Текст книги "I follow you (СИ)"
Автор книги: Squ Evans
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
– Не нервничай, ковбой. Мы не среди гор, так что моей заднице бояться нечего. Хотя ты, судя по всему, пассив, верно?
– Вообще-то нет, – я храбрился, хотя внутри все продолжало сворачиваться в клубок. Не то чтобы я комплексовал или нервничал, но настолько жестко спалить себя было достаточно глупо с моей стороны. Считай, все месяцы сталкерства коту под хвост. – Пассивом я был всего один раз. И кто тебе сказал, что если ты не на Горбатой горе, то тебе не стоит беспокоиться о сохранности задницы? Как я помню, Эннис и Джек занимались сексом не только на ней.
– Серьезно? – Илья покосился на меня, прыснув. – Ну не знаю, давно смотрел. Тебе виднее, ковбой. В любом случае, сейчас я должен взбеситься, разбить тебе твою наглую рожу и вышвырнуть тебя прям в таком виде на улицу. Я верно понял?
– Если рассуждать логически, то да. Ты выпил таблетки?
– Нет, потому я близок к тому, чтобы осуществить задуманное. Мой совет: беги.
Дважды повторять мне не пришлось. В этом плане я был парнем сообразительным, потому через считанные секунды уже оказался на первом этаже, буквально выскользнув из начавшей сжимать мое запястье руки. И рванул в сторону первой попавшейся комнаты, слыша красноречивый топот за своей спиной. Серьезно, так спалиться мог только неудачник. То есть я, разумеется. И убегать от Ильи в его собственном доме тоже была затея так себе. Потому, конечно, я не был удивлен, когда оказался прижат за горло к стене спустя несколько минут.
Илья тяжело дышал отнюдь не из-за бега, и я, сглатывая, с интересом рассматривал желваки на его скулах.
– Если ты всегда такой медленный, то живется тебе так себе, – я пожал плечами, продолжая смотреть на него. Я знал, это не пик ярости и даже близко не он. Илья все еще контролировал себя. Чтобы выбесить его, мне нужно было проснуться рядом с ним в его же сперме, оттрахав его предварительно. Но это было в любом случае невозможно.
– Обычно я побыстрее, – я старался говорить как можно спокойнее даже когда он, наверное, интереса ради, сжал мое горло сильнее, приподнимая над полом и заставляя встать на цыпочки.
– Хорошо, тогда иначе скажу. Ты серьезно педик? – я закрыл глаза, облизнув пересохшие губы и сглотнул, чувствуя, как мой кадык оказался в тисках сильной руки Курякина. Самым хреновым было бы, если бы я возбудился. Серьезно, это было бы очень не кстати.
– Формально нет, – мое горло сжали сильнее. – Бисексуал, если быть точнее. Ты ведь знаешь, что это такое? – я приоткрыл один глаз, поднимая взгляд на Илью. Он все так же тяжело дышал, однако в его глазах не было гнева. Скорее любопытство, какое наверняка бывает у молодого льва, впервые поймавшего добычу и не знающего, стоит ли ему ее есть сразу или оставить на потом. Они оба в этот миг были глубоко серьезны, в них пламенела еще юношеская пытливость, задумчивый вопрос.
– Ну, педик, говорю же, – кивнул он, проведя большим пальцем вдоль моей шеи, надавив на вену. – Да не трясись ты так, не убью. Может быть.
– Великодушно, – согласился я, закрыв глаза снова и прижавшись к стене, пытаясь найти точку опоры, пока Илья не вздумал поднять меня выше. Это было бы проблематично. Конечно, удушье в сексе мне в какой-то степени нравилось, по Паланику прям получалось. И это была моя новая ошибка: представлять Илью во время секса. Вместе с удушьем. Представлять то, как длинные пальцы крепко сжимают мое горло, не позволяя часто дышать, из-за чего стоны получились хриплыми и сдавленными. То, как он сам, ни на секунду не прекращая двигаться, впивается зубами в плечо, оставляя алые следы, кусает мне руки, перекрывая шрамы новыми укусами, то, как горячее дыхание практически сжигает кожу и…
– ..нет, слушай, ковбой, ты определенно извращенец, – окей. Я возбудился. Чудесно. Интересно, мне вырвут член или все же поступят более гуманно?
