Автор книги: Слом
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
О чем угодно он готов сегодня думать, но об этом — не будет. Просто не будет.
Стало очень больно.
Он не будет.
Физически больно. В голове.
Черное солнце! Нет, это... это тоже неправда. Это Луна. Луна закрыла собой Солнце.
Солнцу самому страшно. К нему на небо летят галки — черные, маленькие. Летят быстро, не жалея сил, чем выше, тем лучше, и чем выше, тем горячее.
«Я никогда не понимал».
Они возвращаются на землю. Белым пеплом.
Под дождем пепла стоит фигура. Черный силуэт. Маленький... кажется. Кэйа не узнает ребенка, не видит его лица — только затылок, и тот в капюшоне. Он не знает, как ребенка зовут, но знает, что тот чувствует. Они оба чувствуют одно и то же.
Ребенок вздрагивает. Поворачивает голову.
Прядь синих волос.
Он ничего из этого не помнит. Это ложь. Ничего не было.
— Я вижу, как ложь превращается в страх...
Голос звучал прямо в голове. Кэйа царапал ногтями камни.
— И это логичная метаморфоза.
Невыносимый бред продолжал давить. Горящие руины, ураган из детства, голоса, приказывающие уйти, и чёрная позёмка чужих мыслей, окрашивавшая всё в один цвет. Беспомощная истерика. Рука тянет за нервы, и они рискуют порваться. По венам прокатываются кипящие волны, и хочется убежать.
— Не трогай его!
Тот, кто выворачивал, жёг черный огнём его память, вдруг остановился. Морок тревожно всколыхнулся. Смешались неясные чужие чувства.
Бешенство, ненависть, бушующие жажда и предвкушение, застарелые униженность и тоска... в мороке всё сложилось в сумасшедший, особенно густой поток чувств и навязчивых мыслей. Красными вспышками в этом чёрном потоке бились сомнение и тревога. Откуда... взялось сомнение?
Ощущения мешались, нельзя уже было отличить одно от другого. Сердце просто билось под самым горлом, изнемогая от фейерверка, бушующего в голове.
И тогда всё прошло. Отступило. Оставив за собой только печаль.
Белую печаль.
Кэйа тихонько выдохнул. Перед самым глазом мягко блеснул снег. И уже не морок, а простая пелена бессилия стала медленно накрывать его с головой.
И тогда что-то встряхнуло его за плечи.
Что-то красное.
— …эйа, Кэйа, проснись! Кэйа! Кэйюшка!
Вдох. Ничего не чувствовавшими руками он прижал к себе алый комочек тепла.
Его обнимали, дергали за волосы, осыпали ударами маленьких кулачков и душили сведениями. Они гуляли всю ночь. Кли думала, это её братик. Это действительно её братик, только другой, не Альбедо, а другой. Хорошо, что Кэйа нашелся. Кэйа был настоящий? Точно? Он видел Альбедо? Их Альбедо.
— Искорка… Искорка ты наша... — только и шептал он в ответ.
Он заглянул ей в глаза. Огромные, напуганные, обрадованные. Она только что спасла ему жизнь… На ней страшно бестолково был завязан шарф.
Осторожно, чтобы ледяными руками не задеть ребенка, рыцарь укутал Кли поплотнее.
— Теперь всё будет хорошо.
***
Искорка оказалась невредима. Кэйа решил, что так должно быть и впредь.
Лучшее, что он мог сделать, когда их сумасшедший маньяк растворился неизвестно где, а лаборатория алхимика осталась в часах пути — найти в туннелях укромное место и спрятать Кли там. Потом нужно было быстро отыскать напарника. И дело с концом.
— Знаешь, этот человек... он не белый, на самом деле.
Кли странно называла его: «Черный человек». Почему «черный человек»?
— Напомни мне как-нибудь тебе рассказать. Стихотворение есть такое, — отшучивался рыцарь.
Ей точно было больше известно, чем ему или алхимику. Но девочка слишком устала, чтобы что-то объяснять. Он нёс её на руках, а она то и дело роняла голову ему на плечо.
Кэйа прижимался щекой к маленькой макушке. Он чувствовал себя виноватым.
Главное достоинство бомбочек Искорки: они поджигают что угодно. Промерзшие корни и старые обрубки хвои покорно вспыхнули. Закуток, который он выбрал, не так хорошо прогревался. Но там было сухо. И чужой глаз не приметил бы поворота туда.
В конце концов, Кэйа отстегнул свой плащ.
— Я люблю пушистые штуки... — шептала сонная девчушка, утыкаясь носом в мех накидки.
— Всё для вас, почетный Алый Рыцарь, — шептал он, — и вот ещё что...
