Текст книги "Gimme More: Крис и Эва (СИ)"

Автор книги: Silin Ji

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

– Знаешь ли, по экстазам ты тоже мне не уступал, – напомнила я, вспоминая, как яростно он впивался пальцами в мои волосы и как мое имя срывалось с его губ низким на несколько тонов голосом. Крис получал удовольствие не меньше, чем я. – Или тебе напомнить, как ты шептал мое имя?

– Так же, как и ты. – Легко ответил он, хотя я заметила, как он нервно сглотнул.

– Сыграй мне. – Мягко сказала я, подавшись вперед. Всего два слова, но так много было за ними скрыто, и мы слишком хорошо друг друга понимали, чтобы озвучивать эти слова вслух.

– Я не смогу. – Ответил он мне знакомым низким голосом, делая большой глоток вина. Я заметила легкую дрожь в его пальцах, и это не от возбуждения, это от волнения, и тут мне прокралась одна мысль в голову. А что если он не хочет играть не потому, что ему мешали воспоминания, а потому, что его заставляют это делать? Вдруг ему просто не нравится само давление, когда ему говорят «сыграй-сыграй-играй-сыграй».

– Тогда, в бассейне, я тоже думала, что не смогу, но я смогла. Меня подбадривала мысль о желании от Шистада, и смотри сколько прошло времени. Я его еще не использовала, не заставляй меня использовать его на рояль. – Догадаться я догадалась вроде как, но с этим поделать ничего не могла, он не из тех парней, которым скажешь, что все хорошо, я рядом, все в порядке, потому что он Кристофер Шистад, ему плевать, кто рядом с ним, пока ему это не выгодно.

– Почему ты так хочешь, чтобы я сыграл? Что ты от этого получишь?

– Я не знаю. – Честно ответила я, поставленная в тупик его вопросом. Я даже не задумывалась для чего мне смотреть и слушать, как он играет, жила до этого как-то, зачем мне это сейчас? – Это точно не из благородных побуждений, типа помогу бедному пареньку вернуться к игре на рояле. Наверное, просто прихоть, заставить что-то тебя сделать, доминирование.

– Нравится играть в госпожу?

– Не знаю, – тоже правда, – может быть. Смысл об этом всем говорить, если ты один хрен не будешь играть?

– Знаешь, мы могли бы просто сделать вид, что ты делаешь это из благородных побуждений, так было бы легче поддаться тебе, – он бросил взгляд на рояль, который стоял у окна прикрытый белым полотном, защищая его от всяких невзгод.

– Сейчас будет. – Я сделала большой глоток вина, почти полностью осушая стакан и поставив его на стол. Я плавно опустилась рядом с Крисом на колени и, мягко посмотрев ему в глаза, заставила себя говорить мягко, нежно, аккуратно. Я заставила себя говорить так, как никогда не смогла бы заговорить с этим мудаком. – В тот вечер, в бассейне, я смогла залезть в воду потому, что ты тянул руки. Я достаточно легко переборола страх, зная, что ты меня не отпустишь и будешь там рядом. Я смогла успокоиться и подавить идиотские воспоминания, связанные с этой водой. Смогла, потому что ты был рядом, и в некотором смысле мне теперь не так страшно быть рядом с водой, ведь у меня есть приятное воспоминание о том вечере с тобой, Крис. И сейчас я просто хочу отплатить тебе тем же, помочь преодолеть себя и немного забыть ту боль, что сейчас не дает тебе встать на ноги и сорвать эту чертову ткань с рояля и сыграть так, чтобы у меня потемнело в глазах от восторга.

Сжав мое запястье, Крис быстро наклонился ко мне и очень быстро нашел мои губы своими и слился с ними в мягком, нежном, глубоком поцелуе. У меня внутри все готово было ухнуть в пропасть только от ощущения его языка на моих губах, его тепло и запах кружили голову сильнее, чем какой-либо алкоголь.

