Текст книги "Когда киты выброшены на берег (СИ)"
Автор книги: Selena_Heil
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
========== Часть 10 ==========
Комментарий к Часть 10
публичная бета включена
Когда, будучи маленьким, он болел, мать к сыну не подпускали. Отец говорил, что мальчишка должен вырасти сильным. Нечего за женщин цепляться, иначе размазня получится, а не достойный наследник. Сложно было что-то нормально объяснить человеку, убеждённому в своей правоте.
С тех пор Годжо болеть терпеть не мог. От того и не валился с ног в самый сезон гриппа и простуды. Чисто из вредности и из ненависти к тем временам, когда он лежал на футоне в большой тёмной комнате с холодными полотенцами на лбу, запястьях и лодыжках. Глаза его тогда почти не мигали. Смотрели в тёмный потолок, восполненные и сухие.
Жаром обдавало тело, словно смрадным, влажным дыханием из пасти уродливого, исполинского чудовища. Может, подобия дракона. Но не того, из сказки, а скорее мутировавшего в нечто с изуродованным змеиным телом. А, может, и огромного волка, который погонится за солнцем с луной и пожрёт их в день, когда всему наступит конец.
Годжо бредил. Жар поедал тело. Кашель царапал горло, сдавливал грудную клетку, будто внутренности сжимали корни паучьих лилий, высаженных по осени на могилу его матери. Он плавился. Видел сон. Во сне зелёный грязный кафель в разводах. Тёмные стыки между плитками поросли налетом плесени. Ванная, полная крови. Её ало-грязные полумесяцы легли на стены беспорядочными брызгами. За мутной, будто в мыльной плёнке, шторой виден силуэт. По стенам тонкими лапами перебирали пауки. Сколопендры выползали из трещин, тянули свои большие тела со множеством острых лапок по поверхности грязного зеркала. Ползали по бледным ступням Сатору.
Когда Годжо выныривал обратно, в зыбкое подобие ясного сознания, то ощущал на лбу холодное полотенце. Где-то эхом звучал голос Мегуми. Он с кем-то говорил по телефону.
Потом Годжо снова валился в пропасть с жалящими змеями. Они пускали яд под кожу. По кровотоку струилась их отрава, превращаясь в огонь. Сатору видел Гето. Видел мертвеца. Мертвец звал его.
– Да, мам. Да, я сделал, как ты сказала, – Мегуми встал в дверном проёме комнаты Сатору. – Температура упала, но я всё равно думаю позвонить в скорую. Нет, приезжать не надо. Вы дольше в дороге будете. Тем более, что без вас на похоронах не обойдутся.
Годжо краем уха услышал слово «похороны». Да, Мегуми что-то такое говорил. У его матери умерла родная тётка. Они с мужем поехали помогать с приготовлениями. Годжо сразу вспомнил другие. В воспалённом от болезни сознании всплыли обрывки дождливого дня. Пустой зал. Алтарь в белых хризантемах. И они с Сёко напротив портрета Гето. Больше никого. Потом долгое стояние у могильного камня под дождём без зонта.
Но сейчас картина дополнилась лезущими из-под серой плиты насекомыми.
До него опять донеслись обрывки разговора Мегуми. Кажется, парнишка с кем-то спорил.
– Нет, – резко сказал Мегуми. – Скажи отцу, что я справлюсь, пусть перестанет считать меня беспомощным ребёнком.
– Он просит передать ему трубку, – сказала мама спокойным голосом.
– Передавай, – хмуро отозвался Мегуми, всё ещё следя за Годжо, накрытого несколькими одеялами.
Мать передала трубку Фушигуро-старшему.
– Найди в его телефоне номер Куран, – сказал Тоджи сухо.
– Ты откуда её знаешь? – спросил Мегуми и тут же прикусил губу.
– А ты откуда? – усмехнулся Тоджи.
– Не твоё дело, – тихо сказал Мегуми.
– Самое время выбрал грубить мне, пацан, – протянул Тоджи. – Найди номер этой докторицы и позвони.
– Он тебе про неё рассказывал или ты сам справки наводил? – поинтересовался Мегуми, беря в руки телефон Годжо и заходя в контакты.
– Всего понемногу, – отозвался отец.
– Не удивительно, – протянул Мегуми. – Может, поэтому он от вас так шифруется.