Кли накрыло прозрачным ледяным щитом. Та мгновенно проснулась:
— Холодный шарик! — она сперва развеселилась, а потом добавила задумчиво, — Ты думаешь, мне понадобится броня?
— Ну ты ведь помнишь, что мы говорили о таких случаях, — устало проговорил рыцарь.
— Что это просто хорошая примета и твой проверенный ритуал...
— Именно, — капитан улыбнулся.
Он подыгрывал до упора. Но видел, что Искорку это не особенно успокаивало. И понимал, что ей не хочется оставаться одной.
— С Альбедо всё будет хорошо, — обнадежил он, — я обещаю.
Она смотрела на него с тревогой и сурово сжимала полы платья в кулачки.
— Обещаю, — повторил Кэйа без улыбки.
— Ладно. Я тебе верю, — ответила она очень серьезно.
Через секунду она чисто по-детски потянулась его обнимать.
— И в тебя я тоже верю.
Рыцарь взял с Кли честное слово, что она останется в закутке, будет сидеть тихо и держать бомбочки наготове. Разумеется, чтобы сохранить тепло. И затем он двинулся дальше по туннелям, вслушиваясь в каждый шум.
Разум его ещё слегка немел от морока. Галки тихо-тихо кричали где-то в глубине коридора. Галки под землёй. Забавно.
Он ощутил тогда впервые так ясно: и эти предательские туннели и стены, и застревающие, путающиеся в них звуки, этот морозный до боли воздух, само это место, сама эта ночь — мстили. Кому и за что — Альберих не понимал. Не помнил или не знал. Но чувствовал, был точно уверен в том, что всё, что сейчас происходило, было не одним только планом двойника.
Как обычно, всё было несколько сложнее. Да, это была не простая месть. Не воспоминания Кэйи, и даже не навязанные ему видения.
Завидев впереди холодные пятна света, рыцарь остановился. Он неспешно собрал в ладони немного инея. Частички сложились в белый заострённый осколок. Капитан задумался, неравномерно постукивая по льдинке пальцем.
Кто-то будто ухватил Альбериха за затылок и с силой повернул ему голову. Заставил посмотреть на то, что он изо всех сил старался в себе не замечать. То, что этот самый лёд много лет назад помог спрятать.
Такое теплое и печальное чувство. Чувство, которым проникнуты были странные легенды, которыми теперь мондштадцы развлекали своих детей. Им были проникнуты те каменные цветы, которые он видел раз в жизни, название которых давно забыл… его сны. Его секрет.
Та, о которой он помнил по рассказам отца, та, о которой слагали истории, Каэнри’ах давно умерла, конечно. Но её труп протягивал к живым руки. Умолял эти руки согреть.
И Кэйа отвечал на мольбы.
Потому что он был единственным, кто слышал.
И он будет слушать. Но тогда... в ту ночь он должен был обо всём забыть.
Он завёл осколок за ухо. Выдохнул. И пошел прочь.
На снегу осталась длинная прядь синих волос.
***
Наконец, эти туннели закончились. Рыцарь увидел широкую, невероятной глубины ледяную пещеру, всю в голубых и белых переливах. Его не интересовала красота. Ему нужны были навязчивый ориентир и открытое пространство.
«Ну где ты, собака»...
Он перебирал в голове все годящиеся для двойника имена. Если он умеет, пускай и теперь прочтет мысли Альбериха. Если он такой умный, —
В этот раз Кэйа не успел увернуться. Нечто острое впилось в левое плечо. Сорвавшись на короткий крик, рыцарь ухватил нападавшего, тот мгновенно вывернулся. Красные огни мучительно заплясали перед глазами. И... черный огонь.
Альберих игнорировал видения. Ничего нового ему бы уже не показали.
Выдрав осколок из раны, двойник снова замахнулся. Кэйа вцепился ему в локоть здоровой рукой. Алый камень маячил прямо перед глазом. Рыцарь видел собственную кровь.
Двойник высвобождал руку со зверской остервенелостью, а капитан, сжав зубы, отказывался отпускать. В какой-то миг их взгляды встретились.
Рыцарь не успел понять, кто кого опрокинул на землю. Он шипел, отбивался и пытался вымарать из головы огни, едва успевая дышать. Сперва его осы́пало шквалом ударов — он перехватил замах, собрал мороз в руку, ударил, промахнулся, потом зашипел от резкой боли, когда красный осколок проехался вдоль ключицы до самой шеи, — а затем морок стал его душить. Чёрно-красное месиво выжигало раны, застилало глаза, не давало думать.
Как-то ему удалось пригвоздить безумца к земле. Хрипя и отдуваясь, едва видя противника сквозь чёрную пелену, он создал новый ледяной осколок, замахнулся, —
Вспыхнул белый огонек.
