Текст книги "Страсть принцессы Будур"

Автор книги: Шахразада

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Макама вторая

Кемаль рос послушным и умным малышом. Когда же он вырос и возмужал, все увидели, что совершеннее этого юноши не было еще в мире человека. Алия сдержала слово, и сын царя Шахрамана был достоин своего отца.

Он был и умен, и красив. Но при этом не кичился красотой, не ухаживал за собой, как изнеженные женщины. Правда, не прочь был весь день провести в банях. Но любил Кемаль и долгие прогулки верхом. Радовали его легкие лодочки, что скользили по водной глади у порта за волнорезом. Радовался юноша и тому, что сам может повести от причала в море и лодчонку, и грузовой корабль, полный товара.

Не было Кемалю и равных в науках – уж такова оказалась его судьба, что учение давалось ему легко. А учителя были людьми достойными: мудрецы, знаменитые ученые. Юноша старался понять каждого из своих наставников. Но, поняв, мог и поспорить – ведь мать научила его с младенчества уважать и собственное мнение. К чести учителей надо сказать, что и они уважали своего ученика. Мать наблюдала за успехами сына с неослабевающим вниманием.

Так прошли годы. В тот день, когда Кемалю исполнилось семнадцать лет, Алия вошла в покои своего мужа. Настало время, когда уже нельзя было избежать трудного разговора. Царя Шахрамана время щадило – вернее, оно словно текло, не задевая его.

Царь был по-прежнему и красив, и умен. Всего несколько седых ниточек светились в его густой шевелюре, а борода была черна как смоль.

– Да храни тебя Аллах милостивый и милосердный, о сапфир моего сердца! – Алия поклонилась мужу.

Царь поспешно встал, ибо он любил и уважал свою жену так же, как и много лет назад – с того дня, когда шариат позволил ему снять покровы, которые окутывают невесту в день свадьбы.

– Алия, свет очей моих!

– Царь, мне надо поговорить с тобой о нашем сыне.

– Что-то случилось? Мальчику нездоровится?

Алия рассмеялась:

– О Шахраман, да наш мальчик здоровее, чем весь табун царских лошадей! И потом, ему уже исполнилось семнадцать. Он силен, как бык, и умен, как тысяча мудрецов. А ты беспокоишься о его здоровье, как будто ему всего годик…

Временами мать и отец словно менялись местами: у Алии хватало спокойствия и рассудительности видеть вещи такими, какими они были на самом деле, а царь Шахраман относился к своей семье как наседка, что защищает цыплят даже от тучки на небосклоне.

– Но тогда о чем ты хотела со мной говорить, о прекраснейшая?

– Позволь мне еще раз повторить: наш мальчик силен, как бык, и умен, как тысяча мудрецов. Но при этом он сторонится женщин, не пытается познать ни одну из наложниц твоего гарема. Я опасалась, что, быть может, ему более по сердцу мужчины. Но нет – даже на самых красивых юношей из мамлюков, охраняющих царские покои, он смотрит равнодушно. И с удовольствием соревнуется с ними в борьбе и в гребле.

– Что же тревожит тебя?

– Меня, о царь, тревожит то, что наш мальчик еще не стал мужчиной. Семнадцать лет – возраст коварный. Вспомни себя…

Царь задумался.

– Ты права, о многомудрая жена моя! В семнадцать я уже не один раз был влюблен. Знал всех наложниц гарема своего отца… И даже был разочарован в радостях телесных.

– А наш сын смотрит на девушек без любопытства. Так, словно ему ведомы все их тайны. Хотя, я знаю это точно, они его возбуждают – ведь Кемаль нормальный, здоровый юноша. Но все мои разговоры об этом он пропускает мимо ушей. Когда же я пытаюсь заговорить о женитьбе, он замыкается и ждет того мига, когда я замолчу.

– Но ему-то всего семнадцать. Быть может, рано говорить с ним о женитьбе?

