Текст книги "Хищева невеста (СИ)"
Автор книги: Сестренка близнецов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
Рубаха-то свадебная уж наполовину оборвана – холодно ногам девичьим. Значит, надо из ткани принесенной рубашку новую, удобную сшить. Сказано – сделано, недолго это, с полотном готовым да иголкой медной. Откуда только у жителей лесных редкость такая обнаружилась, стащили что ли у кого-то? И отдать же не поскупилися… Хорошо Хозяюшкой лесной быть!
Рубаху Пёська сшила, да нитки оставшиеся на дощечки, в землю воткнутые, натягивает – ленту сплести. В умелых руках дело спорится – и часа не прошло, как выткала девка рисуночек простой да красивый – на фоне белом полосы красные. Мужу решила ленту эту подарить – пока плела, заговорила, как бабушка Ивушка учила, на удачу да на счастье-здоровье. Оберегом мужу будет! Все знают, талисман лучший – от сердца любящего руками работящими сделанный! Руки у нее хорошие, а любовь в сердце давно уж костерком разгорелась к Чудищу страшному.
Закончила с оберегом мужниным Пёся, старую рубаху снимает. На тряпочки порвать надо будет – часто, видать, мужу придется раны промывать-перевязывать. Оделась девка в обновку сшитую, подпоясалась, гребнем волосы разобрала, расчесала, в косу заплела, да осматривает себя. А хороша! Рубашечка приталенная, по фигурке, не за сеструхой донашивать! Зеленая, с узорами лесными – ткань раскрашена дивно. Так только жители лесные полотно делают, из шерсти пополам со льном диким – тепло да крепко. Поясок красивый, длинный, свадебный еще, ботиночки Радкины по ножке сидят. Из лисицы, мужем отданной, душегреечку короткую, меховую Пёся сделала – такой ни у кого в деревне нет, лис на продажу только бьют, себе дорого оставлять!
Подумала Пёся, кусок ткани оставшийся рассматривая. Вроде и не нужно мужу одежды, своя, из металла диковинного есть, но хочется же подарок сделать! Суму мужу девка шьет – удобнее добычу-то носить будет. Вернулся Зверь лесной – шкуру оленью тащит. На суку развесил и выделкой занялся, скребет ловко, чистит умело. Улыбнулась Пёся – эх, какой же муж у нее дивный! И рукастый, и добрый, и сильный, и ласковый! Подходит к мужу девка осторожненько и подарки свои протягивает – ленту длинную да суму надежную. Взял Зверь и то, и это, ленту обнюхал с интересом да на запястье повязал, суму через плечо надел немедленно, покрутился, удобство проверяя – да доволен, словно кот – голову склоняет в поклоне легком, жену на руки подхватывает, к себе прижимает.
Смеется Пёся, на мужа с любовью глядя. Думает про себя – ткани в тюке много еще осталось, на рубаху да штаны мужу хватить должно*! Пусть отдохнет тело мужнино от доспехов дивных! На ноги поставил ее Зверь, последний раз фыркнул благодарно – и снова за шкуру взялся. Улыбнулась про себя девка да пошла дальше подарки разбирать.
Жемчуга низку нашла, задумалась – зачем ей теперь жемчуга? На мужа косится. А что, не княжна ли она лесная? Отчего и не в жемчуге походить? Надела на шею свою тонкую нитку с жемчужинами блестящими, бусинами яркими, стеклянными, в мешочке найденными, косу украшает – здесь-то ни скотины, ни жителей неблагодарных, лечения вечно требующих! Из дел-то только рукоделие да готовка, охота только иногда, а в другое время отдыхать можно. Украсила косу бусинками яркими, на мужа взглянула и засмеялась в голос – сама не сразу сообразила, что у Зверя страшного его грива так же почти украшена.
Оглянулся Зверь на смех звонкий, увидел косу, бусинами переплетенную, вскочил, словно кипятком на него плеснули, к жене подскочил, косу лапами слегка подрагивающими поглаживает, на колени перед Пёсей плюхнулся, к себе девку прижимает, урчит что-то негромко, словно взволновался сильно.
– Ну что ты? Ну тише! – И Пёська перепугалась, по плечам мужа жмущегося поглаживает. – Все хорошо! Не оставлю я тебя! Мой ты! Мой! Муж мой любимый, единственный!