Кэйа выставил вперёд локти, чтобы отвести удар. Со всего размаху проехавшись по льду, рыцарь никак не отреагировал на боль. Замер.
Он точно видел белый огонёк.
— Аль...
Удар в кадык выбил из рыцаря дыхание. Он раскрыл рот, чтобы вдохнуть, и тут же получил будто пушечным ядром в висок. Поймал затылком каменный пол. Потолок. Он видел только потолок. В ушах звенело.
В мороке снова бушевал черный огонь.
«Черный человек»...
Его потащили за ворот. Вдохнуть так и не получилось — тяжелый удар сапогом под ребра не дал этого сделать. На этот раз красной перед глазами была кровь. Боль прошила позвоночник, потом — солнечное сплетение.
В затылок себя ударить капитан не позволил.
Пол мгновенно накрыла ровная корочка льда. Двойник тяжело и глупо рухнул на камни, бросил на Альбериха яростный взгляд.
Тот ответил смешком. Вспышка инея была готова в его кулаке, оставалось лишь вытянуть вперёд руку.
И снова.
Этот белый огонёк.
С трудом задержав на пальцах сверкающий лёд, Альберих зашипел от досады. Вспышка уже весело разогналась в крови. Едва не разорвалась против его воли. Нельзя. Теперь бить было нельзя.
— Ну давай же, галчонок! — взревел противник.
Уворачиваться было поздно. Двойник уже занёс красный осколок над самой головой Альбериха. Воздух свистнул.
Камень лопнул.
Сознание ошпарило мороком. Красный свет выжигал изнутри, как летучий огонь. Вместо зрения остались вспышки, вместо слуха — скрежет и звон. Альберих не чувствовал ничего кроме слёз.
Сквозь горячую кровь в ухе до него донеслось:
— Всё-таки ты слёток.
На грудь надавил тяжелый чужой сапог. Кэйа ударил наотмашь. Медленно и совершенно беспомощно. Лёд его больше не слушался. Уронив руку в снег, рыцарь понял, что не сможет даже собрать её в кулак.
«Альбедо, идиот… во что ты вляпался?»
— Ну, галчонок, не бойся...
Смеющийся сумасшедший склонился над капитаном, заглядывая ему в глаза.
— Скоро всё закончится.
Он аккуратно вытянул кусок льда из ослабевшей руки рыцаря. Отстранился. И отошел, не торопясь, на несколько шагов.
Альберих разглядел в мутных пятнах, как двойник легко поигрывал осколком на пальцах. Он слегка касался второй рукой того места, где на шее должна была быть звёздочка. В его жесте было много задумчивости и простого расчета.
Рыцарь всё понял.
Двойник развернул льдинку острым концом на себя. Взял на вытянутую руку. Замахнулся.
Белый огонек вспыхнул.
Кэйа сорвался с места.
========== Глава XV. Мел ==========
Поединок затягивался.
Короткие клинки из красных агатов не скалывались о Киноварь, но и оцарапать её не могли. Физически Альбедо был сильнее и ловчее двойника, но в чёрной пелене это не играло роли. Чтобы просто ориентироваться в пространстве ему приходилось напрягать сознание целиком. Всё представало перед ним расплывчатым, туманным ощущением, существовало как бы во мраке. Действительность казалась отдалённой, ушедшей от него.
А удары сыпались всё быстрее и яростнее. И Альбедо успевал отвечать.
Он знал заранее о каждом движении брата, и любой из его собственных выпадов не удивлял двойника. Единственное, что их отличало, это, пожалуй, мысли. Ученый отразил очередной удар, сделал косой выпад. Вспомнил о напарнике. Случайно ему представилось, что Кэйа мог бы уже найти его сестру...
— Вот он, пожалуйста, человек! — прохрипел двойник, — С эмоциями, с чувствами...
Агаты били снова и снова. Удар-удар-удар, брат шипел:
— С болью, с прошлым, со страхами, со слабостью...
Вот оно. У того, с кем он теперь боролся, слабостей не было. Эмоций не было. Альбедо вспоминал слова мастера:
«Между вами было одно отличие»...
Альбедо парировал очередь выпадов, пропустил один, выдохнул, когда ему ошпарило щёку, а потом вцепился двойнику в руку. Вслепую, резко надавив, ударил противника его же рукой...
Пронзительный снежный свет едва его не ослепил. Алхимик зажмурился. Киноварь... её не было в руке. Выпала?
Его пальцы, ладонь дико морозило непонятно откуда взявшимся холодом. Ниже по руке текло и липло что-то горячее. Сердце билось, рискуя кости сломать, а мышцы не могли пошевелиться. То есть они шевелились, но как-то неорганично, неправильно. Алхимик приоткрыл глаза.
