Текст книги "Хищева невеста (СИ)"
Автор книги: Сестренка близнецов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
В ответ к мужу Пёся жмется, смеется, ласково ладонями морду страшную гладит, складочки кожи между жвалами чудовищными почесывает. Глаза Чудище прикрыло, видно, что наслаждается касаниями пальцев нежных. Вдруг открыл глаза, снял с пояса маску свою дивную, надел одной лапой на морду и прострекотал негромко звук какой-то чуждый ушам девкиным. Потом – повторяет. И снова. И опять – раз за разом, словно важно это. Покачала грустно головой Пёся – мол, не пойму тебя я, по-другому скажи! Вздохнул Зверь, девку на ноги ставит, к груди лапу приложил, кланяется и звук свой странный повторяет: «Ш-ш-ш!». «Ш-ш-ш!».
– Это имя твое? – Догадалась Пёся. Наклоняет голову Зверь страшный, мол, верно, имя.
В глазах Пёсиных слезы счастья защипали – доверился ей муж ее, имя назвал, своей женой признал. Повторила жест мужнин девка, ладонь к груди приложив, тоже кланяется, говорит:
– Пёся. Пёся.
– О-о-ос-с-ся-а-а? – Неуверенно голову набок склоняет муж Пёськин. Засмеялась Пёся, головой покачала, отвечает:
– Зови, как удобно будет. А мне дозволь тебя, как прежде, Чудом, Чудушком кликать! Имя твое язык мой не повторит.
– У-у-удо-о-о, Уд-душ-ш-шко-о-о, – голову наклоняет Зверь страшный, мол, зови, как хочешь.
Засмеялась Пёся, из сумки горшочек с мазью целебной достает. Послушно сел муж диковинный, лапу верхнюю поднял, рану свою осмотреть позволяет. Втерла мазь против горячки в плоть теплую лекарка молодая, снова повязку делает – скорее уж для спокойствия, зажила царапина глубокая почти – и мужа к пещере подгоняет.
– Спать идем, Чудо мое любимое.
Легли рядом. Пёську в сон клонит, а Чудище ее недовольно шевелится, уснуть не дает. Тронул супружницу любимую лапой, урчит вопросительно, выдыхает тихонько:
– О-о-ос-с-ся-а-а…
– М? – Сонно в ответ муркает девка. Лапой вместо ответа провел под боку девичьему, осторожно под рубашку когтями забирается, игриво царапая слегка кожу нежную, шелковистую. Смутилась жена молодая, но сама в ответ ласково по груди мужниной проводит, спрашивает осторожненько:
– Рана не болит?
Не ответил Чудище, только проурчал что-то ласково, жвалами пощелкивая – без маски он. Медленно рубаху девкину в сторону тянет, сердито пофыркивая – мешает ткань ему. Усмехнулась Пёся, из рук мужниных ловко вырвалась, жилетку да ботиночки сняла, рубаху скидывает, чтоб в запале зверь страшный не порвал. Сама собой довольная перед мужем слегка покрутилась. Пока в деревне жила – печалилась за плечи широкие, да рост богатырский. Но с мужем своим диковинным былинкой полевой кажется. К себе торопливо зверь женку прижимает, чтоб не мерзла, глаза прикрыл, язык длинный из пасти приоткрытой выскользнул…
Страшно, конечно, Пёське – ревет всегда корова, когда бык ее покрывает. Да и прочие бабы, когда сплетничали девки молодой рядом не замечая, всегда жаловались, что боль страшная жену молодую в ночь брачную ждет. Однако чтоб мужу хорошо сделать, на все Пёська готовая. Да и ребенок без боли рождаться не будет.
Под себя, словно мурку весеннюю, муж жену подминает, на локтях навис, ласково языком по шее скользнул. Дрожь по телу девичьему пробежала – надо же! Приятно-то как! В ответ мужа за шею руками обвила Пёся, осторожно пальцы в волосы диковинные, мужнины, запускает. Застонал аж – видать, нравится. Значит, правильно Пёся все делает!
Осторожно проводит языком по шее тонкой муж ласковый, потом ниже спускается. Словно дитя малое, нежно языком по груди напрягшейся прошелся, слюной густой капая. Куснул бережно – и опять игриво языком нежит. Жарко Пёсе, словно в печи она, сладко тело все трепещет. Никогда подобного не чувствовала. Вздоха томного сдержать не может – мужа видом всем своим подбадривает. Фыркает довольно муж, аккуратно броню свою диковинную впервые на поясе расстегивает, снимает… Забоялась немного Пёся, но коленочки послушно в стороны разводит.
