Текст книги "Мистер Трикстер (СИ)"

Автор книги: Sgt. Muck

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– Уверен? – уточнил Габриэль, садясь на кровати и растирая следы от подушки на щеке. Посмотрев на брошенные на пол ручные часы, он снова выкинул их и со стоном упал обратно на кровать – было только четыре часа утра. – Я не хочу ничего такого, но ты сам…

– Я понимаю, – он привык к тому, что раздражительный Габриэль зачастую не стеснялся своей прямолинейности, и сейчас ему было неприятно вспоминать о сказанном. Что владело им в тот момент? То, что какая-то неделя прошла самым необычным образом, и он вдруг решил, что это… то самое, что связывает людей?

– Жалеешь? – Габриэль даже не посмотрел на него, просто вытянулся на кровати, доставая руками до стены. Он не звучал раздраженно или расстроенно, просто уточнял, как будто он привык к этому. Сколько раз на самом деле Габриэль пытался завести отношения с кем-нибудь, сколько раз они разрушались, если он до сих пор один? Были те, кто попросту не представлял, зачем нужен рядом кто-то еще, были такие, как Дин – не в состоянии остановиться на ком-то одном и, предпочитая всякой психологической мути хороший секс, а был Габриэль. Гораздо нормальнее, чем большинство окружающих, правильнее в том, что должно происходить в мире… Когда правильность стала ненормальностью? Кем тогда мог считать себя Сэм: нормальным или нет?

– Я… – он попробовал отстраненно подумать обо всем том, что он успел узнать за эту неделю. Услышать жизнь другого человека с какими-то необычными деталями, узнать, что может сделать музыка как для него, впервые посмотреть фильм от начала до конца, слушая комментарии, иногда до того смешные, что, вероятно, составили впечатление за весь фильм, и побеги на кухню в три часа ночи мимо комнаты комендантши в попытках найти хоть что-нибудь съестное, потому что фильм оказался слишком длинным и слишком интересным, забыть, что такое давящая тишина и пустая комната, учить в перерывах между требованиями развеселить, и учить… учить лучше. Как будто бы на фоне, пробегая глазами и успевая запоминать прежде, чем на экране снова появится взятый в прокат у соседей фильм, прежде, чем можно будет предсказывать сюжет и угадывать финал по первому кадру. Это разговоры, которые оказываются как будто обо всем, это сами собой рождающиеся шутки, которые достаточно вспомнить где-нибудь на занятии, послать смской и знать, какой ответ они вызовут. Знать, что больше никто этого не поймет. Жалел ли он об этом? – Нет, – и Сэм извиняюще улыбнулся, ложась обратно и рукой обнимая подушку. – Я просто еще не могу привыкнуть к этому, наверное.

– То, что в этом видит он, отличается от того, как это воспринимаешь ты, – как будто догадавшись, о чем он думает, Габриэль поддержал его. – Как только это совпадет, ссора исчезнет сама собой. Большинство ссор могли бы растаять, если бы люди выслушали друг друга и попытались понять. Не побояться услышать то, что им хотят сказать, – и он говорил не только о Сэме и Дине, но и о ком-то своем, так задумчив был его взгляд. – Для этого нужно время, Сэм.

– Я знаю, – Сэм посмотрел на него, понимая, насколько хорошо успел за неделю узнать его настоящего, пусть прошлое все еще не было рассказано ему больше необходимого. Он мог вспомнить любое выражение Габриэля, будь то гнев, раздражение, радость или удивление, угадать, даже если он не хочет его показывать. Было что-то неестественное в том, насколько наблюдательным он был по отношению к Габриэлю. Стал различать то, что утром Габриэль наматывал на шею и руки, хотя так до сих пор и не смог выяснить зачем. Однажды, когда он напрямую спросил, почему у него столько же украшений, сколько у девушки, Габриэль молча натянул ему на шею такой же, как у него, шнурок, но с пятью деревянными квадратными бусинами, зафиксированные двумя узлами по бокам по центру шеи, завязав слишком быстро незнакомым Сэму узлом. Сэму так и не удалось его снять, хотя он не очень-то старался. Дин довольствовался словом «подарок», заметив, что это, пожалуй, слишком по-девчачьи. – Я просто не хотел больше скрывать.

