Текст книги "Когда киты выброшены на берег (СИ)"
Автор книги: Selena_Heil
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
Только один раз. Глобально. И по полной, тогда ещё не зная, что эти самые ошибки, когда ему перевалит за двадцать три, будут иметь каждодневный характер.
Но людей всегда было слишком много. Одни сменяли других. От станции к станции. И Годжо делал какие-то заметки едва ли не машинально, будто зарисовки в блокноте, которые за неимением важности либо забывались, либо хаотично перечёркивались.
Всё это было не важно. Совсем не важно.
Потому что тогда внутри цвела пустая меланхолия. Явственная потерянность. А ещё одиночество. Они смешались в одно серое, опустошающее, тягучее состояние. Оно не пахло и почти ничего не весило временами, а иногда превращалось в тяжёлые свинцовые шарики постепенно наполняющие пространство грудной клетки. И тогда обретало запах Токийского метро. На самом деле то, что въелось в память Годжо, было диффузией сразу нескольких ароматов, но без исключения всех принадлежали метрополитену. Именно поэтому он садился на поезда и бесцельно проводил так время.
Он двигался, дышал, даже думал автоматически – робот. Сам того не осознавал. Просто жил. Не так, как раньше, естественно. Так как раньше не будет никогда. И осознание этого факта тоже пришло не сразу. Не осознание скорее, а полное принятие. Тогда Годжо являл собой механическую заводную игрушку с ключиком на спине. А когда случались прозрения, к горлу подступал тяжёлый, мерзкий, до болезненного тугой комок, который Сатору не мог никак откашлять. Он замирал, будто кукла, за ниточки которой переставали дёргать, и с ужасом понимал, что делает что-то не то. Или открывал глаза где-нибудь в вагоне метро и устало смотрел в одну точку, ощущая себя древнем и очень побитым временем изваянием.
Уход Сугуру, который побрёл по тёмной дорожке неизвестности, выбил Сатору из колеи. Смерть Гето, его окончательная потеря убила в Годжо всякий вкус к жизни. Его можно было вернуть только шагая по грани.
Годжо с такими людьми, заранее обречёнными, всегда чувствовал что-то подобное. Но то был особый вид стоящих над пропастью личностей, как алмаз не огранённый – не каждый к ювелиру на стол попадёт.
Мрачно усмехнувшись, Годжо поднёс к окну сапфир, держа кулон за лески. Камень поймал свет и пропустил его сквозь себя голубыми, чуть с бирюза бликами. Что ж, забавная вещица. И хороший повод повидаться с её владелицей.
========== Часть 4 ==========
Комментарий к Часть 4
здесь случился небольшой экшн и мама ама криминал,
на самом деле, часть писалась только ради одной сцены,
и если читатели поймут, ради какой, автор будет на седьмом небе от счастья
я тут сделала набросок сакуры, вот: https://pbs.twimg.com/media/FJeTHvLWQAIgrQe?format=png&name=900x900
публичная бета включена
– Вы ужасно выглядите? – раздалось старческое ворчание.
– Благодарю, Итадори-сан. Зато вы бодрячком, – сказала Сакура.
– Оставьте лесть молоденьким кавалерам. Они ведутся на враньё, как дышат, – старик взглянул на доктора из-под густых бровей.
Он напоминал Сакуре демона Тенгу. И не только внешним видом, но и характером. Ворчливый, суровый, вечно всем недовольный. Бубнил себе под крючковатый нос и сверкал сурово тёмными глазами из-под бровей цвета смеси перца с солью.
– Я приму ваш совет на вооружение, Итадори-сан, – Сакура раскрыла папку, ещё раз глянула на анализы.
– Плохое воспитание, – раздражённо фыркнул Итадори-старший.
Сакура улыбнулась, приподняв уголок губ.
– Все почтенные господа в возрасте звучат одинаково, – вздохнула она, краем глаза заметив на подоконнике свежий букет. – Юджи-кун приходил?
– Ещё один разгильдяй! Нет бы, чтобы время в своём дурацком кружке с друзьями проводить, а он ко мне прётся глаза мозолить, – проворчал Итадори-сан.
– Вы не теряете бодрости духа. В вашем возрасте крайне полезная черта, – сказала Сакура.
