Текст книги "Протокол "Второй шанс" (СИ)"
Автор книги: slip
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)
Харон…
– Хочу обратно в Галлию, – после паузы, сокрушенно добавил Бальб.
Губы Квинта растянулись в грустной усмешке.
Покажите ему в этом доме человека, который не хочет…
Квинт не находил себе места. Солнце уже скрылось за небосклоном, но никаких изменений не происходило. Люди мальчишки все так же держали их в плотном кольце, не предпринимая никаких действий, Бальб мерил атрий размашистыми шагами, вызывая у Квинта головокружение, Ворен мирно посапывал, а Квинкция закрылась в одной из спален и теперь с маленьким сынишкой Поллиона возилась вызвавшаяся добровольцем Мария.
От Пулло не было ни единой весточки.
– Боги, уже первая стража пошла. Куда он подевался? – Бальб прошел мимо Квинта.
И потом еще раз. Туда-сюда.
Достал.
– Откуда я знаю?! – взвился Квинт, – Я вообще-то весь день тут, с тобой, просидел, если ты забыл!
Бальб отчаянно зарычал и принялся мельтешить с утроенной силой.
Достал.
Дверь из сада в атрий со скрипом открылась, из нее высунулась кучерявая голова Матия, и он сказал:
– Калавий? Бальб? Легионеры говорят, что снаружи что-то начинается, пойдем.
По спине Квинта пробежало стадо мурашек.
– Что конкретно? – спросил он.
Матий пожал плечами:
– Мне не сказали. Пойдем, сами увидим.
Квинт кивнул, но идти не спешил. Сперва он потряс за плечи спящего Ворена. Потом еще раз. И еще раз. И только убедившись, что тот достаточно проснулся, чтобы не завалиться тут же назад на ложе и не захрапеть вновь, последовал за Матием.
Стоило им только оказаться на крыше, по ушам сразу ударили неуместные для ночного Паллатина звуки. Людские крики и лязг оружия на мгновение чуть не перенесли Квинта куда-то далеко, в леса Галлии, но он потряс головой и, стараясь не обращать внимания на них ловко взобрался на самую высокую точку, на которой только можно было удержаться. Вслед за ним забрался Матий, а Бальбу, как самому медлительному, не досталось места и теперь он просто тихо ругался сзади, внося свою лепту в какофонию звуков.
С этой точки крыши открывался прекрасный вид на застроенный домами холм – и было отчетливо видно, что в паре кварталов шел ожесточенный бой. Мелькали факелы, от мечей отражался свет фонарей, выдавая местоположение их хозяев. В полутьме, люди мальчишки в спешке покидали свои посты и с криками сбегались к дому Исаврика. До Квинта доносились только обрывки их фраз, но и этого было достаточно, чтобы понять, что они в панике.
Причина у этого могла быть только одна.
Пулло. Вернулся. Живой. С подмогой. Боги!
Тяжелый груз упал с плеч Квинта и, обернувшись к Матию, он широко улыбнулся.
– У нас получилось? – раздался снизу неуверенный вопрос Бальба.
По улице внизу в сторону боя бежали гладиаторы, что целый день перекрывали проход в сторону Цирка.
Получилось.
Квинт кивнул и обернулся к Бальбу:
– По-моему самое время отступать.
Тот коротко кивнул в ответ, соглашаясь с его выводом, и тут же исчез на лестнице.
Шаги его постепенно затихали по мере того, как он спускался назад в дом. Собираясь последовать за ним, Квинт бросил последний взгляд на улицу внизу – и замер на месте.
– Эй, – окликнул его спустившийся Матий, – Калавий, ты идешь?
Его словно окатило ледяной водой.
Небольшая группа гладиаторов, которую он сперва не заметил, обходила бывший дом Цицерона сзади с явным прицелом ударить Пулло прямо в неприкрытый фланг. Тот этого совершенно не замечал, продолжая давить основные силы противника.
Харон!
Не поясняя Матию ничего, Квинт соскочил с возвышенности и побежал в дом настолько быстро, насколько был способен. Колено отозвалось резкой болью, но он игнорировал ее, только краем сознания отмечая, что так просто это ему с рук не сойдет.