– Не ты ли, мой великий муж и повелитель, рассказал мне о законах вашего древнего народа? Не от тебя ли я слышала о том, что в семнадцать юноша должен выбрать себе жену… Пусть он женится на девушке не сразу, но он должен выбрать. А Кемаль не думает о выборе, как не думает о женщинах вообще. Словно не помнит, что семнадцать – это возраст мужских поступков.

– Ну что ж, Алия, значит, теперь за дело надо приняться мне.

– Погоди, о царь! Пока мы беседовали, мне пришла в голову одна мысль. Если ничего не получился, тогда я прибегну к твоей помощи.

– Слушаю и повинуюсь, о сокровище моей души!

И царь поцеловал свою прекрасную и умную жену.

Алия рассмеялась и убежала, задев, вероятно намеренно, краем шарфа лицо мужа. Легкий аромат ее благовоний еще висел в воздухе. Царь Шахраман улыбался ей вслед, ни о чем не думая. Он в который раз за последние годы возрадовался тому, что совершил путешествие в поисках своей любимой жены. Потом мысли его вернулись к сыну. И он от всего сердца желал только одного: чтобы мальчику не пришлось встретить свою единственную лишь в зрелые годы.

Макама третья

Но что же задумала мудрая Алия?

Жена царя бежала по верхним покоям, как девчонка. Ей в голову внезапно пришла забавная мысль: а что будет, если сын проснется рядом с красивой девушкой? Неужели и тогда останется равнодушным? Неужели устоит перед искушением?

Теперь Алие надо было это самое искушение подстроить. Причем так, чтобы ни сын, ни муж, ни бесчисленные царедворцы ни о чем не догадались. Но сначала надо было выбрать ту девушку, которая смогла бы разжечь огонь желания в теле и душе Кемаля. Да, это могло оказаться непростой задачей…

Алия остановилась, а затем присела на скамейку у стены напротив окна в сад. Да, подложить красавицу к спящему сыну – это великолепная мысль… Но вот какой должна быть эта красавица?

Размышления Алии прервал смех за окном – девичий голос звенел, как колокольчик. Царица удивилась: кто в этот жаркий послеполуденный час может резвиться в саду? Она знала, что изнеженные одалиски прятались и от ярких лучей солнца, и от жары в наиболее прохладных покоях женской половины. Но кто же тогда смеется в самом сердце царского сада?

Алия выглянула в окно. Поблекшая от жары листва скрывала подробности происходящего. Ясно было лишь, что две девушки играют у фонтана среди кустов жасмина.

Присмотревшись, царица узнала дочерей звездочета Рашада. Да, этот человек не зря носил такое имя![3]3
  Рашад – здравый смысл (араб.).


[Закрыть] Он был достаточно умен, чтобы знать все на свете, но при этом достаточно мудр, чтобы понимать, что его знания – лишь песчинка в океане жизни. И дочерей своих он воспитал как должно – они были девушками образованными, но не кичливыми.

«Сам Аллах всесильный дает мне знак!» – подумала Алия. Чем больше она смотрела на девушек, тем яснее понимала, что нашла ответ на свой вопрос. Лучше этих двоих ей не найти.

Алмас и Халима, дочери Рашада, знали и уважали царицу. Алию, говоря по правде, любили все во дворце – ибо царица была доброжелательной и прекрасной, словно солнце. Быть может, встречались женщины красивее, чем она, но ни у кого во всем царстве Ай-Гайюра не было такого совершенного сочетания ума и красоты, доброжелательности и милосердия, нежности и понимания.

Две девичьи фигурки одинаково склонились в поклоне, когда царица ступила в заросли жасмина.

Никто из наблюдавших со стороны не догадался бы, о чем так оживленно шептались между собой три женщины. Лишь изредка доносились обрывки фраз да взрывы смеха.

– И помните, красавицы, никому ни слова! Я жду вас у западных покоев в тот час, когда луна поднимется над минаретом!

– Повинуемся, о царица! – две тоненькие фигурки растаяли в жарком мареве.