Зашипело Чудище, подскочило, жену на руках держит, к сердцу прижимает, в лицо, словно щенок потерявшийся заглядывает. Устроил рядышком с собой, умчался, словно вихрь, шкуры волчьи сгреб, к ногам Пёськиным свалил – девка только пяточки поджать успела.
– Чего ты взбегался? – Чуть не плачет уже Пёся – пугает уже ее Чудище любимое.
Обнял ее Зверь, косу, бусинами украшенную, гладит, устроил женушку на шкурах сваленных. С трудом явно от девки оторвавшись, снова шкурой оленьей занялся, на Пёсю то и дело поглядывая. Посидела пару минут Пёся, глядя на работу мужнину.
Солнышко к закату катится – ужин готовить надо. Встала девка, Чудище тут же взрыкнуло.
– Все хорошо! Я покушать сделаю! – По лапе мужа поглаживая, успокаивает Зверя Пёська.
Муркнул ласково Чудище, лбом слегка жену боднул ласково. Засмеялась девка – вот, снова ее любимый, страшный Зверь рядом! Горшочек взяла, овощи с мяском копченым готовит. Работает Чудище, а головой уже дергает – запахи манят. Улыбается девушка – травами пахнет да мясом готовящимся. Закончил со шкурой Зверь, сгреб волчьи и оленью и в пещеру утащил. Взглядом любопытным Пёська мужа проводила, но от готовки не оторвалась. Выбрался через минуту Чудище, сел рядом, словно кот ласковый, послушный. На жену смотрит с обожанием, лапой нежно ножку Пёсину гладит.
– Отведай, родной мой! – Протягивает мужу блюдо с ужином девка.
Маску свою диковинную муж снимает – и сразу языком в приготовленное. Зажмурился, подливу лакает, куски мяса жвалами выхватывает и в глотку закидывает. Неудобно ему, а оторваться не может, глотает жадно. Рядышком сидит Пёся, свою стряпню из котелочка ложкой деревянной доедает.
Наелся Зверь, жену на руки берет – и в пещеру. Охнула пораженно Пёська – охапка ветвей еловых, что лежанкой Чудищу служила шкурой оленьей укрыта, волчьи поверх брошены, черепа, до этого в углу аккуратно сваленные, расставлены. Подходит Чудище, жену на ложе уютное опускает, рядом ложится, урчит вопросительно.
Краснеет девка вся – но ясно, что Чудищу хочется. Отвечает тихонечко:
– Твоя я.
Комментарий к X. Шкуры *щепка – единица времени, равна около 10-15 секунд (горение щепки)
*А теперь быстро представили хищника в древнерусской рубахе!
====== XI. Ярмарка ======
Не довелось Пёсе с мужем своим на одном ложе оказаться – только села осторожненько рядом с Чудищем, только скользнул он нежно лапой по плечу хрупкому, рубаху вниз спуская – так и раздался рев какой-то снаружи пещерки их уютной.
Словно вихрь, с ложа Зверь слетел, вынырнул из пещеры. Следом за ним Пёся сунулась, а он ее обратно пихает, за спиной прячет. Но успела заметить девка – хозяин лесной, медведь страшный пришел, здоровенный, черный, как смоль, вся морда в шрамах, на задних лапах стоит, ревет раздраженно! Не понравилось видать, медведку, что у него дома чужак ошивается.
Сидит в пещерке Пёся, ни жива, ни мертва от страха – вдруг косолапый друга ее любезного завалит?! Слышит – заревело Чудище ее родное яростно, видать, на бой приглашение принимает. Так и хочется Пёсе закричать: «Осторожнее!», да молчит девка – вдруг не медведь пришел, а божок какой в облике его? Вот и должен Чудище ее силой померяться, чтоб богов потешить.
Рычат медведко и Зверь ее любимый. Не видит боя Пёся, но слышит, как валяют они друг друга, как когтями рвут-дерут. Замолчали скоро оба. Осторожно из пещеры нос кажет Пёся. Стоит посреди поляны Чудище ее, дышит загнанно, лапой бок разорванный зажимает. Медведь на траве валяется – огромный, как гора. Не двигается. Победило, видать Чудище. Обернулся к жене Зверь, ворчит о чем-то, смущённо, кажется. К нему метнулась Пёся, обняла за лапу здоровую нежно.
– Живой – и слава богу! – Шепчет тихо девка и Зверя своего к пещере подталкивает.