– Мне стоит спрашивать сейчас? – уточнил Габриэль, натягивая одеяло до пояса. – Надо будет окно открыть потом.

– Нет, – был уверен в этом Сэм. Он совершенно точно не представлял, что происходило, особенно не понимал, кем он мог бы назвать Габриэля для себя. И все же он отвоевал часть одеяла себе, не замечая, что ему жарко. Нашел под одеялом руку Габриэля и неуверенно накрыл ее своей, боясь посмотреть на Габриэля и увидеть то самое выражение лица, которое так выводит Дина – выражение всезнания. Но вместо этого Габриэль сжал его руку в ответ и повернулся к нему спиной, утянув руку и всего Сэма за собой. Сонное тепло, исходящее от обнаженного плеча Габриэля, заставило его сперва подумать лениво о том, как бы выглядел Габриэль без крыльев на спине, огромного цветастого рисунка, не позволявшего понять, насколько в действительности он меньше самого Сэма, а там и незаметно для себя провалиться в сон.

***

– Блин, Сэм, я не против проспать все на свете, но тебе вроде как нельзя, – сонное бормотание ворвалось в его сон незнакомым сперва голосом. Но Сэму было слишком тепло и хорошо в этом невесомом одеяле, очевидно, изначально не казенном одеяле, в редкой тишине, когда общежитие не сходит с ума матами, криками и стуками в стены, слишком удобно и почти приятно.

– Мне все можно, – ответил он так же лениво, отказываясь открывать глаза. Его рука лежала на чем-то теплом, а на нем – явно не одеяло, судя по тяжести. Но это казалось таким правильным положением, что предстоящие дела и обязанности казались ему словно в тумане, не сейчас, потом. Габриэль зашевелился, и Сэм разочарованно открыл глаза – растрепанный, едва в состоянии открыть изменившие цвет глаза, принимающий Сэма перед собой как должное. Как будто они просыпались так уже много раз и проснутся еще раз. В самом ли деле Сэм так не хотел думать об этом? На его неожиданную ласку – он пригладил топорщившиеся волосы на затылке Габриэля – Габриэль плюхнулся обратно на него, заставив Сэма согнуться пополам и хорошо выругаться.

– Чеши дальше, – пробормотал он, закрывая глаза и щекой устраиваясь на груди Сэма.

– А времени сколько? – поинтересовался Сэм, водя ладонью по его волосам и перебирая пальцами, уже привыкнув к тому, что это, вероятно, один из самых действенных способов вывести Габриэля из строя.

– Какая, блин, разница, – ответил он, сложив руки перед собой – почти под подбородком Сэма, сейчас безо всяких украшений, отчего его запястья казались уже. – Слушай, мы ведь могли бы просто… – и его перебил звонок будильника, который Сэм поставил на каждое утро буднего дня в одно и то же время. – Ладно, попробуем встать, – и, кажется, даже сборы проходили так, как будто они давно живут в одной комнате. Сэм без лишних слов кинул ему телефон, когда Габриэль перерыл всю постель, достав между ней и стеной упавшую тетрадь Сэма и по пути дав Сэму хорошего подзатыльника, когда он понял, что ему не во что переодеться.

– У тебя же в шкафчике есть? – напомнил ему Габриэль, натягивая какую-то темно-красную футболку, а поверх нее – простую черную кофту, оставляя ее не застегнутой, больше напоминавшей военный пиджак без всяких отличительных черт. – Завяжи мне, – он протянул Сэму уже привычные завязки.

– А как ты обычно один? – Сэм с трудом справился с тремя за минуту, не в состоянии ухватить короткие кончики шнурков. – Да и зачем, я все еще не понимаю, – Габриэль не ответил ему, что означало автоматически глупый вопрос, на который скоро он должен был получить ответ.

– Иди уже, я пока придумаю, что можно успеть схомячить, – и он закрыл дверь комнаты, отдавая Сэму ключ и перекидывая через плечо сумку. Только сейчас Сэм успел заметить, что штаны на нем в шотландскую клетку – если бы успел раньше, обязательно бы поинтересовался, как еще яснее объявить о том, кто ты есть.

