Текст книги "Мистер Трикстер (СИ)"
Автор книги: Sgt. Muck
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
========== Глава 1 ==========
– На следующем занятии вас ожидает небольшой тест по пищеварительной системе человека, сегодня мы закончим с кишечником, после чего каждый из вас должен будет сдать мне свои таблицы по функциям каждого отдела. Для тех, кто занимается факультативом, отдельно рассмотреть секреторную функцию. Консультация к контрольной работе будет в понедельник, – биолог поставил на стол разобранный манекен человеческого тела с отсутствующей головой и без конечностей. Преподавание биологии сводилось к обязательной программе, что не мешало этой кафедре задавать наиболее масштабные и наиболее бессмысленные текстовые задания. Колледж этот специализировался на подготовке к университетской программе, потому здесь рядом учились инженеры и дизайнеры, биомеханики и врачи, филологи и архитекторы. Считалось, что предварительное изучение любой стандартной университетской программы способствует концентрации с первого же курса студентов на профессиональных дисциплинах, позволяя остальные сдавать в рекордные сроки.
– Мисс Браун, я прошу Вас выйти и ответить нам желудок, прежде чем мы перейдем к кишечнику, – учитель присел на край стола. Молодой мужчина в очках, невысокого роста и с бородой во все лицо, мистер Ширли понимал, что для этих, уже считающих себя взрослыми, детей биология не представляет ровно никакого интереса, за исключением, пожалуй, некоторой части анатомии. Физиологические основы их совершенно не интересовали, как и учеба в целом. Отрадой для профессора Ширли были только те, кто всерьез собирался становиться врачами, уже штудировавшие десятые учебники по профилирующим предметам и слушающего его так, как никто другой. Единственной проблемой профессора биологии оставался Габриэль.
Габриэль был восемнадцатилетним невысоким парнем, на первый взгляд спокойным и даже иногда флегматичным. Так случалось, что первый взгляд падал на него именно в такой момент. Было ли это идеальным прикрытием, Ширли не знал. Сейчас был как раз один из таких моментов – он задумчиво смотрел в окно, постукивая стирательной резинкой на кончике карандаша по столу. Четко, выверено, для преподавателя не слышно, но идеально – для сидящего снизу. То, что Габриэль и старший Винчестер сидели рядом, было, по мнению Ширли, самой большой глупостью, которую только совершала куратор группы, Анна, молоденькая преподавательница философии, яро следовавшая всем новомодным тенденциям в педагогике. Согласно ее мнению, все знаки зодиака должны были следовать друг за другом на одном ряду и повторяться в обратном порядке в следующем. Большинству преподавателей пришлось с этим смириться, ведь стоило только заикнуться, как она тут же доставала пухлую тетрадь с конспектами курсов повышения квалификации и зачитывала долгое и нудное начало.
Но почему-то эти возомнившие себя взрослыми дети ее любили.
Удар. Снова удар. И тихо так, как может резинка. Но раздраженного Винчестера уже бесит все – и то, как поднимается и опускается рука Габриэля, и само его присутствие. Считанные секунды остаются до того, как он сорвется. Должен ли Ширли спросить кого-нибудь из них, чтобы предотвратить наступающую беду? Тут Габриэль поднял на него незаинтересованный, мимолетный взгляд и тут же перевел его обратно за окно. Какое дно нужно было читать в его поступке? Второе, третье? Винчестер не справится с еще одной двойкой, которую он, несомненно, получит, а Габриэль начнет веселить группу и, в конце концов, сорвет занятие. Должен ли Ширли поступить во благо собственного психического здоровья? Нет. Поэтому он и вызвал тихую старательную девушку, еще не осознавшую себя в собственном худощавом и высоком для девушки теле, старавшуюся сгорбиться и завязывать волосы в пучок каждый божий день.
