Текст книги "Сладкое море (СИ)"

Автор книги: слава 8285

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Иолай встал ото сна и увидел четырех прекрасных созданий, двух женского пола и двух мужеского, которые проснулись вместе с ним на рассвете, при сиянии Утреней Звезды.

И были те четверо так прекрасны, что Иолай дивился и умилялся, и восхвалял Всевышнего за такое чудо.

– Кто вы, прекрасные создания? – спросил Иолай, потому что они были чудесны видом.

– Это Маал-Хаат, Ангелы Мщения, Пожиратели грешников. Они защитят тебя, – отвечал ему Ангел.

И вот нагнал его царь с убийцами, и один воин схватил Иолая – и тут же вспыхнул негасимым пламенем, и горел так день и еще ночь, и не сгорал, и все корчился в муках, и только при следующим рассвете выгорел весь и обратился в прах.

Двое же чудесных женщин и двое мужчин кинулись на остальных убийц и пожрали их всех до единого, только царя не тронули. Царь же, видя это все, лишился рассудка от ужаса и бежал в пустыню, и сгинул там, и до сих пор неизвестно, где могила его.

– Какие красивые лица! И все изуродованы кровью! Воистину Всевышний непостижим! – прошептал Иолай и нарек этих созданий Шурканами, что значит Пожиратель.

После гибели царя на престол взошел сын его Фаархаат. И был этот юноша богобоязненным, и уважал Иолая, и во всем слушался его, и Всевышний благословил нового царя и его род.

Следующий весной пришла непобедимая армия язычников с пустыни, и никто не мог противостоять ей. В сражении у Моря Равх Завоеватель разбил объединенное войско горных племен, но победа не радовала его, потому что друг его Ясир был смертельно ранен. Полководец укрылся в шатре своем, и все войско замерло и не знало – будет ли повелитель продолжать поход. Сам же Равх вызвал врачевателей. И были среди них волхвы, и Иолай тоже пришел. И волхвавали волхвы над телом раненого товарища, но ему становилось только хуже, и Равх в злобе изрубил их. Иолай же взял тело юноши и вошел с ним в Святое Море. И вот Святые Воды смыли с тела все раны как грязь, и воин встал на ноги и был невредимый, как и прежде.

И Равх хотел поклониться Иолаю, но святой удержал его:

– Смотри! Остерегись! Не делай этого! Я просто слуга, а чудо свершил Всевышний! Ему поклонись!

– Воистину это Бог всемогущий! – воскликнул Равх и прославил Всевышнего.

И вот из Моря показался как бы столп сияющий от Воды до Неба, и полководец и все неисчислимое войско его увидели Ангелов и сияние Всевышнего и уверовали.

И Иолай тут же в Святых водах осветил Равха, посветил в истинную веру и нарек его Константином.

И так Свет Веры просиял над всей Вселенной!»

========== Глава десятая. Нильс ==========

Выехали еще затемно.

Дорога была прямая, двухполосная, на удивление ровная, только бесхозная, с частыми песчаными завалами.

Пустыня оказалась белой, горячей и тихой, и только на горизонте в голубоватой дымке виднелись черные горы.

К полудню Захри почему-то свернул с трассы и поехал по пустыне напрямик.

Нильс не вытерпел и попросился выйти в туалет.

– Нельзя! – оборвал его Захри.

– Но мне нужно! – возмутился Нильс.

– Нельзя! – упрямился Захри. – Плохой место. Плохая пустыня. Стоять – нельзя. Выходить – нельзя! Быстро ехать надо.

– Почему нельзя останавливать? – подпрыгивая на ухабах, спросил Хенрик.

– Бомбы под землей! Много-много! Везде. Под всей землей!

– Мины? Заминировано?

– Да. Мины! Нельзя выходить, нельзя гулять. Ничего нельзя. Только ехать быстро. Убивать могут!

От услышанного Нильс присмирел, а Хенрик, чтобы отвлечься от страшного разговора, решил спросить так:

– Вот в вашей книге написано, что шурканы были очень красивыми, и я не пойму – это просто легенда? Ведь все говорят, что упыри страшные, с длинными когтистыми лапами.