Но в этом была вся проблема. Габриэль не боялся. Он одевался так, как хотел, ярко и по-своему оригинально, и плевать ему было на то, что о нем подумают. Прежде всего его волновало только то, что он не мог найти себя… И почему-то убеждать в этом Сэма. Помимо всего прочего, эти штаны в самом деле подходили ему.

Сэм уже успел встать под душ и спешно натянуть на себя старые потертые джинсы и какую-то темную рубашку, напоминавшую ему ту, что давно носил Дин, но вряд ли его – Сэм бы просто не поместился со своим разворотом плеч, когда его мобильник требовательно завибрировал.

– Две ложки сахару, – ответил он, не потрудившись посмотреть на экран.

– Боюсь, с этим придется подождать. У выхода, Сэм, быстро, – и отключился.

За рекордное время Сэм добежал по лестнице до первого этажа, наспех перемахнул через проходную, пробиваясь сквозь необычную для этого время толпу. Он не понимал, что происходит – до начала пар оставалось пять минут, в общежитии не должно было остаться так много народу. И к тому же он не видел Габриэля, чтобы спросить у него, что происходит. Он уже добрался до дверей, извиняясь перед тянущими шеи, и замер – он был выше остальных и видел то, что происходит.

– Педика бьют! – кто-то из переднего ряда присвистнул, а стоявшие сзади подхватили. «Как можно!», – тут же выдохнули девушки, парни поморщились и продолжали пытаться увидеть то, что происходит. Ни один из стоявших рядом с Сэмом даже не дернулся, чтобы помочь тому, кого прямо перед входом в общежитие держала распятым команда по футболу от колледжа, претендующих на спортивную стипендию парней, но недостаточно умных даже для того, чтобы написать свое имя – их послали сюда повышать оценки до поступления в университет, и их тянули. Присмотревшись, Сэм похолодел – это был тот самый парень, темноволосый с яркими глазами, сейчас закрытыми, с разбитым лицом и одеждой в грязи. Его держали трое, предоставляя главарю, а он, ухмыляясь толпе, отходил, демонстрируя безвольное тело парня, которого, как случайно знал Сэм, звали Кастиэлем. Сэм не в силах был пошевелиться. Он впервые видел, чтобы кого-то били так демонстративно, так жестоко. До сих пор ему редко приходилось видеть драки – Дин тщательно уберегал его от этой стороны жизни, лишь те пару раз, когда Сэму доставалось в школе, но он был тогда слишком слабым, и его бросали из жалости. Здесь же они не собирались останавливаться. Вещей Кастиэля нигде не было видно – его притащили сюда таким. Сэм рванулся вперед – неважно, что было с Кастиэлем не так, на насилие никто не имел права. Даже футболисты, каждый в два раза шире, чем Сэм, пусть не выше – они считали, что им можно простить все, что они уникальны. Сэм оттолкнул зазевавшегося прыщавого парня, оказываясь на лестнице перед главным входом, но прежде, чем футболист заметил его решимость, его дернули в сторону и закрыли рот рукой.

– Это не твой бой, – сказал ему Габриэль, и Сэм хотел высказать все, что думает, по поводу такого бездействия. Он не мог стоять здесь и смотреть, как кого-то избивают.

Тем более, понял он, ему страшно. Теперь ему по-настоящему страшно – до сих пор он видел только реакцию брата на парней не той ориентации, но он никогда не знал, насколько ненормальным это считается у окружающих. Волновало ли это кого-нибудь так сильно, если бы это оставалось в пределах догадок? Нет. Но стоит этому выйти наружу, глупо, случайно, и эту ошибку не простят. Что сделал Кастиэль неправильно? Возможно, его заставят забрать документы и уйти. Это будет лучшим выходом.