– В желудке различают дно, вот оно, наверху, тело, ограниченное большой и малой кривизной, кардиальную часть и пилорический отдел, который переходит в двенадцатиперстную, – девушка неожиданно замолчала, уставившись на манекен. Ширли поправил сползшие очки и почесал бороду. Он хотел бы поставить за ее старания хорошую оценку, и старался помочь ей закончить колледж с высшими баллами, пусть она не дотягивала сообразительностью и славилась медлительностью, но с такими внезапными перебоями в мыслительной деятельности ей нужно обязательно…
–А-А-А-А-А-А-А-А-А! – закричала девушка и как-то медленно сползла на пол, потеряв сознание.
Группа радостно зашевелилась, ученики повставали с мест, кто-то сообразительно отправился в медпункт, а остальные тем временем пытались понять, что случилось. Громкий хохот пополам с криками ужаса раздался в классной комнате. Профессор спрыгнул со стола и посмотрел на макет со стороны студентов. Первые секунды он ничего не видел, но неожиданное движение на какую-то секунду привело и его в ступор. Сложенный кишечник шевелился. Медленно, дергаясь, он разворачивался и сползал на стол. Возможно, если бы подобное застало профессора поздно ночью, когда он любил зимними вечерами оставаться в комнате, где его никто не мог достать, он бы порядком испугался, но сейчас, при свете дня, это было бы глупо. Он протянул руку и осторожно достал начало силиконовой трубки, дергавшейся в его руках, как живая. Повернул к себе конец и вздрогнул – на него, широко распахнув пасть, шипела змея в настоящей ярости.
– Мистер… Трикстер, – надо же, как знали родители, кто родится у них. – Я полагаю, вам придется остаться сегодня после занятий, – и оставалось только гадать, как он сумел завернуть змею в силиконовую трубку, а самое главное – зачем.
***
– Тебе не хотелось никогда просто взять и встретить лицо человека со стеной? – Дин жевал резиновую картошку фри в столовой колледжа, положив ногу на ногу на соседний стул. – Сэм, ау, – он пощелкал пальцами перед глазами младшего брата, погруженного в свои учебники. Похожий на жабу Захария заставлял тех, кто выбрал юриспруденцию, учить не только законы дословно, но и каждую свою лекцию. Дин и гордился братом, закончившим школу экстерном, но и начинал беспокоиться, когда, просыпаясь в три часа ночи, чтобы позаботиться о потребностях организма, находил его бодрствующим с тестами на коленях и карандашом в руках. Им досталась одна комната в общежитии после продолжительных споров с Ниной, управляющей их корпуса, настоящим эсесовцем в юбке.
Сэм потер переносицу и посмотрел сквозь отросшую челку на Дина, пугая брата темными кругами под глазами. Из-за того, что он проходил класс за классом быстрее, чем брат, хоть он и был на том же курсе, но младше был на года. Он мало появлялся в школе и не имел никакого представления о том, как выживать в такой единице общества, как группа. По большей части он не замечал никого вокруг. И сделать с этим Дин ничего не мог – с его толстенным личным делом еще со времени школы и продолжающим расти, он не был примером для подражания и объектом уважения младшего брата. В детстве он как-то мог убеждать его, копируя манеру отца, научив брата стрелять и вызывая восхищение только тогда, когда Дин брал в руки оружие. Он ладил абсолютно с любым, а если впервые видел, разбирал всего лишь на пару секунд дольше, чем обычно. С детства его любимыми игрушками было табельное оружие отца и старые наручники, которые он вытаскивал из отцовского стола, научившись вскрывать замки. Отца дома не бывало, так что за это Дин никогда не получал. И чувствовал себя свободным.
– Допустим, хотелось, – медленно ответил ему Сэм, не замечая остывающего рядом гамбургера, принесенного Дином. Его пальцы нервно подрагивали на странице. – Знаешь, я, пожалуй, возьму йогурт, – и с громким скрипом отодвинул стул от стола, продвигаясь сквозь толпу, сгорбившись и засунув руки в карманы.