Захри смотрел только вперед, крепко вцепившись в руль:

– Нет, это правда. Первые Пожиратели были очень красивый, красивее всех люди, ведь их сделал Всевышний. Это потом, много время, они есть грешников, и в их душа входить тьма души грешников и уродовать шуркана, делать его чудовище. Страшный. Много в нем зло, тьма много. И тогда шурканы научились делать… менять облик, возвращать свой старый облик, красивый, но ненамного, чтобы охота была. Чтобы людей обманывать. День красивый ходил – ночью опять страшный.

– Они много ели грешников?

– Сначала мало очень. Очень мало. Они спать в пещерах все время. Мало грешников – мало еды. Они спали. Но потом люди не любить, забыть Всевышнего и стать нечистыми. Зла стало много. Сейчас Пожиратели не спят, только едят всегда всех. Так много зла в мире. И зло в их телах, зло грешников заходит в них и уродует их. И они чудовища.

– А вот…

– Но одни шурканы сказали: «Нет, не будем есть, не хотим есть людей, не хотим терять красота!» И они просить Всевышнего, и он отпускать их. И они уходить далеко. Ушли туда, на запад, на Лазурное море, и живут там как святые. Вот они не чудовища, они не убивать людей, они красивые всегда.

– Интересно. Какой-то род шурканов? Отдельное племя?

– Да. Отдельное. Мирное. Те не едят. Но их мало. Все остальные едят. И этих много. Очень много.

– А вот говорят, в Мидланде есть какие-то особенные упыри. Вы не знаете, в чем между ними разница?

– Нет, – отрезал Захри и замолчал.

***

К Морю подъехали, когда рассвело. Пустыня тут была уже другая, горы выросли и стали более светлыми. Больше стало растительности, зеленых колючих кустов.

Машина встала у небольшой бухты, и все вышли и замерли. Солнце поднималось и слепило глаза, было жарко. Само море было тихим, сонным и казалось очень мелким. Нильс, ничего не говоря, пошел прямо к берегу, забрел в воду по колено и замер.

– Это оно, – сказал Захри, щурясь от солнца. – Это первое делал Всевышний в мире. Сначала море – потом все другой. Горы, пустыня, леса. Все потом, но сначала – это.

– А там что? – Хенрик указал рукой на север, где в голубоватой утренней дымке вздымались черные горы.

– Там горы Чистых племен, – недовольно ответил Захри. – Туда не ходи, там смерть сразу.

– Почему?

– Чистые племена всегда был дикий. Всегда жил сам. Свой закон, свой начальник. Они всегда были верные Всевышнему, и Пожиратели их не трогать.

– Как не трогать? Почему?! Шурканы их не едят?

– Нет. Чистый кровь не едят. Всевышний говорит – запрет. Горцев не трогать. Шурканы их не берут… – и, сказав это, замолчал и пошел к машине.

***

Хенрик хотел начать снимать уже в день приезда, но глупых хозяйских забот по лагерю было так много, что к вечеру он выбился из сил. Пока выгрузили все из машины, пока натянули палатку, пока разобрали вещи, пока развернули пластины солнечных батарей…

Вдобавок дорогущий дальномерный фотоаппарат «Купер» он так и не нашел среди вещей. То ли забыл упаковать еще дома, то ли стянули где-то по дороге. А еще оказалось, что взяли маловато газа для бытовых горелок, но это не особо волновало Хенрика при такой-то жаре.

Неожиданно хорошо повел себя Нильс. На удивление он был бодр и весел, много купался и с удовольствием выпил полуторалитровую пластиковую бутылку домашнего розового вина.

А еще тишина тут была потрясающая, внеземная, Довременная тишина. Наверное, точно так же было тихо и при сотворении Озера, подумал Хенрик. И этот умиротворяющий покой успокоил Хенрика, и он в первый раз за долгие месяцы расслабился по-настоящему.

Ближе к вечеру, еще до темноты, он прошелся по округе и расставил фото-и видео-ловушки, а когда вернулся, то Захри уже развел костер, и родственник его готовил шашлычки, а Нильс, с красным от дневной жары лицом, сидел вместе с ними, допивал вино и улыбался.

