Текст книги "Корзинка с сюрпризом (СИ)"

Автор книги: Shedu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Часть 8

Когда они собрали все свои небогатые пожитки и вышли из сторожки, Нил понял, что погода и в самом деле не вызывает доверия. Холодный ветер неприятно завывал, небо окрасилось в темно-серый цвет, а тучи нависли, казалось, над самой головой. Заяц невольно передернул плечами и кинул взгляд на Роласа:

– Мы ведь успеем дойти прежде, чем погода окончательно испортится? – с надеждой задал вопрос Нильс.

– Надеюсь,– задумчиво отозвался мужчина, смотря на небо. Поправив корзину за спиной, он сжал тонкое запястье парнишки в своей огромной лапе и повел через колючие, заснувшие до весны заросли обратно на дорогу, где надеялся встретить хоть какой-нибудь воз. Но тракт пустовал, и казалось, что они углубляются в необжитые края, где их не встретит не то что город, но даже какой-нибудь заброшенный домик. Еще недавно здесь шли проливные дожди, размывая тропы, а ледяной ветер не позволил им высохнуть так, чтобы по ним можно было удобно идти. Из-за оставленных тяжелыми колесами полос, можно было, по меньшей мере, подвернуть ногу, вскоре по ней было неудобно идти даже вдвоем. Сначала медведь пристроил Нильса позади, но как-то обернувшись к нему и заметив, как у зайца стучат зубы, подхватил на руки и прижал к себе, согревая.

– Погрейся, только не спи,– придерживая парнишку под ягодицы, как ребенка, альфа растирал широкой ладонью хрупкую дрожащую спинку. Его волнение росло с каждой секундой, уж не придется ли выхаживать приболевшего мальчишку сразу по приходу домой?

Нил в ответ только прижался к большому и теплому телу. Движение было абсолютно непроизвольным, заяц просто пытался согреться. Он впервые так сильно замерзал и впервые же с момента начала своего путешествия с некоторым теплом вспомнил родной дом, где даже в самую теплую зиму папа укутывал его в три одежки, прежде чем выпустить из дома. Тогда Нилу казалось это глупым, и он злился на родителя, но сейчас заяц понимал, что никаких целей, кроме заботы о его здоровье, папа не преследовал.

И, несмотря на просьбу Роласа, Нил все же почувствовал, как слипаются глаза и тянет заснуть. Только теперь это была не противная липкая сонливость, которая преследовала его на холоде, а скорее приятная нега, как бывает, когда прохладным вечером залезаешь под пуховое одеяло с ногами и наслаждаешься теплом.

Но Ролас тут же его встряхнул, скорее непроизвольно, перехватывая свою ношу поудобнее, но этого хватило, чтобы немного отогнать сон. Резко остановившись, мужчина оглянулся назад в сторону знакомого скрипа и с радостью шагнул навстречу небольшой повозке, которую тянул старенький со спиленными рогами вол. Ею управлял сутулый, но довольно крепкий усатый старичок, который то и дело клевал носом, дремля от мерной качки. Животное, тянувшее повозку за собой, отлично знало дорогу и без него, но еще больше понимало, что дома его ждет теплый угол, сухое сено и долгожданный отдых. Ролас отлично знал обоих, что еще больше подняло ему настроение. Подождав, когда сосед поравняется с ним, он радостно окликнул его, прижимая Нильса к себе:

– Эй, Бран! Бран! – прикрикнул он, лишь со второго раза разбудив глохнувшего старика.

– Чтоб тебя, Ролас! Какого лешего ты орешь мне в ухо? – нахмурился знакомый, не сразу заметив прижимавшегося к молодому альфе мальчишку.

– А это еще что такое?

– Вот, домой везу, со мной теперь жить будет,– широко улыбнулся медведь, демонстрируя парнишку, как найденное сокровище. – Подбросишь? А то мы совсем замерзли.

