Текст книги "Когда киты выброшены на берег (СИ)"

Автор книги: Selena_Heil

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

========== Часть 1 ==========

Когда боги кидают игральные кости, получается какая-то хрень.

– У тебя глиобластома.

Слова не прозвучали приговором, как ни странно. Сакура ожидала другого. Ожидала, что ей будет больно, страшно, даже плакать захочется в кои-то веке, а то разучилась за столько лет работы в больнице. А ей никак. Полнейшее никак. Перекати-поле. Космическая пустота, за которой ничего не видно. И сейчас речь не про обречённость, а про масштабы безразличия.

В голове тут же стальными нотками зазвучал хорошо поставленный за долгие годы преподавания голос профессора в медицинском. Его фамилия из памяти стёрлась, а вот слова нет. Уверенный бас на всю аудиторию вещал, что такая зараза, как глиобластома, сродни смертельному приговору, потому что образуется там, где всё повязано намертво в человеческом теле. Там, куда добраться при всей ловкости рук и алмазном зрении может далеко не каждый хирург. Совсем не каждый. Спинной мозг ещё как-то терпимо, а вот головной – билет в овощной ряд. Опухоль растёт и прогрессирует гораздо быстрее, чем другие из этого же злокачественного списка.

– А, – просто ответила она, из-за чего доктор Юкимура напрягся.

Его идеальный чистый лоб под идеально уложенной чёлкой пошёл совершенно непривлекательными складками морщин. И давно он так постарел?

– А? – спросил доктор у Сакуры.

– А, – повторила она.

– И это вся реакция?

– Мне разрыдаться?

– Боже милостивый, – Юкимура-сенсей только сильнее помрачнел. – Ну, знаешь, тут всё…

– Не тяни кота за яйца, пожалуйста, не с рядовым пациентом разговариваешь. Нежничать не за чем.

– Ты меня без ножа режешь, – Юкимура снял очки и потёр переносицу.

– Похоже, тебя эта новость огорошила гораздо больше, чем меня, – улыбнулась Сакура.

– Не каждый день узнаёшь, что у человека, с которым ты миллион лет знаком, злокачественная опухоль мозга, – он надел очки и посмотрел на Сакуру.

– Дыши глубже, Юкимура-кун, я верю, ты справишься с этим.

– Не издевайся, – попросил мужчина.

– Не буду, – улыбнулась Сакура. – Скажи, что думаешь. Какие прогнозы?

– С операцией я даю тебе несколько лет, но образование находится в очень труднодоступном месте. Даже если мы удачно удалим опухоль, то…

– То я либо умру, либо стану овощем, – улыбнулась Сакура. – А без операции?

– При должном лечении и уходе… где-то полгода. В лучшем случае.

– А так?

Юкимура молчал.

– А так? Месяца три-четыре? – повторила вопрос Сакура.

– Месяца три-четыре, – подтвердил доктор, подняв на неё сочувствующий взгляд.

– Значит, я в любом случае умру.

– Да. Но химиотерапия…

– Даже не начинай, – отмахнулась Сакура. – Ты сам прекрасно знаешь, что опухоль убьёт меня быстрее, чем начнётся лечение.

– Сейчас совсем другой уровень. Намного выше и качественнее, чем было десять лет назад. Чем было год назад…

– Так, – Сакура хлопнула себя по коленям и встала со стула. – Я пошла.

– Куда? – всполошился Юкимура.

– К пациентам. Они сами себя не вылечат, – ответила Сакура немного удивлённо, словно бы Юкимура-сенсей совсем дурачок и должен был понять столь очевидное.

– А потом? – мрачно спросил доктор.

– На крышу, покурить.

Юкимура даже привстал с удобного кресла. Казалось, от напряжения и испуга вот-вот выпрыгнет из отутюженных штанов.

– Не волнуйся, – улыбнулась Сакура. – С крыши прыгать я не буду. У нас там с одной стороны деревья. Могут отпружинить. И я всё равно овощем стану. С другой – машины скорой помощи и служебная стоянка для врачей. Ребятам как-то не хочется настроение своими мозгами на капоте портить.

– Сакура… – позвал её Юкимура.

– Хотя, на машину нашего главврача я б сиганула. Чисто из вредности.

– Сакура, – жалобно простонал мужчина.