– Луций Корнелий! – нагнав Бальба уже в атрии, воскликнул Квинт, – Хватай Ворена с парнями, рабов, женщин и мелкого Гая, – и быстро уходите вниз по улице! Матий, ты с ними.
Нагнавший его Матий шумно втягивал воздух, пытаясь восстановить дыхание.
– Что случилось? – Бальб резко остановился, и глаза его расширились то ли в удивлении, то ли в испуге.
– Там Пулло сейчас обойдут и во фланг ударят! – коротко пояснил он и без промедления повернулся к легионерам, равномерно распределившимся по помещению, – Вы, все. Вы все идете со мной.
– Диспозиция? – Бальб отошел от первичного шока, и теперь его лицо выглядело сосредоточенным.
– Тит завязал стычку возле дома Исаврика. Правый фланг прикрыт его стеной, левый немного продвинулся вперед, к дому Цицерона и сейчас с левой стороны полностью открыт. Почти все люди мальчишки уже ввязались в бой, но небольшая группа откололась от них и сейчас пытается обойти дом Цицерона сзади и вдарить Титу прямо во фланг.
– Ясно, – отозвался Бальб. От былой радости не осталось и следа, – Дорога вниз, как я понимаю, все еще открыта?
Квинт коротко кивнул, не утруждая себя ответом.
И три голоса, слившиеся в один, отдали одну-единственную команду:
– С-с-стройсь!
Квинт осторожно ступал вперед, стараясь не создавать лишних звуков, способных выдать его местоположение. За его спиной тот же самый трюк, не нарушая строя, пытались проделать двадцать пять легионеров. Получалось, откровенно говоря, плохо, но солнце уже зашло за небосклон и прямо перед ними шумела стычка, что позволяло надеяться, на то, что в полутьме и какофонии звуков их заметят не так скоро, как могли бы.
Беззвучно матерясь, Квинт продрался через очередные заросли кустов между домами, и прямо перед ним показались спины замыкающих строй вражеских гладиаторов. Его угол обзора не позволял сказать, какое расстояние оставалось сейчас между врагом и левым флангом Пулло, но богатый боевой опыт подсказывал ему, что если они сейчас побегут вперед – они успеют напасть до того, как враг осознает, что произошло и перестроится – или столкнется с флангом Пулло.
Рука Квинта взмыла над головой и звуки за спиной окончательно затихли.
А затем он привычным, давно отработанным до уровня автоматизма, жестом подал сигнал к атаке.
С громким криком «За Цезаря!» строй немногочисленных легионеров врезался в отряд гладиаторов.
Все мысли и переживания отступили на второй план, уступая место такой знакомой и родной холодной сосредоточенности.
Увернуться от летящего в его сторону оружия, поднырнуть под руку варвара, ударить. Увернуться, поднырнуть, ударить. Оценить ситуацию. Отдать несколько команд. Увернуться, подставить подножку, добить.
Квинт не мог с уверенностью сказать, когда гладиаторы дрогнули, и что стало этому причиной. Просто в какой-то момент он с той же отстраненной сосредоточенностью осознал, что враг отступает. Осознал – и незамедлительно дал своим парням команду нажимать.
Все было закончено быстро.
Тяжело дыша, Квинт убрал окровавленный меч в ножны и криво улыбнулся. Стоящие напротив парни Пулло выжидающе разглядывали их и не спешили убирать свои мечи.
– Свои! – подняв пустые руки в знак того, что он не собирается атаковать, сказал Квинт.
Распугивая одним своим видом редких ночных прохожих, они с Пулло шли в окружении десятка легионеров по улице, что соединяла Паллатин с Велабром. Им пришлось разделиться – толпа из сотни человек в окровавленных туниках и тогах не имела шанса не вызвать ни у кого вопросов, – и теперь они двигались в сторону Марсова небольшими группками и разными маршрутами.
О стычке и без того уже очень скоро должно было стать известно всем – незачем было приближать этот момент.
– Ты почему так долго? – наконец отойдя от боевого ража, спросил у Пулло Квинт.
– Мальчишка собирал вечером на Марсовом сходку, – отозвался Пулло, – Я не мог этого пропустить.
– Сходку? – удивленно вздернул брови Квинт, – Какую сходку? Зачем?