И вот наступил тот час, когда над минаретами показалась луна. До полнолуния оставался только день – и лунный свет широкими потоками лился в высокие окна верхних покоев дворца. Царица и две девушки крались через эти огромные квадраты серебряного света к западным покоям дворца. Алия знала точно, что ее сын уснул. Теперь был самый подходящий час, чтобы попытаться превратить его из юноши в мужчину.

Перед покоями сына царица не увидела стражников, но не удивилась этому – ведь она сама передала им повеление от имени царя.

– Позволь мне сказать, о прекрасная царица!

– Я слушаю тебя, Алмас.

– Я прошу у тебя разрешения одной войти в покои твоего сына. Я давно уже люблю его. Сначала я любила его как брата. Но прекрасней юноши я не знаю и с удовольствием разделю с ним ложе.

– Что ж, пусть будет так. Сделай то, о чем я тебя прошу – и моя награда будет очень щедрой!

– Мне нужна только одна награда, – еле слышно произнесла Алмас, – счастье твоего сына и его нежность.

Алия поцеловала девушку в лоб.

– Достойные слова! Да поможет тебе Аллах всесильный!

За спиной у девушки закрылась дверь.

Легкие шаги по коврам, наверное, услышали бы только призраки – ибо только им под силу скользить по лунному свету так же быстро и неслышно. Алмас приблизилась к ложу Кемаля.

Тот глубоко и спокойно спал. На его лице играла легкая улыбка. И был он в эти мгновения так хорош, что сердце у девушки громко забилось. Так громко, что ей показалось: его стук разбудит не только Кемаля, но и всех глухих старушек на многие фарсахи[4]4
  Фарсах – мера дины, один фарсах равен около шести километров.


[Закрыть] вокруг. Но было тихо…

Тогда девушка сбросила с себя лиловый чаршаф, избавилась от шелковых шальвар и легла рядом с юношей лишь в одной тонкой сорочке. Алмас вознесла молитву Аллаху всесильному, чтобы он помог ей, и постаралась не уснуть, чтобы не пропустить тот миг, когда станет она желанна Кемалю.

Медленно скользила по небу луна, неясные тени играли в темной комнате. Кемаль безмятежно спал. Уже сон начал подкрадываться к Алмас, но тут принц повернулся, и его рука опустилась на тело девушки. Как ни ожидала она этого мига, но это прикосновение обожгло ее, словно тысяча языков пламени. Перед глазами мелькали любовные сцены, описанные в тех книгах из обширной библиотеки ее отца, что она прочитала тайком. Прочитала, мечтая о том миге, когда сможет отдаться ему одному, единственному и прекраснейшему из юношей – принцу Кемалю.

Сколько раз она представляла себе этот миг! Сколько сладостных мгновений провела, лаская свое тело и представляя, что это он ласкает ее! Девушке сейчас казалось, что она похожа на новую настроенную лютню – настроенную умелыми руками для того, чтобы принц смог впервые сыграть на ней великую и прекрасную мелодию любви.

Девушка повернулась лицом к Кемалю, и тот инстинктивно обнял ее и прижал к себе. Но сон его был все так же крепок, а тело спокойно и расслабленно.

«Неужели ничего не будет?»

Словно в ответ на ее немой вопрос Кемаль нахмурился и еще раз провел рукой вдоль тела девушки. Короткая шелковая рубашка чуть задралась, и ладонь принца скользнула по теплой и нежной коже на бедре Алмас. Принц, все еще не просыпаясь, несколько раз провел по обнажившейся ноге девушки… и вдруг навалился на нее всем телом.

Но глаза его были закрыты. Принц спал…

Алмаз попыталась освободиться от этих странных объятий, и в этот миг юноша открыл глаза. Несколько мгновений, не отрываясь, смотрел он на девушку и вдруг прижался губами к ее губам. Алмас не решилась бы назвать это поцелуем. Она знала: поцелуй – это что-то совсем другое. Губы Кемаля были плотно сжаты, и Алмас поняла, что принц все еще не проснулся. И не проснулось его тело.