Сама ведёрко да горшочек верный схватила – и к реке. Вернулась девка – горшок на треногу, днём сделанную, у костра снова распаленного – пусть греется, отвар сделать! С ведром воды холодной в пещеру Пёська лезет. Сидит на ложе брачном, неудавшемся Чудище ее, неуклюже иголкой диковинной рану зашить пытается.
– Лапы убери, я сама помогу! – Уверенно ведро ставя, командует Пёся.
Впервые с тех пор, как встретились они, зарычал разозленно на супружницу свою Зверь. Но не страшит рык мужнин Пёсю – знает девка, как мужики раны свои чужим доверить опасаются.
– А ты рану промыл? – Строго спрашивает. – Или расхвораться хочешь?
Задумался Чудище, на жену зыркая да хмурясь. Лапу, сморщившись, в сторону отвел, Пёську к разрыву подпуская. Тряпкой, от рубахи старой, драной, Пёся грязь да кровь вымывает – сначала гадость всю надо убрать, чтобы рубец на мышцах не остался, а то двигаться Зверю ее труднее будет. Вымыла девка всю отраву возможную. Кровь у Чудища густая, вязко в ранах скапливается. Приказывает Пёся, кусочек рубахи к ране прижимая:
– Держи тряпицу так – а я за отваром!
Прижал лапу к боку муж Пёсин, правильно рану закрыв ладонью чешуйчатой. Выбежала девка, травы нужные в котелочек бросила, прокипятила аккуратненько, чтобы растения всю силу свою целебную воде отдали. Хороший отвар вышел, горячке не даст начаться. Притащила котелочек девка в пещеру, ещё ткани кусок в нем вымочила, остудила, и к ране прикладывает, аккуратно поясом своим привязывает, чтобы повязка с отваром не сбивалась.
– Не надо тебе раны твои штопать нитками, перевязки хватит! – Мужу Пёся за самодеятельность пеняет, повязку лечебную закрепляя. – Отвар, тряпица, чтоб кровь не текла, да покоя пару деньков – и здоров будешь! А иголкой своей ты только сильнее царапины растормошишь! Зашивать нужно, когда рана глубокая и длинная, чтоб плоть правильно сживалась, не наискосочек, пока раненый едет куда, али везут его! А ты лежать тут будешь, так что повязок хватит!
Ворчит муж Пёсин, хмурится, встать пытается. Девка тут же ему руками в грудь упирается.
– Лежи, сказала! Поранен ты!
Вздохнул Чудище, пытается объяснить – в сторону выхода тыкнул, по башке лобастой себя кулаком постучал, в сторону черепов своих отшлифованных указывает. Нахмурилась Пёся, а потом как спросит:
– Тебе башка медведева нужна?
Неудобно лежа кланяться – но пытается Зверь страшный. Засмеялась Пёся, останавливает его снова.
– Денек хотя бы полежи – а потом иди, режь голову, свежуй шкуру, но сейчас – отдохни чуток! Не убежит от тебя мишка, мертвый он!
Заворчало Чудище довольно, жену к себе тянет, лапой ласково по спинке женку свою поглаживая, мол, какая у меня жена умная! Строго пальцем ему девка грозит:
– Нетушки! Никаких игр брачных! Выздоровей сперва, муженек любимый!
Фыркнул сердито Зверь, лапу убрал да глаза прикрыл – мол, спать буду, на тебя обиделся! Рядом Пёся устроилась – и задремала сладко. Никогда так покойно дома не спала, как в пещере страшной, с мужем уродливым…
Утром дел вдосталь – мужа накормить, в пещере прибрать чуть-чуть… А муж, щурясь довольно, хворого изображает, мол, лапу ему поднять сложно, корми, мол, жена моя, меня с рук. А Пёсе и выбирать не из чего – сидит рядом, по одной полосочке мяса копченого тонкой мужу скармливает. Смешно это – жвала раздвинул, клянчит, словно котенок, мяса кусок. А как поднесешь ко рту чудовищному – так разом клыками своими – цап и в рот! Пожевал, проглотил и снова клянчит!
Поел с рук Чудище, облизнулся – и тут же как ни в чем ни бывало вскакивает, потянулся, на Пёсю ехидно зыркнет – и вон из пещеры! Не сдержалась девка – смехом зашлась. Тоже мне Зверь лесной, страшный! Ведет себя, как котенок ласковый, игривый!
За мужем вслед девка вышла. Уже над тушей медвежьей сопит, разделывая.
