Текст книги "I follow you (СИ)"

Автор книги: Squ Evans

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Я смотрел, как Илья скрылся за дверью своего дома, и через минуту в окнах первого этажа зажегся свет. А я все продолжал смотреть, думая, что же мне делать теперь, зная, где живет мой парень. Я был достаточно близок к нему, хотя знал его не больше месяца. Конечно, план, возникший в моей голове минутой позже, был предельно ясным. Но от одной мысли о том, чтобы продолжить слежку за Ильей, у меня учащалось сердцебиение. Это все больше и больше походило на один из триллеров, которые мне как-то довелось увидеть, и я, подавляя восторг от собственного воображения, облизнул губы, вытащил телефон и сфотографировал дом с нескольких ракурсов. Моя идея казалась мне самым ненормальным и одновременно лучшим, что могло выдать мое сознание. Я развернулся и направился в сторону ближайшей остановки. Мне не терпелось приступить, хоть я и понимал, что торопиться не стоит.

Я читал статью, написанную мной же, скептически вскинув бровь, и думал о том, что я полная бездарность. Ну какой придурок будет распинаться о фильме, о котором сказали все уже все кому не лень? Неужели он и вправду думал, что хоть одной живой душе будет интересно читать то, что они уже слышали в интернете тысячу раз? Я с тяжелым вздохом бросил новый выпуск «Нью Ньюс» на стол перед собой и допил кофе. Разнообразия ради я купил капучино и, честно говоря, особой разницы с латте не заметил. Не знаю, может быть, у меня что-то не то с вкусовыми факторами, или Матильда и впрямь была неспособна ни на что, кроме как глупо хлопать глазами и тянуть руку к моей кредитке.

На улице заметно потеплело, что, конечно, не могло не радовать. Ведь я, наконец-то, смог сбросить эту дурацкую куртку и вернуться к привычным для меня хлопковым рубашкам. Вообще, рубашек у меня было бесчисленное множество, наверное, я мог бы назвать их своей слабостью, если бы не выбрасывал их после каждой двадцатой стирки. Я не мог объяснить причины своего поведения. Просто выбрасывал их или отдавал какому-нибудь бездомному из фонда. До сих пор жива была только одна рубашка, которая как раз-таки и была на мне. Клетчатая, темно-синяя, ничем не примечательная. И снова я не мог объяснить, почему дольше всех в шкафу держал именно ее. Она не так хорошо на мне сидела, на локтях были потертости, а на правом рукаве небольшое красное не отмывающееся пятно краски, постоянно бросающееся в глаза. Порой я думал, что до сих пор я не выбросил ее только из-за этого пятнышка, настолько омерзительно не сочетающегося с рубашкой, купленной когда-то за 30$. Наверное, тут уже дело было в том, что я ненавидел и любил все, что ни в коем случае не должно было сочетаться. Пока речь не касалась официальной одежды, но это уже другой разговор.

Слева от меня снова сидели Лесли и Лейси, сменившие свои ужасные толстовки на не менее ужасные футболки с символиками рок-групп, песни которых вряд ли когда-нибудь слышали. Они вполголоса обсуждали, как некая Бет отсосала мистеру Питерсону за зачет по философии. Если бы мне нужно было об этом писать статью, я бы обязательно озаглавил ее как «Философский отсос». Мерзость-то какая.

Я посмотрел на часы. Сегодня на работу можно было не торопиться. Все статьи сданы, зарплата получена (и частично уже потрачена), а Том, на вопрос требуется ли моя помощь, отмахнулся, вздыхая так тяжело, будто один только разговор со мной приносил ему физическую и моральную боль. А это значило, что ближайшие несколько дней я мог посвятить себе и своему другу, до сих пор не подозревающему о моем существовании.

Я опустил взгляд в свой телефон и продолжил читать статью о том, что между сталкером и любовником на самом деле проходит очень тонкая грань. Эту фразу автор никак не пояснил, решив, что с такой задачей его читатель должен справиться самостоятельно, чего я, конечно же, не совсем мог понять. В смысле, ведь сталкеры и любовники это, мягко говоря, разные понятия. Сталкеры могут знать о вас все, вплоть до того, кто вас в школе бил, а любовникам зачастую достаточно того, что вы их трахаете. Ну, или они вас. Как повезет. Хотя, конечно, и здесь можно было провести параллель, в том случае, если, допустим, любовник одержим своим партнером, но это уже формальности.