– Мегуми, – оборвал его отец. – Ты сам просил.
– Не тебя, – поморщился Мегуми.
Тоджи молчал. Может, придумывал какую-нибудь гадость поострее. А, может, наоборот решил не давать волю языку при матери.
– Я отключаюсь. Буду держать в курсе дел, – сообщил Мегуми и положил трубку.
Он без труда нашёл нужный контакт. «Сакура». Ни Куран. Ни каких-то забавных кличек, на которые Годжо был изобретателен и щедр. А просто Сакура. Но вот фотография, что стояла на контакте, была слишком личная. С первого взгляда ничего специфического. Красивая женщина спала, по-кошачьи спрятав нос в изгибе локтя. Была видна только часть её лица. Ещё рука и немного острого плеча. Мегуми понял, при каких обстоятельствах была сделана эта фотография. И догадался, что именно из-за этой дамы Годжо на днях выпил. Как выпил – налакался с одного стакана. Или с одного с половиной.
А через несколько дней вот, заболел.
Мегуми выдохнул и нажал на вызов.
***
Макушки Юджи коснулось что-то прохладное. Парень вскинул голову, распугав роящиеся в голове мысли. Они будто в рассыпную кинулись, как маленькие карпы из-за брошенного в воду камня.
– Сенсей?! – протянул он хрипло.
С молодого, угловатого, но милого лица ещё не успела слететь шелуха тяжёлых размышлений и смениться на привычную лучезарную улыбку или хотя бы уверенный блеск в глазах. Сакура увидела Юджи на рубеже перемены, когда одно состояние по указке мозга перетекало в другое. Протянула ему газировку, которую парнишка всегда брал в местном автомате.
Они оба были так давно знакомы друг с другом, что некоторые детали запомнились сами собой.
– Спасибо, – Юджи взял алюминиевую банку. – Вы подстриглись, сенсей? Вам идёт. Пусть и стало очень непривычно…
Сакура улыбнулась и села напротив, устроив свой уставший за утро от беготни зад на скамью. Подавила желание ещё раз коснуться коротких волос. На днях она всё-таки сходила в парикмахерскую. Получилось асимметричное каре – слева-направо длина волос изящно уходила на скос. Парикмахерша назвала это «асимметричный боб», указав на фотографию в журнале образцов. Но Сакуре показалось, что длина не соответствует. Хотя, какая разница, всё равно очень коротко. Всё равно очень хорошо. Придётся меньше волос на расчёске видеть.
– Спасибо, Юджи-кун, – кивнула Сакура. – Ты почему сегодня так рано?
– Занятия отменили, – сказал Юджи. – А у друга старший брат заболел.
Он поморщился. Сакура знала, чтобы сбить настрой этого паренька, надо сильно постараться. Итадори Юджи никогда не унывал, никогда не давал себе поблажек. Очаровательный обалдуй и чистый сердцем ребёнок. Простой, как пять йен. С братом они похожи были только внешне. С дедушкой же оба невидимым металлическим стержнем, который не согнёшь. Скорее зубы переломаешь, чем попробуешь разгрызть крепкого орешка в лице Юджи. Однако, он всё ещё был ребёнком.
– Вы вроде бы врач, должны быть против таких напитков, – отозвался Юджи, открывая газировку.
– Я курю, Юджи, – с улыбкой напомнила Сакура. – Так что не мне говорить о вреде газировки и прочей дряни, которую подростки тянут в рот.
Юджи вдруг вспомнил, как однажды его за первыми попытками покурить застукала именно Сакура. Случайно. Он тогда перепугался, что она дедушке всё расскажет или поучать начнёт. Взрослые – они такие. Но Сакура только попросила угостить сигареткой. Растерянный Юджи протянул ей пачку. Сакура взяла одну, достала из халата зажигалку, прикурила. Сделала затяжку, долго сканируя пацана напротив взглядом, а потом выдохнула сизый дым.
– Не кури такую дрянь больше, бери подороже в следующий раз. Так заработаешь рак лёгкий чуть попозже, – усмехнулась она.