Сэм и в самом деле жил, как во сне. Ему казалось, что вот еще день – и все закончится. Он сможет открыть утром глаза, пойти и совершить то, о чем не думал еще вчера, чего не мог бы представить. Не учить ради непонятной цели, которую он себе поставил, ради какого-то призрачного будущего, для которого нет никакого настоящего. У него не было увлечений и особенных пристрастий, он не имел друзей и со всего потока знал не больше двух-трех человек. С тех пор, как он заявил отцу о том, что хочет быть юристом, а не идти по его стопам – в полицейский департамент и стать однажды детективом, его отношения с отцом испортились. Детективы ненавидят юристов, ведь большинство из них рано или поздно становятся прокурорами. Дин не понимал его проблем, всегда любимец отца, даже тогда, когда решил связать свою жизнь с единственными женщинами, привлекавшими его всегда – машинами. А Сэм не понимал его – вечно в драке, вечно в синяках, вечно с врагами, бандами, собиравшимися вокруг него, приводами в полицию и ночами в камере содержания, откуда отец забирал его одной подписью на бумаге. Но для них это были нормальные отношения, а ни разу не попавший в поле зрения полиции Сэм оказался предателем для отца.
– Скуластенький, тебе чего, худенький ты мой? – добродушная повариха, раздававшая еду, смотрела на него жалостливым взглядом. – Ребрышки сегодня что надо, покушай, а то бледный, как смерть! – и уже взяла тарелку, загребая огромной металлической ложкой светло-желтое пюре. – Ты после четвертой приходи, я на ужин чего найду, – и протягивала Сэму поднос с тарелкой, полной до краев. – Погоди, возьми вот сок, – и поставила огромный стакан.
Рядом с ним завизжали. Светловолосая девушка всплеснула руками, сбивая с прилавка блюдо с пирожками. Паника передалась дальше по очереди, но Сэм медлил еще секунду, не понимая, что случилось. Опустив взгляд в стакан, он обнаружил там плавающий человеческий глаз, моргнувший и уставившийся на него в ответ. Сэм ложкой достал его и аккуратно выкинул в мусорное ведро у самой кассы.
– Я найду этого урода и набью ему морду, – Дин встретил его настоящим рычанием.
– Ты о ком? – Сэм потер глаза и запустил ложку в пюре. Ребрышки и в самом деле пахли приятнее чем то, чем он в последнее время питался.
– Так, слушай сюда, – Сэм притянул к себе стакан и пробежался глазами по странице. Что-то из этих статей он не уяснил, и сухие слова уже было заняли его разум… – Я с тобой, блин, разговариваю, – чужие пальцы до боли сжали подбородок и заставили поднять взгляд. Сэм поднял одну бровь, не понимая, что незнакомому парню от него вообще надо. – Ты меня достал, – доверительно сообщил ему он, прерывая открывающего рот Дина указательным пальцем другой руки, прося помолчать. – Ты может больной какой, или слепой, или глухой? – Сэм покачал головой, что в подобном положении было трудно. Честно говоря, он вообще не понимал, о чем идет речь. – Я потратил на тебя, черт возьми, целую неделю, ты хоть бы глазом моргнул, – и Сэм начал медленно понимать. Неделю назад, когда после физкультуры он зашел в душ, почти все из них не работали, а когда он добрался до единственного действующего и открыл горячий кран, то на него полилась ледяная вода, отчего дыхание на секунду остановилось, и Сэм едва не наглотался воды, пытаясь понять, что происходит. Ящик его в тренировочном зале оказался заперт, и ему пришлось идти до общежития в чужой форме, меньше на несколько размеров. Нововыданное ему расписание послало его в детский сад при институте, где как раз ждали клоуна. Неспособный возразить, Сэм вытерпел все попытки переодеть его, вытерпел резиновый и дурно пахнущий нос и огромные ботинки, а когда увидел себя в зеркало, то едва не потерял сознание. Опаздывая к Захарии в тот день, он явился в чем был, и весь поток посмеивался, лишь его увидев. Было много подобных случаев – от утренней порции воды при выходе из комнаты, которую случайно словил Дин, до постиранных с чем-то розовым шмоток, и теперь у Сэма все рубашки были как на подбор розовые. Если раньше Сэм считал это простым невезением, то теперь ему начинало казаться, что в этом кто-то мог быть замешан. – Я даже нашел летучую мышь и уже посадил ее спать под кровать! – взгляд был таким обиженным, что Сэм испытал желание извиниться, хотя это было глупо. – Может у тебя просто чувства юмора нет? – вдруг с надеждой обратился к нему этот странный парень с живым выражением лица и легким южным акцентом. – А то если найду…
– Ты бы валил отсюда, петушок, – глухо предупредил его Дин, перехватывая тянущуюся за его картошкой руку и заламывая ее за спину. Парень ничем не выразил неудобства положения и только усмехнулся, переводя взгляд на Дина.