Первое, что я почувствовал, это горячее дыхание на своей шее, постепенно поднявшееся до уха. Зубы, сомкнувшиеся на хрящике, и глухое рычание:
– Горбатого лишь могила исправит, – я попытался возразить, но из-за резко сжатых в кулак яиц смог только жалко прохрипеть что-то, услышав в ответ фырчание и тяжелое сопение.
Чем сильнее пальцы сжимали пах, тем больше росло ощущение, что со своим членом я могу распрощаться. Но вместо этого Илья ослабил хватку, продолжая сжимать ухо зубами, и накрыл член ладонью, неторопливо его растирая, продолжая что-то мычать.
Он сдавил мое горло сильнее, и в глазах потемнело, а ноги слегка дрогнули, подкашиваясь, но я быстро взял себя в руки. На первые десять секунд, пока зубы не переместились с влажного от слюны уха на плечо.
Я закрыл глаза снова, прикусив губу и сдавленно выдохнув, когда руку на члене заменило колено, о которое оказалось чертовски удобно тереться. Как псина, ей богу. Взявшись за плечи Курякина, я притянул его к себе ближе, все меньше контролируя себя и через считанные секунды просто откровенно трахая его ногу. Он продолжал сжимать горло пальцами, поглаживая ими шею, надавливая, постепенно поднимаясь ими выше и оттягивая нижнюю губу, проталкивая два в рот. Получив доступ к кислороду, который я жадно вдохнул полной грудью, я склонил голову в бок, обхватив пальцы губами и начав тщательно их вылизывать. Дураком я не был и прекрасно понимал, для чего это требовалось. Потому чем больше слюны я оставлю, тем проще мне же будет через несколько минут, когда Илья забросит мои ноги себе на бедра.
Но вместо этого он припер меня лицом к стене, надавив на затылок ладонью и спустив трусы другой рукой.
– Тебе ведь не впервой? – я кивнул, прикусывая нижнюю губу и стараясь расслабиться. Мне оставалось только надеяться, что мое лицо не разобьют о стену прямо во время секса.
Я тяжело дышал, упершись лбом в стену. На затылке все еще была ладонь Ильи, пальцы которого сжимали волосы. Он упирался лбом в стену сбоку от меня, облизывая губы и постепенно выравнивая дыхание.
– Только попробуй что-нибудь сказать, – я кивнул, не возражая и закрывая глаза. Не помню, как у меня было с тем парнем в клубе, но произошедшее несколько минут назад однозначно в разы лучше. Илья разжал пальцы, отпуская мои волосы и позволяя отстранить голову от стены.
Я посмотрел на него через плечо, подняв уголок рта вверх. Лицо Ильи было красным, а сам он, прижавшись сзади, продолжал упираться в стену головой, закрыв глаза. Я поддался к нему, проведя носом по виску, и через секунду мое лицо накрыла чужая ладонь.
– Я трахнул тебя только потому, что у меня давно не было секса. Ничего больше. Понял? – я снова молчаливо кивнул, играя покорность, и чмокнул ладонь. По правде говоря, я был очень доволен сложившейся ситуацией, явно игравшей мне на руку. Все складывалось как нельзя лучше, даже несмотря на боль в заднице. – Педик.
– Ты только что трахнул парня. Кто из нас тут педик? – я подтянул трусы и развернулся, упершись спиной в стену, зарылся пальцами в свои волосы, откидывая их со лба. Срочно требовалось найти гель и уложить их, чтобы больше не лезли в глаза.
– Ты, – отозвался Курякин, открыв глаза и повернув голову вбок. – Не я ж в задницу дал, а мне. Следовательно, я не педик.
– Отличная логика. Если ты трахнул парня, ты гей. Смекаешь? – Илья пожал плечами, опустив уголки рта вниз и вернув их в исходное положение.
– Допустим. Даже если так, ты все еще главный педик.
– Ты как ребенок.
– Оттрахавший тебя ребенок, – молниесно парировал большевик, и по нему стало видно, что он никогда не уступал в спорах.
