Текст книги "За чертой беды (СИ)"
Автор книги: Серый Шут
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
====== Мой шанс жить ======
– Ой, что это такое? – Майки сунулся под руку Донателло и с любопытством уставился на большую банку со странно-светящимся реагентом. – Это новый ретро-мутаген?
Гений сморщился и снисходительно улыбнулся брату, несильно шлепнув его по руке, чтобы не хватал со стола все подряд.
– Нет, – очень тихо и как-то заговорщически отозвался он, обнимая склянку обеими руками и пристально всматриваясь в ее содержимое. – Это билет в нашу новую жизнь!
Микеланджело хлопнул глазами и приоткрыл рот, чуть не носом залезая в банку.
– Ух ты! Из этого получится новый телевизор? Да, Донни? Да?! Скажи, что «да»!!! Большой и плазменный! И приставка с бесконечным количеством игр!
Гений покачал головой и расплылся в еще более широкой улыбке.
Ну, разумеется! Что еще может видеть новой жизнью их солнечное чудо, кроме как новый большой плазменный телек и приставку с видео-играми? Что еще нужно ему для счастья? Может быть, вовсе не то, что придумал гений?
– Нет, Майки, – Донателло едва заметно пожал плечами, уже начав сомневаться в правильности своего изобретения. Это же он считает подобное открытие билетом в новую жизнь, а как отнесутся к этому братья? – Это… я, пожалуй, сначала Лео позову, ну и Рафа тоже.
– Серьезно?!!
Микеланджело и Рафаэль во все глаза уставились на банку в руках своего гениального брата.
Только вот взгляды у обоих выражали совершенно разные чувства.
Если Майки смотрел на слегка светившуюся жидкость с наивным восторгом и улыбкой, то зеленые глаза сощурились с каким-то отчаянием и злой решимостью.
– Это вот ты не шутишь? – бешеный ниндзя сжал кулаки, всматриваясь в стеклянную колбу, и даже губу прикусил. – Это… это на самом деле возможно, да?!
– Да, – Донни нерешительно вздохнул, покосившись на своего лидера, мрачно стоявшего у стены, который единственный из всех не выказал восторга от его изобретения. – Да, парни, это возможно. Я разгадал природу нашей мутации. В тот миг, когда на нас попал мутаген, рядом с нами был Мастер, и именно благодаря ему мы стали антропоморфными. Его ДНК сыграла решающую роль в процессе мутации, так что если использовать вот этот препарат, то мутация продолжится, и тогда…
– Этого не будет! – Лео отлепился от стены, сложив на груди руки, и в совершенно не свойственной ему манере перебил умника. – Мы те, кто мы есть, и это наша судьба. Нам не нужно…
– Тебе не нужно! – Раф резко обернулся. – Говори за себя в таких вопросах, Лео! Если… если это сработает, то мы сможем жить, как все люди, и продолжать свою миссию, не озираясь на то, что кто-то там нас увидит и что-то от этого будет!
Леонардо вздохнул и поднял на брата глаза. Ну, собственно, ничего иного он и не ждал от сорвиголовы.
– Ты даже не понимаешь, о чем речь идет! – черепаший лидер уперся в разъяренный изумрудный взгляд своего бешеного брата. – Это…
– Это не тебе решать! – тихо-тихо возразил Рафаэль с отчетливой угрозой в голосе. – Ты не можешь вот так взять и спустить в унитаз наши жизни, только потому, что когда-то отец назначил тебя лидером!
Майки и Донни застыли молча, переводя глаза с одного брата на другого.
Рафаэль всегда противопоставлял себя Лео, вечно доказывал ему, что сам по себе может гораздо больше, чем в команде, нарывался на конфликты и лез на рожон, из кожи вон выпрыгивал, только бы продемонстрировать старшему брату, что обойдется без него.
В чем была причина такого вот отношения, понять было невозможно.
Донателло искренне был уверен, что дело во взрывном характере Рафа, и со временем все успокоится, Майки вообще не мог воспринимать эти склоки всерьез и чаще всего откровенно забавлялся и шутил над сорвиголовой, уверенный, что тот просто задирается без причины, а Лео…
Лео причину знал.
И ничего не мог с ней сделать. Не мог помочь, не мог решить проблему, не мог ответить брату, хотя очень старался.