Я не мог сказать, одержим ли я своим новоиспеченным другом. В конце концов, во снах он мне не являлся, а дома у меня не было длинной подушки с его фотографией, которую я обнимал холодными ночами в своей квартирке, и вся стена моей спальни не была увешана его фотографиями. По крайней мере, одержимые в моем представлении выглядели именно так.

Я откинул голову назад, массируя пальцами виски. Когда-то давно я слышал о том, что русские не очень гостеприимный народ и приходить к ним надо, как говорится, с подарками, чтобы задобрить. Как к драконам в легендах, которые не пускали в пещеру до того момента, пока им не отдавали дань. И я все думал, относился ли Илья к такому типу русских или все же был каким-то другим.

О России в целом, говоря откровенно, я знал не так много. Знал, что все эти стереотипы о вечной зиме и домашних медведях были всего лишь стереотипами. Хотя, судя по тому, как спокойно Илья ходил в одном свитере в те дни, когда я укутывался в куртку и продолжал мерзнуть, зима все же у них действительно казалась бы для меня вечной. Также я немного знал об их истории: ну, коммунизм там, Сталин, большевики, водка, балалайка. Сомневаюсь, что Илья умеет играть на балалайке.

Что вообще за отвратительные стереотипные мысли. Я, в конце концов, журналист, я должен мыслить шире, а не забивать себе голову тем, что когда-то придумали какие-то недалекие люди.

– ..а вот Рут недавно купила себе фотоаппарат, настоящий, хороший, теперь у нее все фотографии будут красивыми. Может, нам тоже купить, а, Джимми? – я посмотрел на Лесли (как обнаружилось, с именем я не угадал, но менять не собирался) и Лейси. Лейси рассказывала о своей, наверное, подруге и ее фотоаппарате с таким энтузиазмом, что мне на секунду даже стало жаль, что я не Рут или ее новый Nikon.

И тут меня снова осенило.

Мой фотоаппарат, украденный еще в студенческие годы и так ни разу не использованный, мог послужить мне хорошую службу. Я смутно помнил о том, как нужно проявлять пленку, и от одних мыслей об этом ощутил прилив сил.

Ох, Соло, ну и редкостный же ты мудак. Но хорош, тут не оспоришь.

Я ждал Илью примерно два с половиной часа. За это время я уже успел не только прошерстить все в округе, проверить всех соседей и рассмотреть детально дом со всех сторон через забор, но еще и прилично замерзнуть. Когда же мой парень появился на горизонте вместе со своей гитарой, я отступил в тень, вытаскивая из сумки фотоаппарат и приготавливаясь. По правде говоря, будучи ребенком, выросшим на сериале типа «Закон и порядок», я представлял работу журналиста именно такой. Чтоб мурашки по коже, дрожащие пальцы, сжимающие корпус фотоаппарата, часы в укрытии ради нескольких скандальных снимков, которые можно было бы разместить прямиком на первой странице свежего выпуска модного журнала, который бы читали не только подростки, но и взрослые, желающие покопаться в чужом нижнем белье.

Я направил объектив на Илью и сделал первый снимок. Никогда бы не подумал, что мчащиеся мимо поезда смогут так меня выручить от разоблачения из-за щелчков камеры, которые, по сути дела, Курякин слышать был не должен. Но черт знает этих русских. Особенно тех, которые похожи на медведей.