Башкой помотал муж любимый и снова осторожно кожу супружницы языком дразнит. Видать, страх чует, и хочет, чтоб девка его не трусила. Расслабилась Пёся, разомлела – даже представить такого не могла прежде. Боль внезапно живот пронзила. Вскрикнула Пёська, дернулась машинально. Прижал к шкуре оленьей ее муж любимый, урчит что-то ласково, губы нежно языком вылизывает, щекотно да приятно от поцелуев таких подобия. Прошла боль – приятно стало.
Почти ничего после Пёська и не запомнила – удовольствие с головой накрыло, словно в Ирий она попала. Рев только мужа любимого запомнился – торжествующий, блаженный, словно зверь какой самку пометил, своей признал, да жар внутри живота бурлящий…
Так и уснули – разгоряченные, без одежд, друг к другу прижимаясь…
Комментарий к
XIII
. Долг супружеский Кто там просил хищеротику в древнерусском стиле? Наслаждайтесь (смейтесь, кому что)!
P.S. Ребят, мне страшно, осталось всего шесть глав, а я еще не хочу прощаться с Пёсенькой! Теперь вот думаю, потом сиквел про нее забомбить или еще один фанфик про хищника с древнерусской тематикой?
====== XIV. Спасители ======
Проснулась Пёся раненько, смотрит на мужа любимого. Спит сладко, словно котенок на печи, жмурится, мурлычет во сне тихонько. Шкура под ними лежащая кровью немного заляпана – хоть вывешивай, как положено, мол, чиста до этого невеста была! Посмеялась про себя Пёся. Не перед кем тут хвастаться простынями окровавленными.
Шевельнулась. Живот тянет немного, а во всем прочем – хорошо! Легко, словно пушинка она какая. Попыталась аккуратно из-под лапы мужниной выбраться. Глаз жёлтый Чудо приоткрывает, зевает сонно, жену к себе жмёт, пускать не хочет. Засмеялась девка, мужа обнимает за шею, шепчет ласково:
– Не волнуйся, Чудо мое лесное, любимое, я только к ручью выйду, воды наберу, да ягод поищу, чтоб с чем мясо было запечь к обеду!
Хмурится слегка Зверь, не хочет с женой даже на миг краткий расставаться. Но и неволить супружницу не желает – разжал лапы, выпустил из объятий надежных да желанных. Поцеловала мужа в кончик жвала странного Пёся – и поднимается, ловко одежду надевает. Потянулся муж устало, проворчал что-то ласковое, глаза снова прикрыл – утомила его ночь, огня наполненная. Улыбнулась девка, из пещеры выскользнула – и к реке. По сторонам глянула, смущенно кровь с бедер отмыла, рубаху поправила, по течению поднялась повыше, напилась воды холодной, в ведерко набрала, на коромысло повесила.
Идет, под ноги смотрит, ягоды ищет. И вдруг навстречу ей четыре молодца славных. Все как на подбор – высокие, крепкие, с кудрями русыми, глазами голубыми… Вздрогнула Пёся – что им тут надобно? Опять муж ее в драку впутается – а у них и луки со стрелами, и рогатины в руках, и ножи на поясе!
– А вы что тут делаете, господа хорошие? – К гостям незваным Пёся обращается, ведро на землю поставив. На нее мужики жадно посматривают, отвечает самый крупный:
– Как что? Тебя спасаем, девица красная, от чудища страшного!
– Не надо меня спасать! – Руками Пёся машет. – А то вы меня спасете – а муж мой, Зверь Лесной, обозлится, опять людей резать пойдет!
– Не пойдет! – По луку второй похлопывает. – Из дружины мы князевой, специально пришли с Чудищем побороться, люд простой от твари мерзкой избавить!
– А ты, девица, свободна отныне – в деревню возвращайся, живи спокойно! – Договаривает третий. Ага, ага… От монстра ребенка понесшая, в лесу неделю прожившая… Кто ж ей жить-то даст? Да даже если б дали! Пёське теперь хоромы княжеские не нужны – лес да пещерка небольшая получше терема резного, лишь бы с мужем любимым, добрым да ласковым!
