Текст книги "Мы отживали последние дни нашего лета (СИ)"
Автор книги: Squ Evans
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
– Рико, успокойся…
– Да вы видели Кагами? Вы слышали, придурки, что он говорил?! – эй, дамочка, ты со мной говоришь или с кем? – Если у этого бабуина вместо мозгов член, я разве виновата? Вы хоть помните, что Кагами сказал, черт во…
– Ты можешь заткнуться?! – теперь уже не выдержал я, раз рявкнул на бабу. На удивление, девушка сразу же замолчала. – А теперь говори нормально. Что Кагами сказал?
– Да какая тебе-то разница. Тебе же плевать.
Я ей сейчас врежу.
– Говори. Нормально. Блять.
Девушка фыркнул, шмыгнула носиком и продолжила:
– Когда его привезли в больницу и запустили нас в палату, он очнулся на пару минут. Хотя это даже так трудно назвать… Скорее, это походило на обычный бред, как во сне. Но он звал тебя, черт возьми. Не Куроко, не меня, не кого-то еще из его друзей или из нашей команды. Он звал тебя, своего соперника. И где ты был в это время?
А вот сейчас мне стало действительно не по себе. Неужто и вправду… Да нет, черт возьми… С чего это Кагами должен был звать меня?
Почему я отрицаю свои и его чувства?
И почему я трахался в то время, когда нужен был ему? Блять. Я не человек. Молча положив трубку, поворачиваю голову к Кисе, который стоял, широко распахнув глаза. Его губы дрожали.
– Аомине-чи… Мне очень жаль, что…
– Заткнись. – Открыв дверь, быстро выхожу из квартиры парня, сбегаю вниз по лестнице и останавливаюсь возле выхода из подъезда. А куда я бегу? А что я вообще могу сделать в этой ситуации? Я ничтожен именно в этот момент.
Что я делал в тот момент, когда нужен был единственному близкому человеку? Я почти трахнул другого. Кто знает, может быть, мне, как в фантастических фильмах, привиделся образ Кагами именно в тот момент, когда тот впал в кому?
Да какая разница.
От алкоголя в сознании не осталось и следа. Видимо, я умею пить.
Уже и вправду поздно. В больницу не пустят… Обычных людей не впустят. А я? А я разве обычный человек? Нет, мать вашу, нет. Я проберусь в больницу и навещу Кагами.
Уверенно кивнув самому себе, быстрее бегу в сторону метро. Видимо, я начинаю сходить с ума, так?
В больнице гробовая тишина. Будто все вымерли. Я не до конца уверен, что Кагами именно в этом крыле, но буду надеяться, что все именно так. Пробраться сюда было достаточно трудно, ибо камеры установлены почти везде. Было бы не очень приятно узнать, что все мои старания напрасны.
Стараясь издавать как можно меньше шума, иду по длинному коридору, слегка щурясь в темноте. Едва только свет горит над каждой дверью, видимо, чтобы если что случится врачи знали в какую палату идти.
Облизнув пересохшие губы, замираю возле палаты номер 1075. На губах появляется усмешка. Какая ирония. Опять эта гребаная палата появляется на моем пути.
На двери висит небольшая табличка, написанная от руки, как и на всех других. Кагами Тайга, доктор такой-то-такой-то, наблюдение до такого-то-такого-то.
Почти бесшумно открывая дверь, проскальзываю внутрь, поворачиваю голову и замираю, глядя на юношу. Он лежит на кровати в какой-то дерьмовой больничной пижаме, в капельницах, с кислородной маской на лице. Совсем как в фильме. Но, к несчастью, это не фильм. Это реальность.
Ущипнув себя за щеку, с горечью осознаю, что так и есть. Подойдя ближе к кровати, наклоняюсь, разглядывая лицо парня. Его очки лежат на подоконнике, находящимся чуть поодаль от кровати, потому теперь я могу увидеть его мертвенно-бледное в свете луны лицо, огромные мешки под глазами, впалые щеки. Его волосы и вправду выцвели. Аппарат, стоящий рядом, показывает, что пульс у него в норме… Наверное. Но гудение-то нормальное. Или как это называть-то? В такие моменты я всегда забываю большую часть своего словарного запаса.