Я тяжело вздохнул, посмотрев на него, и усмехнулся, похлопав по плечу:
– Тогда перестань прижиматься ко мне, Не-Педик, – я насмешливо посмотрел на фыркнувшего Илью, поднявшего на меня взгляд. Дважды ему повторять не пришлось.
Я смотрел, как он медвежьей походкой, поправляя на бедрах белье и штаны, пошел по коридору, поднялся вверх по лестнице и закрылся в ванной. Я закрыл глаза и зарылся пальцами в свои волосы, тяжело вздыхая.
Как можно было обозвать ситуацию, в которой я оказался? Я не так часто читал статьи и истории о сталкерах, но знал, что большая их часть оказывалась или за решеткой, или в лечебнице. Но никак не в постели объекта своего преследования. Конечно, стену коридора сложно было назвать постелью, но это были формальности.
Я открыл глаза, слушая шум воды, доносившийся сверху. Илья наверняка злился на меня и тайно обвинял во всех бедах человечества. Он вполне мог позвонить в полицию, рассказав о пьянице, завалившимся к нему домой и подпортившим кровь. Но, скорее всего, в его слова или не поверят, или ничего серьезнее небольшого штрафа мне не будет. В любом случае, я мог запросто вызвать в таком случае адвоката, который бы грамотно выстроил линию защиты, и в итоге Илью бы еще и обвинили в изнасиловании. Он наверняка понимал это и сам. И от этого злился только больше.
Я отошел от стены и направился на кухню. Идея, пришедшая мне в голову, была до безобразия простой: выкинуть все таблетки Ильи. Я хотел увидеть его настоящим, а не с затупленными инстинктами. В какой-то момент мой собственный инстинкт самосохранения забил тревогу, заставив меня остановиться, но мое безграничное любопытство, приправленное бесконечной любовью к поиску приключений на задницу (во всех смыслах), оказалось несколько сильнее. Найти все пачки было не так сложно, а избавиться и того проще. Я выкинул все таблетки в мусорный бак. По правде говоря, бегать в одних трусах прохладным ранним утром, пока в нескольких метрах от тебя несется поезд с сонными (или нет?) пассажирами, идея была так себе.
Когда я зашел домой, Илья только вышел из ванной. Не глядя на меня, он направился сразу в спальню, закрыв за собой дверь. Понимая, что пропажу таблеток он обнаружит достаточно быстро, я предпочел ретироваться в комнату, которую он только покинул.
Смывать с себя следы «борьбы» каждую ночь когда-то было делом привычным для меня. В студенческие годы я слишком много трахался, слишком много пил и слишком много думал о себе. Хотя, пожалуй, последнее у меня все еще оставалось. Тем не менее, ступив во взрослую жизнь, и секс, и выпивка начали как-то постепенно покидать меня. Было ли это следствием моего постоянного недосыпа или я просто потерял былую привлекательность, я точно сказать не мог. Но факт оставался фактом. Может быть, я запал на Илью тоже только потому, что давно не трахался?
Я поднял взгляд на свое отражение, продолжая растирать по зубам и деснам мятную зубную пасту, от которой во рту слегка жгло. Волосы отвратительно вились, заставляя меня все больше думать о том, что я однажды точно побреюсь налысо. Мешки под глазами стали немного меньше, чем раньше, и это немного радовало. Я сполоснул рот, уперся руками в раковину и посмотрел на свое отражение снова. Гетерохромия на левом глазу как будто стала темнее, еще больше выделяясь коричневым пятном на голубой радужке. Я опустил взгляд на свои руки, посмотрев на шрамы. Мне все больше казалось, что я теряю привлекательность. И куда делся тот юноша-первокурсник, на которого западали все люди вокруг?
Когда я вышел из ванной, Илья стоял на первом этаже, топтался возле двери и шарил по карманам. Я уперся руками в перила, вскинув брови и молча наблюдая, когда буквально через несколько секунд он поднял взгляд.
– Слушай, ты таблетки случайно не видел? – я мотнул головой. – Хрен с ними, потом куплю.
Когда он закрыл за собой дверь, я усмехнулся и согнулся, подперев щеку рукой. Шел второй (или все же третий?) день в доме Курякина, а я все еще не вылетел на улицу. Или он в спешке забыл о том, что собирался выкинуть меня из дома, или же решил, что мне стоит остаться на еще какое-то время, чтобы, если приспичит, я мог под него лечь. И тот, и другой вариант казались мне малопривлекательными. Тем не менее, возвращаться в свою пустую квартиру у меня желания не было.