– Ну, я в отличие от некоторых знаю, что печень справа, а сердце слева, – и ловким движением вывернулся, локтем заехав Дину по ребрам. Так завязалась драка – незнакомый Сэму парень, побеждавший в ловкости, но недобирающий силы, и Дин, двигающийся, как шкаф, но и мощь имевший такую же. Очередной удар сопроводился характерным хрустом, и Дин отступил, прижимая ладонь к кровоточащему носу. Вокруг них образовалось свободное пространство – студенты молча наблюдали, перешептываясь.
Парень был не очень-то внушительным сам по себе, скорее, каким-то смешно миниатюрным и даже не вытянувшимся еще, как остальные. Завернутые короткие рукава яркой клетчатой рубашки, свободно висящей на нем, какие-то странные завязанные на запястьях шнурки и оплетающая шею цепочка в вызывающе расстегнутом вырезе. Растрепанная на одну сторону челка, светлые тонкие волосы, которые девушки обычно у себя ненавидят – непослушные и не признающие никаких укрощений. И весь он какой-то неудержимый, неадекватный и себе на уме. Сэм перебрал все, о чем слышал среди ребят на потоке. Только одно имя он слишком часто слышал в связи с восхищением или чистой ненавистью – Габриэль. Наверное, это был Габриэль. Выскочка, которого ненавидел его брат. Ненавидел так, что драка оставалась вопросом времени.
Удар Дина последовал незамедлительно. Габриэль немедленно согнулся, не позволяя себе издать ни одного звука. Он повис на руке Дина, охватывая его запястье и разворачиваясь так быстро, что Дин не успевает даже приготовиться. Еще чуть-чуть, и он сломает Дину руку.
– Хватит, – голос Сэма прозвучал в полной тишине. Как двух котят он растащил благодаря своему не по возрасту росту двух врагов и дал легкого подзатыльника Дину, отправляя его прямо в руки Анны. Сам он встал против Габриэля, жалея, что вообще ввязался. – Понятия не имею, кто ты такой, – глаза Габриэля вспыхнули такой обидой, что Сэм едва успел поймать срывавшееся с языка немедленное извинение. – Но играй в свой детский сад в другом месте, – и хотел, было, собрать свои вещи, но Габриэль поймал его за руку. Смешно – такой маленький, пусть старше, пусть популярнее, пусть опытнее, но такой неловкий рядом с Сэмом, привыкшем считать самым неловким себя.
– Почему? – спросил он, забирая челку назад резким движением. Дышал он через раз – видно было, что удар Дина достигнул цели. – Почему ты никак не реагируешь? – Сэм понятия не имел, что Габриэль хотел сделать, но перехватил его руку на полпути слишком сильно. Габриэль поморщился.
– Мистер Винчестер! Мистер Трикстер! К декану, немедленно, – злодовольно пыхтящий Захария пробирался к ним через плотную стену студентов. Дина в заботливых руках Анны он не заметил. – Такому безобразию не место в стенах нашего колледжа! Не ждите легкого зачета, мистер Винчестер, – и, оскалившись, тяжело сел за соседний стол, принимаясь за огромный пудинг, который пекли лично для него. – Виктор, отведите этих двоих, – и белобрысый парень, всегда и везде бегающий за Захарией и потому получавший оценки лучше всех, немедленно вырос перед Сэмом и Габриэлем и приказал следовать за собой.