– Эй, Бакагами… – опускаюсь на стул, пододвигая его ближе к кровати, провожу пальцами по руке юноши. Он и вправду похудел. Сжав его запястье, поднимаю руку к своему лицу, провожу указательным пальцем от его мизинца вниз до локтя. – Дерьмово выглядишь. – Усмехнувшись, поднимаю взгляд, поджимаю губы, видя его лицо, не выражающее абсолютно никаких эмоций. По привычке переплетаю наши пальцы, хоть и не получаю ответного сжатия, чуть улыбаюсь. – О тебе все волнуются, придурок. Не смей умирать. Кончай этот театр, Бакагами… – провожу пальцами другой руки по его волосам, лишний раз взъерошиваю их, наклоняюсь, касаясь губами виска, сжимаю его ладонь сильнее. – Мне рассказали, что ты звал меня. Извини, что не пришел.
Я ожидал, что его сердце забьется быстрее, как часто бывает в фильмах, если к человеку в коме подходит кто-то из его близких и начинает с ним разговаривать. Но такого не случилось. Это ведь не кино.
– Я понимаю, я вел себя, как последний идиот… – выпрямившись, все еще держу парня за руку, говоря вполголоса. – Постоянно хамил тебе, дрался с тобой. Даже сейчас, во время матча, я умудрился врезать тебе мячом по голове. Прости. – Криво усмехаюсь. – Кагами… Я верю, что все кончится хорошо. Скоро мы снова будем, как два дебила носиться по площадке, матеря друг друга, закидывать мячи в корзину. Ведь так? Просто должно пройти какое-то время, Тайга.
Кого я обманываю. Я не верю собственным словам. Я не верю, что Кагами выживет… Почти не верю.
– Эй, Кагами… – наклонившись к нему, поджимаю губы, затем тепло выдыхаю ему на ухо. – Я тебя л… Я тебя не люблю. – Отпускаю руку юноши, провожу пальцами по его волосам, натянуто улыбаясь. Я хочу что-то еще сказать, но уже не помню, что именно. Да и неважно это.
Развернувшись, засовываю руки в карманы и молча выхожу из палаты, прикрыв глаза. На душе стало еще хуже, чем было.
Сегодня последний день июля. Завтра начнется последний месяц нашего лета.
========== Глава 8. ==========
Сколько уже дней прошло? Дня три, четыре… А, может, и пять… Хотя кто знает, может быть, уже прошел месяц. Без понятия. Все случилось чересчур быстро. Факт того, что жизнь Кагами подходит к концу на моих глазах, а я ничего не могу сделать, уничтожает меня изнутри. Помнится, когда-то я сравнивал болезнь Кагами с монстром, пожирающим его. Видимо, этот монстр пожирает не только Тайгу, но и меня. Хотя, откуда мне знать, каково это, умирать от смертельной болезни, против которой нет лекарства. Врачи разводят руками – помощь нечего ждать.
Наверное, все мы – это страницы в книгах жизни. Целая огромная серия книг, переплюнуть объем которых не по силам ни одному писателю. Одна книга тоньше, другая толще. Смотря как кто проживает свою жизнь. Страницы книги Кагами уже сгорают в огне, и остановить это невозможно. Нет ничего, способного потушить пламя смерти, если оно уже начало уничтожать корешок, сжигать переплеты.
Нет-нет, черт ж тебя побери, о чем я только думаю! Раньше подобные мысли бы точно не пришли мне в голову. Так в чем же дело? Это из-за того, что я чувствую, как смерть проходит мимо меня, направляясь к близкому для меня человеку? Или из-за того, что я, наконец, взрослею? Все может быть… Все может быть.
Раньше я верил, что Кагами выживет. В самом потаенном уголке души теплилась надежда, что все это мой дурной сон, или врачи перепутали диагноз.