– Сэм, послушай меня, – он посмотрел на Габриэля, не понимая, как он не видит. Одна ошибка, и тоже могло произойти с ними, а ведь они даже сами не смогли сказать, что между ними было. Одна ошибка, и они могли бы стоять точно так же, разве что они бы не сдались так просто. Одна ошибка – но была ли это ошибка? – Иногда то, что кажется невероятным, невозможным, неправильным может привести за собой то, что никогда не могло бы случиться без этого. Война не должна разразиться вновь, но какой силы дружбу она подарила людям, какую любовь, пусть она навсегда останется там, в прошлом! Иногда боль может принести облегчение, смотри, – и он отступил, позволив Сэму, наконец, посмотреть сквозь головы студентов на свободную площадку.

– Отпусти его, – толпа замолчала, и негромкий, казалось бы, рык услышали все. – Ты глухой что ли? – и студенты расступились, пропуская Дина. Медленно сойдя по ступенькам, он отбросил в сторону сумку и закатал рукава. – Бить слабых может только трус, – и с этими словами он увернулся от пудового кулака футболиста, подсекая его и локтем при падении ударяя в грудную клетку, фактически вдавливая его в землю. Следующего он встретил ладонью в солнечное сплетение и коленом в подбородок. Третьему удалось достать его, и Дин немедленно встал с колен, вытирая кровь с подбородка. Четвертый отпустил Кастиэля, мешком упавшего на землю, и бросился к третьему на выручку. В какой-то момент Сэм думал, что брат не справится.

– Стой, черт тебя дери, я не удержу тебя, – взмолился Габриэль, вцепившись в его руки. Сэм едва ли глянул на него. – Неужели ты не понимаешь? – яростно зашептал он, боясь, как бы их не подслушивали. – Ему не о ком заботиться сейчас. Если он в самом деле… Если они останутся в одиночку против всего колледжа, это будет самая сильная связь, какую только можно придумать, – он отпустил руки Сэма, отступая. Сэм смотрел на него широко распахнутыми глазами.

– Как ты узнал, что Дин…?

– Я столкнулся с ним на лестнице. А то, почему он не прошел мимо… Это Дин, – пожал плечами Габриэль, и Сэм на какое-то мгновение подумал, что они знакомы ближе, чем кажется. – Я не думал, что получится, – он вновь обернулся к Дину. Тот пытался сбросить с себя последнего футболиста. И тут Сэм понял – среди студентов только раздолбаи и лентяи, те, кто не ставит учебу ни во что. Все, кто могли бы выйти и заступиться, уже сидели в аудиториях. Точно подобранное время, точно подобранное место. Здесь те, кто задают темп социальной жизни, те, кто считаются крутыми или отстоями, нет тех, кто вне этой лестницы. Это то, что делает общество обществом.

Наконец Дин извернулся и едва не сломал парню шею. Он бросился к распростертому на земле Кастиэлю и собирался поднять его, когда властный голос скомандовал:

– Оставь его так, – Сэм с удивлением смотрел за высоким худощавым мужчиной в костюме и темных очках, появившемся словно бы из ниоткуда. Он опустился на корточки рядом с Кастиэлем и проверил его состояние быстрыми прикосновениями, коснулся шеи, нащупав пульс. Он поднял Кастиэля на руках так, словно он ничего не весил. – Если я увижу вас еще раз где-нибудь поблизости, я заставлю вас сожрать трусы друг друга, а затем запру в ближайшем к армейской базе гей-клубе. Вам понравится, обещаю, – и, нехорошо улыбнувшись, профессор Кроули понес Кастиэля в корпус университета, где находился медпункт, кивнув Дину следовать за ним.

– Об этом ты тоже знал? – спросил он у Габриэля, незаметно сам для себя расслабляясь.

– Была мысль, – ошарашенно кивнул он, первым направляясь к университету. – Единственное, что мы можем сделать – это играть.