– Не будь размазнёй, Шинья, – серьёзно сказала Сакура. – Я ещё не померла.

Она открыла дверь, ненадолго впуская в стерильное в своей отстранённости пространство кабинета шум больничного коридора, и вышла за порог.

***

Крыша встретила молчаливой солидарностью и раскинутым над головой в пологе свинцовых туч небе. Сакура поёжилась от холода и мысленно выругалась, укоряя себя за лень сходить в ординаторской за курткой.

Надо было взять в автомате горячий чай. Потому что ту бадью, которую нагло выдают за кофе, пить невозможно даже при острой необходимости.

Хотя, к чёрту чай.

С утра спасает только кофеин.

Этот ритуал, как мантра от врагов, как заговор от сглаза, как медитация на вершине горы, где можно отморозить себе яйца к чертям собачьим. Если не выпил кофе, продрать глаза не сможешь. Факт, неоднократно проверенный на собственном горьком опыте. А если не сможешь глаза продрать, то весь последующий рабочий день полетит под хвост вовсе не коту. Здоровому, как грузовой танкер, и очень злому. Развалится к чёртовой бабушке, скопытится нахрен. Сакура могла придумать с десяток последствий, если нарушить устоявшийся ход вещей и не выпить с утра пораньше кофе. Да, с десяток, а то и с сотню. Доктор Куран Сакура трудоголик, каких поискать. Кофе для таких всё равно что допинг. Необходимый катализатор всех внутренних ресурсов и отсрочка желания покемарить минуту-другую, а вместе с тем и плохого настроения хотя бы до обеда.

Сакура достала из пачки сигарету и закурила. Сизый дымок тут же растрепал в некрасивые линии ветер.

В курилку она не пошла принципиально. Там слишком шумно, да и видеться ни с кем не хотелось. Просто потому, что сегодняшняя новость о смертельном заболевании и неминуемой смерти сдавили, связали голосовые связки и обострили потребность побыть подальше от людей. Сакуре почти тридцать три и она девочка не глупая. Смерть в её профессии явление не просто обычное – оно обыденное. К нему отношение меняется автоматически, будто тебя медленно перепрограммируют: вшивают другие программы, снося старые. Это вовсе не означало, что приобретённый профессиональный цинизм до конца атрофировал все чувства и умение сострадать, просто всё становилось будто бы толстым слоем снега припорошено. Ощущалось немного иначе. Потому что понимание неизбежного становилось не просто чётким и ясным, оно пронизывало нутро. И мысль «это случится и со мной» не была таким уж редким гостем – она поселилась там на постоянной основе и даже сумела расположить к себе.

Сакура усмехнулась, делая затяжку. Это сейчас она ничего не чувствует. Ни паники, ни горя, ни сожаления. А что будет под конец? Какой ужас охватит там, на финишной прямой? И будет ли она осознавать эту финишную прямую?

Сакура решила, что непременно порыдает на холодном кафельном полу в ванной, когда вернётся домой со смены. Чисто для очищения совести и демонстрации той: вот, смотри, мне не всё равно, я грущу.

Хотя, даже рыдания в ванной не такая яркая демонстрация, как то воспоминание, точнее, даже острое желание, подкинутое воспалённым, уставшим сознанием: вернуться в детство. Где всё попроще и верится в чудеса так, будто они и впрямь случаются. Мама рассказывала сказку про дракона, чья чешуя светилась серебром луны. Однажды он спас девочку, которую злая мачеха отправила в лес, где жили злые и голодные демоны-людоеды, собирать лекарственные травы. Переходя через старый, ветхий мост, девочка упала в реку. Из бушующих вод её спас дракон, которому пришлось рассказать о случившимся с ребёнком несчастье. Тогда дракон дал дитя одежды из своей чешуи. И ни один демон, ни один человек, ни одна зараза девочки больше никогда не коснулась.

Вот бы сейчас сюда одежды из драконьей чешуи. Или самого дракона.

– Боже, – усмехнулась Сакура, потирая переносицу. – Ты взрослая тётка, какие драконы? Три месяца, так три месяца. Сдохнешь, и слава Богу.

– Какие мрачные мысли нынче у врачей, – раздалось за спиной. – Из-за тяжёлой работы свет не мил?