На днях я приходил к Тайге в больницу. Дело было второго августа. Его День рождения. Я пришел вечером нарочно, чтобы не встретить кого из Сейрина. Они меня и раньше недолюбливали, но после последнего происшествия явно возненавидели. Какого же было мое удивление, когда в палате номер 1075 возле кровати сидел юноша ко мне спиной. Судя по всему, он не очень высокий, ну, ниже меня. Короткие черные волосы, черная кофта, рукава которой он то и дело подтягивал, сжимая длинными пальцами, светлые джинсы. Юноша говорил что-то вполголоса, порой проводя пальцами по волосам бессознательного Тайги. На его шее я заметил серебряную цепочку. Неужто тот самый Химуро Татсуя, о котором мне рассказывал Кагами? Вроде бы, мы пересекались с ним, но толком даже не поговорили.
Стараясь идти как можно более бесшумно, я встал позади юноши, слушая его монолог. Он, будто веря, что Кагами слышит его, говорил совсем негромко, но с улыбкой. Рассказывал о том, как недавно погулял, о том, как его команда недавно победила на матче, о том, как он заплетал Мурасакибаре хвостики (удивительно, этот титан мне не давал к нему даже прикоснуться, а этому челкастому такие вольности допускает). Химуро говорил много, долго, порой перекидывая ногу на ногу, подпирая щеку рукой. Я не видел его лица, но знал, что он улыбался.
– Надеюсь, что ты, все-таки, поправишься. – Закончил свой монолог Татсуя, проводя невесомо пальцами по щеке рыжего. – Постарайся выжить. Ты же сильный.
Те же слова, что говорил и я. Значит, мое мнение не ошибочное.
Брюнет поднялся со стула, повернулся, поднял голову, вздрогнув, натянуто улыбнулся, быстрее вытирая длинными рукавами глаза.
– Ты… Ты давно тут? – он поднял голову, шмыгнув носом, подтянул кофту, вновь сжимая пальцами рукава.
– Достаточно, – вскинув брови, рассматриваю парнишку, неловко закусывающего нижнюю губу и подтягивающего то и дело рукава, будто намереваясь их так аккуратно оторвать.
Химуро вновь кивнул, обошел меня, взглянув через плечо, чуть улыбнулся, поворачиваясь на пятках.
– Эй, Аомине. – Юноша приблизился ко мне, поднял голову, продолжая улыбаться. Его глаза были покрасневшими. Все-таки, он плакал, хоть и пытается скрыть это. – Какие у вас отношения с Кагами?
Посмотрев молча несколько секунд в светло-голубые глаза брюнета, нахмурился, засунул руки в карманы брюк и фыркнул.
– Тебе-то какое дело.
Брюнет склонил голову вбок, усмехнулся, выпрямился, проводя тыльной стороной ладони по моим волосам, остановился, задумчиво касаясь подушечками виска, пожал плечами.
– Интересно просто. Кагами о тебе часто рассказывал в переписках. Пересекались мы с ним редко, зато переписки вели частые. Так вот… – он обошел меня кругом, все еще немного улыбаясь. – Кагами часто говорил о тебе. Рассказывал о вашей совместной жизни. – Юноша вновь отвел взгляд, цокнул язычком, поднял голову, заглянув мне в глаза, разжал губы, что-то намереваясь сказать, а после мотнул головой, подошел к двери, положил на нее ладонь. – Аомине. Кагами дорожил тобой. Постарайся сделать так, чтобы последние дни его жизни он провел в спокойствии.
Посмотрев на Татсую через плечо, вскинул бровь.
– Ты уверен, что он меня слышит?
– Нет. Он уже одной ногой в могиле, чего скрывать, – он усмехнулся, сжимая ручку двери тонкими пальцами. – Но лишняя вера никогда не помешает, верно? Нет, он не услышит тебя. Он не слышал и меня. Все то, что я говорил якобы ему, на самом деле было схоже по смыслу с разговором со стеной. Будем реалистами. Это не кино.
Я усмехнулся. Химуро будто читал мои мысли.
