сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
— Не думай об этом.
Понял. И, конечно, он прав. Дорога трудна, не хватало еще разбиться.
Ветер все крепчал, становился пронизывающим. Чем выше они поднимались, тем становилось труднее дышать. Но, странное дело, именно тут, на высоте, успокаивалось ее сердце и гораздо меньше металась фэа.
Они поднялись на крутой утес, окаймленный узким карнизом, и Лехтэ, откинув массу волос с лица, спросила:
— Где?
Брат вытянул руку, указывая направление:
— Там.
Лехтэ сощурилась, всматриваясь вдаль. И действительно, разглядела. Темные точки кораблей. Нуменор.
— Я не понимаю атани, — сказала задумчиво. — Никогда не могла. Зачем?
Помолчала, все так же глядя за горизонт.
— Нет, — сказала наконец. — Не могу понять.
— И не надо, — ответил брат, обнимая ее одной рукой.
Становилось зябко. Лехтэ подумала, что, несмотря ни на что, уж Чертоги Намо наверняка уцелеют, а с ними те, кто там обитает. Даже если погибнет вдруг все остальное на благой земле, то фэа Атаринкэ ничего не грозит. И эта мысль вселяла спокойствие, как ни странно.
Он был для нее теперь, словно огонь в ночи. Ее любимый супруг, ее мелиндо. Тот, кого она потеряла, не успев долюбить. И неважно уже, по чьей вине. Важно лишь, что это неотвратимо, словно рок. Словно разлив реки по весне в горах. Ничего не изменишь. Но он, его фэа, то, что от него теперь осталось, занимает все ее мысли. И она идет и идет за этим огнем в кромешной мгле, не слыша шорохов, не слыша криков ночных птиц или рыка хищников. И пения, ласкового и нежного, тоже не слыша.
— Я иду к нему, — сказала она решительно и тихо.
А зачем кричать?
— Только утром, — так же непреклонно ответил брат.
Лехтэ ничего не стала говорить, а просто склонила голову.
Тарменэль взял ее за руку, и они пошли. Вниз, в лагерь. Туда, где уже собирались возвращающиеся из дозора эльдар. Туда, где по-прежнему жарко пылал костер. И где ей предстояло прожить время до утра. Так много, если разобраться.
И так невыносимо мало.
***
Воины подходили и один за другим докладывали. Почему-то к Тару. Никогда раньше Лехтэ не задумывалась, кто он. Считала, что рядовой воин. Ан нет. Командир отряда? Новым взглядом смотрела она на знакомого, казалось, до мелочей, такого привычного и родного старшего брата. Серьезный, собранный. Кратко, отрывисто отдает распоряжения, объясняет что-то. Непонятно что. Лехтэ не вникала. Не слушала. Все равно в делах военных она ничего не смыслит.
Она сидела на принесенном снизу одним из дозорных бревне, смотрела в огонь и думала об увиденном. Обо всем.
Так странно. Могла ли она подумать, выходя замуж, какая именно жизнь ее ждет? Да и не только ее — всех их. Гибель Древ, Исход. Войны, которым, казалось, не будет конца. Вереницы фэар, следующих одна за другой в Мандос. Осиротевшие семьи. Не только она — много таких. Так много! И так больно и горько думать обо всем этом. Она потеряла только двоих, и то свет не мил, а кому-то не повезло больше.
— Тэльма, — позвал ее брат и присел рядом. — Ты бы поспала.
— Не хочу, — мотнула она в ответ головой. — Не спится.
Несколько необычайно длинных секунд Тар молчал, и наконец бросил:
— Я сейчас. Подожди.
Встал и полез в сумку. Достал травы. Понятно, хочет сделать ей отвар. Что ж, Лехтэ не против. Травы помогут ей уснуть, ведь силы завтра понадобятся.