Я узнавал Илью постепенно. С помощью своей фотокамеры. Через объектив я мог видеть из своего укромного места как он заходит в дом. Я видел, как он сбрасывает с себя обувь, даже не трудясь ставить ее в ряд с остальной, идет на кухню, в которой из мебели только стол, небольшой холодильник, плита, шкаф в углу и всего один стул, который каждый раз стоял в разных местах, но только не у стола. С заднего двора вид был не настолько хорош, но окна второго этажа определенно были из спальни. Об этом я узнал после того, как додумался залезть на ближайшее дерево и просидеть в листве целых три часа, ожидая, когда мой дорогой друг решит включить в комнате свет. В тот день его окна не были занавешены шторами, и я смог разглядеть часть интерьера: светлые обои, стол с ноутбуком и край кровати. Значит, техника у него все же была. Как человек социально активный, я плохо представлял, для чего он ему был нужен, если он не сидел ни в одной социальной сети. Но лучший момент был тогда, когда мне удалось запечатлеть, как Илья раздевался перед сном. Он всего лишь снял футболку, а я уже успел сделать более десятка кадров. Кстати говоря, телосложение у него было что надо.

Самые большие трудности я испытывал в те моменты, когда пленка неожиданно заканчивалась. По сути дела, только это (и легший спать Илья) и могло заставить меня покинуть свое укромное место и отправиться домой.

Самым же одновременно приятным и кропотливым моментом для меня было проявление фотопленки. Первый раз был абсолютно провальным, и я потерял ряд вполне неплохих кадров, к тому же, случайно разбередил шрам на руке. На самом деле, проявлять пленку не так сложно, если правильно все усвоить, подобрать материалы и купить качественное оборудование. И лучше не поскупиться (половина моей зарплаты ушла именно на это).

Раз за разом я проявлял фотопленку, оставляя фотографии сушиться, а после перенося их в другую комнату, чтобы не захламлять небольшую ванную. И вскоре фотографии были всюду: на кровати, на полу, на стене, на столе, несколько было приклеено к окну просто из-за того, что деть их было некуда. Я хотел знать все и, стремясь за своим желанием, не заметил, как стал тем, кого еще совсем недавно считал ненормальным. Наверное, так оно и было.

У Ильи потрясающая внешность. Я не знал, был ли он в курсе этого. Периодически рассматривая фотографии, я думал о том, что этому парню охренеть как повезло с генами. У него была практически арийская внешность, неплохая мускулатура, глаза примерно такого же цвета, как небо под Бостоном после дождя. Не могу сказать точно, почему именно под Бостоном, но на ум приходило только такое сравнение. Русые волосы, как и ожидалось, всегда были в беспорядке, и, по правде говоря, я сомневался, расчесывался ли он когда-нибудь, хотя неряхой его назвать было трудно.

Разумеется, фотографий мне было мало, и я пошел дальше. Я рыл везде, где только мог. Находил его родственников и друзей в социальных сетях, находил его фотографии с кем-то в интернете. Не без труда, но я взломал его электронную почту (большое спасибо Роберту, парень, ты чудо). И да, я был чертовски прав, когда думал, что смогу найти Илью в соцсетях его страны, где информации о нем куда больше. Так, например, я узнал, что Илья довольно часто курил в студенческие годы, о чем свидетельствовала сигарета, которую плотно сжимали тонкие губы на каждой второй его фотографии. Сейчас я за ним такой привычки не замечал. Он совершенно не умел общаться с людьми (или гугл-переводчик работал не на меня). Он пошел в школу на год раньше, о чем говорит информация в его профиле. Также мне удалось узнать, что он единственный ребенок в семье, из друзей у которого, видимо, были одни собаки, но насчет этой информации я не совсем уверен. И да, наконец-то я услышал, как он играет на гитаре. Он действительно умеет играть на ней, а не таскает за спиной просто для привлечения внимания (хотя этот феномен для меня все еще оставался загадкой). Он переехал в Америку меньше трех лет назад, но так и не смог нормально обосноваться, о чем несколько раз упоминал у себя на странице (опять же, если гугл-переводчик меня не подвел). По образованию Илья переводчик, причем с дипломом. Дом спонсировала его тетушка, а мебель он купил сам. В последний раз у него отношения были в школе, но, как я понимаю, все закончилось плачевно, и углубляться у меня желания не было. Иными словами, интернет действительно чудесная вещь.