***
– Вы не могли подраться, скажем, в другом месте? – профессор Ширли печально вздохнул. – Да, я понимаю, я единственный оказался на месте, – проговорил он уже в трубку лично декану, после чего вздохнул еще раз и закончил телефонный разговор. – Садитесь, что ли, – он расстроенно потер бороду.
– Я не дрался, – отчетливо произнес Сэм в тишине классной комнаты. Габриэль издевательски фыркнул, с грохотом бросая сумку на длинном ремне на стол.
– Мне плевать, – в сердцах признался профессор. – У меня есть несколько сотен тестов, которые нужно проверить, но раз уж Провидение послало мне вас, вы этим и займетесь. Результаты разложить по группам, потокам и курсам, за ошибки будете отвечать головой, – он тяжело поднялся из-за своего стола, закрыл внушительный том какого-то приключенческого романа, исчез на секунду в подсобке и вернулся, опустив перед Сэмом на стол огромную пачку бумаги, исписанную вдоль и поперек. – За вольное сочинение больше четырех не ставить, предпочтительнее тройки за каждую ошибку вроде «гомеостаза» вместо «гемостаза». Отсидите как обычную пару биологии и можете быть свободны. Сторожа я предупрежу, – и, насвистывая привязчивую мелодию, он натянул на себя пальто и вышел из классной комнаты.
– Нет, ну как будто специально для нас копил, – восхитился Габриэль, не собираясь и приближаться к этой стопке. С ногами забрался на парту и уселся по-турецки, подперев щеку рукой.
– Оно само собой не разберется, – тонко намекнул ему Сэм, уже понимая, что попытка бесполезна. – Хотя, впрочем, если это для тебя слишком трудно, я справлюсь в одиночку, – выразительный взгляд в его сторону сказал ему все, что Габриэль думал о такой неудавшейся импровизации. – Знаешь, делай что хочешь, – и Сэм придвинул к себе первые перемешанные тесты. В каждом из них было порядка тридцати вариантов, трех курсов и многочисленных групп. Сэм прикинул время, которое требуется затратить на одну работу, и решил, что сперва нужно будет разложить листки по вариантам и тестам, чтобы с собственно проверкой управиться быстрее. Закатав рукава и отодвинув парты с центра комнаты, он начал раскладывать листочки один за одним, сверяясь с заголовком темы и корявыми подписями в верхних правых углах. Прошло минут десять, и Сэм втянулся в монотонную работу, зачитывая про себя неизвестные ему фамилии. Попалась и собственная работа, которую он положил вместе с остальными – не было причины бояться за свою оценку.
– Слушаешь что? – Сэм непонимающе обернулся к размахивающему в воздухе наушниками Габриэлю. – Что, вообще ничего? – удивился он, от изумления сбившись на нормальный голос, который неожиданно оказался не натянутым и чрезвычайно высоким, а почти приятным низким. – Ни радио, ни, прости господи, даже телевизора? NKOTB, BSB, да что угодно пойму, признавайся, – и спрыгнул с парты, садясь на колени рядом с зарывшимся в стопки бумажек Сэмом. – Может, я и прогадал, – сам себе пробормотал он, разглядывая смятые листочки. – Ты вообще чем-то кроме учебы занимаешься? – Сэм сделал вид, что не обратил внимания на его вопрос, как будто бы пытаясь понять, к какой группе положить очередной лист, но рука на плече заставила его посмотреть на Габриэля.
– Нет, и я не понимаю, какое тебе дело до моих увлечений, – четко ответил он, проговаривая каждое слово.
– Это вроде как основа для знакомства – музыка, фильмы, книги, знаешь, то, чем нормальные люди обычно время убивают, – среди веревочек на запястье Сэм неожиданно заметил нечто странное – небольшой плетеный браслет с явственно приделанными крыльями, аксессуар скорее для девушки, нежели для парня. – Жить ничем – ненормально, – мягко добавил он.