– Рану покажи! – Просит Пёська.
Лапу переднюю Зверь задрал, бок подставляет, от медведя оторвавшись. Осмотрела царапину страшную девка, повязку сняв. Поджила за ночь, зарубцевалась рана, но все равно горяча да кровит еще слабо. Мазь нужна хорошая, а у Пёськи ни трав нужных, ни времени на готовку нет. Посчитала по дням девка, сколько в лесу она провела.
– День базарный… – Задумчиво бормочет.
Недалеко тут деревня большая – целых пятьдесят домов! Со всей округи туда каждую неделю летом товары везут, да меняют кому на что нужно. Решено! Все у нее есть, кроме трав нужных, которые быстро не собрать да мази хорошей не хватает. Жемчуга подаренные у травницы их на лекарство обменяет, а потом и сама за лето наберет с запасом – с таким мужем зелья лечебные только так лететь будут!
Смотрит на нее Чудище вопросительно, башку в сторону наклонив. Решилась Пёся. Мешочек с жемчугом на шею повесила, к мужу подошла, в бровь колючую целует.
– Я за травами схожу – мазей тебе сделать целебных. Перед закатом вернусь!
Смотрит на супружницу печально, но за подол не хватает. Развернулась Пёся и пошла быстро-быстро, оглянуться боясь – спиной взгляд тоскливый чует. Видать, грустно Чудищу смотреть, как она покидает его, даже и на день неполный. Так и хочется развернуться, на шею броситься, сказать: «Никуда я не денусь, любимый мой!». Но держится Пёся – лучше уж пару часов тоску-одиночество потерпеть, зато с лекарствами вернуться, чем муж ее страдать от болей в ране незалеченной будет! Вскоре, как отошла от пещерки, в лесу затерянной, отпустило немножечко.
Правильно направление Пёся взяла – к Большим Битюгам быстро вышла. Возы стоял, на них товару-то товару! И украшения разные, и платье, и горшки-ложки резные-красивые-е-е… Потрясла головой Пёся – и прямиком к травнице местной. Идет павушкой, а ей вслед мужики головы выворачивают. Непривычно то Пёсе – но приятно! Вот что рубаха новая, из ткани лесной сшитая, да душагрея лисья с девками делает…
Бабушка Зайчиха спрашивать не стала, откуда жемчуг и зачем Пёське столько мази для ран воинских. Все, что нужно продала, травами щедро в обмен на перла дары обменялась. Сумку черезплечную Пёся лекарством засушенным наполнила, тряпиц чистых на перевязку взяла, горшочек с мазью настоявшейся убрала. Думает, а не прихватить ли овощей немного.
– Пёська?! – Оглянулась жена чудищная. На нее Радка, глазам своим не веря, пялится. Аж взлететь захотелось от зависти, в глазах сеструхи бывшей плещущейся. А Пёся-то и сама знает, что хороша стала! На мяске-то, на воде свежей, да с работой легкой и с мужем любимым! Да и одежда новая красит…
– Радушка? Как дела твои? Как Ивушка? Как деревенька ваша? – Гордо нос задирая, Пёська спрашивает.
– А как же ты… От волков-то…
– А я на волках сплю, медведем укрываюсь, лисицу ношу! – Поводил плечиком Пёся, душегрейку рыжую ненавязчиво подчеркивая.
– Кто ж спас-то тебя?!
– Кто-кто? Чудище мое любимое! – Голову жена зверева вскидывает. – Говорила я, что муж у меня самый лучший будет, храбрый, сильный да рукастый? Так и вышло! Ласков со мной Зверь Лесной, на руках носит, подарками одаривает. Я тоже подарочек ему скоро сделаю…
И с намеком на живот руку опускает. Стыдно, конечно, так завираться… Но хочется, хочется, чтобы знала Радка – Пёська счастье свое нашла! Как ее не гнобили – и в несчастье удачу отыскала, счастливее всех на деревне устроилась. «Седьмая дочерь несчастья пророчит»? Это как посмотреть! Да и… Вот выздоровеет Чудище – так, наверняка, и ложь эту правдой сделает! Развернулась Пёся – только коса в воздухе свистнула – и обратно в лес пошла, Радку, словно с ног до головы оплеванную счастьем сеструхи нелюбимой за спиной оставив…
====== XII. Перерыв ======
Самочка не захотела долго сидеть с Шушем – вырвалась и принялась крутиться перед пещерой, нарезая мясо и каким-то хитрым образом пытаясь его развесить над огнем. Шуш грустно вздохнул и развалился на траве, глядя на свою самк… Кхм, то есть просто на самку уманов, которую он пока защищает в обмен на интересный опыт местного питания, да! Только так и никак иначе!
