Текст книги "Мы отживали последние дни нашего лета (СИ)"

Автор книги: Squ Evans

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

========== Глава 1. ==========

Уже даже как-то привычно стало просыпаться от того, что кто-то пихнул тебя ногой в бок, ворча, что уже самое время встать и пойти отведать утреннюю стряпню, приготовленную за двадцать минут до подъема. Привычно раскрыть веки и увидеть перед собой хмурого юношу с мужественными чертами лица, смешные пушистые брови, из-за которых я то и дело дразню его, готовясь выщипать их в ближайшую ночь, карминовые глаза, которые довольно часто выражают недовольство, немного пухлые губы. Привычно и услышать его ворчание, а порой даже и угрозы, мол, чего ты такой медленный, шило в заднице только на поле оказывается и так далее. Придурок.

Конечно, куда я денусь. Я буду вынужден встать, потащиться сначала в ванную, а после и на кухню, выслушивая попутно нотации, что мы вновь опаздываем в школу. Да и хрен со мной, мне не впервой пропустить уроки, но он-то у нас умник.

И вновь я стою перед зеркалом, держа в руке зубную щетку темно-синего цвета, сверлю взглядом собственное отражение. Глаза цвета индиго не выражают абсолютно ничего, кроме желания завалиться обратно на кровать и поспать хотя бы до полудня, а то и еще дольше. На шее нетрудно разглядеть царапину, в шутку оставленную форвардом Сейрина. В шутку, ага. Вроде мужик, а царапается, как баба, чтоб ему неладно было. Сплюнув в раковину пасту, недовольно тру шею в месте «ранения», разворачиваюсь на пятках и сразу же врезаюсь нос к носу с тем, кого вспоминал пару мгновений назад.

– Да не ворчи ты, иду я уже, – с усмешкой произношу уже привычную фразу, дарю парню шлепок по заднице и неторопливо направляюсь на кухню. И для чего тебе меня надо будить в такую рань, если сегодня воскресенье? Ой, дубина, злишь ты меня.

Опустив свою пятую точку на стул, подпираю щеку рукой и утыкаюсь взглядом в свою порцию яичницы.

– Опять что ли? Ты других рецептов не знаешь, придурочный?

– Еще одно слово, сам готовить будешь!

– Дорогая, мне подарить тебе кулинарную книгу?

– Я тебя ею ночью по заднице бить буду.

И вот так всегда. Со стороны, наверняка, кажется, что мы ненавидим друг друга. Наверное, так и есть. А может и нет. Да черт ж его знает. Однако я могу с уверенностью заявить, что между нами уже давно нечто большее, чем просто вражда и ненависть. Не любовь, нет. Такому чувству ни я, ни он неподвластны. Не для нас это все. Однако живем мы вместе уже около года, может, немного больше, да и не столь это важно.

Регулярно мы проводили матчи между нами один-на-один, носились по тренировочному полю, забрасывая мяч в кольцо вновь и вновь, уставали, как звери, охотившиеся за одной-единственной ланью половину гребаного дня, сбились со счета и понятия не имели, кто из нас лидирует. Дико хотелось пить, неимоверно жарко. С меня тогда вода текла рекой, но разве это когда-нибудь меня останавливало? Нет. Только не когда я играл с этим придурком. До него я ни разу не встречал такого азарта в глазах, желания победить любой ценой, самоуверенности и дерзости.

О да, Кагами Тайга, неизвестным образом ты запал мне в душу с самой первой встречи. Сначала я не воспринял тебя всерьез, посчитал обыкновеннейшим игроком, каких сотни, нет, тысячи… Но тут я увидел твой взгляд. Разъяренный, озлобленный, возбужденный. Было ясно, что ты был готов разорвать меня на куски, словно тигр, если бы не понимал, что перед тобой далеко не лань, а пантера, не менее дикая кошка, которая не дастся на растерзание просто так.

Последующие наши так называемые тренировки проходили не менее жарко, чем самая первая встреча, а то и еще хлеще. Ты становился все сильнее, постепенно даже перенимал некоторые мои приемы, хоть и яро отрицал это, заявляя, что лучше отрубишь себе ноги, чем начнешь повторять за мной, мне даже казалось, что ты подрос на сантиметр-другой. Но это лишь казалось. Быть может, ты действительно вырос. В моих глазах точно. В тебе я, наконец, узрел достойного противника, с которым у нас впереди будут охеренные матчи, схожие со стороны со схватками двух зверей. Впрочем, именно так все и оказалось.