С тех пор у Юджи отпало желание курить. На первый взгляд без особой на то причины. Видимо, не сильно он и нуждался в таком утешении, как никотиновая зависимость. Просто дед курил до болезни. Сукуна так вообще дымил всяким, в том числе и сигарами. Но Юджи дурная семейная привычка обошла стороной. Он решил исправить положение, но вовремя понял, что смысла в этом никакого нет. Юджи не станет ближе ни к деду, ни к брату, если начнёт гробить здоровье сигаретами. Сакура просто лишний раз подкрепила его сомнения.
– Как сходил в кино с друзьями на выходных? – спросила Сакура.
– Хорошо, – сказал Юджи, немного оживившись. – Но фильм скучный. Хотя Дженнифер Лоуренс положение спасла.
– Ты хоть сам сюжет помнишь? – усмехнулась Сакура.
– Да не, – отмахнулся Юджи. – Я не уснул только потому, что Дженнифер была чертовски хороша. Она оказала мне моральную поддержку.
Сакура рассмеялась.
– На неё всегда было приятно посмотреть, – сказала она.
– Вы много фильмов из её фильмографии видели? – поинтересовался Юджи.
В лучистых карих глазах вновь появился заразительный блеск.
– Нет. Так, избранное.
– «Голодные игры»?
– Разумеется.
– Понравилось?
– Не очень.
– А «Мой парень псих»?
– Не люблю Брэдли Купера.
– «Люди Икс»?
– Восхищаюсь её смелостью ходить голой в одном лишь синем гриме перед съёмочной группой.
– «Мама»?
– Я слишком тупая для такого кино, – рассмеялась Сакура.
– Я тоже, – почесал затылок Юджи, улыбаясь. – По мне, слишком жёстко. И… пафосно.
– Символизм ради символизма. Если захочу посмотреть действительно хорошее кино с этой красоткой, то включу «Зимняя кость».
– Вам нравится такое? – спросил Юджи.
– Да, периодически пересматриваю, – ответила Сакура. – И точно так же из-за красивых женщин.
Юджи растянул губы в улыбке, но та быстро поблекла и превратилась в вымученную.
– Я благодарен вам за попытку поддержать, но происходящее – то ещё дерьмо, – сказал парень с тяжёлым вздохом.
– Да, – согласилась Сакура. – То ещё дерьмо.
Она вспомнила, как полторы недели назад проснулась в палате. Болезнь напомнила о себе не в подходящий момент – будто бы бывают подходящие моменты в её случае? – и выбелила не только лицо Сакуры, но и Годжо. Медсестра, которая ставила капельницу, сказала, что он должен внимательнее следить за здоровьем своей невесты. Сакуру не смутил тогда факт, что Годжо соврал, будто они помолвлены, чтобы его пустили с ней, а потом и к ней. Ведь куда и кому из её близких звонить Сатору не знал.
Они не виделись все эти дни. Годжо звонил ей несколько раз, но после игнорирования перестал. Лишь в сообщениях попросил, чтобы написала, как себя чувствует. Или он ежедневно начнёт обзванивать морги. Сакура, конечно, понимала, что ничего подобного даже Сатору делать не станет, но всё равно написала, что с ней всё в порядке. И больше ничего.
Сейчас же сердечные муки Сакура задвинула в тёмный угол, потому что были дела поважнее. Старик Итадори заупрямился и ни на какие уговоры внука поддаваться не хотел. Как бы Юджи не пытался.
– Совсем ничего слушать не хочет? – спросила Сакура, прекрасно зная ответ.
– Совсем, упрямый старикан, – поморщился Юджи. – У меня такое ощущение, что он от своей вредности кайф получает.
– Не исключено, – Сакура скрестила лодыжки, вытянув длинные ноги.
– А мне что делать? В смысле, я никогда особо не заморачивался. Жил и жил. По привычному, хорошо знакомому сценарию. Как в игре квест пройти. Но тут… – Юджи закрыл глаза и откинулся назад, прижимаясь затылком и лопатками к стене. – А тут как представлю, что деда не станет… И сразу понимаю, что жизнь сложнее. Я и раньше это знал, но…
– Когда наблюдаешь, как кто-то медленно тлеет, осознание смерти приходит отчётливо. Я бы сказала, его в какой-то степени можно прочувствовать на собственно шкуре, – поняла его Сакура.