Ууманка вытащила из кустов какой-то мешок и принялась с ним возиться. Шуш насторожился – откуда она его взяла?! Так, про это надо узнать! Яутжа рванул в пещеру за маской с переводчиком. Заодно и протестирует – получилось ли у него настроить технику как надо на восприятие речи уманов! После пары тычков когтем в сторону мешка самка поняла, что именно хочет узнать самец и замурчала:
– Дар. Вчерашний день, ты, отважный воин, ууман, спасение, от, отсутствие аналогичного понятия в языке – он во множественном числе, дар принесли.
Ну вот, почти все и ясно стало! Его решили поблагодарить за то, что он убил тех ууманов. Наверное, эти девять были кем-то вроде Грязной Крови! А что, хорошие существа эти ууманы! Не без понятий о чести! И самки у них хорошие… Шуш сел рядом с ууманкой и тоже с интересом полез в наградную сумку, попутно устроив лапу на теле самочки. Конечно, он не собирался мешать ууманке самой возиться с тем, что ему тут притащили. Сам яутжа совершенно не понимает, для чего нужен тот или иной предмет, а самка точно знает, для чего все это нужно и сумеет правильно распорядится вещами!
Шуш с интересом вытащил из тючка красивую, но очень маленькую шкурку и пощупал ее на качество выделки. Ух-ты, какая!
– Нравится? – Спросил он у самки, увидев, что она играет с похожей шкурой. Ууманка засмеялась и сказала:
– Тепло шкура, хорошее ощущения, эстетическое удовольствие. Возможность – изготовление одежды, возможность – бартер.
Шуш порадовался, что настроил контекстный фильтр, и игриво сказал:
– У тебя красивая одежда! Но я бы предпочел увидеть тебя без нее!
Жаль, что она не понимает его речи… Как бы ей объяснить… О! Шуш накинул шкурку ей на плечи, показывая, что она может сделать с ней все, что захочет. Самка довольно пискнула, поглаживая подарок и Шуш гордо надулся – кажется, у них все лучше и лучше получается понимать друг друга! Хмм, как бы ей намекнуть, что он хочет с ней свить гнездо… Или что ее вид делает, когда размножается? А, маска говорит, что у них сложный ритуал перед спариванием… Ладно! Пойдем старым добрым путем прямолинейных намеков! Ей нравится мех? Шуш раздобудет ей много красивого меха, чтоб было удобно и одеваться, и спать, и… И все остальное!
Приняв такое решение, Шуш вскочил и быстро направился к тому месту, где видел здоровенных существ с копытами, у которых оказалось очень вкусное мясо. Шкуры у них большие – наверняка его самке… Тьфу, самке ууманов эти шкуры понравятся!
– Возвращение, скорее! – Пожелала самка, размахивая лапкой в воздухе.
Шуш против воли подумал – что случится, когда он улетит? Сможет ли она вернуться к своим сородичам? Что с ней будет? И… Как ему будет без этой вкусной пищи? Без этой, вечно лезущей к нему самки, с которой так приятно обниматься и рассказывать ей об успехах на Охоте? Другим яутжа это не интересно – они сами хотят похвалиться, а не Шуша слушать… И плевать, что самка не понимает – она слушает! И даже хвалит… Ну как такую бросить?!
Шуш заставил себя встряхнуться, активировал световой камуфляж и быстро вскарабкался на дерево. У него еще целый сезон на размышление, что с ней делать! Придумает!
Копытное нашлось быстро. Шуш, решив не тащить с собой мясо – все равно протухнет в таких количествах – ради интереса проглотил пару кусков сырятины и скривился. Безвкусная дрянь! Голод утолить сойдет – но… Разве можно сравнить с тем произведением искусства, которое творит каждый раз его самка?! Да Кетану!!! Сколько можно себя поправлять?! А, Ящер с ней! Его самка!