– Не троньте! Муж он мой, я за него… – Голосом от страха срывающимся Пёсенька кричит. Переглянулись парни.
– Совсем девка разум от радости потеряла! – Кивает один.
– А может, и не от радости – Зверя лютого защищает! – Поддакивает другой. Четвертый, что подобрее, видать, ласково Пёсе говорит:
– Плохо ж тебе с ним жить – бьет тебя, поди, больно делает… Пойдем с нами, мы тебя не обидим!
Попятилась Пёся – и как задаст стрекача, до дома лишь бы добраться, а там муж в обиду не даст! Да только далеко от пещерки родной забралась, ягоды собираючи, а молодцы получше девки босоногой по лесу бегают. Догнали, на землю повалили, один рот девке тряпкой зажимает, чтоб не завопила.
– Что делать с ней будем?
– Что-что? Поиграем, привяжем к дереву, да на обратном пути и заберем!
Потянулась рука чужая, жадная, к персям девичьим, сжала, мнет нагло. Слезы из глаз Пёсиных брызнули, извернулась, как могла, ногой ударила одного. На миг единый рука, рот зажимающая, ослабела. Как закричит Пёся, страх свой весь выплеснув – аж птицы вверх взметнулись:
– Чудушко-о-о-о!!!
Рев страшный, разъяренный лес сотряс – услышал муж зов супружницы испуганный, на помощь уже мчится, никому любимую обижать не позволит. Попятились молодцы, рогатины наизготовку поднимая.
– Потом тебя уму-разуму поучим… – Цедит один.
Вскочила Пёся, попятилась. А тут с ветки, словно коршун, муж любимый спикировал – налетел, словно бес, на врагов. Без игрищ, без рыка предварительного – одному голову отсек, другому брюхо вспорол, даже дернуться не успели люди князевы. Один стрелу успел ногу Зверю вогнать – а следующую и на тетиву наложить не успел, кровью фыркнул, подавившись, шею ему Чудище вспороло.
Четвертый прочь бросился, словно заяц испуганный вереща – а Зверь и взгляда на него не бросил – к жене своей любимой метнулся, на руки подхватил, словно боли своей совсем не ощущая. В глаза ему Пёся заглядывает – а там страх человеческий, тоска звериная. Понял, что супружница в порядке, что вовремя успел он – успокаиваться начал потихоньку. Урчит вопросительно. Не стала ему Пёся говорить, что взять ее силой пытались – иначе точно бросился бы четверного догонять, добивать, а у него стрела в лапе застряла! Но теперь точно придет войско княжеское за мужем ее любимым…
– Домой идем, – слезы глотая, бормочет Пёся. – Рану твою залечу, Солнце мое, да поговорим серьезно…
====== XV. Ося и Удо ======
Комментарий к XV. Ося и Удо Мне стало стыдно, что даже к Сердцу есть прода, а к Невесте нет! Так что вот прода, и не сердитесь, я просто не могла заставить себя описать хищеротику со стороны хища! Вот просто не могла заставить! :) Дальше будет проще и быстрее, как я думаю! :)
Разделка недавно убитого противника ненадолго отвлекла от тяжелых мыслей. Но скоро шкура оказалась выскобленной и аккуратно разложенной в неудавшемся любовном гнезде. Шуш, чувствуя, как против воли морщится, поспешил сбежать из своей пещеры. Ему пришлось усесться на землю рядом со своим временным жилищем, под деревом. Было почти физически больно смотреть на то место, где он мог бы быть счастлив рядом со своей самочкой. Снова навалилась щемящая тоска. Его самка… Она решила уйти… Он оказался недостойным.
Впрочем… Чего он, Шуш, ждал? За такой все окрестные самцы должны стаями бегать! И сильна, и охотница, и ласкова, и грива переплетена… Шуша, расстроенного и злого, ненадолго сморил сон – спас на пару часов от душевных (конечно, неизвестно точно, есть ли душа у яутжа, но скорее всё-таки есть!) страданий.
Ну, а разбудил воина лёгкий, аккуратный топоток. Инстинкт бросил Шуша вперёд, яутжа вцепился в шею врагу, собираясь одним движением сломать хребет тому, кто посмел так близко подобраться к нему. Только вот… Вместо противника перед Шушем обнаружилась его самка! Великий Кетану! Она всё-таки вернулась!!!