– Эй, Кагами, пошли, поговорим, – с ухмылкой на лице произнес я в тот день, кивая в сторону двери, ведущей в сторону выхода из спортивного зала. Ох и сверкнули же в тот момент твои глаза алым пламенем, мурашки по коже даже пошли.

Именно тогда, в раздевалке моей команды, и состоялся наш первый секс. Ты рычал, отбивался, слал меня на все четыре стороны, проклинал, перебирая весь свой матерный словарный запас, пока я не додумался заткнуть тебе рот ладонью, а ты не поддался, начиная глухо рычать от наслаждения. До сих пор недоумеваю, как нас умудрились не услышать. Ну, или сделали вид, что не услышали.

С того самого дня эта ситуация повторялась снова и снова, менялось лишь место и время. До этого у меня никогда не было ничего подобно. Ни с кем до тебя не было такого охрененного секса: ни с ехидным Имаеши, ни с податливым Сакураем, ни с молчаливым Тетсу. Ни с кем.

И вот однажды ты просто явился ко мне домой, швырнул на пол сумку и громко заявил, что переезжаешь жить ко мне якобы на месяц, пока у тебя переночует какая-то там девка. Ну-ну. В итоге этот «месяц» растянулся на год с небольшим. Да я и не против. Ты круто готовишь. Особенно мясо. Вредный только до жути, но это даже плюс. Мне было бы неинтересно жить с тем, кто поддакивал бы мне во всем.

Я уже и не знаю, как тебя воспринимать. На братьев мы не тянем, даже на названных. На врагов тоже мало нынче смахиваем. Разве враги живут вместе, готовят друг другу по утрам, вечером смотрят какой-нибудь фильм, а ночью то и дело трахаются? Нет, конечно же, нет. Тогда что же это? Дружба? Нет, тоже не то. Любовь? Повторюсь, маловероятно. Хотя, наверное, она здесь подходит несколько больше, чем термины, названные ранее. Что ж, если это и любовь, то достаточно странная. Все-таки, как часто мне втирал чертов Кисе, в любви оба партнера относятся к друг другу теплее, делают подарки и тому подобное.

А, впрочем, хрен с ним. Сам запутался уже. Да и какая, к черту, разница, о какой херне я думаю?!

Мотнув пару раз головой, все-таки, принимаюсь за уже остывший завтрак. Как всегда, два яйца и нарезанная мелко колбаса. Знает, что я люблю.

Буквально через пару минут раздаются глухие шлепки по паркету, приближающиеся к кухне. Подняв взгляд я, разумеется, вижу тебя. Присаживаешься напротив, подпирая щеку рукой, медленно вскидываешь бровь, разглядывая меня. О черт, ну я не могу, не делай такое серьезное лицо, ты становишься ну дико смешным в такие моменты!

– Остыло же, Ахомине, – усмехнувшись, тыкает двумя пальцами мне в лоб, взъерошивая рыжие волосы, окидывает кухню взглядом, раскрываеет губы, будто собираясь отпустить очередной комментарий в мой адрес, но в следующий же момент поджимает их, поднимается со стула, поправляет на бедрах черные боксы и направляешься обратно в спальню. Ага. Меня разбудил, а сам дальше дрыхнуть. Засранец чертов.

Эх, если бы я только знал, что мы отживаем последние дни нашего лета.

Все началось внезапно, я не успел даже толком понять. Ты, Тайга, вдруг стал раздражительным, забывчивым, не спал по ночам, начал меньше есть. Я уже боялся, что ты начал принимать наркотики, но ни расширенных зрачков, ни ломки, ни следов от уколов я не наблюдал. Да и не было это на тебя похоже, ты же сам мне вечно втирал, словно мамаша своему двенадцатилетнему сыночку, что наркота создана только для полных кретинов, слепых к жизни, а я вечно отмахивался, подшучивая над тобой.

