сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
Осознание, что Лехтэ сейчас так близко и одновременно так далеко, рвало фэа на части. А в следующий миг страшная догадка буквально пронзила Атаринкэ — любимая вошла в Мандос, а значит, теряет силы, находясь с ним.
«Нет, Намо, не выйдет у тебя заполучить и ее в свою коллекцию фэар моей семьи», — подумал Искусник и потянулся к жене, отдавая все, что только мог. На миг ему показалось, что Лехтэ ощутила его поддержку и даже немного успокоилась.
***
Фэа мужа метнулась к преграде. Очень быстро. Почти мгновенно. Лица, увы, было не разобрать, да и сами контуры оставались размытыми, все время менялись. Все верно, ведь это не роа. Те, дальние фэар, принадлежавшие другим эльдар, имели форму шара. Почти все. Фэа Атаринкэ тоже. Однако теперь, когда он стоял в нескольких дюймах от нее, по ту сторону прозрачной преграды, фэа его начала принимать форму тела. Зыбкого, колеблющегося. Черты лица будто скрыты были за мутным стеклом. И все же облик был уже привычный, знакомый.
— Мелиндо, — снова прошептала Лехтэ, и голос ее сорвался.
Она положила ладонь на преграду, и почти мгновенно рука Атаринкэ коснулась ее с другой стороны.
— Мелиндо…
Ресницы Лехтэ дрогнули, по щеке покатилась слеза. Следом вторая. Фэа мужа, до сей поры светившаяся ровным золотым светом, теперь замерцала тревожно, он ударил кулаком в преграду, и в ту же секунду залы Мандоса огласил крик. Больше, правда, похожий на рык. Отчаянный, яростный. Лехтэ всхлипнула, еще раз ударила ладонью по прозрачной стене, словно надеялась, что удастся ее прорвать. Но стена не поддавалась. Тогда она ударила еще раз, и еще. А потом, опустившись без сил на колени, уперлась в преграду лбом и зарыдала. Надрывно, горько. Она уже не пыталась сдерживать слез, и они все текли и текли неудержимым, бурным потоком, стремящимся все смести со своего пути.
Фэа мужа металась с той стороны преграды, Лехтэ рвалась ей навстречу, и все била и била кулаками в стену. Конечно, без толку. Преграда стояла, как монолит. А за спиной Намо равнодушно, спокойно взирал на происходящее. Но Лехтэ уж точно не замечала его. Все, что она видела в данный момент, на чем был сосредоточен взор и все мысли — это фэа по ту сторону преграды. Любимый. Муж.
А тот, успокоившись наконец, опустился на корточки, положил ладони на преграду, в том самом месте, где и она касалась ее. И тогда Лехтэ ощутила волну тепла. Даже нежности. Словно первый цветок, показавшийся из-под снега, вдруг пригрелся в лучах весеннего солнышка. Ласкового и доброго. И тогда цветок распустился. И вместе с ним точно так же распустилась фэа Лехтэ. Ожила и согрелась. Потянулась к солнышку всем существом, каждым дрожащим, трепетным лепестком.
— Атаринкэ, мелиндо, — прошептала она, жадно вглядываясь в родные черты.
Точнее, конечно, в контуры фэа, но сейчас это было одно и то же. Для нее.
Она смотрела, и видела его, когда он был живым. Себя вместе с ним. Как она бежит к нему навстречу. Смеющаяся. Бесконечно, до боли в груди счастливая. А под ногами расстилаются ромашковые поля, и Лехтэ старается бежать так, чтоб по возможности не замять цветов. Тщательно выбирает место, тропки.
Над головами сплавилось серебро и золото. Смешение Света. Оно слилось в одно. Нечто новое. Чудное. Хочется петь, или, по крайней мере, просто смеяться. И Тэльмэ смеется, не сдерживая порыва. И когда наконец добегает до Атаринкэ, он подхватывает ее и начинает кружить. В тот момент они еще не были женаты. Как давно это было. И словно вчера.
Лехтэ вдруг тряхнула головой, словно очнувшись, и поняла, что все виденное только что она передавала все это время осанвэ. Мужу. Она подалась вперед, пытаясь угадать, что он чувствует, но, увы, ничего не смогла понять. Только волна тепла, что до сей поры исходила от его фэа, усилилась, и Лехтэ ощутила мощный, уверенный поток любви. Его ни с чем невозможно было спутать. Такие знакомые ощущения! Она купалась в них тогда, давно, в Эпоху Древ. Потом были горе и расставание. И гнев, и боль. Но все потом. А до той поры была чистая, такая искренняя и безудержная любовь.
И теперь была тоже. Именно ее ощущала Лехтэ, стоя в шаге от фэа мужа и не имея возможности коснуться ее.