Я никогда особо не любил убираться, но это занятие меня определенно успокаивало. И вызывало боль в пояснице, будто мне было под пятьдесят лет. Я не люблю убираться, но я люблю уют и комфорт. И считал, что они и чистота напрямую взаимосвязаны. Только вот уборка небольшой квартиры это одно. Она по времени занимала максимум четыре часа (включая перерыв на перекус). А вот уборка в достаточно большом доме, хоть и с малым количеством мебели, это совсем другое. Илья определенно не был самым чистоплотным человеком, и это слегка раздражало. Он явно редко убирался. Под мебелью и за ней был приличной толщины слой пыли, по которому можно было сказать, что Курякин ко всему прочему еще и лентяй, никогда не передвигавший мебель во время уборок. Если бы к нему домой пришли с проверкой на чистоту, и его, и все комнаты, в которых он бывал, сожгли бы, пританцовывая ритуальный танец.
Разумеется, я преувеличивал и сам это понимал. Но этот мерзкий чистюля, сидящий в моей душе, твердил свое.
Интересно, если бы я решил составить список наших с Ильей отличий, насколько большим бы он был? Думаю, одного листа было бы маловато. Чем дольше я думал об этом, тем все огромнее казался мне этот несуществующий список. И тем больше я думал о том, насколько сильно мы не сочетаемся, я понимал, насколько мне это нравится.
Илью встретил запах ужина. Я был уверен, что возвращаться домой намного приятнее, когда в нем пахнет едой, только вытащенной из духовки. Я не знал точно, любил ли Илья мясные пироги, но другие рецепты я попросту не смог вспомнить. Кроме яичницы, разумеется, которую, как оказалось, Курякин не ел. Из полуфабрикатов ничего путного не приготовишь. Поскольку Илья закрыл входную дверь, мне пришлось через окно выбираться на улицу и идти до ближайшего супермаркета за продуктами. Поверх футболки я накинул его куртку, решив не напрягать людей вокруг своими полосатыми руками. И, как мне казалось, все это было сделано не зря.
– Ты заказал еду? – Илья отодвинул тарелку с пирогом в сторону, ставя на стол пакет. Он вытащил из него палку колбасы, батон, молоко и таблетки, а я подумал о том, какой я чертов дурак, что выкинул их утром. Нужно было немного подождать и выкинуть их днем, пока Ильи не было и он не заметил пропажу. Наверное, мне стоило приберечь эту идею на потом. Если это «потом», разумеется, вообще настанет.
– Обижаешь.
Он с подозрением посмотрел на меня, вскинув брови, хмыкнул, подхватив продукты, и направился к холодильнику.
– Ты умеешь готовить?
– И к тому же очень неплохо. А также умею убираться и отлично отсасывать, – Илья медленно выглянул из-за дверцы. – Насчет последнего пошутил. Или нет. – Он закатил глаза и захлопнул дверцу холодильника. направляясь к столу.
– Только не говори, что ты весь день убирался и готовил, – он пододвинул к себе стул, опускаясь за стол и поднимая на меня взгляд. Я пожал плечами, опираясь поясницей о столешницу, и потер запястья. Илья понял все без слов, кивая и глядя на пирог перед собой, явно размышляя, стоит ли пробовать то, что приготовил я. Мало ли, вдруг я ему что-то подсыпал.
– Не волнуйся, если бы я хотел убить тебя, я бы сделал это не через отравление, – он косо посмотрел на меня, фыркнув, и вытянул руку, поманив пальцами, в которые я вложил нож и вилку.
По какой-то не совсем ясной для меня причине я даже испытывал что-то вроде волнения, глядя на то, как медленно Илья отрезал кусок от пирога. Он явно все еще был в раздумьях, чем слегка начинал раздражать. Наверное, такие же чувства испытывали молодые директора только что открывшихся ресторанов, к которым вдруг наведывались какие-нибудь влиятельные кулинарные критики. Разница была только в том, что Илья точно давно не ел домашней пищи и наверняка наслаждался бы едой даже в том случае, если бы она оказалась недожаренной или слишком соленой. Илья жевал так же медленно, как нарезал пирог, глядя перед собой в одну точку, словно действительно размышляя, стоит ли давать моему ресторану больше одной звезды.
