Текст книги "Хищева невеста (СИ)"

Автор книги: Сестренка близнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Хочется Пёсе подойти, помочь Чудищу, кровь обтереть, перевязку сделать – спас он ее от смерти лютой на клыках волчьих, да страшно. Небось, снова сбежит, от холода девку умирать оставивши.

Нет, не уходит чудище, к волку дохлому идет, ловко потрошить начинает. От кишков звериных парок теплый идет, запах крови горький в стороны ползет неторопливо. Шкуру с волка Чудище ловко снимает, голову отрезает, любуется, крутит, словно игрушку страшную. Размялась немного Пёся, расходилась, умирать раздумала. Отступил мороз смертельный, хоть руки да ноги колет еще, словно по камням острым ползет девка. А Чудище к другому зверю подходит, потрошить начинает.

– Спасибо, Чудище Лесное, – обращается к нему Пёся, подойти опасаючись. – Жизнь ты мне спас, от смерти страшной избавил!

Разогнулся Зверь, смотрит на нее глазами желтыми. Голову наклоняет. Кланяется ему Пёся, пытаясь благодарность свою показать. Шипит с пощелкиваниями опять, вроде даже не злясь. Подходит к нему робко Пёся, голову вверх задирая. Страшный Зверь пред ней стоит, в крови своей да чужой заляпанный, шкуры и головы чужие под мышкой держит, веревкой перевязанные.

– Раны промыть надо, – не сдержавшись, говорит Пёся. – А то захворать можешь.

Фыркнул Чудище, поудобнее добычу свою в лапах переложил, шаг к Пёсе делает – раз, и девку на здоровое плечо закинул, сам куда-то направился, быстро ногами перебираючи, тенью по лесу скользя. А чешуя и вовсе не страшная оказалась – как у ящерки обычной, горячая, скользкая самую малость.

Да только недолго Чудище невесту свою волокло – к деревне оно вышло и стряхнуть с плеча девку пытается. Видимо, решило, что заблудилась она, случайно к волкам забрела. Заплакала горько Пёся, изо всех сил в чешую эту диковинную вцепившись, когда попытался жених ее на землю спустить, в деревню вернуть. Рычит Чудище сердито, от себя девку оторвать пытается. А Пёся уж представила, как ее задразнят, что, мол, даже чудищу она не приглянулась, а потом и вовсе сожгут во славу богам изначальным – так и зверь диковинный самым желанным мужем показался. Вцепилась в сеть черную, спину да грудь Чудища защищающую, и заладила:

– С тобой пойду! Всем-всем помогать буду! Я много чего умею! Только не возвращай в деревню! Раны твои лечить буду, за домом твоим смотреть! Не возвращай в деревню!

Разозлилось Чудище, плечом тряхнуло, лапой вцепилось в ногу девке, когти черные в плоть вогнало – кровь выступила, по коже защекотала. От боли пискнула Пёся, но рук не разжимает, за жениха цепляется. А Чудище словно само того, что сделало, испугалось, разжало лапу поскорее, заворчало что-то на языке чужом и странном, защелкало, заурчало, зашипело. А Пёся уж ревмя ревет, словно на похоронах, да кулачков не разжимает – не от боли, от страха, что оставит ее тут Чудище.

Рыкнул Зверь раздраженно, поправил девку на плече своем, развернулся и как помчится прочь от деревни, только ветер в ушах засвистел. На дерево запрыгнул, по ветвям поскакал, ловко дорогу в темноте отступающей находя, словно и не тревожат его раны страшные. Болтается на плече мужнином Пёся, да в себя приходит потихоньку, от страха отходя, от холода лютого. Царапинки уж и не болят почти – в четверть силы жених ее рванул когтями.

Быстро бежит Чудище, деревья словно стелются перед – истинно, Владыка Леса! Думает про себя Пёся: «А может, и повезло мне? У кого ещё муж такой сильный да страшный? Да и не злой он к девкам вроде…». Однако тут подумала Пёся о долге супружеском – и снова забоялась. А потом сама себя утешает: «Ну, коль потребует, так и справлюсь, что я, совсем что ль глупенькая? А коли ему и не надо – так и навязываться не стану!».