– Да, и это ужасно. Я, может, и звучу эгоистично, но… – Юджи почесал затылок, подбирая нужные слова. – Но мне не хочется, чтобы дедушка умирал. Хотя, наверное, я не имею никакого права оспаривать его выбор. Это же его жизнь, не моя. И я не хочу, чтобы он страдал, но… Звучу, как ребёнок, да, сенсей?
– Нет, ты звучишь как человек с нормальными, естественными желаниями, вызванными нормальными, естественными чувствами. Потому что это нормально: хотеть, чтобы близкие оставались с тобой как можно дольше и не умирали. Нормально, желать им только благо. Но во взрослой жизни, к сожалению, твои желания не всегда совпадают с желаниями других. А уж тем более с реальным положением дел. То, что ты считаешь благом, другие могут считать вредом.
– Взрослая жизнь отстой, – сказал Юджи.
– Да, отстой, – кивнула Сакура.
– И что теперь делать? Я не хочу, чтобы он умирал. И не хочу, чтобы мучился. Но если дедушка согласится на лечение в клинике, куда его хочет перевести Сукуна, то, может, всё наладится, – Юджи не был дурачком, как иногда казалось со стороны.
Да, не слишком умным и простоватым был, но не дурачком. Прекрасно всё понимал. А вот с принятием дела обстояли сложнее.
– Юджи-кун, – позвала его Сакура. – Я ещё раз попробую с ним поговорить.
– Вы пытались…
– Я буду играть грязно.
Юджи поднял на неё взгляд.
– А вы так умеете?
– О, поверь, умею.
***
Переступая через порог палаты, Сакура встретилась с внимательным взглядом серых глаз.
– Неужели для ухажёра расстарались? – хмыкнул Итадори-сан, заметив новую стрижку сенсея.
– Для вас, – сказала Сакура, зная, что старик раздражённо фыркнет.
– Мне нравятся длинноволосые и милые барышни, – заявил Итадори-старший.
– Что ж, тогда обидно, – Сакура пододвинула стул и села напротив больничной койки.
– Вы пришли вслед за этим сопляком уговаривать меня на лечение? – спросил Итадори-сан.
– Да, – ответила Сакура.
– Отказываюсь, – хмыкнул Итадори-сан.
– Я другого и не ожидала, – Сакура повернула голову вбок, разглядывая старческое лицо, застывшее в суровых складках морщин. – Я вам не морали читать пришла, Итадори-сан. Принимайте защитную стойку. Я буду вас бить.
– Уверены, что сил хватит?
– Хватит. Мне хватит. Знаете, что я вижу перед собой, когда смотрю на вас, Итадори-сан? Человека, который устал, но не от жизни. Вы так упираетесь вовсе не из-за боязни перед долгой, тяжёлой и болезненной процедурой, которую придётся проводить на регулярной основе. Вы больше не можете нести груз сожалений и испытывать чувство вины. В том числе и перед собственными внуками. Вам проще Богу душу отдать, чем дальше тащить этот крест.
– Вы ни черта не знаете! – Итадори-сан посмотрел на неё из-под густых бровей.
– Мне не обязательно знать всю вашу историю, чтобы понять: отношения в семье дерьмо. А его случалось много, стоит только посмотреть на Сукуну. Да и Юджи тоже. В свои шестнадцать он очень самостоятельный парень. Смышлёный, простоватый, но со слишком чистым сердцем. Не всем везёт с такими внуками, далеко не всем, Итадори-сан. Вы думаете, что если умрёте и оставите своих внуков вдвоём, это как-то поспособствует улучшению их отношений? Нет, в лучшем случае, оставит такими же. Вы думаете, что если Юджи такой самостоятельный, то ему уже не нужны опора и поддержка? Думаете, Сукуна хороший кандидат на эту роль? Или вы думаете, что своей смертью искупите что-то? Заставите поменяться Сукуну? Или Юджи жить своей жизнью?
– Замолчите! Слышите, замолчите, пока я не потерял к вам то немногое уважение, которое имею к людям, – тяжело выдохнул Итадори-сан. – Что вы, сенсей, такая соплячка, знаете о сожалениях?!
– Знаю многое, – сказала Сакура. – Потому что сама умираю.
Итадори-сан резко повернулся в её сторону. Долго сканировал взглядом, в котором смешались шок и сомнения. Сакура выдержала его спокойно, с холодным достоинством воина перед ритуалом сеппуку.
– Вы слишком молодая… – с сомнением протянул Итадори.