– Но ты был действительно важен ему. Потому… Ну, если, все-таки, неизвестным образом он почувствует твое присутствие рядом, ему станет легче, – брюнет тихо рассмеялся, помотал головой. – Знаю, противоречу самому себе. Ну, до встречи, Аомине. – Он взглянул через плечо, едва улыбаясь, кивнул мне, открыл дверь и вышел из палаты.
В тот день я просидел у кровати Кагами в молчании около двух часов. А, может и больше. Я уже давно, около двадцати дней назад, успел потерять ориентацию во времени. Я все это время просто молча сидел возле кровати парня, держа его за руку. Горе-романтик, ха. Я бы просидел так до утра, если бы не явилась медсестра, сообщая, что я и так уже засиделся. Конечно, пробраться в больницу вновь можно было бы. Но зачем? Посему я лишь послушно кивнул, поднимаясь на ноги. Только сейчас я заметил возле кровати юноши всякие мелкие подарки вроде брелоков и прочей ненужной дряни. Никто не собирался дарить ничего стоящего. Кагами уже не откроет глаза, чтобы принять их.
Усмехнувшись, я мотнул головой, отгоняя мысли и пошел на выход из палаты, проходя мимо полненькой девушки.
На безымянном пальце левой руки Кагами Тайги было серебряное кольцо с едва различимой гравюрой «Ego amo te»*.
Перевернувшись на другой бок, прикрываю глаза. Сколько времени прошло с того дня? Не знаю. Повторюсь, я потерял ориентацию во времени. За все время после Дня рождения Тайги я не вышел из дома ни разу. Дома не осталось еды. Мой желудок скручивало то и дело от боли. Но было как-то наплевать. Не раз мне звонила Момои, звонили со школы, звонил Тетсу. Тетсу говорил, что я ничего не понимаю. Я понимаю все. Ты ошибаешься. Я понимаю состояние Кагами как никто другой. Никто. Никто из вашего траханого Сейрина в жизни не поймет меня. Для вас я всего лишь дебил из Гакуена, у которого вместо мозгов баскетбольный мяч.
После разговора с Тетсу я больше не брал трубку. Телефон трещал, трещал, трещал… А после замолк. Не знаю, может быть, он разрядился.
Недавно по телевизору я слышал в новостях о некоем парне, страдающим смертельным заболеванием. Настолько редким, что даже врачи из других стран не могут ничего сделать. Зато некоторые сразу же подсуетились и открыли фонд в поддержку неизлечимо больного, начали собирать деньги якобы на лекарства. Мне не нужно говорить имени, я прекрасно понимаю, о ком идет речь. И я прекрасно понимаю, что правительство опять сдирает со всех деньги.
Стиснув зубы, ложусь в позу эмбриона и крепко зажмуриваюсь, закрываю уши руками. К черту все. К черту всех. Вы ничего не сделали для того, чтобы Кагами жил. Вы ничего не сделали, чтобы он дышал еще несколько лишних лет. Но самое ужасное, что я тоже ничего не делал. Я просто наблюдал за тем, как Кагами умирает с каждым днем. Смотрел, как его покидают силы, и отворачивался, стараясь отвлечься на другое. Меня не было рядом с ним в тот момент, когда я нужен был ему.
Но… Погодите… Ха. Зато я единственный сделал ему достойный подарок. Или нет?
Я однажды услышал про магазин, находящийся всего в двух кварталах от нашего дома. Там, говорили, много всяких безделушек за небольшие деньги приобрести можно.
Усмехнувшись, отмахиваюсь от мыслей, сворачиваясь в «клубок» сильнее, укрываюсь с головой одеялом, притягиваю ближе к себе подушку, приоткрываю глаза, глядя на нее. На ней пятно от кофе, который я пролил однажды, когда решил попробовать принести Тайге, так сказать, завтрак в постель. С тех пор это пятно будто въелось в ткань и не хотело исчезать.
Уткнувшись носом в подушку, всеми легкими вдыхаю воздух, стараясь уловить аромат Кагами. Но нет. Он слишком долго не спал на своей подушке, чтобы оставить хоть какой-то запах. Разочарованно выдохнув, закрываю глаза вновь.