***

Сэм не видел Дина и на парах, и в перерыве. Он не рискнул набрать номер, не зная, как Дин к этому отнесется. Теперь для него план Габриэля не казался таким уж непонятным, скорее, неожиданным… и странным. Разве мог его брат так неожиданно подружиться с другим парнем, открыто признающим свою ориентацию, тем более после того, как послал с этим же брата? Было ли в Кастиэле достаточно тайны, чтобы удержать Дина рядом на нужное время? Мог ли Дин вообще… подумать об этом? И мог ли сам Сэм? Он посмотрел через ряд на Габриэля – как-то по взаимному согласию они не стали садиться рядом, разошлись, пусть и недалеко. Габриэль задумчиво смотрел на лектора, вряд ли слушая его на самом деле. О чем он думал? Сэм не имел ни малейшего понятия. О чем думал сам Сэм? Почему эта тема все еще так запретна для него? Он изучал Габриэля, решив прояснить для себя раз и навсегда. Обычный парень, только вот обычным он не был. Все в нем – от невысокого роста до длинных и изящных пальцев казалось Сэму невероятным сочетанием, которого больше нет нигде. Все, что приходило в голову Сэму, казалось девчачьим. Как может он описать другого парня? Разве важно, насколько красивы глаза или еще что? Он просто силен как никто другой, силен внутренне так, что стоит ему продемонстрировать ее хоть раз, и Сэм пойдет за ним куда угодно. Этой силе он покорится.

Габриэль поднял на него взгляд и усмехнулся. Сэм пожал плечами, не понимая, чем усмешку вызвал. Он склонился к учебнику, пытаясь прочесть хоть что-нибудь, но вместо этого снова и снова думал о том, что ело его изнутри – Дин, который, казалось бы, готов был спасать чужого парня и так наплевать на собственного брата. А что Дин мог ему сказать? Не забудь смазку? Тут Сэм резко покраснел, не представляя, откуда вообще может об этом знать.

Он украдкой посмотрел на Габриэля. Задумчиво покусывая ручку, он пытался что-то придумать, раскрыв свою одну тетрадь для всех предметов. Самый кончик ручки он обхватил губами, смотря в пространство – ничуть не смущаясь взглядов лектора, который отчаялся бороться с последними рядами, он натянул на уши огромные, собственноручно отремонтированные и заклеенные яркой лентой старые наушники и теперь в такт музыке едва заметно поднимал и опускал колено. Закрыв глаза, он чуть запрокинул голову и снова опустил, как будто ему трудно было усидеть на месте. Среди всего моря музыки он находил те, что заставляли по-настоящему жить иной жизнью, что он любил больше всего. Потому книги в его комнате сменялись с такой частотой, потому музыка дарила ощущение от иной жизни, поэтому на его спине были нарисованы крылья, потому он согласился проводить с Сэмом время. Было ли это соглашением?

Габриэль стал ему другом. Тем другом, каких, кажется, можно увидеть только в старых диснеевских фильмах, которые они случайно посмотрели, с той единственной разницей, что знали друг друга только чуть больше недели. Другом, с которым он разделил ошибки и победу, с которым хранил тайну и с которым находил поддержку. Но все это было прозрачным – то же самое должно было происходить между теми, кто…кто любил друг друга. В чем была разница? Почему так много людей способны в нужный момент подойти под это описание, а в следующий уже нет – любовь должна держать дольше, чем один момент. Сколько бы они смогли жить так, не расставаясь, может быть, еще неделя, и это будет их предел. Но близкие друзья тоже остаются на жизнь, а не на момент. Чем различается друг и партнер? Сэм не мог представить, что все решало только возникшая страсть, желание овладеть друг другом, не мог понять, как инстинкт старше человека мог решать такое высокое понятие, как отношения. Должна была быть причина, которую он не видел, без которой он не мог понять, что происходит и кем приходится ему Габриэль.

Габриэль выпрямился, снимая наушники на шею и потягиваясь. Он провел ладонью по шее и размял ее, склоняя голову к одному, а затем к другому плечу. Пальцы случайно задели шнурок, оплетающий шею, и Сэм неожиданно не нашел в себе сил отвести взгляд. Поддев шнурок, Габриэль неосознанно провел под ним по шее, как будто завязал слишком туго и теперь не мог привыкнуть к этому, развязал, подняв руки, и тут же завязал, но уже ниже, у самого основания шеи. По краю выступающей ключицы и натянуто над ямкой над грудиной – едва ли на самом деле вполовину так отвлекающе, как это было для Сэма. Трудно было найти ему слова, чтобы самому себе описать, что происходит, но момент объяснений был упущен – его уже заметили. Раскрыли. Специально для него Габриэль потянул вниз ворот свободной футболки, и оставалось только жалеть, что это футболка. Что это не рубашка, из которой можно было устроить целое впечатление.