Шуш вернулся к своему лагерю, который благодаря суете самки уже действительно напоминал уютное место обитания. Шкура заняла свое место на суку и Шуш занялся выделкой. Самка робко подошла к нему и протянула какие-то вещи. Яутжа тут же с интересом взял протянутое. Длинная узкая полосочка ткани так восхитительно пахла руками его самочки, что он тут же, не задумываясь, повязал ее на запястье, словно небольшой трофей. А вторым подарком оказалась сумка! И точно ему по размеру, и вместительная… Ай да самка! Ну просто чудо, что такое! С сумкой и правда, будет намного удобнее! Шуш сымитировал наклон самочки и от переизбытка чувств подхватил ее под мышки и обнял. Вот ему повезло! Какой еще самец может похвастаться тем, что его самка подарила ему хоть что-нибудь, кроме детей?!
Так, Шуш, не отвлекайся! Шкура! Яутжа, мысленно вздохнув о необходимости поставить самочку на место, опустил ее на землю и вернулся к добытому трофею. Вот сделает он ей гнездо, вот устроится там, чтобы она видела – самец готов! Наверняка догадается!
Ууманка вернулась к подарочной сумке и занялась чем-то своим. Несколько минут прошли в тишине, а потом она неожиданно засмеялась и Шуш оглянулся… И увидел ЭТО!!!
У НЕЕ БЫЛА ПЕРЕПЛЕТЕНА ГРИВА!!! Она… Она… Шуш подлетел к ней и рухнул рядом на колени, трясущимися руками гладя ее украшенный блестящими бусинами рецептор. Самка с украшенными рецепторами! Такая… Такая только от Старейшины и согласится рожать… А она… ОНА НАЗЫВАЛА ЕГО СВОИМ!!! Кетану… Вот оно какое… Счастье…
Шуш просто не понимал, что творит – чувства разрывали его на куски. Конечно, что-то внутри шептало, что возможно, у ее расы это значит что-то другое… Но свои инстинкты Шуш пересилить не мог. Ему хотелось сделать все и сразу для самой невероятной самки в своей жизни. Любые трофеи бросить к ее ногам, самому лечь около нее, став верной гончей, носить на руках и защищать даже от косого взгляда чужаков!
– Моя… Моя самочка… Как же… Я сразу не понял… – Неразборчиво бормотал он, не в силах оторваться от ууманки.
– Причины? Тишина! – Сердце самки забилось быстрее и Шуш почувствовал, что она испугалась. За одно это он мгновенно возненавидел себя – как он мог испугать самку с переплетенными рецепторами?! – Все хорошо! Отрицание оставить, ты! Мой! Мой ты! Непереводимо, мой, эмоциональная привязанность, единственный!
– Ты… И я… Я твой?! – Шуш даже не сразу поверил такому счастью, но уже прижимал самочку к себе. Перетащил поближе к своему рабочему месту, принес шкуры тех зверей, которых убил в первую их встречу, чтобы она устроилась поудобнее.
– Причина передвижений? – Ууманка почти плакала, а Шушу хотелось закопаться в землю от стыда и отвращения к себе.
И он сделал единственное, что придумал в этот момент – обнял и принялся гладить переплетенную с трофейными бусинами гриву своей самки, усадил самостоятельно на шкуры. А потом заставил себя вернуться к работе, как бы трудно не было оторваться от этой невероятной самки. Через несколько минут она встала.
– Ты куда? – Тут же дернулся Шуш и снова ощутил прилив ненависти к себе и к тому, что, возможно, у ууманов украшенная грива не значит ничего, а он стелется перед ней, словно в период Слияния перед самой сексуальной самкой на Корабле-Матке.
– Все хорошо! Процесс изготовления питания!
Шуш вздохнул и осторожно коснулся лбом живота своей самочки. Она тут же засмеялась и яутжа понял, что вот ради этого смеха он и будет рвать голыми руками десятки и сотни жертв, а их черепа складывать к ногам этой ууманки. Скоро шкура для гнезда была готова и Шуш помчался устраивать ложе для себя и своей самки – он твердо решил, что будет всем своим существом показывать, какую честь ему окажет самка, если согласится родить от него ребенка. Устроить ложе для спаривания оказалось несложно – несколько слоев шкур даже на вид превратили охапку листьев в что-то очень мягкое и удобное.
Шуш выбрался на невероятно притягательный запах пищи.
– Проба, родственник мой!
Шуш тут же набросился на еду, жмурясь и чувствуя, что кажется, начинает сходить с ума. Не может самка быть настолько великолепной! Охотница, ласковая, заботливая, умеет оказывать медицинскую помощь, из обычного мяса делает нечто запредельно вкусное – и при этом еще и переплетенная грива, означающая старшую среди своих самку! И эта самочка называет его родственником, называет его своим единственным… Ну не могло ему ТАК СИЛЬНО повезти!