Крис сводит меня с ума

Его пальцы легли мне на затылок, нежно лаская бархатную кожу под пальцами. Он углубил поцелуй, продолжая ласкать меня языком, и я была поражена такой мягкостью, что просто наслаждалась моментом, а не старалась доставить ему такое же опьяняющее чувство удовлетворения. Когда поцелуй прекратился, он мягко провел большим пальцем по моей нижней губе и как-то грустно улыбнулся, не решаясь посмотреть мне в глаза.

– Я поверил тебе. – Прошептал он, отталкивая меня от себя и вставая на ноги. Я откинулась назад и, сложив руки на коленях, смотрела на Шистада, который подошел к роялю, стащил с него белую ткань, отбрасывая в сторону. Его глаза немного загорелись, когда он смог увидеть этот белый, красивый, блестящий инструмент.

Глубоко выдохнув, он сел на скамейку и, занеся руки над крышкой рояля, сидел не двигаясь, ища в себе силы взять и открыть эту крышку и обнажить перед собой черно-белую душу инструмента.

Я встала на ноги и быстро выключила основной свет в комнате, оставляя софиты. Мне подумалось, что так ему будет легче собраться, когда будет не так ярко и когда будет уютная, даже интимная темнота вокруг. Я долго мялась у выключателя, раздумывая, куда мне идти дальше: сесть на диван или подойти к Крису и встать рядом, продолжая играть роль благородной девушки? И я снова задала вопрос, который зачастил за этот вечер в моей голове.

А что бы сделала «обычная» Эва? Эта Эва отметается сразу, она бы не дошла тупо до этого момента.

А как поступила бы «пустая» Эва? Она бы села на диван и оттуда поддерживала того, кому не нужна эта поддержка.

Сделав короткий выдох, я подошла к окну у рояля и посмотрела на ночной город, немного радуясь, что никакие грустные мысли не посещают мою голову при одном виде на этот пейзаж.

– Тут нужна еще реплика, – хрипло сказал Крис, привлекая мое внимание.

– Расскажи что-нибудь хорошее о ней, – сказала я, смотря на уверенного в себе парня, который так и сидел за роялем, удерживая руки в воздухе. – Просто расскажи.

– Мама не заставляла нас заниматься музыкой, у нас даже дома инструментов не было, ей хватало в театре, где она работала. – Неуверенно заговорил Крис, неотрывно смотря на свое отражение в белом рояле. – Но я все равно с ней связался, это произошло странно. Папа не смог посидеть со мной и сестрой, а у мамы репетиция, вариантов не было и папа отвез нас к ней в театр. Мама оставила нас с сестрой в камерном зале, где на сцене стоял черный красивый рояль, и сказала нам его не трогать и не мешать репетировать, если вдруг кто придет. После ее ухода почти сразу зашел музыкант и, не обратив на нас внимания, прошел к роялю, помечая карандашом что-то в большой тетради, теперь я знаю, что там были ноты, но тогда это было загадкой. Все так же не обращая на нас внимания, он сел за инструмент и начал играть, а это уже привлекло мое внимание и отвлекло от сестры, которая была этим недовольна. Я так заслушался, и мне захотелось быть поближе, что я встал и пошел к сцене и, чуть не споткнувшись о провода, все-таки уселся на ступеньку и слушал, слушал, слушал, как тот играет, и это было так красиво, что я необдуманно захлопал ему, когда тот сделал паузу.

– Он вас выгнал? – я не знаю, зачем его прервала: или мне просто надо было что-то ляпнуть, чтобы напомнить о себе, или мне хотелось испортить такой момент и разрушить странную атмосферу вокруг.

– Нет, – ответил Крис, смиряя меня невидящим взглядом и вновь переводя его на крышку. – Он подозвал нас к себе, спросил кто мы, что делаем здесь. Я думал, что сейчас он выгонит, и маме из-за меня попадет, но нет, он просто усадил меня рядом на скамью. – Крис опустил ладони на холодную крышку и плавно поднял ее, все-таки оголив душу инструмента. – И дал понажимать клавиши, – тут рояль издала мягкие звуки, и я уже не смогла вернуться к пейзажу за окном, мое внимание было приковано к Крису, который, закрыв глаза, водил руками по клавишам, и легкая тень настоящей улыбки залегла в уголках его губ. – И я попросил его научить меня играть ту мелодию, что я слышал, и он начал мне показывать.

