, и на месте него я увидел только обглоданный череп и пустые глазницы. Я снова посмотрел на себя и синхронно с собой склонил голову вбок. Я чувствовал отдаленно знакомый запах, кажется, что-то фруктовое, но не мог понять, где чуял это раньше. Я моргнул, и понял, что никого рядом со мной нет, кроме мертвого тела, чьи внутренности я доедал.