Смотрел в глаза сейчас и понимал остро, как никогда, что вот именно в том их давнишнем разговоре лежит причина того, что Рафаэль вцепился в эту Донову жидкость и готов на что угодно, только бы вырваться из дома и исчезнуть из жизни семьи, только бы выбросить все в прошлое навсегда и забыть.
– Раф, не надо… – тихо-тихо попросил лидер. – Я очень тебя прошу. Я просто знаю, что этого нельзя делать … чувствую.
– А больше ты ничего не чувствуешь? – хриплым рыком-выдохом полетело в ответ вместе с едкой улыбкой. – Это – мой шанс жить… я так больше не могу.
Лео вздрогнул и опустил голову.
Как всегда Рафаэль с виртуозной точностью ударил в его чувство вины, заставив отвести взгляд.
Имеет ли лидер право останавливать и не давать брату хотя бы попробовать начать другую жизнь? Особенно точно зная, как тяжело горячей голове день за днем находиться дома.
– Раф, – Леонардо с усилием поднял глаза на младшего. – Послушай меня. Этот твой шанс, как ты говоришь…
Рафаэль повел головой, отворачиваясь, шумно выдохнул и пошел прочь, так и не дослушав.
Громко хлопнув дверью в свою комнату, он уперся в нее спиной и резко выдохнул, закрывая глаза.
«Это ответ на мой крик в это долбанное небо, – подумал он. – Небо, которое никогда не раскошеливается на что-то хорошее для таких, как мы. Только людишкам все достается запросто и легко, а мне вот… мне пустые руки, жгучая мерзкая боль и безысходность. К черту все. Я устал от этого».
Он криво усмехнулся сам себе в полной темноте и прикрыл глаза.
«Ну, значит, так. Там хоть выбор есть…»
– Да пойми же ты, придурок несчастный! – Рафаэль стискивает плечи брата чуть ли не до хруста, впечатав его в стену и шумно дыша прямо в лицо, с отчаянной мольбой заглядывает в глаза. – Пойми меня!
Лео смотрит внимательно и спокойно, не выворачиваясь, и пока не предпринимает попыток дать Рафу по голове.
– Что мне надо понять, брат? – тихо спрашивает он. – Что ты хочешь? Чем я могу помочь?..
Бешеный ниндзя смотрит ему в глаза, плавится в этой синеве, как кусочек воска в пламени, и решается сказать.
– Лео… я тебя… люблю, брат…
Старший мягко улыбается и вдруг ласково прижимает Рафаэля к себе, поглаживая по голове, стараясь успокоить неясную ему нервную дрожь.
– Я тоже очень люблю тебя, Раф, – просто произносит он. – Ты же знаешь это.
«Знаю, – Рафаэль чуть расслабляется в кольце дорогих ему рук и обхватывает Леонардо в ответ, скользя пальцами по плечам. – Только не того знания мне надо…»
Раф мотнул головой, стараясь выгнать из нее воспоминания, но они настойчиво лезли обратно, расцветая яркими картинками на изнанке век.
Подняв голову, он миг смотрит в синие глаза, улыбчивые, чуть прижмуренные и ласковые. Безмятежные… родные… любимые…
– Лео…
Слов не нашлось, да Рафаэль и не привык что-то объяснять, уверенный, что его и так должны понимать без слов. Ну, что старший туп, что ли, как пробка, и не видит, что вот в его, Рафовом, взгляде плещется?! Или не замечает, как колотится сердце?
Дурманящий желанный запах так близко, что и думать-то уже сил нет, а измученное сердце требует, вертясь в груди, как на раскаленной сковородке, немедленно получить желаемое и ответ на свои чувства.
Чуть подавшись вперед, Рафаэль касается губами, губ брата.
– Лео… – летит стоном прямо в удивленный выдох лидера.
Старший пробовал уворачиваться, это Рафаэль точно помнил, обхватывая сейчас себя руками и укладываясь на пол у двери, дергался и мешал ему тогда вслушиваться в себя…
– Ш-шш! – раздраженным шипением вырывается воздух, когда Рафаэль хватает брата за подбородок и жестко фиксирует его голову, всматриваясь в глаза. – Не двигайся.
Он часто дышит, размыкая кончиком языка губы Лео и пробегая по кромкам зубов.