– Забирайтесь,– махнул рукой Бран, внимательно рассматривая растерянного тихого зайца, боязливо жмущегося к Роласу. Тот еле отцепил Нильса от себя, чтобы усадить в воз и немного зарыть его в сухое сено, которое служило как подстилка, нежели одеяло, но на щуплого зайца хватило и этого. Вжавшись спиной в бедро медведя, он свернулся в клубок и очнулся уже в городе, когда его начали выкапывать из теплого сена.

– Просыпайся, мы приехали.

Нил невольно улыбнулся, когда услышал эти слова. Фраза, которую он ждал уже много-много времени. Только сейчас, когда конечная цель их путешествия была так близка, заяц понял, как же сильно он устал за все время их поездки. И от осознания близости вожделенного отдыха у него словно открылось второе дыхание. Нильс довольно резво подскочил и сам стал отряхиваться от налипшего на одежду сена, оглядываясь по сторонам.

– Куда нам дальше-то идти? – спросил он у Роласа спустя пару мгновений, когда они оба выбрались из повозки. Все дома вокруг казались зайцу одинаковыми и какими-то непривычно основательными. Такими крепкими, будто рассчитаны были на то, чтобы выдержать ураган и не пошатнуться.

Но медведь лишь молча приобнял его за плечо, прощаясь и благодаря старичка, который их подвез:

– Заходи если что, с завтрашнего дня буду опять открыт, скину цену.

Махнув Брану рукой, медведь вновь взглянул на парнишку и указал на предпоследний слева по улице дом.

– Вон тот большой наш, вернее половина от него, впрочем, сам увидишь. Отсюда его сложно рассмотреть.

Дом окружал большой резной забор, аккуратно выкрашенный в зеленый цвет, из-за него можно было рассмотреть лишь крышу с двумя трубами по разные стороны – из одной как раз шел белый, но не особо пышный дым.

– Похоже, Одис дома, нужно будет к нему зайти, но сначала растопим печь.

Мужчина распахнул перед зайцем калитку, впуская в просторный дворик, заставленный разным хламом. Под стеной была сброшена большая куча дров, к которым и направился Ролас первым делом:

– Проходи, не бойся, можешь зайти в дом, вряд ли дверь заперта.

Дверь и в самом деле оказалась открыта, и Нил с любопытством толкнул её, отметив про себя, что даже для этого простого действия пришлось приложить некоторые усилия.

Осторожно заглянув внутрь, заяц сделал неуверенный шаг вперед, рассматривая представившееся ему убранство нового дома. Внутри было немного пыльно, что и неудивительно, учитывая, что хозяин какое-то время отсутствовал. Но в общем и целом обстановка выглядела обжитой. Хотя руки омеги тут и в самом деле не хватало. Не было каких-то таких особенных деталей, которые обычно именно омеги притаскивали в дом или делали своими руками, чтобы придать обстановке уюта.

А ещё тут пахло как-то очень по-особенному. Хвоей, полевыми травами и чем-то неуловимо пряным. Нильс втянул воздух носом, пытаясь разобрать, что же это за запах, но так и не понял.

Спустя минуту вслед за ним в дом протиснулся и Ролас, радуясь, что, наконец, вернулся домой, где не нужно наклонять голову, когда входишь в помещение, боясь удариться о косяк. Пройдя к большой печи, мужчина сбросил набранные дрова прямо на пол и с удовольствием скинул с себя корзину, оттаскивая ее в угол.

– Наконец-то дома,– с удовольствием отметил он, окидывая большую кухню беглым взглядом. – Кажется, что целую вечность не был здесь, прибраться бы.

Со сдавленным кашлем отодвинув плотную штору, мужчина и вовсе стянул ее с карниза, бросая на пол.

– Не думай, я просто очень давно ее не стирал,– откашлявшись, оглянулся он на зайца. – Сейчас разведем огонь и поедим.

От намеченных дел, разбегались глаза, а руки не знали за что хвататься. Да и перед омегой было очень стыдно, учитывая состояние его дома, Одис и пальцем бы не повел, чтобы прибраться здесь, пока брата нет. Да и Ролас на это не обратил бы внимания, если бы вернулся сам.