– Нормально, – наконец пробубнил он с набитыми щеками, проглатывая и отрезая новый кусок.
Я улыбнулся, расслабленно опуская плечи. Илья был не из тех людей, которые когда-либо охотно признавали свои ошибки. Скорее гнули до последнего свою линию, даже если понимали, что были не правы. Особенно, если бы своим признанием они бы потешили самолюбие людей типа меня. Но мне было достаточно того, что он ел приготовленный мной ему ужин.
– Это в любом случае лучше замороженных котлет, не так ли, большевик? – он бросил на меня взгляд и тут же отвел обратно. Он не признал бы это. И мне все равно было чертовски приятно. На самом деле, я уже плохо помнил, что такое готовить не для себя. Для себя можно было наскоро нарезать овощи, бросить их в тарелку и залить маслом, назвав это салатом. А для другого невольно начинаешь стараться. Что-то я размяк.
– Сам-то не будешь?
– Я не голоден, – я наблюдал за тем, как он ел. И, хочу сказать, это была довольно занимательная картина. Как если бедного студента пригласить в богатый ресторан и бесплатно поставить перед ним все блюда, присутствущие в меню. Такой же все еще недоверчивый, но радостный взгляд, и такая же жадность, с которой он поглощает принесенную пищу, надеясь, что это не сон.
– Слушай, а в честь чего это? – он вытер губы, повернув ко мне голову и подперев щеку рукой.
– Если скажу, что мне было скучно, ты поверишь? – он мотнул головой. Я усмехнулся, скрестив руки на груди. – Тогда мне просто захотелось, чтоб ты в кой-то веки съел что-нибудь нормальное.
– Нормальной пища была бы, если бы ты, например, борщ сварил.
Я вскинул брови, почесав средним пальцем щеку и только поняв, что я уже несколько дней ходил без кольца. Я надеялся, что оставил его дома, а не выронил в клубе. Этот расклад был бы так себе.
– Борщ, я так понимаю, это что-то из русской кухни. Как скажете, господин Курякин, принимаю заказ, – я усмехнулся, покачав головой, и сжал переносицу пальцами. Ожидать «спасибо» не стоило. Но я в нем и не нуждался.
Илья фыркнул, вставая из-за стола и задвигая стул, вышел из кухни. И заглянул обратно.
– Погоди, откуда ты мою фамилию знаешь? – я медленно опустил руку, подняв на него взгляд. Что-то внутри похолодело, и я выпалил первое, что пришло на ум.
– Пока убирался, нашел твой паспорт.
Илья вскинул брови, медленно кивнул и пожал плечами, снова исчезая за дверью. Мне оставалось только облегченно вздохнуть.
Я заглянул в спальню и обнаружил в ней Илью, лежащего на спине, забросив ногу на ногу, и рассматривающего потолок. Он даже не посмотрел в мою сторону, только слегка повел плечом.
– Можно вопрос? – я подошел к нему, присев на корточки возле кровати и упершись рукой в нее, подпер щеку ладонью. – Почему я еще здесь?
– Дверь всегда открыта, можешь идти, – он закрыл глаза, облизнув губы. – Или ты о том, почему я тебя до сих пор не выгнал?
– Вроде того.
– Ну, во-первых, я бы точно не выгнал тебя после секса. Это было бы бестактно. А во-вторых, ты меня покормил, а это позволяет тебе переночевать у меня снова. Типа платы.
– То есть не выгнал бы после секса? – я снова рассматривал его лицо, словно мог забыть хоть какую-то его черту. – Это тоже как-то относится к русской культуре?
– Очень смешно, ковбой. Плоские шутки и глупые вопросы тоже как-то относятся к американской культуре?
Я усмехнулся, ставя подбородок на край кровати и садясь на пол нормально.
– В смысле ты и проституток за дверь не выставляешь после секса?