Но лжи не было. Он это понимал. Видел даже. С высоты своего опыта и умения читать людей, которое могло бы сослужить хорошую службу, не превратись его характер в невыносимый сгусток всего самого скверного, требующего особого подхода и огромного запаса терпения.
– Рак мой возраст спрашивать не стал, – сказала Сакура.
– И сколько вам осталось?
– Мало.
– Вы же не говорите мне это специально?
– Я бы не посмела поступить так жестоко.
– Зачем? – только и спросил Итадори-сан.
– У вас ещё есть время и возможность что-то исправить. То, о чём вы сожалеете больше всего. Ваш старший внук готов пойти вам на встречу, готов обеспечить дорогостоящее лечение и улучшить качество жизни. В вашем положении это большая редкость. Уступите ему. Это не будет проигрышем. Позвольте ему сделать хорошее ради семьи. Покажите, что видите в Сукуне и хорошее. И Юджи… Разве он заслужил такое? Парень только в силу входит. Ему бы наслаждаться юностью. Но он переживает за вас, Итадори-сан. А если вы умрёте, лучше не станет. Я знаю, о чём говорю.
– Вы очень грязно играете, сенсей, – сказал старик Васукэ. – Кто вас научил давить на болевые точки без жалости и совести?
– Учителей много было, – призналась Сакура. – И все они прирождённые садисты. Прошу вас, как лечащий врач и человек, который сам вот-вот встретится со смертью: соглашайтесь. Я много раз видела, как люди умирали, сожалея. Медленно загибались, просили время, злились на здоровых, завидовали им. Умирали до того, как могли попросить прощения или признаться в чём-то важном. У вас есть шанс. Не упускайте его.
Они молчали целую вечность. Васукэ думал, скрестив худые, морщинистые руки на впалой груди, прикрытой больничной робой. Сакура вдруг разглядела, насколько этот грозный старик на самом деле беззащитен. На секунду совесть больно вонзилась швейной булавкой в живое нутро, но Сакура отмахнулась от уже знакомого чувства зарождающейся вины. Она говорила и действовала с сухим расчётом. Да, в некоторой степени даже лицемерила, уговаривая Итадори-сана на лечение, от которого отказалась сама. Только между ней и стариком Васукэ была большая разница – он исправить ещё что-то может, а она в сущности ничего. Борьба ради борьбы её никогда не прельщала – бессмысленно и беспощадно. Самой себе доказывать нечего, а другим Сакура давно перестала.
– Оформляйте, – подал голос Итадори-сан.
– Что, простите? – Сакура не сразу поверила ушам.
– Оформляйте перевод, – повторил Итадори-сан. – Хуже мясных мух над ухом, ей-богу. Скорее от вас помру, чем от почек треклятых.
– Вы не передумаете? – уточнила Сакура удивлённым голосом.
– Нет, – сухо отрезал старик.
– Хорошо, – Сакура поднялась со стула и направилась к выходу.
– Сенсей, – окликнул её Васукэ.
– Да, Итадори-сан?
– А вы будете умирать с сожалениями или без?
– Не знаю, – сказала Сакура. – Но благодаря вам на одно будет меньше.
Как следует порадоваться Сакура не успела. Она только попросила медсестру Такахаси-сан подготовить все документы и сказала Юджи, чтобы он позвонил брату. Потом подошла медсестра Айдзава и сказала, что главврач вызывает доктора Куран на ковёр.
У Сакуры появилось поганое предчувствие неизбежного каменного града.
***
Сакура постучалась в кабинет главврача. Открыла дверь после сказанного густым басом «входите».
Тираны в сущности своей бывают разными. Многие представляли Саридзаву-сана маленьким плешивым старикашкой, который дорвался до профессорского звания, а потом и до высокого поста во главе больницы чисто, чтобы портить людям кровь и нервы. Отчасти это так, кроме места про плешивого и мелкого старикашку. Саридзава хоть и был уже в возрасте, однако, рост имел высокий. Сам по себе очень массивный и крепко сбитый. Бывший военный хирург. Седина в волосах, но не в бороде, зато бес в ребро лихо ударил. Таких отменных сукиных детей ещё поискать надо было.
– Вызывали? – Сакура сразу увидела, что в кабинете он не один.
За переговорным столом сидело ещё двое мужчин. Оба в дорогих костюмах. Один господин слишком худой, лощеный, в очках, с зализанной причёской. Второй старше, строже, жёстче. Короткие волосы, на виски серебром благородно легла седина. Идеальный костюм тройка не скрывал крепкого телосложения.
– Да, Куран-сенсей, – сказал Саридзава и ладонью указал на стул.
Сакура села как раз напротив гостей.
– Это господин Канаяма Иясу из компании «Хозяин рудных гор» и его юрист господин Хисаги, – представил мужчин Саридзава. – Это доктор Куран Сакура.
Сакура чуть поклонилась гостям, они поклонились в ответ. Но Канаяма смотрел на неё так пристально, что пришлось невольно насторожиться. Глаза сканировали доктора в белом халате, будто просвечивали рентгеном. То не сальный взгляд. Так, как смотрел на неё Канаяма, обычно изучают стекло с препаратом под микроскопом в лаборатории.
– Ладно, общайтесь, – сказал Саридзава и поднял зад с солидного кожаного кресла.
Сакуре происходящее не понравилось ещё больше. Обычно Саридзава не упускает возможности подольше побыть рядом с влиятельными людьми, особенно, если эти влиятельные люди спонсоры их больницы. Сакура не знала Канаяму Иясу лично. Зато знала, что его добывающая компания одна из самых богатых в стране, а тесть так вообще ворочает чуть ли не половиной металлургии и имеет связи в парламенте. Зачем её скромная песона могла понадобиться такому человеку, да и ещё в компании юриста.
Последний прокашлялся и начал:
– Госпожа Куран, вы ведь знаете, что фонд при компании господина Канаямы является спонсором вашей больницы.
Сакура кивнула. Юрист Хисаги-сан продолжил.
– Мы регулярно проверяем персонал больницы на наличие сомнительной деятельности. И до нас дошли сведения, что во время одного из ваших дежурств из больницы сбежал криминальный авторитет босс Мацумото.
– Да. Полиция уже была здесь. Меня допрашивали, – сказала Сакура.
– Полагаю, они не… – юрист помахал рукой в воздухе, подбирая нужное слово. – Не придали вашему участию больше значимости.
Сакура смотрела на него спокойным, немигающим взглядом, как удав глядит на кролика. Мужчина стушевался, но потом прочистил горло и сказал:
– На вас могут завести уголовное дело по пособничеству криминальному лицу в побеге.
– Он не был под охраной. Он не был под следствием. То, что наша полиция не смогла обеспечить этому ублюдку выходные в прохладной камере или хотя бы достойный конвой – не мои проблемы. Меня угрожали убить, – стальным голосом произнесла Сакура.
– Да, у нас есть свидетельские показания, – юрист просмотрел бумаги. – Но они не являются аргументом для того, чтобы мы отменили служебное расследование.
– Вот как, – Сакура наклонила голову вбок. – Не отменяйте. Расследуйте.
– И что, совсем не страшно? – усмехнулся Канаяма.
– Мне скрывать нечего, – посмотрела на него Сакура. – А ваше представление нуждается в куда более искусных актёрах, способных не поджимать зад от чужого пристального взгляда. Я права, Хисаги-сан?
– Я не понимаю, о каком представлении идёт речь, – возмутился юрист.
– Всё вы понимаете, – вздохнула Сакура.
– Мне говорили, что у вас суровый взгляд матёрого следака. Сразу видно, папочка полицейский, – сказал Канаяма.
– Я думала у глав огромных компаний манеры получше, и они не опускаются до пошлого фамильярничества, – Сакура сохраняла хладнокровие. – К чему весь этот фарс?
– Спонсорство этой больницы – очень важная часть нашей благотворительной кампании. Как вы понимаете, Куран-сан, мы должны быть уверены, что здешние сотрудники не навредят своей репутацией или действиями ни нашей организации, ни пациентам, ни коллегам, – сказал господин юрист.
– Очень благородно и предусмотрительно. Я-то тут при чём? – спросила Сакура.
– Вы весьма враждебно настроены, госпожа, – подал голос Канаяма.
– А вы к другому и не располагаете, держа меня за идиотку, – сказала Сакура, облокотилась на спинку стула и скрестила руки на груди. – Какова истинная цель вашей завуалированной угрозы разрушить мою жизнь?
Она знала, что по сути, разрушать уже нечего. Но свинячий взгляд из-под очков выхолощенного юристишки с пидорским лицом и надменное выражение лица Хозяина рудных гор, побудили её бороться за сохранность и этих крох в целостности.
– Сатору Годжо, – сказал Канаяма.
Юрист хотел его остановить, но лишь безмолвно зашевелил ртом, как рыба на песчаном берегу, когда Иясу произнёс чужое имя. Сакура вскинула брови. Какого чёрта здесь происходит?
– Что «Сатору Годжо»? – спросила она.
– А то вы не понимаете? – усмехнулся Канаяма.
Сакуре он напомнил шакала из тех телевизионных хроник про диких животных. Даром, что псина поганая, всё равно хищник с острыми зубами.
– Нет, не понимаю, – Сакуре вдруг захотелось, чтобы у неё в руках оказалась катана.
Перед глазами сразу появилась картина из старого трэшового японского фильма, где бутафорская кровь лилась рекой, стоило отрезать противнику конечность. Захотелось последовать примеру О-Рэн Ишии из тарантиновского «Убить Билла» и точно так же снести тупую голову, эффектно пробежавшись по столу с мечом в руках.
– Вы с ним встречаетесь, – сказал Канаяма.
– Господин, – позвал его юрист.
– Выйди, – приказал Канаяма.
– Но…
– Выйди!
Юрист бросил растерянный взгляд сначала на Канаяму, потом на доктора Куран, но всё-таки поднялся и быстрым шагом вышел за дверь.
– Я с ним не встречаюсь, – сказала Сакура.
– Но трахаешься, – Канаяма усмехнулся так, что стали видны короткие клыки.
Сакура промолчала.
– И не платишь ни гроша, – у Канаямы глаза сверкали, как у больного в лихорадке. – Имеешь доступ к его телу просто так.
– А вам завидно? – Сакура не удержалась и растянула губы в улыбку.
Как яд под кожу прыснула. Этот нездоровый блеск в глазах был так знаком, что в животе закопошились хитиновыми ленты сколопендр. Так мерзко вдруг Сакуре стало.
– Ты баба. Всего лишь тупая баба. Всё, что у тебя есть, это… – зашипел Канаяма.
– Пизда между ног, – перебила его Сакура. – Придумайте что-нибудь оригинальное. Я уверена, смекалки у вас хватит.
– Ты совсем страх потеряла, девочка? Не видишь, с кем разговариваешь? – Канаяма посмотрел на неё исподлобья.
– К сожалению, вижу, – сказала Сакура.
– Если ты не бросишь Годжо, то я гарантирую, дело о пособничестве побегу криминальному авторитету на тебя заведут. И если не посадят, то во время расследования измотают до кровавых соплей. Бюрократическая машина в нашей системе и взятки творят чудеса. А из больницы вылетишь с волчьим билетом. Ясно тебе, курва? – у Канаямы чуть ли пена изо рта не шла.
Сакуры улыбнулся так мягко, будто перед ней ребёнок, решивший поиграть в куколки не игрушками, а живыми людьми.
– Вы ведёте себя, как старшеклассник на пике спермотоксикоза, перед которым ноги не раздвинула застенчивая первогодка-милашка, – сказала доктор Куран. – Годжо не дал? Я права?
– Послушай, ты… – взорвался Канаяма, подскочив на ноги.
– Нет, это вы меня послушайте, – стальным голосом заявила Сакура, оставшись на месте. – Не смейте угрожать, это во-первых. Мне терять нечего, я могу и в глотку вцепиться. Во-вторых, Годжо взрослый человек, – с каждым словом Сакура медленно поднималась на ноги. – Он сам способен решить с кем быть, с кем спать и кого впускать в свою жизнь. В-третьих, вы не способны добиваться своих целей, кроме как силой. А ещё хотите, чтобы другой человек добровольно был рядом?
В следующую секунду щёку больно обожгло. Это Канаяма перегнулся через стол, залепив Сакуре пощёчину. Её голова лишь резко повернулась вправо. Короткие пряди закрыли разом покрасневшую кожу, на которой остался след ладони. Канаяма сверкал глазами, свирепо поджав губы. На лбу выступила испарина. Его трясло. Дорогой костюм помялся.