Стянув с печи огромную шкуру, он вышел обратно во двор и хорошенько встряхнул ее, выбивая пыль, он еще не решил, оставит ли на печи спать мальчонку или ляжет на ней сам, это уж как сам Нильс захочет, на печи то теплее, а на нормальной кровати привычнее.

– Да ничего, можешь не суетиться, – улыбнулся Нил, когда Ролас вернулся обратно в дом. – Я же все понимаю, омеги нет, а тебе самому некогда, наверное, уборкой заняться. Вот и будет мне дело на первое время.

Заяц глянул на валяющиеся на полу шторы и негромко вздохнул. Стирать он, конечно, не любил, но тут уж придется взять себя в руки. В конце концов, не за красивые глазки же его у себя приютят и кормить будут.

– А с братом твоим когда будем знакомиться? – вспомнил вдруг Нильс. – А то как-то неловко выйдет, если он зайдет тебя увидеть, а тут я неясно откуда.

– Растопим печку и пойдем,– отозвался Ролас, стеля шкуру обратно на печь и принимаясь за дело. Уже вскоре в ней загорелся огонь, который медведь только увеличивал, раздувая и добавляя дров.

– Забирайся на печь погрейся, отдохни. Одис никуда не денется.

По лицу мужчины было видно, что тот явно расслабился и даже получал удовольствие, хозяйничая по дому, ведь здесь была его территория.

Усадив мальчишку на печь поверх шкуры, он отошел к шторе, закрывающей проход в другую комнату, и громко выругался, едва не споткнувшись. В кухне он появился вслед за вышмыгнувшим из спальни белоснежным кроликом, совсем маленьким, но шустрым. Схватив зверушку за уши, медведь приподнял свою добычу и удивленно осмотрел, на что животное совсем не возмущалось, покорно повиснув в руке мучителя.

– Откуда здесь взяться декоративному кролю?

Нил с удивлением смотрел на зверушку в руках Роласа. Маленький пушистый кролик висел, испуганно попискивая.

– Какой крошечный, – негромко протянул Нильс, глядя на кролика, и умиленно улыбнулся. – Может он случайно забрел в дом с улицы?

– Невозможно. Это особенные кролики, специально разводятся как домашние питомцы для богатеньких омег, в природе такого не встретишь,– задумчиво промолвил медведь, отдавая зверька парнишке. – К тому же они нереально дорогие для простого люда.

Неожиданно откуда-то из-за стены послышался грохот и возмущенная брань. Ролас сразу понял, что это брат, а так же понял, что он что-то потерял, альфа даже догадался что.

Нырнув за штору, за которой был небольшой узкий коридор, совмещающий два дома, Ролас уже на пороге зеркальной кухни встретил брата, метнувшегося на его половину.

– Что-то ищешь, братец? – усмехнулся он, скрещивая руки на груди.

– Ролас? – удивленно выдавил кузнец, отступая на шаг.

За время, пока они не виделись, мужчина еще больше зарос, волосы его ниспадали чуть ниже лопаток, перетянутые кожаным шнурком, он так и не сбрил бороду, а после возвращения из кузни похоже еще и не вымылся.

– Когда ты успел вернуться?

– Да вот только что. Пришел, а у меня там подарок, беленький такой. Не думал, что ты падок на декоративных зверушек.

Одис облегченно выдохнул и упал на жалобно скрипнувшую под его весом табуретку.

– Так он все же у тебя... Перегрыз прутья клетки, а этот урод еще клялся, что зубки у них слабенькие.

– Посадил бы в железную.

– Так я его только вчера купил,– отмахнулся кузнец. – Кто ж знал..?

– И сколько ты за него выложил? Надеюсь, ты не трогал деньги, которые мы откладывали на ремонт крыши и побелку?

– Нет, это мои,– хмуро отозвался брат. – Решил сейчас купить, пока беленький.