Что хуже всего, Сэм уже знал, каково это – прикасаться к его коже, воспринимая все окружающее слишком замедленно, но их обоих – слишком быстро. Еще хуже было Сэму осознавать, что он не отказался бы еще раз оказаться в этом странном взаимодействии, лишавшим всяких сомнений и вопросов. Оно просто было, и нельзя было задать к нему вопрос, попробовать остановить. Оно тянуло Сэма к Габриэлю, оно заставляло его сейчас мечтать, чтобы никто больше не заметил, насколько он покраснел, оно заставляло его изменить позу за столом, потому что он попросту был возбужден. Одними лишь на первый взгляд не несущими никакого намека движениями пальцев, напоминавшими ему то, что уже было. Первый раз, странный и незнакомый, медленный и обучающий, и второй, когда никакого шанса остановиться не было – он только желал оказаться еще ближе и снова и снова ощущать ответ, причину того, почему его тело реагирует совсем по-иному. Почему он реагирует так тогда, когда к нему прикасается Габриэль. Слишком запутано и одновременно так просто, отчего он не может окончательно признать это.

«Дошло, зачем?».

«Прямо так и накрыло».

Габриэль усмехнулся и снова перебежал к нему на ряд, перечеркивая даже саму возможность справляться с этим новым знанием в одиночку. Он хотел убрать наушники в сумку, бог знает когда успев с утра их взять, но Сэм попросил их себе, отчаянно желая знать, что заставляло Габриэля испытывать насколько глубокое погружение только что. Звук полицейской сирены в тишине и утягивающий за собой новый ритм, и снова какой-то ночной клуб встает перед глазами, случайное знакомство в южном городе, обязательно южном, где так жарко, что жизнь идет ночами, случайный танец и громкое предупреждение, просьба уйти, пока это не случилось, притяжение, невообразимое, с первого взгляда, опасность, которую готов причинить тот, кто предупреждает. Он знает, что от него не уйти, каждую ночь он находит кого-то, кого влюбляет в себя – сколько разбитых сердец он оставил за собой? Столько он привлечет еще(2). Она завлекала, пусть казалась Сэму равнодушной и насмехающейся. Это была песня желания, и он едва ли понял, почему Габриэль слушал ее прямо сейчас. Не снимая наушников с предупреждением, звучащим в ушах, он смотрел на то, как Габриэль рисует в его тетради одному ему понятные наброски, несколькими линиями, но так похоже на самого Сэма. Сползающими с запястья браслетами водя по бумаге, он рисовал рядом с Сэмом себя. То, зачем он одевал их каждый день. То, что для Сэма оставалось загадкой, а для него было ясно.

Сэм перевел взгляд с него на ряды пониже. На одном из них из самых последних групп несколько девушек переговаривались и смеялись, поглядывая на них. Не на них – на Габриэля. Взгляды, которые Сэм никогда не ловил на себе. Те, которые обычно бросали на его брата. Это была только его проблема, Габриэль ее не разделял – старше, пусть он и говорил, что ни с кем не был, он давно был из тех, кто вызывал желание и отвечал на него. Забавлялся, заставляя Сэма хотеть того, о чем он никогда не думал. Его интересовало только то, как Сэм реагировал – наверное, не отличаясь по силе ответного желания, но с таким удивлением и любопытством, что, вероятно, только этим мог удержать кого-то.

Рисунок стал гораздо ярче. Рядом с Сэмом Габриэль нарисовал Дина, но на значительном расстоянии. Дин обнимал за талию темноволосого дорисованного только отчасти парня, похожего на Кастиэля, с каким-то выражением лица, Сэму незнакомым. Но, что гораздо более важно, рядом с самим нарисованным Сэмом, совсем рядом, стоял Габриэль, встающий на носочки и тянущийся за самим Сэмом, его целующим. Неужели это на самом деле выглядело так забавно – руки Сэма закрывали почти всю спину Габриэля, и сам он казался невероятно маленьким по сравнению с Гейбом.