Илья приоткрыл один глаз, посмотрев на меня, и вскинул брови:
– Мне послышалось, или ты только что поставил себя в один ряд со шлюхами? И нет, я ни разу не снимал их.
– Это было сравнение.
– Хорошо, ты только что сравнил себя со шлюхой?
Я тяжело вздохнул, на секунду закрыв глаза.
– Хорошо, ты меня подловил. Я неудачно выразился. Но ты ведь понял суть?
– Не-а.
– Ладно, забей.
Илья усмехнулся, закрыв глаза, опустил руку и потрепал меня по волосам. Я опешил, скосив глаза вверх и глядя на руку над собой, пальцы которой зарылись в волосы, слегка сжав их.
– Ты еврей, что ли?
– Извини?
– Ты кудрявый такой. Вот и подумал, – он потянул волосы на себя и тут же ослабил хватку, положив ладонь мне на макушку.
– Не все кудрявые обязательно евреи. И, пожалуйста, не говори о моих волосах.
Илья снова усмехнулся, открыв один глаз и посмотрев на меня:
– Комплексы, ковбой?
Я помотал головой, фыркнув, и лег щекой на кровать.
– Нет, я просто их не люблю.
– Откровения-то какие, ух, – Илья протяжно зевнул, закрывая глаза. – У тебя еще не все так плохо. Видал я особо кудрявых людей, напоминавших какой-то клубок или там тучу, я не знаю, как объяснить. И им это ужасно не шло. Так что это точно не та причина, по которой ты мог бы переживать, – он помолчал несколько секунд, добавляя. – Я даже как-то удивлен, что ты можешь быть недоволен своей внешностью.
– Это комплимент?
– Нет, намек на то, что ты явно нарцисс.
– Какой интересный вывод. И на чем он основан?
– По тебе это видно. Да и такие смазливые чаще всего бывают нарциссами, – пальцы скользнули ниже, опускаясь за ухом и неторопливо почесывая за ним кожу. Я прикрыл глаза, расслабившись. – Ты чертовски странный, ковбой.
– Взаимно.
Он повернул голову, разлепив глаза, и снова зарылся пальцами в волосы.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать шесть.
Он кивнул, прикрыв глаза и продолжив смотреть как будто сквозь меня.
– Мне тоже. Скажи, ты местный?
– К чему эти вопросы?
– А для чего люди задают друг другу вопросы?
– Тебе ответить нормально или как журналист? – он посмотрел на меня, проведя указательным пальцем вдоль затылка. – Я работаю журналистом и чаще всего задаю вопросы ради того, чтобы заработать на жизнь. Или побесить человека. Не думаю, что тебе нужны от меня деньги, и не думаю, что именно сейчас ты хочешь меня разозлить.
– Журналистом, говоришь, – он поднял уголки рта вверх, повернувшись на бок. – И где ты работаешь? Только не говори, что в «Таймс».
– Если бы, – я усмехнулся, прикрыв глаза. – Знаешь ведь «Нью Ньюс»? Да, та самая дерьмовая газетенка, которую даже бомжи не покупают, чтоб под бок постелить. У меня там своя колонка.
Илья отвернул голову, на секунду уткнувшись носом в подушку, и повернул обратно, пожав плечами, переместился пальцами по волосам выше.
– Почему же. Знаю. Я как-то раз по ошибке подписался на выписку и теперь не могу избавиться. Не знаю, не читал даже толком. Ты под своим именем пишешь? – я кивнул. – Хорошо, завтра полистаю, – он снова зевнул, закрывая глаза. – Надо же, ко мне домой пришел сам пьяный журналист «Нью Ньюс», с которым я к тому же переспал.
– Ты определенно добился успеха в жизни.
Он отвернул голову, уткнувшись лицом в подушку, и по вздрагивающим плечам я понял, что он смеялся. Беззвучно, но смеялся. И я жалел о том, что не видел его. Улыбающимся он наверняка выглядел потрясающе.
– А кем работаешь ты?
Он повернул голову, снова глядя на меня расслабленно, надавил на затылок, подвинув к себе ближе.
– Вообще работаю учителем иностранного в старших классах. Но сейчас лето, и я просто отдыхаю.
– И куда тогда ты уходишь на целый день?
– Просто таскаюсь по городу. Я к нему все никак не привыкну.