Поначалу я думал, что это у тебя это, ну, переходный возраст, мало ли. Может, на баб потянуло. Конечно, перед тобой каждый день щеголяет мужик с порно-журналами, тут любому, грубо говоря, дырку сменить захочется. Но это вновь не походило на тебя. К девушкам ты всегда был равнодушен. Даже когда я показывал тебе свой заветный новогодний выпуск, в котором были отобраны самые красивые модели со всей Японии, ты лишь фыркал в ответ. Что же с тобой происходит, Кагами? Этот чертов вопрос, неизвестно почему, занял все мое сознание.

– Эй, Тайга, айда на площадку.

– Отстань.

– Эй, Тайга, я в Мак заходил, будешь бургер? А то в меня не лезет.

– Отвали.

– Эй, Тайга, Тетсу звонил, говорит, что ты не отвечаешь на звонки, и вся команда потеряла тебя.

– Да насрать мне.

– Эй, Тайга, к тебе царь Дайки явился!

– Да заткнись ты уже, бесишь.

Вот и весь разговор. В последние две недели ты стал отдаляться от меня. Не думал, что когда-нибудь скажу такое, но… Мне действительно не по себе. Такое чувство, что просто кто-то явился и заменил тебя собой, притворившись точной внешней копией. Нет, Кагами не был таким. Кагами огрызался, рычал, а после смеялся над шутками, боялся щекотки в области между лопаток и недовольно фырчал, когда его кусали за хрящик уха. Это кто-то другой. Или это мой сон. Да, это всего лишь мой кошмарный сон. Пройдет несколько мгновений, и я открою глаза вновь, слыша твое недовольное ворчание, я это точно знаю. Точно… Да, черт возьми, этого не может быть в реальности!

Вновь ударяю кулаком в стену и смотрю в потолок. Под боком я слышу мирное сопение, редкое причмокивание губами. Неужели ты заснул. Просто взял и свалился на кровать, прям в домашней одежде, даже не думая раздеваться. Твое лицо совсем не украшают эти жуткие мешки. Повернув голову, я лишний раз рассматриваю его, будто боясь чего-то. Но нет, передо мной все тот же Кагами Тайга. Только теперь он несколько бледнее обычного, с мешками под глазами. Я предпочитаю думать, что у тебя депрессия. Это намного лучше многих других вариантов, что я мысленно рассматривал ранее. Да… Всего лишь депрессия. Пройдет время, и мы вновь начнем гонять мяч по полю, пихать друг друга, ругаться. Все вернется на круги своя, я уверен.

Усмехнувшись, уверенно киваю своим мыслям и прикрываю глаза, закидывая руку тебе на плечо. Все будет хорошо. Я не верю, что в моей жизни что-то изменится, потому что я не хочу этого. Ты же знаешь, я всегда был и буду хозяином своей судьбы. Пока я не захочу, ничего не изменится. Да, черт тебя побери, я так сказал!

Я и не заметил, как Морфей принял меня в свои объятия, обрывая мой мысленный монолог, погружая в свой мир сладких снов, большинство из которых я даже не запоминал. Под боком спал Кагами, тепло дыша в шею, порой мотая головой во сне, щекоча непослушными рыжими волосами кожу. Не знаю, может быть, на моих губах сейчас действительно цветет легкая улыбка от ощущения столь домашнего уюта и наивной иллюзии, созданной за мгновения до сна.

– Эй, Кагами, подъем, – что ж, теперь я буду будить тебя. Что морщишься? Не нравится? А ты терпи, я же терпел! – Кагами, подъе-е-ем.

– Отвянь. – Недовольно бурчишь в ответ, рефлекторно ударяя кулаком в нос, да только я успеваю перехватить удар.

– Понедельник день тяжелый, утро добрым не бывает, холодный – тьфу ты! – хороший завтрак помогает! – быстро отчеканив с улыбкой фразочки, которые ты то и дело повторял, когда пинками сгонял меня с постели, закидываю твои ноги себе на поясницу и стаскиваю с кровати, направляясь прямиком в ванную. А ты морщишься, отмахиваешься, пытаешься ухватиться за мягкую подушку, будто Морфей не отпускает тебя из своего царства. Но нет, я подниму тебе настроение, уже не могу видеть твою унылую физиономию!

– Вот же жирдяй, хрен дотащишь, – фыркнув в очередной раз, затаскиваю тебя в ванную и ставлю на ноги. – Вот не надо на меня смотреть так, будто я сожрать тебя собрался.