«Значит, мне надо быть смелее…»

Девушка вспомнила книгу великого учителя любви Ватсьяяны. Сколько изумительных строк тот посвятил поцелую! И как это прикосновение сомкнутых твердых губ не похоже ни на одно описание древнего мудреца! Девушке удалось чуть отклонить голову и нежно коснуться этих сонных губ легким поцелуем мотылька.

Принц широко раскрыл глаза и наконец посмотрел на девушку. Он пытался что-то сказать, но та уже накрыла его губы своими, запечатлев на его устах настоящий поцелуй любви. (Так, во всяком случае, было написано в книге, воспевающей эту великую науку). Этот поцелуй обжег принца, он резко сел, оттолкнув девушку к самому краю ложа.

– Кто ты и что делаешь в моей опочивальне? – в голосе Кемаля было больше испуга, чем интереса.

Алмас расхохоталась. Сейчас она не думала ни о коротенькой рубашке, обнажавшей ее ноги и живот, ни о том, что мужчина, сидящий перед ней, тоже полностью обнажен.

– Ты не узнал меня, принц? Это же я, Алмас, дочь твоего учителя…

– А что ты здесь делаешь?

И тут у Алмас мелькнула великолепная мысль. Она улыбнулась, положила ладонь на грудь Кемаля и промурлыкала:

– Я тебе снюсь…

– Снишься? Но я чувствую твою руку, вижу твое тело…

– Ты видишь сон!.. Спи, принц принцев, свет очей моих…

Девушка легонько надавила на плечи принца, и тот послушно откинулся на подушки. Впервые Алмас была наедине с мужчиной, но она не чувствовала никакого стеснения. Это была просто игра. Да, если ей удастся сделать принца мужчиной, ее ждет награда. Но самой большой наградой была бы любовь Кемаля, его желание и наяву остаться с ней…

Ладони девушки скользили по нежной коже на груди Кемаля, играли волосками… Потом Алмас решилась и провела кончиками пальцев по его соскам. Тот вздрогнул и попытался обнять девушку, но она прошептала:

– Лежи, мой принц… Это лишь сон.

И Кемаль опять откинулся на подушки.

Постепенно руки Алмас становились все смелее. Вот ладонь опустилась на плоский живот Кемаля, вот она погладила мощные мышцы ног… Наконец Алмас решилась коснуться вполне проснувшегося жезла страсти. Нескольких легких движений хватило для того, чтобы возбуждение достигло предела. В этот момент девушка поняла, почему великие учителя любви сравнивали мужское естество со вздыбившимся драконом. Она вспомнила еще одно древнее наставление по любовному искусству и приникла губами к невероятно нежной плоти… Не в силах оторваться, она играла с запретной красотой, ласкала мужской орган языком и ощущала мощь, что таилась под тонкой кожей.

Это было просто божественно! Алмас немного отклонилась назад, слегка раскачиваясь. Она пыталась запомнить сладостные мгновения.

Руки принца легли девушке на спину, заскользили по ней, отзываясь на движения ее рук. Она испытывала невероятное блаженство, когда руки Кемаля скользили по ее телу, словно по гладкому шелку, а жесткие волоски на его груди слегка покалывали ей ладони. Когда же напряженная плоть мужчины всерьез заявила о его желании, Алмас поняла, что вот-вот настанет время для решительных действий.

Но в этот миг Кемаль привстал и поцеловал ее в шею, нежно обхватив руками ее груди.

– Пусть этот сладостный сон длится вечно, – прошептал он.

Девушка улыбнулась, понимая, что страсть победила попытки рассудка понять, что же происходит в этой комнате, где кроме принца не было никого, разве что изменчивые лунные блики.

Алмас не заметила, как закрыла глаза. Ее веки стали такими тяжелыми, а тело таким податливым, что ей казалось, будто она тает в руках Кемаля. Когда его руки легли ей на живот, она открыла глаза и страстно посмотрела на принца.