– Сначала Всевышний быть один. Потом Он делать Тьма. Тьма была великий, как Он, почти как Он, и любить его, а Он любить Тьму. Тьма была великий и мудрый, и Он наслаждался покой в ней, и они беседовать. Но потом Всевышний делать Землю, и делать Море, и на берегу делать первый Люди. И Всевышний ушел от Тьмы к люди и смотрел на них, и очень радовался, очень хорошо они были. И очень они быть красивые… и они плясать перед Всевышним и петь ему, и Всевышний радоваться, а Тьма ревновать! Очень, очень сильно злиться. И Тьма губить людей, чтобы быть только он и Всевышний. И убивать людей, а люди плакать и бояться, и кричать Всевышнему, а он спасать их, и битва с Тьма. И Тьма хотеть сделать своих людей, но нельзя, не мочь, и… Тени… Приведения только делать, а не люди. И тени воевать с люди, и большой горе… Очень большой! Но Всевышний побеждать и прогонять Тьма. И делать Солнце и звезды – светить. И Всевышний спускаться в воду и… э… умываться… и Море теперь Святой из-за него, из-за этого. И тени теперь ненавидеть людей всегда, и это духи… духи! И некоторые ангелы тоже ходить к Тьме и стать Падшие. И тут был Иолай, это место ходить, говорить про Бога, и тут просыпаться первые Пожиратели, и Император тут брать Веру и… все, весь Мир вышел из этот место! Очень, очень великий место! – неспешно рассказывал Захри, посасывая дурманящие леденцы цафака и покачиваясь как в молитве. И отблески костра на его сухом лице придавали ему облик могучего шамана, знающего то, чего обычным людям знать не положено.

И Хенрик смотрел на древние первобытные звезды над серебряной гладью Моря и как никогда верил, что это все правда.

– А расскажите про эти племена горцев! – во хмелю Нильс всегда был разговорчивый.

– Это было давно, – помолчав, начал Захри. – В столице был переворот, и всех, кто люди императора, всех убить. И священников убили, потому что они служить императору, и опять приходить волхвы-язычники. И тогда по всей страна убивать всех, кто за императора. И тогда же ловить племена горцев и заставлять их отречься от Всевышнего, но горцы молчать! Их резать, жечь, сбрасывать со скала, сдирать кожа, но – нет, горцы молчать. Горцы верные Всевышнему. И Всевышний видеть, как их убивать, и очень высоко ценить их, любить их. И ОН завещал им: «Вы любите меня, а Я люблю вас. И шурканы никогда не трогать вас больше. И враги ваши умрут все, а вы будете править на своей земля всегда, вечно!» И так и быть. Враги их уже давно нету, а горцы живут в своих горах.

– И шурканы их не трогают? – спросил Хенрик.

– Нет! Всевышний запрещать!

– Я чё-то не помню про такое восстание, – нахмурился осоловелый Нильс.

– Было-было, – кивнул Хенрик.

– И что стало с восставшими, чем все закончилось?

– Приходить новые солдаты императора и всех убивать, так что больше никогда восстаний не было…

Все замолчали. Костер уже догорал.

– Вот, возьмите. Держите всегда крепко, всегда рядом! – и Захри протянул парням сложноплетеные круглые амулеты из кожи, веточек и перышек.

– Что это? – спросил Хенрик.

– Прикольно! – улыбнулся Нильс. – Колониальное творчество!

– Это обереги от шурканов, – серьезным голосом сказал Захри. – Всегда держите в свой карман, пока тут. Всегда. С этим шуркан не подойдет, а без этого ночь схватит, пока сон, и съедать…

– Н-да… – задумчиво проговорил Хенрик, разглядывая амулеты. – Спасибо. Уже точно пора спать. Завтра хочу начать еще до рассвета. Как думаешь, вот тот угол скалы… если мне встать к нему боком или спиной… и на его фоне… как тебе фактура?

– Угу, – не глядя зевнул Нильс и побрел спать.

***

– Сложно поверить, но именно вот в этих самых местах создавалась наша история. Все важнейшие ключевые события происходили на этих берегах, в окрестностях этой бухты… – Хенрик подошел к обрыву и продолжил: – Это озеро или, как называют его местные, «Святое море» по преданию – это первое, что создал Всевышний на земле. Тут появились первые люди. Тут пророк Иолай был поднят на Небо, чтобы познать истину вселенной, и по этим берегам он ходил и проповедовал Бога. Здесь же наутро после страшной бурной ночи родились упыри, но тогда они назывались… э-э-э-э… Ма-а-а… Блядь! – Хенрик усмехнулся и достал шпаргалку. – Маал-Хаат! Во! Маал-халат… Э-э-э… хаат. Да, хаат! Все! Вырубай! Этот косяк обрежется.