– А вы, сенсей, сегодня не так остры на язык, – хмыкнул Итадори-сан. – Что, посмотрели мои анализы и счастливы? Либо я скоро помру, либо вы меня выпишите. Но скорее первое, чем второе, да, сенсей?
– Вы хотите от меня правду-матку? – спросила Сакура.
– Разумеется, – заявил старик. – Что за манера у молодёжи мучить старших ненужными вопросами?
– Хорошо, Итадори-сан, – сказала Сакура, посмотрела в папку, а потом на пожилого господина. – Мне не нравятся ваши анализы. Совсем не нравится. С прошлого раза наблюдаются ухудшения. На ваши почки больше не действуют лекарства. А увеличение дозы чревато осложнениями на всю мочевыводительную систему. Я назначила повторные анализы. И если они будут такими же и улучшений не наступит, боюсь, придётся перейти на гемодиализ.
– А улучшения не наступят, да? – спросил Итадори-сан.
– Боюсь, что так и есть, – ответила Сакура, прекрасна зная, что с этим пациентом лучше быть максимально честной.
Итадори Васукэ чуял ложь, как акула кровь в воде – хватало капли.
– Что ж, – спокойно произнёс Итадори-сан. – Я ненавижу гемодиализ, сенсей. Даже не рассчитывайте помучить меня подольше.
– Хотите сказать, что готовы отказаться от процедуры? – приподняла бровь Сакура. – Вы ведь понимаете, что чревато…
– Смертью, – закончил за неё старик Васукэ. – Более чем, Куран-сенсей. И я к ней готов.
Сакура закивала, но скорее машинально.
– Что, начнёте читать мне лекцию про необходимость продолжать игру? – хмыкнул старик.
– Нет, – сказала Сакура. – Я не из тех докторов, кто пытается навязать собственную волю пациентам.
– Но ведь у меня внук, – зло усмехнулся Итадори-сан.
Он всегда проверял лечащих его докторов и медсестёр, что за ним ухаживали, на вшивость. Из-за абсолютно невыносимого характера многие бежали от него, передавали историю болезни из рук в руки. И только у Сакуры даже при всех стараниях Итадори-сана эта папка задержалась на долгое полтора года – именно столько она наблюдала пациента.
– Вот видите, вы сами прекрасно понимаете, какая ответственность лежит на ваших плечах, – сказала Сакура. – Не мне вас жизни учить, Итадори-сан. Конечно, как ваш лечащий врач, я огорчена таким решением. Надеюсь, не окончательным. А как человек, я вас прекрасно понимаю. Хотя, немного в ужасе.
– Вам не доплачивают за вашу честность? – спросил Итадори-сан.
– Нет, к счастью, – ответила Сакура.
– Иначе бы всем говорили правду и только правду, – хмыкнул старик.
Сакура рассмеялась, покачав головой.
– Вы действительно не собираетесь уговаривать меня на гемодиализ? – Итадори-сан был спокоен и серьёзен.
– Я бы очень хотела, чтобы вы не уступали костлявой карге хотя бы из вредности, продолжая жить. Если, конечно, видите в этом смысл, – сказала Сакура.
– Вы ужасный доктор, – сказал Итадори-сан.
– Я отвратительный доктор, – кивнула Сакура.
– Предыдущий был ещё хуже, – Итадори-сан скрестил руки на груди. – По его прогнозам я должен был умереть ещё полтора года назад.
– Рада, что не возглавляю ваш антирейтинг докторов, Итадори-сан, – сказала Сакура. – Подумайте про гемодиализ, очень вас прошу. И поговорите с Юджи. Потому что если вы этого не сделаете, то сделаю я.
– Он же из меня тогда всю душу вымотает с требованиями согласиться, – всполошился пожилой господин.
– Именно, – улыбнулась Сакура.
– Какая же вы лисица, сенсей, – хмыкнул Васукэ. – Даёте мне выбор без выбора.
– Я надеюсь на ваше благоразумие.
– А вы уверены, что у меня оно есть?
– Если приглядеться повнимательнее, то можно его увидеть.
– И послал же мне Бог лечащего врача, – проворчал Итадори-сан.
Сакура тихо рассмеялась и направилась к выходу. У самого порога пациент её окликнул.
– Да? – Сакура повернулась к нему.