В небе ярко сиял Исиль, и все чистое и светлое, все радостное, что было в той ее прежней жизни, казалось сном. Таким счастливым и беззаботным, что чудилось, все произошло не с ней, а с кем-то другим. С другой Лехтэ. Ведь эта, нынешняя, не умеет петь. Не умеет смеяться и радоваться. И сомнения берут — а умела ли. Мелиндо. Сын. Один за другим. Все, с кем связывала столько надежд, кто был настоящим и будущим. Ничего не осталось. Никого. Все рухнуло и погребено под обломками.
Исиль светил пронзительным, больным светом. Хотелось вцепиться в волосы и завыть, но Лехтэ держалась. Еще только истерики ее им тут и не хватало.
Тар вновь присел рядом и протянул ей чашу. Пахнуло ароматом трав. Лехтэ пригубила.
— Вкусно, — прокомментировала она и глотнула еще.
Брат вздохнул.
— Я не смогу оставить пост, чтоб проводить тебя.
— Не надо, — покачала головой она. — Я справлюсь.
— Тебе тяжело.
— Не первый год.
— Это верно.
Снова у костра повисло молчание. Ветер крепчал, и Тар снял с плеч еще один плащ:
— Надень, а то замерзнешь ночью.
Спорить она не стала. Допила отвар, закуталась поплотнее и улеглась у огня, закрыв глаза.
Волны шумели, разбиваясь о скалы далеко внизу, и казалось, что мир вот-вот перевернется и опрокинется в бездну. Или у нее просто от отвара кружится голова?
Сердце билось ровнее, спокойнее. На разгоряченный разум наползал туман, поглощая мысли и чувства. Лехтэ вдруг показалось, что она слышит смех, но вот чей, никак не может понять.
И провалилась в сон.
========== 2. Туманы и травы ==========
На востоке постепенно разгоралась заря. Золотая, нежная. Выглянув осторожно из-под синего покрывала моря, Анар осветил морскую гладь и Пелори почти до самых вершин. Лехтэ пошевелилась, ресницы ее дрогнули. Открыла глаза.
— Ясного утра, — услышала голос Нгилиона.
— Ясного утра, — отозвалась, вставая.
— Привет, сестреныш.
Это уже был брат. Обернувшись, она увидела, как Тар легко спрыгнул с какой-то скалы. Опять из дозора. Ясно.
Ничего не сказав, улыбнулась и протянула руку. Тарменэль поймал ее пальцы и сжал. Посмотрели друг другу в глаза, и брат кивнул. Все ясно, так ведь? Сейчас, с утра, она чувствует себя немного лучше. И кто знает, что послужило тому причиной? Яркий свет Анара или крепкий сон, а может быть, осознание того, что сегодня она отправится в путь. Туда, где уже три тысячи лет обитает ее супруг. И где на самом деле, по ее глубокому убеждению, ей самое место.
Взгляд Лехтэ вновь упал на золотой ободок кольца, сверкавший на пальце. Самое дорогое, что у нее есть. Ни за что на свете, ни за какие сокровища мира на согласилась бы она расстаться с ним.
В памяти всплыли горячие ласки, что дарили они с Атаринкэ друг другу. Такие беспечные и такие юные. Такие счастливые.
Подобные мысли согревали душу, озаряя темноту фэа золотым, вечным светом. И они, как ни странно, не причиняли боли. Было так легко вообразить, будто то, что хранят воспоминания, и есть настоящее, осязаемое, а то, что происходит вокруг — дурной сон. И что этот сон не имеет никакого отношения к реальной действительности.
Посреди площадки все так же весело потрескивал огонь и варилась в котелке каша. Аромат плыл, волнуя воображение, и Лехтэ подумала, что пора бы ей встать и привести себя в порядок.
— Куда идти? — спросила обоих сразу.
— Я покажу тебе, — отозвался Тар.
Она вернула ему плащ, поблагодарив от души, и они пошли. Недалеко, всего-то за поворотом. Однако там, оказывается, бил родник, только звук его заглушал морской прибой.