И чем больше я узнавал, тем больше я понимал, что мне чертовски мало. Мне требовалось больше. Что он предпочитает есть на завтрак? А что на обед? Какое вообще у него любимое блюдо? Он предпочитает мятную жвачку или фруктовую? Как часто за год он думает о суициде и есть ли у него такие мысли вообще? Каким одеколоном он пользуется? О чем он думает перед сном? Почему он стал именно переводчиком и переехал именно в Америку? Хотел бы он иметь домашнее животное? Как его называли в школе? От этих мыслей мне хотелось выть, но еще больше хотелось немедленно начать узнавать все любым способом.

Идея возникла сама собой, когда я в очередной раз дежурил на дереве, настраивая камеру и ожидая своего парня, который должен был вернуться домой. Он всегда возвращался ровно в 20:45, словно по часам. Иногда с опозданием на две-три минуты, но это несущественно.

План был кристально прост в теории, а вот насчет практики я сомневался.

Вообще, воровать из карманов не так уж просто, как может показаться по фильмам. Вам недостаточно просто столкнуться с человеком, чтобы стащить у него что-то. Для начала, здесь нужна практика. На все у вас будет буквально одна-две секунды, иначе вас заметят, и вот тогда пиши пропало. К счастью, практика у меня была, и оставались самые мелочи. Всего лишь стащить ключи из кармана Ильи. Я не был уверен, что они у него были в куртке, но попытаться стоило.

Маршрут Ильи я понял давно. Каждый понедельник, среду и пятницу он посещает спортзал, после чего обычно идет прямиком домой. Поездка на метро занимает у него приблизительно час, за который он обычно отсыпается, если в вагоне есть свободное место, или хмуро буравит стену взглядом, пока место не освободится.

Как и ожидалось, он действительно появился на улице, ведущей к спортзалу, и я был вынужден собрать всю волю в кулак и не выдавать себя, даже когда расстояние между нами начало стремительно сокращаться.

– Извините, – мой голос звучал хрипло, будто я был тем еще пьянчужкой, который, к тому же, курил с самого рождения, если не раньше.

Мне потребовались считанные секунды, чтобы проверить карманы Ильи. И понять, что я просчитался. Ключей в них не было. И это вполне логично, учитывая, что у него в руках была спортивная сумка с несколькими карманами. Я чуть не взвыл от отчаяния, крепче сжимая заготовленный пластилин в кулак и тут же его разглаживая. Мне оставалось только надеяться, что в пятницу в семь вечера в метро по-настоящему людно.

Стоять настолько близко к нему мне еще не удавалось, и я понимал, что если я облажаюсь сейчас, то исправить смогу это ой как не скоро. Потому я, глубоко вдохнув и выдохнув, встал позади Ильи, держащегося за поручень, и сглотнул, пошатнувшись из-за тронувшегося вагона. Я определенно видел порно, которое начиналось точно так же. И я был благодарен давке вокруг себя. Главное не облажаться. Не облажайся, Соло, ну хотя бы в этот раз.

Я снова облизнул губы и прижал ладонь тыльной стороной к бедру Ильи. Пусто. Переместил ладонь на другое бедро. Телефон. Не то. Илья повел плечом, чуть не заехав им мне по носу, и только в тот момент я начал осознавать, что я вообще творю. Я лапал гребаного парня в гребаном метро ради гребаных ключей. Если меня кто-нибудь заметит, то я точно стану известен в узких (и не только) кругах как «извращенец в метро». Это, мать твою, не Япония, за национальный спорт не примут. Это, мать ее, Америка, в которой за такое по головке не погладят. Особенно не погладит вот этот парень передо мной. Я опустил взгляд на сумку и глубоко вдохнул, начав медленно приседать. Будет просто чудо, если меня не заметят. Но, конечно же, я не могу без косяков, и потому при торможении из-за новой порции ввалившихся в вагон людей, я вписался щекой в бедро рядом стоящего парня, к сумке которого продолжал тянуться.