Он долго смотрел на неё пристальным взглядом. Таким, какой бывает обычно у прожжённых жизнью людей. Смотрел. Сканировал. Пытался соскрести что-то не снаружи – с нутра, с души. А потом спросил:
– Что случилось, сенсей? – по-отечески так, будто не он самый ворчливый и невыносимый старик из всех.
Среди медперсонала даже шутка гуляла, мол, завели себе персонального, огнедышащего дракона.
Лёгкая тень улыбки коснулась губ Сакуры.
– Всё хорошо, Итадори-сан.
«Я просто умираю», – закончила она у себя в голове.
Старик ей, разумеется, не поверил.
Жила-была девочка, сама виновата. Так часто любил приговаривать знакомый старик, державший раменую недалеко от дедушкиного дома. Сакура смутно представляла, какой именно смысл он вкладывал в эту фразу и как понимал её сам, но сейчас она приобретала другие краски. Да, жила-была девочка – сама виновата. Сакуре теперь не шестнадцать. Она чётко осознавала последствия своего выбора и полностью брала ответственность. Нет, Сакура не до конца отказалась от лечения. Завтракать и ужинать таблетками ей теперь придётся ежедневно. Чтобы головные боли не были такими навязчивыми, а тошнота, не приносящая облегчения, переносилась легче. В какой-то степени Сакура даже благодарна своей болезни: та исхитрилась и устроилась пусть и в труднодоступном месте, но проблем с речью, памятью, да просто с тем, чтобы черепушка варила как надо, не устроила. У других больных всё складывалось в разы хуже.
Утром выходного дня у Сакуры потекла кровь из носа. Алые капли перепачкали кухонный стол, стали новым ингредиентом в каше, так и не съеденной за завтраком. Вечером того же выходного к ней через открытое окно пришёл нежданный гость – чёрный кот. Лоснящаяся шуба переливалась в искусственном свете ламп. Жёлтые глаза сверкали на хозяйку квартиры внимательно и почти по-человечески. Только колокольчика на красной ленте, обвивающей изящную шею ошейником, не хватало.
– Я не туберкулёзом больна*, ты ошибся, бродяга, – сказала Сакура. – Но рыбы я тебе всё-таки дам, если хочешь. Только на частую кормёжку не рассчитывай. У этой квартиры через месяца четыре будут другие хозяева.
Сакура достала из холодильника свежее рыбное филе, которое так и не нашла в себе сил приготовить. И, поступив совершенно негигиеничность и не совсем практично, положила её в белое блюдце за неимением кошачьей миски дома. Кот принял лакомство с присущим достоинством бродячего, благородного хозяина улиц, то есть как должное, а потом, наевшись, благополучно устроился у Сакуры на диване.
В далёкие времена вплоть до конца девятнадцатого века с поползновением и в век двадцатый считалось, что чёрные коты приходили за больными чахоточной болезнью, за поражёнными туберкулёзом. Мол, высматривали, чтобы сопроводить в мир мёртвых. Сакура была не суеверной. Совсем. Но с возрастом начала всё больше находить в себе качества дедушки. У того чистый, циничный, рациональный ум уживался бок о бок с тягой к глупым суевериям. По сути пережитками прошлого. Сгусткам инородной здравому смыслу субстанции из догадок и домыслов, попыток объяснить непонятное вне научного или хотя бы адекватного контекста.
Но кота прогонять Сакура не стала.
Утром же, во время сборов на работу, она внезапного гостя нигде не обнаружила.
– Ты очень бледная. Хорошо спишь? – спросила медсестра Такахаси, когда Сакура покупала бутылку воды в торговом автомате.
Куран-сенсей посмотрела сначала на большую пальму в кадке, что ютилась в углу на стыке между стеной и прямоугольником автомата, а потом на Такахаси-сан. Они были добрыми подругами с момента, когда Сакура пришла работать в клинику интерном, то есть очень давно. Хорошо ладили, несмотря на то, что Такахаси было уже прилично за сорок.
– Нормально, – кивнула Сакура.
Такахаси-сан прищурилась.
– Или кто-нибудь не даёт? – спросила она лукаво.
– Кто? – рассмеялась Сакура. – Ночные дежурства?
