Текст книги "Земля обетованная"

Автор книги: Сергей Мартин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Эти останки человеческого труда снова вернули его к воспоминаниям. Они ещё раз напомнили о той тонкой грани, которая лежит между творческим созиданием и жаждой наживы, нужностью и выгодностью труда, той мерой действительной потребности и пресыщенности, когда всё творимое становится не жизненной необходимостью, а лишь потребностью удовлетворения самых низменных желаний и страстей. Сколько человеческого труда и жизней было отдано во благо удовлетворения алчности, тщеславия, гордыни, сколько поднято из недр и перелопачено, сколько выловлено и убито, сколько спилено и вырублено лишь для того, чтобы показать всем, что у меня больше. Когда-то и здесь бедолаги рылись, как червяки, губя здоровье и жизнь ради того, чтобы богатый бездельник не дал им умереть с голоду, ради какой-то красивой, но не нужной безделицы, которую сделают из руды, добытой ими. Открывая новые возможности, человек не давал миру ничего, он только брал и брал. И чем больше он брал, тем больше хотел взять. Чем больше хотел взять, тем больше развивал этот поглотительный механизм, называемый "цивилизация". Но нельзя брать, не отдавая, это закон, о котором забыли.

Глава 3.

1.

Мушарраф родился в Карачи. Но не в том Карачи, где улицы по ночам сияют огнями реклам, где каждый день тысячи людей устремляются на работу, заполняя улицы автомобилями, а в южной его части, где запах моря, тухлой рыбы и нечистот, текущих рекой из многомиллионного города, сливаются в один, неподражаемый своей мерзостью, букет. На той стороне этой реки, вдали начинались улицы одноэтажных лачуг. Он ходил туда с отцом относить пойманную рыбу и крабов, ракушку и черепашьи яйца. В этих лачугах жили продавцы и ремесленники. Рыбу и крабов они сдавали торговцам, которые затем обрабатывали её и продавали на маленьких базарчиках в городе. Раковины покупали ремесленники. Из них делали сувениры и продавали в порту. Они же принимали засушенные морские звёзды и морских коньков. Рыбу у них брали дёшево, потому что у них не было лодки, и ловили они в рифах, бреднями, всякую мелочь, которую ели такие же бедняки, как и они. Краб тоже не давал много прибыли, потому что был мелкий, и поймать среди скал его было не легко. За долгие годы тяжёлого труда отец заработал только лачугу у этой реки с нечистотами, мозоли и узлы на суставах, которые вечно его мучили. С утра и до ночи он ходил с бреднем у скал и добывал себе хлеб насущный, чем они худо-бедно перебивались. Он даже не смог перебраться подальше от этой зловонной реки и всю жизнь нюхал запах человеческих испражнений, потому что это был единственный кусок земли, за который не надо было платить, и у которого не было хозяина. У Мушаррафа было три сестры и брат. Отец мечтал взять неплохой калым с сестёр, конечно неплохой по его бедняцким меркам. Потому как девочки хоть и были привлекательные на лицо, но родниться с ними у живущих там, вдали от вонючей реки, желания особого не было. В их же городке завидных женихов тоже по пальцам можно было перечесть. Брат Мушаррафа, Халил, был тщедушный, слабый паренёк, и толку от него было мало. Он не мог удержаться на скалах, и его вечно смывало волной, да и долго ходить по колено в воде он не мог, начинал кашлять, так что на рыбалке с ним были одни проблемы. Но он хорошо резал ножичком на бамбуке, и отец мечтал отдать его в ученики к ремесленникам. В своих мечтаниях он даже доходил до того, что видел сына хозяином лавки с бронзовой утварью. Может быть, Халил бы и стал хорошим чеканщиком, да кто его даром учить будет? А денег хватало лишь на то, чтобы семью кормить, да приданое собирать, о калыме для сыновей они пока и не мечтали. Но отец ещё не был самым бедным в районе. Хибара их была сделана из фанерных ящиков и разделена на два отсека. В одном спали они, мужчины, а в другом женщины. Ели они на улице. У них была маленькая печурка на керосине, на которой женщины варили похлёбку из рыбы, разных водорослей и трав. Иногда им удавалось купить риса и хлеба, бобов или пшена. Топили печурку соляркой, которую выменивали в порту на кораллы. Но попасть в порт было трудно, и ходили они туда зимой, когда медуза шла к берегу, и ловить рыбу было очень опасно. Медуз собиралось столько, что вода становилась похожей на студень. Медузы были агрессивны и могли своими щупальцами зажалить до смерти. В это время они с отцом брали с собой баночки из под моторного масла и отправлялись в порт. Но бывало, что найти работу не удавалось. Слишком много было желающих. Если же везло, и их брали грузчиками, то они не только могли заработать денег, но и поменять кораллы на солярку у матросов. Продавать их было бесполезно и опасно, потому как их могли избить люди, нанятые владельцами ларьков, окружающих порт. Эти ларьки были набиты подобным товаром: кораллами, поделками из ракушек, и прочих даров моря. Здесь не терпели убогих конкурентов. Долго продержаться на работе не удавалось никогда, потому что всегда находился повод придраться и недоплатить за работу, а взамен нанять других. И как бы ревностно вы не трудились, всегда было и будет так. Лучше всего было тюковать на загрузке или растюковывать при выгрузке. Платили больше, хоть и спину ломило от мешков. Хуже было на выгрузке рыбы, платили мало и солярку не поменяешь. Ночевали на берегу, за портом, собираясь в группы. Ночью могли напасть собаки, и они дежурили по очереди, отгоняя их палками. Здесь собирались огромные стаи собак, промышлявших на берегу всем, что выбросит море и порт. Голодные и одичавшие, они представляли серьёзную опасность, особенно ночью. Много бедолаг погибло от их острых зубов, но такими людьми мало кто интересовался, а потому и ничего с этими собаками не делали. Поэтому по ночам дежурили несколько человек с гарпунами или баграми, а то и просто с палками. Как только медузы уплывали, они возвращались домой.