====== V. Дом ======

Остановился вдруг жених Пёсин, с дерева ловко спрыгнувши, с плеча девку спускает аккуратно, лапой поводит, словно хоромы свои показывает, ворчит неясное что-то, издевается, видать. Оглядывается Пёся. Лес дремучий да страшный, рев медвежий слышится, пещера под пологом зелёным, из веток сплетенном, еле видна. Не дворец – ну так и Пёся не в сказке. Улыбнулась Чудищу, поклонилась ему в землю, говорит, не зная, понимает ли слова ее жених:

– Благодарность прими, что в дом привел, волкам не отдал, в жены взял.

Удивлённо голову Чудище наклоняет в бок. Помолчал, после вид сделал, что не слышал ничего. Отвернулся, сваливает шкуры да головы волчьи, развернувшись, к реке неторопливо идёт, на ходу слегка переваливаясь. Следом за ним Пёся бежит – хоть и храбрится Чудище, а видно, что, скособочившись, идёт, рукой пораненной лишний раз шевельнуть боится. Больно ему, укусы ноют, плечо прокушенное, спина разодранная.

Снял жених пёсин с плеча здорового доспех свой темный, диковинный, сеть черную скинул, на берег вещи кладет аккуратно. На Пёсю, в сторону нарочито отвернувшуюся, косится, застёжку на поясе теребя. Мотнул башкой гривастой, решение какое-то для себя приняв, сгреб здоровой рукой добро свое и на иву прибрежную полез, так штаны свои защитные и не снявши. Оставил Зверь добро на ветках, чтоб не трогала невеста, а сам в воду лезет и давай холодной водой раны свои промывать, рычит негромко да ежится от холоду утреннего.

Смотрит Пёся, морщится жалостливо – руки так и чешутся помочь! Не сдержалась девка – скинула ботиночки на песок, поневу подоткнула, от рубашки нижней кусок отрывает и в воду следом за Чудищем в воду идет. Зарычал Зверь на нее сердито, прочь отпрыгивает. Знамо дело – никакой мужик лечиться не хочет, до последнего врать будет, что в порядке он, не нужно ему помощи, сам справится! Обмакнула Пёся тряпицу в воду, да мужу-жениху своему почтительно протягивает, с поклоном.

Неуверенно лапу тянет за холстиной протянутой. Взял, тканью промывать-вытирать принялся, от боли шипя да на Пёсю с удивлением поглядывая. Не привык, видать, чтобы заботились о нем. Мыслям своим Пёся улыбается, царапки от когтей жениховых между делом обмывая – неужто затеплилось сердечко девичье к монстру страшному? Думает об этом девка, сама себе удивляется. А после как вспомнила Медведа деревенского – силен, как зверь и жесток так же, трех жен уморил, детишек своих нет, а чужие боятся. Из деревни бы выгнали – да боязно. Если так уж взглянуть – то Чудище и получше будет!

Очистил жених Пёсин раны свои на плече, а царапины длинные от когтей волчьих промыть никак не может – не изогнуться ему так! Да и тряпица, подолом Пёсиным раньше бывшая, уж в зелени гадкой вся. Ещё кусочек от подола Пёся отрывает, осторожно к мужу подходит, про воды холод волчий, за ноги кусающий забывая. Смотрит на нее жених, шипит негромко, словно ужик лесной.

– Помогу я! – Говорит Пёся, рукой на раны указывая.

Отвернулось Чудище, вид делает, что нет тут никого, мол, сама решай, рискнешь ли подойти. А Пёсе только того и надо – макнула в воду тряпки кусок и аккуратно края царапины длинной промокает, кровь склизкую смывая, да раны края чистя. Шипит жених ее, тут же голову вывернув и за каждым движением пёсиным следя. Промыла раны Пёся нежно и аккуратно, от грязи очистила. Едва закончила работу свою девка – так и выскочил из воды Зверь, на невесту зыркнул, на бережку выразительно развалился, спину солнышку ясному подставив, мол, не мешай отдыхать труженику, баба!