Шуш мгновенно разжал лапу, прижал к себе эту невероятную уманку и в который раз дал себе слово, что ни за что больше не расстанется по своей воле с этой чудесной самочкой. Она весело засмеялась и сама прижалась к нему, заглядывая в глаза, почесывая мандибулы, отчего против воли из груди вырывалось легкое, блаженное урчание. Шуш впервые честно признался сам себе: «Братец, ты крепко влюбился!» – и почему-то даже не ужаснулся. А раньше думал, что влюбленность – это словно конец света…
– Шуш, – решился яутжа, натянув маску. – Я Шуш. Шуш!
Самочка покачала головой, показывая, что не понимает, что от нее хочет яутжа. Охотник поставил уманку на землю и, имитируя привычные ей жесты, приложил к груди руку, слегка наклонился вперед.
– Шуш!
Девушка счастливо растянула свои губы в улыбке и, повторив его жест, произнесла:
– Ос-с-с-ся, Ос-с-с-ся.
Шуш мысленно нахмурился. Выговорить такое слово у него вряд ли удастся. Главное чтобы она не обиделась, если у него не получится с первого раза повторить… Нет, вроде бы получилось – головой качнула, засмеялась, соглашаясь, подтверждая, что так ее и зовут.
– Именование, удобство. Просьба, наименование, прошлое, непереводимо.
Ясно, ей неудобно выговаривать его имя. Ну, Удо, так Удо, Шуш не против, лишь бы рядом она была, Ося его замечательная! Девушка жестом показала, что хочет осмотреть его травму. Шуш уже привычно и послушно задрал переднюю лапу, подпуская девушку к уже почти зажившей царапке. Она волнуется за него… Шуш глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Он оказывался пару раз в медблоке – и после этого старался лишний раз даже в тот отсек не заходить. Было больно, страшно, унизительно. Никто не церемонился с покоцанным подростком и молодым тогда еще Охотником. А Ося так нежно возилась с любой, даже самой мелкой царапиной…
– Сон, Удо, любовь.
Шуш прижмурился и блаженно вцепился когтями в землю, не в состоянии по-другому выразить свои эмоции. Любимый… Она зовет его любимым… Яутжа почувствовал, что в груди опять начинает вибрировать негромкое урчание.
Сегодня – или никогда!
– Ося…
– М?
Шуш, решив, что больше он не будет бояться этого, принялся мягко стягивать со своей самочки одежду. Уманка засмущалась и задала какой-то вопрос – Шуш успел запомнить, с какими интонациями следуют вопросы, а с какими – разные утверждения. Отвечать яутжа не стал, тем более, что и не понял, о чем его спрашивали. А то опять отвлечет его какими-нибудь вопросами, а потом и вовсе придумает себе… И сбежит! Нет уж! Сегодня – или никогда, так сказал он, Старшая Кровь!
Самочка самостоятельно скинула с себя одежду и Шуш почувствовал приятное, томящее головокружение и тепло в паху. Самец прижал к себе подругу, чтобы она не мерзла без одежды и осторожно устроил на теплых шкурах, нависнув над ней и оперевшись на локти. Так ей будет удобнее… И ему тоже. Шуш слышал про то, что многие самки обожали наоборот забраться на самца, уложив его на спину, и самостоятельно задавать темп и положение. Но вряд ли уманка – такая нежная и хрупкая – захочет поступить так же.
Ося волновалась. Шуш прекрасно понимал – он сам чувствовал, что дрожит всем телом, не в силах справиться с боязнью сделать что-то не так, напугать, причинить боль, обидеть… Но когда его избранница осторожно коснулась рецепторов, страх отступил, сменившись на томительное ожидание. Яутжа осторожно провел языком по груди девушки, по ее шее. Пусть полностью расслабится. Пусть… Пусть… Шуш почувствовал, что мысли путаются, а урчание, издаваемое им самим становится все громче и громче.
Один рывок – и молодому Охотнику показалось, что он окунулся в раскаленную лаву, а после на него опрокинули ушат ледяной воды. Все мышцы сжались, внутри все напряглось… Его самочка вскрикнула, попытавшись вырваться, но Охотник уже почти не контролировал себя – прижал ее к ложу, принялся лизать в губы, уши, шею, вылизывая все, до чего дотягивался.
– Моя, моя, моя… Какая же… Моя… – Беспрестанно урчал он.