Разговор прекратился, и рояль снова начал звучать. От этих звуков у меня мурашки побежали по спине, и ноги сами понесли меня ближе к моему объекту притяжения. Я залюбовалась Крисом, который, не открывая глаз, играл так, будто не было перерыва в несколько лет. Его пальцы мягко, но настойчиво выжимали красивые звуки из рояля, заставляя все скрутиться у меня внутри, потому что я узнавала эту мелодию, и она была как минимум тяжелой.

Любовь в Венеции, Антонио Вивальди – это было произведение, которой Крис услышал и в которое влюбился, и сейчас эти звуки были слишком тяжелыми для его восприятия. Я видела, как его лицо старалось держаться бесстрастным, отдаваясь полностью музыке, но, если приглядеться, было видно, что он держится из последних сил, стараясь не поддаваться эмоциям, которые сейчас готовы были овладеть им.

И я была поражена тем, что мне вдруг правда захотелось что-то сделать для него, чтобы он не был так напряжен, ведь сейчас передо мной был не тот Шистад, а другой, возможно, тот, который в первый раз услышал это признание в любви, или который первый раз серьезно начал заниматься этим, или тот, который вспомнил маму.

Я обошла его сзади и встала за его спиной, смотря на его напряженные плечи и на плавные движения кисти, и, когда Крис снова заговорил, я вздрогнула от неожиданности.

– Когда мама пришла нас забирать, я показал ей, чему научился. В тот день я увидел ее слезы счастья и в тот же вечер у нас дома появилось фортепиано, и начались мои занятия музыки, с тех пор это ее… – его голос дрогнул, он резко открыл глаза, уставившись невидящим взглядом в окно перед собой. Когда я увидела его покрасневшие глаза, я уже пожалела, что заставила его играть и вспоминать то, о чем ему больно думать. И неосознанно мои руки сами потянулись к его плечам, которые вздрогнули, когда я коснулась их. Мои вторжение не помешало его игре, и я, осмелев, подошла еще ближе и опустила руки ему на грудь, ощущая своими ладошками, как сильно бьется его сердце.

– Это ее любимое произведение, – закончила я за него, нежно касаясь губами его щеки, отвлекая от мыслей, что сейчас витали в его голове. Когда мелодия подошла к концу, его руки уверенно захлопнули крышку, и пальцы сильно впились в нее так, словно он удерживался от чего-то. – Они были правы, ты, паршивец, очень хорошо играешь.

– Спасибо, – ответил Крис, расслабив хватку на рояле.

– Мне продолжить играть? – спросила я, опускаясь губами к его шее, нащупывая бьющуюся жилку и нежно прикусывая ее зубами, наслаждаясь мягкостью его кожи, его тепла и запаха, что опьяняет слишком быстро. – Или…

– Или, – прохрипел он, перехватывая мои руки своими пальцами, медленно поднимаясь со скамьи. Но я мягко остановила его, обходя вокруг него и облокачиваясь об крышку рояля, заглядывая в глаза Криса, которые были слишком затуманены чем-то, чтобы удивиться или догадаться, чего я от него хочу. – Это исполнение желания?

– Это поощрение. – С хитрецой ответила я, потягивая его к себе за галстук и сливаясь с ним в страстном, ничем не сдержанным поцелуе. Когда Крис положил свои руки мне на бедра, раздвигая мои ноги шире, чтобы удобнее устроиться между ними, я сняла его галстук и отбросила в сторону, начав ловко расстегивать маленькие пуговицы на его рубашке. Дойдя до середины и оголив его торс, я запустила руки под рубашку и начала медленно водить руками по его телу, по его горячей коже.