Косится на следы от зубов да когтей звериных Пёся. Ее спасаючи, пострадал ведь! Вышла на бережок Пёся, быстро подорожника набрала, с ивы коры кусок сбила с трудом, камнем острым себе помогая, ромашки нащипала. Следит за ее беготней Чудище, не шевелится. Села на песочек рядом с мужем Пёся, подорожник в пальцах растерла, чтоб сок выделился, на кору выложив. Теперь соки подорожниковые с ивовыми смешаются, ромашки немножко добавить – и готово. Масса травяная, целебная вышла. Непривычно Пёсе – она-то всегда в горшочке отвары да мази делала, на огне, со ступкой да травами сушеными, запасы которых дома имеются. Но и такое средство, на коленке сделанное, подойдёт, чтобы горячки не допустить. Смешалась кашица подорожниковая с ромашковым соком да ивовым, настоялась на Солнце лучинку*, запахла правильно.

Подбирается девка к жениху своему, мазь-сок приготовленный показывает. Понюхал Зверь кашицу целебную, палец сунуть попытался. Отодвинула кору от лап любопытных Пёся, головой качает:

– Для ран мазь целебная!

И показывает – на кашицу сперва, на укусы после. Пожал плечом здоровым, спину подставляет, искоса за руками девкиными наблюдая. Смазала раны Пёся и говорит:

– Полежи немного ещё, чтоб сок впитался.

Фыркнул Зверь, глаза прикрыл, не шевелится, мол и не собирался я никуда. Вздохнула Пёся, развернулась – и в лес. Нашла Пёся орешник возле пещеры чудищной – молодых орехов ждать долго ещё, но ветки-то есть! Выломала с трудом палку длинную да толстую – и обратно к реке. Сложно с ранами охотиться будет – а значит, ей надо Зверю своему еды какой-нибудь найти – не ягодами же с ростом таким питаться. На то и супружница она верная!

С детства Пёся рыбку любила – как только не изощрялась, чтоб побольше да повкуснее выловить. Сети ставила, корзины в воду прятала, по утру с десяток рыбин вытаскивая в сезон. Ну и острогой била, конечно. Палка – не острога, но одну-то рыбину поймать удастся! Пусть видит Чудище, что и от девки польза есть, пусть знает, что не безрукая жена ему досталась, умелая, да к желаньям мужа чуткая.

Вернулась девка к реке, на порожке небольшом встала, ноги опять в воде речной морозя, насторожилась – в одной руке ветка с концом острым, в другой – поясок вышитый с петлею сделанной на конце, на хвост рыбий набросить, чтобы не уплыла добыча. Чудище, на берегу сидящее смотрит на нее с любопытством. Видит Пёся блеск чешуи серебристый – да как ударит стремительно! Рыбина большая, извивается. Изнемогает Пёся – выдернуть из воды не выйдет, нет на палке зазубрин, соскользнет раненая, уплывет в другом месте помирать. Бьется рыба, вырваться пытается. С трудом на хвост петлю поясную Пёська накидывает, затягивает, тащит.

Выволокла, плюхнулась рядом с Чудищем, отдышаться пытаясь. Заурчал Зверь довольно, аккуратно по спине девкиной лапой проводит. Зарделась от похвалы бессловной Пёся, рыбину Зверю пододвигаючи. Голову одним ударом когтей своих длинных Чудище ей отсекает и на Пёсю снова смотрит. Подняла девка рыбу. Почистить бы от чешуи ее, да ножа с собою нет. Ну да не безрукий муж у нее, зверье потрошить умеет, шкуры снимать. Коли нужно ему – когтями своими себе поможет. С поклоном добычу свою мужу Пёся протягивает:

– Кушай на здоровье!

Взяло рыбину Чудище, и вдруг как наклонится слегка вперед неловко, поклон Пёсин явно повторяя. Смех сдерживает Пёся – очень уж забавно смотрится. Кровь к щечкам приливает против воли, а сердечко трепыхаться радостно начинает. А повезло ей с мужем! А что страшный – так если взглянуть, то рябой, хромой да косой гончар деревенский и пострашнее будет! А у нее – и сильный, и ласковый, и понимающий!

Рыбу на колени себе положило Чудище, подняло лапы к морде. Медленно коснулось чего-то на маске своей странной. Трубочка гибкая да крепкая щёлкнула, зашипела, как змея разозленная, тумана утреннего выплюнув немного. Снимает маску жених…

Закричать от страха захотелось Пёсе, как морду зверя лесного она увидала – к маске привыкла уж, а тут – такое! Но в и этот раз сдержалась девка, не пискнула. Моргнула только, зубы сцепив. Фыркнул, словно жеребец породистый, жених Пёсин, зашевелил жвалами своими осиными.