Нильс отлип от камеры.

– Все нормально? Солнце не слепит? Микрофон пишет?

– Да нормально, нормально. Давай быстрей, я есть хочу! – буркнул Нильс, складывая камеру.

Спустившись в лагерь, они объелись только что пойманной поджаренной на костре рыбой. Хенрик хотел продолжить съемки, но закат был так пьяняще красив, да и за день они набегались и утомились, и было решено на сегодня уже ничего больше не делать.

Только перед самыми сумерками Хенрик собрался обойти все контрольные точки вокруг лагеря, где он оставлял фото-видео ловушки.

***

Первая ловушка стояла в стороне от лагеря, на пригорке, под большим камнем, с видом на бухту. И когда он взял ее в руки, то во рту сразу пересохло и лоб покрылся холодной испариной.

Крошечный, беззвучно мигающий зеленый огонек радостно сообщал ему, что ловушка сработала. В программу были внесены параметры упыря, и поэтому компьютер сразу отсекал все ненужные изображения зверей и птиц, оставляя только самое ценное.

С трясущимися руками Хенрик рухнул на колени и раскрыл камеру.

Упырь проходил здесь еще вчера ночью, и камера, это сокровище, пролежала здесь уже целые сутки!

Картинка ночного видения была черно-белая, но очень четкая, и он отчетливо видел, как в паре метров от куста не спешно проходит высокая, метра два, обнаженная, очень худая фигура с бледно-белой кожей и тонкими, длинными до плеч волосами, и страшными, ниже колен, когтистыми лапами.

– Упырь! – выдохнул Хенрик. – Нильс, упырь! – вдруг заорал он. – Нильс! Есть! Есть! Упырь!

Хохоча и пытаясь унять дрожащие руки, Хенрик вынул карту памяти и тут же скопировал несколько секунд бесценного ночного видео на телефон.

– Нильс! – опять крикнул он и вдруг увидел, как к лагерю подъезжает несколько пикапов с вооруженными людьми в кузове, а на крыше первой машины стоял пулемет.

И в первые мгновения Хенрик реально подумал, что это приехали к ним журналисты, чтобы поздравить их и наградить…

Машины встали, и из первого грузовичка вышел высокий смуглый парень, обросший густыми черными волосами. Челка до густых бровей и пышная борода делали его похожим на вымокшего под дождем пса. С автоматом наперевес он зашел в палатку и за шиворот вытащил оттуда Нильса.

– Стойте! – закричал Хенрик вскакивая. – Стойте! Подождите!

В вечернем небе с грохотом пронеслась огненная автоматная очередь. Хенрик упал, поднялся, стал быстро спускаться по осыпающейся каменистой земле, опять упал, начал скользить по острым еще не остывшим камням и угодил прямо в руки двоих молодых парней с автоматами.

– Постойте, мы… – начал он, еще улыбаясь, но тут же из рук его вырвали камеру. – Нет! – взвизгнул Хенрик. – Это неприемлемое поведение! – он сам удивился, когда проговорил это. – Вы не имеете…

Но обросший загорелый брюнет, улыбаясь во весь рот белоснежными, как чеснок, зубами, коленом въехал ему в грудь, и Хенрик, задохнувшись, упал в пыль.

– Вангланд?! – все так же улыбаясь, спросил густобровый, приподнимая голову Хенрика. – Я любовь Вангланд. Вангланд – богатство. Белый кожа люди деньги! Много деньги! Большой золото! Я любить золото!

Ползая по земле, Хенрик увидел, как приехавшие автоматчики потрошат их палатку.

– Нет! Стойте! – прохрипел он.

Волосатый приложил палец к пухлым темным губам:

– Ты есть делать молчать! Ты говорить – я стрелять! Ты – шум, я – убивать! Вангланд хорошо! Деньги хорошо! Вы – молчание.

Тут же в машину затащили ошалелого Нильса с дикими глазами.

Захри с парнем-механиком скрутили и как дрова бросили в кузов пикапа.

– Амар! – окликнул кто-то волосатого на южном наречии. – Что делать с их машиной и шмотками?