– Сказать, что вы бьёте, как баба – это оскорбить женщин дважды, – Сакура улыбалась, медленно поворачивая голову. – Вы паскуда, Канаяма-сан.
У входа послышался судорожный вздох. Канаяма и доктор Куран одновременно повернулись в сторону двери. Там стояли юрист Хисаги-сан и главный врач Саридзава, в изумлении впившись взглядами в готовую разорвать друг друга парочку. Как много они видели, Сакура предположить не могла. Щека её горела. Душа требовала либо выкурить сигарету, либо убить кого-нибудь. И то, и то под запретом. Сакура убрала волосы с пострадавшей стороны лица. Поправила халат и уверенным шагом направилась к выходу. Остановилась напротив Саридзавы-сана, возвышающегося на пол головы и посмотрела прямо в глаза.
– Вы разрешили устроить служебное расследование? – спросила она.
Саридзава смотрел на неё с едва заметным блеском в стальных глазах. Между широких бровей залегла морщинка. Сакура усмехнулась.
– Я напишу заявление по собственному желанию, чтобы было меньше проблем. Но не ради вас, ублюдка, готового пойти ради денег на всё. А ради работников этой больницы, преданности которых вы не заслужили, – сказала она и вышла в коридор, убрав руки в карманы халата.
Всё равно надо было уволиться. Но не так. Скорее всего Саридзава выгонит её взашей с волчьим билетом, как и пообещал Канаяма. Сакура надеялась, что ей удастся привести все документы в порядок и передать пациентов другому врачу. С Итадори-саном всё уже решено. Это приносило облегчение на обожжённую кислотой душу. Как мертвецу припарка, но всё же. Она бы хотела совсем ничего не чувствовать, чтобы с головы до ног наполнило эмоциональное отупение. А не выборочно.
Доктор Куран Сакура проработала в этой больнице почти десять лет. Тут проходили годы её практики, а потом интернатура. Тут она первый раз спасла человека и потеряла. Здесь случалось многое. Многое теперь останется за закрытыми дверьми. Сакура знала. Знала и хотела что-то почувствовать, наверное, боль и сожаление. Но грудную клетку заполняло лишь облегчение. Даже злости на ублюдка Канаяму не было.
Сакура подошла к посту дежурных медсестёр. Щека горела. Стоило бы сходить в туалет и привести себя в порядок, но усталость, которая разом накатила удушающей волной, сделала Сакуру безразличной к своему внешнему виду. Такахаси-сан посмотрела на неё с такой лютой тоской в глазах и внезапно слишком материнским сочувствием, что Сакуре на секунду захотелось себя пожалеть. Как в детстве, когда прибегаешь к маме на кухню с просьбой заклеить разбитую коленку или вытащить жало пчелы из ладошки.
– Такахаси-сан, пожалуйста, подготовь все документы Итадори-сана, – попросила Сакура.
– Я уже начала, – сказала Такахаси-сан.
– Спасибо. Ту девушку, Минарин Акацуки из пятой палаты переводи в кардиологию. Там Ханами-сенсей ей поможет. Наш дорогой Арата-сан позавчера опять чуть Богу душу не отдал, еле реанимировали. Сегодня тоже порывался. Приставь к нему какого-нибудь смышлёного ординатора на ночь. И… того господина, которого привезли на скорой с почечной недостаточностью… назначь дозу адсорбентов повыше. И мне надо посоветоваться с кем-нибудь из хирургов насчёт шунтирования.
– Хорошо, я тебя поняла. Советую Камо-сенсея, – сказала Такахаси-сан.
– Да, думаю да, с ним и поговорю. Анализы пациента уже у тебя? – спросила Сакура.
– Да, – Такахаси-сан протянула ей папку.
Сакура взяла её, а потом посмотрела на медсестру.
– Спасибо тебе, Такахаси-сан, – сказала Сакура.
– За что? – усмехнулась женщина беззлобно.
– За то, что всегда мне помогала. И за то, что ничего не спрашиваешь, а молча поддерживаешь, – пояснила Сакура.
– Как говорил мой русский отец: нас мало, но мы в тельняшках, – сказала Такахаси-сан.
– Странная поговорка, но, полагаю, значение у неё хорошее, – улыбнулась Сакура.
– Хорошее, не сомневайся.
– Не буду.