– А я все равно тебя любым любить буду! – Отважно мотает головой Пёся. Снова фыркает Чудище лесное и как замотает башкой в ответ из сторону в сторону, грива заметалась в воздухе! Улыбнулась, смех с трудом сдержав Пёся. Это он на первый взгляд страшный только – а так не злой да умный.

Взяло Чудище рыбину, пасть раскрыло, целиком тушку заглатывает, горлом дёргая, жвалами своими страшными себе помогая. Смотрит Пёся – и страшно, и мерзко, но и отвернуться словно не даёт ей кто-то. Заглотил рыбу Зверь, почти что ласково на нее взглянул, языком узким, змеиным, пасть свою вылизывая.

Протянула руку Пёся, осторожно лапу спокойно на земле лежащую трогает. Шевельнул пальцами когтистыми Зверь и легко так когтем своим по шее девичьей, тонкой, скользнет, царапая нежно. Вздрогнула телом всем Пёся, понять не может – и страх пробрал от касания этого первого, и наоборот, прижаться к мужу захотелось, и чтобы обнял крепко-крепко.

Ворчит что-то на языке своем. Пёся даже и вид, что понимает что-то, сделать не пытается – урчание звериное слушает да все на мужа своего диковинного насмотреться не может. А может, и счастливо жить им придется?

Комментарий к V. Дом * – время горения лучины – около 30 минут

Для тех, кто считает, что хищник няшка – так это в глазах влюбленного каждый хорош! В следующей главе будет насилие, и довольно много, обещаю!

====== VI. Недоразумение ======

Шуш пару раз недоуменно моргнул под маской, наклоняя голову в сторону. Он не исключал возможности, что переводчик у него несовершенный, но так же не отбрасывал вариант, что аборигены обладают крайне низким уровнем интеллекта. Уманка явно чего-то ждала. Может, реакции на свой бессвязный набор неприятных звуков? Судя по тому, что она, увидев его, более-менее успокоилась, у нее все было под контролем. Шуш хотел уже развернуться и уйти, но самка снова открыла пасть и закурлыкала. Переводчик поковырялся в словаре и озвучил:

– Я, непереводимо, ты, верность, быть до смерти, ты, обещание. Помощь, все.

Чушь какая-то! Бессмысленный набор слов! Наверное, все-таки Шушу следует уйти… Хотя, конечно, любопытство начало подкидывать ему разные вопросы… Шуш мысленно потряс башкой, выкидывая из нее мысли о попытке приручить эту уманку. Ему часто лезли в голову неожиданные идеи, но обычно всегда Шуш давил их на корню. Это – самка того вида, на который он прилетел охотиться. Неожиданно уманка сказала ещё что-то и переводчик уверенно озвучил:

– Просьба развязать.

Ага, значит, всё-таки связывание было не запланировано. Шуш, отбросив свои догадки (любопытно, конечно, кто и зачем ее связал, но он и так уже задержался, рассматривая эту самку!), разрезал веревки наручными лезвиями. Проявляя вежливость по отношению самца к самке, Шуш указал ей направление, в котором ей следует двигаться, чтобы добраться до ее дома – чтобы не заблудилась – и направился в сторону своей пещеры. Но странная уманка тут же увязалась следом за ним. Шуш вздохнул и подумал: «Может, стоило ее не заметить? Проблем было бы меньше!». Он повернулся и ткнув в нее пальцем, снова указал ей в сторону ее поселения, пытаясь объяснить, что он просто поступил вежливо. Она закурлыкала:

– Возвращение – они, сжигание, я! Высшая сущность, ты, обещание, жертва, ты, нести. Ты, идти.

Шуш на секунду опешил – какое-такое обещание она постоянно упоминает, вроде бы он ещё ничего не успел никому пообещать! И при чем тут еще и сжигание? Может, она инфицирована? Шуш прищурился и осмотрел ее, быстренько проводя простой осмотр. Маска выдала совершенно очевидный результат – нет, совершенно здоровая особь!

Шуш ответил ей, уверенный, что его не поймут:

– Иди домой, самка!

А уманка – вот глупенькая! – тут же затрясла своей башкой со странным, единственным, но необычно-длинным рецептором, явственно проявляя несогласие со словами и действиями Шуша и опять побежала за ним. Что ей еще нужно?! Может, она думает, что он ее должен вернуть?