– Люблю тебя…
В первые мгновения даже показалось, что будет ответ. Вот сейчас брат потянется навстречу, потому что Раф любит его, и иначе быть просто не может, подарит такой же робкий неумелый, но нежный поцелуй и скажет… тоже скажет, что любит…
Поняв, что ответа нет, Рафаэль медленно отрывается от желанных губ и вскидывает глаза. Он не привык прятаться от проблем и сложностей, и готов к любому ответу…
Раф несильно стукнулся лбом в пол и бездумно потер плечо.
Он думал, что готов к любому ответу.
– Закончил? – Лео смотрит холодно и пристально и медленно вытирает губы тыльной стороной ладони.
Рафаэль не может оторваться от любимого взгляда, враз заиндевевшего корочкой льда, и хоть что-то сказать. Смотрит и не верит. Не так все должно быть!
Не так! Должно! Быть!!
Оно, черт побери, ДОЛЖНО быть по-другому!
– Лео…
– Я сделаю вид, что все забыл, – брат дергает плечами, выворачиваясь из рук Рафаэля. – И даже не спрошу, что это было…
– Я люблю тебя, придурок! Ты должен… должен понять это!
Раф сжимает кулак и бьет им в стену.
Ну, какого лешего все вот так вот происходит?!!
Лео вздыхает.
– Я пойму, раз должен, – как-то обреченно и устало отвечает он. – Но, Раф, даже если я должен, я не смогу ответить тебе вот на это взаимностью…
«На это!»
Слова, впившиеся в мозг раскаленными иглами и опустошившие за долю секунды.
На это!
На любовь, на первые яркие чувства, а брат обозвал это «это»!
Не выдержав, Рафаэль коротко бьет Лео в лицо и тихо взрыкивает, бессильно впечатав второй кулак в стену у его головы.
– Прости, – Лео отводит его руку и отворачивается, собираясь уйти. – Я очень люблю тебя, брат.
И едва различимый звук шагов удаляется, отпечатываясь на сердце полностью потерянного и оглушенного Рафа едким разочарованием.
На любовь не всегда бывает желанный ответ.
– Вот и к черту все это! – Рафаэль сел, рывком дергая себя по стене вверх, чтобы не раскиселиваться уж совсем и не позволять себе растечься жалкой лужей.
С тех пор прошел месяц.
Жгучий, больной, тяжелый месяц.
Лео сдержал слово и сделал вид, что ничего не было, но Рафаэлю от того легче не стало. Башку, как и раньше, сносило от одного только присутствия старшего брата, который теперь не позволял посидеть рядом, обняв, и не давал заснуть головой на своих коленях, мягко уходя от любого контакта. О том, чтобы завалиться к нему в комнату и задрыхнуть, просто обняв, речи вообще уже идти не могло.
И это сводило с ума.
«Если я стану человеком, я найду кого-то другого. Я просто зациклился, потому что больше никого-никого во всем мире нет. Это – мой шанс».
Рафаэль поднялся, тряхнул головой и решительно вышел из комнаты.
Он так и так думал сваливать, потому что жить тут стало невыносимо, но теперь не нужно уходить в никуда и в полное одиночество.
Теперь он сможет начать все заново и забыть Лео!
====== “Придет, а мне вовсе не надо будет его любви” ======
Леонардо хмуро рассматривал большую банку в руках своего гениального брата, недовольно дергая уголком губ.
Вот как сказать сейчас, что это самое идиотское изобретение, что никому из них оно не нужно на самом деле, и неясно вообще, действительно так уж все будет хорошо, как сейчас кажется Донни, или пойдет наперекосяк, и мечтающие стать людьми братья превратятся во что-то невероятное без возможности мутировать обратно.
Проверить это просто не на ком. Хоть самому хлебать, чтобы только убедить остолопов упрямых, что это риск… если уж в окончательного урода, или вообще развалиться на части, или растечься зеленой лужей, то пусть уж он один тогда…
– Дон, – черепаший лидер выпрямился, все еще не отводя глаз от банки. – Я против. А вдруг оно не сработает, или не так сработает, или еще что? Ты же даже проверить это не сможешь ни на ком другом. Нет, брат.
Донателло подавленно вздохнул и едва заметно кивнул головой.