Брат вернулся в лагерь, а Лехтэ умылась холодной водой, а потом встала и стояла так некоторое время, вглядываясь вдаль. Поселиться бы здесь, раз уж в Мандос ей хода нет. Поставить домик, встречать закаты с восходами. Ото всех подальше. Никого не видеть. Ей среди толпы тяжело. Здесь — привольно. Мирно.
Лехтэ вздохнула. Что ж, пора идти. Ее ждут. И пыхтит наваристая, пышная каша.
Десяток шагов — и она снова в лагере. Тарменэль протянул тарелку и ложку. Лехтэ села на бревно и попробовала. Взяла кусок румяного, воздушного хлеба.
— Вкусно, — сказала она, принимаясь есть.
Мужчины смотрели с умилением, словно на больного ребенка, который начал вдруг выздоравливать. Лехтэ посмотрела на них вопросительно и пожала плечами. Те переглянулись весело и присоединились к завтраку.
Члены отряда уже успели разойтись по своим постам. Последним попрощался, закончив с едой, Нгилион.
— До встречи, Тэльмэ, — произнес он, заплетая волосы в косу. — Надеюсь, мы все переживем эти дни.
И ушел. Повисло молчание.
— Нгилион прав, — проговорил Тар, все так же задумчиво посмотрев в огонь. — Мы можем только делать то, что в наших силах, и верить в лучшее.
Лехтэ кивнула. У них тут свои заботы. Которые, кстати, касаются и ее безопасности тоже. Не стоит им мешать.
— Мне пора, — сказала она, вставая и возвращая тарелку. — Спасибо за все.
— Я провожу тебя.
Безапелляционно. Твердо. Значит, спорить нет смысла. Хотя времени у брата мало — это видно. Вон стоит, тревожно вглядываясь в даль. Пока еще чистую. Но если подняться повыше, то, возможно, она увидит их. Даже не доходя до вчерашней площадки. Корабли Нуменора.
Значит, надо спешить. Подхватив сумку, она споро закинула ее на плечо и, взяв за руку брата, пошла за ним вниз.
Та же тропка, вот только обратно идти труднее. Камешки так и норовят выскочить из-под ног. Как они ходят тут каждый день? Подумала и покачала головой. Еще один пункт к списку того, что ускользает теперь от ее понимания.
Ущелье темнело по мере того, как они спускались. Склон становился все более пологим. Появились первые жиденькие островки трав. Пришли.
Внизу ее уже ждал Сурэ. Увидев, заржал радостно, и Лехтэ обняла коня за шею. Полезла за яблоком.
— Здравствуй, малыш, — поздоровалась и поцеловала в нос.
Тар стоял, и было видно, что размышлял о чем-то.
— Все будет хорошо, — попробовала успокоить.
Тот вздохнул:
— Хотел бы верить.
В конце ущелья блестела под солнцем узкая полоска воды, окаймленная темными громадами скал.
— У меня нет выбора, — наконец сказал он, нахмурившись. — Приходится отпустить. Но мне неспокойно.
— Брат…
— Неспокойно, Тэльма. Поэтому обещай, если что, прислать осанвэ. Сразу.
— Хорошо.
Они обнялись, и Лехтэ вскочила на коня. Пора отправляться.
— До встречи! — махнула рукой.
— До встречи! — ответил брат.
И Сурэ полетел, словно выпущенный из пращи камень, на запад.
***
Казалось, что в воздухе звенит напряжение. Густое, гулкое. Упругое, словно туго натянутая струна. Оно разлито в воздухе, и кажется, будто его можно пощупать руками.
Лехтэ спешила. Застоявшийся Сурэ весело, бодро летел вперед, высекая искры.