Яутжа, не понимая, что ей еще надо, снял маскировку, развел руки в стороны, показывая себя и произнес:

– Я не твоего вида!

Самка дернулась от страха, но не закричала. Через несколько секунд, когда уманка слегка успокоилась (Шуш снисходительно отнесся к ее испугу, хотя и ему представители ее вида казались не слишком симпатичными созданиями), она опять залепетала. Переводчик озадачился, но потом всё-таки выдал:

– Я, каждый, ты, спаривание, быть.

Шуш озадаченно наклонил башку в сторону. Инстинкт выбора наиболее не похожего на самку партнёра для размножения? А что, вполне возможно! Он выше и сильнее всех самцов ее вида, не нападает и анатомически обладает схожим строением. Вот, видимо, сейчас она и просила ее оплодотворить, надеясь получить здоровое и крепкое потомство. Конечно, просьба была лестная, но Шуш на пару секунд завис, против воли пытаясь представить, что именно может получиться после подобной гибридизации.

Самочка протянула к нему свою тонкую лапку, видимо, прося подтвердить согласие на спаривание. Шуш отступил. Нет, всё-таки он приехал охотиться, а не… Да и Сезон Слияния не скоро, особого желания нет… То есть, он конечно, может, и с удовольствием! Но все-таки охотничья этика… Да и не стоит разбрасываться своим ценным генетическим материалом – а то получится что-нибудь… Этакое! И охотиться нельзя, и собратом не признаешь. Яутжа вежливо ответил, хотя уже был уверен в том, что его не понимают:

– Нельзя. Разные виды.

После этого Шуш отвернулся, показывая всем своим видом, что он не будет с ней спариваться, включил маскировку и запрыгнул на дерево, направившись в сторону своей уютной пещеры. Вернувшись в логово и полюбовавшись на пару отшлифованных черепов – из тех самцов вышли отличные трофеи! – яутжа завалился спать. Хотя, если честно, уснуть он смог не сразу – ворочался на своей лежанке, думая, а не зря ли он отказался от предложения той самочки? И ей хорошо, и ему… Ему приятно, а у нее детеныши получатся крепкие…

Самку яутжа Шуш пока ещё ни разу не заслужил, но надеялся, что после этой длительной охоты он сможет, наконец, поучаствовать в ритуальных боях и получить внимание хоть какого-нибудь своего вида и другого пола.

Однако вскоре сон взял свое и Шуш сладко продрых почти всю ночь. Ранним утром его разбудил голод. Яутжа выбрался из пещеры, потянулся, наглотался свежей воды из реки и отправился на охоту с маленькой буквы.

Ему повезло – он наткнулся на какого-то небольшого зверя, попавшегося в ловушку местных аборигенов. Шуш стащил с себя маску и с наслаждением приступил к трапезе. Зверек был свежайший – когда яутжа начал завтрак, он был еще жив. Однако обидно было то, что зверек был размером с ладонь Шуша и тощий, а потому – голода практически не утолил, хотя и было очень вкусно. Ничего с собой Шуш поделать не мог – тащился он по еще живому, трепещущему в глотке мясу.

Оставив в ловушке аборигена только несколько кусков шкурки своего завтрака, Шуш отправился искать себе еду дальше. Неожиданно его внимание привлекла стая тех зверей, которые уже пару раз пытались напасть на него. Однако сегодня зверей было всего семь (в прошлый раз их было около двадцати) штук и все они лежали под здоровенным деревом. А на дереве сидела полумертвая от холода вчерашняя самка. Шуш присмотрелся к ней и уверился, что еще пара часов в таком же режиме – и она точно сдохнет от переохлаждения.

Она что, тут всю ночь просидела? Выносливая! Шуш задумчиво покосился на нее. Потом на волков. А что, если она смогла всю ночь на дереве продержаться, да еще и от этих зубастых сбежала, то может, ее детеныши окажутся вполне себе приличными охотниками… Хмм… Насчет этого определенно стоило подумать. Да и звери эти – отличный трофей выйдет!