Сознание совсем расплылось и Шуш, уступив древним инстинктам, полностью доверился своему телу. К разуму пробивались только блаженные крики и стоны самочки. Ей хорошо. Ей нравится. У них будут замечательные дети… И они будут звать Шуша отцом… Никто не посмеет причинить его самочке вред. Никто не коснется ее… Никто не заберет его детей. Никто не сможет оторвать его от этой потрясающей уманки…
Из горла рванулся торжествующий рев пометившего самку. Шуш с трудом сдержал лапы, которые хотели рвануть когтями Осю за бедра. Он оставил несколько разрывов на шкурах. Ося устало дышала, полностью расслабившись и доверчиво прильнув к нему. Шуш ткнулся мордой ей в макушку и начал нести какую-то чушь, преотлично зная, что она его не поймет. Так и задремал на полуслове, на полуобещании, что с его любимой уманкой никогда и никто не посмеет даже рядом встать…
Утром он в полусне отметил, что его самочка выскользнула из его объятий и ушла. Шуш даже попытался ее не пустить, толком не проснувшись, но не нашел в себе сил настоять на своем. Ося просто нежно мурлыкнула что-то на своем языке и лапы сами по себе разжались, позволяя ей выбраться на свободу. «Она же скоро меня за палочкой заставит бегать… А я буду бегать, носить ее и еще и повизгивать счастливо» – полусонно подумал Шуш и снова прикрыл глаза. Такой усталости он не чувствовал давно.
Из полудремы его вырвал отчаянный крик его родной. Какая-то сила вздернула яутжа – он даже и проснуться толком не успел – и бросила его вперед. И рык. Рык дикого зверя, на самку которого кто-то посмел напасть. Шуш не рассуждал – его гнала слепая, дикая ярость. Сознание снова уплыло, погребенное под грудой инстинктов. После Шуш еще подумает, что из-за того, что встретился с Осей, он стал слишком часто впадать в боевой раж, слишком приблизился к своим животным предкам, стал не Охотником – Хищником, который нападает, не думая, на кого и зачем он прыгает, чтобы разорвать. Но все это будет позже.
А сейчас Шуш налетел на обидчиков его самки. Не думая о Кодексе, о трофеях и обо всем прочем напал. Никаких предварительных игр, ничего – убить, уничтожить опасность! Даже боли он не почувствовал, когда острая палка проткнула его лапу. Даже не стал догонять того, который бросился прочь – его волновала только его самка. Шуш подхватил ее на руки, прижал к себе, заглянул в глаза. В порядке… Она в порядке. Инстинкты медленно, неохотно отступали, позволяя холодному рассудку взять верх. Боль медленно наползала, заставив слегка переступить, перенести вес на здоровую лапу.
Самочка что-то замурлыкала, взволнованно, пытаясь успокоить его. Главное – жива… Самое главное – его самка жива…
====== XVI. Войско княжеское, часть 1 ======
Долгий разговор у мужа да жены вышел. То есть Пёся говорила, перевязку аккуратную на лапе задней Зверя страшного делая, а Чудо Лесное ей только поддакивал, головой кивал, да иногда жест какой лапой показывал. Рассказывала любимому своему Пёся про Столицу далекую, в которой князь сидит, дань подоходную берет, а за то воины его – храбрые витязи, дружина верная в обиду селян не дают. От врагов, со степей приходящих защищают, от чудовищ лесных…
– Вот и про тебя прослышали, пришли за головой твоей, – слезы глотая, рассказ свой девка деревенская закончила. Задумчиво Чудище голову наклонил – явно понял все, что жена любимая ему говорила, теперь размышляет, как поступить.
– Уйдем, родной мой! – Чуть не заплакав, девка мужа просит. – Уйдем вглубь леса, туда, куда и леший не доберется! Пусть ищут хоть до смерти своей! Уйдем!
Башкой в сторону Зверь Лесной мотнул, на пещеру указал, лапой по земле похлопал, нахмурился твердо. Не уйдет он никуда. Тут ему быть надо. Какой он воин, если струсит и убежит?
– Любимый мой! Не надо с ними ратиться! Убьют тебя, а я вдовой останусь!
Обнял жену Чудо Лесное, к себе прижал, по голове гладит, ласково урчит что-то на языке своем. Снова на пещеру показывает. Мол, все понимаю, сам умирать не хочу, но выбора нет.