Оторвавшись от моих губ, он слегка отстранился и посмотрел мне в глаза, тяжело дыша. Я смотрела на него, не понимая, чего он хочет. Крис и сам не понимал, чего сейчас хотел помимо моего тела, но его руки решили за него самого, потянувшись к моей талии, оттуда, плавно проводя руками по телу, он коснулся моей оголенной спины и, поднимаясь выше до плеч, ловко оголил одно плечо, тут же его губы оказались там. Когда его язык коснулся кожи, я откинула голову назад, и мои руки крепко взялись за плечи Криса, который продолжал покрывать поцелуями участок кожи. Его губы поднялись и начали ласкать кожу шеи, плавно переходя к другому плечу, которое он уже успел так же оголить, и, когда его разгорячённый язык коснулся нового участка, я почувствовала сладкую тяжесть внизу живота и трепет между ног.

– Сними его, – прохрипела я, плавясь от его горячих касаний по всему моему телу, но одежда мешала нам, и я хотела скорее избавиться от нее, чтобы утолить голод, проснувшийся во мне.

– Нет, – томно ответил Крис, быстро сложив руки на краю юбки платья и медленно поднимая ее вверх. Он целовал меня в губы, позволяя теперь мне ласкать его языком, насладиться вкусом вина и сладкой мяты. Его губы были мягкими, податливыми, горячими, влажными, сладкими, и мне хотелось от них большего. Я хотела его больше и больше.

Его руки ловко приподняли меня и сразу опустили. Я была слишком отвлечена поцелуем, чтобы заметить, как на один предмет одежды на мне стало меньше. Когда его пальцы оказались близко, только тогда я почувствовала дикий жар, разливающийся по всему телу. Опустив верх платья и оголив мою грудь, Крис, звонко чмокнув меня в губы, начал прокладывать поцелуи от уголка губ по шее к груди, начав нежно ее мять, в то время как я пыталась избавиться от его ремня и его брюк.

– Черт, – вырвалось у меня, когда непослушные пальцы запутались в простом механизме, что лишь улыбнуло Криса. Я почувствовала его улыбку кожей и хотела было что-то сказать, но все слова вылетели из головы, когда его язык коснулся моего соска, и протяжный, томный стон сладко сошел с моих губ, а руки бездумно поднялись к волосам Криса и мягко их сжали в слабой хватке.

– Крис, – протянула я, понимая, что не готова к долгим играм. Я слишком заведена, слишком возбуждена, чтобы просто сидеть и ждать, когда он наиграется и войдет в основную игру. Я хотела получить быструю разрядку, чтобы потом, не думая о времени, продолжить сладкую игру на равных.

– Знаю, – прошептал он мне на ухо, нежно проводя языком по краю моего уха, заставляя с моих губ сорваться еще одному стону и призывающе выгнуться перед ним. Я закрыла глаза, отдаваясь ощущениям ласк его руки на моей груди. Когда я услышала звон, я улыбнулась и резко открыла глаза, встретившись с потемневшими от желания глазами Криса, который выглядел сейчас просто великолепно: напряженное лицо, горячий взгляд и губы его слегка опухли от сильных поцелуев. Он не был сейчас похож на самого себя ровно столько, сколько я не была похожа на себя. Сейчас с ним мы были обезумевшими от страсти людьми, которые избавились от придуманных самими собой правил, установок и другого полного бреда. Мы сейчас были людьми, которые наслаждались друг другом и получали кайф от того, какое удовольствие доставляли друг другу.

Крис неотрывно смотрел мне в глаза, он сейчас хотел видеть мое лицо так же, как и я его. Хотела видеть, как изменится его выражение лица, когда он медленно войдет в меня, хотела видеть, как он закусит нижнюю губу, хотела видеть и увидела. Это добавляло этому моменту больше наслаждения, больше удовлетворения. Лучше так смотреть друг другу глаза в глаза, чем лежать на кровати и смотреть куда угодно, но не на партнера.

Мы были вместе сейчас.

– Крис, – прошептала я, выгибаясь сильнее ему навстречу, когда смогла почувствовать его внутри. Тот шумно выдохнул и положил руки на рояль по бокам от меня, чуть наклонился вперед и жадно впился в мои губы, грубо раздвигая их своим горячим языком. Я застонала и запустила руки за рубашку, обхватывая его спину руками. Я почти слышала его рык, когда при очередном толчке впилась в его спину сильнее, чем надо было.