Шуш с боевым ревом спрыгнул с дерева и набросился на добычу. Уворачиваясь от атак яутжа, звери начали медленно окружать охотника. Шуш плавно двинулся в сторону, мягко, порыкивая от азарта и возбуждения. Все посторонние мысли исчезли, остался только чистый восторг хорошей Охоты. Раз – уход! Два – удар! Шуш блаженствовал.

Неожиданно один из зверей, которого яутжа отслеживал краем глаза, думая, что тот трусливый и не хочет нападать, неожиданно напрыгнул на него сбоку и со спины. Шуш раздраженно взревел. Вот ящерины дети! Словно ими матка управляет! Ууу, гадство! Даже сдернуть не дают! А больно-то как! Зубы острые!

– Гав-гав-гав-гав!!!

Шуш тоже вздрогнул, едва сдержавшись, чтобы тоже не развернуться к источнику звука, понимая, что это всего лишь самка. Пушистые-зубастые разумом яутжа не отличались – отвлеклись на звук и это дало Шушу так необходимую ему секунду сорвать с плеча впившегося зверя, ударить его об дерево, переломив позвоночник. Не обращая внимания на боль, он проткнул когтями самого крупного и остальные звери тут же бросились врассыпную. Ну точно ящеры, которые увидели, как их королеву прикончили! Шуш торжествующе заорал им вслед:

– Я еще до вас доберусь!

И, сопя от усталости, присел на корточки рядом с тушей своей добычи. Красивый выйдет трофей! А когда он покажет шрам от зубов и расскажет про то, как эти самые зубы в него впивались, а он – зверя об землю! Уххх! Все приятели будут на него с уважением смотреть! Перестанут ненадолго «Шушпанчиком» дразнить, наконец-то от клыков его разноразмерных отвяжутся. Ну подумаешь, одна мандибула немного больше другой, это не повод его Шушем звать!

– Благодарность, зверь, массив деревьев, – обратилась к нему уманка, уже слегка согревшаяся, зачем-то наклоняясь вперед. Шуш даже подумал, что она падает, но нет – специально зачем-то согнулась. – Жизнь спас, смерть, страх, спас.

Шуш собрал свои трофеи и уставился на нее. А если бы она не вякнула, отвлекая зверей на себя – неизвестно, сколько бы от него отъесть успели. Немало, однозначно.

– Рана, очищение. Вариант – болезнь, – перевела маска очередную реплику самки.

Шуш фыркнул. Да что она вообще понимает? Он – воин! Его рана вообще не беспокоит… Ай, как же больно-то! Но он не покажет! Не покажет он, как ему больно рукой шевелить! Надо самке этой помочь как-нибудь. Она ж, дурочка, умудрилась заблудиться, хотя он показывал ей, куда идти. Шуш подошел и здоровой рукой подхватил уманку за шкирку и устроил на плече. Легкая, это хорошо! Он неспешно направился в сторону поселения аборигенов. Интересно, она его снова попросит о спаривании? Шуш решил, что если попросит – то он, пожалуй, даже согласится.

А вот и деревня. Шуш попытался снять с плеча странную самку, но она, вместо того, чтобы обрадоваться, наоборот недовольно заверещала и принялась изо всех цепляться за маскировочную сетку! Главное, чтобы не порвала! Если порвет – он ей голову отчекрыжит!

– Осторожнее, самка! – Зашипел на нее яутжа против воли. Не поймет же!

– Ты, совместное действие, идти! – Начала верещать она более связно. – Все, помощь, быть! Я, много, навыки. Ты, раны, лечение, корабль, ты, зрение! Отрицание, возвращение, поселение!

Шуш сердито дернул ее за ногу, пытаясь снять с плеча и самка неожиданно запищала уже по-другому. Яутжа взглянул на руку и увидел, что его когти в крови уманки.

– Прости, – машинально пробормотал он. – У тебя шкура нежная, я не хотел тебе вреда причинить!

А самка уже начала издавать какой-то неинформативный рев, видимо, выражая несогласие. Шуш сердито фыркнул. Это как же надо здоровую, крепкую самку довести, чтобы она домой возвращаться не хотела! Шуш, несколько секунд поразмыслил, а потом решился. Может, он об этом ещё пожалеет, но… В конце концов, трофеи можно брать и живьём!

Самка на его плече затихла, покорно не шевелясь и у яутжа снова закралось подозрение, что она чем-то больна. Ну не может здоровая самка терпеть такие издевательства над собой! Хмм, а может, ей нравится, когда ее вот так таскают, словно трофей? Шуш слышал, что некоторые самки в период размножения любят поиграть со своими самцами, мол, те их в плен взяли.