– Тот красавчик, которого ты латала на днях, – пояснила Такахаси-сан.
– М, ты про него, – Сакура, как неопытная школьница, не смогла сдержать улыбки.
Точнее попыталась. И не знающий её человек ничего бы не заметил. Но не соколиный глаз Такахаси-сан.
– Ясно, – протянула она. – Подробности вытягивать из тебя не буду. Невежливо. Но намекнуть, чтобы утолить любопытство моей грешной, извращённой душонки, ты можешь.
– Чего улыбаешься, Такахаси-сан? С ним одни убытки, – хохотнула Сакура.
– Так плох? – приподняла тонкие брови медсестра.
– Нет, он мне дорогущие трусы порвал, – сказала Сакура. – И возвращаться без них было холодновато. Благо, ничего не отвалилось.
Такахаси-сан рассмеялась. Сакура знала, что дальше неё ничего не пойдёт, но в подробности вдаваться действительно не хотела.
– Да уж, это точно никуда не годится, – серьёзно сказала она. – Наш чат девочек за тридцать такое проявление страсти уже не любит. Но ведь они того стоили? – спросила Такахаси.
– Трусы мои, чтобы их порвать? – вопросом на вопрос ответила Сакура. – Стоили.
– Ну, хоть это радует, – улыбнулась Такахаси-сан.
И обе женщины рассмеялись.
Обманчиво спокойный, приятный момент простого общения прервал грозный крик и вылетевшая пулей из палаты медсестричка, вдогонку которой кинули поднос. На таком обычно носили медицинские принадлежности и препараты.
– Вот тебе на, – Такахаси-сан мгновенно помрачнела. – Опять этот чёртов бандюган за своё. Поскорей бы его уже отсюда забрали.
– Босса Мацумото без бумажки прокурора не прижмёшь. Даже полицейских не приставишь к палате, – пояснила Сакура.
На днях им с ножевым ранением и сломанными рёбрами поступил босс Мацумото по кличке Бешеный Пёс из Эдо. Все знали, что он бандит. Все. Да вот только припереть его к стенке никто не мог. Словно бы в Бюро общественной безопасности все беззубые сидели. Все без яиц и мозгов.
– Тебе на нём вечерний обход заканчивать? – спросила Такахаси-сан.
– Да, – кивнула Сакура.
– С тобой пойти?
– Я все эти дни с ним как-то одна справлялась, не беспокойся.
– Ох, девочка, – невесело протянула Такахаси-сан, покачав головой. – И везёт же тебе на пациентов. Хотя, то, что нас не убивает – делает сильнее.
– Нет, Такахаси-сан, если это что-то хотело – оно бы убило. Значит, просто пока не хочет, – улыбнулась Сакура, подхватив папку со скамьи у торгового автомата.
Такахаси-сан усмехнулась и подняла кулак, желая Сакуре удачи. Та подняла кулак в ответ и вошла в палату к Бешеному псу.
***
У него были гости, хотя часы посещения уже давно закончились. Сакура встретилась взглядом с раскосыми зелёными глазами. Светлый хризолит, пронизанный пыльным лучом солнца. Молодой человек был очень хорош собой и, без сомнений, прогнивший до самой сердцевины. Похож на помесь лисы со змеёй – унаследовал все самые хищные и опасные черты, превращая себя в смертоносную химеру. Его звали Зенин Наоя. Да, правой рукой босса Мацумото был по умолчанию самый смазливый, капризный, но с мозгами в голове мальчишка, который терпеть не мог доктора Куран.
Впрочем, ей было до лампочки, что он думал и кем её считал.
Надо было делать свою работу, а Сакура умела это очень хорошо. Она зашла в палату, демонстративно подняв несчастный поднос и кинув его столик у входа. Смотрела прямо в глаза босса Мацумото бесцветно.
Они не обменялись и словом, но взглядами сказали друг другу даже больше, чем нужно.
Сакура посмотрела анализы. Проверила капельницу.
– Поднимите верх пижамы, – потребовала она.
– Тон попроще, – подал голос Наоя. – А на лице улыбка.
– Скажите своему… помощнику, – Сакура едва не сказала «подстилке». – Чтобы он держал рот закрытым. Ему так идёт больше.
Наоя раздражённо фыркнул. Босс Мацумото усмехнулся.