– Эва, – так же прошептал он мне в губы, когда я дерзко провела языком по языку и перешла на верхнее нёбо. Я услышала его стон мне в губы и завелась еще больше, хотя мне казалось, что больше некуда. Насколько это возможно я сильнее прижалась бедрами к нему, чтобы он смог глубже войти, чтобы смог сделать еще больше. Стоны стали громкими, частыми, мы не сдерживались, мы не отрывались друг от друга, мы были соединены, мы были одним целым.

Когда он стал двигаться быстрее, я уже начала чувствовать приближающийся конец, мое тело перестало меня слушаться, оно действовало само по себе. Не помню, как я оторвалась от его губ и, откинув голову назад, стонала, мягко двигаясь ему в такт, но помню, как его руки взяли меня за затылок, удерживая на месте, как его губы снова оказались на моей шее, как его язык жадно касался моей распаленной кожи, как его рука опустилась мне на поясницу и сильно подтолкнула вперед, и легкий вскрик наслаждения слетел с моих губ. Это простое движение открыло путь к удовлетворению еще больше. Его толчки стали глубокими, грубыми, сильными, а я задыхалась рядом с ним от удовольствия, забыв обо всем в мире и на свете.

Были только Крис, только Эва и эта легко разрушаемая связь между ними

– Крис, – вскрикнула я, когда почувствовала, что вот уже на пике, и мне хотелось замереть, остановить это время и закончить все это вместе с ним, смотря друг другу в глаза.

Закончить так, как и начали.

– Знаю, – ответил он тем же томным и глубоким голосом, от которого просто срывало крышу. Не знаю как, но он чувствовал все: все мои прихоти, желания. Он это видел и разделял. Он ускорился, придерживая меня за бедра, не давая мне сползти со скользкой крышки.

Но вот его руки оторвались от моей кожи, быстро устраиваясь на рояле. И вот он уже наклоняется вперед, прижимаясь к моей груди своей, почти вжимая меня в рояль.

Он хотел быть рядом

Он хотел быть близко

Ловко обвив его шею руками, я прижалась к нему сильнее, запуская пальцы в его растрепавшиеся шелковистые волосы. Крепко держась за него, я позволила себе наслаждаться их мягкостью

Еще пару грубых полных толчков, и громкий вскрик, смешанный со стоном удовольствия, сорвался с моих губ прямо в губы Шистада, который прижался ко мне, почувствовав такой же яркий конец, как и я.

Мы начали вместе

Мы закончили вместе

Дрожь расслабления прошлась по телу, и я почувствовала, что у меня не остается сил ни на движения, ни на мысли. Я просто прижималась к Крису, который крепко держал меня и грубо целовал, нежно лаская мои губы языком, смешивая два эффекта вместе, доводя до еще большего исступления.

– Теперь у тебя тоже есть приятные воспоминания, – сказала я, когда мы остановились, чтобы отдышаться от жарких поцелуев, но Крис не собирался останавливаться, как и я: просто мне нужно немного времени на передышку. Шистад уткнулся носом мне в висок и шумно дышал на ухо, обжигая горячим дыханием.

– Чтоб тебя, Эва, – выдохнул он, усмехаясь.

Комментарий к We’ll keep on rockin’

Мы будем зажигать вдвоём

https://plus.google.com/u/0/photos/photo/113847467096654508074/6381776646018498066?icm=false&authkey=CJHmpbaP4faF_gE

========== They keep watchin’ ==========

– Эва, здравствуйте, я доктор Шепард, – мужчина пожал мне руку и указал на диванчик у окна, куда я села, положив свой рюкзак рядом. – Вы одна? Я думал, вы придете с Пером.

– Мы с ним старые друзья, – ответила я, быстро улыбнувшись, но доктор Шепард заметил, что улыбка неискренняя, слегка сдвинул брови и сделал первую пометку на листе блокнота, – не лучшие, ходить по психотерапевтам вместе рано.