– Может, ты уже отстанешь от меня, а? – ого, у тебя голосок прорезался, уже рычать начал. Ну ничего. И не так строптивых мы воспитывали, не так ли?

Похлопав пару раз по щекам сонного форварда, сразу же включаю холодную воду, которая мощной струей ударяет тебе прямо в спину. Ох, ну и заорал же ты.

Рыжеволосый парень нахмурился, резко выпрямился и с размаху, неожиданно даже для меня, выдвинул руку вперед, попадая мне по скуле, а после поскользнулся и нелепо грохнулся на пол, чуть не расшибив себе нос.

– Эй-эй, Бакагами, у тебя с реакцией совсем туго стало, – с усмешкой произношу я, разглядывая тельце перед собой взглядом победителя. – Только не говори мне, что ты до сих пор спишь, – присаживаюсь на корточки, хватая тебя за ухо, и постепенно поднимаю голову вверх. – Вставай, солдат, Родина зовет! – тихо рассмеявшись, говорю тебе на ухо, легко закусываю хрящик, но сразу же отпускаю, беру за скулы, заглядываю в лицо и замираю. Ох, лучше бы ты и вправду спал… Такого я раньше никогда не видел в жизни. Только в кино, наверное.

Карминовые глаза поблекли, перестав выражать какие-либо эмоции, а зрачок сузился. Дыхание стало тише, ты прикрыл веки и просто упал головой мне на колени, тихо произнес, едва шевеля губами:

– Аомине, я хочу спать. Отнеси меня обратно.

Сразу же затихнув, пораженный подобными изменениями как в поведении, так и внешнем виде, подхватываю тебя на руки и послушно отношу в спальню, укладывая на кровать. Эх, это ведь ты заставил меня сменить мой уютный футон на большую двухместную кровать, на которой, казалось, могло вместиться, тем не менее, человек пять. Облизнув губы, я заглянул тебе в лицо, прикоснулся пальцами к щеке, затем ко лбу.

– Ты заболел? У тебя, кажется, жар, – наверное, я обманываю самого себя. У Тайги нет жара. Даже так я чувствую, что его температура тела в норме. Но мне будет легче, если я буду думать, что у него жар. Так мне спокойнее.

А ты лишь мотаешь головой, утыкаясь лицом в подушку. Вновь ничего не хочешь. На предложение перекусить отвечаешь молчанием. Снова. Как гребаное дежавю какое-то.

Решено. Если не жар, то любая другая болезнь. Или ты просто башкой своей тупой врезался о кафель так хорошо. В любом случае, лучше перестраховаться.

Быстро поднявшись на ноги, подхожу к телефону, несколько мгновений смотрю на экран, набираю номер «скорой помощи» и подношу аппарат к уху. Мерные гудки всегда вводили меня в легкую дремоту, но только не сейчас. Сейчас во мне будто что-то перевернулось, изменилось. Я и сам плохо понимаю, что делаю. Зачем я звоню в больницу? Чтобы врачи приехали и вылечили того, кого я терпеть не могу? А так ли это?.. Так, стоп! Не время сейчас вновь рассуждать о наших отношениях. Однажды он выручил меня (не помню, правда, как, но теперь это уже не столь важно), теперь моя очередь.

– Слушаю. – Вздрагиваю от резкого мужского голоса и быстро, словно произнося скороговорку, отвечаю.

– У меня дру… То есть, брат заболел, не знаю что с ним. – Да, пожалуй, для врачей лучше думать, что мы братья. Все-таки, два живущих вместе мужика – несколько странное явление даже для нашей страны.

Назвав адрес, бросаю короткий взгляд на спящего парня и терпеливо выдыхаю. Я не знаю, почему по моей коже бегут мурашки, почему мне внезапно так жутко. В последний раз такое было лишь несколько лет назад, когда я впервые выходил на баскетбольную площадку. Да уж, давно я подобное не испытывал… Удивление? Волнение? Страх? Я не знаю… Черт возьми, я не знаю! И от этого хочется орать. Орать во весь голос, упасть на колени, вцепиться пальцами в собственное горло, разодрать кожу на шее до самого мяса, лишая себя права голоса, лишая возможности что-либо говорить, а, если еще и повезет, лишая чувств.