Сакура вскрикнула от неожиданности, вздрогнула и повернулась.

– Извините, напугал, – у стены сидел молодой человек.

Сакура аж поперхнулась табачным дымом, не уверенная, что он – не иллюзия. Уж слишком специфическая у молодого человека оказалась внешность. Да, безусловно, невероятно привлекательная. Её Сакура отметила совершенно отстранёно, взглядом художницы, собирающейся сделать наброски для портрета. Вот вам яркие, невозможного цвета глаза в оправе серебряных ресниц. Белые волосы. Тонкие, светлые брови. Альбинос? Вот вам штрихами безошибочные линии скул и подбородка, прямого носа, тонких губ, которые портила кровоточащая ссадина. Синяк красовался и на скуле.

Сакура против воли посмотрела на руки молодого мужчины, чтобы подтвердить свою догадку. Да, костяшки были сбиты. Но на пациента он не походил. Вместо больничной робы строгие чёрные брюки, водолазка, лоснящаяся по телу, и длинное, дорогое пальто. Ну просто мужчина с обложки, если бы не явные признаки недавней драки.

Сакура хотела сказать, что здесь нельзя находиться посторонним. Потом вспомнила, что сама попёрлась на крышу покурить и нарушила правила дважды.

– Не одолжите сигаретку? – спросил молодой человек, поднимаясь на ноги.

– Пожалуйста, – Сакура достала из кармана халата пачку.

У неё всегда очень хорошо получалось скрывать свои эмоции. Даже тут не присвистнула и не вылупилась. Под два метра ростом, ну надо же. Такие экземпляры в Японии вообще водятся? Чёртова Токийская телебашня. Среди толпы такого точно не потеряешь. Молодой человек подошёл ближе, взял из пачки сигарету. Даже не поморщился, когда раскрыл губы с необработанной свежей ранкой и прихватил папирусный кончик. Пошарил по карманам зажигалку. Сакура протянула ему свою. Он очень ловко раскрыл металлическую крышку, прикуривая сигарету и прикрывая огонёк от ветра, а потом столь же шустро, эффектно закрыл, щёлкнув металлом. Жест отработанный. То ли красуется, то ли просто привык производить впечатление мелочами.

– Собрались прыгать, госпожа доктор? – спросил он, делая затяжку.

Сакура сначала посмотрела на него с непониманием, а потом до неё дошло.

– Нет, – сказала она. – Вид мозгов на асфальте крайне непривлекательный. Не хочется предстать перед знакомым патологоанатомом с раскроенной черепушкой.

– Видимо, он очень симпатичный, – улыбнулся молодой человек.

За запахом его парфюма, явно дорогого, а если и не дорогого, то очень качественного, чувствовался лёгкий, но терпкий душок алкоголя. Сакура чуяла его исключительно из-за своей врожденной особенности. В её случае матушка-природа из-за своего скверного чувства юмора щедро одарила острым обонянием, будто бы втайне планировала соткать матёрого зверёныша, а не простого человеческого детёныша.

Но незнакомец не выглядел пьяным или даже выпившим. Трезвым был, как стёклышко.

– Очень, – согласилась Сакура. – Что вы здесь делаете?

– Жду, пока друга подлатают?

– У него операция?

– Нет, – покачал головой парень. – Хотя могла бы случится. Розочкой от бутылки. Ему в драке руку порезали.

– Скверно, – сказала Сакура.

– Видели бы вы тех ребят, – сверкнул глазами парень.

– Что, тоже зашивают?

Парень хохотнул, но ничего не ответил.

– Не боитесь стоять здесь с побитым незнакомцем? – спросил он немного погодя.

– Нет, – ответила Сакура.

– Может, я бандит или маньяк.

– Хорошо, тогда боюсь, – Сакура понимала, что разговор странный.

Пожалуй, самый странный за всю её жизнь. Но от этого человека веяло такой непринуждённостью, маскирующей явную наглость, что Сакура против воли поддалась его обаянию. Давно она не встречала открытых, не пахнущих лицемерием людей.

– Вы злитесь, госпожа доктор? – спросил он, а потом посмотрел на бейдж, прикреплённый у Сакуры на груди. – Вы на что-то злитесь, Куран-сенсей?