Травы густели. Ущелье постепенно расширялось, пропуская внутрь каменных стен все больше света. Вот дохнуло ароматом трав, и Лехтэ остановилась, позволив себе прикрыть глаза и вдохнуть полной грудью. Пряный, сладковатый запах с легкими нотками горечи. Вдруг невыносимо захотелось сойти с коня, упасть лицом в землю и лежать так, лежать… Как хорошо и мирно. Зачем ей все? Зачем тревоги и хлопоты? Лечь, и никогда не вставать. Пусть бы только вот так же светил Анар, пели птицы. Пусть бы пчелы гудели, перелетая с цветка на цветок, напевая вечную, верную песню. Слиться. Раствориться среди воды и трав, среди воздушных потоков. И самой, быть может, стать таким вот потоком. И лететь, и лететь куда-то. Высоко-высоко, в небо. Где нет страданий.
Лехтэ вздрогнула, словно очнулась от глубокого сна. Оглянулась по сторонам с легким недоумением. Кажется, успело пройти с полчаса, пока она тут стояла. Сурэ косился, оглядываясь через плечо темным глазом.
Лехтэ вздохнула. Наклонилась и потрепала по шее.
— Едем, едем, — успокоила его. — Уже.
Вперед! Вон, виднеется уже далеко впереди Тирион. Склоны Туны ложатся под копыта коня.
— Но мы их объедем, — говорит Лехтэ и забирает вправо.
Умное животное послушно поворачивает. Путь их длинен. Если повезет — доберутся к вечеру.
Густой травостой ложится под ноги. Похож на волны. На бескрайнее море, что раскинулось от края до края. И они рассекают его, подобно ладье, и пыльца от травы, от цветов оседает на копытах коня, на юбке Лехтэ. Ветер играет волосами, гладит пушистые метелки трав.
Лехтэ кажется, будто что-то ее толкает в спину. Словно невидимая рука. И она не в силах противиться той настойчивой воле. И спешит, направляя коня.
Но пора отдохнуть. Не ей — Сурэ. Она не устала. Доехала до ручья и затормозила.
— Пить хочешь? — спросила, наклонившись к шее.
Конь заржал. Спрыгнув на землю, дала коню остыть и повела на водопой. Отпустила пастись, а сама уселась на берегу, глядя в воду. Есть не хотелось, но поесть надо. Силы понадобятся.
Достав лембас, откусила кусочек, запила прохладной, чистой водой. Убрала. Опустила ладони в воду и долго смотрела, как течет ручей, огибая пальцы.
Облака отражаются, и если присмотреться, то можно угадать. То листок, то заяц. Формы причудливые и каждый раз новые.
А вода так манит. Словно шепчет о чем-то. Так тихо и ласково. Если лечь вот так…
Снова вздрогнула. Ей спешить надо!
— Сурэ! — позвала она, и конь примчался. Отдохнувший, довольный. Полный сил.
— Пора, — сказала она, погладив по шее.
Тот кивнул, будто бы соглашаясь, и Лехтэ легко взлетела ему на спину. Надо же, не растеряла навыков. Отчего-то сама удивилась. И тронулась в путь.
Тириона за спиной уже не было видно. И все ближе и ближе становился Лориэн.
А там и до Мандоса рукой подать.
***
Туман наползал, стелясь по земле. Тонкими языками, чем-то напоминающими отдаленно змей. Он клубился, закручивался в спирали, танцевал у копыт Сурэ, и умный конь беспокойно ржал.
— Хорошо, — уговаривала его Лехтэ, гладя по шее. — Все хорошо.
Тот в ответ косился с ясно читаемым недоверием, но все же шел.
Незаметно, неуловимо сменился пейзаж. Василек и вербейник теперь росли реже, зато стали встречаться маки.
Вдалеке послышался шум.
«Река», — поняла Лехтэ.
Порожистая в верхнем течении, достаточно бурная. Через реку был перекинут деревянный мосток. Когда-то прочный. Давно. Теперь шаткий. Это видно. Бобры с осами постарались. Несколько досок тоже следовало бы заменить, но никак. Может, после?
Лехтэ дрогнула. После Нуменора. Починят, конечно же. Как иначе. А пока…
Она спешилась и ступила на деревянный настил. Доски скрипнули. Лехтэ сжалась. Еще шаг. Как вернется, сообщит мастерам. Видно, давненько этой дорогой никто не ходил.