– Декоративные кролики не меняют цвет,– фыркнул Ролас. – Не понимаю только, зачем он тебе? Ты же за собой следить не умеешь, а на этого еще, небось, наступишь, если опять из клетки выберется.

– Да не мне он. Зачем мне такая гадость тут нужна?

– Ммммм,– широко улыбнулся медведь, подтягивая ногой еще один табурет и присаживаясь напротив брата. – Неужели..?

– Та где там? Даже не смотрит на меня,– вздохнул кузнец. – Вот думал хоть на кролика купится.

Ролас лишь разочарованно хмыкнул.

– И на кой тебе бета, еще и с такими амбициями? Он ведь бесплодный.

– Сердцу не прикажешь,– буркнул мужчина, поднимаясь и отходя к бочке с водой, чтобы умыться. Слышать это от Одиса, такого огромного, неповоротливого и обычно устрашающего, особенно когда берет молот в руки, было довольно смешно. Не менее смешно, чем видеть в его огромных волосатых руках букет полевых цветов, которые предназначались для главной неприкосновенной беты, известной на весь город из-за обязанностей свахи.

– Да я и сам с подарком вернулся. Уши не меньше, чем у твоего, еще и задаром. С твоим на печи сидит.

– Да ну? Тоалисийский? Они тоже разводят?

– Можно и так сказать,– хохотнул альфа, поднимаясь и приглашая брата на свою половину.

– Только руками не трогать,– угрожающе указал он на него пальцем, смотря в глаза, и лишь затем одергивая штору и давая пройти.

Кузнец лишь хмыкнул, выходя на кухню и замирая на пороге. Он с минуту ошарашено смотрел на пригревшегося на печи Нильса и лишь затем обернулся к брату:

– Не понял...

– Знакомься, это Нильс. С сегодняшнего дня он будет жить с нами.

Увидев застывшего в недоумении Одиса, Нильс попытался сдержать нервную улыбку, невольно растягивающую губы. До того нелепым выглядело ошарашенное выражение на лице этого медведя. Впрочем, внешний вид брата Роласа внушал скорее опасение, чем веселье, так что Нил смог довольно быстро взять себя в руки.

– Здрасте, – вежливо произнес заяц, стараясь принять на печи как можно более приличную позу, а это было довольно-таки непросто сделать, учитывая, что у него на руках свернулся кролик.

Одис лишь кивнул в ответ, вновь взглянув на брата.

– Когда это ты успел найти себе омегу? Я надеюсь, ты не украл его.

– Такого украдешь, он сам забрался ко мне в корзину,– засмеялся альфа, подходя к печи и подбрасывая еще немного дров.

– Ролас прав, я сам просил его взять меня с собой, – заяц кивнул, подтверждая слова медведя, а после вспомнил про кролика, который грел ему живот. – Кстати, не хотите забрать своего?.. – Нил поднял зверька на вытянутых руках и встретился взглядом с черными бусинками глаз: – А как его зовут? А то как-то странно, мы ещё не успели познакомиться, а он меня всего уже обслюнявил.

На минуту в комнате повисла тишина. Альфы лишь мельком переглянулись, но не успел Ролас отреагировать, как брат схватил его и начал мять в медвежьих, по-другому их не назовешь, объятьях. Растрепав ему волосы, Одис наконец отпустил слабо отбрыкивающегося мужчину и обнял за плечо:

– Вот и сходил за травами. Что ж, Нильс, добро пожаловать, мы будем очень рады омеге в этом доме.

Часть 9

Не потребовалось и двух месяцев, чтобы жизнь Нильса устаканилась. К середине зимы в новом городе все стало почти родным. Приветливые соседи, дела по дому, холод и морозы – ко всему этому несложно было привыкнуть, и теперь Нил уже слабо представлял себе свою жизнь иначе.