Тот гладил ее тело, следя за своими руками, пытаясь почувствовать то же, что чувствовала девушка. Необыкновенный жар от этих ладоней поднимался по телу Алмас, а ее руки все продолжали ласкать жезл страсти. Тот яснее ясного показывал, как возбужден принц, как далеки сейчас его желания от попыток понять, что происходит вокруг. Пальцы Кемаля жили своей жизнью. Руки принца опустились к самому низу живота Алмас, они играли темными волосками, пытались проникнуть вглубь… От этих прикосновений Алмас просто сходила с ума.

Наконец она поняла, что надо показать принцу путь, который он ищет, но пока не может найти. Она легла на спину и увлекла принца за собой. И вот наконец ее лоно открылось навстречу тому, кого она мечтала назвать любимым! Это ощущение было просто невероятным, оно переполняло ее. Несколько мгновений боли сменились изумительно сладкими и одновременно острыми ощущениями. Совершая толчки, принц словно опробовал новую, только просыпающуюся в нем силу.

Алмас тихо застонала, не в силах сдержать восторг, и в этот момент огненная лава поглотила ее.

«Так вот какова человеческая любовь! Самое мучительное из мучений и самая сладкая из сладостей жизни!»

Тело Алмас горело огнем наслаждения, а мысли словно заволокло туманом. И лишь восхитительное ощущение единения с любимым испытывала она в эти минуты первой страсти.

Розовел восход. Алмас проснулась и почувствовала тепло рук, которые нежным кольцом обнимали ее. Пели птицы в дворцовом саду и вместе с ними пела душа девушки.

«Теперь он мой! Он принадлежит мне и я принадлежу ему!» Алмас вытянулась на ложе и только сейчас заметила, что ее скомканная шелковая рубашка брошена у изголовья, а она обнажена, точно так же, как и принц, лежавший рядом с ней. Но стоило девушке пошевелиться, как ее любимый приподнялся на ложе.

– Алмас! Что ты здесь делаешь? И почему ты…

Кемаль покраснел и поспешно отвел глаза.

– Немедленно уходи отсюда! Прочь!

– Но, мой принц… – испуганно прошептала Алмас – слишком разительной была перемена в ее любимом.

Ночью это был самый ласковый и самый нежный мужчина. Сейчас же он стал холодным, словно каменный истукан.

– Ты обманула меня! Пробралась в мои покои и… нарушила мой сон…

И тут принц запнулся – он вспомнил все, что произошло ночью.

– Так значит, это был не сон?! Нечестная, лживая лисица. Прочь отсюда! Не смей и на фарсах приближаться ко мне и к моим покоям!

И Кемаль поспешно встал и попытался одеться. Ноги не попадали в штанины шелковых шальвар. Наконец ему удалось их натянуть, и он почти выбежал из опочивальни в курительную комнату.

Со слезами на глазах одевалась Алмас. Она печалилась сейчас не о том, что отдала свою невинность, а о том, что сердце принца Кемаля, ее единственного, самого любимого, не ответило на ее нежность. Кемаль остался сухим и жестким, как засохший плющ, что с давних пор обнимает стены старой башни.

Наконец Алмас оделась, потуже затянула кушак и выскользнула из покоев принца.

– Прощай, мой принц, – сквозь слезы произнесла она.

Но ответом ей был лишь звук ее шагов.

Девушка шла по тихим в этот утренний час коридорам дворца. Слезы жгли ее глаза огнем. Но она старалась высушить их, ведь впереди был разговор с Алией – прекрасной царицей.

– Отчего ты плачешь, красавица? – в голосе царицы звучала искренняя забота.

– Я не смогла… – И тут мужество покинуло Алмас. – Я не смогла удержать его возле себя. Он был моим, я была его… Но миг сладости прошел, и принц сбежал от меня… Он никогда больше не посмотрит на меня, никогда не назовет ласковыми словами…

– Не плачь, девочка. Ни один мужчина в мире не стоит слезинки из твоих глаз. Значит, я была неправа, и мой сын такой же заносчивый и самовлюбленный, как и многие другие мужчины. Ну что ж, значит, его надо было завоевывать не хитростью… Это будет мне уроком. Ну, а тебя, маленькая смелая девочка, ждет награда…

– Ничего мне на-адо… – Слезы рекой текли из глаз девушки.