– Сотня богатырей придет за тобой, золото мое ненаглядное – и не уйдут из лесу, пока голову твою на пику не поднимут!
Зафыркал Зверь насмешливо, мол, не взять меня людям обычным. За шею его руками жена обвила, морду его страшную расцеловывает, глаза диковинные, жвала жуткие – никак не может оторваться от мужа любимого. Поплакала, успокоилась – и вдруг говорит твердо:
– Помогу тебе я. Что хочешь со мной делай – но помогу!
Усмехнулось вроде Чудище – и как ему девка деревенская, тихая да робкая поможет? А Пёсю уж не остановить.
– Куда иголка – туда и нитка, так и я за тобой – хоть в Ирий, хоть в Царство Подземное пойду. Капканов наставим, самострелов воткнем, я к укуйникам, к племени лесному, на поклон пойду – всеми землю эту будем отстаивать. Сами головы врагов на колья насадим!
Хотел муж было что-то произнести, отговорить, успокоить супружницу разошедшешуюся, но так решительно Пёся ногой топнула, так строго на него зыркнула, что замолчал, послушно голову наклонил, мол, по твоему будет. Знает лес окрестный Пёся, словно свои пять пальцев – всю жизнь тут провела. А пришельцы князевы не знают. Капкан на человека побольше, чем на зайца – а суть-то та же.
Рану мужнину перевязав, Пёся ему строго-настрого наказала сидеть, отдыхать, пока лапа подживет хоть немножечко, а сама, душегрейку надев, поспешила к племени лесному, укуйничьему. Увидели ее – расступаются, в пояс кланяются, шепчутся между собой:
– Жена Чудища Лесного пришла, слушайте ее, народ, Хозяйка Леса тут, с нами…
– Люд лесной, добрый да благодарный! – Громко Пёся говорил, напротив дома старшого встав. – В недобрый час я к вам пришла, помощи просить для себя и мужа любимого! Идет войско княжье с нами ратиться, бога лесного, мужа моего любимого убить хотят во славу Перуна да Даждьбога! Скажи мне, люд лесной, где те боги высшие были, когда на вас напали разбойники лесные? А муж мой сразу на помощь вам пришел! Придите и вы к нам на подмогу!
Молчат укуйники, переглядываются. Тут старик старый-престарый вперед шаг сделал и клюкой об землю стукнул:
– Что мы, совсем о благодарности забыли? Подарками пытаемся откупиться, а как в бой идти – прятаться под юбками будете? Коль Чудище из леса выгонят – так и нас найдут да перебьют, как баранов! Будь я помоложе – первым бы на помощь Чудищу Лесному встал!
– Я пойду в бой, – поднялся крепкий парень, сын, видать. – За себя и за отца бороться буду!
– И я!
– Я тоже!
– На меня рассчитывайте!
Успокоила храбрых укуйников Пёся, говорит:
– Никто драться не будет – не любит мой муж, когда ему биться мешают. Леса вы лучше меня знаете, ловушки да капканы вы делать мастера… В том и помогите!
Кивнули крепкие парни, быстро в круг собрались, пошептались и как начали рассказывать, где и какую ловушку они устроят! Там яму выроют, кольями начинят, да травой скроют, там сеть натянут, тут бревно подвесят… И места указывают, где все это устроено будет. За рекой, рядом с дубом кряжистым, на тропинке главной… Запомнила все Пёся, кивает благодарно.
– К завтрему уже готово будет! – Обещаются укуйники. – Ловушки лесные мы мастаки делать! Никто к селению нашему, пещере вашей не пройдет!
– Спасибо вам, народ лесной! – в пояс поклонилась девушка племени и домой поспешила.
Не послушал ее муж, не стал сидеть – вытесал себе из сука длинного, дубового копье долгомерное, и словно танцует с ним. То ударит, то прыгнет – кот хищный вышел против трех собак драться… И ведь порвет же! Снова засмотрелась на мужа Пёся, забылась, любуясь тем, как ловко он движется.
– Родной мой! – Ласково его девушка позвала. Остановился Зверь лесной, дышит тяжело, дыхание переводит. – Весь лес на твоей стороне будет – помогут нам укуйники. Получишь ты полсотни черепов воинов княжьих.