За время работы в порту они отвыкали от этого запаха нечистот, и первое время их мутило от него, но потом вновь привыкали. Жили они здесь не потому, что им нравился этот запах, а потому, что это была единственная полоска земли, где их никто не трогал и не гнал. Всё остальное кому-то принадлежало, и надо было иметь деньги, чтобы иметь право расположиться на этой земле. Но и здесь была своя градация. Ближе к каналу жили те, кто мог построить себе дом лишь из картонных коробок, дальше обустраивались те, у кого хватало средств на фанеру, и уже ближе к морю жили те, у кого лачуги были из нескольких отсеков, и внутри имелось хоть какое-то имущество.

К весне наступал период, когда черепаха шла на яйцекладку. Рано утром эти морские гиганты выползали на берег и рыли в песке ямы, в которые откладывали яйца. В одном гнезде можно было найти до десяти-пятнадцати яиц. Они напоминали шарики от пинг-понга. Раньше сборщиков яиц никто не трогал, но в последнее время их начали периодически гонять. Ещё им вредили бродячие собаки, которые вынюхивали яйца в песке и пожирали их до того, как они выходили на промысел. В этот короткий период они хорошо питались, ели собранные яйца, а иногда удавалось убить черепаху и сварить хороший бульон и суп. Но черепаха, животное осторожное и чуткое. При приближении людей или собак сразу уходит в море.

Яйца они не только ели, но и продавали. Ещё Мушарраф знал, где находится городской аквариум. Там покупали разных рыб, которых показывали и продавали туристам. Но принимали не всё подряд, а лишь редких и красивых рыбёшек. Если удавалось поймать таких рыб и донести до аквариума живми, то можно было хорошо продать.