С логикой лидера спорить сложно, но как же не хотелось признавать свое поражение и вот так вот запросто отказываться от только-только замаячившей впереди надежды хоть что-то изменить в их унылой и, будем уж честны, бесперспективной жизни.
Ниндзю-цу это, конечно, здорово, но хочется же и чего-то большего. Ему, по крайней мере…
Донни втайне надеялся, что его открытие будет для него лично шагом к исполнению мечты об Эйприл. Ведь если у черепахи и человека нет будущего, то почему бы не попробовать его создать парню и девушке?
Он будет умен, обаятелен и способен дать ей гораздо больше, чем задавака и бездарь Кейси, он обязательно найдет путь к ее сердцу, только бы шанс появился…
– Да, Лео, – гений вздохнул. – Наверное … наверное, ты прав… нам так лучше будет... ничего не меняя…
Взглянув на грустное лицо брата, Леонардо качнул головой и ободряюще обнял его за плечи.
Он понимал, на что надеется Донни, вот всем своим существом понимал, просто чувствовал эту его надежду и ожидание, что склянка чудо-средства все-все для него изменит. И отпустил бы и согласился, но только так же хорошо знал, что не ужиться гению с людьми, что его мягкий нрав быстро сделает его добычей авантюристов и приведет к гибели, да и любовь к Эйприл… кто сказал, что девушка ответит взаимностью, если не ответила до сих пор?
– Дон, – со звоном металла в голосе сказал он, сжав брата крепко-крепко. – Выливай. К чертям все это. Мы семья, мы есть друг у друга, а остальное приложится, не глядя на внешность, если ему суждено сбыться. А если нет – так какой толк рисковать? И о Мастере Сплинтере подумай. Как он без нас тут будет.
Донни кивнул еще раз, ткнувшись лбом брату в плечо и торопливо всхлипнув, чтоб не распускать постыдные для взрослого парня сопли.
Хотя вот с Лео хоть сопли разводи, хоть слезы – он все поймет и все примет и поддержит, даже если ты сам виноват в случившемся.
– Спасибо, бро, – тихо пробормотал он в травянистую шею и потерся об нее носом, чтоб не так в нем щипало. – Ты прав. Я просто думал… а вдруг оно поможет мне с Эйприл.
Лео осторожно высвободил из пальцев гения склянку и поставил ее на стол.
– Я понимаю, Донни, – как можно мягче произнес черепаший лидер. – Поверь, понимаю, но вот только дело-то не в твоей внешности. Пойдем.
Он осторожно потянул брата за собой, увлекая прочь из лаборатории.
Им надо поговорить.
Посидеть где-то в закоулках канализации вместе. Пусть Донни все выговорит и выпустит из себя. И эту несбыточную надежду, и свои больные мечты.
Они вышли, так и не узнав, что из темноты коридора их проводил внимательным взглядом неподвижный силуэт.
Лео был слишком занят в этот миг Донателло и не уловил слежки, а тот, кто следил, слишком хорошо прятался, не собираясь выдавать себя.
«Да уж, как мило! – Рафаэль стиснул кулаки, глядя на братьев сквозь неплотно закрытую дверь. – У Лео для каждого найдется время и теплые слова, и объятия! Для всех, кроме меня! Вон Донни как сопли по себе размазывать позволяет, аж противно! Еще бы в носик чмокнул умника нашего!»
Он замер, даже не дыша, увидев, что братья направились к выходу, и проводил их внимательными больными и невероятно злыми глазами.
«Давай, Лео, продолжай в том же духе! Нянька из тебя, что надо для всех и каждого, а я перебьюсь! Иди-иди, усаживай его с собой рядом и позволяй себя обнимать, дышать одним с тобой воздухом, растворяться в твоей ласке и твоем тепле!»
Раф вошел в лабораторию умника и закрыл дверь, решительно уставившись на банку с загадочным препаратом на столе.
«А мне и не надо! Обойдусь! Была охота пятым в очереди у твоей двери стоять. Я что, на помойке себя нашел, что ли, чтоб вот так ногами себя топтать и ждать, пока ты снизойдешь одарить кусочком своего бесценного внимания!»
Бешеный ниндзя взял большую колбу и крепко сжал ее в ладонях, пристально всматриваясь в загадочное густое светящееся нечто.
«Я и сам обойдусь! Без вас всех и без тебя, Лео! Пошел ты к чертям собачьим! Мне твоего понимания не надо, и твоего снисхождения…»
Сев у стола на пол, Рафаэль, откинул голову на металлическую ножку, приложившись затылком, и закрыл глаза.
«Кому врешь-то? Вот кому ты, Рафи, тут браваду эту показываешь? Всем и каждому – валяй, но себе-то за каким хреном? Надо… как же мне… как мне надо хоть разок еще вот вдохнуть запах, обнять, что ли, еще раз и прижать, чтоб панцирь хрустнул… надо… всего мне надо, только Лео этого мне не даст и даже близко подойти не позволит».
«А сам козел! – оборвал он собственные размышления и открыл глаза, уставившись в банку, что держал на коленях. – Нечего было сразу с поцелуями лезть. Надо было вон, как Дон, цветы, ухаживания, конфеты… на крышу позвать пару раз на звезды поглазеть, а потом уже...»
Раф едко усмехнулся сам себе, покрепче сжимая склянку.
«Ага, ага, Рафи! Больно это умнику помогло в его скачках вокруг Эйприл. Что-то дальше вздохов и подарков дело не сдвинулось вообще никуда. И потом, сам же ты ему и говорил про его вот эту навязчивость, так что цветы-духи-чужие-стихи никому никуда не уперлись, как видишь. Это не помогает, если ответа нет».
Он вздохнул, покачав головой и зачем-то окинул глазами лабораторию, словно хоть где-то в ней было то, за что он мог уцепиться и найти для себя аргументы в пользу того, что Лео все же когда-то да ответит на его чувства, поймет и примет их, или что все вот сейчас прямо закончится и забудется.
«Давай, Раф, пей это дерьмо и вали куда подальше. Будем здраво рассуждать с тобой, как только мы и умеем, приятель. Лео твои чувства никуда не уперлись и ни на кой не сдались, ему до этого дела нет. Тебе тут погано от этого и хоть на стенку лезь, потому как близко даже подойти не можешь, не говоря об обнять и всем остальном. Ты не Дон, и вечно молчать, вздыхать в тряпку, дарить что-то, робко тут надеясь на чудо, не сможешь, да и старший не трепетная дева, чтоб цветами его заваливать и влюбленными очами провожать! Фу! Противно даже!»
Он передернул плечами, представив, каким взглядом окатит его Леонардо, если хоть разок подкатить к нему с букетом роз и вот такими щенячьими, как у Донни, глазами.
В лучшем случае приподнимет бровь и пройдет мимо, решив, что Раф репой съехал, или посоветует пойти по тому адресу, который сам же сорвиголова не раз ему в драках подсказывал.
«Вот-вот. Он в курсе, и если до сих пор продолжает делать вид, что ничего не было, то значит, все чего хочет, это забыть и чтоб его этим не беспокоили больше. Так что собрался, тряпка, выпил эту жижу и свалил в пампасы! Ну и потом, ты ж парень видный, а с внешностью человека найдешь себе кого захочешь, хоть девку, хоть парня, хоть выводок целый…»
Рафаэль поднял склянку и поднес к лицу.
«И вот тогда Лео пожалеет, что так тебя бортанул! Вот пожалеет, а поздно будет! А тебе и не надо вовсе будет его любви, у тебя самого очередь стоять будет! Он еще придет, еще сам просить станет, а ты отвернешься, потому что тебе наплевать будет, Раф! Тебе-будет-наплевать!!»
Чуть ли не силком ткнув себе в губы холодную стеклянную кромку, Рафаэль шумно вздохнул.
«За тебя, любовь моя! За тебя!»
И сделал большой глоток, остро пахнущей ментолом жидкости, окатившей холодом полость рта, как большой кусок мороженого.
«Ну и что я теряю-то? – Рафаэль уронил банку, расплескав остатки на пол, потому что немилосердно закружилась голова. – Если он придет и пожалеет, что бортанул меня… даже если… когда придет… ну какая разница, кто из нас черепаха, а кто человек… любят-то не за внешность… только пришел бы и сказал, что я нужен…»
Раф упал на бок, скручиваясь клубком, от непереносимого и совершенно нереального холода, словно его в морозильник засунули и обложили льдом.
«Только бы ответил… только бы вот сейчас подошел и обнял, сказал бы… что все еще будет хорошо… у нас… хотя он красивый, а я-то… смотреть же тошно… но вот человеком стану… буду лучше, Лео и обратит внимание тогда…»
Последнее что поймало его угасающее в этом арктическом холоде сознание – это тепло до скулежки родных рук, обхвативших голову и осторожно приподнявших ее с пола.
– Раф… Раф, ты меня слышишь?.. Ты что натворил, дурак несчастный…
Лео нутром ощутил тревогу, заставившую вскинуть голову и вслушаться в тишину дома, прерываемую лишь сбивчивым шепотом Донни.
“Раф!”
Эти красные сполохи гневливых росчерков, что так ярко взметнулись где-то в сердце их логова, перепутать было невозможно ни с чем.
– Донни, – Леонардо осторожно разомкнул руки. – Я сейчас, брат, подожди минутку.
Тот едва различимо кивнул, даже глаз не подняв, и чуть дернул плечом.
– Конечно, Лео, – как можно спокойнее сказал он. – Иди, у тебя же всегда куча дел.
Лидер досадливо дернул уголком губ и повернулся к умнику.
Ну вот что ему сейчас делать? Разорваться, что ли?! На пять маленьких Леонардо разбежаться, чтобы уделить каждому нужное количество внимания?
– Я быстро, – вздохнул он и выскочил из комнаты.
Конечно, Донни обиделся, что он вот так совершенно беспардонно и черство оборвал их беседу, как будто ему наплевать на чувства брата, но с этим Лео справится, вернувшись.
Извинится, скажет, что был не прав, попросит прощения раз пять, и они продолжат свой разговор, а Раф если что учудил, так оно же и непоправимым может стать...
“Стало...”
Следуя за своим внутренним чутьем, черепаший лидер ворвался в лабораторию Донателло, чуть ли не проклиная себя за то, что так опрометчиво оставил на столе злополучную склянку с изобретением гения.
“Чем ты думал, придурок несчастный?! – заорал он сам на себя, распахивая дверь. – Лео, козел, век же себя не простишь теперь!”
На полу у стола, свернувшись дрожащим клубком, лежал человек.
Парень с бронзовой кожей и черными волосами, чуть отливавшими в каштан, уткнувшийся лицом в сгиб руки...
– Раф...
Лео споткнулся у порога, поняв, что опоздал.
Вот как так-то? Ну почему ни одного из братьев нельзя оставить без присмотра, чтоб не натворили бед и не обиделись на него? Ну кто придумал, что лидер – это так здорово?!
Он подошел, всматриваясь в ходившие под тонкой кожей мышцы, тонкие пальцы, вцепившиеся в растрепанные волосы, и сел рядом, осторожно приподняв голову задыхавшегося парня.
– Раф, ты меня слышишь? Что же ты натворил, дурак несчастный?..
Лео обхватил его руками, чувствуя болезненную дрожь всего незнакомого и родного одновременно тела, и прижал к себе, пытаясь согреть или хоть как-то унять озноб.
====== “все у нас еще сложится...” ======
Рафаэль бездумно уткнулся лицом в ладонь, обнимавшую его голову, содрогаясь всем телом от лютого холода, что никак не желал отпускать, и прокусил губу.
Боги! Сколько же он мечтал вот так вот… вот так просто вдыхать этот крышесносный запах этих самых родных рук… просто лежать в них головой и ощущать, как подушечки пальцев пробегают по затылку.
Просто лежать и дышать им, просто чувствовать… просто сжаться клубком… просто быть с Лео…
Почему старший брат вспоминает о нем только тогда, когда Рафаэль натворит что-то такое, отчего валяется в полуотключке и отчаянно нуждается в помощи и поддержке? В другое время… почему нельзя просто посидеть рядом и просто помолчать вместе? Просто быть вдвоем?.. Почему только когда что-то случилось уже?..
«Потому что он тебя жалеет, дебил!»
Рафаэль резко сел, мотая головой, и слепо отпихнул руки брата.
–Отвали, – прохрипел он. – Не надо мне твоей жалости, иди другим сопли вытирать… Я что хотел, сделал, мне так лучше будет... и тебе… тебе глаза мозолить не стану больше… даром не надо… жалости вот этой твоей и заботы…
– Раф, – Леонардо разомкнул объятия, позволяя ему отстраниться, но удержал за плечи и всмотрелся в малахитовые родные глаза, которые вот ни капельки не изменились. – Ну, что ты как ребенок, честное слово. Все хорошо будет, брат.
Это обещание, всегда ассоциировавшееся в голове Рафаэля с безопасностью, домашним уютом и чувством покоя, которое умел дарить только Лео, вдруг больно резануло израненное сердце в груди.
Не будет. Ничего хорошо не будет, потому что это вот сейчас старший рядом и обнимает, испугавшись за него, это сейчас позабыл свои долбанные принципы и позволил дышать собой, как кислородом. А стоит только встать на ноги, и он снова превратится в ледяную глыбу, обходящую стороной и готовую дарить не тепло, а поток своих моралей и безразличия.
– Отстань, – повторил бешеный ниндзя, усаживаясь у стола.
Холодная металлическая ножка непривычно карябнула голую спину, и Раф даже сморщился, невольно проведя рукой по плечу и лопатке.
Человек… он стал человеком… он этого и добивался, чтобы свалить из дома в другой мир, найти там все и вся и забыть уже Леонардо с его улыбкой и самыми теплыми в мире ладонями, дыханием, пахнущим сломанной веткой лимонника...
В груди колко провернулся уже почти привычный комок из ржавых гвоздей, наждака и битого фарфора.
«А забудешь ли? Сможешь?»
– Раф, послушай, – Лео осторожно развернул его лицо к себе, погладив по щеке. – Все, я думаю, поправимо, Донни тебе поможет…
Уставившись в синие-синие, такие нереально-космические глаза, сорвиголова отчетливо понял своим колотившимся у самого горла сердцем, что надо бежать и как можно дальше. Иначе он просто не сдержится и прямо сейчас вцепится в брата мертвой хваткой, обнимая, впитывая, растворяя в себе, забирая все-все без остатка и уже не спрашивая, чего там Лео хочет и как к этому относится. Будет целовать, гладить эти травянистые скулы, сдерет к чертям собачьим маску, что мешает видеть любимое лицо полностью, разбросает по углам лаборатории ремни и вещи, которые словно граница вокруг Леонардо… и больше уже не отпустит, хоть убивайте. На коленях взаимности просить станет…
Слишком долго он не дышал этим запахом, целый месяц, и не прикасался… это же целая вечность, целая жизнь впустую.
Подавшись вперед, Рафаэль сгреб старшего брата за шкирку и прижал к себе, крепко обняв за шею, уткнулся носом в плечо и часто задышал, как рыба, выброшенная на берег, или человек, выбравшийся из пенного буруна, заполняя легкие до краев.
Лео на миг замер, потом осторожно и немного неловко обхватил его руками в ответ, гладя непривычно голую спину и перебирая пальцами взлохмаченные жесткие волосы, и прикрыл глаза.
Что бы там между ними ни произошло раньше, а сейчас перед ним был его младший брат, отчаянно нуждавшийся в поддержке. И оттолкнуть его лидер никакого права не имел.
«Вот мне что, пополам порваться? И не давать никаких надежд на его это ненормальное чувство, и помочь, и успокоить, но не обнимать при этом… Да к чертям собачьим сейчас, ему ж плохо и холодно и страшно небось до чертиков от того, что натворил, а назад-то… есть ли дорога?.. Может, Дон как-то сможет его обратно в нормальный вид переделать?..»
Рафаэль шевельнулся, покрывая короткими поцелуями плечо старшего, в которое до этого уткнулся носом, и Лео мысленно застонал, не зная, как поступить правильно.
Начиная с того, что само это чувство бешеного брата было неправильным с точки зрения лидера, уже нельзя было решить проблему правильно, как его учил Мастер. А теперь, когда и сам Раф стал… нет, не неправильным, конечно, но просто другим, Лео вовсе не видел решения и выхода. Правильного не видел…
– Брат, – Леонардо осторожно повел плечом, уходя от сухих губ сорвиголовы. – Все хорошо будет… успокойся…
Его движение, мягкое, но достаточно ясное, вернуло Рафа с небес, куда он взлетел, окунувшись в любимый запах, на противную, твердую и болезненную землю.
Лео не любит… Лео просто его жалеет сейчас, как бездомного замерзшего щенка, как ребенка, как младшего брата. Он в нем не видит никого больше, кроме дурака-Рафаэля, вечно косорезящего и влипающего в неприятности!
– Не надо меня успокаивать, Лео, – он резко отстранился и выдохнул, найдя в себе силы уставиться брату прямо в глаза. – Ты все отлично знаешь, я – все знаю. Что хорошо станет с твоей точки зрения? Только от того, что у меня теперь кожа другого цвета и голая спина, я, по-твоему, чувствовать иначе стал? Или может… может, ты иначе меня увидел?
Старший устало прикрыл глаза.
Вот в этом весь Раф. Все равно уперто, как таран, станет своего добиваться, не желая понять чужие мотивы и принципы.
– Эти чувства неправильные, – тихо возразил он. – Их нужно изжить и успокоить…
– Нужно? – Раф криво усмехнулся. – Ты хоть слышишь себя? Как можно мерить чувства словами «надо»? Я тебе что, машина с кнопками – раз – и переключился? Я так чувствую, Лео, что мне с этим сделать?!
Он вскочил, шатнувшись, и схватился за край стола.
– Ты можешь сто раз называть это неправильным или ненормальным, но если любовь есть, куда я ее дену-то? В унитаз спущу?
Леонардо поднял голову и пристально поглядел на младшего брата, вдумываясь с его слова и подбирая ответ.
– Я просто не понимаю, как такое могло случиться, – тихо-тихо произнес он. – Что я сделал не так? Чем мог вызвать это… чувство?
Раф зарычал, вцепившись в волосы, и зло дернул их, как раньше дергал хвосты маски, сейчас болтавшейся на шее, в полном бессилии.
Ну как сказать брату-дебилу, что чувства просто рождаются?! Вот, бля, рождаются и все! и ничегошеньки ты с этим не сделаешь, никуда ты их потом не засунешь и не изживешь, как он того хочет! И никто не виноват в этом, никто ничего не так не сделал, никто не стал вдруг кем-то необычным, или особенным, или волшебным…
Оно-бля-просто-есть.
Точка.
– Я пойду, – Рафаэль резко отвернулся от стола и пошел прочь из лаборатории, шатаясь, как пьяный, и на ходу затягивая ремень сползавших с него шорт. – К черту все это дерьмо.
Лео не стал его останавливать.
Какой толк? Пусть посидит сейчас у себя, успокоится, поймет, что сделал и насколько это на самом деле ему надо, а потом разбираться будут, как с этим жить, или как это менять, или теперь уже принимать.
– К черту! Все к черту! – Рафаэль уставился в зеркало, что висело над его кроватью, изучая свое лицо.
Широкие скулы, украшенные шрамами, которые никуда не делись, верхняя губа, как и была, прорезана глубоким следом чужого меча, глаза все те же, прищуренные зеленые и холодные… другая кожа, прямые, как стрелы, черные брови и ресницы… тонкий прямой нос… лезущие в глаза волосы… уши…
Раф тронул пальцами острые, как у дракона, кончики ушей и скривился.
«Красивее ты, парень, не стал. Если и рассчитывал, что покоришь своей бесподобной внешностью, то вот с этим облом по полной!»
Он отступил на шаг от зеркала, изучая глазами голую грудь и живот, плечи и руки.
Все тот же шрам-иероглиф и татуировка до локтя… жгуты мышц под этой кожей торчали еще отчетливее и еще уродливее, совсем не как у старшего брата, чье совершенное тело казалось мягко перетекающим в пространстве.
«М-да… Нашел с кем себя сравнить».
Вздохнув, Раф сел на край кровати и привычно провернул в руке сай.
Вот хоть на том спасибо, Боги, что эти пять пальцев по-прежнему ловко крутят родное оружие и не растопыриваются, куда не надо. Хоть что-то.
– Собирайся, тряпка, – тихо посоветовал он сам себе. – Пора сваливать. Там… там все будет хорошо.
Он косо усмехнулся сам себе и поднялся, взяв с пола старый рюкзак.
Ждать пришлось долго, но Лео знал, что уходить сейчас нельзя.
Надо ждать.
В душе Рафаэля бушует сейчас шторм из обиды, вечного чувства, что ему надо именно то, что получить не может, и нужно это ему вот сию секунду, из болезненного самолюбия, которое старший брат задел, и упрямства.