– Согласен, – подобная улыбка коснулась и его губ, когда он закончил писать. Поправив очки, он поднял на меня внимательный взгляд и изучал меня, делая для себя пометки то в голове, то в блокноте. – Не будем терять время, приступим сразу к делу, хорошо? Отлично. Итак, Эва, сегодня у нас консультирующая встреча, после которой я, возможно, предложу лечение, если оно понадобится, а вы решите, согласны ли на мою кандидатуру. Я буду иногда делать пометки, – он приподнял блокнот, – но вас это не должно отвлекать. Если вам так будет удобно, можете лечь на диван и закрыть глаза, можете смотреть в окно – в общем, вам должно быть уютно во время сеанса.

– Вопросы задавать не будете? – спросила я, когда он не продолжил говорить, а лишь смотрел на меня в ожидании чего-то. Так как это первый подобный со мной опыт, я не имею понятия, как себя надо вести и что вообще делать.

– Вы пока ничего не рассказали, чтобы я уточнял. – Когда доктор Шепард заметил, что я не собираюсь говорить, добавил. – Можете рассказывать.

– Несколько месяцев назад я рассталась с парнем, но не из-за разрыва я сегодня здесь, то пережила, сложно, но пережила. Мы расстались, когда поняли, что наши отношения не такие нормальные, какими казались. У нас было достаточно проблем и недомолвок, которые мы не всегда обсуждали, а когда обсуждали, оказывалось, что я не права, и позже это «неправильное» мнение становилось «правильным», и уже не моим. Мы решили, что так не должно быть, что мое мнение должно быть моим, и мы разорвали отношения, чтобы не мучить друг друга и идти дальше. – Я замолчала, в глазах быстрой картинкой пролетели те месяцы с Юнасом: наши ссоры, наши примирения, наши обвинения, ошибки и наш последний конец. – Прошло несколько месяцев, прежде чем я заметила изменения в себе.

– Вы готовили текст заранее? – спросил доктор Шепард, прекратив писать в блокноте и очень внимательно смотря на мое лицо.

– Я хотела четко передать информацию, – ответила я, не чувствуя ни вину, ни стыд за это, лишь легко пожав плечами. – Чтобы не упустить лишних деталей…

– И чтобы не сболтнуть лишнего, – быстро догадался он, не отпуская меня взглядом. – Эва, вы понимаете, зачем обратились к специалисту?

– Да, – быстро ответила я, откидываясь на мягкие подушки на диване. – Потому что мне нужна помощь, потому что сама я, видимо, не смогу избавиться от этого ужаса внутри и потому что это не просто плохое настроение и неудачный день, такое бы быстро прошло, а я уже достаточно долго нахожусь в этом состоянии. И мне нужна помощь, потому что меня стали пугать мысли, которые в последнее время в моей голове.

– Какие это мысли?

– Я не хочу жить. – Прямо ответила я, смотря ему в глаза. А что таить, если только из-за этой мысли я разбудила ночью Пера и попросила увидеться с ним на следующий день, чтобы он помог мне встретиться с хорошим доктором. – Но не в том смысле, что я пойду резать вены или прыгать с крыши здания, здесь по-другому, я не знаю, как это объяснить, чтобы меня не приняли за самоубийцу.

– Говорите, как есть, Эва, лучше так, чем вы будете фильтровать слова в голове, пряча причину за красивыми словами и метафорическими предложениями. Дайте мне полностью оценить ваше состояние.

Я его выслушала и не нашла, что ответить. Тут, по идее, надо было бы сказать: «Да хорошо. Я поняла». Но это лишнее. Я думаю, что такого доктору Шепарду не надо, ему нужна правда, а не прямое повиновение. Сложность состояла в том, как передать в словах то ощущение, что заставило меня сидеть на полу в ванной, вцепившись в белую раковину до побелевших костяшек на пальцах?