Он был уже большой парень и научился хитрить. У него под циновкой была спрятана банка, в которую он складывал деньги. Выкраивая десять, двадцать пайсов, он клал их в банку. Потом менял на рупии и снова складывал. Он тоже хотел чему-то научиться, но не знал чему именно. Больше всего ему хотелось сидеть в своей лавке и продавать товары, но только не рыбу. Ткани или часы, ну на крайний случай благовония и пряности. И он копил, в наивности полагая, что накопит денег на лавку. Был у них в лагере один странный тип. Говорят, раньше тот был большой человек, но грешил, пил вино, и Аллах его покарал, сделав нищим. Он и сейчас пил, но редко, потому что не на что. Этот мужчина умел считать и писать. Многие водили к нему детей, чтобы он научил их этому. Все здесь жили мечтой о лавке, или о лодке, или о рикше, но для этого надо было уметь читать и писать. Этим и жил странный человек. Он, может быть, и жил бы лучше, но пил. Мушарраф сам ходил к нему, а потому быстро постигал науки. Он уже мог читать всякие вывески и подбирал на улицах газеты, чтобы их читать. Правда, он плохо понимал смысл прочитанного, но, главное, мог читать.

Однажды они с отцом околачивались в порту, в поисках работы. Получилось так, что взяли отца, а он остался не у дел. Там он познакомился с парнем, который тоже был без работы. Парень жил в северной части города, вернее, жил в пещерах с северной стороны от города. Там, в скалистой местности, тоже особо не трогали бедняков, потому что земля эта ни к чему не была пригодна. Подрабатывал он случайными заработками на базаре, да резал камыш для циновок. Но одно дело он знал, которое по его словам, могло их обогатить. Только дело это опасное, и много людей погибли, но он знал много таких, которым удалось разбогатеть и выйти в люди.

Когда наступит весна, по рекам пойдёт угорь на нерест. За одного угря дают от ста до двухсот рупий. Если всё будет удачно, то за день можно поймать штук пять, шесть. За сезон сто пятьдесят. Это пятнадцать тысяч! Целое состояние! У Мушаррафа от этих мыслей зачесалась спина.

Но, если поймает полиция, то тюрьмы не миновать. Кроме того, угрей могут отнять другие люди, которые контролируют этот бизнес. Могут и убить, никто и искать не станет. В общем надо было думать.

Мушарраф продолжал ходить в порт, пытаясь пристроиться на работу, но удавалось заработать по мелочи, да иногда с корабля что-нибудь перепадало. Это лишь укрепляло его желание рискнуть. И, чем меньше шансов было заработать, тем больше чаша весов склонялась в пользу рискованного предложения. Сезон подходил к концу, а заработка так и не было. Отец тоже не долго продержался на работе, так что домой они, скорее всего, вернутся с пустыми руками. Мушарраф ходил угрюмый, не зная, как сказать отцу о своём решении, да и само решение ещё окончательно не принял. Было страшно бросить привычную жизнь, даже если это было нищенское существование, и даже если это не надолго. А вдруг сезон рыбалки будет удачным, и они наловят много рыбы? А вдруг его поймают или убьют? Юноша окончательно потерял покой и стал худеть. Это заметил отец. Он стал расспрашивать его, но Мушарраф хранил свои мысли в тайне. Наконец, пришло время возвращаться домой, и надо было дать ответ своему новому приятелю.

Они сидели у костра и варили какую-то бурду из того, что нашли на портовой свалке. Мушарраф смотрел на руки отца, помешивающие в котелке варево. Они были худые и жилистые, покрытые, как чулком, почерневшей кожей. Он сидел, подогнув костлявые ноги под себя, и его ступни с покорёженными пальцами белели в наступающих сумерках. Внешне отец походил на старика, хотя по возрасту, был ещё молод. Ему было чуть за сорок. Мушарраф вспомнил своего тщедушного, больного брата и бедных сестёр, и он вдруг подумал, что, если отец умрёт, то все они погибнут, он не сможет их прокормить. И он решился. Он сразу в лоб рассказал отцу о своём замысле. О том, что не вернется к ним домой, а пойдёт в браконьеры. Отец вдруг стал каким-то жалким. Он сидел и молчал. Мушарраф ждал ответа, но этот простой человек не мог ничего посоветовать, потому что никогда в жизни не принимал рискованных решений. Он лишь работал и работал.

– Что скажешь мне, отец? – спросил тогда Мушарраф.