– Тебя забыл спросить, – вежливо послал его Сэм, отворачиваясь и уговаривая себя просто не обращать внимания. Он обернулся, чтобы взять очередной лист, но стопки на полу не оказалось.
Габриэль, сев с протяжным вздохом на пол, положил стопку на скрещенные ноги с высокими яркими кедами и уставился на первый лист. Подумал и отложил в сторону. Следующий, не глядя, пихнул Сэму. Сэм пожал плечами и сел напротив него – так область распределения листочков поделилась поровну. Свои листы он раскладывал сам, а из других групп отдавал Габриэлю и забирал у него свои. Через некоторое время они приноровились передавать друг другу так, чтобы не ударить кулаком в нос.
– Я знал одного парня, который не увлекался ничем, кроме собственной карьеры, и он, честно говоря, плохо закончил, – тишину Габриэль держать не умел. Но работать в тишине приходилось трудно, и собственные мысли перебивали концентрацию внимания. Сэм решил, что от разговора ему хуже не будет.
– Очередной придуманный персонаж? – хмыкнул он, отправляя работу какой-то неведомой Алисии к третьекурсникам, на самом деле давно наплевавшим на тесты и занятым только выпускными экзаменами.
– Почти, мой брат, – Габриэль передал ему сразу три работы. – Было время, когда я не хотел появляться дома вообще. Майкл… он хотел стать руководителем крупной фирмы и всерьез собирался участвовать в программе практики среди крупнейших корпораций, но для этого нужен был проект, а, соответственно, и финансирование, и он не мог заработать денег самостоятельно, хотя получал стипендию. А мой второй брат… Он, конечно, не так целеустремлен, но у него есть талант, и для него был шанс попасть в престижный колледж искусств – он рисует так, как никто до него – и для этого тоже нужна была некоторая сумма денег. Отец, он… очень старался помочь обоим. Но все эти «зеленые» организации, мероприятия верующих, помощи бедным… Они здорово отнимают время. В общем, он мог помочь только одному, а они поругались за день до… Они поставили перед отцом выбор между их будущим.
– Я тронут, но обычно не вытаскиваю всех скелетов в шкафу при первом знакомстве, – резко ответил Сэм, забеспокоившийся от такой откровенности. У него появилось смутное сомнение – не разыгрывает ли этот парень его снова.
– С тех пор мы не видели отца, – невозмутимо продолжил рассказывать Габриэль. – Ни один из них не попал туда, куда хотел. Майкл пытался справиться сам, работал на двух работах и дома по ночам, днем учился, не хотел слушать нас вообще. Однажды нам позвонили из психушки. Такие вот дела.
– Наверное, мне стоит сказать «соболезную»? – Сэм едва успел перехватить срывающееся с губ извинение. Он не виноват даже в том, что этот странный парень вообще сел рассказывать ему о своей жизни, почему же он чувствует себя таким виноватым?
– О, нет, теперь все в порядке, – отмахнулся Габриэль, на удивление быстро разбирая свою стопку. – Они с Люци поговорили, и теперь… теперь справятся. Мораль сей басни, – он выпрямил ноги, разминая бедра до коленей, – в том, что нет никакого смысла забывать о том, что мимо тем временем пролетает жизнь.
– Допустим, мне есть резон слушать тебя сейчас, но если у меня как не было пристрастий, так и нет, что я должен сделать? – Сэм спросил чисто гипотетически. Он вовсе не хотел слушать ни о чем подобном – увлекаться несуществующим для него было так же дико, как убеждать в постройке все новых и новых автомобильных заводов – оно не нужно. Он мог порадоваться за кого-нибудь, если случайно смотрел или читал, испытывал легкую неприязнь, но все это проходило на фоне стороннего впечатления. Для него было немыслимо, нерационально переживать за что-то, чего даже не существовало.