Химуро прав. Кагами не услышал меня в тот день, ибо я сидел молча. Химуро прав. Кагами уже не встанет. Химуро прав. Кагами уже нет рядом. Химуро, черт бы его побрал, оказался прав.
На заднем плане все еще работал включенный некогда телевизор. Судя по звукам, сейчас идут новости.
– Сегодня, 31 августа… – ох ты, уже конец августа… Ха, смешно. Мой День рождения. Хотя, вроде бы, совсем недавно было второе число, я был у Кагами. Тихо вздохнув, закрываю глаза, скидывая одеяло. Жарко. А на душе тоскливо. Монотонный женский голос вгоняет в дремоту. Глаза сами собой закрываются, разум покрывает туман. Сквозь пелену сладкой дремы я слышу все тот же женский голос, извещающий о том, что сегодня скончался тот самый неизлечимо больной юноша, и что вся Япония скорбит, а потому сегодня объявляется день траура…
Погодите. Кагами умер?..
*Ego amo te (латынь) – Я люблю тебя.
========== Глава 9. ==========
Да не может быть, черт возьми, телевизионщики, как всегда, врут. Они всегда врут во благо себе. Это же просто пиар-ход, верно? Не может быть так, чтобы Кагами умер сегодня.
Быстро вскочив с кровати, замер на пару мгновений. В глазах потемнело. Нет, давление у меня всегда было в норме, а сейчас, наверное, только из-за того, что я долго пребывал в одной позе. Я быстро потряс головой, подбежал к журнальному столику, начиная раскидывать в стороны все газеты, книги, некоторые учебники, лежащие на нем, пока не нашел свой телефон. Черт возьми, он реально разрядился. Это дерьмово.
Поджав губы, оглядываюсь, тихо рычу, глядя на еще работающий телевизор. На широком экране красовалась очаровательная девушка с золотыми локонами, держащая в своих руках флакон с духами, что-то щебетала про свой товар. Шлюха драная. Со злость швыряю в телевизор разряженный телефон, опускаюсь на пол, зарывая руку в волосы, крепко стиснув зубы. Да нет. Бред. Не бывает так. Стоп. Точно. У нас же еще домашний телефон есть.
Быстро подползаю на коленях к тумбочке, хватаю телефонную трубку, быстро набираю номер и прикладываю аппарат к уху. Ну же, черт возьми…
– Алло? – раздается, наконец, после долгих гудков тихий голос.
– Тетсу! – быстро вскочив на ноги, облегченно выдыхаю, зарывая руку в волосы. – Это ведь ложь, да?
– О чем ты? – голос мальчишки кажется совсем тихим. Я сомневаюсь, что он плакал. Грустил? Может быть. Но не плакал. Я с трудом представляю хоть какие-то его эмоции. Я уже говорил, что Тетсу напоминает мне куклу?
– Кагами… Он же не..?
– Он умер, Аомине. Еще вчера вечером. Ты только сейчас узнал? – хмыкнув, Тетсуя шмыгнул носом. – Хотя да… Тебе же на все плевать, кроме самого себя.
Неужели это правда.
Рука сама по себе опускается, домашний телефон выскальзывает из пальцев. Глухой звук удара о паркет. Не может быть. Неужели его сердце оборвалось еще тогда, вчера? Не может быть.
Упав на колени, молча сверлю взглядом стену. Такое не могло случиться. Такое не могло случиться именно сегодня, в мой День рождения. Хотя… На это мне, пожалуй, больше всего плевать.
В груди образовалась дыра. Огромная черная дыра, высасывающая из меня все жизненные силы, всю мою душу. Разум отказывался принимать тот факт, что Кагами больше нет.
– Блять, – стиснув зубы, зарываюсь пальцами в свои волосы, сгибаясь пополам, крепко зажмуриваю глаза. – Блять, вы лжете!
Не рыдаю, нет. Ни слезинки. Я же сильный. Я не имею право рыдать. И я не верю. Почти не верю… О черт.