– Вы сегодня в дурном настроении, сенсей? – он поднял больничную робу, открывая своё крепко сбитое, покрытое шрамами и татуировками тело.
Живот был перебинтован.
– Да, – отозвалась Сакура. – Почему вы не дали медсестре перевязать себя, как надо?
– Она баба, – вмешался Наоя.
– Бабы здесь не работают, – повернулась к нему Сакура. – Здесь работают медсёстры и врачи. Мужчины и женщины. И работают хорошо.
– Не грубите мальчику, сенсей. У него норов суровый, – хохотнул Мацумото.
– А мозгов нет, – сказала Сакура.
– У кого из нас двоих их нет, так это у тебя, – сказал Наоя. – Женщинам доверять нельзя.
– Судя по дырке в пузе твоего начальника, мужчинам можно.
– Не боишься дерзить моим людям? – спросил Мацумото, жестом руки приказав Наое замолчать.
– А вы хотите меня припугнуть? – спросила Сакура. – Вам нужно сделать перевязку. Я позову медсестру.
– Сделайте вы, Куран-сенсей, – потребовал босс Мацумото спокойным тоном.
– Да, думаю так будет правильно. К вам людей подпускать нельзя, – протянула Сакура, взяв с перевязочного стола материалы.
– А то покусаю? – усмехнулся босс Мацумото.
Наоя глянул на наручные часы. Потом перевёл взгляд на Мацумото. Тот кивнул. Сакура насторожилась, но вида не подала. Витало в воздухе какое-то напряжение, к их перепалкам и обмену любезностями не относящееся.
Через какое-то время на телефон Наои пришло сообщение. Сакура слышала, как звякнуло у него в кармане. Слышала шелест его одежды. И резко развернулась с ножницами в руках, которыми разрезала бинты, сжав их покрепче. Как раз в тот момент, когда Наоя приставил нож к её животу. Хотел к шее, сзади, но Сакура скорректировала его планы своей проницательностью и резким выпадом. Благо, скорость реакции позволяла быстро сменить позицию танто.
– Не рыпайся, – сказал он ей с противной улыбкой на губах.
– Это как понимать? – спросила Сакура холодно, не опуская занесённые для удара ножницы.
– Видите ли, милая барышня, – начал говорить за её спиной Мацумото. – Чем дольше я здесь нахожусь, тем больше шансов у прокурора выписать ордер на мой арест. Да и кое-какие делишки уладить надо. А отсюда я этого сделать не могу. Выпишите меня.
– Как придёт время…
– Оно пришло, – сказал Мацумото.
– Я не могу, – Сакура не сводила глаз с Наои.
Он с неё. Если вдруг в его крашеную, белобрысую голову стукнет моча, горячие потроха Сакуры вывалятся из живота на пол палаты. В разнице их сил она не сомневалась.
– Тогда проведите нас спокойно до подземной парковки, – Мацумото не желал отступать.
– И не подумаю, – отозвалась Сакура.
За спиной разочаровано цокнули. Наоя плотнее прижал лезвие танто к животу Сакуры.
– У вас такая изумительная, прямая спина, завидная выправка, – протянул босс Мацумото, и Сакура почувствовала даже через ткань кофты и белого халата что-то острое, аккуратно, без сильного нажима плавным движением стекающее по линии позвоночника. – И восхитительные ноги. Уверен, в них ползало много мужчин. Жаль будет, если такое тело послужит кормом для рыб, а не на радость какому-нибудь приличному, молодому господину.
– Испугать меня хотите? – зло усмехнулась Сакура. – Мне терять нечего. Вперёд.
– А тем медсёстрам на посту? – спросил Мацумото.
По голосу было слышно – он улыбается.
– Ублюдок, – выдохнула Сакура.
– Разумеется, – протянул нараспев Мацумото. – Я клянусь, моя дорогая, маленькая докторица, что если сейчас ты не выведешь нас отсюда – спокойно, без шума, пыли и легавых, – то Наоя позвонит моим людям внизу и попросит их подняться. Они виртуозы своего и устроят такое незабываемое шоу у тебя на глазах с этими бабами, что придётся пожалеть о своём упрямстве.
Сакура медленно опустила руку с ножницами.
– Хорошая девочка, – сказал Наоя.