– Найти того, кто тебя этому научит, – Габриэль вернулся к своему жизнерадостно-раздражающему тону. Он достал резким движением коммуникатор и раздвинул клавиатуру, поспешно набирая запрос и поглядывая на Сэма – не передумал ли. Секундой спустя из динамиков телефона полилась музыка, отбивающая ритм. Один и тот же, часть за частью, в одну сторону, в другую, и выше – и так можно было до бесконечности, ей хотелось подчиняться, хотелось позволить ей вести себя. Убеждающий голос, не поющий, но предупреждающий, а за ним – как будто бы старый церковный хор, переносящий в другой век. Удар, и ритм снова пробивается вперед. Отчаянные мольбы сквозь него, подчинение ритму и обещание. Незнакомый язык, похожий на что-то древнее, настоящее заклинание и мелодия обрывается.
Сэм моргнул, понимая, что за эти пару минут воспринял песню картинками. Бешено скачущими лошадьми, несущими воинственных седоков, вспарывающими землю копытами, звон доспехов и бессилия воинов против сверхъестественного, того, что будет ждать позади. Время замков, время веры в дьявола и равнодушную силу, что должна была бы защищать, но ее нет.
Между дьяволом и человеком не стоит больше никого*.
Свинцовые тучи и мертвые пустоши, политые кровью еще более древних битв. Сверкающие глаза и пластина шлема, прикрывающая носы, длинные бороды и ненужные плащи. Время, давно ушедшее, время, которое он не может даже представить… И в то же время видит. Вместе с ритмом, незримо отбивающимся позади этих картин. Как возможно это?
Габриэль молча улыбнулся. Не победно, не самодовольно, а скорее понимающе. Мимолетное движение по стертым кнопкам, и в классной комнате раздается еще одна. Она тягуча и ненавязчива, хрустальна и напоминает радужную стеклянную занавесь, ограждающую Сэма от яркого света. Высокие ноты ярких лучей и чего-то запредельного, чего он видеть не должен. Он слышит женский голос и почти уверен – это отзвук ангела, который скрывается за этой мелодией. Нота, еще одна – и вот он устанавливает контакт, просит еще и еще своими неловкими нотами пониже, повторяющимися в ненужном и детском ритме, но ответ приходит. Он приходит потрясающим переливом высоких нот. Его низкие просьбы и высокие ответы составляют гармонию, невозможную, не совпадающую, словно… словно прозрачный и сияющий водопад, падающий лишь вниз и никуда больше, и только брызги долетают своим путем, до него, обжигая холодом. Сэм ходит вокруг, но ничего не может разглядеть, хочет дотронуться до занавеси и отдергивает руку, стоит ему снова услышать великолепный женский голос. Он становится отчаяннее и жалостливее, он не просит о помощи, но слушать его все больнее и больнее. Разорвать то, что разделяет, грань между мирами и прийти на помощь – но между ними только его просьбы и ответы яркого пламени. Бесконечный круг, повторяющийся снова и снова, заколдовывающий его светлыми одеждами и бескрайним небом. Такой силой обладает лишь одно.
Плач ангела**.
Тишина классной комнаты давит на уши. Сэм не хочет открывать глаз, не понимая, как такой, как Габриэль, может обладать таким сокровищем, выражающимся в каких-то грубых буквах mp3. Он не может выйти из неожиданного мира грез, принадлежащего ему, оказывается, всегда, чтобы узнать, что и в этом ощущении снова окажется один. Он медленно открывает глаза, нехотя – не может же он сидеть так все время. И к своему удивлению видит Габриэля расслабленно привалившимся к деревянной кафедре спиной, с безвольными руками, оставленными на коленях, и запрокинутой к потолку головой. Стоило Сэму посмотреть на него, как Габриэль открыл глаза и опустил голову, чтобы встретить его взгляд.
В этом не могло быть ошибки – он знал, что Сэм увидит, потому что однажды увидел сам.
– Как… Как называется эта группа? – хриплым отчего-то голосом спросил его Сэм, не понимая, как хочет к нему относиться.