– Да какого хуя? – я резко выпрямился, развернувшись, и буквально ощутил, как мне на затылке только что прожгли дыру, как пометили «вот эта гребаная сука тычется мне лицом в задницу». Прошло несколько минут, прежде чем я возобновил попытки, действуя в этот раз аккуратнее. Первый карман был пуст. Во втором я нащупал только какую-то часть одежды (надеюсь, не его трусы). В тот момент, когда мои пальцы уже почти дотянулись до третьего, мужчина рядом решил, что вполне неплохо было бы отдавить мне ногу. Стиснув зубы до боли, чтобы подавить не самые приятные ощущения, я проверил третий внешний карман, находящийся со стороны, которую обычно прижимали к себе. И – о чудо – в этот раз я не прогадал.

Сделать слепок, находясь в метро, будучи прижатым к человеку, у которого вы украли ключи, дело не самое приятное. Но выбора у меня не оставалось. Лишь когда я убедился, что слепок выглядит очень даже прилично, я забросил его в портсигар (украденный на первом курсе из магазина за углом университета: дешевое дерьмо, но лучшей защиты не придумаешь). Я вздохнул с облегчением, опустив ключи обратно в сумку и уткнувшись лбом в спину парня перед собой. Это был полный… Это, наверное, может войти в список моих самых долбанутых дел за всю мою жизнь.

– Охренеть, – я понял, что сказал это вслух только когда услышал свой голос, заглушенный мерным постукиванием колес.

– Ага, о том же думаю. Слушай, парень, если ты продолжишь жаться ко мне, я выбью тебе зубы. Ты ведь в курсе, что домогательство это статья? – в тот момент меня поразило не то, что Илья терпеливо ждал, когда я подам голос, чтобы высказать мне все, что думает, а то, что я впервые за все время слежки услышал от него так много слов.

– Извини, чувак, просто устал, решил вздремнуть на тебе, – я услышал смешок и понял, насколько глупо я выгляжу со стороны.

Разумеется, в такое нелепое оправдание он не поверил. Но в тот момент я ощутил нечто новое, ранее мне непонятное. Он говорил со мной. И я понемногу понимал тех долбанутых девиц-сталкерш, запавших на первого красавца школы и визжащих от радости от одного только взгляда на них. Неважно, что презрительного или недоумевающего. Главное, взгляда. И сейчас я ощущал себя примерно так же. Унизительно? Да, есть немного. Но стыда не чувствовалось.

– Ну-ну. Главное, в горы меня после такого не затащи, ковбой, – я усмехнулся, закрывая глаза.

Я продолжал стоять, упершись лбом в широкую спину, слушая свое оглушающе громко бьющееся сердце, эхом отдающее в ушах. Илья на удивление спокойно воспринял эту ситуацию, в отличие от меня. Наверняка принял за какого-нибудь пьяницу или извращенца, ищущего приключений на свою задницу. В принципе, близко по смыслу. Я начал глубоко дышать, стараясь восстановить дыхание и успокоить сердцебиение. Это правда был один из самых ненормальных дней в моей жизни. Причем наверняка не из последних.

От Ильи потрясающе пахло. После спортзала он, очевидно, был в душе, и от него еще исходил тонкий цитрусовый запах, смешанный с одеколоном. Я сам одеколонами пользовался нечасто (в последнее время особенно), потому точно сказать не мог, фирменный он у Ильи или нет, но запах мне определенно нравился. Я приоткрыл глаза и поднял голову, глядя на открытый участок шеи. И аккуратно приподнялся, вдыхая глубже. И впрямь. Потрясающий запах.

Я уперся лбом в спину снова, Илья повел плечом. Я явно напрягал его, но он, видать, по доброте душевной, не слал меня куда подальше. И я снова закрыл глаза, чтобы прочувствовать момент.

Мышцы Ильи были напряжены, и это ощущалось даже сквозь тонкую куртку. Я облизнул пересохшие губы снова, старательно отгоняя от себя мысли о том, как, все же, потрясающе этот парень выглядит без одежды. Не хватало мне еще эрекции в вагоне метро.

Запах. Верно. Лучше сосредоточиться на запахе. И расслабиться. Да, определенно это то, что мне требовалось.