– Забирайте все, все, что есть, и их машину тоже! – крикнул густобровый. – Езжайте на базу, а мы – в Город Рабов, продадим их и сразу вернемся!

Молодые, совсем еще юные автоматчики стали рассаживаться по машинам, и вскоре в лагере не осталось ничего, кроме следов на песке и черного пятна от костра.

Ехали, не включая свет, и довольно быстро. Хенрик со связанными сзади руками еще подумал: «Куда так гонят без фар?» И еще он подумал… вдруг вспомнилась сцена еще дома на севере, Нильс говорил:

– Зачем тебе эти упыри? Сними малобюджетную социальную драму, про беженца-гея-инвалида, который бежал от ужасов войны и уже у нас столкнулся с непониманием маргинальных слоев общества! Такое сейчас модно. Критики тебя зацелуют! Получишь все награды, что тебе еще нужно?!

А Хенрик все пытался объяснить ему, все повторял:

– Ну как же ты не понимаешь?! Как не понимаешь?!

Машины вдруг резко встали. Собаки залаяли. Ворота заскрипели. Прожектора светили яростно.

Амар вылез из машины, крякнул, выгнул спину, разминаясь, и не спеша пошел мимо рабских загонов с колючей проволокой к освещенной беседке, где на подушках сидел управляющий лагерем господин Аббас. Это был огромный, как бегемот, мужчина, абсолютно лысый с седой бородой. Он сидел под вентилятором, на подушках, скрестив ноги и поглаживая бороду, и задумчиво играл в кости.

– Здравствуйте! Мир вам! – поздоровался Амар.

– Здравствуй, дорогой, – не отрываясь от костей, проговорил господин Аббас, указывая, куда сесть Амару.

– Как бизнес у вас? Как здоровье? – принимая пиалу с чаем, спросил Амар.

– Да все хорошо. Всевышний милостив, – ответил господин Аббас, вновь приглаживая бороду.

– Я с товаром приехал. Посмотрите?

– Отчего бы и не посмотреть… – скучающим голосом ответил господин Аббас, отхлебнув чая.

Амар свистнул, и его молодые автоматчики вывели Захри с родственником. Люди господина Аббаса их раздели и быстро, но тщательно проверили снизу доверху. Оглядев состояние кожи, зубов, вен и всего прочего, господину дали знак, что все нормально.

– Оружием возьмешь, золотом или наркотой?

– Я золото люблю! – улыбнулся Амар.

Господин Аббас небрежно бросил перед ним несколько маленьких золотых монет.

– Вот говорят, хозяина вашего зовут Золотой Лис… – тут же схватившись за деньги, сказал Амар. – Но что-то уж больно скуп он на золото!

– Если бы господин наш, да убережет его Всевышний от всякого зла, разбрасывался бы золотом направо и налево – то он бы не удостоился такого имени! – нравоучительно ответил господин Аббас, вставляя сигарету в зубы. – У тебя все, а то мы уже закрываемся? Ночь уже…

– Нет-нет! У меня вот еще! – и Амар встал. Люди его подвели к свету Хенрика и Нильса. – Вангланд! – сверкая черными, как нефть, глазами, улыбнулся Амар. – За Вангланд я хочу в три раза больше!

Господин Аббас нахмурился и провел ладонью по бороде:

– А за Вангланд ты не получишь ничего! – вдруг объявил он.

– Как?! – изменился в лице Амар. – То есть как – ничего?! Так дело не пойдет, уважаемый! У меня есть товар! И не может быть такого, чтобы он ничего не стоил! Все на свете имеет цену!

– Возможно… – вставая, проговорил господин Аббас. – Но я тебе за Вангланд не дам ничего!

–Почему?! – вскрикнул Амар, и тут же затрещали затворы автоматов, и собаки залаяли.

– Если твой отец тебя не учил, то так уж и быть, я просвещу тебя, – спокойно ответил господин Аббас. – Все граждане Вангланда стоят на учете. У всех паспорта и кредитные карты. Они приехали сюда как-то – значит, у них есть билеты, везде все отмечено, все есть в компьютерных базах. Очень скоро их хватятся, начнут искать, придут сюда, будут делать проблемы, а мне не нужны проблемы! Так что забирай их и иди спать, и я тоже пойду… – и господин Аббас повернулся к нему спиной.