Злилась ли она? Вопрос максимально странный. Но если хорошо подумать, то она во время обхода просто сгорала от тихой ярости. Необходимость трезво мыслить из-за рабочего процесса помогала старательно гнать скверные мысли о том, что надо было раньше обратить внимание на сильные головные боли и тошноту, а не откладывать обследование на потом.

– Да, я злюсь, господин… – она кивнула мужчине.

– Годжо, Сатору Годжо, – представился он.

– Годжо-сан. Вы умеете читать мысли?

– Немного.

– Вот теперь мне и впрямь страшно.

Годжо снова рассмеялся.

– Вы забавная.

– Интересный комплимент.

– Скорее наблюдение.

– Вы со мной флиртуете?

– Да.

– Не стоит.

– Почему?

– Я патологически скучна и предсказуема. Вы со мной даже не разомнётесь.

– Отнюдь. Вы первая женщина, которая на попытки строить им глазки смущённо не отводит свои, – сказал Годжо.

– А вот это уже так себе лесть, – Сакура потушила сигарету о бетонный выступ.

– Поймали с поличным, – Годжо поднял руки, как бы сдаваясь.

По его щеке вниз от виска потекла струйка крови. Сакура нахмурилась и, не спрашивая разрешения, протянула руку, подняв светлую чёлку.

– Почему вы не обратились за помощью? – спросила Сакура, наблюдая рассечёный лоб.

Полоска раны не глубокая, узкая, но кровоточила. У самой кромки волос.

– Бутылку, которой порезали вашего друга, о вас разбили? – спросила Сакура, сложив два и два.

– Как вы догадались? – спросил Годжо. – Тоже мысли читаете?

– Нет, долгая работа в отделении скорой, – ответила Сакура.

– Вот теперь вы злитесь по-настоящему, – сказал Годжо. – Профессиональная привычка?

– Да, выработанная абсолютной безответственностью некоторых пациентов к своему здоровью, – нахмурилась Сакура, убирая руку с мужского лба.

– До свадьбы заживет, – Годжо мотнул головой, поправляя чёлку.

– Такими темпами вы до неё не доживёте, – сказала Сакура.

– У меня голова крепкая, – улыбнулся ей Годжо.

– Потому что пустая? – не удержалась от шпильки Сакура.

– В точку, – прищурил один глаз Сатору. – Вы прямо как Нанами говорите.

– Ваш друг?

– Мой друг. Хотя он так не считает.

– Пойдёмте внутрь, в процедурную, – вздохнула Сакура.

– Зачем? – удивился Сатору.

– Я не имею права оставить вас в таком состоянии.

***

Огромный зверь, который не дался океану. Он умирал медленно, выброшенный на берег из родной стихии. Жизнь поступает с ним жестко, неоднозначно и сложно. Несправедливо даже. Кит на суше, как инородное тело, загнанное под кожу. Ему не место в неестественной для себя среде. Все равно, что человеку попасть в космос без скафандра. Протяжные, леденящие душу стоны умирающего животного заставляют весь внутренний мир замереть, а потом перевернуться с головы на ноги, поменять местами небо и землю. Внутри что-то непременно оборвется. Сколько мощи было в этой многотонной туше, сколько силы и величия? И толку-то. Плоть всё равно сгниёт.

Кит – это человек, океан – это жизнь.

– Выключи, пожалуйста, – попросила Сакура коллегу, когда по телевизору предавали репортаж об очередном несчастном случае с выброшенным на берег китом.

Будучи на севере, Сакуре во время выездной практики не посчастливилось быть свидетелем подобной картины. И приятного в ней было мало.

Коллега выполнил просьбу и вышел, а Сакура вернулась к своему новому пациенту. Она уже промыла рану на лбу и губе. Обработала, как следует. Достала из волос ещё один кусочек стекла и кинула в металлическую тару. И покачала головой.

– Что, удивляет, как мне не проломили череп? – насмешливо спросил Сатору, сидя на кушетке.

– Нет, как он, кто бы это ни был, вообще до вас дотянулся, – ответила Сакура.

Годжо рассмеялся.

– На табуреточку встал.

– Не сомневаюсь.

– Я серьёзно.

– Да уж, весёлая у вас была попойка. Или разборки, – протянула Сакура, заклеивая рану лейкопластырем.

– Всего понемногу, сенсей, – сказал Годжо.