Смех с передних рядов звучал для него слишком громко, громче, чем должно быть. Он пытался поймать взгляд Габриэля, но тот продолжал рисовать, не обращая на Сэма никакого внимания.

– Знаешь, за то время, которое ты тут страдаешь, ты давно могла бы спросить и успокоиться, – Сэм не уверен, не послышалось ли это ему. – У него вообще-то мозгов нет, но это, конечно, дело твое, – и голоса замолкли под строгим взглядом лектора.

– Как ты думаешь, где Дин? – спросил Сэм у Габриэля, силясь прогнать ревность, мгновенно вспыхнувшую внутри него.

– Там же, где был бы ты, если бы ринулся защищать, – прост был ответ. Наконец Габриэль дорисовал и оттолкнул тетрадь, снимая наушники с шеи Сэма. Рисунок был разделен, каждый из братьев стоял на своей половине, а за спиной Сэма… За спиной Сэма были нарисованы ворота Стэнфорда. Он удивленно посмотрел то на рисунок, то на Габриэля, то снова на рисунок и хотел спросить, останавливая руки Габриэля, заставляя его оставить наушники на шее. Габриэль молча смотрел на него, опуская взгляд. Это был его способ сказать, что это не просто так? Чертова лекция, чертовы люди вокруг. Ему нужно прямо сейчас спросить, когда он может найти в себе силы спросить об этом.

– Гейб, – он сжал его руки так сильно, как только мог. Но у них до сих пор не получалось отвечать на произнесенные вслух вопросы. Сейчас слишком многие могли случайно посмотреть на них, даже то, как они сидели, касаясь только руками. Представить только – еще три года, и в университете, разве это не обещание и не объяснение? – Но это ведь не…

– Беркли не так далеко, как ты думаешь, – Габриэль все еще смотрел на свои руки, почему-то не решаясь смотреть на Сэма. – В одном штате, – добавил он, и Сэму больше не нужно было слов. Он прижался лбом ко лбу Габриэля, не решаясь сказать последнее, что разделяло их. Габриэль медленно выдохнул, убирая ладони с наушников на его шею, поглаживая под самыми кончиками волос.

– Перерыв, – громко объявили откуда-то снизу, и Габриэль немедленно поднялся на ноги, утягивая Сэма за собой. Подхватив сумки, они сбежали по лестнице к выходу. Девушка, что еще недавно обсуждала с подругой и набиралась смелости, только выбиралась из своего ряда, оказавшаяся невысокой блондинкой, окликнула Габриэля, но он ее не слышал. Сэм извиняюще посмотрел на нее и с восторгом – на все еще сцепленные руки. По коридорам колледжа, в закрытое сейчас на ремонт крыло, резко останавливаясь и отбрасывая сумку – и на этот раз Сэм даже не замечает, как его руки обнимают Габриэля. Вовремя выставив вперед руку, Сэм не позволил Габриэлю удариться спиной о стену, но и не был в силах контролировать резкие движения. Он отвечал на поцелуй, забыв обо всех вопросах, не позволяя Габриэлю отстраниться, прижимался губами к его губам, нарушал любой порядок обычного поцелуя. Не нужно было страсти, чтобы сводить Сэма с ума, не нужно было явного возбуждения, требующего разрядки. Сэмом правило смешение чувств, в котором была благодарность, неверие и оттого страстное желание попробовать – вдруг это на самом деле то. Габриэль смеялся, когда Сэм целовал его шею, не заботясь о том, насколько неловко получалось. Горячая кожа под его ладонями, изгиб спины с впадиной вдоль позвоночника, сильное и податливое в то же время тело, льнущее к нему.

– Гейб…мы… встречаемся? – все же спросил он, отрываясь от губ и целуя его подбородок. Слова прорывались сквозь поцелуи, которыми он изучал лицо Габриэля – его скулы, его щеки, его лоб. Всюду, где успевал поймать уворачивающегося Габриэля, удерживая его от холодной стены своими руками. Теперь это было не обязательство – иметь хоть какой-то опыт в поцелуях. Теперь это было его собственное желание.