Иногда он вспоминал о родителях. И спустя какое-то время, по здравому размышлению, пожалел о своем побеге. Точнее, не о самом побеге, а о том, что ушел молча, ничего не сказав. Родители, наверняка, извелись. Несколько раз Нил даже порывался написать им, но было слишком страшно, что родные, несмотря на его собственные желания, просто приедут и увезут домой. А ему не хотелось назад, в серые стены, скучные будни, наполненные упреками и семейными скандалами.

Ему нравилось быть тут, частью этой семьи. И ему нравился Ролас, Нильс все более отчетливо понимал это. С ним рядом было тепло и уютно, медведь не упрекал Нила за то, что тот чего-то не знает или не умеет, не смеялся над его промахами. И заботился о нем, как умел.

Чего стоят только его попытки засунуть зайца в десять одежек, когда наступили самые холодные дни зимы. Нильс чувствовал себя настоящим снеговиком, не в силах даже согнуть руки в локтях и постоянно недовольно ворчал по этому поводу, то и дело порываясь незаметно стянуть с себя шарф или один из свитеров прежде, чем выйти по делам. Но медведь всегда был настороже и перед тем, как выпустить омегу на улицу, всегда проверял, тепло ли тот одет.

Нильс иногда задумывался о том, что если бы он мог выбрать себе альфу прямо сейчас, он бы хотел, чтобы тот был похожим на Роласа. Таким же внимательным и неловко заботливым. А ещё сильным и красивым.

На самом деле, Нил иногда признавался самому себе в том, что больше всего хотел бы, чтобы его альфой стал сам Ролас. Но тот, видимо, не смотрел на зайца под таким углом, даже после того, как Нильс однажды попытался неловко намекнуть на свою симпатию.

Салфетка с криво и неумело вышитыми на ней полевыми цветами, которую Нильс вручил, смущенно улыбаясь, была принята медведем с искренней благодарностью. Но…. Но. То ли Ролас намека не понял, то ли сознательно проигнорировал, но в его отношении к омеге ничего не поменялось. Оно все так же и осталось по-родственному покровительственным. И Нильс, тяжело вздыхая, все же признал, что насильно мил не будешь, хотя очень хотелось бы.

Тем более что куда уж ему тягаться со здешними омегами. У него и течки-то ещё не было, не говоря о том, что омеги у медведей были по большей части красивые и статные. На фоне них сам Нильс казался себе каким-то невзрачным недоразумением.

С одним из омег Нильс даже умудрился познакомиться довольно близко – это был Май, младший брат Роласа, который не так давно вышел замуж и гордо щеголял с округлившимся животиком.

Вопреки ожиданиям зайца, тот принял его присутствие в доме брата, как само собой разумеющееся. Более того, именно Май стал тем, кто научил Нильса присматривать за домом и готовить. Да так, что теперь даже сам заяц, кидая на свое хозяйство оценивающий взгляд, чувствовал некоторую гордость за себя. В доме теперь всегда было убрано и можно было найти что-нибудь поесть. А уж про выпечку и говорить было нечего. Она зайцу особенно хорошо удавалась, несмотря на то, что способным к кулинарии Нил никогда себя не считал.

С Одисом у Нильса тоже были весьма неплохие отношения. Тот изредка заваливался, когда до его половины дома доходил запах свежеиспеченной сдобы. И в обмен на любимые пирожки и ватрушки рассказывал забавные истории из детства Роласа.

В общем-то, жизнь потихоньку налаживалась, пока однажды Нильс не проснулся с ощущением слабости и тянущей боли внизу живота. И омега рад был бы убедить себя, что все это лишь симптомы простуды, которую он умудрился где-то подхватить, но слишком уж крепко в него с детства вдолбили настоящее значение подобных звоночков от организма. А потому Нил только негромко застонал от разочарования, накрыв ладонью глаза. Ну, только этого ему не хватало, право слово! Ведь все же было так хорошо.

Впрочем, как бы там ни было, нужно вставать и что-то делать. Пролежать весь день в постели ему никто не даст, да и медведя своего надо будет чем-то кормить, а течка не болезнь, чтобы лежать и умирать от неё.