– Эй, ковбой. Эй, парень, подъем, конечная, – до меня дошло, что я действительно заснул, не сразу. Сначала я сонно смотрел на лицо перед собой, а когда зрение сфокусировалось, я уже все осознал окончательно. Илья усмехнулся, глядя прямо мне в лицо, и щелкнул по лбу, выпрямляясь и отпуская мои плечи. – Не засыпай в метро, стырят еще что-нибудь, что делать тогда будешь? Бывай, ковбой.

Я с минуту стоял, просто молча глядя перед собой в спину Ильи, направляющегося к эскалатору, и не знал, что мне нужно делать. С одной стороны, можно было догнать его и навязаться в гости. Судя по всему, настроение у него было хорошее, и угрозы во мне он не видел. А с другой стороны, мне стоило затаиться на некоторое время, чтобы он забыл мое лицо (хотя в глубине души я поймал себя на мысли, что этого мне не хотелось). К тому моменту, когда я решил, Ильи в толпе видно не было. Потому у меня особо выбора не оставалось, кроме как пересесть на другой поезд и направиться домой.

Да, это был странный день.

Я лежал на кровати и сверлил взглядом потолок. Стоит ли говорить о том, что вся моя голова была забита чертовым метро? Я тяжело вздохнул, сжимая переносицу.

На столе лежал слепок ключей, который я планировал завтра отнести в мастерскую, где работал мой знакомый. А после переступить черту. Это было странно. Чертовски странно даже для такого как я. Я все думал, а не переступил ли я черту раньше? Еще когда решил, что парень из кафе определенно тот, из-за которого я должен за считанные недели потерять рассудок настолько, чтобы начать преследовать и вынюхивать абсолютно любую информацию. Это все походило на неудачный сценарий к какому-то мыльному сериалу, который крутили по каналу для домохозяек. Только в роли девушки из Индии, влюбившейся в бизнесмена из Лос-Анджелеса, был я, Наполеон Соло, похожий на индийскую девушку чуть меньше, чем слон похож на табуретку.

– Дерьмо, – я произнес это вслух, чтобы убедиться, что это правда я. Голос был моим, а это означало, что все происходило взаправду. Я не был одной из личностей трудолюбивой индианки, молящейся богу каждый вечер, а это уже неплохо. Я все еще был собой, пусть и слегка поехавшим по фазе.

Илья действительно занял какую-то довольно важную ячейку в моей жизни, даже не подозревая об этом. Да что там. Даже я не подозревал, что все настолько плохо, до сегодняшнего дня. Но вот он я, лежу в комнате, заваленной фотографиями чертового русского, выучившегося на переводчика, переехавшего в Америку ради заработка и застрявшего в Нью-Йорке на окраине города в доме возле железной дороги. И вот он я, взрослый мужчина, чья голова забита одним-единственным человеком, как у какой-то наивной школьницы.

– Только не говорите мне, что я влюбился, – это было бы максимально дерьмово. К сожалению или к счастью, сказать мне этого никто не мог, просто потому, что рядом никого не было. – Хреново.

Я не помню, когда последний раз влюблялся. Наверное, в школе. Позже я просто трахался со всеми подряд, удовлетворяя потребности и бушующие, как у подростка, гормоны. И тут на тебе. Появился какой-то неразговорчивый мрачный придурок, и Наполеон Соло потерял голову. Я определенно сам тот еще придурок.

Я с тяжелым вздохом перевернулся на спину, опускаясь лицом в подушку и на секунду ощущая запах цитрусового геля снова, отчего поспешно перевернулся обратно. Нет уж, спасибо, хватит с меня на сегодня.

Стараясь держать эту мысль в голове, я поднялся с кровати и направился в ванную. Мне срочно нужно было остыть. И все бы ничего, если бы на полке я не заметил купленный две недели назад цитрусовый гель. И мое сознание не решило подбросить мне еще немного фантазий. И в тот момент я вспомнил те чертовы годы, когда я, будучи мелким мудаком, точно так же дрочил в ванной. Правда просто потому, что дрочить из-за вечно снующей дома матери, больше было негде.

Остыть не получилось.