Амар заметался, и вдруг толкнул Хенрика на землю, поставил его на колени и упер пистолет ему в затылок, в ямку, где шея сходилась с черепом.

– Точно не дашь ничего?! – спросил Амар злобно.

Господин Аббас приподнял бровь.

– Совсем ничего?!

– Дурак… – еле слышно фыркнул Аббас.

Раздался выстрел, и Хенрик повалился лицом в песок. Охрана Аббаса ощетинилась стволами вокруг Амара.

– Да это же шутка! – вдруг усмехнулся Амар. – Я просто пошутил!

– Не смешно… – обронил господин Аббас, глядя на растущее черное пятно вокруг Хенрика. – Будешь уходить – мусор за собой убери.

– Ну подожди, подожди! – и Амар подвел к Аббасу Нильса. – Вот ее хотя бы возьми! Смотри, какая нежная северянка! Дай за нее хоть что-нибудь! Что ж я, зря что ли по пустыне мотался?!

Аббас смерил Нильса взглядом:

– Молоденькая… – прошептал он.

– Молоденькая и очень хорошенькая! – обрадовался Амар. – Много ли у тебя наложниц с севера, достопочтенный Аббас?!

– Пулемет! – вдруг сказал Аббас.

– И автомат! – тут же добавил Амар.

– Пистолет! И не патроном больше!

Амар сжал губы:

– Ладно! Хоть что-то!

Господин Аббас кивнул, и Амару тут же вынесли пулемет и пистолет.

– Спокойной ночи! – с дрожащей ненавистью в глазах раскланялся Амар.

– Угу… – отмахнулся Аббас.

Люди Амара за ноги поволокли Хенрика к пикапу. Лужа крови к тому времени почернела и, свернувшись, стала напоминать мерзкое желе.

Когда охрана закрыла ворота за Амаром, Аббас подвел Нильса к свету и приподнял лицо. Осмотрев густые ресницы и пухлые губки, он улыбнулся, но тут его пухлые руки коснулись плоской груди Нильса. Господин Аббас нахмурился, засунул руку Нильсу в штаны и вдруг вскрикнул:

– Алауда! – он громко сплюнул. – Алауда! – крикнул он еще громче.

Прислужник подбежал с водой в медном тазике, и господин Аббас омыл руки как после чего-то грязного.

– Алауда! – опять рявкнул он и, махнув рукой, ушел в свои покои.

Нильса поволокли, даже не дав надеть штаны. Скрипнула дверь загона, и его швырнули к стене.

Люди тут спали вповалку, никто даже не проснулся и не поинтересовался, что происходит. Прихрамывая, Нильс добрался до каменной стены, сел на землю и обнял коленки.

Сквозь дыру в жестяной крыше сияла неправдоподобно огромная желтая звезда. Но потом Нильс понял, что это просто самолет высоко в черном небе. И тут же ему вспомнился салон первого класса, чистота и комфорт, и добрые люди, и дом…

И Нильс заплакал, хоть и понимал, что плакать уже поздно, но именно поэтому слез было еще больше.

========== Глава одиннадцатая. Макс. Нильс ==========

– И что это за лагерь?

Теперь Макса было не узнать. На голове его красовалась «хуффа» – большой хлопковый платок в красно-белую клетку со стягивающим черным обручем – традиционный мужской головной убор пустынных кочевников. Платок шел ему, как и золотые зеркальные очки, и легкая щетина – они делали его даже брутальным на вид.

Одевался он, как и отец, в армейскую пустынную форму Вангландского спецназа – рубашка поло, штаны с широкими карманами и массивным ремнем и ботинки с высокой шнуровкой. На поясе висели статусный золотой пистолет и кинжал.

Сейчас он вместе с господином Аббасом стоял посреди пустыни, в лагере из колючей проволоки.

– Мы называем это место «отстойником», молодой господин, – стойко перенося жару, отвечал господин Аббас.

– А почему товар не держат в крепости, в «Осином гнезде»?

– По многим причинам, молодой господин, – неспешно продолжал Аббас. – Там мало места. И там содержатся только те, кто прошел карантин, отсортирован, оценен и подготовлен к продаже.

Мальчик подал стакан холодной воды с лимоном, и, потягивая божественную влагу, Макс осмотрелся.