Минуты тянутся словно часы. Медленно. Нереально медленно. Такое чувство, что «скорая помощь» далеко не скорая. Бросаю взгляд на время. Прошло всего десять минут, а мне кажется, что часа три точно. Очевидно, сегодня школа отменяется. Я морально не смогу сидеть ровно на стуле, когда с Кагами творится черт знает что. По коже пробегает холодок, заставляя вздрогнуть. В медицине я полный ноль, нихрена не смыслю. Будь немного побольше мозгов в этой сфере, я бы наверняка смог поставить диагноз, еще и самолично исцелить Кагами. Да и от секса в награду я бы не отказался.

Глухо рыкнув, резко поднимаюсь на ноги, что аж в глазах потемнело, подхожу к шкафу с книгами, большинство из которых именно Тайга притащил, распахиваю деревянные дверцы и внимательным взглядом медленно окидываю полки. Так, все не то, все не то… Твою ж мать, я же помню, что ты ее покупал!.. А, вот она. Слепень я безмозглый, перед носом ведь стояла.

Вытащив медицинский справочник, подхожу к кровати, плюхаясь на край рядом с рыжим парнем, открываю книгу и начинаю внимательно листать страницы. Н-да, выгляжу я со стороны, наверняка, потешно. Кагами всегда говорил, что когда я серьезный, я похож на осла, которому внезапно перед носом повесели морковку, и он никак не может до нее дотянуться. Придурок.

Интересно, как вообще по этому справочнику ориентироваться? Это, мать твою, не интернет, в поиске не пробьешь симптомы. Эх, за интернет я зря не заплатил вчера. Да и хер с ним, сам разберусь.

Такое огромное количество непонятных мне слов, терминов, о боже, я будто читаю книгу на другом языке. Дорога на медицинский факультет мне закрыта. Вот теперь я точно себя тупым ощущаю. Бросив короткий взгляд на юношу, усмехаюсь. Этот умник всегда шарил в подобном, биологию за меня вечно делал. Потрепав по темно-рыжим волосам, вновь утыкаюсь носом в справочник, стараясь осилить хоть что-то. Не знаю, действительно ли я ищу то, из-за чего Кагами сейчас смахивает на половую тряпку, или просто стараюсь убить время, которое напоминает меня по утрам. Такое же медлительное и неторопливое.

Но из моих мыслей вырывает звонок в дверь, обрушившийся на мою голову, будто волна во время прилива. Да и не просто звонок. А долгожданный звонок в дверь.

Срываюсь с места, отшвыривая от себя бесполезный для меня справочник, быстрыми шагами направляюсь в коридор, распахиваю дверь, быстро начиная тараторить что-то, едва успевая формулировать мысль. Мужчина средних лет скептически окидывает меня взглядом, и только тогда я вспоминаю, что до сих пор нахожусь в одних трусах. Ну, блять, мне не до этого было!

Врач неторопливо проходит в спальню, бросает на меня вопросительный взгляд, мол, он, что ли, больной. Ты не поверишь, мать твою. Пришлось разбудить Кагами, который нехотя раскрыл глаза, начиная тихо что-то бурчать.

Мужчина опускается рядом с ним, вытаскивая какие-то инструменты, названия которых я толком-то и не запоминал. Ну, градусник, это все знают. Ну, измерялка какая-то, которую на руку прикрепляют. Давление, вроде как, измеряет. Ну, трубка как трубка, сердце ей слушают. О, точно, стетоскоп называется. В кино слышал.

– Что именно беспокоит? – произносит врач, наконец, убирая стетоскоп. Тайга потер виски, поднимая непонимающий взгляд на меня. Его глаза, все еще такие тусклые, возвращают меня из несколько повеселевших мыслей обратно в холодную реальность.

– Аомине, что происходит? – хрипло вырывается фраза из его уст, а затем он вновь опускает голову, глядя на свои руки.

Поджав нижнюю губу, я мотнул головой и взглянул на врача, стараясь произносить все спокойным голосом.

– В последнее время, – все же, я решил, что рассказывать будет удобнее, если я сяду на край кровати. – Он сам не свой. Раньше был более активным, любил поесть и… ну, живым что ли… А сейчас все это исчезло. Перестал носиться, в школу за две недели сходил всего один раз и то ушел с последних уроков. Перестал проявлять какую-либо активность, начал терять интерес к этому… Как его… – о боже, я будто забыл все слова на свете. Выгляжу как дебил. – А, к хобби. Да, точно. Он раньше играл в баскетбол, а теперь даже на мяч не смотрит. Перестал есть, лишь изредка пожует какой-нибудь бутерброд и то подавится. Ничего не хочет. Что еще… – слегка нахмурившись, опускаю взгляд, после вновь смотрю на врача. – М, точно. Около трех-четырех дней вообще не спал. Бывало, конечно, приляжет на диван и подремлет полчаса, но редко. Вчера, наконец, заснул.