Ролас не сразу заметил перемен, обеспокоенный большими завалами снега на улице в то время, когда тот уже должен был начать сходить. Обеспокоенно потянув носом, он обернулся на хлопочущего у печи зайца, задумчиво спрашивая:

– Май приходил? У него как-то запах изменился, хотя вроде не скоро рожать. Нужно его уже дома закрывать, уж больно сладко пахнет, да еще и наш дом им пропах.

Мужчина беспокойно повел плечами и, присев на табурет, быстро натянул зимние сапоги. В теплой одежде и его тулупе он выглядел еще мощнее, казалось, что он даже в дверь не должен был проходить. Одернув тулуп и накинув капюшон, альфа подхватил лопату и кивнул Нильсу, улыбаясь:

– Пойду двор почищу от снега, не стану сегодня мастерскую открывать, вряд ли кто-нибудь придет. Сообразишь чего-нибудь сытного?

Не дожидаясь ответа, Ролас распахнул дверь, но на пороге вновь оглянулся:

– Ах да. Можешь спуститься в погреб, там есть несколько баночек варенья.

Нильс с гулко стучащим сердцем проводил медведя взглядом. Он просто не знал, что ему делать. Нужно признаться, ведь это только первый день, а дальше будет ещё хуже, и медведь, в конце концов, сам поймет. С другой, как же стыдно! Нильс невольно прикрыл ладонями поалевшие щеки. О таких вещах можно было бы свободно говорить с папой или на худой случай с мужем, но не с Роласом, альфой, который по доброте душевной приютил у себя почти незнакомого омегу.

– Да что ж за жизнь-то такая, – расстроено пробормотал Нил, когда в придачу ко всему ещё и обжег палец, вытягивая казанок из печи. Доходившее в нем овощное рагу не вызывало никакого аппетита, а к тянущей боли в животе прибавился ещё и навязчивый жар. Это было ещё не возбуждение, но явно что-то ему предшествующее.

В конце концов, плюнув на все, Нильс вспомнил слова Роласа и сбегал в погреб за баночкой варенья, чтобы хоть сладостью заесть свое расстройство. По крайней мере, раньше ему удавалось поднять себе настроение подобным образом.

Медведь вернулся в дом, когда от содержимого баночки убыло уже чуть больше половины. Добродушно хмыкнув, мужчина сбил с лопаты налипший снег и поставил ее у двери, скидывая с себя тулуп:

– Упарился,– выдохнул он, вешая его на специально отведенное место. – Вкусное варенье? Это Май закрывал еще, когда здесь жил.

Ролас подошел поближе и собрал на палец варенье, ярким пятном выделяющееся на носу юноши. Слизнув его, он довольно кивнул и отошел в сторону, возвращаясь уже с ложкой.

– Дай-ка и мне.

Нильс быстрым движением накрыл горлышко банки ладонью.

– Сначала еда, а потом сладости, – с наигранной строгостью, пародируя своего папу, проговорил заяц, а после кивнул на казанок с рагу и уже просто ворчливым тоном пробормотал: – Сам же просил сообразить чего-нибудь поесть, для кого я это готовил, по-твоему?

Омега неловко отвел взгляд, стараясь смотреть куда угодно, только не на медведя. Сейчас он слишком остро ощущал его присутствие, так, будто все тело только и сигнализировало, что о наличии сильного и молодого альфы в этой комнате.

– Вот так впусти омегу в дом, тут же начнет командовать. А ещё сказки рассказывают, что альфа глава семьи, – с наигранным недовольством фыркнул Ролас, но почти тут же улыбнулся и перевел взгляд на предложенное рагу, стараясь незаметно потереть нос. Навязчивый сладковатый запах, казалось, стал только гуще за время его отсутствия, что вообще-то было довольно странным, учитывая, что Мая в доме уже не было, и аромат напротив должен был рассеяться. На задворках сознания крутилась навязчивая мысль, но медведь отмахнулся от нее, когда ноздри его забил более резкий запах овощного рагу, приготовленного Нильсом.