Тут не было ничего интересного. Унылое место. Просто кусок пустыни, разгороженный страшной колючей проволокой на множество секторов-ячеек. Многие загоны были накрыты сверху разномастными железными листами или брезентом, другие же и вовсе пеклись прямо на солнце без всякой защиты.

– Сначала товар попадает к нам. Сюда, – никуда не торопясь, продолжал господин Аббас, вставляя в губы сигарету. – Все они находятся вот тут, в самом большом загоне, все вместе. Отсюда мы их уже берем и для начала осматриваем. У нас есть обученные люди, они смотрят кожу, зубы… чтоб не было инфекций. Если вдруг кто заразен – его тут же определяют вон в тот дальний загон, но сейчас он пуст, слава Всевышнему.

– Для чего? – Макс все баловался с кобурой, открывая и закрывая защелку.

– Если кто-то болен – он заразит и попортит весь остальной товар, будут очень большие расходы, потери… Этого нельзя допустить. После такого осмотра мы их всех сортируем. Мужчин, женщин, детей. Потом делим более конкретно, оцениваем, приводим в порядок, кормим, моем, одеваем.

– А если человек сильно болеет?

– Если финансово нецелесообразно лечить его – мы утилизируем такой товар.

– И сколько примерно они тут находятся?

– Пройдемте в беседку, – вежливо предложил господин Аббас. – Вообще-то, сейчас самое пекло, полдень, слишком жарко. Все работы происходят либо рано утром, либо вечером, сейчас очень жарко… – опять повторил он.

В большой беседке Макс уселся на подушки, и им подали чай.

– Находятся они у нас тут по-разному. Когда освобождается место в замке, мы тут же отправляем новую порцию, благо тут не далеко.

– Сколько примерно приходит за сутки?

– Сложно сказать… День на день не приходиться. Когда густо – когда пусто. Вот по осени были бои, вот тогда большой наплыв был. А сейчас… да тоже потихоньку! – господин Аббас усмехнулся. – Слава Всевышнему, без работы пока не останемся.

– А кого берут больше всего?

– Да всех берут помаленьку. Вот сегодня должен подъехать наш старый клиент – промышленник, он берет детей на свою фабрику.

– А дети разве хорошие работники?

– У них пальчики маленькие и юркие, они хорошо технику собирают…

Замолчали. На пухлой ножке низкого стола Макс увидел застывшую ящерку золотистого цвета, она была красива, как украшение.

– А где вы так хорошо выучились по-всеобщему говорить? – спросил Макс.

– Я в свое время работал в Вангланде. В отеле «Империя» – швейцаром. А потом война началась. Брат позвонил, говорит, приезжай, жену твою убили, старшего сына убили, мать убили… Ну, я и приехал. Взял винтовку – пошел убивать… И вот так и воюю, – обыденным голосом поведал Аббас.

«Ничего себе – карьера!» – мысленно ахнул Макс.

– Да, бесхитростное у нас тут хозяйство! – по-отечески улыбнулся господин Аббас. – Ничего интересного, уж извините. А насколько, вы говорите, уехал господин ваш Отец?

– Не знаю, – пожал плечами Макс. – Куда-то в Вангланд по делам. Уже третий день нету. Все какие-то очень важные дела у него с Вангландской внешней разведкой.

– Ниспошли Всевышний Ему удачу! – подобострастно прошептал господин Аббас. – Мы все переживаем за нашего господина! Он всем нам как отец! Все мы и все наши семьи, и вся родня наша живет сладкой жизнью, не зная нужды, благодаря Вашему Отцу! Храни Его Всевышний!

– Угу… – тихо и скучно кивнул Макс.

– Ох, и кстати! – спохватился господин Аббас. – Насчет Вангланда! Я покажу вам, если изволите.

Макс охотно согласился, и в сопровождении пары охранников они добрались до небольшого загона. Тут было много людей, а на крышу из жестяных листов постоянно лилась вода из шланга, и это было единственным охлаждением и спасением в этом знойном мире.

– Вы говорили про Вангланд, а нам вчера доставили кое-кого из Вангланда!

Господин Аббас кивнул охраннику, и могучий бородатый мужик в спортивном костюме, шлепанцах и с автоматом, прошел в загон, расталкивая вялых от жары рабов, к самой стенке, и приволок бледную девушку.