Я закрыл глаза, прислушиваясь на несколько секунд к стуку колес проезжающего мимо поезда.
– У тебя здесь никого, верно?
– Как и у тебя, – я открыл глаза, посмотрев на него.
Он был прав. В Нью-Йорке из знакомых у меня была только редакция и бывшие однокурсники, большинство из которых разбежалось по стране. А другая часть не желала со мной разговаривать.
– Иначе ты бы давно выпер меня за дверь.
– Да что ты выпер да выпер. Так не терпится на улице оказаться? – я мотнул головой, и Илья усмехнулся. – Нет. Я говорю с тобой не потому, что ты один из немногих, с кем мне вообще хочется говорить. Хотя это одна из причин. Я сейчас сонный, потому и спокойный. Так что сильно не обольщайся.
Я кивнул, повернув голову к его руке и уткнувшись на секунду в его запястье носом. Я и не обольщался. Мне хватало того, что я мог находиться рядом без опасения быть замеченным или получить по шее. И мне было так спокойно, как не было уже давно. И все казалось каким-то далеким, неважным и совершенно ненужным.
Я и впрямь определенно размяк.
Открыв глаза, я аккуратно убрал его руку, поднимаясь на ноги.
– Опять ведь ночью придешь, – Илья перевернулся на спину, зевнув в кулак, и посмотрел на меня, едва раскрыв глаза. – Ложись уж, – я кивнул, осторожно обходя кровать и опускаясь на нее. Теперь паранойя Ильи частично передалась мне. Интересно, разве она была когда-то заразной?
Он перевернулся на другой бок, подперев щеку рукой.
– Затылок не болит?
– Чего? А, да нет, вроде бы.
Он кивнул, кладя голову обратно на подушку, и снова положил руку мне на волосы, опускаясь пальцами к затылку и прикасаясь к постепенно заживающей ране. Которая, к слову, действительно не болела.
– Ты такой странный, ковбой. Как будто что-то недоговариваешь.
Я пожал плечами, закрыв глаза. Сонный Илья действительно был другим человеком. Или это все те же чертовы таблетки.
– Ну, как говорится, у нас нет людей без скелетов в шкафу.
– Не умничай, – он снова перевернулся на спину и закрыл глаза, выдыхая. – Спокойной ночи, Соло.
Я кивнул, приоткрыв глаза и посмотрев на него.
– И тебе. Большевик.
Я сближался с ним постепенно. Так же медленно я когда-то узнавал о нем что-то через интернет и наблюдения. Только теперь все происходило заново. Он рассказывал о себе постепенно, с каждым днем снова и снова откладывая мое «выселение». А я в ответ пытался как-то его отблагодарить: то убирался, то готовил. К слову, последнее я делал все чаще. К домашней еде быстро привыкаешь.
Илья терпеть не мог кофе, но часто его пил, покупая преимущественно быстрорастворимый. Больше всего предпочитал пить зеленый чай, желательно заваривать его. Всю жизнь мечтал о добермане и подумывал его завести, купив загородный дом. В итоге дом купил, собаку заводить передумал. У него была привычка чесать себя за ухом каждый раз, когда он смотрел телевизор и натыкался на что-то, чего понять не мог. Так его недавно в ступор ввела передача, в которой говорилось о влиянии неправильно стоящего по какой-то там китайской традиции дивана на потенцию мужчины. Он сидел несколько минут, водя пальцем за ухом, пока передача не закончилась, и сказал всего одно слово: «Че». Он часто говорил с самим собой на русском. Как я позже понял, чаще всего просто матерился себе под нос. И его словарному запасу отборного русского мата мне оставалось только позавидовать. Ноутбуком Илья практически не пользовался, чаще всего заходя только на сайты, где можно посмотреть какое-либо кино. Новинки он принципиально игнорировал, даже если я убеждал его, что они могут быть вполне неплохими. А еще, когда он начинал злиться, у него дрожали руки, и он торопливо лез за таблетками в задний карман, которые я регулярно продолжал выкидывать. Порой мне казалось, что он принимал что-то типа наркотиков. И я был бы в этом уверен, не принимай такие же несколько лет назад. И мне удалось-таки узнать пароль от его ноутбука: год рождения наоборот и рандомный набор букв. Не так уж и сложно, если подумать. А еще он купил-таки мне шампунь и зубную щетку. Гель, как утверждал сам, забыл, но все равно неплохо.