Рассказала ему подробненько про все, что для них укуйники сделают, про ловушки все. Кивнул Чудо, показывая, что понял и запомнил, улыбнулся жене глазами, на руки ее подхватил, к себе прижал. Обвила его за шею девушка, доверчиво в глаза заглянула… А там как-то и в пещеру уйти потребовалось – неудобно на поляне лесной оказалось, веточки спину колют неприятно, да и земля холодная тело нагое морозит. Устроились вместе на шкурах. Хорошо обоим! Уснули сладко в объятьях друг друга муж да жена законные…
А утром Пёся одна проснулась, в постели уже остывшей. Выскочила на поляну, по сторонам осмотрелась – и в сердце защемило. Словно наяву увидела, почуяла – рядом войско княжеское, а муж ее будить не захотел, тихо ушел на битву свою великую.
– Вернись только, родной, только вернись… – Прошептала тихо Пёся, руки на груди сложив.
Комментарий к
XVI
. Войско княжеское, часть 1 Автору очень стыдно, честно-честно!
Тут должно быть очередное обещание, что уж следующая глава точно выйдет быстрее, чем эта
====== XVI. Войско княжеское, часть 2 ======
Не может на месте ждать Пёся – не на месте сердечко девичье. Понимает девка – лишь помешает она мужу любимому, но не может она сидеть у пещерки, поджидая его, гадая, вернётся ли, али в этот раз окажется, что у стрельцов княжеских копья крепче да глаз зорче.
«Родной мой, все равно мне, выиграешь ты или проиграешь – лишь бы живым вернулся…» – словно заклинание повторяет Пёся, кругами перед домом бегая. От страха, сердце леденящего, начала молиться девка. «Перун, воинов храбрых бог, не дай пропасть мужу моему! Даждьбог, присмотри за Чудом Лесным! Велес, не дай пропасть!». И страшно так, что аж Маре да Чернобогу готова Пёся молиться, лишь бы муж ее живым-здоровым с битвы страшной вернулся.
Вдруг вопль многоголосый по лесу прокатился. Вздрогнула Пёся, поняла – увидели богатыри княжеские мужа ее любимого, устрашились да ужаснулись. Кулачки девка сжала, душегрею на груди комкает. Как же так-то? Она тут, одна, не может мужу помочь. А ведь клялась уже – куда супруг любимый, туда и она!
Топчется Пёся на месте, не зная, как лучше поступить. И вдруг как раздастся откуда-то издалека, из чащи глубокой рев Чудушка ее любимого – словно боль ему причиняют страшную! Не выдержала девка, подол подхватила и босиком по кравипе, по малине – как помчится на крик пронзительный чудовища своего родного. Разум девка последний растеряла – к любимому по снегу босиком бежать готова.
Опомнилась Пёся лишь когда голоса перекликающиеся витязей услыхала. Нырнула под куст, словно гадюка подколодная, затихла, замерла, в клубочек свернувшись. Не дело мужа подставлять. Помочь она ему хочет, а не под лапами мешаться. Глазами по ветвям шарит – знает, что сверху охотится ее муж любимый, знает, что взглядом искать. Мелькнул блик водяной в листве. Идут два дружинника, спина к спине друг другу прижимаются, оглядываются в ужасе, водят вслепую копьями.
Сложила Пёся ладошки около рта и как взвоет тоненько волком побитым! В ложбинке она прячется, эхо вой исказило, словно бы со всех сторон крик песий раздался. Дернулись оба витязя княжих, упал на них Чудо лесное, обоим головы снял одним движением когтей металлических. Глянул пронзительно на Пёсю – точно знает, где прячется помощница маленькая, жинка храбрая. Качнул головой, вздохнув тяжело, в сторону пещеры лапой махнул.
– Не бывать тому! – Решительно шепнула Пёся. Услышал непонятно как муж ее родимый, башкой тряхнул. Понял, что переубедить Пёсю не выйдет и прочь поспешил.
Лапой за ветку зацепился, на дереве повис. Хотел дальше прыгнуть, уже изготовился… Но вдруг лента, Пёсей вытканная, на запястье повязанная, за сучок какой-то зацепилась. Дернулся Зверь Лесной, не смог легко на соседнее дерево перемахнуть, на землю упал, в полете извернувшись… А в ствол стрела впилась, сердито оперением затрепетала. Вздрогнула Пёся. Видать, и правда, ведьма она – не зацепись лента за сучок на дереве соседнем, допрыгнул бы муж ее любимый и стрелу бы в бок получил.