– Это был вторник, – я решила рассказать как есть, если запишет «возможная суицидница», пусть пишет, – одиннадцать вечера, я лежала в своей кровати, тупо уставившись в потолок, и размышляла о своей жизни, о том, что происходило, что происходит и что будет дальше. Почему-то мне рисовались слишком четкие картины моего будущего, от этого стало так тошно, что мне стало трудно дышать, дальше как в тумане: я что-то делала, но я четко помню свою мысль: «Я не хочу жить! Я не хочу жить!». В сознание пришла в ванной, когда умылась ледяной водой, и этот ужасающий страх стал проходить. Моя будущая жизнь нарисовалась не в слишком красивых цветах, все было предсказуемо, все действия были необходимыми, потому что так положено, и все эти «должнанадодолжнанадо». Я четко видела, как хожу в гребанный университет Бергена и учусь там на идиотского бухгалтера, потом, как я ранним утром хожу в какую-нибудь компанию, как сижу за этим столом в окружении бумаг, цифр и калькуляторов, и так каждый день, по своей тупости забывать какой-нибудь долбанутый отчет и как меня отчитывают.

– Вы не просто не хотите жить, – Шепард сделал небольшую пометку, и, дождавшись, когда я посмотрю на него, он продолжил говорить, сжав пальцы в замок. – Вы не хотите жить жизнью, которую вам нарисовало ваше сознание. Вам страшно, что ваша…

– Страх не был вызван этой серой жизнью. – Прервала я его, когда мысль наконец сформировалась в моей голове. – Он был вызван полным безразличием к этой серой жизни. В голове не было мысли, что надо взбунтоваться, надо что-то сделать, я лежала и думала, что «окей, так и проживу свои остатки дней». Мне от этого стало страшно, доктор Шепард.

– Я вас понял, – ответил он после продолжительной паузы, которая, наверное, длилась минуту, не больше. Было мне неловко? Нет, мне было все равно, я могла молча просидеть здесь до конца, но не сейчас, я ведь правда пришла за помощью. – Когда в первый раз заметили неладное?

– На вечеринке, когда поняла, что меня не волнуют сплетни, которые будут пускать по школе. Безразличную пустоту я перепутала со взрослением. Что-то типа: «Эй, смотрите, плевать я хотела, что вы все подумаете, потому что я выше этого», а на самом деле это было: «Просто мне все равно, что ты думаешь обо мне, так же, как мне плевать, что я уже не ела три дня, потому не сходила в магазин, и меня это вообще не волнует». После того случая я, кстати, и заметила, что у меня пустой холодильник, в котором даже обычного сыра не оказалось, не то что обычной еды. И в супермаркете я всегда долго ходила между полками, тщательно прописывая свое меню на неделю. Если оно было сложным, я выбирала блюда побыстрее и побольше, чтобы меньше готовить. Если легким, то я выбирала ингредиенты для интересных блюд, мне нравилось пробовать все новое.

– Но в этот раз было по-другому?

– Да, я зашла в магазин, накидала какой-то еды в тележку и вернулась домой. Я даже на мгновение не задумалась о том, какая будет неделя, и что я хочу приготовить – мне стало плевать на это. Потом я перестала следить за каждым своим таким подобным выпадом, потому картина теперь изменилась в общем, и это трудно было не заметить, но мало кто заметил, тут уже, наверное, моя вина.

– Почему?

– Я слишком хорошая актриса, – мягко ответила я, улыбаясь самой счастливой, добродушной, широкой улыбкой, наблюдая за доктором, который слегка вскинул брови, довольно сильно удивленный моей игрой, и быстро сделал заметку. Когда улыбка сползла, и безразличие вновь отразилось на моем лице, его брови вернулись на место, сопровождаясь легким кивком головы и новой заметкой в блокноте. – Но они тоже со временем стали замечать, что что-то не так, пока мне удается водить их за нос.

– Как в двух словах вы можете описать свое состояние?

– Черная дыра. – Быстро ответила я, потому только этими словами можно описать мое состояние и еще парочку тоже. – Пустой вакуум.

– Вы предпринимали попытки избавиться от состояния черной дыры?

– Предпринимала, но становилось или хуже, или эффект был недолговечен, самое большое – три дня. – И то после этого у меня случилась паническая атака, после которой я несколько часов просидела в холодной ванной, потому что мне было страшно идти в пустой и темный дом, где я была одна.

– И что приносило самый долговечный эффект?