Мужчина смотрел мне прямо в глаза, будто считывая всю информацию, задумчиво кивал порой, бросая короткий взгляд на Кагами, который все еще рассматривал свои широкие ладони, будто видя их впервые.

– Как у него с интеллектом? – наконец произносит мужчина.

– Что, простите?

– С интеллектом все в порядке? Не бывало такого, что начинал, например, забывать собственное имя?

Я прикрыл глаза, поднимая взгляд к потолку. Подумав, я честно мотнул головой. Кагами редко говорил в последние дни, потому я вправду не знаю.

Мужчина облизнул обветренные губы, задумчиво кивнул, вновь произнося:

– Депрессия? Депрессия замечена?

Вот теперь киваю, на губах появляется легкая улыбка. Видимо, все-таки, это депрессия. А я волновался. Точно-точно, депрессия! И как раз сейчас на дворе похолодало, видимо, просто реакция на смену погоды. Да-да, точно, такое бывает. Уф… Аж камень с души. Но совсем скоро моя улыбка исчезает с лица, как только я вижу хмурый взгляд, направленный в мою сторону.

– Ухудшение зрения есть?

Поджимаю губы, опуская взгляд. Считаются ли потускневшие глаза за ухудшившееся зрение? Мидорима носит очки, значит у него плохое зрение, но ведь глаза у него далеко не блеклые, как у Тайги сейчас.

– Я не знаю.

Врач вздыхает, поворачиваясь на кровати к Кагами, который почти сразу поднимает взгляд, смотря все теми же безразличными глазами.

– Сколько пальцев видишь? – произносит мужчина, поднимаясь на ноги, отступая к двери, отводит руку назад и показывает три пальца.

Кагами некоторое время тупо смотрел на этот жест, склонив голову вбок, разжал губы и выдохнул все таким же хриплым голосом:

– Четыре.

Мужчина цокнул языком, подошел ближе к кровати, наклонился, показывая уже один палец.

– Сколько?

– Три.

Кагами?.. Я тихо сглатываю, медленно приближаясь к его лицу, беру за подбородок и заглядываю в глаза. Все тот же взгляд.

– Эй, Кагами, хватит шутить… – нарочно произношу шепотом, чтобы врач ни в коем случае не услышал. – Отличная шутка, я поверил, видишь, даже врача вызвал… – о боже, я впервые ощущаю себя так дерьмово и беспомощно. Я даже не знаю, что с тобой делать. Да что там. Я не знаю, что я делаю.

Но ты не реагируешь. Глаза все еще не выражают эмоций, словно у манекена… Или у куклы. Я когда-то видел таких на выставке. Красивые, жутко похожи на людей, но совсем неживые. Прямо как Тайга сейчас. Я без понятия, что люди в них находят.

– Я надеюсь, что мои опасения неверны, – произносит врач, присаживаясь на одно колено, – так как болезнь эта редкая, особенно в нашей стране. Но на всякий случай этого юношу мы пока что возьмем под наблюдение.

– То есть как это? – поднимаю непонимающий взгляд, вскидываю бровь. – Зачем? И что с ним?

Мужчина некоторое время смотрел мне в глаза, затем кашлянул в кулак, беря Кагами под руку, поднялся, похлопав его по щеке.

– Эй, просыпайся, тебе в больницу пора. – А Кагами лишь кивает, послушно поднимаясь на ноги. Действительно, словно кукла, во всем слушающаяся своего хозяина.

– Так что с ним? – вновь нетерпеливо спрашиваю, уже начиная злиться. Ненавижу, когда меня игнорируют.

Врач вновь поднимает на меня взгляд, подумав, выдыхает:

– Изменение личности, перепады настроения, бессонница, по возможности еще и беспричинное беспокойство, депрессия, нечеткое зрение… Вы, вроде бы, говорили что-то о том, что он давился во время еды, так? – киваю в ответ, боясь даже вздохнуть лишний раз. – Вот. Плюс еще и проблемы с глотанием. Только что я перечислил начальные симптомы БКЯ или, проще говоря, болезни Крейтцфельдта-Якоба.