Наутро я был в отвратительном состоянии. Я не знал точно, был ли тут причиной все тот же чертов Илья, будь он неладен, или же во всем была виновата бутылка виски, которую я с чувством выполненного долга чуть больше чем наполовину влил в себя. Хотя эти две причины были взаимосвязаны, потому я улавливал суть.

Мне полегчало только после нескольких таблеток от головной боли и примерно литра воды. Похмелье у меня бывало не так часто, и оно всегда сопровождалось головной болью. Я потер голову рукой, и посмотрел абсолютно тупым, как мне показалось, взглядом на холодильник, будто виновником всех моих бед был именно он. После таким же тупым взглядом я посмотрел на каждую вещь, которая окружала меня, завершив собственным отражением в зеркале коридора. Выглядел я не так плохо, как мог бы по ощущениям.

– Ты все еще секс-бомба, детка, – пробормотал я, показав своему отражению большой палец, и направился обратно в свою комнату, чтобы упасть лицом в постель и не вставать еще час как минимум.

Мастерская наверняка не работала по выходным, потому это играло мне и моему похмелью на руку.

Я дотянулся до телефона, проверяя сообщения. Ничего нового. Только Том, пишущий о том, что я должен сдать новую статью до конца месяца, иначе он точно сократит мне зарплату. Я отбросил телефон в сторону и лег лицом обратно в подушку.

Моя жизнь просто удивительным образом напоминала мне смесь комедии, мелодрамы и обычного куска дерьма. Лучше не бывает.

Иногда я думал, как далеко я мог бы зайти? Мог бы я оставить Илью в покое, если бы он узнал обо мне? Мог бы я признаться ему во всем этом дерьме? Мог бы я после этого спокойно жить в этом городе? Мог бы я прожить с ним под одной крышей? Мог бы я защищать его, если бы оказалось, что он убил кого-то? Мог бы я подставить себя под удар в этом случае? Мог бы я сесть в тюрьму вместо него, просто основываясь на симпатии? Мог бы я убить за него?

Я бесконечно задавал себе эти вопросы, продолжая смотреть на лежащий на столе ключ. Я забрал его несколько часов назад из мастерской, заверив, что попросту потерял ключ от своего дачного дома, который достался мне по наследству от бабушки и в который я не приезжал уже год. Конечно же, никакой дачи у меня не было, иначе я бы давно ее продал и переехал из этой квартиры к чертям, но этого он знать точно не мог. Мое воображение рисовало черту, которая была между мной, сидящим на краю кровати, и столом, на котором лежал ключ. Ключ от дома человека, который не знал меня. Я пытался представить, что случится, если я пересеку эту черту, но в голове было пусто. Никаких идей. Абсолютно. Только один вполне закономерным вопрос – зачем? Зачем я начал следить за ним, зачем вторгся в его личное пространство? Конечно же, я понимал, что изначально все это я делал от скуки, но теперь я должен был остановиться, пока все не зашло слишком далеко. Я мог бы убрать этот ключ в самый темный угол своего дома или вовсе выбросить, чтобы больше никогда о нем не вспоминать. Но вместо этого я продолжал сидеть и смотреть на маленький кусочек металла длиной не больше шести сантиметров.

Я закрыл глаза и представил его снова, с досадой обнаруживая, что чувствую к нему все тот же глупый щенячий восторг. Не знал, что когда-нибудь опущусь до такого. Может быть, это все же следствие скуки? Правда от скуки на человека не дрочат. Или все-таки дрочат? Неважно. Суть все та же. Мне двадцать шесть лет, и я до сих пор абсолютный ноль в отношениях, хотя их у меня было достаточное количество. Наверное, это одна из самых печальных частей моей жизни.