Однако Шуш привык действовать так – если везет, то везению надо подыграть, а не упрямиться, а то удача и обидеться может. Так что… Шуш ловко подхватил самку на руки и потащил ее в гнездо. Самочка слегка вздрогнула при виде роскошного логова, но даже не попыталась начать отбиваться, а когда Шуш, на миг надев маску, тихонько спросил:
– Ты как? Согласна?
Ответила:
– Твоя я.
Шуш почувствовал, как в пасти скапливается слюна, а язык начинает набухать и уже с трудом помещается между жвалами. Он отбросил в сторону не нужную пока маску и нежно привлек к себе самочку, ласково стягивая с нее одежду. Он решил быть воплощенной осторожностью, но при этом не замирать на месте – старшие парни, уже заслужившие самок, говорили, что большинству нравятся этакие дикие звери, которые валят жертву на пол и берут ее до изнеможения. Но поправка на различие рас подсказывала, что приятная для самок яутжа грубость может причинить серьезную боль самке ууманов. Так что Шуш собирался совмещать.
Рев чужака задел какие-то глубинные инстинкты. Шуш вылетел из логова и пихнул обратно сунувшуюся за ним самку, встал спиной к пещере и зарычал во всю глотку на здоровенного врага. Он не может отступить. Не может проиграть. За его спиной – его самка. Та, которая должна выносить его сына, та, которая всегда будет с ним. Шуш с трудом отогнал звериную ярость самца, защищающего свое логово. В бою нужно полностью владеть своим рассудком. Нельзя растворяться в гневе, в злости, в ярости. Иначе совершишь ошибку – и умрешь.
Зверь встал на задние лапы, а Шуш наоборот согнулся так, что почти коснулся кончиками пальцев земли. Он расставил в стороны руки и зарычал во всю глотку. Противник ответил таким же низким разгневанным ревом. Несколько секунд они скалили клыки друг на друга, а потом Шуш первым набросился на зверя. Тот махнул тяжелой лапой – Шуш только и успел нырнуть вниз, и то враг слегка зацепил взметнувшиеся вверх рецепторы, заставив яутжа рявкнуть от боли. Противник был грозен – и в другое время Шуш пожалуй, серьезно повозился бы с ним. Но не сейчас, когда за его спиной была его самка. Яутжа даже почти не почувствовал, как здоровенные когти разорвали мышцы на ребрах, сам, проигнорировав боль и опасность для себя, рванулся вперед и всадил свое оружие в грудь противника – лезвия удачно прошли между ребрами и почти дотянулись до сердца. Шуш ушел в сторону перекатом и дождался, пока закончится агония зверя, а только после этого встал. Боль потихоньку начала напоминать о себе, заползая в одурманенный гормонами мозг, Шуша начало потряхивать.
Самка, вылетев из пещеры, нежно прижалась к здоровой лапе, булькнула что-то, но Шуш был без маски и не понял ее слов. Впрочем, судя по нежности – она радовалась его победе. Яутжа хотел сперва разделать тушу, но самка толкнула его в сторону пещеры, показывая, что нужно обработать травму и помчалась к реке. Степлер для плоти Шуш на Охоту брать не стал – слишком упрощает лечение рваных ран. Так что пришлось импровизировать – иглу он вытащил из тайного отсека на микрокомпьютере, специальная, для замыкания контактов в случае поломки. Но и плоть стянуть сойдет. Нитка тоже нашлась – местная – и Шуш, неудобно вывернувшись, попытался зашить свою рану.
Тут появилась самка с водой. Шуш поспешил надеть маску – надо же понимать ее!
– Руки, отодвинуть. Я, помощь.
Шуш, сморщившись, ответил:
– Я и сам справлюсь… – Однако в ране дернуло и он рыкнул от боли. Ему тут же захотелось спрятаться под шкурами – наверное, он напугал самку… Но… Нет! Она не испугалась! Наоборот! Взглянула на него даже немного сердито.
– Рана очищена? Вариант – болезнь?
Шуш вздохнул, морщась от боли, и подпустил ууманку к своему боку. Самочка настолько нежно занималась его ранами, что Шуша опять накрыло чувство нереальности происходящего. Может, он спит, а все это ему снится?