Альберих.
Ему улыбался этот идиот.
— Ты прости, конечно, — посмеивался рыцарь сдавленно, — но в мою смену никакого суицида.
Кэйе было больно. И Альбедо видел, почему. Руку напарника насквозь пробило ледяным шипом. Шипом, который алхимик стискивал в своей ладони. Острый конец маячил прямо над горлом учёного, и лёд медленно окрашивался в багровый.
Альбедо попробовал убрать руку. Та, как стальная, как чужая, не поддавалась. Ни одна часть тела не поддавалась. Алхимик мог только часто-часто дышать.
— Шшш, без паники, — рыцарь не позволял шипу опуститься, — тебе нужно только ослабить хватку.
«Хорошо». Где-то в железных мышцах точно можно было хотя бы мысленно найти одну ниточку, только одну ниточку, за которую Альбедо всё ещё мог потянуть. В противовес неведомой воле, превращавшей его ладонь в кулак, он старался разжать пальцы. Рука дрожала. Он чувствовал, как бьётся и вспыхивает в его сердце тошнотворная чёрная взвесь. Было больно. Ему казалось, что кисть вот-вот сломается, не выдержав давления с обеих сторон. Он почти слышал хруст. Или что это было? Скрежет?
На какую-то долю миллиметра его пальцы отстали от ледышки. И Кэйа вырвал её вместе с собственной рукой из ладони алхимика. Ученый услышал короткий вскрик и звон. Осколок разбился о землю. Рыцарь прохрипел:
— Ты молодец.
У алхимика не было сил говорить. Он едва ли видел напарника перед собой. Только чувствовал кровь между пальцев.
— Кэйа... уходи...
— Альбедо, это же клише! — рассмеялся рыцарь.
— Я больше не контролирую ситуацию, — алхимик задыхался, — Он обманул меня.
Нет. Альбедо сам себя обманул. Сам себя переиграл. Почему он вообще решил, что справится с двойником в одиночку? Зачем он туда полез?
— Да, — не в меру спокойный голос Альбериха начинал злить, — Но так уж вышло, что я могу тебя защитить. И я это сделаю.
— У тебя кровь из уха… хлещет. Ничего не получится.
— Ну, считай тогда, что это эксперимент.
Напарник улыбался так невинно, что Альбедо захотел его ударить. Но сил хватило только на взгляд. Долгий, прямой, предупредительный.
Вдруг без особой причины в голове застряло простое, глупое слово:
«Доверься».
Чёрная пелена уже душила алхимика. Он коротко вздохнул, чтобы кислород отрезвил его разум. Не помогло. Навязчивая мысль не исчезала. Всё потому что мысль исходила от самого алхимика. Это было не глупое слово, а его прямое желание. Он, правда, тогда этого не понял.
Но и сопротивляться больше не мог. Задыхаясь от слабости и бешенства, Альбедо медленно, вынужденно закрыл глаза. Надавила тяжелая темнота, исчезла кровь, исчез холод, и осколок, и Альберих.
Но бешенство никуда не делось.
«Теперь ты понимаешь, почему мы оставили его»?
— Ты…
Голос алхимика, рокочущий теперь и пониженный, едва ли узнавался. Услышав его, двойник довольно улыбнулся. Пусть скалится. Пусть радуется. На то есть объективный повод:
Альбедо согласен сыграть по его правилам.
Два одновременных шага навстречу и зеркальные выпады. Камень звенит под сталью.
«Он вышел нерукотворным»...
Алхимик признавал для себя, что был полностью выбит из колеи. И решил, что так быть и должно.
— Вздумал меня подменить? — обвинял он, — Дурина для своих целей разбудил? Сестрой шантажировал? Друга изувечил?
— Друга? — двойник рассмеялся — Братик, я бы не советовал… — он говорил, не переставая атаковать, — с таким дружить! Эта неопределившаяся галка однажды своего груза не выдержит.
Золото вспыхнуло над клинком с очередным ударом. Алхимик выдохнул:
— Он определился. И я тоже.
«Я слишком увлеклась созданием совершенства при его синтезе»...
— Ты не ненавидишь меня, — вдруг осознал алхимик.
Вот почему он сражался в одиночку! Вот зачем он полез сюда. Он мог вытащить двойника из черной пелены. Он мог остановить морок. Он не должен был дать в обиду больше никого.
— Само мое существование вселяет в тебя экзистенциальный ужас. Ты почти такой же, как я, но мной тебе никогда не стать.
Алхимик отбросил брата от себя с такой силой, что тот оступился в бледной черноте и потерял равновесие.