– Давайте всё-таки назначим вам МРТ. Я хочу убедиться, что никаких травм и повреждений нет, – Сакура достала из нагрудного кармана фонарик и направила луч света на Годжо, проверяя реакцию зрачков.

Всё оказалось нормально.

– Я в полном порядке, тётя доктор. Чувствую себя даже лучше, чем до фонтана из шампанского и бутылочного стекла, – поспешил заверить её Годжо.

– Вы с врачом спорить будете?

– Я спорю со всеми.

– Ладно, камикадзе, если вас на скорой привезут сюда через пять минут после выхода за порог, меня не вините, – сказала Сакура.

– Не буду, – улыбнулся Сатору.

Сакура закатила глаза и хотела что-то сказать про абсолютную безответственность, но тут в кабинет вошла медсестра.

– Сенсей, Юкимура-сан просил передать результаты вашего МРТ… ой, у вас пациент, – молоденькая медсестра тут же засмущалась при виде Годжо.

Но Сакура даже при всём желании не могла её винить за такую реакцию.

– Спасибо большое, – кивнула она девушке.

Медсестра поклонилась, кинув последний взгляд на улыбающегося Годжо, и вышла за дверь.

– Вас тоже били бутылкой по голове? – спросил Сатору.

– Нет, – усмехнулась Сакура. – Так, рядовое обследование.

– Вы на крыше про три месяца говорили. Рядовое обследование показало нерядовые результаты?

Сакура уже успела заметить, что чужие личные границы её новый знакомый игнорирует намеренно. Он про них знает, но необходимости соблюдать не видит. И не то чтобы это выглядит совсем уж по-хамски или бестактно, скорее естественно для конкретного человека, пусть и временами дискомфортно для других. Но почему-то не для неё.

– Да, – ответила Сакура, откладывая папку в сторону.

– Всё настолько паршиво? – приподнял бровь Годжо.

– Вы часто по голове за свою бестактность получаете?

– Получаю редко, но попытки случаются часто. Не стоит сердиться, просто по глазам стало ясно, – Сатору посмотрел на ней прямым взглядом.

– Да неужели?

– Я весьма наблюдательный.

– И болтливый.

– Вам это нравится.

– На удивление, да. Не раздражает.

– Так что у вас? – спросил Сатору.

– Не уверена, что…

– Говорите, не стесняйтесь. Мне можно.

– Я знаю вас полчаса, – покачала головой Сакура, поражаясь подобной лёгкости и очаровательной наглости, с которой общался Годжо.

– Где полчаса – там и полгода. Где полгода – там и год, – сказал он.

– Боюсь, у меня не будет столько времени, – протянула Сакура.

И почувствовала разливающееся внутри спокойствие, почти хладнокровное, безразличное, естественное, необходимое. Ей и впрямь всё равно?

– У меня в мозгу, ну, точнее на нём кое-что образовалось. Вот и всё. Из-за черепно-мозговой травмы по молодости. Поэтому будьте послушным мальчиком и сходите на МРТ сейчас. Я договорюсь с персоналом.

Годжо явно не ожидал такого ответа. Он заметно потускнел. Наклонил голову вбок, как любопытный кот, припадая на брюхо перед прыжком. Но не прыгнул, а спросил вполне серьёзно:

– Вам не страшно?

– Умереть?

– Жить с этим осознанием?

– Пока нет, – ответила Сакура. – Я знаю про это только часа три, может, три с половиной. Но под конец дня, думаю, сорвусь.

Что-то во взгляде Годжо изменилось. Появилась какая-то настоящая, не отработанная дежурная заинтересованность.

– Давайте сходим куда-нибудь на днях, – неожиданно предложил он. – Не хмурьтесь так. Суровые леди не милые.

– Зачем вам это?

– Просто хочу с вами выпить.

– Пополнить список разбитых женских сердец?

– Это как пойдёт, – улыбнулся Сатору.

– Или вы просто жалостливый?

– Нет. Как раз наоборот.

– На откровенность отвечу откровенностью: вы не в моём вкусе, Годжо-сан, – сказала Сакура.

– А вы в моём. Видите, у нас обоих он весьма своеобразный, – заметил Сатору.

Сакура не выдержала и рассмеялась.

– Вы и правда нечто, – сказала она.