Тогда царица нежно обняла ее за плечи и что-то тихонько зашептала.

– Правда? – Теперь голосок Алмас звучал уже намного тверже. – Он правда согласится взять меня в жены? Даже теперь?

– Салеха я знаю много лет. Это уважаемый и достойный человек. И я знаю наверняка, что он уже давно собирается поговорить об этом с твоим отцом. Он будет тебе замечательным мужем. Я помогу тебе, девочка, забыть моего никчемного сына. И помни – ничего не было. Этой ночью ты крепко спала в своих покоях вместе с сестрой.

– Да, о прекрасная царица, все так и было. Я благодарю тебя…

– Нет, крошка. Это я благодарю тебя за все, что ты сделала для меня. О недостойном Кемале больше и не вспоминай. Дрянной мальчишка! Он не достоин даже тени от твоего волоса! И поплатится за черствость и равнодушие! Иди, девочка. Завтра на закате жди с сестрой меня!

Несколько минут царица ходила по своим покоям. Она была вне себя от гнева, но старалась усмирить его. Что ж, во всяком случае, теперь понятно, что душа ее сына еще спит глубоким сном, хотя тело уже проснулось. Значит, не хитрость, а суровый приказ отца должен заставить Кемаля жениться…

Легкие туфли с загнутыми носками все мерили бесценные ковры… Прохладу утра уже сменил дневной жар, но Алия еще размышляла о том, каким способом добиться продления царского рода. Ее размышлений никто не смел прервать – единственным, кто мог бы это сделать, был царь Шахраман, но в этот час, перед вечерним диваном, он, по своему обыкновению, тоже размышлял. И потому в верхних покоях царила благоговейная тишина.

«Что ж, если Кемаль так упрям, то и я, и его отец будем суровы. И если мальчик не согласится жениться, то царь просто прикажет ему это сделать. Посмотрим, сумеет ли мальчишка ослушаться повеления царя!»

И Алия отправилась в покои своего мужа. Надо заметить, что царица Алия была не только умна, но она еще была необыкновенно изворотлива. И, несмотря на то что царь Шахраман считал себя тираном и властителем, знала, как помочь мужу принять правильное решение. Вот и сейчас, спеша по залитым солнцем коридорам царских покоев, она мысленно репетировала речь, которая убедит царя Шахрамана выполнить ее волю.

Итак, царица вошла в покои мужа. Тот неспешно отложил мундштук кальяна и вопросительно посмотрел на жену.

Стоит отметить, что царь Шахраман тоже был и умен и изворотлив. Не менее, чем Алия. Чаше всего он прекрасно понимал, чего именно хочет царица, и, выполняя ее волю, доставлял таким образом удовольствие своей жене. Ведь он знал, что та никогда не просила о жестоком или о мести. А маленькие уступки со стороны мудрого мужа молодой жене всегда так приятны. Да, царь Шахраман и царица Алия составляли идеальную пару.

– Да воссияет над тобой светлый свод небесный!

– Здравствуй и ты, моя прекрасная жена! Чем ты хочешь порадовать меня?

– Боюсь, о мой муж и повелитель, что мне радовать тебя нечем.

Алия и в самом деле была и расстроена, и разозлена. А потому без утайки рассказала мужу все, что произошло со вчерашнего вечера.

– Даже ум и красота Алмас не тронули души нашего сына. Он познал женское тело, но остался холоден. Мне иногда кажется, о Шахраман, что он уснул каменным сном и не в силах пробудиться к нормальной человеческой жизни.

– Но, счастье моей жизни, что же мы можем сделать?

– Я думаю, царь, что мальчик может быть сколь угодно заносчив и бесчувственен, но при этом не посмеет ослушаться твоего приказа. Особенно если ты отдашь приказ этот на людях. В день большого праздника – День Трона – к нам съедутся эмиры, визири, вельможи царства. Пригласи на диван и нашего сына. И объяви ему свою волю. В другой день он бы посмел ее оспорить или просто ослушаться, но не тогда, когда на него смотрят десятки недобрых и завистливых глаз.