– Это две разных, но если хочешь, я могу отдать тебе телефон до завтрашнего дня, – он махнул лениво телефоном и пустил его по полу к Сэму. – Я не думал, что ты услышишь, – признался он неожиданно, теряя всякое шутливое выражение лица. – Я верю в ангелов, – и он сдвинул завязанные веревки, демонстрируя уже виденный браслет. Внимательный взгляд заставил Сэма трижды подумать над тем, что ему следует сказать. Как будто Габриэль, увидев в нем кого-то другого, решил проверить его до конца и вывалить всю правду сразу.
– Каждому нужно во что-то верить, – ответил он, потерев шею. – Как… Как справился твой брат? – зачем-то спросил он, не понимая, откуда в нем ощущение свежести как после прохладного душа, какого-то ледяного спокойствия.
– Он просто признал себя слабым перед тем, перед кем никогда бы не смог до того, перед младшим братом, – Габриэль склонил голову к плечу, вспоминая о чем-то. – Я давно их не видел. Есть момент, после которого люди обычно расходятся, чтобы никогда больше не встречаться. Думаю, для нас такой момент уже наступил. Перед таким моментом бессильны даже обещания.
– Скучаешь по ним? – Сэм, забив на анализ происходящего и на то, что общаться с кем-то, кроме брата, он не умеет, присел рядом с Габриэлем и точно так же оперся спиной о дерево кафедры. Оказалось, что его спина давно молила об отдыхе. Участившиеся головные боли и напряжение в шее – ему трудно было порой повернуть голову, как будто шея на полпути становилась свинцовой и не принадлежала больше ему. Неужели совершенно чужой ему человек мог знать хоть что-нибудь о жизни Сэма, особенно – как ее изменить?
– Иногда, – признал Габриэль, чуть склонив согласно голову. Наморщив лоб, он постукивал костяшкой указательного пальца по колену, отсчитывая что-то про себя. – Прошло почти два года с тех пор, как я видел их последний раз. Трудное было время. В общежитии… не так пусто, – зачем-то добавил он.
– А отец?
– А что отец, – Габриэль улыбнулся, как может только улыбаться свободный человек, знающий, что однажды с ним случилось то, что должно было, и он достаточно познал Судьбу, чтобы предсказывать каждый ее шаг, – я все равно не помню его совсем. Они вдвоем воспитывали меня, когда это не успевала делать улица. Я, наверное, не всегда таким был, – он перекатил монетку по пальцам и развернул ладонь, демонстрируя ее исчезновение. Простая и так и неразгаданная магия. Повернул ладонью вниз, сжал и снова вернул на тыл пальцев, перекатывая снова и снова. – Он не вернется. Со мной остался Уриэль, младший из нас, и мне есть, за кем приглядывать, некогда думать, что никто не приглядывает за мной. У тебя ведь тоже нет отца?
– Откуда ты знаешь? – на какое-то привычное мгновение Сэм собрался, было, разоблачить его и попросту уйти, но что-то остановило его, – что у нас нет отца?
– Это легко узнать. Когда другой человек имеет представление о какой-то части тебя, он начинает смотреть тебе в глаза, пытаясь выяснить, как много он понимает тебя, – монетка сверкнула последний раз и исчезла. – Люди не любят смотреть в глаза. Это напоминает им, что их жизнь и их проблемы совсем не так уникальны, как они привыкли думать, и что вокруг столько же равных им. Они боятся сойти с ума в бессмысленности многократно повторяющихся поступков, проблем и отсутствий выхода, поэтому придумывают себе стены, которые позволяют им не замечать других людей. Но если однажды кому-то случайно или нарочно удастся пройти через такую стену, человек будет смотреть только ему в глаза и никуда больше. Так ты смотришь на меня, – Габриэль резко поднял голову, перехватывая взгляд Сэма. Зеленые у самого зрачка и светло-карие по краям, глаза обычного восемнадцатилетнего парня, через которые не видно душу и любой такой фигни. Просто с любопытством изучавшие его и с восхищением принимающие каждую свою победу над другим. Как смог он завоевать доверие Сэма?