За спиной ожила доселе неподвижная фигура Намо, сделав шаг вперед. И Лехтэ поняла, что их время выходит. И тогда она попыталась передать в ответ все, что чувствовала. Всю боль от его смерти, всю свою любовь. Всю радость, испытанную теперь. Пусть не может она коснуться его и обнять. Пока. Но она его видит, и это огромное, ни с чем не сравнимое счастье.
— Атаринкэ! Мелиндо!
Она вновь ударила в преграду рукой, рванулась навстречу.
И, конечно же, стена стояла, как прежде. Несокрушимая, как крепости нолдор Первой Эпохи. Которых, правда, сама Лехтэ никогда не видела. Словно стены Ангбанда.
Странно, но на душе у нее и правда после короткого свидания стало легче. Поселилась убежденность, что он любит ее. До сих пор любит. И ждет встречи, как и она. Когда-нибудь. И разве можно, в самом деле, иначе истолковать его поведение?
Лехтэ вытерла наконец остатки слез, улыбнулась и подалась навстречу. Постаралась передать осанвэ:
/Люблю тебя. И жду встречи/.
И мир словно закружился, похожий на огромный, сверкающий кокон. Пронизанный радостью, пронизанный светом. И в центре кокона Атаринкэ и Лехтэ. Они двое. Держатся за руки. И больше нет никого. И так тяжело, невыносимо разомкнуть руки и уйти. Но ничего не поделаешь. Уйти надо.
/Я приду еще! Обещаю! / — успевает послать осанвэ она, прежде чем мир обрушился и Лехтэ потеряла сознание.
Она не видела этого, но Намо подошел, поднял Лехтэ на руки и вынес за пределы мрачных стен, уложив на траву.
— Еще долго продержалась, молодец, — проговорил он.
Подошел Сурэ. И тогда Намо Мандос, развернувшись, ушел обратно внутрь мрачных чертогов, оставив Лехтэ на попечение ее коня.
А та спала. И спала до тех пор, пока лучи рассвета, осторожно выглянув из-за деревьев, не коснулись ее лица.
Тогда ресницы Лехтэ дрогнули, и она открыла глаза.
***
И слышалась Лехтэ дивная музыка. Сон или явь? Не понять никак. Будто все бежит и бежит она по цветущему лугу, как в том осанвэ, а вокруг все залито золотым светом. Не Светом Древ, нет, но чистым, расплавленным, первозданным золотом, мерцающим и искрящимся, которое сто крат, в миллион раз красивее того, погибшего. И которое живое, настоящее.
Под ногами цветы. Не ромашки, а незнакомые. Белые, отдаленно напоминают лилии. Красоты удивительной. Кажется, нет и не будет никогда ничего подобного в воплощенном мире.
И Лехтэ бежит, бежит вперед, а на сердце так легко и радостно. Точно знает она, что ее ждут, хотя пока еще не видно никого впереди.
Под ногами цветы, и она касается лепестков босыми ногами, не приминая, однако. И такую нежность ощущает всем сердцем, всем исстрадавшимся существом, что хочется купаться в этом потоке любви, смеясь, и плавать. Играть и кружиться.
И тогда в любовь вплетаются нотки веселья и лучистой, искрящейся радости. Лехтэ начинает кружиться, танцевать, подняв руки к небу. Юбка платья надувается колоколом, темные пряди волос падают на лицо. Она хохочет, убирает их, и в ответ слышит будто бы голос мужа. Он что-то говорит ей, но Лехтэ никак не разберет, что именно.
Вот танец заканчивается, она падает, но не на землю, как следовало бы ожидать, а в чашу цветка. Того, что похож на лилию. А другие цветы, что росли на поле, поднимаются вдруг в воздух и начинают кружиться, танцевать вокруг Лехтэ. Она улыбается, закрывает глаза, и слышит колыбельную. Ту самую, что поют родители всем эльфятам. И в этот момент снова раздается голос мужа, уже громче, и теперь она может разобрать слова. Два слова всего:
«Люблю. Жди».
Что это было? Ответное осанвэ мужа? Лехтэ села, зевая и потягиваясь со сна, потирая в раздумьях лоб. И в этот самый момент, все еще на границе сна и яви, словно ветер донес до нее отголосок эха. Далекого эха.
Короткое слово: «да».
***
Очень странно чувствовала себя, пробудившись, Лехтэ. Странно и непривычно. Точно сдернули с глаз прозрачную, пыльную пелену. Она и сама не смогла бы толком объяснить, что именно изменилось, но звуки как будто бы зазвучали громче, а краски — ярче.
Глубоко вздохнув, села, с легким изумлением оглядываясь по сторонам. Убрала с лица непослушные пряди. Как тогда, в осанвэ. Нет, цвета в преддверии владений Намо не стали в самом деле живее и ярче. Все так же травы словно бы подернулись серой патиной, и не слышалось пения птиц. Не журчал ручей. На первый взгляд, не изменилось ровным счетом ничего. И все же, все же…
И тем не менее, несмотря ни на что, Лехтэ отныне совершенно иначе воспринимала мир. Уж в этом она была абсолютно уверена.