В их ситуации любые телодвижения мальчишки вряд ли сулили хоть что-то хорошее.
– Чтобы озвучить официальную версию того, что случилось на иды, – хмыкнул Пулло, – Проще говоря, нассать людям в уши.
Квинт прыснул:
– И как же она выглядит, эта официальная версия? – Пулло уже открыл было рот, чтобы ответить, но Квинт не дал ему шанса, – Дай угадаю. Мы все – гнусные заговорщики, покушающиеся на Республику, а Цезарь вовсе не Цезарь, а просто какой-то мутный подкупленный тип?
Пулло кивнул:
– А еще вы все работаете на Марка Антония, который хочет нас захватить и править Республикой как восточный монарх, ага, – ему не удалось сдержать смешка.
– А гений Октавиана раскусил этот гнусный план и пресек его на корню? – иронично прищурился Квинт.
– Конечно, как же иначе? – фыркнул Пулло.
Еще один вопрос крутился у Квинта на языке, но он не решался его задать – и какое-то время они шли молча, пока он все-таки не переступил через себя и не спросил:
– Про Цезаря – тишина?
Последние следы веселья смыло с лица Пулло. Ему понадобилось какое-то время, чтобы ответить – и начал он издалека:
– Знаешь, народ встретил речь Октавиана прохладно. Я даже не беру в расчет наших, там просто почти не было довольных. Не знаю, на что он надеялся. Под самый конец кто-то вообще начал громко задавать неудобные вопросы, – Квинт не понимал, куда он клонит, но на всякий случай кивнул, – После того, как его заткнули… Октавиан завершил свою речь сообщением, что он намерен положить конец ходящим по Городу слухам и что завтра, в шестом часу дня, захваченный им провокатор даст показания прямо на форуме.
Это наш шанс, – мелькнуло в голове у Квинта.
А затем слова Тита окончательно уложились у него в голове. Ситуация предстала пред ним как на ладони – и в который за сегодняшний день раз у него на спине проступил холодный пот.
Существовало всего два варианта, при которых мальчишка мог решиться на подобное представление – или он нашел актера, которому сначала хорошо заплатит, а потом воткнет нож в спину, чтобы не болтал, – и в таком случае Цезарь уже был мертв, и они уже опоздали, или…
– Что он сделал с Цезарем?.. – неожиданно для самого себя, ошарашенно сказал вслух Квинт.
Тот никогда не согласился бы оговорить сам себя перед лицом всего Города по-хорошему – и варианты, которые подкидывало Квинту воображение, были один хуже другого.
Пулло замер на месте и невидящим взглядом уставился куда-то в темноту. Осознание нанесло ему слишком сильный удар.
– Настроения солдат? – Квинт попытался перевести тему, надеясь, что это выведет его из ступора.
И это сработало.
Пулло потряс головой, отгоняя ошеломление, и спустя несколько бесконечно долгих мгновений ответил:
– Тринадцатый и шестой на нашей стороне, Квинт. Все, до единого. Завтра мы его вытащим, – на его лице читалась мрачная решимость.
– Или отомстим.
[1] Имеется ввиду гражданская война 49-45 до н.э.
[2] Жирный намек на осаду Алезии в 52 г. до н.э. Подробнее – Caes., BG, VII, 68-89.
[3] Si vales, bene est; ego valeo. Стандартная форма, которой римляне часто начинали письма. Перевод – если ты здорова – хорошо, я здоров.
Скептик (Атия III)
Окончательно сбитая с толку Атия молча наблюдала за тем, как в лучах восходящего солнца Луций Марций, проклиная фалернское, сенат, триумвират и почему-то Митридата Евпатора, пытался натянуть на себя панцирь. Панцирь активно сопротивлялся. Рабы не решались к нему подходить, зная, что с похмелья хозяин всегда не в духе, Атию с ее попыткой предложить помощь, он послал куда подальше немногим ранее.
Поэтому она сидела в кресле, наблюдала за выписываемыми мужем пируэтами и пыталась решить, стоит ей на него обижаться, или все-таки нет.