Под ногами ревела, прыгая по камням, вода. Если мост упадет, к мужу она попадет досрочно.
Страшно. Странно, в детстве, в юности, в далекие годы, которые теперь ей казались сном, она свободно бегала, гуляла здесь. А теперь дрожит. Каждый раз. Словно хищная пасть разверзлась и стремится поглотить ее. Там, на том берегу.
Шаг, один за другим. Мосток пружинит, поскрипывает. Сурэ прядет ушами, пофыркивает. Но идет. Умница.
Вот почти дошли. Слышно пение соловьев. Теплый ветер доносит странные сладковатые запахи. Сонные. Вот только ей уснуть не хватало.
Прибавив шаг, Лехтэ перебралась на противоположный берег и вздохнула с облегчением. Обернулась к коню.
— Мы дошли! — объявила радостно.
Конь заржал и толкнул в плечо носом. И они пошли.
Пошли медленно, оглядываясь по сторонам. Маки гуще и гуще. Настоящие поля. Широкий алый ковер. Тисы, сосны и кадры мрачно высятся по сторонам, подобно стражам. Нависают над головами. Давят. Соловьи поют, но в их пении тоже чудятся печальные нотки.
Туман все гуще. Ивы полощут в озерах длинные косы. От сладких запахов все сильнее кружится голова. Лехтэ вздрагивает, прогоняет дурман. Хочется вдохнуть полной грудью. Но воздух не свеж, нет. Он напоен запахами.
Сумрак сгущался, наползал тяжелым, бархатным покрывалом, и Лехтэ никак не могла понять, как давно она идет. Сколько времени?
В просветах тумана видны фигуры. Не эльдар, нет. Прозрачные духи. Они танцуют, поют, будто стремясь перепеть соловьев. Сурэ жмется к ней, и Лехтэ поглаживает коня.
— Все хорошо…
А сама так ли сильно уверена в этом?
Как же страшно. Она прибавляет шаг. Уже почти бежит. Остаются позади светлячки, яркие звезды, спрятанные Вардой на дне озер. Все это сейчас не привлекает Лехтэ.
Сурэ спешит за своей хозяйкой, тревожно всхрапывая.
Раздвигаются кусты, Лехтэ вздрагивает и видит, как на поляну выходит медведь.
Раздается крик. Чей же он? Кто кричит? Неужели она?
Тут нога ее цепляется за некстати подвернувшийся камень, и Лехтэ падает. Лежит, не шевелясь. Медведь подходит, обнюхивает ее, встает на задние лапы. Подает руку.
Лехтэ даже головой тряхнула, чтоб отогнать наваждение. Ну какую руку? Лапу, конечно же. Просто лапу. Ухватившись, она поднялась и сказала:
— Спасибо.
Медведь склонил голову, лизнул в нос и ушел. Вот так вот.
— Идем, Сурэ, — позвала она.
Из туманов Лориэна вырвались уже под вечер. С западного края наползала заря, а путь их меж тем еще не был кончен. И надо бы отдохнуть. Недолго. Хоть полчаса.
Отойдя подальше, Лехтэ отпустила коня пастись, а сама упала в траву и смотрела на небо, где постепенно одна за другой зажигались звезды.
Интересно, как там Нуменор? Подошли ли к берегу уже их мрачные корабли, или в пути еще? Кто б сказал…
А впрочем, не все ли равно. У нее сейчас есть дела поважнее.
***
До сих пор она никогда не обращалась к Намо с подобной просьбой — пустить ее повидаться с мужем. Просто приходила и стояла, глядя на стены. Высокие, мрачные стены, что прячут того, кто ей так дорог.
Он ей дорог. А она ему? Что думает о ней Атаринкэ, пребывая там, за гранью жизни? О чем думает? Что вспоминает?
Вспоминает ли, как был счастлив, пока черная тень не наползла на Аман, закрыв небо, погасив свет и украв у них у всех будущее?