– Взамен я обещаю быть хорошим пациентом и пройти это ваше…

– МРТ.

– Да. Я даже друга заставлю, – заверил Годжо.

– А его тоже били по голове?

– Да.

– Как вы вообще умудрились? – любопытство Сакуры всё-таки взяло верх над её тактичностью.

– Неким господам показалось, что мы рожей не вышли. Точнее наоборот, вышли.

– Оу, как всё запущенно, – протянула Сакура.

– Так вы сходите со мной выпить, если я пройду все необходимые процедуры. Давайте, соглашайтесь. Поверьте, вы ничего не потеряете.

– Сначала обследуетесь.

– Идёт.

Он слово сдержал. И Сакуре пришлось дать свой номер телефона. Годжо ведь прав. Она ничего не теряет. Особенно в эти отведенные три, в лучшем случае даже четыре, месяца её жизни.

Сакура тоже сдержала обещание, данное себе в тот день, и прорыдала на кафельном полу ванны всю ночь. На тёмном, антрацитовым кафеле бледная, чёрно-белая косатка.

========== Часть 2 ==========

Комментарий к Часть 2

публичная бета включена

фоном: Pay – Ramsey

Снова по бедрам

Взбегаю губами

Стан твой лаская

В трепете быстрых крыл

Ласточка промелькнет

x x x

Развязывает пояс

Снимает длинный шнур

Еще хранящий тонкий аромат

Вот зыбкий мост

Между двумя мирами

© Рубоко Шо. Эротические танки.

Иногда судьба забрасывает в самые неожиданные места, чтобы продемонстрировать самые неожиданные вещи. Не всегда приятные. Как-то раз Сакура гостила на Аляске у своего лучшего друга. Окита давно звал её к себе. И во время отпуска – такого редкого явления в её жизни за последние годы – Сакура не нашла лучшего варианта, кроме как отправиться на холодный север на другой континент, в другую страну, а не понежиться где-нибудь у моря или в горячих источниках. Что ж, никто и никогда в их семье лёгких путей не искал – наследственные привычки не выветриваются с годами, а только усиливаются, хотя запашок имеют весьма специфический.

Они с Окитой гуляли по скалистому берегу, когда Сакура впервые увидела косатку в живую, своими глазами, а не на картинках или по мерцающему экрану телевизора. Но лучше бы никогда не имела такого удовольствия. Исполина выбросила на берег стихия. Вокруг, будто маленькие муравьишки, суетились люди, поливая животное водой и отгоняя птиц, норовивших пристроиться на шведский стол из огромной туши хищного кита.

– Зря стараются, – печально протянул Окита, поправляя ворот тёплой куртки.

Ветер трепал его порядком отросшие каштановые волосы, небрежно собранные в самурайский пучок.

– Почему? – удивилась Сакура.

– А место здесь паршивое. Даже при всех стараниях, косатка до прилива не доживёт, – ответил Окита.

– Прямо уж. Разве здесь не привыкли к таким форс-мажорам? – хмыкнула Сакура.

– А ты приглядись повнимательнее, нэ. Здешние места не просто так китовьим кладбищем зовутся. Раз-два в год сюда выбрасываются киты или море их выплёвывает. Транспорт не подгонишь, прилива ждать долго, вот животные и умирают в муках, – рассказал Окита.

Сакура окинула скалистый берег взглядом. Над поросшими мхом, с редкими оазисами пожухшей травы камнями в сером небе кружили чайки, а под их крыльями, если повнимательнее приглядеться, можно было увидеть большой китовий скелет. Точнее, его часть.

– Получается, они просто продлевают её агонию? – спросила Сакура, кивнув на косатку.

– Нет, облегчают её, – ответил ей Окита, красноречиво улыбнувшись краешком губ.

Вспоминать тот день Сакура не любила, но он периодически всплывал в голове яркими образами. Особенно, когда она думала про друга и начинала тосковать. Говорить про свою болезнь Оките Сакура пока не будет. Немного повременит.

Это, возможно, не очень справедливо. Но Сакура не простит себя, если заставит Соджи изводиться и беспокоиться за неё непутёвую. Они оба непутёвые, если вдуматься. Только одна ушла с головой в работу, а второй сбежал чуть ли не на другой конец света.