– Ты не мог сдохнуть, Кагами. Гребаный тупой Кагами. Не мог ты сдохнуть. Ты же, блять, тот самый тупица Кагами, ненавижу тебя, мать твою! – рявкнув, подскакиваю на ноги, со злобой хватаю с пола телефон и швыряю в открытое окно, с размаху врезаю кулаком в стену. Он не мог умереть. Он не имел права сдохнуть.
Удар. Затем еще один, еще и еще. Я буду бить эту гребаную стену, пока не собью все кулаки в кровь. Я ненавижу. Ненавижу Кагами. Ненавижу себя. Ненавижу все, что меня окружает именно сейчас.
Стиснув зубы, вновь зажмуриваюсь, сжимая руку в кулак еще сильнее, царапаю короткими ногтями ладонь, со всей силы ударяю в стену вновь и чувствую, как что-то липкое, неприятное стекает по пальцам. Стряхнув алые капли небрежно с рук, направляюсь к кровати и падаю лицом в подушку. Я не верю в то, что происходит. Моя реальность обернулась страшным сном.
Зажмурившись, закрываю лицо руками, сворачиваюсь клубком, сдерживая вопли, рвущиеся из самых глубин моей души. Я вновь кажусь себе ничтожно слабым. Вновь.
***
– Эй, Аомине, подъем! – морщась, я приоткрыл глаза и увидел перед собой ухмыляющуюся физиономию. Рыжеволосый парень клацнул зубами, наклоняясь ниже, выпрямился и протянул руку. – Вставай, придурок, День рождения просрешь.
Усмехнувшись, я присел на кровати, зарываясь пальцами в волосы, протяжно зевнул, подняв взгляд.
– И вот нахера меня так рано будить?
– Да помолчи ты, одевайся лучше… А, впрочем, и так сойдет, – форвард Сейрина схватил меня за запястье и быстрыми шагами направился на кухню, абсолютно не обращая никакого внимания на меня, плетущегося сзади, еле передвигающего ногами, находящегося все еще в царстве снов.
– Happy Birthda-a-ay! – рассмеялся парень, заставив меня пинком под зад выпрямиться. Выпрямившись, недовольно рычу, поворачиваю голову и… Усмехаюсь. На столе стоял торт, испеченный самим Кагами, а рядом стояла темно-синяя коробочка из бархата. Моя усмешка стала шире, я подошел к столу, вопросительно вскидывая бровь, взял непонятную коробочку в руки и прокрутил в пальцах. В таких обычно всяким бабам предложение руки, сердца, печени и еще чего-то там. Бросив через плечо взгляд полный подозрений, я открыл коробочку и вскинул бровь.
– Ты дебил, Кагами?
– Почему сразу дебил, – фыркнув, возмутился в ответ рыжеволосый, подходя сзади, положил руки мне на плечи, сжав их, укусил за ухо. – Я же должен был что-то тебе подарить стоящее, а не как ты.
– Тебе чем журнал юбилейный с Мей не угодил, педик драный? – убирая коробочку в сторону, обратно на стол, повернулся к парню, вскидывая брови, приблизился к его лицу.
– Да ну ее, она уродина какая-то, – усмехнувшись, Кагами уперся своим лбом в мой и улыбнулся.
– Зато у нее сиськи крутые.
– Тебе лишь бы сиськи.
– Да пошел ты, Бакагами, – проведя пальцами за его ухом, закрыл глаза, накрывая губы парня своими.
За моей спиной стояла коробочка из темно-синего бархата, внутри которой находилось серебряное кольцо с едва заметной гравировкой «Ego amo te».
Новый раскат грома заставляет меня вздрогнуть и раскрыть глаза. Передо мной нет никакого торта. Нет никакого кольца. Нет Кагами. Нет ничего, кроме тяжелой полутьмы, навалившейся на мои плечи. Повернув голову в сторону окна, подмечаю, что уже явная ночь, раз так темно. Перевожу взгляд на настенные часы. Одиннадцать вечера.
Вздохнув, присаживаюсь, глядя на свои руки. На правой ладони алые пятна. Дерьмово.