Последняя застежка после неравного боя все же сдалась Луцию и он, облегченно выдохнув, мешком повалился на стоявшее неподалеку ложе:
– Эй, мальчик, – окликнул он молодого раба, что ошивался рядом и тихо хихикал в кулак, наблюдая за его потугами, – Принеси-ка мне еще фалер…
Атия возмущенно кашлянула:
– Луций, что я тебе говорила?
– У меня голова раскалывается, – мрачно проворчал Луций, – Это лекарство.
– Знаю я твое лекарство. Сегодня полечишься, завтра полечишься, послезавтра. А потом – привет запой. Не допущу. Эбурий, стой, где стоял, – одернула она раба. Луций отчаянно застонал, – И вообще, ты мне обещал сегодня сходить к Гаю и помочь выяснить, что у него там происходит. Раз уж ты утверждаешь, что никаких лемуров там быть не может.
Пусть по прошествии времени и при свете солнца та роковая ночь и казалась ей страшным сном, который ушел с рассветом, чтобы больше никогда не вернуться – Скрибония и домашние сына тоже все видели, а значит ей не могло причудиться.
– Да пойду я, пойду, – глухо отозвался Луций, – Но, если ты хочешь, чтобы от меня была хоть какая-то польза – ты дашь мне выпить.
Атия была непреклонна:
– Мы уже об этом говорили, я не хочу повторяться. Нет. Я не хочу, чтобы мой муж превратился в Катона[1]. Или, чего хуже – Бибула[2].
Очередной глухой стон со стороны Луция стал ей ответом.
– И скажи мне, чего ради ты вообще так вырядился? – перевела она тему, надеясь, что хоть так получится отвлечь мужа от желания выпить.
Луций осекся прямо посреди очередной страдальческой тирады, вкратце сводящейся к «люди добрые, помогите, злая жена не дает опохмелиться!», а потом повернулся к ней и неожиданно серьезно сказал:
– Ты просто не помнишь Суллу. Ты тогда еще слишком маленькой была, – по спине Атии пробежал холодок. Мама ей рассказывала… – Ты меня, конечно, извини, но твой сын… Слишком сильно мне его напоминает.
– К чему ты клонишь? – голос Атии практически сошел на нет. Она была совершенно не уверена, что хочет услышать ответ на этот вопрос.
– Честно? К тому, что у твоего сына мы сможем обнаружить все, что угодно. И к этому чему угодно лучше по максимуму подготовиться заранее.
Но как тебе панцирь поможет против духов? – чуть не сорвалось с ее губ, но она одернула сама себя. Луций не верил в духов. Судя по всему, Луций считал, что в произошедшем как-то замешан ее сын, – и боялся его.
Атия нервно сглотнула.
Он ошибался. Он просто не мог не ошибаться. Возможно, он был прав и дело было действительно не в лемуре, но то, свидетелями чему они со Скрибонией стали, просто не могло быть делом рук человеческих.
– А мне точно надо идти? – раздался неуверенный голос Скрибонии.
Два предыдущих дня рабы отпаивали ее успокаивающими травами, и только сейчас она более-менее вернулась в сознание. Это хрупкое равновесие было слишком легко разрушить, но Луций все равно настаивал на том, что ей необходимо идти с ними, потому что она может знать что-нибудь важное, но не осознавать этого. Он планировал взять с собой нескольких вооруженных рабов – и считал, что в такой компании им точно ничего не грозит.
К сожалению, его уверенность толком не передавалась даже Атии, что и говорить о Скрибонии. Все же он не видел и малой толики из того, свидетелями чего пришлось стать им.
Атии совершенно не хотелось брать Скрибонию с собой, но в словах Луция было рациональное зерно, против которого она, при всем желании, не смогла бы найти никаких аргументов. Она действительно могла знать что-нибудь важное.
Луций слово в слово повторил ее мысли, и ей оставалось только согласно кивнуть и добавить:
– Скрибония, обещаю – если духи снова начнут бушевать, мы сразу оттуда уйдем. Вне зависимости от того, успеем что-то выяснить или нет, – она бросила тяжелый взгляд на открывшего было рот Луция и тот резко передумал говорить то, что он там собирался сказать.
Многие из разбежавшихся рабов уже вернулись в дом сына и успели убрать оставленный ими беспорядок, поэтому сейчас о событиях той ночи внутри не напоминало ничего, разве что кроме настороженного настроения то и дело дергающихся от любого звука рабов.