На языке всякий раз оставался неприятный привкус, когда самым кончиком проводишь по шершавому пергаменту, обильно смачивая вязкой слюной. Сакура скрутила пару самокруток. Да, навряд ли сворачивание мелко нарезанного табака в тонкую сигаретную бумагу с едва уловим кофейным запахом – достойное занятие перед свиданием с одним из самых привлекательных мужчин, которых Сакура встречала за свою жизнь. Совсем нет.

Она открывала окно в комнате, впуская прохладный воздух. Сумерки медленно ползли по небу, заполняя пространство молочно-синим цветом. На улице было свежо и прозрачно. Сакура зажала зубами кончик самокрутки и прикурила от горящей большой свечи. Свет, как назло, выключатели не вовремя. Редко, но метко, как говорится. Сделала пару затяжек, а потом, прихватив большим и указательным пальцем папироску, выдохнула сизый дым. Окинула взглядом висящее на вешалке пальто. Оно бы идеально подошло к её кашемировому черному платью, в котором она собралась идти на встречу с Годжо. Но изменять себе не хочется. И ладно, что по неписанным правилам приличия – кто их только придумал? – принято одеваться прилично и сдержанно. Сакура вновь выпустила дым кольцами и посмотрела на косуху, которую таскала на своих натруженных плечах уже не первый год.

Кожаная куртка была не имитацией, не умело воссозданной копией, а самая настоящая: потёртая, старая, грубая, будто снятая с плеча какого-нибудь уступчивого байкера. Косуха принадлежала ещё покойной матушке. Та выменяла кожаную куртку у одного из служащих на американской военной базе недалеко от Токио. Ещё тогда, когда Сакуры даже в перспективе не было. Парень тот оказался не крупный, поэтому на высокую японку курточка пришлась в самый раз, пусть и смотрелась чуть великовато. Но такая неряшливость лишь придавала шарма. Всё это делало Сакуру похожей на босса группировки сукебан, которая вместо блеска для губ таскала в кармане нож-складник. Делало какой-то далёкой и немного не из этого времени.

Спасибо матушке за такой подарок. И за длинные стройные ноги, которые в свои почти тридцать три Сакура не прерывала длиной юбки ниже колена. Подростком она не знала, хороши ли они в эстетическом плане – они были великолепны с точки зрения выносливости и силы. Только когда повзрослела, Сакура поняла, что они действительно сексуальны. Способны сводить мужчин с ума. Но пользовалась этим госпожа Куран редко. Почти никогда.

Она посмотрела на себя в зеркало. Всё нормально. Не девочка с обложки, но вполне себе приятной наружности дама. Захотела снять кулон, что на тонкой, прозрачной леске удерживал небольшой камушек лазурита в сходе между ключиц, но передумала.

Последний, решающий взгляд в сторону кожаной куртки, а потом на пальто и сняла с вешалки его. Так будет лучше.

***

– Ты отлично выглядишь, – сказал Годжо.

Перешёл на «ты» без предупреждения. Непринуждённо. Без резкого запаха от плеча. Будто они сто лет знакомы.

– Ты тоже ничего, – Сакура решила принять правила игры.

Место, куда Годжо её пригласил, было не из дешёвых. Сакуре как-то раз приходилось его посещать по рабочим моментам со старшими в клинике. Приятное, сдержанное, ничего лишнего из себя не выпячивающее. Много дерева и строгой классики в интерьере.

Годжо сидел напротив, изучал меню.

– Что будем пить? – спросил он.

– Доверяю выбор тебе. Я, кроме пива, ни в чём не разбираюсь, – призналась Сакура.

– А я не пью. Вообще.

– И по праздникам?

– Особенно по праздникам. Даже конфеты с ликером не ем.

– Бедный, как ты живёшь с таким недостатком?

– Он у меня единственный, – подмигнул ей Годжо.

– Не сомневаюсь, – хмыкнула Сакура.

– А ты и правда только пиво пьёшь? Может, тогда, его и закажем. Здесь вроде хорошее, чешское.

– Признаться честно, я и его давно не пью, – сказала Сакура. – Со студенческих времён.

– Моя причина очень проста. Я плохо переношу алкоголь, – сказал Годжо. – А твоя? Перепила в студенческие годы? Или просто здоровый образ жизни помноженный на суровый врачебный быт? Я бы поверил, если бы не видел, как ты смолишь на крыше.