Шуш спустил уманку с плеча. Если попробует сбежать – прикончит, чтобы не разболтала, где он поселился. А так – пусть живёт рядом, если ей так спокойнее. Лишь бы трофеи его не трогала. Самка снова накренилась вперёд (Шуш подумал, что наверное, этот жест означает благодарность):

– Благодарность, жизнь спас, смерть страх, название хищного вида, отрицание, отдать, непереводимо, взять.

Рана на плече ныла все сильнее и сильнее, и Шуш, плюнув пока на разгадку словесных ребусов самки и стараясь лишний раз не шевелить лапой, побрел к реке, собираясь промыть укусы. Уманка попрыгала за ним. Шуш на нее покосился. И чего ей неймётся?

Вода показалась жидкой лавой, и только через несколько секунд Шуш понял, насколько она ледяная. Конечности тут же начали ныть от холода, но сжав клыки, яутжа продолжил поливать плечо водой, вымывая из глубоких укусов грязь и кусочки плоти. Самка болталась на берегу, пристально глядя на него. Шуша это, конечно, немного напрягало, но гнать ее он не хотел – вроде не мешает, не приказывать же ей отвернуться…

Неожиданно самка задрала край своей одежды и полезла в воду, деловито направляясь к нему. Шуш поспешил отодвинуться. Может, она тоже хочет помыться? Уманка потянулась к больному плечу.

– Эй, лапы не распускай! – По привычке раздраженно рыкнул на девушку яутжа, но она, не испугавшись, опять наклонившись в своем странном жесте, протянула ему предмет, зажатый между крошечными пальчиками.

Шуш неуверенно взял протянутый предмет и обнаружил, что это кусочек ткани, весьма приятный на ощупь. Судя по тому, что она уже мурлыкала про раны, это должно было ему помочь. Шуш макнул тряпку в воду и провел ей по краю укуса. А ведь так гораздо менее неприятно, и кожа отчищается лучше! Странное чувство, что ему кто-то хочет помочь… Интересно, что ей взамен надо? Спаривание? Вроде про него она больше не говорила, значит… Защита? Почему нет? Пусть живет под боком, защищать ее Шуш не будет, но местные хищники сюда не подойдут из-за запаха, а ее собратья – испугаются.

Царапины на спине оказались так неудобно расположены, что никак не удавалось до них дотянуться.

– Помощь! – Мурлыкнула самка, подбираясь с другим куском ткани. Шуш задумался, соглашаться или нет, но уманка сочла, что молчание равно согласию и полезла к его спине. Прогонять было уже как-то неловко.

Яутжа уставился на нее, следя за ее движениями. Какие у нее пальчики тоненькие, аккуратные… Нежные такие… Шуш на пару секунд прижмурился. Ммм… Хорошая самка, хорошая, мой, мой дальше… Так ласково помогает ему… Наверное, у них в социуме положено, чтобы самки помогали самцам… Ему нравится, определенно нравится такая традиция!

Уманка закончила чистить края царапок и Шуш даже разочарованно вздохнул. Он вылез на берег, завалился на землю обсохнуть и согреться. Уманка, выскочив следом за ним, начала носиться по берегу, выдергивая совершенно одинаковые на взгляд Шуша травы. Через полчасика она подсела к нему с куском дерева, на которой были давленные растения, смешанные в каком-то странном порядке.

Шуш тут же с интересом понюхал продемонстрированное и уже хотел лизнуть, как она убрала свое творение от его рук.

– Раны, лекарство, лечить!

О, так это форма местной медицины? Интересно! Почему бы и не попробовать? Все равно аптечки нет, а от трав хуже вряд ли станет, к тому же, ничего ядовитого в зеленой каше маска не выявила. И снова Шуш откровенно закайфовал, когда самочка принялась поглаживать чешую на его спине, втирая сок в края ран и нежно закрывая местным лекарством сами раны.

– Лежать, чуть-чуть, лекарство, усвоение, – сказала она и отправилась в лес. Шуш повернул ей голову вслед. Почему-то он уже был уверен, что эта уманка никуда от него не сбежит. Через некоторое время она вернулась с палкой и снова полезла в ледяную воду, встала, сгорбившись чуть-чуть и настороженно глядя перед собой.