Поднявшись на ноги, едва заметно усмехаюсь. Как иронично. Свой прошлый День рождения я считал едва ли не самым лучшим днем в моей жизни. И теперь, спустя ровно год, я остался в абсолютном одиночестве.
Кагами был красив. Нечего скрывать, он был действительно прекрасен. Огненного цвета волосы, напоминавшие самое яркое пламя, смешные раздвоенные брови, карминовые глаза, смотрящие то нахально, то с усмешкой, то даже почти ласково, немного пухлые персикового цвета губы, длинная мощная шея, широкие плечи, острые ключицы, мускулистая грудь. На него западали многие девушки, а он игнорировал, будто их и не существовало вовсе.
Кагами был силен. Не только физически, но и морально. И в то же время он напоминал героя из каких-нибудь старых книг, которые нам читали в детстве. Верный, преданный, сильный и, пожалуй, дружелюбный. Наверное, я полная его противоположность в плане характера: агрессивный, озлобленный на весь мир одиночка, отрицающий любые эмоции, даже свои. Меня ненавидят многие. Его же любили почти все.
Может быть, Рико была права, когда говорила, что должен был сдохнуть я? Попасть под колеса какого-нибудь грузовика, например. Или покончить со своей жизнью, выстрелив в висок из пистолета. Так почему же погиб не я, а он? С какого, черт возьми, хрена он заболел этой дрянью, а не я?
Даже когда он был близок к тому, чтобы сломаться, исчезнуть, даже когда единственное, что у него было – это всего лишь крик души, он продолжал улыбаться, черт возьми, наперекор собственной болезни, в описании которой говорилось, что люди, страдающие этой гребаной болезнью Крейтцфельдта-Якоба, становятся под конец своей жизни обычными овощами.
Раньше он часто напевал одну песню, слова которой прочно закрепились в моей голове. Даже я, не зная английского языка, мог понять их смысл.
Tell me about those nights you stayed awake,
Tell me about those days you hated me,
Tell me how you’d rather die alone,
Than being stuck here with me…
Голос Кагами, напевающего эту песню во время готовки ужина, видимо, навсегда засел в моем сознании.
– Кагами, затрахал уже, как переводится это дерьмище? – спросил я однажды его, устав ломать голову над переводом. Тайга остановился, замолчал, а затем рассмеялся, отвечая вполголоса.
– Да никак. Ерунда обыкновенная. Описывает чувства одного человека к другому.
Но я уже тогда понимал, что между нами давно нечто большее, чем просто вражда, только не уставал отрицать этого. Вот, видно, и потому и понравилась эта дурацкая песня Кагами.
– Эх, Тайга, – усмехнувшись, подхожу к окну и кладу ладонь на холодное стекло, по которому с той стороны струятся капли дождя, теряясь где-то в темноте. Вдалеке я вижу холодный свет фонарей, который напоминал ту самую бледность Кагами в его последний месяц жизни. Стиснув зубы, упираюсь лбом о стекло, закусываю нижнюю губу. Даже здесь я слышу слабый голос форварда Сейрина, просачивающийся сквозь плотную пелену дождя.
– Эй, Ахомине, – раздается совсем рядом, отчего на моих губах появляется глупая улыбка. Это его голос. Черт возьми, его голос. Но я не поверну голову, нет. Не хочу разрушить эту иллюзию. – Дайки, я скучал. – На мои плечи опускается что-то теплое, спускается вниз, смыкая кольцо вокруг моей груди, прижимается к спине.
Тихо сглотнув подступивший к горлу комок, едва улыбаюсь, проводя пальцами по рукам. По его рукам, лежащих на моей груди.
– Я тоже, Бакагами. Я же говорил, что они все врут, – поворачиваю голову… А за плечом никого.
О боже. Неужели я схожу с ума.
– Кагами? – позвав вполголоса парня, оглядываюсь, силясь разглядеть силуэт юноши в темноте, криво усмехаюсь, шлепнув себя по щеке. – Дебил.
Выпрямившись, вновь поворачиваю голову к окну, проводя пальцами по своей груди, на которой совсем недавно чувствовал тепло рук рыжего парня.