Нет, смеяться или танцевать ей по-прежнему не хотелось. Однако внутри, где-то очень глубоко, в самом центре фэа, наступил покой. Гармония. Словно чаши весов после длительного колебания уравновесились. И она с удивлением прислушивалась к давно забытому ощущению. Так странно. Неужели все, что требовалось, это один раз повидать мужа? Или дело в разговоре? В уверенности, что он до сих пор любит ее? И даже обещает прийти? Конечно же, потом. Не сейчас, но по возрождении? Ведь когда-то оно случится?
Лехтэ встала, сделала шаг. Оглянулась, будто ожидала за спиной кого-то увидеть. Но там, естественно, не было ни души. Тогда она вытянула руку и некоторое время ее разглядывала. С удивлением, словно первый раз в жизни увидела. Потом вздохнула глубоко и подумала, что пора, пожалуй, возвращаться домой, в Тирион. Как дела там?
Лехтэ вздрогнула, нахмурившись. Вероятно, корабли Нуменора как раз пристали к берегам Амана. Или вот-вот пристанут. Пожалуй, надо спешить.
Но зачем ей спешить и куда, и что она будет делать, приехав в Тирион, она и сама не могла бы сказать, если б кто спросил. Но спрашивать было некому.
Лехтэ медленно подошла к Сурэ, обняла за шею, прижалась щекой крепко-крепко, и умный конь в ответ тихонько заржал. Словно вел разговор. Или подбадривал.
Оглянувшись назад, Тэльмиэль посмотрела на стены Мандоса. Они уже не казались страшными, как совсем недавно, но унылыми и безжизненными. Обыкновенными. И при мысли о тех, кого там оставила, при мысли о муже, накатила грусть. Но другая. С этой тоской было можно жить. Она то и дело напоминала о себе легким покалыванием внутри, в самом сердце, в глубине фэа, но уже не давила, не сводила с ума. Не душила безжалостно.
Опустивши голову, все стояла и стояла Лехтэ. Довольно долго. А потом подняла взгляд, обратившись к востоку. И нахмурилась.
— Я вернусь! — пообещала, бросив вновь прощальный взгляд назад, на стены темницы. И взлетела на коня легкой птицей.
Пора возвращаться.
========== 4. Беда разразилась ==========
Возвращаться пора, и ничего ты с этим не сделаешь, не попишешь. Как река течет вперед, оставляя саму себя позади, роняя по дороге прозрачные слезы-капли, так неслась теперь вперед Лехтэ. Или назад? Ну, это смотря откуда и как считать. Живые должны думать о живом. Вот так. Жестоко. Так птица в поднебесье летит, оставляя позади лиги, оставляя часть своей души. Сдаться, лечь на землю, свернуться клубком и уснуть куда как легко. А ты попробуй выживи, когда сердце разбито, а впереди не видно ничего, за что стоило бы зацепиться и к чему хотелось бы стремиться. Это гораздо труднее. И чем-то напоминает мужество. Самую малость.
Лехтэ ехала по ущелью, любуясь теми самыми красотами, о которых вспоминала ночью. Надо, непременно надо будет вернуться сюда. Быть может, с братом. Вернуться и полазить, осмотреть тут все до последнего камушка. До чего заманчиво! Впервые за долгие годы, за тысячи лет, в глазах Лехтэ загорелся огонь. Конечно, еще лучше было бы приехать сюда с мужем. Живым. Но, увы, это нереально. По крайней мере — пока. А это значит, что надо выстраивать ситуацию, а вместе с ней и всю жизнь, исходя из имеющихся на руках данных. Исходя из возможностей.
Конь легко, стремительно бежал вперед. Вот закончилось ущелье и начались луга. Прямая стрела тропинки летела вперед, указуя путь. От оков и тьмы Мандоса к жизни, к свету. В Тирион.
Лехтэ притормозила, остановив коня, и в этот самый момент позади раздался грохот. Обвал? Да нет, не похоже. Будто… будто бы великаны переговариваются на непонятном для простых эльдар языке.
Налетел резкий порыв ветра, растрепав волосы, и опять ей послышалась в ветре этом чья-то речь. Лехтэ бессознательным движением убрала их и вдруг подумала, а не связано ли это с валар? Или майяр? В конце концов, много ли они знают о Стихиях? Да полно, много ли они знают о самих себе?
Лехтэ тряхнула головой и вновь пустила коня.
Мягкие, ласковые травы серебрились, клоня пушистые головы под порывами ветра, волнами убегая вперед. Впереди показался Лориэн, и Лехтэ, нахмурившись, стиснула зубы. На этот раз она не дрогнет! Ни за что на свете.