Яутжа почувствовал, как у него аж в пятках зачесалось вскочить и помочь ей – уж не узнать позу хищника в засаде он не мог! Она ОХОТИТСЯ! По своему, но охотится! Только чудовищным усилием воли Шуш сдерживал себя от того, чтобы броситься в ледяную воду и рвануться ей на помощь, когда она резко опустила палку вниз и принялась бороться в воде с чем-то довольно большим. Нельзя мешать чужой охоте, нельзя!

Вытащила самка на берег добычу, смотрит на Шуша.

– Ты хорошая охотница! – Похвалил ее яутжа, слегка проведя лапой по спинке уманки. – Твои дети будут прославлять тебя!

Самка тут же опустила глаза. Шуш уж было подумал, что оскорбил ее чем-то, но тут она пододвинула к нему свою добычу. Шуш сначала озадачился, а потом сообразил – у нее же ножа нет! Он отсек голову добыче уманки и посмотрел на нее – правильно ли понял? Судя по тому, что она опять засуетилась – не ошибся.

– Питание, выздоровление! – Промурлыкала она, протягивая ему тушку добычи.

Шуш на миг даже забыл, как дышать – никто и никогда прежде не вел себя так вежливо с ним! Он слегка подрагивающими лапами взял добычу самки, посмотрел на уманку, потом на еду в своих лапах. Самка поняла, что ему будет сложновато охотиться с укусами и решила сама добыть еду и отказаться от трофея… Шуш тут же принял решение, что эту самку он оставит себе. Как бы ей показать, что он благодарен… О! Шуш постарался максимально похоже изобразить ее жест наклонения вперед. Судя по тому, что сердцебиение девушки ускорилось – все было правильно. Интересно, она его испугается?

Шуш стащил с себя маску. Вздрогнула, но вопить не начала, опять что-то пробулькала. Переводчик остался в маске, но яутжа показалось, что это была та же фраза про спаривание. Однако уверен он не был. Ммм, а ее трофей вкусный! Кетану, вкуснятина какая, объедение! Шуш принялся вылизываться, блаженно жмурясь и не забывая посматривать на самку, надеясь, что взглядом он сможет ей передать свою благодарность. Самка опять потянулась лапкой к его руке. Он благодушно позволил тронуть себя, а потом и сам в ответ слегка почесал ее плечо, подтверждая свое согласие на спаривание.

– Все еще хочешь, чтобы я оставил тебе крепкое потомство? – Спросил он у нее. Смотрит в ответ, глазами хлопает. Не понимает, видимо… Как бы ей объяснить-то, о чем он спрашивает?

====== VII. Дела домашние ======

Ночь прошла – утро наступило.

Пообвыкла за день этот девка в лесу, шалашик себе небольшой около пещерки Чудищной построила – не дело, чтобы чужак в дом заходил, даже если дом тот в земле вырыт. Мало ли кто в облике знакомом да приятном появился, пусть сперва ноченьку у порога проведет, покажет, что не со злом войти в дом хочет.

Передохнул Зверь ее чудовищный в пещере своей, утром раненько проснулся и как примется тренироваться! У Пёси от красоты такой аж дух захватило! Не прыгает он – летает, парит, как ястреб златокрылый, не бьёт – когтями рвет, что зверь безмолвный. Закончил Чудище лапы да тело разминать, увидел Пёсю, что к реке с рассветом ходила, и фыркает, как жеребец гнедой.

– Красиво очень! – Бормочет Пёся виновато, глаза пряча – не дело подсматривать, чем супруг твой занят.

Снова Зверь фыркнул, рыбу для него отловленную и с поклоном протянутую взял, заглатывает и снова как примется морду языком чистить. Пёся смотрит на язык этот, ловко между зубов скользящий и думает – интересно, гадко ли Чудище жуткое в клыки его страшные поцеловать?

Облизнулся Чудище и голову на бок наклоняет, пристально супружницу свою рассматривая. Ежится Пёся – зябко ей. Ночь холодная была, а утро и еще похолоднее выдалось. Рубаха Пёсина без подола осталась, да и утром, пока рыбину тащила – умудрилась в воду шлепнуться, одежа мокрая тело холодит.