– Кто. – Быстро поправила я его, закрывая глаза. Всю дорогу до больницы я шла с мыслью, что надо сделать все что угодно, чтобы не зашел разговор о Шистаде, как угодно изловчиться, но не рассказывать об этом, потому что тут нечего обсуждать совсем. —Третьекурсник, говорю сразу, никаких теплых чувств у меня к нему нет, он тот еще козел.

– Как мы его обзовём, или вы хотите, чтобы я знал его настоящее имя?

– Мистер П. – Ответила я после недолгого молчания, – пусть он будет Мистер П. Черт, не хотела касаться этой темы.

– Придется, Эва, если вы хотите заполнить эту вакуумную пустоту. Я так понимаю, вы с ним не просто за ручки держались, так? – я кивнула, и раньше я бы залилась краской, как помидор, и заикалась бы на каждом слове, но не сейчас. – Может, тогда секс вас отвлекает?

– Это было трижды, когда это меня отвлекло, и тогда это было с ним.

– Вы не думали над этим?

– Я старалась вообще о нем не думать, мистер П не тот, о ком нужно думать перед сном, или на кого стоит надеяться, если тебе понадобится помощь. Он, может быть, и верный друг, в чем я сомневаюсь, но только для «своих», я не вхожу в эту категорию и не хочу рассчитывать на его помощь.

– Эва, что вы сейчас чувствуете?

– То же, что и всегда – безразличие, слишком все равно.

– А что Вы чувствовали, когда были с Мистером П?

– Я… – не смогла ответить, потому что не помню, что творилось у меня в голове, когда я была с Крисом. Мне даже как-то в голову не приходило о том, чтобы запомнить и это, и, вообще, кажется, будто бы я забывала о том, что со мной что-то не так. – Я не обращала внимания на это. Помню все детали, а именно этого нет.

– А что Вы чувствовали, когда были с другими?

– Эм, там я не помню уже вообще ничего. Алкоголь, знаете ли. Сейчас вы спросите, что я чувствовала на следующий день после них, то я скажу тоже самое. Я ничего не чувствовала: ни облегчения, ни наполненность, лишь возможную ненависть к тому, что я ничего не могу сделать. Я хочу избавиться от этого безразличия, мне не должно быть наплевать на себя. Мне не должно быть все равно на свою жизнь!

– Именно поэтому, Эва, вам нужен этот мистер П. Я не прошу спать с ним при каждом удобном случае, я хочу предложить вам другое, и с вашими способностями получится хорошо, только если вы сами этого захотите, если только вы сами будете стараться. – Шепард снял очки и положил их на стол у кресла, и снова так же внимательно посмотрел мне в глаза. – Я уже достаточно услышал, чтобы сделать некоторые выводы, Эва, готовы их услышать?

– Я за этим и пришла, доктор Шепард.

– Апатия, вызванная расставанием с парнем, перешла в легкую стадию депрессии, что в вашем юном возрасте опасно, потому следующая мысль будет не просто «мне не хочется жить», это будет нечто опаснее. Вы вдруг захотите себя подвергнуть риску, чтобы заставить встряхнуться и вернуться к прошлой жизни. Вы ушли в поиски и, не найдя этого, просто заблудились в лабиринтах своего сознания. Сейчас вы, как потерянная душа, застряли на одном месте, замкнувшись и выстроив вокруг себя четыре стены. Вы сможете справиться с тем, что нам будет нужен этот Мистер П?

– Он должен мне желание, – ответила я, нехотя потирая переносицу, – так что с этим я справлюсь, доктор Шепард. Что надо делать?

– Хорошо. Вы согласны проходить лечение?

– Да.

– Для подростков у нас есть особая программа помощи, об этом узнаете у Санни, она все подробно расскажет. – Ответил он, записывая что-то на чистом листе, оторвав его, доктор передал мне. – Отдадите ей в руки. Теперь о вашем лечении и некоторых моих условиях. Мои пациенты всегда приходят на сеансы, но, если у них не получается, они звонят и предупреждают как минимум за час, если они этого не сделали, значит, что-то произошло, и я начинаю на это реагировать. Даже если вы опаздываете на две минуты, вы звоните мне или Лили и предупреждаете. У меня сложные клиенты и точность, и вовремя среагированная помощь может помочь. Это раз.