– Ну и что тут не так? – крайне скептически спросил Луций. Она видела, как правая рука, которой он до того сжимал эфес меча, под тогой ослабила хватку.
Вдали шумел форум, на кухне и в атрии негромко переговаривались между собой рабы – и ни единого мало-мальски странного звука не доносилось до ушей Атии.
– Здесь не всегда слышно, – тихо и неуверенно сказала Скрибония, – В саду гораздо хуже.
Луций пожал плечами:
– Ну пойдем в сад тогда, – сказал он и размашистыми уверенными шагами пошел в указанном направлении. Похмелье потихоньку начинало его отпускать.
– Я боюсь, – раздалось у нее над ухом, и Атия непроизвольно вздрогнула, – А вдруг опять ничего не произойдет? Луций Марций ведь посчитает нас с тобой сумасшедшими, – невестка нервно теребила выбившийся из прически локон и не торопилась идти на Луцием.
Атия задумалась, не зная, что ответить так, чтобы не взволновать ее еще больше.
Сказать, что это будет даже к лучшему и что может быть дух больше и не объявится? Попытаться убедить, что Луций не запишет их в умалишенные даже если ничего не услышит собственными ушами?
Во втором случае Атии даже не пришлось бы лукавить. Она хорошо знала своего мужа, и максимум что им грозило – что он объявит их суеверными, пугливыми женщинами, которые испугались простого завывания ветра. Похихикает немного и забудет.
Однако для Скрибонии это было куда менее очевидно, чем для нее.
Голос Луция, раздавшийся из сада избавил ее от необходимости делать выбор:
– Атия, Скрибония, подойдите сюда, пожалуйста.
Он что-то нашел?
Луций стоял в тени портика возле комнаты Скрибонии и задумчиво разглядывал сплошную стену.
– Здесь? – даже не обернувшись, коротко спросил он.
Скрибония сперва кивнула и только потом, осознав, что он ее не видит, тихо сказала:
– Примерно здесь. Я… Я даже точно не знаю.
– Ты что-то нашел? – спросила Атия вдогонку, но Луций ее не услышал.
Он обернулся к ним.
– Женщины, а скажите мне, пожалуйста, вы хорошо знали Квинта Гортензия, когда он был жив?
Атия бросила на мужа непонимающий взгляд, но тем ни менее ответила:
– Не сказала бы, что хорошо, но знала, да. Только какое это имеет значение?
– Ты часто бывала у него в гостях? – все внимание Луция теперь было приковано к ней.
Атия честно попыталась выудить из глубин памяти ответ на этот вопрос, но так и не смогла толком ничего вспомнить. Вроде, было дело несколько раз, еще когда Октавий был жив.
– Может, пару раз, – неуверенно пожала плечами она, – Луций, он умер десять лет назад, я не помню.
Луций кивнул и выжидательно посмотрел на Скрибонию. Та молчала.
– Я так понимаю, ты тоже? – спустя какое-то время спросил Луций. Невестка коротко кивнула, – Ясно. Я в принципе догадывался. Здесь, – он ткнул пальцем прямо в стену между дверью в спальню Скрибонии и углом дома, – Была дверь. И если бы вы чаще бывали в гостях у Гортензия, вы бы об этом знали.
Он хочет сказать, что…?
– За этой стеной всегда, сколько я себя помню, была еще одна комната, – уверенно сказал Луций, – Я никогда туда не заходил, но именно оттуда рабы Гортензия обычно во время застолий выносили амфоры с вином, – он снова повернулся к Скрибонии, – Где у вас сейчас вход в подвал?
– С-снаружи, – после его слов невестка изменилась в лице и даже начала слегка заикаться, – Филипп, ты думаешь, что…
Внутри у Атии все похолодело, и она едва смогла побороть желание убежать куда подальше – лишь бы не слышать того, что сейчас собирался сказать ее муж.
Однако он ее пожалел:
– Я пока еще ничего не думаю, – отрезал он, – Но проверить подвал нужно. Сильно сомневаюсь, что здесь как-то замешаны потусторонние силы, но, если вам страшно, можете со мной вниз не ходить.