Разумеется, последнее предложение я не понял, и, видимо, доктор прочитал недоумение на моем лице, раз усмехнулся, подходя ближе, произнес на ухо, будто не хотя, чтобы больн… Нет, не могу его так называть. Чтобы Кагами не услышал.

– В народе это так же называют коровьим бешенством, но, как уже давным-давно всем известно, коровьим оно названо ошибочно, ибо риск заражения именно от говядины крайне мал, особенно в нашей стране и в США. Во многом симптомы смахивают на болезнь Альцгеймера, да только она возникает преимущественно у людей пожилого возраста, а Ваш брат, как я вижу, совсем молодой. – Я нахмурился, медленно кивнул, стараясь все запомнить, бросил короткий взгляд на Тайгу, рассматривающего уже свое отражение в небольшом зеркале, стоящего на полке. – В общем, я надеюсь, что на деле это обычная лихорадка. Так как риск заболеть БКЯ действительно мал, один шанс на миллион. Но если так и есть, то у меня для вас плохие новости. В таком случае ему осталось жить в лучшем случае два года.

Эти слова словно молнией ударяют мне в мозг, заставляя вздрогнуть, замереть на месте. Это не удивление. Не шок. Я не знаю что это. Просто внезапно все мое тело онемело, все органы чувств отказали, и перед глазами возник туман.

– А в худшем? – единственное, что я смог выдавить из себя, глядя широко распахнутыми глазами прямо перед собой.

– Что в худшем? А, в худшем случае… В худшем случае он протянет пару месяцев, если болезнь будет быстро прогрессировать.

Мне трудно дышать. Ком в горле. Нет, глаза не на мокром месте, как часто подобное описывают в книгах. Я не ощущаю никаких эмоций. Абсолютно. Я просто не знаю, как реагировать на подобное. Кагами умрет? Да нет, не может этого быть. Кагами же всегда был здоров как бык. Это же Кагами носился как угорелый по полю с мячом. Это же Кагами ворчал по утрам, вставая ни свет ни заря. Это же Кагами столь активно отвечал на ласки во время секса. Это же Кагами. Он не может умереть. Даже у меня больше шансов сдохнуть, чем у него.

– В любом случае, это лишь предположения. Приходите через пару дней в центральную больницу, анализ будет готов к тому времени. – Мужчина выдыхает, ободряюще тряся широкой ладонью в перчатке по моим коротким волосам и направляется, держа под руку Кагами, спотыкающегося через шаг.

А я стою, как дебил, смотрю им в спину и не могу пошевелиться. Будто тело онемело. В ушах слышится шум, или это на улице машины гудят. Неважно. Сглотнув, все-таки, делаю пару шагов вперед, протягиваю руку и прикасаюсь к плечу юноши, который, прождав пару мгновений, бросает короткий взгляд через плечо. На секунду мне даже показалось, что в его потускневших глазах мелькнул тот самый старый огонек. Но, все-таки, мне действительно показалось.

– Не волнуйтесь, уже послезавтра будет готов анализ. – Повторил мужчина, глядя на меня, а затем на Кагами, послушно надевающего на свои ноги мои кроссовки. Раньше бы я возмутился подобным поведением, но только не сегодня, только не сейчас. Пусть возьмет мои вещи, если он хочет.

Дверь закрылась за его спиной также тихо, как и открылась. А я, как баран, смотрел на нее минут пять точно, не в силах поверить, что это происходит именно со мной. Не бывает так, нет. Бывает, но с другими. Со мной никогда ничего необычного не произойдет. Не может произойти… Черт возьми.

Рыкнув, с размаху врезаю кулаком в стену, стараясь отвлечься на физическую боль, но она вдруг просто затупилась, исчезла. Ноги сами по себе несут меня обратно в спальню, тело само опускается на кровать, а взгляд сам устремляется в потолок. Так не бывает. Это сон. Для достоверности я ущипнул себя в щеку, бровь, висок, врезал себе по горлу, заливаясь кашлем. Но нет. Ничего не изменилось. Меня все еще окружала внезапно опустевшая квартира, в которой, как мне начало казаться, катастрофически много свободного места. Слишком много места, слишком мало мебели. Взгляд медленно опускается на стену. Не бывает так…

Давно у нас эта лампа? А эта футболка, свисающая с верхней полки, она откуда взялась? Откуда взялась и эта картина, на которой изображен морской берег? Откуда у нас все это есть?