Отец в ответ лишь беззвучно заплакал. Он боялся за него, за себя и своих детей. Ему не хотелось терять помощника, но где-то в глубине души он понимал, что так жить больше нельзя, и хотел для своего сына лучшей доли. Он боялся, что если Мушарраф не вернется, то, вряд ли он прокормит семью один. Но и желать сыну такой жизни, которой жил он, ему тоже не хотелось. И Мушарраф принял решение. Он уйдёт с другом.

Для того чтобы начать дело им надо было немного денег, и Мушарраф оставил свою долю себе. Но, глядя на отца, он вдруг почувствовал к нему такую жалость, что рассказал о своём тайнике. «Если вдруг я не вернусь, – подумал он, – у них будут мои деньги». А скопил он почти триста рупий.

2.

На следующий день Мушарраф простился с отцом, братом и сёстрами и отправился в путь. Город был не маленьким. Карачи раскинулся на шестьдесят километров в длину. Они шли и шли, продвигаясь вглубь огромного человеческого муравейника. На смену лачугам с их закоулками, пришли улицы с одноэтажными домами. Их сменили улицы с двухэтажными постройками, огороженными заборами и, наконец, им открылся центр, с его проспектами и многоэтажными офисами. По проспектам медленно двигались плотным потоком автомобили. Мушарраф никогда не видевший всего этого, был испуган и страшно боялся потеряться или потерять нового друга. Но тот вёл его уверенно, ориентируясь свободно, чувствовалось, что он здесь, как рыба в воде. Он повёл его в сторону от проспектов, и они вышли на тихую улицу, поднимающуюся, куда то вдаль. Мимо, пыхтя, проехал грузовик, и друг его, крикнув, чтобы он цеплялся, побежал вперёд и ухватился за выступы борта. Мушарраф последовал его примеру. Повиснув на заднем борту, он нащупал под ногами раму, и кое-как пристроился рядом. Так они провисели минут десять, пока руки не начали деревенеть от напряжения. Тогда они спрыгнули и снова побрели пешком. Им ещё раз удалось зацепиться за грузовик, но проехали они не долго, машина свернул на ближайшем перекрестке. Постепенно улицы становились беднее и через час они уже брели среди глинобитных лачуг. Ещё через час, когда солнце начало клониться к закат, лачуги стали редеть и в конце концов кончились.

Они вышли к подножью холма. Земля здесь была усыпана мелкими кусочками базальта и слюды, и на солнце горела огнем. Потрескавшаяся на солнце, она почти не имела растительности, и только беркуты, парящие высоко в небе, были единственными представителями живого мира на этой земле. Едва приметная тропа вывела их в лощину. Здесь по отрогам холмов были вырыты пещеры. Перед входом в каждую был сделан навес из бамбуковых палок, крытых камышом и листьями банановой пальмы. Сбоку к навесам примыкали очаги. Женщины копошились возле них, готовя еду. Голые пузатые от рахита детишки с визгом носились, играя в свои игры. Друг подвёл его к одной из пещер и сказал:

– Здесь живёт мой старший брат. Он приютит нас на время, но мы должны дать ему немного еды, чтобы жена его могла нас накормить. Здесь под навесом, мы будем спать. Завтра брат отведет нас к людям, на которых мы будем работать. Он раньше сам ходил, но когда женился и завёл детей, стал бояться, что его поймают, и дети останутся без кормильца. Теперь он возит глину в гончарню. У него есть арба, но нет ишака. Он сам вместо ишака, но зарабатывает двести рупий и может, есть каждый день лепёшку.