Чудо только рыкнул сердито, кровь из стрелка выпустил и дальше помчался, словно зверь хищный. Лес уж смертью весь пропах, под корнями не грибы растут – тела мужские лежат бездыханные. Воет кто-то, словно зверь дикий, в яму провалившись, на кольях повиснув, другой в сетке запутался, бьётся безнадежно, выбраться пытаючись. Не видит этого Пёся, за мужем любимым поспевает. Все равно ей, сколько людей он положил – лишь бы не они его. Жестока любовь, страшнее болезней многих.
Уже и не кричат вдалеке – тишина в лесу повисла. Перебил Чудовище Лесное весь отряд княжеский на его поимку посланный. Увидел жену, под корнями дерева прячущуюся, коснулся запястья, перестал переливаться, виден стал. Мол, все хорошо, родная, опасности нет боле. Затрепыхалось сердечко Пёсино. Выскочила на поляну, на шею мужу прыгнула, обвила руками, плечи усталые нежно гладит.
– Люблю тебя, родной… Люблю, Чудо! Чудо мое… – Бормочет женщина. В ответ обнял ее Зверь лесной, к себе прижал. И чувствует Пёся – те же мысли в голове его крутятся.
Но недолго счастье длилось. С краю поляны лежащий, раненый тяжко за луком потянулся, а ни Пёся, ни муж ее диковинный не заметили того. Зазвенела тетива, свистнула стрела. Захрипел Чудо Лесное, когда острие медное ему в шею впилось, как раз чуть ниже руки Пёсиной.
На землю упала девка, муж ее из сил последних два шага сделал, когти свои парные в голову стрелку всадил, не дал победой насладиться. А сам на землю упал, словно бык-тур обессилевший. Подбежала к нему Пёся – а муж кровью зелёной фыркнул и дышать перестал…
====== XVII. Битва за жизнь ======
Как же приятно, когда за тебя волнуются! Шуш слушал свою самочку и не мог оторвать взгляда от ловких, грациозных движений. Какая же она замечательная. Ради такой самки все воины Клана должны драться не на жизнь, а на смерть. Шуш потихоньку вздохнул. Какой он дурак… Полный. Она уманка. А он… А он дурак.
Девушка рассказывала. Она говорила и говорила, а Шуш слушал. Она рассказывала про строение социальной иерархии, про местный корабль-матку и про то, что местные арбитры собираются отчекрыжить его чужеродную голову на потеху толпе. Конечно, Ося выбирала совершенно другие выражения, но Шуш, мимоходом удивившись, понял, что переводчик уже почти без погрешностей выдает правильные комбинации слов, а он мгновенно по контексту понимает, что его самочка имеет ввиду. Так что когда Ося закончила, Шуш всерьез задумался, шевеля раненой лапой и прислушиваясь к своим ощущениям.
– Уйдем, родной! – Пискнул переводчик в слуховой рецептор Шуша. – Уйдем, глубина леса, туда, никто, фольклерный элемент, не доберется! Пусть ищут, смерть своя! Уйдем!
Шуш покачал головой. Ося каким-то неведомым образом поняла, о чем он думает. Но снова пробормотала:
– Любимый! Не надо, биться, враги! Ты, смерть, я одинока, буду!
Шуш, почувствовав, что против воли тает, притянул свою самку к себе, прижал к своей груди и ткнулся мордой в ее рецепторы.
– Все будет хорошо, родная… – Прошептал он, хоть и знал, что его не понимают. – Я тебя не брошу… Никогда… Обещаю…
Самка обняла яутжа за шею, принялась нежно лизаться, поливая слезами и слюнями своего избранника. Шуш терпеливо обнимал самочку в ответ. Всё-таки в излишней эмоциональности есть некоторые недостатки – самка яутжа, узнав, что ее самец отправляется воевать против сотни тяжеловооруженных приматов, зевнула бы и сказала: «Удачной охоты, принеси мне красивый череп!» А здесь за него переживают… Нет. Все-таки это приятно!
Вдруг Ося, разжав руки и отпустив шею Шуша, стукнула кулачком по земле и твердо заявила, что пойдет с ним. Против войска местного противника. Шуш на миг аж оторопел. Самки иногда ходили на охоту, но если назревал серьезный конфликт – между кланами или сражение с Королевой – они предпочитали защищать себя, а не самцов. Шуш попытался было сказать:
