Текст книги "История маленькой верности (СИ)"

Автор книги: Серый Шут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Кадзэ непонимающе моргнул и отступил на шаг.

– Что?

Раф вздохнул, отводя взгляд и поднялся.

– Давай не будем играть в непонимание, удивление и делать вид, что ты не в курсе, раз уж в курсе теперь и я. Кадзэ… прости, Й’оку, у живых есть душа, мы любим, мы чувствуем, и нам больно, когда в душу срут. Ты мог сказать… не знаю, ну хоть что-то о том, что это все просто приказ и тебе противно, я б понял. У тебя же есть совесть, я ее вижу в твоих глазах, которые больше всего в тебе люблю. Зачем ты так поступил?

– Рафаэль, – Кадзэ подошел и попробовал обнять его, но тот отстранился.

– Не надо, я и так все понял уже. Время отлично провели. Бывай, удачи, копия. До оригинала тебе, как до звезд.

Он отвернулся и соскочил с крыши, одним прыжком пролетев сразу два лестничных пролета, чтобы оторваться от возможной погони.

«Лео с такой высоты не прыгает, значит, не сможет и он. Боги, пусть он не сможет! За что?! Лео же меня предупреждал! Что ж я за олух такой вот придурошный?!!»

Он кувырком слетел по лестнице, намеренно обдирая локти и колени об ржавые выступы, и пихнул люк, чтобы скатится в канализацию.

Вот здесь-то его никто не отыщет, здесь уже можно дать волю гневу и своей растравленной душе, добраться кружным путем в укромный уголочек, «их дом», и разнести его в щепки, растоптать свечи, искромсать одеяло и диван в бессильной попытке выбросить из себя мрак гнева и безысходной обманутой любви, которая казалась такой настоящей.

***

Й’оку бросился следом, но Рафаэль скатился в лабиринт канализации, где эхо быстро разметало его шаги по всем тоннелям. Ищи-не ищи, не будет толку.

– Рафаэль!

Насмешливое эхо прошлепало по стенам и лужам сточной воды разбитым именем любимого и вернулось без ответа.

– Я люблю тебя, Рафаэль, – потерянно оставил Й’оку темным тоннелям под городом, постоял, прислушиваясь, и с коротким вздохом направился в Цитадель Мастера, где нужно было закончить дела и подумать, как быть дальше.

Где искать Рафаэля и как ему объяснить, что все совсем по-другому?

Может, он все же вернется на крышу к рассвету? Ну не может все так закончится, не может и все.

***

Миднайт ввалился домой и захлопнул дверь, тяжело переводя дыхание. Ему нужно было торопиться.

– Винс! – заорал он. – Ты опять в своей лаборатории шаманишь?

Не дождавшись ответа, он врубил свет в гостиной и огляделся.

Его потряхивало от пережитого страха и одновременно от предвкушения близкой победы.

Рафаэль… страшный до чертиков, который мог на самом деле убить его, перерезать горло и сбросить с крыши, все же купился на чуть затертую видеозапись.

«Не мог не купиться!»

И теперь без всяких сомнений он больше близко не подойдет к Й’оку и не захочет его видеть, не будет проводить с ним ночи на крышах и в каком-то «их» доме!

Ведь у Й’оку есть свой дом, и он здесь нужен своему младшему брату, который устал быть один!

Осталось еще только одно дело, одно маленькое дело, чтобы старший брат никуда больше не смотрел, и никто ему больше не был нужен, кроме его семьи.

Неслышнее тени Мид подошел к комнате старшего и толкнул дверь.

Й’оку сейчас носится где-то по городу, пытаясь поговорить с Рафаэлем и понимая, что больше туда ходить смысла нет, а когда он вернется, все будет закончено. И в этом доме снова будет все, как и было до того, как в их жизнь ворвались чужие, которым здесь не место, и украли у Миднайта любовь его старшего брата.

Он минуту пристально смотрел на Ёдзи, спавшего на подушке Й’оку, потом вошел и закрыл за собой дверь, дернув из-за пояса короткий складной нож.

***

Ёдзи снилась Вселенная. Большая, с кучей красивых зеленых звезд и мягких, как мыльная пена, планет, она кружилась вокруг, развлекая малыша своими таинственными огоньками и звуками.

«Ёдзи!»

Одна из звезд вдруг вспыхнула особенно ярко и закричала так громко, что он вздрогнул и проснулся…

Звезда сверкнула прямо над ним холодным отточенным лезвием и упала с потолка прямо ему в глаза…

***

Й’оку бежал домой, сам толком не понимая, почему так торопится.

Внутри все рвалось на части, требуя вернуться, хоть как отыскать Рафаэля и все ему объяснить, сказать, как-то исправить, а ноги несли домой, и сердце словно подгоняло, выбивая неровный ритм по грудной клетке.

Крик просто снес его с порога, когда он распахнул дверь, выбив из легких воздух, взорвав мозг сумасшедшей болью и буквально вывернув наизнанку.

Он уже слышал этот крик однажды.

В лаборатории Стокмана, когда тот захотел причинить вред малышу…

«Ёдзи!»

Й’оку стрелой ворвался в свою комнату, дергая из ножен меч и не соображая, что делает, швырнул его в стену, точно под летящее вниз лезвие ножа.

Слов не осталось, вернее, они все вылетели из головы, оставив только какой-то неясный сдавленный хрип.

Миднайт обернулся, бросив на него совершенно сумасшедший взгляд, и, схватив Ёдзи за шкирку, толкнул на дрожащее в стене лезвие меча.

– Сдохни, мелкая тварь! – заорал он. – Это ты все украл у меня!

Малыш успел подставить руки, обрезавшись о кромку, но сумев уберечь шею, а в следующий миг на Миднайта налетел Й’оку, впечатав несколькими ударами в стену.

– Не трожь! – рыкнул он и приложил брата головой об угол стола, выламывая ему руку за спину и даже не услышав треск костей и отчаянный больной вскрик. – Не смей!

Миднайт вывернулся из захвата и, метнувшись по стене, дернул выключатель, врубая верхний свет.

– Не выйдет! Не тебе со мной драться при свете, ослепший придурок! Я ради нас… ради семьи… как ты не понимаешь?!

Й’оку с криком зажал глаза ладонью, но потом рывком отдернул ее от лица и вырвал из стены меч, хватая малыша на руки.

– Тронь его, и я убью тебя, – тихо сказал он брату, отступив к двери. – Клянусь тебе, Ми. Я многое могу простить, но Ёдзи не смей трогать…

Миднайт дернулся, прижимая к груди сломанную руку и даже не замечая текущей по виску крови, он хотел броситься на брата и вырвать из его рук ненавистного малявку, но направленное на него острие меча недвусмысленно уперлось в грудь.

– Будь ты проклят, головастик несчастный! – закричал он, глядя в холодные зеленые глаза Ёдзи, который прижался к Й’оку, мелко дрожа, но не крича и даже взглядом не показывая страха. – Я все равно доберусь до тебя!

Й’оку перехватил меч на обратный хват и ударил брата коленом в бок с такой силой, что у того треснули ребра.

– Ты не тронешь его, Ми, никогда больше…

Что произошло мгновением позже, он так и не понял.

Ёдзи просто исчез из рук, словно вырванный ураганом, а самого его швырнуло на несколько шагов к стене мощным ударом в спину.

– Что у вас происходит?! – зарычал Шредер, вломившийся в комнату.

Миднайт долю секунды смотрел на брата и на сжавшегося в руке Мастера малыша, а потом свалился на пол с громким отчаянным криком.

– Мастер! Я этого не хотел! Й’оку просто с ума сошел и набросился на меня, это все малявка подстроил, он специально нас ссорит и не дает быть одной командой…

Й’оку развернулся, уставившись на Шредера горящими, как синий огонь, глазами, которые до этого слепо метались по комнате, и замер.

– Мастер! Ёдзи не при чем…

Шредер тихо зарычал, сжав пальцы на загривке маленького клона, так что тот пискнул, и встряхнул его, как игрушку, впившись взглядом в лицо Й’оку.

– Вот так ты мне платишь за все, что я сделал для тебя?! Все! Довольно! С этого дня вернись к тренировкам и своим прямым обязанностям! Сделай, что я сказал, верни мне Рафаэля, убей Хамато Йоши, а все, что мешает, я удалю из твоей жизни….

– Нет! – Й’оку вскинулся, забыв о своей почтительности и привычке не перечить. – Нет, Мастер! Вы сказали…

– Что если это будет мешать, я поменяю свое решение, – безжалостно отрезал Шредер. – Этому место в лаборатории, куда оно и отправится немедленно.

– Пожалуйста, – Й’оку бросился ему в ноги, но Шредер отшвырнул его коленом и прошел мимо, таща упирающегося малыша за загривок.

Ёдзи вцепился в дверной косяк обеими руками и закричал на высокой ноте, выворачиваясь из пальцев человека.

Й’оку стоял на коленях посреди своей комнаты, разнесенной в руины дракой с младшим братом, и ничего не слышал, словно парализованный, ни стонов Миднайта, ни даже голоса Ёдзи, тупо глядя на своего Мастера, который уносил с собой… комок его счастья? Его сердце, вывернутое из груди и разорванное надвое? Все… все, что у него было…

Мастер в гневе и в сотый раз разочарован… Рафаэль отвернулся и теперь презирает… Кодама, крошечное эхо, звенящее где-то внутри, забрали… Все мертво.

– Бофу! – малыш впился ногтями в дерево, отчаянно дрыгая ногами и пытаясь укусить Шредера за предплечье. – Я не хочу!! Я хочу с тобой!

Шредер на долю секунды замер, пораженный тем, что такое крошечное существо может вообще ему сопротивляться, и ударил Ёдзи по рукам, заставляя разомкнуть пальцы.

По маленьким трехпалым кистям легли две красные полосы от штыков. Малыш как-то коротко всхлипнул, прижав обе руки к груди, и зажмурился, мотая головой.

Сквозь молочные зубы, крепко и не по-детски сжавшиеся от боли, полетело:

– Бофу… я не хочу…

И малыш заплакал.

Й’оку, до этого стоявший в каком-то диком ступоре полного повиновения и обреченного принятия своей судьбы, вскинул глаза и сорвался с места одним длинным стелющимся прыжком, бросившись на своего Мастера.

Шредер успел обернуться, швырнув в сторону Ёдзи, но полностью отвести направленный ему в корпус меч не смог.

Клинок со скрежетом прошел по доспехам и зацепился за стык плечевых пластин.

Й’оку с коротким рыком нажал на него, вгоняя дальше, и ощутил влажный хруст живой ткани под острой сталью.

Долю секунды Ороку Саки смотрел в искаженное лицо своего старшего клона, который бросился на него, чтобы убить.

Его послушный, покорный клон, готовый к любым приказам, смиренно принимавший его гнев и восторженно – любую милость, смотрел холодно, спокойно и без тени сомнений или сожаления.

В его взгляде словно треснула вера в Мастера, брызнув осколками во все стороны. Острыми, как иглы хрусталя, больными, обреченными, но ясными и чистыми, полными принятого решения.

«Хочет убить… и убьет…»

Он даже удивиться этому осознанию не успел, а меч Й’оку пропорол его наплечник и вошел в руку.

– Мастер, пожалуйста…

Шредер пинком отшвырнул его в сторону, сдергивая себя с обоюдного клинка, и поймал в воздухе за руку. Уронил на пол, выворачивая из кисти рукоять меча, ударом ноги поднял на колени и взрезал длинными шипами кожу на лице от основания шеи до виска, наискось через правый глаз, вспарывая маску и вышибая это разочарование в себе самом из глазницы.

Края ран тут же расползлись в стороны, обнажив кое-где кости черепа, и мгновенно обросли густой красной бахромой.

– Ты мне не соперник.

Шредер отбросил Й’оку к стене и вытащил торчавший в кровати складной нож Миднайта.

Ему очень хотелось в этот миг вырезать и второй осколок разбитой веры, чтобы не видеть устремленный на него взгляд и не купаться в этой кислоте.

– Значит так, Бофу, – негромко со звонкой дрожью в голосе произнес он, подойдя к клону и чиркнув по его руке ножом, точно над иероглифом, словно дописывая его. – Я даю тебе сутки. Одни-единственные сутки, чтобы все исправить. Принеси мне сюда голову Хамато Йоши.

Шредер опустил взгляд на подползшего к Й’оку малыша, который, вытирая слезы и нос, попытался руками закрыть вспоротую глазницу клона, и с каким-то злым сожалением отметил, что тот слепо прижал Ёдзи к себе, старательно пытаясь улыбнуться даже сквозь свое состояние.

Сжав кулак, Ороку Саки на выдохе прошиб штыками карапакс малыша над загривком и выдернул его из рук Й’оку, поднимая в воздух, а ногой прижал старшего клона к стене, предотвращая любые попытки дернуться.

Ёдзи закричал и свернулся клубком, поджимая разбитые руки к груди и упираясь лбом в колени.

– Или я принесу сюда вот эту голову, – холодным и абсолютно равнодушным тоном сообщил Шредер. – Сутки. Понял?

Й’оку как-то совершенно безвольно кивнул, ощупью складывая нож, который Мастер бросил около него, и уставился в стену уцелевшим глазом, словно не слыша плача Ёдзи.

Он понял.

Все абсолютно.

========== Закат ==========

– Раф.

Лео опустился рядом с братом, который уже два с лишним часа сидел совершенно неподвижно, упершись лбом в стол.

– Идите к черту!

Грохот двери об косяк выдергивает Леонардо из медитации и заставляет вскочить с места.

Рафаэль давно не возвращался домой так рано. Уходя в закатное солнце поверхности, он приползал только к рассвету, довольно мурлыкая что-то себе под нос.

Благодушный, даже шутливый, огненный демон их семьи больше всего напоминал в последнее время игривого медведя, с радостью отвечая на шутки и дружеские подколки, охотно берясь делать, что попросят, и улыбался, почти не переставая.

«Случилось!»

Лео бросается к комнате Рафаэля, опасаясь худшего. Неужели Кадзэ все же что-то сделал их брату?..

Верить очень не хочется, но Лео ждал этого как скорого приговора чувствам Рафа и боялся за него.

– Раф!

Глухая тишина в комнате остро дергает нервы.

«Ранен? Без сознания?..»

– Раф! Что с тобой?! Открой дверь!

– Я уже стучал, – Донни топчется рядом с аптечкой в руках. – Лео…

Старший выдыхает, упершись лбом в несчастный косяк, на миг зажмуривается и выносит дверь ударом ноги.

– Раф…

– Отвалите, парни, – тот стоит спиной к ним, уткнувшись головой в шкаф и методично выбивая из него щепки окровавленным кулаком. – Я в норме.

– Послушай меня, – Лео обхватил брата за плечи и с огромным усилием заставил оторвать голову от столешницы. – Чем я могу помочь?

Ему было невыносимо смотреть на подавленного, как будто размазанного Рафаэля, который тупо отмалчивался на все вопросы и не давал заглянуть себе в глаза.

– Что случилось?

Раф, не поднимая головы, привалился к пластрону старшего брата и передернул плечами, сбрасывая его руки.

Да, поддержка ему сейчас нужна, как воздух, но жалеть… вот этого не надо, ради всех Богов какие есть. Не надо его жалеть.

– Ему приказали, Лео, – негромко произнес он после долгого молчания. – Ты был прав.

Леонардо зажмурился, наплевав на мнение брата, и сжал его в объятиях до хруста костей, погладил по затылку, как в детстве, и качнулся из стороны в сторону.

Как успокоить?

Он бы душу продал сейчас, чтобы не чувствовать в воздухе осязаемую вибрацию внутренней боли Рафа или встать между ней и братом и защитить.

Как тут помочь? Чем?

– А ты уверен? – глупый вопрос, конечно. – Может… может, не так понял или… или показалось?

– Мне показали, – Рафаэль криво усмехнулся брату в плечо. – Наглядно и подробно. Понятнее некуда. Шредер приказал ему быть со мной, чтобы добраться до нас. Не знаю уж, как и про что узнал, может, Кадзэ сам рассказал ему.

Лео кивнул.

Чего-то подобного он и ждал, в общем-то.

Все логично, понятно, взвешено.

Шредер хочет уничтожить их и использует все, что может, себе во благо.

Это понятно. Это – война.

Только как быть с тем, что Раф сейчас на стену полезет или вздернется.

Он-то любит. Ему-то никто не приказывал…

– Раф, – Лео выпустил брата и осторожно потянул его за подбородок, заставляя поднять голову. – Ты знаешь, я не доверяю ему и не могу сказать, что хорошо отношусь, но если бы… вот если бы мне приказали такое, я бы не смог, если бы совсем ничего-ничего не чувствовал.

Рафаэль всмотрелся в глаза старшего брата и усмехнулся.

Горько, едко, обреченно.

– Он не ты, Лео. Он – смог.

– Он часть меня, – Лидер заткнул свой здравый рассудок, дурниной оравший о том, что надо сейчас дать Рафу выкричать свое горе и забыть этого Кадзэ. Так будет лучше. Так будет правильнее.

Так будет просто невыносимо и подло по отношению к брату.

«Так у него в сердце дыра сквозная останется. И кто знает – зарастет ли?»

– Он часть меня, – повторил Лео увереннее. – Я не верю, что ничего-ничего не было совсем. Что он тебе сказал? Как ты вообще узнал об этом?

– Брат его младший запись принес, показал мне, – Рафаэль дернул головой и провел по лицу ладонями, словно сдирая с него липкую паутину. – А Кадзэ… да я не слушал его уже. Если б хоть на миг задержался – убил бы к чертям собачьим, наверное.

– Ясно, – Лео кивнул. – Может, выслушаешь все же? Вдруг все не так… то есть не совсем так. Может, брат его не так все понял, а?

Раф отрицательно мотнул головой. Вот уж что-что, а понять превратно показанную ему видеозапись было крайне сложно.

Чего теперь-то иллюзии строить?

– Не буду. Обойдусь без жалости и подачек. Мне его вранья вовсе не надо.

– Ну, хочешь… хочешь, я поговорю, – Леонардо понимал, что это звучит нелепо, смешно и жалко, но не знал, как еще помочь сейчас брату. – Хочешь, все узнаю и тебе расскажу? Меня обмануть сложно – ты знаешь. Я… меня сэнсэй научил ложь в душе видеть, я смогу.

Если надо, если Рафу станет легче, он сейчас сам обскачет весь город, перевернет его вверх дном и найдет своего клона, и вытрясет из него правду любой ценой, только бы зеленый взгляд такой адской болью не горел, словно угли вложили на дно зрачков.

– Ты же сам мне говорил, что он не врет…

– Угу, – Раф подавленно кивнул, всмотревшись в глаза своего старшего брата. – Лео, скажи, ты в него веришь?

– Нет, Раф, я верю в тебя.

Рафаэль посидел минуту, потом поднялся, выдергивая из спинки кровати саи, куда воткнул их в припадке гнева. Лео умел вдыхать в каждого из них уверенность в себе и помогал найти верное решение даже в полном мраке отчаяния.

– Спасибо, бро. Я сам разберусь.

***

Винсент долго рассматривал кровавое побоище в комнате своего старшего брата, куда решил зайти поздней ночью, чтобы все же отдать тому маску с темными стеклами, которую, наконец-то, закончил.

Глухая дверь лаборатории оставила его в полном неведении относительно произошедшего.

– Оу! – он склонил голову набок, потом сморщился и вошел, переступив через разбитый стул, валявшийся у входа. – Й’оку? Ты жив вообще? Что случилось?

На Миднайта, скорчившегося в углу, он даже не взглянул.

Винсент опустился около Й’оку, так и сидевшего у стены, где его оставил Шредер, и повернул к свету раскроенное лицо, досадливо дернув уголком губ.

– Глазу хана, брат, – констатировал он, быстро осмотрев рану. – Зашить можно, но видеть не будет. Может, и к лучшему. Новый точно не хочешь, а? Я могу попробовать вставить тебе в глазницу видеокамеру или сканер…

– Мне надо идти, – Й’оку отстранил его руки, с трудом начав подниматься по стене на колени. – У меня… нет на это времени.

Винсент толкнул его обратно, заставив сесть, и снова начал осматривать рану.

– Куда, придурок? Куда ты пойдешь-то? Кто тебя так раскрасил? Рафаэль твой или его братья?

– Мастер, – Й’оку зажмурился, зажав ладонью разбитую глазницу.

Винсент отдернул дрогнувшие пальцы.

Мастер…

Не в первый раз старший брат получал от него нагоняи и пинки, но сэнсэй никогда так с ним не обходился. Что Й’оку должен был натворить, чтобы довести до такого?

– Что ты сделал? Мы же доставили экспонат. В чем проблема на этот раз?

Й’оку уткнулся лбом в колени, сжав голову руками и бестолково размазывая по лицу кровь.

– Он научил меня всему… А я ничего не смог, всегда подводил его и ничего не делал, чтобы оправдать доверие, а сейчас… Винс, я хотел убить его… понимаешь – убить…

– Что? – Винсент приподнял брови, уставившись на своего брата поверх очков. – Ты что хотел сделать?

– Убить, – повторил Й’оку. – Он забрал у меня Ёдзи. Совсем забрал… он ударил его. И у меня просто пелена заволокла все…

Он уставился на свои руки, сжимая и разжимая пальцы, словно пытаясь ухватить время и развернуть его назад.

– Ясно, – Винсент выдохнул после долгого молчания, как-то странно глядя на брата. – Подожди меня тут.

Поднялся и вышел прочь.

***

«Их» крыша.

Пустая.

Ни души, хотя, как призраки, по ней клочьями тумана разлеглись воспоминания.

– Смотри, Созвездие Гончих Псов, – Кадзэ вытягивает руку вверх, щурясь и всматриваясь в небо. – Их держит Орион… здорово, наверное, быть таким вот псом.

– На поводке-то сидеть? – Раф со смехом обнимает его со спины и прижимает к своему пластрону. – Что ж в том хорошего?

– Их любят, – Кадзэ складывает руки, все еще глядя в небо, и ласково гладит Рафовы предплечья.

– Тебя тоже, дурак. Для этого не обязательно позволять себе на шею петлю накидывать.

Раф тряхнул головой.

Ну как?! Ну как можно было так играть и врать настолько виртуозно?

Неужели Кадзэ вообще о любви ничего не знал?

Вот их с самого раннего детства, с первых уписаных пеленок любил сэнсэй. И пусть тот же Рафаэль не часто радовал его своим поведением и успехами, в отличие от Лео, но любви-то меньше ему никто не начинал от этого давать!

Его любил Мастер, его любили братья, а он до умопомрачения и звездочек в глазах любил каждого из них.

И Лео их любил, а они его, и бестолочь Майки, и даже сухарь-логик Донни.

Они все любили друг друга, то есть варились в большом булькающем котле общей, разделенной, данной и принятой любви…

А в чем варился Кадзэ?..

Он избегал разговоров о своей семье и Мастере, да Раф и не спрашивал особо, интуитивно понимая, что не все там гладко, не сказать хуже.

«Как будто у Шредера может быть хоть кому-то хорошо!»

– Что это? – Раф задевает цепочку на щиколотке Кадзэ и удивленно опускает взгляд.

Такой же равнодушный, как и Лео, ко всему аскет, вдруг нацепил украшение? Да еще золотое!

– Это… – Кадзэ торопливо закрывает браслет ладонью. – Мастер выронил, а я взял.

Он опускает голову, пряча глаза, словно ему стыдно, и тут же вскидывается, оправдываясь.

– Он сказал, чтоб не видел больше, но это же не запрет носить…

Раф долго смотрит на него, чуть щурясь и успокаивающе поглаживая по стиснутым пальцам, потом отнимает руку от браслета и всматривается в золотые звенья.

Их сэнсэю и в голову бы не пришло запрещать такое.

Уж сколько они его поясов перетаскали и шнурков для кимоно, навязывая себе на панцири вместо ремней в детстве… Мастер только улыбался в усы и иногда отбирал, когда совсем уж нечем становилось завязывать кимоно, но вот так «чтоб не видел больше».

Нет, мог… мог, конечно, сэнсэй, особенно Рафу, высказать, когда тот домой приползал с бутылкой или пробовал закурить…. Но это тоже… любя это было. Даже палкой по голове и то – любя.

– Возьми, – он решительно стаскивает с шеи цепочку и заматывает Кадзэ на щиколотку поверх его браслета. – Я вот с радостью буду на него смотреть.

Тот минуту изучает стальную плоскую цепь, а потом поднимает на Рафа до странного серьезные глаза.

– Подарок, – Рафаэль улыбается и обнимает его, пресекая поток глупых вопросов и благодарностей.

Раф прошелся по крыше, касаясь пальцами тумана, как живого существа.

«Ладно, Великий Мастер Саки скуп даже на лишнюю улыбку и каждый свой чих расценивает как высшее благо для сирых и убогих, че уж. Но братья… у Кадзэ же есть братья… неужели и те не могли отогреть недоумка этого, поскупились?»

Он вздохнул, вспомнив свой разговор с Лео перед уходом и тепло его рук на плечах.

Да тот наизнанку готов был вывернуться и из панциря выскочить только бы ему, Рафу, хоть как-то помочь.

Любой из его братьев на потолок залезет ради него, как и он сам. И в этом нет ничего необычного, для них – это нормально.

«Кто ж тебе не дал-то любви совсем, горе мое дурное? Кто тебе не рассказал, что это нормально – принимать любовь и заботу, а не выпрашивать их и пытаться купить своими поступками?»

Раф горько вздохнул, вспомнив младшего брата Кадзэ и запись с телефона.

Вот попробуй кто-то при нем его брата так … убил бы. И не задумался даже.

Он с отвращением передернул плечами, представив, что кто-то вздумал бы при нем так унизить Лео, а он бы стоял и снимал это на телефон…

– Бля! – Раф уперся лбом в лифтовую надстройку и несколько раз боднул ее, чтобы выбить эту мерзость из головы. – Бля… Кадзэ, да где ты? Че ты ему по морде не дал, Мастеру своему дюже Великому, за такой приказ?

Прислушавшись к себе, он понял, что здесь, на крыше, ждать нет смысла, надо идти дальше. Вдруг Кадзэ придет домой, вдруг все же сам будет искать Рафа… вдруг Лео прав, и есть в душе его клона что-то еще, кроме выполнения приказа?

***

– Три слепые мышки, три слепые мышки

Смотри, как бегут они…

За Фермершей следом, которая им

Хвосты отрубила ножом кривым.

Три слепые мышки…

Тихо напевая в абсолютной тишине своей лаборатории, Винсент не спеша собирал диски и банки, бережно укладывая их в большую сумку.

– Три слепые мышки…

Он взял со стола серую маску с темными стеклами и вытащил правое, усмехнувшись себе уголками губ, перебрал пальцами лен и отложил ее в сторону.

«Уже не пригодится… даже жаль немного, столько сил впустую угробил».

Он повесил сумку на плечо и окинул пристальным взглядом помещение.

Да, здесь столько сил угроблено впустую, что можно о каждой банке сожалеть и о каждом незаконченном опыте.

Винсент передернул плечами, решительно выдохнув, на миг закрыл глаза и вышел, аккуратно закрыв дверь.

«Как будто есть в том надобность, в этом моем сожалении».

Он прошел по дому, задержавшись около своей комнаты, постоял несколько минут в гостиной и направился к Й’оку.

– Идем, – Винсент присел перед старшим братом и взял его безвольно лежавшие на коленях ладони в свои.

– Куда? -Тот повернул голову и долго-долго смотрел в янтарные глаза, словно что-то силился в них прочесть.

– Подальше от этого места, – Винсент сжал его руки, надеясь на ответное пожатие. – Идем.

Й’оку отрицательно качнул головой и отвернулся.

– Я не могу.

Винсент смотрел на него очень долго с откровенным сожалением, но уговаривать больше не стал. Он не мог сказать, что так уж сильно осуждал брата за его фанатичную преданность Мастеру и прочие самурайские загоны, даже спокойно к этому относился вот до сегодняшнего дня. Но сейчас… после сделанного Мастером что-то разве могло остаться?

– Он никогда не будет тобой доволен, – негромко произнес Винс. – Никогда, понимаешь? Что тебя тут держит?

Старший промолчал.

– Ясно, – Винсент отвел глаза и неожиданно обнял брата, чего до этого не делал никогда в жизни. – Я бы хотел пожелать тебе удачи, бро, или хоть чем-то помочь.

Й’оку кивнул и, уцепившись за руку брата, с трудом поднялся на ноги.

– Пусть она тебе сопутствует. Береги себя.

Тот кивнул, перебросил через плечо сумку, с коротко звякнувшими колбочками, и шагнул к двери.

– Тогда прощай.

– Прощай.

– Три слепые мышки

Смотри, как они бегут…

***

Уже приближаясь к их дому, Рафаэль занервничал, увидев приоткрытую дверь, а за ней слабый, едва уловимый свет.

Он же, кажется, растоптал все свечи до последней, пока бесился тут…

Вытащив сай, Раф осторожно толкнул дверь и оглядел помещение.

На располосованном им одеяле, валявшемся на полу у стены, среди сломанных и кое-как зажженных свечей сидел тот, кого он искал, привалившись спиной к кирпичной кладке, и методично бился затылком в стену.

– Кадзэ? – Раф подошел ближе и сглотнул, увидев залитое кровью лицо, кое-как прикрытое пропитавшейся красным маской.

– Рафаэль… – тот еле повернул голову, уставившись на него одним глазом. – Прости. Я не хотел этого.

– Дурак! – Раф бросил сай в ножны и присел рядом, осторожно ощупав его голову. – Т-шш, все хорошо будет.

На пальцы налипли сгустки крови, легко оторвавшись и освободив красные ручейки.

– Прости, – Кадзэ уцепился за его руку, прижав ее к щеке. – Прости… я же на самом деле… я люблю тебя, Раф…

Он вздрогнул и свалился Рафаэлю в руки, крепко обняв и прижавшись дрожащим горячим телом.

– Я, правда, тебя люблю…

***

Расплывчатый, двоящийся, хоть как-то видимый вход в их дом.

Распахнутая дверь, разбросанные вещи, исполосованный в клочья диван.

Взорванная паникой, ужасом, криком о помощи душа, налетевшая на пустоту.

Й’оку подобрал один огарок свечи и с третьей попытки смог зажечь, поставив на пол около себя, потом ощупью отыскал второй.

Свалился у стены и откинул голову назад, ударившись затылком в кирпичи.

Он не знал что делать, мечась внутри себя, как загнанный зверь, ища выход из кромешного ада уже принятого за него решения и мечтая только умереть и не знать исхода этой истории.

Если бы, если бы можно было обменять себя на Ёдзи! Но даже на это он не был годен, ценой жизни малыша была совсем другая смерть, к которой прилагалось предательство того, чьей защиты Й’оку сейчас искал, как спасения от себя самого.

Его трясло так, как никогда до этого в жизни, а руки беспомощно хватали пустоту, словно ища опору.

– Рафаэль… прости…я не хотел этого…

Ему тепло. Вокруг огромные рыжие листья, летящие в вихре ласкового ветерка. Они похожи на огоньки тех свечей, что жег Рафаэль в их доме…

– Кадзэ, – теплое дыхание ласково очерчивает правую скулу, и он вскидывает навстречу руки, чтобы коснуться дорогого лица и обрисовать пальцами контуры, улавливая легкую улыбку Рафаэля.

– Люблю тебя, – шепчет Кадзэ, легко улыбаясь в ответ, как никогда не умел в реальности. – Люблю вас обоих.

– И мы тебя, – звонко смеется Ёдзи, судя по голосу, расположившийся на спине Рафаэля. – Ты же знаешь это.

– Знаю, знаю, малыш…

Он гладит и гладит губы и глаза, к которым так легко позволили прикасаться, и снова и снова улыбается им обоим – самым дорогим в мире существам.

Рафаэль и Кодама. Вместе, рядом с ним, как и мечталось.

Любят его.

И им совершенно не важно, что он больше не может видеть их…

Огромное, теплое и родное обхватило сразу кольцом, оттаскивая прочь от стены, в которую он бился головой.

– Рафаэль… я правда… правда люблю тебя…

Кадзэ вцепился в это родное и безопасное, как в ускользающие лучи света, и упал в него, подавившись темнотой и короткой вспышкой боли выбитого глаза, который задел.

***

Рафаэль не знал, что ему делать, с немым ужасом всматриваясь в сжавшегося в его руках Кадзэ, который захлебнулся своим признанием и вцепился в него до синяков и царапин, словно боясь потерять. Он интуитивно понял, что тот ищет защиту от чего-то чудовищного, что рвало его на части изнутри.

«Да что же с тобой происходит-то? Что случилось?!»

***

Теперь было не страшно.

Все страшное уже произошло.

Уже случилось и уже было решено.

Сейчас в короткие минуты, пока оно еще было только решением, пока оно еще не было сделано им, Кадзэ хотелось просто лежать головой в руках Рафаэля и не знать, что будет чуть позже. Просто не знать. Просто не делать. Просто пока еще быть.

Ему было спокойно, ему было тепло, его любили… он был подчинен силе, которая никогда не сделает больно из прихоти, силе, что защитит его и не потребует ответа за проступки, силе, которой он доверял… которую он любил… которую готовился предать.

– Раф…

– Т-шш, – тот осторожно приподнял его, пытаясь заглянуть в уцелевший глаз. – Все хорошо… я помогу…я рядом… я здесь…

***

Первым желанием было подхватить на руки и, не разбирая дороги, мчаться домой. Спасти.

Там Донни. Их гений точно сможет остановить кровь и аккуратно зашить рану, может быть, даже спасет глаз… А потом уже, приведя в себя, отмыв и отогрев, они во всем разберутся, все решат и все сделают…