– Эй, Ахомине, – вновь поднимаю голову, бросаю взгляд на стекло и тупо улыбаюсь, заметив в отражении усмехающееся лицо. – Пойдем со мной?
О, надо же, мне мертвец протя… Да нихера он не мертвец. Повернувшись к парню, натягиваю на лицо улыбку, подхожу к нему ближе, протягиваю руку, касаясь его плеч. Теплые. Твердые. Материальные.
– Кагами… – прикусываю кончик языка, сдерживая себя, сдерживая свои дурацкие эмоции. – Блять. – Хватаю его за ворот, утыкаясь лицом в его грудь, закусываю нижнюю губу до крови, не замечая, что те расплылись в счастливой улыбке идиота. Крепче сжимаю футболку на его груди, прижимаясь плотнее, утыкаюсь носом в длинную шею, вдыхая любимый терпкий аромат, нервно вздрагиваю.
– Дурак, что ли? – слух улавливает тихий смех, на плечо ложится широкая ладонь юноши. Пальцами второй руки он скользит по моему подбородку, берясь за него, поднимает мне голову, чтобы я смог посмотреть ему в глаза. Ни грамма насмешки. Совсем, как тогда. – Ты чего плачешь, придурок? – Я плачу? Вот так дела. Усмехнувшись, провожу тыльной стороной ладони по своей щеке, смотрю на свою руку и замечаю едва видные прозрачные капли. Вот же дерьмо. Я и впрямь разревелся. Как баба.
– Сегодня нельзя, – произнося едва слышно, Кагами скользит губами от подбородка вверх, собирая соленые капли. А от этого я рыдаю лишь сильнее. О боже. Мне впервые стыдно. Я впервые плачу при нем. Я не помню, когда я вообще плакал. А он лишь тихо смеется, поглаживая по щеке, будто ребенка успокаивая. – Пойдем лучше. Я тебе подарок приготовил.
Я не хочу ничего спрашивать, не хочу узнавать, откуда здесь взялся Кагами. Крепко сжимая ладонь парня, послушно иду за ним, а перед глазами плотная пелена, сквозь которую я и вовсе едва различаю его.
Несколько мгновений мы шли молча, но мне казалось, что проходит целая вечность.
– Тайга? – подаю голос лишь тогда, когда мои ступни касаются чего-то холодного, а по телу начинают стекать водяные капли. Мотнув головой, быстро вытираю глаза и оглядываюсь. – Что за?..
– Не бойся только, – тихо смеясь, отзывается юноша, проводя большим пальцем по моей ладони, останавливается на краю крыши и тепло улыбается, поворачиваясь лицом, протягивает и вторую руку. – Спасибо за подарок.
Шумно сглатываю, сдерживая очередной поток слез. Хорошо, что из-за дождя их невозможно будет заметить.
– Иди сюда… – пододвигаюсь ближе к Тайге, крепко обнимаю его за талию, кладу голову на грудь, но… Не слышу стука сердца. Поднимаю голову, пару раз моргнув. Это все из-за шума дождя, я знаю. – Я давно тебя не целовал, – тихо шепчет парень, беря меня за подбородок, приближается к лицу, даря теплый поцелуй. Я чувствую, как губ касаются холодные капли дождя, будто стараясь помешать нам, но у них явно ничего не выйдет. Нам мешали все: одноклассники, Сейрин, Гакуен, парни, девушки, родственники, звонящие недели подряд. Нам мешал весь мир. А теперь не помешает никто.
Шаг вперед, еще немного, следующий шаг, и я уже не чувствую земли, лишь крепче обнимаю юношу, углубляя поцелуй.
– Я люблю тебя, – срывается фраза до секунды до того, как мои глаза закроются навсегда. Я не слышал глухой удар, я не чувствовал боли, я не слышал криков.
– Спи сладко, Дайки, – единственное, что я успел услышать в самый последний миг.
Надеюсь, на моих губах сохранилась эта улыбка и этот поцелуй.
Мы отжили последние дни нашего лета.