– Я просто в один прекрасный момент перестала пить. Без особой на то причины или желания, – ответила Сакура.

Годжо облокотился лопатками на спинку удобно стула. Его хорошо вытканный кем-то свыше торс и широкие плечи прятал красивый белый свитер.

– Даже на рабочих корпоративных? – спросил он с прищуром.

– Тем более на них.

– Среди всего того старичья-начальства это весьма сложно, да? – протянул Годжо. – Всё-таки для таких мест надо быть человеком, умеющим прятаться под маски доброжелательности и вежливости.

– Часто такое наблюдал? – спросила Сакура. – Или просто предвзятое отношение ко всему вокруг?

– Всего понемногу, – рассмеялся он. – Среди таких людей по-другому просто не бывает. И плевать, что большинство из них спасают жизни.

– Идеалистом перестаёт быть каждый второй ещё во время обучения в университете, каждый третий во время практики, каждый четвёртый уже работая. А желание перегрызть друг другу глотки почти стайное, обоюдное, – сказала Сакура.

Годжо будто бы из неё это вытянул.

– Чтобы выжить среди них, надо быть не просто матёрой, прожжённой, обросший бронёй из металлических шипов, а при этом уметь фальшиво улыбаться. Ты не умеешь, – Годжо наклонился вперёд и заглянул ей прямо в глаза. – Почему же тебя до сих пор никто живьём не съел?

Сакура приподняла брови, снисходительно улыбнувшись. Неужели он думает, что видит её насквозь? Да, самоуверенности этому лису не занимать.

– Потому что подавятся и сдохнут, – улыбнулась Сакура, отклоняясь на спинку стула.

Годжо рассмеялся.

Им принесли заказ.

Разговор потёк сам собой. Он был одновременно и ни о чём, и обо всё сразу. Сатору специально обходил темы, которые для большинства людей попадают под категорию «личное». Хотя ходил на грани, как гимнаст на канате без страховки.

Задал вопрос о причине выбора профессии.

– Это призвание? – спросил он.

– Ой, как пафосно, – поморщилась Сакура. – Нет, просто способ заработать на хлеб и… думаю, один из самых простых способов помочь людям.

– Ты такая правильная, – улыбнулся Сатору.

– Меньше яда, Годжо-сан, – улыбнулась в ответ Сакура. – Ты ведь не знаешь. Может я не из-за альтруистичных побуждений, а наоборот, чтобы удовлетворить свой нарциссизм и постоянно быть в центре внимания? Или, скажем, у меня просто комплекс Бога. У врачей такое явление не редкость.

– Признаться, о таком я не подумал, – хмыкнул Годжо. – А это правда?

Сакура отрицательно покачала головой, не отводя взгляда от глаз Сатору напротив. Они у него языческие, нездешние. Сакура бы сказала, что он носит линзы. Спросить почему-то не решилась. Но другой вопрос задала:

– А кем работаешь ты?

– Угадай, – игриво бросил он.

Сакура рассмеялась и закатила глаза.

– Я бы сказала, моделью или кем-то из этой сферы, – она прищурила глаза. – Но промажу.

– Почему же. Близко, – протянул Годжо.

Он не сводил с неё глаз. Внимательно наблюдал, не скрывая своего интереса. Сакура почувствовала, как его колено касается её.

– Ты не хочешь говорить на эту тему, – чуть поразмыслив, сказала она.

– Давай поговорим на другую. Какие планы на ночь?

Второе колено уже между её ног. Сакура почувствовала через ткань его брюк и капрон своих чулок жар чужого тела.

– Хочешь предложить что-то конкретное? – спросила она.

– Более чем, – кивнул Годжо.

Так непринуждённо, будто погоду обсуждает, а не намекает на секс.

– Я дамочка приличная, на первом свидании в койку к кавалеру не прыгаю, – сказала Сакура, подавшись вперёд.

– И не надоело тебе быть приличной девочкой? – Годжо будто бы специально заменил «дамочку» на «девочку». – Так же от скуки помереть можно.

– А ты знаток? – усмехнулась Сакура.

– Не представляешь, какой, – сказал он. – Сакура, подумай, ну разве тебе не интересно отпустить тормоза и вспомнить молодость?