– Вкусно? – немного нервничая, спросил Нил, когда медведь приступил к трапезе. Он ведь за всеми своими нервами даже не попробовал толком блюдо, которое приготовил. А вдруг пересолено?

– Вкусно, а сам-то чего не ешь?

– Не голодный, – пожал плечами заяц, натянув нервную улыбку.

– Перебил себе сладким весь аппетит, – неодобрительно хмыкнул Ролас. – Будь на моем месте кто построже, уже бы давно тебе уши надрал, – шутливо пригрозил оборотень, но на Нильса его угроза не подействовала. Заяц уже прекрасно понял, что Ролас его ни словом, ни делом не обидит. Даже если он действительно заслужит, тот скорее накажет тяжелым молчанием, чем руку поднимет.

Вместе с этими мыслями откуда-то изнутри поднялось желание рассказать о своей течке. Это ведь Ролас, он не засмеет и не застыдит. Боль в животе выматывала, общее состояние организма было довольно муторным, а главное, так хотелось, чтобы кто-нибудь пожалел. Нильс и раньше слышал, что в течку некоторые омеги впадают в обостренное эмоциональное состояние, но впервые испытывал это на себе, потому не до конца понимал природу этого желания тепла и ласки. Решил просто довериться инстинктам, в конце концов, все равно ведь рано или поздно его состояние всплывет наружу, так чего тянуть?

– Ролас, мне нужно тебе кое-что сказать, – негромко начал Нильс, комкая в пальцах край своей широкой рубашки.

– М? – медведь поднял взгляд, невольно отмечая нервозное состояние омеги.

– Я… У меня… – слова просто-напросто застревали в горле, а на щеки будто кто-то щедро плеснул кипятком, так они горели. Ну как об этом сказать, как? Не предлагая себя, но и не делая вид, что это какая-то незначительная мелочь. Нильс зажмурился до белых пятен перед глазами.

– Ну чего ты молчишь? – уже слегка встревожено задал вопрос Ролас и, мельком глянул на нездорово алевшие щеки, по наитию положил широкую ладонь на лоб зайца. Тот был самую малость горячее, чем обычно. – Ты себя хорошо чувствуешь?

Нильс только помотал головой, все ещё не решаясь открыть глаза. Ладно, пусть так. Скажет, что заболел и пойдет полежит, а потом, авось, и смелости наберется сказать правду.

– У меня немного голова болит и в горле першит, – негромко пробормотал омега, поднимая взгляд.

Все посторонние мысли тут же вылетели у Роласа из головы. И где этот дурачок умудрился простыть? Медведь покачал головой и снова стал одеваться, бросив напоследок:

– Я схожу к Маю, спрошу у него, как тебя лечить, и травок возьму каких-нибудь, а ты ляг и носа из постели не высовывай. Не хватало ещё, чтобы сильнее разболелся.

Нильс только согласно кивнул и поплелся на кровать, ему и самому хотелось прилечь и отдохнуть. Было немного стыдно, что он заставил Роласа нервничать, надо будет потом извиниться. Сморило зайца быстро. Довольно характерное состояние слабости в самом начале течки не обошло и его стороной, так что он просто провалился в сон, едва голова коснулась подушки.

Ролас же тем временем успел сбегать к брату в лавку и выпросил у него лекарство от простуды. Выслушал целую лекцию о том, что положено и не положено больному, а потом ещё пару минут потратил, успокаивая беременного и уверяя, что и с Нильсом, и с ним самим все в порядке, а от легкой простуды даже тщедушный заяц лапы не откинет.

И только вернувшись, медведь, наконец, понял, каким невнимательным идиотом был сегодня весь день. Буквально с порога ему в нос ударил пряный запах течного омеги. Тот самый, который витал тут с самого утра. Ролас замер на несколько мгновений принюхиваясь и про себя недоумевая, как умудрился перепутать этот запах с запахом Мая.