– А ты как думаешь? – чуть протянув, когда Сэм ласкал ладонями его шею, заставляя поднимать голову, ответил он вопросом на вопрос, опуская руки на пояс Сэма.

– Гейб, – укоряюще, шепотом, у самой кожи, и Габриэль неожиданно коротко застонал, закрывая глаза.

– Нет, мы сейчас просто так целуемся, – фыркнул он, поднимая край рубашки Сэма и оставляя ладонь на его животе, прослеживая едва заметные линии проступающих мышц. – Какой мне будет подарок, когда ты вырастешь, – и Сэм обиженно укусил его за угол шеи, дорвавшись до нитей, так потрясающе возбуждающе контрастирующих с бледной кожей. Он скользнул языком под ними, натягивая нити, и провел так вокруг шеи, оттягивая затем их зубами. – Сэм, – и его имя прозвучало по-особенному требовательно, когда Габриэль притянул его к себе за воротник рубашки. Очередной поцелуй, увлекающий до безумия, заставляющий забыть о том, где сейчас его руки. Габриэль расстегивал его рубашку снизу, разводя полы и проводя по накачанному животу, с некоторым восхищением проводя по самому поясу джинсов.

– Скажи, – попросил его Сэм, отстраняясь на какую-то секунду. Его руки сжимали ткань его дурацких штанов, пока только на бедрах.

– Да, Сэм, мы встречаемся, и уже почти неделю, – и Сэм улыбнулся, в одно мгновение касаясь его губ, а в следующее уже углубляя поцелуй, твердо намереваясь вступить в игру языков, которую он так отчетливо хорошо помнил. Его руки соскользнули на ягодицы, грубым и резким движением приподнимая Габриэля. Тот усмехнулся, разрывая поцелуй, на прощание скользнув языком по его губам.

– И это было приглашение, – уточнил он, нисколько не заботясь тем, что они еще в коридорах колледжа, пусть и в той части, куда редко заходили студенты. Приглашение, заставившее его попробовать еще раз то, что не удалось в классе биологии – он прижал своим телом Габриэля к стене, извиняясь за холод, не зная, поймет ли его Габриэль. Тот усмехнулся и повиновался его рукам, поднявшимся по бедрам к коленям, обвил руками его шею и снова скрестил ноги за его спиной, на этот раз дольше, чем на одно мгновение. Сэму было жарко, так жарко, что он был бы не против раздеться просто так, а не только для поддержания желания. Он стянул кофту с плеч Габриэля, оставляя ее натянутой на локтях, и прижался губами к его плечу, понимая, что прикосновения к волосам заставляют его так же волноваться, как и самого Габриэля. На этот раз возбуждение не заставило его краснеть, наоборот, оно требовало еще большей близости, и Сэм потянул за край дурацкой футболки, задирая ее к груди, не замечая, что Габриэль чуть опустился в его руках. И снова он вжимает Габриэля в стену, понимая, что между их животами больше нет никакой ткани, только кожа к коже. Его больше не занимают никакие мысли, только одна надежда на то, что это и есть те отношения – он хочет прикасаться к Габриэлю, несмотря на то, что его руки ни на секунду не отпускают его… его партнера. Он хочет обнимать его, хотя сейчас ближе больше некуда. Он хочет иметь возможность делать это тогда, когда захочет. Всегда. Очередной поцелуй оказался неожиданно гораздо сильнее, и Сэм замер, не понимая, что разрывает его изнутри. Он провел по волосам Габриэля, не зная, как еще выразить этот жар внутри – не потребности в разрядке, а потребности быть рядом.

– Молодые люди, – вкрадчивый голос подействовал на них как холодный душ. Сэм осторожно отпустил Габриэля, боясь оборачиваться. Оставив руки на его спине, он все же нашел в себе силы посмотреть через плечо на того, кто их застал. Темные глаза казались незнакомыми, но все остальное – очень даже. Тонкий шрам пересекал один глаз. Темные очки профессор Кроули держал в руках, смотря на них с усталым раздражением. Он поправил рукава пиджака и обратился к ним, избегая смотреть в глаза. – Не после сегодняшнего. Я не мать Тереза, спасать каждого.