Перейдя на шаг, Сурэ, чуть храпя, пересек границу. С первого взгляда казалось, будто ничего не изменилось. Все так же, как прежде, наползал туман, а в воздухе витал сладковатый запах. Все так. Другой, наверное, была сама Лехтэ. Ни трепета фэа, ни дрожи в сердце. Ничего похожего на этот раз не было.
Как странно все же. На протяжении жизни с разными мыслями приезжала она сюда, с разными чувствами и ожиданиями. И всегда Лориэн был иным, не таким, как прежде. Веселый и страшный, равнодушный и жалостливый. Каждый раз она находила для себя что-то новое. И быть может, действительно невозможно место это исследовать до конца?
Вот запела в траве камышовка, и Лехтэ невольно остановилась послушать. Как странно, до сих пор с утра она нигде не слышала птичьего пения. Замолкли, словно перед бедой.
Вздрогнув всем телом, Лехтэ обратила взор на восток. И ей показалось, будто из-за гор наползал туман. Или в небесах отражалось нечто? Эфемерное, призрачное. Паруса в небе в отсветах пламени. Реальное или нет? Может, чья-то шутка? Что она предвещает?
Сердце вдруг зашлось в беззвучном плаче, фэа словно обдало холодом. Сейчас сделает короткий привал, чтобы Сурэ мог отдохнуть, и дальше в путь!
***
Конечно, можно было проехать еще чуть-чуть, пока не покинут Лориэна, и отдохнуть там. Но зачем же? Она не сдастся!
Из чувства протеста перед самой собой, перед собственным страхом остановилась она на берегу озера и сошла с коня. Сурэ, ткнувшись мордой в плечо, пошел пастись, Лехтэ же, устроившись у воды, достала лембас и откусила.
Как ей дальше быть? Как жить? Чем заниматься? Обещание Атаринкэ вернуться вселяло надежду, но до тех пор надо было как-то пережить время. Бездну времени. И кто знает, насколько она окажется глубока? Нет, без дела нельзя. Такого, чтоб захватило с головой и не оставляло бы места для печальных мыслей. Резьба по дереву… эту работу Тэльмэ любила, но она не давала пищи уму. Нет, тут нужно искать другое.
Лехтэ задумчиво откусила кусочек лембаса и вновь уставилась на воду. Там плыли облака, и можно было подумать, что, сделав всего один шаг, сразу же попадешь на небо.
За спиной раздалось ржание, и Лехтэ в шутку крикнула, обернувшись:
— Не волнуйся, Сурэ, я не собираюсь топиться.
Конь как будто успокоился, но подошел ближе и посмотрел задумчиво. И то верно, пора ехать дальше. Лехтэ встала, вздохнула, переплела волосы и села верхом. И все повторилось сначала. Точнее, продолжилось. Снова бег, задорное ржание и ветер в лицо.
Вот остался позади Лориэн, и Лехтэ без сожалений обернулась, провожая его взглядом. Из мира мертвых в мир живых. Возвращение. И Лориэн своего рода граница между двумя мирами. Пока ты там, среди трав и туманов, ты не принадлежишь ни тому, ни другому. Ни жизни, ни смерти. Ты словно застрял в паутине, и хорошо, если есть силы вырваться. А если чуть зазеваешься, то он поглотит тебя без остатка. Твои мысли, твои желания, твои сны.
Лехтэ вздрогнула и пустила коня быстрее, в галоп. Как бы то ни было, как бы ни металась, ни страдала ее фэа, мыслей и чувств она никому не отдаст. Они тоже часть ее существа. Часть жизни. Уж какой ни на есть, а вот так.
Мост приближался, и Сурэ, взяв хороший разбег, легкой стрелой перелетел на другую сторону. Получилось!
— Молодец, Сурэ! — воскликнула Лехтэ, и конь радостно заржал.
Ветер сменился и теперь толкал в спину. Лехтэ чудилось, словно под копытами коня дрожит земля. Мелкой, рваной, словно судорожной дрожью. Вероятно, казалось. Снова чудились в шуме ветра непонятные голоса. Мощные, трубные. Грозные. Они то стихали, то нарастали, становясь почти нестерпимыми, и тогда она с трудом удерживалась, чтоб не заткнуть уши.
Все вперед и вперед. Тут почудилось Лехтэ, будто кто-то зовет. Словно сердце потянуло назад. И вдруг так нестерпимо захотелось развернуть коня и лететь назад, на запад, расправив крылья. Куда угодно, только дальше от Туны, которая уже показалась впереди. Подальше от Тириона!
Удивляясь самой себе, Лехтэ тряхнула головой, отгоняя непонятное наваждение, и продолжила путь.
Впереди творилось непонятное. Странное. Словно гул нарастал, двигаясь вперед мощной лавиной. Что происходит?