Я только замечаю, что уже автоматически обобщаю все вещи в наши. Какая глупость. Присев, сгибаю ногу в колене, зарываюсь пальцами в волосы и тупо смотрю прямо перед собой на смятую молочно-серую простыню. Почему она мне кажется такой уродливой? Раньше мне вообще плевать было на чем спать, лишь бы было.

– Блять, я не могу так. – Рывком поднимаюсь на ноги и, убрав руки за спину, начинаю расхаживать по комнате взад-вперед. И с чего это я так волнуюсь? И о ком вообще волнуюсь? О Кагами? Да этот балбес еще меня переживет! Да и кто он мне вообще, чтобы я о нем волновался? Друг детства что ли? Или мать родная? Нет, конечно же. С хера ли мне тогда о нем волноваться?

Твою мать. Я и сам не знаю. Я и сам не понимаю, почему на душе мне так хреново. Наверное, я просто привык к нему. Да, точно, обычная привычка. Иначе и быть не может. Но блять. Мне точно надо отвлечься.

По телевизору не идет абсолютно ничего, что могло бы затмить утренние воспоминания. В школу идти не хотелось абсолютно. Выпить? Нет. Я не пью. Я не настолько слаб, чтобы перекрывать боль алкоголем. Я сильный. Морально и физически.

От этой мысли, как мне показалось, я подрос на голову-две. Гордо вскинув подбородок, я быстро поднялся на ноги, легко взъерошил непослушные темно-синие волосы, натянул старые джинсы, надел белую майку и взглянул на себя в зеркало. Белые вещи всегда смотрятся на мне слишком ярко. Чертова смуглая кожа. В детстве я постоянно тусовался на улице, отчего кожа первое время сгорала, но после начал появляться неплохой загар, которому, как говорила Сатсуки, еще каждая вторая девушка позавидует. Без понятия комплимент это или нет. Тем не менее, с тех пор загар будто прилип к коже, отказываясь слезать. Хрен его знает, как это объяснить.

Усмехнувшись более бодро, щелкаю собственное отражение по носу, подхватываю старенький баскетбольный мяч – ох, ему лет шесть точно – с пола и быстрыми шагами направляюсь в коридор. Блин, этот дуболом мои ж кроссовки забрал. Благо, у нас размер один.

Надев темно-серые кроссовки сейриновца, я завязал шнурки покрепче, подхватил мяч, перекинул вокруг себя пару раз, ухмыльнулся самому себе и быстро выбежал из дома, захлопнув дверь.

Баскетбол с детства спасал меня и помогал отвлечься от дерьмовых мыслей. И когда родители ссорились, разбивая посуду, и когда подавали на развод, и когда мне, мелкому засранцу, впервые сделали выговор в школе за разбитое окно и вызвали отца, который потом нещадно набил ремнем мою задницу дома. Спасал баскетбол и сейчас. На душе уже было не так хреново, как раньше. По крайней мере, мне не хотелось разбить голову о стену или разодрать глотку ногтями.

Нарезая круги по небольшой площадке, забрасывая мяч в кольцо вновь и вновь, оттачивая и без того идеальные приемы, отталкиваясь мощными, мускулистыми ногами от земли, прыгая как можно выше. Представлять, что ты сейчас на международном соревновании мирового уровня, играешь против самых сильных игроков со всего света. Мне казалось, что мир возвращал свои краски. Действительно, так мне намного лучше. И сколько я уже играю? Наверное, не один час.

Но из моих сладких грез меня вырывает громкая и до жути неприятная на данный момент трель телефона. Рыкнув, швыряю мяч в стену, а тот отскакивает и легко подкатывается к ногам обратно, словно пес, который принес хозяину палку. Вытащив телефон из штанов, замираю, молча уставившись на экран телефона, на котором высвечивалось имя «Бакагами». Нет. Нет-нет-нет. Только не сейчас. Надеюсь, ты звонишь, чтобы сообщить мне, что это шутка, и ты теперь актер, получающий Оскара.