И подумал про себя царь Шахраман, что никто из его визирей, царедворцев и мудрецов не сравнится умом и хитростью с его женой. «Жаль, что женщина не может стать советником царя Ай-Гайюры. Но, с другой стороны, зачем мне советник, если моя жена так умна – и всегда готова дать мне мудрый совет?!» – такие мысли были, быть может, и недостойны царского разума, но приходили царю Шахраману в голову уже не один раз.

– Ты права, о звезда моего сердца. Я думаю, что мы так и поступим. День Трона наступит в следующее полнолуние – и вот тогда в присутствии гостей я и объявлю свою волю. Но скажи мне, любимая, что будет, если он согласится?

– Ты хотел сказать «не согласится»?

– Нет, милая, я сказал именно то, что хотел сказать. Что будет, если наш сын согласится жениться? Можем ли мы найти ему девушку, достойную его по разуму и рангу?

– О да, мой мудрый супруг. Мы сможем найти такую девушку. Это будет самой легкой и приятной из моих забот. Но скажи мне, а что мы будем делать, если он воспротивится твоей воле?

Царь задумался. Воспротивиться его воле – это было чудовищным проступком, а в глазах царя (но не отца) – настоящим преступлением. Однако Шахраману было ясно, что Алия уже думала об этом и знает ответ и на свой вопрос.

– Для начала, о моя звезда, я хочу услышать твой совет, – проговорил он после минутного молчания.

Да, царь и царица были идеальной парой – Алия прекрасно знала, что царь, ее муж, скажет именно это. Она улыбнулась и проговорила:

– Я боюсь, о царь, что наш сын слишком много узнал непотребного из разговоров твоих придворных. Ведь многие из них, хоть и называются мужчинами, но изнежены и разбалованы хуже юной девицы. Они непозволительно мало ценят женщин и при этом удивляются, когда те, пусть и дурнушки, пренебрегают своим «счастьем». Такие мужчины эгоистичны, неучтивы и похожи больше на женщин, чем сами женщины. А наш сын наслушался их причитаний, что женщины, мол, могут бросить любого, словно медяк на базаре… Что они непостоянны, что они глупы… И вот теперь, мой господин, я думаю, что настало время убедить его, что в жизни все устроено иначе.

Царь Шахраман слушал жену куда внимательнее, чем всех своих советников. Сам он, что естественно, не слышал никаких разговоров своих придворных, ибо те прекрасно знали самую главную фразу, ласкающую слух любого правителя – «слушаю и повинуюсь!».

Царица же тем временем продолжала:

– Если наш сын все же посмеет ослушаться твоего приказа, надо будет запереть его в башне над библиотекой на целый год. Он знает много, но должен узнать куда больше. Пусть прочтет не только наставления по верховой езде или мореплаванию. И если не от нас самих, то пусть хотя бы из книг, средоточия мудрости, узнает о том, каковы женщины и как сладка бывает семейная жизнь. А через год ты еще раз повторишь свой приказ. Надеюсь, года Кемалю хватит для того, чтобы увидеть мир, не искаженный человеческой глупостью.

Слушал Шахраман свою мудрую супругу, и в который уже раз радовался тому, что послушался много лет назад совета мудрой тетушки Айше. Жаль только, что сейчас тетушка уже никакого совета не могла дать своему Шахраману: почти пять лет назад призвал ее к себе Аллах всемилостивый и милосердный. Ибо читаем в хадисе, что Всевышний Аллах сказал: «Я приготовил для Моих праведных служителей то, что не видел еще ни один глаз, и не слышало ни одно ухо, и не чуяло ни одно сердце». А мудрость и доброта Айше были достойны всех наград…

– Да будет так!

Голос царя был силен и властен, и царица улыбнулась про себя самой ироничной из своих улыбок.