Атии с трудом удалось удержать рвущийся наружу вздох облегчения. Луций мог неправильно его интерпретировать. Она вовсе не собиралась позволить ему идти вниз одному, она просто ощущала небывалую легкость от того, что он не озвучил вслух самые страшные ее предположения.
Где-то сбоку Скрибония облегченно выдохнула и сказала:
– Тогда я, пожалуй, останусь тут. Хватит с меня потрясений.
Луций кивнул и перевел взгляд на сгрудившихся сзади рабов:
– Если кто-нибудь из вас что-нибудь знает и хочет рассказать – сейчас самое время. Я понимаю, что не могу от вас ничего требовать, в конце концов – не я ваш хозяин, но все-таки.
Рабы разом замолчали. Их задумчивые взгляды скользили по ее мужу, словно они пытались вспомнить, известно ли им хоть что-нибудь и, если и да – то стоит ли эта информация его внимания. Несколько бесконечно долгих минут они стояли в задумчивости, пока Архидам первым отрицательно не помахал головой:
– Нет, прости, мне известно не больше, чем тебе.
Остальные рабы повторили за ним. Цепкий взгляд Луция остановился на одном из них, чьи пышные светлые усы выдавали в нем германца, но тот потупил взгляд – и никаких вопросов не последовало.
– Что ж, хорошо, – процедил сквозь сцепленные зубы Луций, – Ты, – он кивнул в сторону одного из двоих рабов, которых взял с собой из дому для охраны, – Ты остаешься здесь со Скрибонией, – раб кивнул и поудобнее перехватил свой меч, – А ты, – Луций уже обращался ко второму, – идешь вместе со мной и моей женой. Вам все ясно?
Рабы синхронно кивнули.
Подвал дома сына был завален разными мешками и старой мебелью, а вдоль его стен тянулись укрытые толстым слоем пыли стойки с амфорами. Сын практически не пил вина, и обширная коллекция, оставшаяся после Гортензия, простаивала, лишь изредка радуя его гостей.
Звуки их шагов отражались от толстых стен, многократно усиливаясь. Стороннему наблюдателю, не имеющему возможности их разглядеть, но только услышать, могло бы показаться, что их вовсе не трое, а намного больше. Но здесь они были одни – и никто не мог их слышать.
Луций остановился примерно на середине большой комнаты и огляделся. Свет от светильника в его руках выхватывал из полутьмы ряды запечатанных амфор и сложенные из грубого камня толстые стены. Больше она не видела ничего. Луций, по всей видимости, тоже.
– Нам нужно рассредоточиться, – нахмурившись сказал он, – Если кто заметит или услышит что-то странное – кричите.
Если до того, как они спустились в подвал, еще оставалось какое-то место для сомнений, то сейчас, идя вдоль бесконечных рядов амфор, уходящих в темноту, Атия была уверена в том, что им не удастся ничего здесь обнаружить. Она не ощущала никакой опасности, а ровный слой пыли, который то и дело заставлял ее чихать, только служил подтверждением ее ощущениям.
Этим подвалом пользовались очень и очень редко.
А дверь наверху… Мало ли могло существовать причин ее заделать?
Фалернское, книдское, опять фалернское.
Все амфоры были подписаны не только наименованием и регионом происхождения, но и датой сбора урожая – и чем дальше вдоль стоек уходила Атия, тем меньшее количество надписей все еще можно было прочитать. Зная друзей Гортензия – это было чем-то удивительным.
Фалернское, книдское, подсохшая бордовая дорожка на полу, фалернское…
Стоп!
Атия встала как вкопанная и уставилась себе под ноги. Глаза ее расширились, а по спине побежали холодные мурашки. Бордовая дорожка, что тянулась вдоль рядов амфор, вела в темноту и даже не думала исчезать, сколько она ни моргала, пытаясь отогнать морок.
Может быть, кто-то просто разлил вино? Да, наверное, тут просто кто-то разлил вино.
Едва справившись с оцепенением, она позвала мужа:
– Луций? – голос надломился на полуслове. Никто ее не услышал, – Луций?! – прокашлявшись, громче повторила она.
– Да? – отозвался отдаленный голос мужа.
– Луций, иди сюда. Я, кажется, что-то нашла. Тут… Кровь? – неуверенно предположила она, – Или вино кто-то разлил. Не пойму.