С этими словами он извлёк из своего мешка маленький пакетик маша и отдал вышедшему им на встречу брату. Мушарраф приветствовал всех, брат пригласил их под навес. Побеседовали, женщины накрыли стол. Поужинав кусочком лепешки, которую мочили в какой-то, не ведомый Мушаррафу соус, и, выпив по пиале чая, легли спать. На утро был чай с таким же ломтиком лепёшки, после которого, они отправились сначала в карьер, где накопали две арбы глины и отвезли гончару. А после этого, оставив у гончара арбу, пошли в город, точнее на один из базаров пригорода, где среди множества духанов и ларьков нашли лавку торговца пуговицами. Мушарраф никогда не был на таких базарах и испытывал потрясение от всей этой массы товаров, которые были выставлены на показ. Здесь легко было заблудиться в узких проходах между лавками, и он старался не отставать от своих спутников. Заставь его сейчас проделать путь в обратном направлении, он бы никогда этого не сделал. Брат друга поздоровался с хозяином и, зайдя в лавку, о чём-то долго с ним беседовал. Потом вышел и позвал их внутрь. Хозяин – пузатый и мордастый мужчина, лет пятидесяти – внимательно осмотрел юношей, спросил, как их зовут, где живёт Мушарраф, кто его родители, и после этого удовлетворённо кивнул. Он сказал им, чтобы приходили через три дня. С собой они должны иметь пятьдесят рупий каждый, для того, чтобы купить снаряжение и оплатить проводника. У Мушаррафа было всего двадцать, и он чрезвычайно расстроился, но друг, Рамиз, успокоил его, пообещав что-нибудь придумать. Они вернулись в гончарню за тачкой, и брат обратился с просьбой к гончару, рассказав ситуацию. На счастье у того был заказ и нужен был месильщик. За шесть рупий в день он взял парня месильщиком, а Рамиз помогал брату подвозить глину, так как потребовалась лишняя арба. В углу двора высыпалась глина, и, сделав посередине углубление, Мушарраф наливал туда воду, а затем мял ногами, потихоньку подливая воды и подсыпая глины, пока масса не становилась однородной и похожей на тесто. После этого он кетменём отгребал глину и делал новый замес. Мятую мокрую глину накрывали циновками и оставляли так на время. После того, как второй замес убирался, его место занимал первый, и он снова тщательно мял и мял, пока глина не становилась, как пластилин, и не имела пор. После чего он тащил глину под навес, где орудовал сам хозяин. Он трогал глину руками и, если оставался, не доволен, гнал парня пинками домешивать, если же всё было, как надо, то приказывал оставить на столе. Между делом Мушаррафу приходилось рубить саксаул и выносить остатки глины и черепки от треснувших кувшинов и горшков. Не легко доставались ему эти шесть рупией в день. Непривычная работа очень утомляла, и к вечеру Мушарраф еле волочил ноги. Но по всему было видно, что хозяин им доволен. На один рупий Мушарраф покупал еды, которую отдавал приютившим его родственникам приятеля, остальные откладывал. К концу третьего дня, гончар не только выполнил заказ, но и наделал посуды с запасом. На радостях он дал парню ещё два рупия сверху. Утром им предстояло идти к «мордатому», но не хватало восьми рупий, чтобы набрать требуемую сумму. У брата Рамиза нашлось ещё три. Пришлось идти к «старшему». Как и во всех стихийных поселениях, у них тоже была своя «мэрия», которая негласно управляла жизнью поселка. Сюда обращались за защитой, помощью или поисками справедливости. Всё это здесь делалось быстро, но не безвозмездно. Ссудив, пять рупией, они должны были вернуть десять через неделю. Всё это ложилось на плечи брата Рамиза, потому что они уходили до конца сезона. Утром они пришли в лавку. Там, кроме хозяина, их ждал угрюмый суховатый мужчина. Он спросил, как их зовут, и всё ли они с собой взяли. Они показали деньги. Хозяин лавки взял из них по двадцать рупий и вручил им по холщевому мешку со странной пробкой сверху. К мешку были пришиты лямки наподобие сидора. Остальные деньги перекочевали в карман «угрюмого». Проводник жестом указал им следовать за ним, и они, простившись с братом, вышли. Пройдя ряды торговцев, они оказались на маленькой улочке, ведущей на запад от города. Там их поджидала арба с арбакешем. Молча уселись на арбу и тронулись в путь. Дорога шла вниз, и примерно через час стали появляться поля, сменившиеся рисовыми делянками. Проехав ещё час, они оказались в небольшом кишлаке. Здесь они слезли с арбы и, пройдя по проулку, вышли на окраину. Чувствовалось, что река где-то рядом. Тянуло свежестью. Пройдя между деками, они действительно вышли к реке. Здесь простиралась пойма, бесконечная, заросшая травой и камышом, изрезанная сетью рукавов. Двинулись вдоль реки вверх по течению. Чем дальше они уходили, тем безлюднее становилась местность. Наконец они вышли к месту, покрытому мелкими озерцами. Здесь проводник, наконец, заговорил. Он объяснил им, что здесь начинается нерестилище, сюда поднимается угорь раз в год, а затем он уйдёт в море. Поросшая травой местность, таила в себе большие опасности. Можно было провалиться в небольшие болотца, а комары, с заходом солнца, пожирают всех, кто там находится. Сюда полиция не ходит, но с началом сезона патрули рыскают вдоль берега и ловят всех, кто оказывается поблизости. Если поймают с угрём, посадят в тюрьму за браконьерство. Поэтому они будут жить здесь, среди болот, две недели или чуть больше. У них будет укрытие. Рано утром, пока реку покрывает туман, они будут ходить на отлов. Добычу будет забирать специальный человек, который и будет с ними рассчитываться. Если он узнает, что они ведут свою игру, их убьют.

После инструктажа он повёл их вглубь поймы. Через полчаса пути они оказались на небольшом бугре. Приподняв щит, проводник открыл вход в небольшое помещение, с метр высотой и метра два на два площадью. Стены и пол были выстланы матами, в углу стоял ящик. Они влезли внутрь. Угрюмый достал из ящика две коротких палки, напоминающие щипцы, и показал, как им ловить угря, после этого достал из своего мешка лепёшку, и ещё раз напомнив, что ловить надо только утром, когда их будет скрывать утренний туман, ушёл.

В ящике друзья обнаружили баночку мази от комаров. Это оказалось как нельзя, кстати, потому что эти вампиры начали, усилено жужжать в поисках добычи. Ночь прошла незаметно. От усталости спали крепко.

Проснувшись рано утром, они осторожно выбрались из своего укрытия. Над рекой стоял туман, и они не видели ничего дальше нескольких метров. Чтобы не заблудиться, они не стали закрывать вход в своё укрытие и решили далеко не уходить. Вооружившись орудием лова, они стали ждать. Светало, и видимость стала улучшаться. Вдруг Мушарраф услышал справа от себя лёгкое шуршание. В тот же миг он увидел что-то тёмное, быстро мелькнувшее в траве. Он бросился туда и увидел быстро уползающее что-то чёрное длинное тело угря. Прыгая, он тыкал своими щипцами, но угорь умудрялся ускользнуть. Мушарраф проваливался в болотистую почву, падал, но не упускал из виду свою жертву. В конце концов, он бросился вперёд и ухватил этот чёрный живой шланг руками. Угорь извивался, пытаясь вырваться, но парень держал его крепко. Он снял со спины мешок и, открыв пробку, затолкал угря туда. Заткнув отверстие пробкой, он принялся искать утерянную палку. Ему повезло, она воткнулась в землю и торчала над травой. Туман простоял ещё часа два, но поймать удалось ещё лишь одного угря. Но и это был не плохой улов. Рамизу повезло меньше, он поймал одного, да и то не крупного. До сумерек они сидели в своём укрытии. Слышали, как несколько раз вдали проезжали машины, но из укрытия не высовывались. Ночью пришёл человек, осмотрел добычу и отдал деньги. Мушаррафу досталось сто пятьдесят, а Рамизу сорок рупий. Три рупия пришелец забрал за лепёшку, миску холодного риса и маленький термос чая. Но они не возражали против такого грабежа. Молодые люди, изголодавшись за день, были рады любой еде, даже если за неё пришлось платить больше в втридорога нормальной цены. Следующий день принёс удачи меньше, но всё равно не пропал даром. Так потянулись дни жизни на пойме. Им пришлось купить ещё мази, так как атаки комаров не прекращались, и приходилось натираться несколько раз за день. В постоянной сырости он чуть не заболел, и посыльный принёс ему хинин, за который не преминул высчитать. Худо-бедно, дни шли и накопления росли. Чтобы не обижать, друг друга, они решили поделить деньги поровну, не взирая на то, кому удача улыбалась больше. Наконец пришли дни, когда угря не стало. После нескольких порожних ходок посыльный сказал, что пора уходить. Ночью они покинули стоянку и долго шли по мокрой траве. Наконец проводник вывел их на твёрдую землю. Кто-то рядом издал непонятный звук. Проводник резко остановился, и знаком показал им лечь. Так они пролежали минут двадцать, пока мимо них не прошла группа людей. Выждав ещё некоторое время, они поднялись и продолжили путь, пока не добрались до кишлака. Проводник привел их в какой-то двор и предложил им дождаться здесь утра. Он показал им сарай, в котором им суждено было провести остаток ночи, и ушёл в свою лачугу. Спать не хотелось. Пять тысяч рупий грели грудь, и ребята лежали, глядя в потолок и мечтая. Мушаррафу вдруг приспичило до ветру, и он тихонько вышел за сарай. Только он собрался сделать дело, как услышал осторожные шаги. Кто-то крался с внешней стороны дувала. Он осторожно вернулся обратно и, сделав знак молчать, позвал своего друга наружу. Едва они завернули за угол сарая, как услышали, как трое неизвестных спрыгнули во двор. Они затаились. Эти люди, крадучись, стали огибать сарай. Мушарраф подсадил Рамиза, и тот взобрался на дувал. Нагнувшись, он подтянул друга. Затем оба тихо, чтобы никто из пришельцев не заметил их, спустились вниз. За забором послышалась беготня. Видно, не найдя жертв, грабители метались по двору в их поисках. Парни не стали дожидаться, чем всё это кончится, и бросились наутёк.

Покинув кишлак, они ещё некоторое время бежали по дороге, пока окончательно не устали. На всякий случай, они свернули с дороги и, поднявшись вверх по склону, продолжили путь несколько в стороне. И, как оказалось, они не зря подстраховались. Обострённый слух уловил приближающийся топот. Они легли на землю и замерли. Внизу, по дороге кто-то пробежал. Они дождались, когда шаги затихли в темноте, и снова продолжили путь. Начинало светать. Силуэты начали приобретать более явственные очертания, и это было не в их пользу. Они упорно продвигались вперёд, стремясь быстрее добраться до города. Но они недооценили своих преследователей. Пробежав ещё с пару километров, те возвращались назад, но уже развернувшись в цепь. Один шёл ближе к реке, второй по дороге, а третий выше, по предгорью. Он то и заметил их. Ребята бросились бежать, стремясь вырваться вперёд, но тот, что шёл верхом, бросился им наперерез. Двое других, вынужденных подниматься вверх, заметно отставали.

Страх охватил всё существо Мушаррафа. Он понял, что эти люди их ограбят, и пощады от них ждать нельзя. Мужчина бежал на них, а они рвались вперёд. На какой-то миг приятели опередили преследователя, и тот оказался сзади. Мужчина держал в руках бамбуковую палку, и она заметно мешала ему бежать. Вдруг он остановился и бросил палку в спину Мушаррафу. Палка больно ударила его чуть выше лопаток, и, потеряв равновесие, парень упал наземь. Он разбил колени и локти, но вскочил и снова бросился бежать, но споткнулся и вновь упал. Он чувствовал, как преследователь пытается его схватить, но вырывался и вновь пытался вскочить на ноги. Наконец преследователь ухватил его за ногу и потянул к себе. Мушарраф перевернулся на спину и изо всех сил ударил его в лицо свободной ногой. Мужчина отпустил ногу и упал. Кровь хлынула из его носа. Мушарраф вскочил на ноги. Но второй преследователь уже замахнулся для нанесения удара. Он не мог потом объяснить себе, как он это сделал, но тело его метнулось в сторону и, сделав кувырок, он вновь оказался на ногах, но уже с камнем в руках. Палка просвистела рядом, и нападавший, по инерции, развернулся к нему в вполоборота. Мушарраф со всей силы бросил ему камень в лицо. Он так и упал, набок, рядом со своим подельником. Но Мушарраф уже мчался дальше, не оглядываясь назад. Кровь стучала в висках, во рту был какой-то медный вкус. Его начало мутить, дыхание стало прерывистым, он начал задыхаться. Больше он не мог бежать. Ноги стали, как ватные, и он упал.