– Держать бинт. Я – за лекарством.
Шуш послушно прижал лапу к боку, зажимая рану тряпкой, подсунутой ему его самкой. Ууманка быстро притащила посуду с какой-то заваренной травой, макнула в нее другой кусочек ткани и быстро принялась прикреплять бинт на место.
– Отсутствие необходимости, зашивание ран, достаточно – перевязка! – Замурчала сердито самка. – Лекарство, отсутствие кровотечения, покой, двое суток – здоровье! Игла – усиление травмы! Необходимость зашивания – травма серьезная, при движении отсутствие деформации! Ты – пребывание на месте, лежать.
– Ты прости… Что я такой неуклюжий… – Робко отозвался Шуш. – И что ты со мной все время возишься…
Самка закончила делать перевязку и яутжа попытался встать. Она тут же уперлась ему руками в грудь.
– Лежать! Травма!
Как бы ей объяснить… Шуш постучал себя по голове и указал в сторону выхода. Самка пару секунд подумала и вдруг сказала:
– Необходимость – голова, название породы зверей?
Какая же она умница! И смех у нее… Просто невероятный…
– Сутки – лежать! После – свежевание, отрезание. Сейчас – отдых. Отсутствие жизни – следствие – отсутствие движения.
Шуш решил, что если он прямо сейчас не спарится с этой самкой – его жизнь будет прожита зря.
– Нет! Отсутствие спаривания! Сперва – выздоровление.
Шуш расстроенно фыркнул и просто прижал самку к себе. И заснул.
Утром яутжа решил проверить – действительно ли перед ним лишь его сладкий сон. Определенно. Это лишь приятная галлюцинация – последствие отравления местным воздухом. Не может быть, чтобы самка кормила самца с рук, даже если он болен! Даже если он умирает! Такого. Быть. Не. Может. Однако галлюцинация была слишком сладкой, чтобы с ней расставаться – нежные руки самочки, подносящие прямо к мандибулам кусочки остренького мяска…
Шуш, наевшись, поспешил сбежать – за подобное симулирование самка яутжа разбила бы ему голову. Но ууманка просто рассмеялась. Шуш даже на секунду замер, прикрыв глаза и наслаждаясь этими непривычными для слуховых рецепторов яутжа звуками.
Однако трофей сам себя не отшлифует… Да и его самке шкура этого зверя наверняка понравится!
– Рана, демонстрация!
Яутжа послушно поднял лапу, позволяя его самочке осмотреть рану. Та ныла, но было терпимо – а поэтому Шуш делал вид, что ничего не случилось. Самка задумалась, что-то буркнув себе под нос и, снова обслюнявив его надбровную дугу, сказала:
– Путешествие – лекарство, лекарство для тебя. Непереводимо – вернусь.
Шуш почувствовал, как его сердце медленно, но верно раскалывается на части. Она… Она решила вернуться к ууманам. А он… Он надеялся… Он… А она… Сладкая греза кончается. Пора возвращаться к Охоте и забывать все, что произошло… Только возможно ли это?
Самка исчезла в лесу. Шуш несколько секунд тупо посидев над тушей трофея, неожиданно вскочил и заревел во всю глотку, пытаясь хотя бы этим сдавленным криком выплеснуть всю боль, сдавившую все органы изнутри. Почему так больно?!
====== XIII. Долг супружеский ======
Пришла Пёся к пещере – Даждьбог уж в Подземное Царство спускаться начинает. К закату – как и обещала, вернулась. Сидит муж любимый, к туше медвежьей прислонившись. Под лапой череп звериный выделанный. Сердечко Пёсино сжалось от ужаса – уж не случилось ли беды с нареченным?! Бросилась она к Зверю своему желанному. Взвился он, зарычав, на жену свою налетел, за шею схватил. Но через секунду лапу тут же разжал – даже больно стать не успело! – на руки подхватил, к себе прижимает так, словно сто лет не видел. Урчит так ласково, что душа Пёськина тает, как снега комок на ладошке. Волосы девкины наглаживает, мордой об лоб да плечи трется. Аж в воздух подкинул и поймал на руки, как ребенка малого. Радуется… Словно думал, что не вернется Пёся. Почувствовала девка, как любви дикой, безумной, костер в душе ярче вспыхнул – догадалась, что думало Чудище, будто не вернется она – а отпустило! Вот как любит Зверь ее ласковый, любое ее решение готов принять, смириться!