Боги, пусть это будет вино, пусть это будет вино!
Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем рядом раздалось сопение раба, и подбежавший вслед за ним Луций опустился на колени возле подозрительного пятна. Внимательно рассмотрев его, он провел по грязному полу пальцем и, подняв его на свет, констатировал:
– Кровь, – он растер вязкую субстанцию пальцами, – Я практически в этом уверен. Посвети, пожалуйста, – тут же попросил он.
С замиранием сердца, Атия поднесла светильник ближе к его подернутой редкой проседью голове. Луций внимательно посмотрел на свои перепачканные пальцы, а затем провел рукой по полу и добавил:
– И пыли здесь почти нет. Посмотри сама.
Она опустилась на колени рядом с мужем. Стоявший сбоку раб покрепче сжал меч в своей руке и крутил головой во все стороны, пытаясь не упустить ситуацию из-под контроля.
Пыли на полу, в отличие от всего остального подвала, действительно практически не было.
– Здесь кто-то был. Причем, относительно недавно, – Луций не спрашивал – он утверждал, без малейшей толики сомнения, – Пойдем, посмотрим куда ведет этот след. Эбурий, не отставай.
Луций поднялся на ноги, быстрым, отработанным движением достал меч из ножен и, разгоняя темноту светом светильника, пошел вперед первым. Словно завороженная, Атия шла за ним, стараясь не смотреть себе под ноги.
Это не могла быть кровь. Откуда вообще могла взяться кровь в подвале ее сына? Сюда никто не мог проникнуть незамеченным.
Светильник выхватил из темноты грубую кладку стен. Луций резко и неожиданно остановился, и, не успев затормозить, Атия врезалась в его спину.
– Луций, ты чего? – недовольно спросила она, потирая нос.
– Здесь кого-то убили… – ошеломленно сказал Луций.
Недоверчиво вздернув бровь, она вышла из-за его спины – и замерла, в ужасе прикрыв рот ладонью. Ком поднимался откуда-то из горла, и она не была уверена в том, что ей сейчас не станет плохо.
Пол за стройными рядами стоек был залит кровью. Такая же свернувшаяся и подсохшая, она была здесь не первый день, а ее количество вызывало сомнения в том, что тот, кому эта кровь принадлежала, имел хоть какой-то шанс выжить.
Рука Луция дрогнула. Светильник качнулся, и на полу что-то блеснуло. Словно завороженная Атия подошла к предмету и, опустившись на одно колено, подняла его. Вязкая и подсохшая кровь въедалась в ткань ее столлы, но это было последним, о чем она сейчас думала.
Между ее пальцев блестело заляпанное кровью кольцо сенатора.
Имя на нем все еще можно было прочитать.
– Атия? – голос Луция раздался совсем рядом, – Что там?
– Гней… – голос ее сошел на нет, и она молча протянула кольцо Луцию, не в силах совладать с эмоциями.
– Гней Домиций Кальвин… – тихо прочитал он, а затем уже громче сказал, – Этой крови где-то дня два, не больше. Ее слишком много, только поэтому она еще не успела полностью высохнуть. Говоришь, когда ты была у Скрибонии, вы слышали крик?
Атия несколько раз рвано кивнула, и умоляющим взглядом посмотрела на него.
Она точно знала, что он сейчас скажет – и молилась всем богам о том, чтобы этого не произошло.
– Не было никакого духа, Атия. Это кричал Кальвин, – богам было не под силу ей помочь.
Ей едва удалось совладать с собой достаточно для того, чтобы сказать:
– Но… Но я своими глазами видела…
– Странную деформированную фигуру? – помог ей Луций, – Как она выглядела, говоришь?
– Внизу как обычный человек, но сверху он как будто был в два раза больше. У него на плечах не было головы… Но…
– Но? – Луций внимательно на нее посмотрел.
Атия в ужасе прикрыла рот ладонью, не в силах выдавить их себя ни слова. Головоломка складывалась слишком хорошо – и ей больше не удавалось отрицать очевидное.
– Все понятно. Кто-то нес тело Кальвина на плечах, – в свете светильника лицо Луция напоминало посмертную маску, – И вы его за этим засекли.