Я открыл глаза и посмотрел на свои руки. Я не был неуклюжим, по крайней мере, не мог себя таким назвать. Но я резался обо все подряд. Я мог порезаться о бумагу, о заточенный карандаш, о ножницы, о ключи, пока доставал их из кармана. И в итоге мои ладони всегда были в мелких царапинах, раздражающих с каждым взглядом на них все больше и больше. Что уж говорить о шраме, заработанном в том пабе разбитым горлышком бутылки. Шрам уже давно не болел, и на его месте была розоватая гладкая кожа, прикосновения к которой доставляли дискомфорт. Такие руки, как у меня, неприятно трогать, как бы ты не старался и не ухаживал за ними. Ты смотришь на человека и видишь, что он вполне ничего на лицо, а потом опускаешь взгляд на его руки и думаешь, как бы поскорее свалить, чтобы он не дай бог к тебе не прикоснулся. Наверное, мне стоило начать носить перчатки. Это довольно стильно, если их правильно подобрать, пусть и будет жарко постоянно. Зато не будет видно этих гребаных шрамов. У Ильи ведь тоже есть шрам. Причем отчетливо видный на нескольких фотографиях. И он не выглядел отталкивающе. Напротив, притягивал взгляд и заставлял рассматривать его снова и снова. Хотелось прижимать кончики пальцев к нежной бледной коже, контрастирующей с кожей вокруг, грубоватой, но все же не настолько, чтобы быть неприятной для прикосновений. Иногда надавливать, слышать его смешок и смотреть в глаза, пока он говорит: «Иногда мне кажется, что он нравится тебе больше меня».

Я моргнул. Мне стоило бы меньше думать о подобном. Мне стоило бы избавиться от Ильи раз и навсегда. Я заигрался, и это могло кончиться очень плохо. Но Илья упорно не хотел покидать мою голову. В этом наши желания совпадали. Я встал с кровати и переступил невидимую черту, разделявшую меня и ключ на столе. Я зашел слишком далеко и от одного нового шага ничего не будет. Однажды я остановлюсь. Честное слово.

Честное слово и скрещенные за спиной пальцы.

Я сидел в автобусе и через окно смотрел на проносящиеся мимо дома, в окнах которых горел свет. За ними наверняка жили счастливые люди, чьи головы не были забиты другими людьми, которые даже не знали об их существовании. Или, наоборот, такие же как я, для которых смысл жизни резко сузился до одного-единственного человека, который вряд ли помнил их лицо. Я представил, как он рассказывает кому-то в скайпе о том, как какой-то парень в метро сначала полапал его, а после заснул, упершись головой в спину, вот придурок-то. И представил, как этот кто-то, смеясь сквозь помехи на экране, кивнул в ответ на это, повторяя: «Да, интересная история, интересная». И как он, сжимая переносицу пальцами, глухо смеясь, смотрел вниз, закрывая глаза и говоря в ответ: «Да, ненормальные люди». И невольно мое воображение дорисовывало позади меня же, стоящего, опершись поясницей о столешницу, скрестив руки на груди и закатывая глаза: «Ты до конца жизни будешь это всем рассказывать?». И он, украдкой смотрящий на меня через плечо: «Да ладно тебе, ты ведь любишь эту историю».

Я снова моргнул, отгоняя от себя непрошенные мысли. За окном уже были сумерки, на часах половина седьмого. У меня будет примерно час на то, чтобы осмотреть дом Ильи, пока он не вернулся из спортзала. Мне было интересно, что я мог у него найти. Меня интересовало содержимое его стола. Наверняка в нем куча ненужного хлама, может быть, даже возьму что-нибудь в качестве сувенира. Вряд ли он заметит пропажу. Да, определенно я должен был что-нибудь взять себе на память.

Я закрыл глаза и надавил на виски. Что, если я все это выдумал? Что, если никакого, к черту, Ильи не было, и он был чем-то вроде моего персонального Тайлера Дердена? И сейчас я еду к пустующему дому, принадлежавшему моей семье когда-то в детстве, но я об этом забыл? Что, если все это время я был влюблен в парня, которого, возможно, просто однажды увидел в университете или по телевизору, а мое сознание решило, что он именно тот, кто должен быть моим воображаемым другом? Я вышел из автобуса, продолжая массировать виски. Я чувствовал, что из тщательно уложенных перед выходом волос выбилась одна прядь, упавшая на лоб и наверняка выглядевшая крайне нелепо. Я бы побрился налысо, лишь бы прекратить укладывать волосы, но бритым я выглядел бы отвратительно, а без укладки – отвратительно кудрявым.