«Какая она нежная, – подумал Макс. – И такая уставшая! Такая измученная!» – и ему стало жалко ее и грустно отчего-то.

– Вот. Вангланд. Я не хотел брать. Мы не связываемся с северянами, но все же нечистый дернул меня…

Видно было, что она уже теряла сознание сегодня от жары, и Макс протянул девушке свою флягу с водой.

– Осторожней, молодой господин! – схватил его за руку Аббас. – Не опоганьтесь! Это алауда!

«Так это парень! – ахнуло сердце, оступилось и провалилась в страшную и сладкую пропасть. – Это парень!»

Макс покраснел и растерялся.

– Да… – начал Макс сбивчиво. – Вы это правильно сделали. Это – да… Я… Заберу ее… его. К отцу, он решит что делать. Он тогда говорил про… говорил… я заберу!

Макс словно бы видел себя со стороны. И таким жалким и детским показался ему его же лепет, что Макс покраснел и растерялся еще больше.

– Я возьму его в свою машину. В машину отца.

– Не стоит опоганивать алаудой такую роскошную машину вашего родителя, молодой господин! После алауды как он может садиться туда?! Я пришлю его к вам сегодня же на обычном транспорте.

«Какие у него все-таки губы!» – восхитился Макс.

– А? Что? Да. Пожалуй! Но только сегодня! Вы обещали, буду ждать!

Макс попятился и сел в бронированный внедорожник отца. И даже когда машина умчалась, господин Аббас долго еще смотрел ему вслед.

***

Посреди ванной залы стоял большой постамент из красного мрамора, в котором была вырезана чаша, где в розовой воде размокал Нильс. Вокруг ванной было шесть высоких колонн белого мрамора. Большое панорамное окно с видом на кипарисы в саду.

Весь купол потолка занимала картина, в невероятных красках рассказывающая древнюю историю. Вокруг картины красовалась витиеватая надпись: «Пророк Исаф увещевает императора Виктора Первого от распутной жизни».

Молча, в полной тишине, Нильс не спеша разглядывал этот красочный миг из прошлого. Пророк был высоким, нечесаным странником, очень грозным. Он стоял, подняв посох, весь сияя от экстаза праведного гнева, а вокруг него в самом разгаре бушевала оргия. Большой мраморный зал был заставлен столами с яствами. Павлины гуляли, тигры сидели на цепи. Обнаженные наложницы и рабы в золотых ошейниках прислуживали развалившейся на лежанках знати.

Мало кто из вельмож слушал великого старца. Многие уже упились до беспамятства. Другие открыто хохотали над ним. Некоторые слушали со скукой и непониманием. Остальные и вовсе были обнажены и придавались сладострастию на глазах у всех, им было не до проповедей. И только некоторые прятали лица, стыдились или же смиренно молчали.

Сам же Император, грузный, огненно-рыжий молодой мужчина, завернутый в белую тогу, сидел на золотом троне, в эпицентре всего разврата, и, набычившись, молча давил святого взглядом.

Нильс вздохнул, задержал дыхание и ушел в розоватую воду с головой.

Ему до сих пор еще не верилось, что жизнь проволокла его через весь этот ужас. Ему все казалось, что он в благословенном курортном порте Элизабет, в номере отеля, и всех этих переездов и диких южан с автоматами… ничего этого не было в его жизни.

Не было и Хенрика.

Нильс вынырнул и поймал один из плавающих розовых лепестков.

Он прислушивался к себе, к своему сердцу… Он раз за разом повторял его имя…

Но сердце молчало. Был Хенрик – и не стало его. Словно и не жил он с ним три года. Как какой-то пассажир в метро – на станции А подсел, а на станции В вышел…

В Нильсе сейчас не было ничего, кроме размокающей… умиротворяющей… блаженной пустоты.

Это казалось ему странным, но где взять горе, если его нет в сердце?

Он хотел вспомнить что-то хорошее про Хенрика, но вспоминался только один случай: дождливая ночь. Они поругались, и Хенрик пьяный убежал из дома, сел в машину и попал в аварию. И тьма вокруг, и дождь, и холод, и рация шипела непонятными голосами, и полицейские бесконечно нудно заполняют свои бумаги, и Нильс привез какие-то документы и деньги, чтоб внести залог…