Никакого духа не было тогда, но…
Руки мужа легли ей на плечи прежде, чем она сказала:
– Но… Луций…
– Да? – терпеливо переспросил он. В глазах его читалось беспокойство.
– Я слышала духа в комнате у Скрибонии. Как будто прямо в стене. Мы сейчас находимся где-то под атрием, это невозможно, – она помотала головой, отгоняя морок.
Кальвин был преступником и планировал совершить государственный переворот. Какой бы ужасной ни была его судьба, он сам ее выбрал, а сын всего лишь совершил правосудие.
То, что они со Скрибонией ошиблись, записав его крик на счет духа, не значило, что духа не было и вовсе.
– Пойдем, – неожиданно махнул рукой Луций, приглашая ее следовать за собой.
Не понимая, что у него на уме, Атия молча пошла за ним. Темнота вокруг, еще мгновение назад спокойная и умиротворяющая, теперь пугала ее до глубины души.
Тошнота отступила от горла только тогда, когда они отошли от последнего пристанища Кальвина достаточно далеко.
– Куда мы идем? – немного придя в себя, спросила у мужа Атия. Ее голос многократно отразился от стен, создавая неразборчивое эхо.
– Перед тем, как ты меня позвала, я нашел дверь, – отозвался Луций.
– Какую дверь? – переспросила Атия.
Только вернувшись на место, ее сердце снова упало в пятки.
– Не знаю, я не успел проверить, – пожал плечами Луций.
Светильник раба выхватывал из темноты только его затылок и кривые ряды старой, накрытой тряпками мебели, между которыми он ловко лавировал.
Это была просто дверь. Просто обыкновенная дверь, которая наверняка вела в другое помещение подвала, куда сын даже не заглядывал.
Самоубеждение, обычно такое эффективное, сейчас не приносило ей никакого облегчения.
Светильник Луция выхватил из темноты толстую деревянную дверь в грубой каменной кладке. Самая обыкновенная дверь, но сейчас даже она выглядела угрожающе. Луций нажал на ручку и слегка толкнул ее плечом, но она не поддавалась. Замок был закрыт.
– Эбурий? – тихо позвал Луций, и раб понял его без слов, доставая из поясной сумки набор отмычек. Он все предусмотрел. Словно точно знал, что они здесь найдут.
С замирающим сердцем Атия наблюдала, как Эбурий возится с замком, и молилась только об одном – чтобы у него не вышло. Чтобы оказалось, что замок сломан настолько давно, что в эту секцию подвала доступа не было даже у Гортензия. Чтобы там больше ничего не обнаружилось.
Мольбы снова не помогли. Замок щелкнул. Победно улыбнувшись, Эбурий нажал на ручку. Дверь распахнулась, открывая их взорам темный узкий коридор, в конце которого виднелся слабый свет.
– Атия, – Луций взял ее руку в свою и, смотря ей прямо в глаза, сказал, – Если что-то пойдет не так – беги.
Она слышала его, и не слышала одновременно. В голове билась только одна мысль.
Она должна была убедиться в том, что ее подозрения были беспочвенными. Больше ничего не имело значения сейчас – и, вырвав свою ладонь из ладони Луция, она побежала.
Оставив позади все – мужа, раба, всю свою прошлую жизнь, – она бежала вперед не разбирая дороги перед собой.
– Атия, стой! – крик Луция доносился до нее словно сквозь толщу воды.
Впереди брезжил свет факелов и виднелись стертые ступени, ведущие вверх.
– Атия! Атия, подожди! – надрывался Луций, но она его не слышала.
По ступеням. Наверх. Навстречу или безбрежному облегчению – или леденящей сердце правде.
Последняя ступенька осталась позади – и она замерла, не в силах пошевелиться.
Луций был прав. Луций все это время был прав.
Наверху была просторная комната. Единственным источником света в ней был закрепленный под потолком слабый светильник, но и этого хватило для того, чтобы подкатывающая к горлу тошнота вернулась.
Мозаичный пол то тут, то там был покрыт бурыми разводами, которые совершенно точно не были вином. Из стен торчали металлические, подернутые ржавчиной, кольца непонятного назначения, под ними валялись несколько пар кандалов, на которых были отчетливо видны следы свежей крови.