И чем больше я его узнавал, тем больше понимал, что моя симпатия, возникшая к нему когда-то, была ошибкой. Здесь не было никакой симпатии. Только чертова влюбленность, как в первый раз в жизни.
Он водил пальцами по моей руке, повторяя контуры шрамов, не поднимая взгляда. Мне нравились подобные моменты, когда он становился абсолютно спокойным, переставал ворчать и подозревать всех вокруг, и просто лежал рядом, чаще всего молча. Илья молчал много и подолгу, что меня первое время немного напрягало. Я человек болтливый и без разговоров мне тяжеловато. Но рядом с Курякиным в подобные моменты много говорить и не получалось. Наверное, я бы даже мог сказать, что я понимал его без слов.
– Откуда они все у тебя? – он очертил пальцами шрам на ладони, оставленный бутылкой.
– То резался, то меня резали. Ничего интересного. Было бы неплохо как-нибудь накопить побольше денег и пересадить себе чистую кожу, а? – он поднял на меня взгляд, посмотрев, как на полного дебила.
– Мозги себе пересади лучше новые, – он фыркнул, опуская взгляд снова и вновь обводя шрам на ладони. – Дебил совсем, что ли? Разве такие операции делают? Даже если и делают, то на кой хрен тебе?
Я усмехнулся, переворачивая ладонь, позволяя пальцам Ильи изучать шрамы с другой стороны.
– Ну, это привлекательным назвать точно нельзя. Тем более, сейчас у меня их только прибавилось. Сам же видишь.
– Вижу, – согласился Илья, кончиками пальцев спускаясь по руке до локтя. – Только никак не пойму, что здесь плохого. У меня тоже шрамы. И что? Живу же.
– Ага, но не на руках, как у суицидника. Сравнил.
Илья тяжело вздохнул, сжав мое запястье и подняв взгляд, спрашивая приторно-сладким голосом:
– Совсем тупой, да?
Я закатил глаза и фыркнул.
– Если вздумаешь пересаживать кожу, я пересажу твое лицо на стену и буду использовать вместо доски для дартса.
– А так можно?
– Выбесишь меня, и не такое можно будет.
Я хотел было обиженно фыркнуть, но вместо этого засмеялся, закрыв глаза. Я все никак не мог понять, плохо ли у Ильи было с чувством юмора, или он все говорил всерьез. Но мне это нравилось в любом случае.
– Слушай. А для чего тебе гитара, если ты на ней не играешь? – я посмотрел на Илью, на несколько секунд остановившегося, но почти сразу продолжившего изучать мои руки, будто впервые видя.
– Еще своего слушателя не нашел.
– То есть играть на гитаре нужно для кого-то? – он кивнул, подняв взгляд и вскинув брови, будто я спросил сущую глупость.
– Разве нет? Для себя я уже наигрался.
– А ты романтик.
Он уперся ладонью мне в лицо и отвернул мою голову в сторону, перевернувшись на спину.
– Отвянь. Это обычное желание.
– И потому ты таскаешься с ней по городу?
– Мало ли где слушателя встретишь, знаешь.
Я хотел намекнуть на свою персону, но вовремя сообразил, что не хочу полететь на пол пинком под зад. Потому я только промолчал, глядя на него. На его странице в социальной сети были записи того, как он играет. Но я так и не услышал за недолгое время проживания с ним под одной крышей ни одного аккорда.
– Тебя не напрягает мое присутствие?
Илья открыл глаза, посмотрев на меня.
– А должно?
– Я ведь даже не твой приятель, а живу с тобой несколько дней, еще и сплю в одной постели. Не думал там, ну, что я в доверие втираюсь, чтобы ограбить тебя или убить?
Он задумчиво облизнул губы, явно размышляя над таким раскладом событий, после чего выдохнул:
– Если бы ты хотел что-нибудь украсть, ты бы украл в любое свободное время. Убить – любой ночью. У тебя было достаточно возможностей.
– Хорошо, только на вопрос ты все еще не ответил.