Они были похожи, но в тоже время разные абсолютно. Запах Мая во время течки был ненавязчивым, мягким и не вызывал у Роласа никакого желания. Просто служил оповещающим звоночком. Природа матушка сама позаботилась о том, чтобы брат не желал брата.

Запах же, которым сейчас пропитался дом, набивался в ноздри тяжелой волной и вызывал почти бесконтрольную жажду. Жажду навалиться, прижать к себе, уткнуться носом в ямку на предплечье и помечать своим запахом до тех пор, пока нежно-сладкий аромат не смешается с пряной горечью.

Роласу стоило догадаться раньше, что может значить запах течного омеги в доме, но он слишком привык воспринимать Нильса, как мальчишку. И совсем упустил из виду, что тот практически созревший омега.

Подтянув повыше рубаху, так, чтобы ворот прикрывал нос, альфа прикрыл глаза на пару секунд, в попытке взять себя в руки. Он не имел права воспользоваться состоянием Нильса.

Подойдя к постели, на которой спал раскрасневшийся Нильс, Ролас легко потряс его за плечо.

– Как ты себя чувствуешь? – мягко спросил альфа, когда встретился взглядом с затуманенными карими глазами.

– У меня… – хрипло прошептал Нильс, но альфа перебил его, не дав договорить.

– Течка, я уже понял, – Ролас ободряюще улыбнулся. – Ничего страшного. Поднимайся, я сейчас отведу тебя в комнату, в которой свои течки переживал Май. Там очень удобно и уютно, отлежишься несколько дней и придешь в норму.

Нильс только вяло кивнул, пытаясь встать на ноги. Он ни о чем не мог думать, кроме как о запахе альфы. Потому буквально повис на медведе, когда тот подставил свое плечо, чтобы помочь подняться.

Нильс ненавязчиво терся всем телом об Роласа, неосознанно пытаясь напитаться его запахом, повинуясь древним инстинктам, которые затмили собой все мысли и желания. А тому оставалось только сжать зубы и подхватить неконтролирующего себя зайца на руки. Таким, с затуманенными страстью глазами, пересохшими губами, по которым то и дело пробегал юркий язычок, и алыми щеками, омега уже не казался больше мальчиком. Тело альфы просто не могло не среагировать на течного омегу, но тут было что-то ещё.

В конце концов, Ролас за несколько шагов преодолел расстояние до двери той самой комнаты и, толкнув её ногой, занес зайца внутрь, аккуратно опуская на небольшую кровать.

Комнатка, и в самом деле, была довольно уютная. Небольшая мягкая кровать, столик возле неё, теплая шкура на полу. А от всех остальных отличалась отсутствием малейших щелей в стенах, что в свою очередь не давало запаху распространяться по всему дому и на улицу. А, кроме того, дверь запиралась и отпиралась только снаружи. Иногда омега в течном безумии мог решить искать альфу самостоятельно, и так как следить за Маем круглосуточно в такие дни не представлялось возможным, задвижка изнутри была просто не предусмотрена. Очень кстати Ролас не стал ничего менять в этой части дома.

Когда альфа отпустил Нильса и отступил на шаг, тот лишь протестующее застонал, не до конца осознавая, куда делось столь желанное тепло. Нил просяще потерся ягодицами о постель и жалобно захныкал, окончательно утратив связь с реальностью.

А Ролас, не в силах смотреть на это, поскорее выскочил из комнаты, закрывая за собой задвижку на двери. Альфа подрагивающей рукой стер выступивший на лбу пот. Как тут не сорваться….

Впрочем, теперь, когда источник запаха был надежно заперт, стало немного проще держать себя в руках. Медведь занялся тем, чтобы вывести навязчивый аромат из дома. Открыл окна и двери, невзирая на холод на улице. Лучше так, чем сходить с ума от запаха, забивающегося в нос и заставляющего потяжелеть все в паху.