Очнулся он оттого, что кто-то бил его по щекам. Он открыл глаза и увидел склонившегося над ним друга. Тот был несказанно рад, тому, что друг, наконец, очнулся. Лишь только Мушарраф смог встать на ноги, они продолжили путь. Третий преследователь не рискнул гнаться за ними, и, похоже, остался спасать своих пострадавших приятелей. Как бы там ни было, но они поспешили убраться подальше. Путь до города пешком оказался значительно длиннее, нежели на арбе, и до пригорода они добрались, когда уже почти стемнело. Пропетляв по закоулкам, они, наконец, добрались до жилища брата Рамиза. Там уже спали, поэтому они улеглись под навесом голодными.

Утром принялись осматривать раны. Мушарраф пострадал серьёзно. Колени, локти и кисти рук были ободраны и начали гноиться, ступни было разбиты о камни и распухли. Женщина поставила кипятить воду, а брат Рамиза отправился в город за лекарем. Через час он вернулся с каким-то худющим мужчиной. Тот молча осмотрел раны, глянул в глаза, пальцами оттягивая веки вниз, потрогал лоб. Мушаррафа знобило. Лекарь всыпал ему в рот хинин и дал запить. После этого он начал мочить тряпки в кипяток и прикладывать их к ранам, пока корки из грязи, смешанной с кровью и гноем, не отмокли. Он соскабливал их, вытирал раны и мазал какой-то мазью. Сначала раны жгло, а потом становилось тепло, только пульс некоторое время стучал в ранах. Лекарь провозился с больным около часа и, закончив, что-то долго объяснял брату и его жене, показывая какие-то склянки и пачки. После этого он ушёл, а Мушарраф уснул и проснулся лишь под вечер. У него был жар. Женщина всыпала ему в рот хинина и дала запить. Горечь была не переносимой, и Мушаррафа чуть не вырвало. После этого женщина промыла ему раны и смазала мазью. Потом его накормили рисовым отваром, и он вновь уснул.

Неделю пробыл он у брата Рамиза, пока не встал на ноги. Пришло время прощаться. Поблагодарив хозяев, Мушарраф потребовал счёт. Он намеревался оплатить свё лечение и тот долг, который взял на себя этот добрый человек. Начались долгие пререкания, брат совсем не хотел брать сумму, которую давал Мушарраф, возвращая часть денег назад. В конце концов, он вернул им деньги за лечение и половину долга. Отдав двести рупий, он остался, удовлетворён и, простившись со всеми, отправился домой. Рамиз проводил его почти через весь город, опасаясь, что он или заблудится, или попадет под машину. Прощаясь, друг с другом, они решили, что на следующий год вновь встретятся в порту. Родители уже и не рассчитывали, что он вернётся, и все были неописуемо рады его возвращению. Дела у них совсем были плохи. Один, отец не мог прокормить семью, а те запасы, что он отдал им, они постепенно истратили. Когда же он показал им деньги, мать чуть не упала в обморок, она никогда столько не видела. Все принялись обсуждать, как они будут жить дальше, но Мушарраф быстро пресёк их разбушевавшуюся фантазию. Он сказал, что они будут жить, как жили, и ни на рупий лучше. Но Халил пойдёт учиться на резчика по кости. Когда он выучится, он купит ему инструмент, и Халил будет делать сувениры. Это будет его кусок хлеба, не может же он всю жизнь кушать из рук отца. По сто рупий он даёт каждой сестре, чтобы не понукали ими женихи. Как потратить остальные деньги, он пока не решил, а потому отложит.