– Пошёл к чёрту, – кинула Сакура.
– Мацумото-сан, собирайтесь, прошу вас, – обратился к боссу Наоя. – А ты пойдёшь со мной и предупреди тех куриц, чтобы даже не думали полицию вызвать.
– Мы прихватим сенсея с собой, Наоя-кун, для гарантии их послушания, – сказал Мацумото, доставая белую рубашку и брюки из сумки, заранее привезённой его помощником.
– Пошла, – приказал Зенин Сакуре.
Та нехотя, но всё же послушалась. У выхода из палаты, Наоя резко прижал её к себе и приставил лезвие танто к боку. Получились извращённые объятия. Едва ли не со смертью. Сакура бы рассмеялась от такого пафосного сравнения, да только металл ножа к веселью не располагал.
– А он здесь что забыл? – прошипел Наоя зло.
Сакура не сразу поняла такую реакцию. А когда посмотрела, кто стоит у стойки дежурных медсестёр, замерла. Высокую фигуру Годжо Сатору сложно было не узнать и не заметить сразу. Он стоял, облокотившись на чистую, гладкую столешницу и разговаривал, почти ворковал с молодой медсестрой Айзавой и Такахаси-сан.
– А вот и она! – последняя радостно указала на Сакуру, но как только заметила напряжённое лицо доктора и её новую, сомнительную компанию, насторожилась и медленно села на место.
Годжо повернул голову в сторону Куран и Зенина. Его спокойное, приятное лицо тут же ожесточилось. Во взгляде заплескалось удивление. Потом непонимание. Потом мрачное осознание.
– Пошли, – подтолкнул Наоя Сакуру.
Та послушно двинулась к стойке приёмной, желая вправить хорошенький нос Наои в черепную коробку.
– Что-то случилось, сенсей? – спросил Годжо, внимательно смотря то на Сакуру, то на стоящего рядом с ней молодого человека.
– Нет, Годжо-сан, – отозвалась Сакура.
– Я вижу, – улыбнулся он. Но в улыбке его не было и намёка на веселье. – Наоя-кун, как это понимать?
Сакура сразу поняла, что они друг друга знают. Ещё по первой реакции Зенина это стало ясно. А тут подтвердилось окончательно.
– Не твоё дело, пидор, – отозвался Наоя.
– Но пидора во мне не меньше, чем в тебе, – зло хохотнул Годжо, не доставая рук из карманов пальто.
Наоя в отместку дёрнул Сакуру к себе и продемонстрировал лезвие ножа, красноречиво блеснувшее в свете искусственных ламп.
– Куран-сенсей, – всполошилась Айзава.
– Нам вызвать полицию? – спокойно спросила Такахаси-сан.
Она была на грани паники. Сакура слышала по голосу. Но всё же выдержка этой женщины поражала – Такахиси не позволила эмоциям взять вверх.
– Нет, – ответила Сакура. – Мы с этими господами спокойно пройдём на подземную парковку. Позвони своему мужу, Такахаси-сан, скажи, чтобы пропустил. Иначе охране тоже не сладко будет.
– Да что ж такое-то, а? – возмутилась Такахаси-сан.
– Не стоит делать резких телодвижений, сука старая, – сказал Наоя. – Или ваша дорогая врачиха будет кормить рыб в ближайшем заливе. А то и в нескольких. По частям.
– А ты, я смотрю, высоко поднялся, малыш Наоя, – улыбнулся Годжо. – Осмелел. Яйца отрастил?
– А ты что здесь забыл, Годжо? – спросил Наоя, чудом адекватно среагировав на чужой выпад. – Что, по вызову?
– По вызову, – кивнул Годжо. – Отпусти девушку.
Наоя усмехнулся.
– Шлюха мне не указ, ясно. Не боюсь я тебя, уже давно, дерьма кусок, – сказал он. – А подумаешь вмешаться, я её при тебе вскрою. И ещё одна жизнь будет на твоём счету. На этот раз вполне невинная.
Годжо помрачнел так, что Сакуре захотелось искать пятый угол. И нож у бока не казался ей таким уж страшным, а перспектива кормить своим мясцом рыб вообще ощутилась радужной.
– Я готов, – из палаты вышел, чуть припадая на правый бок, босс Мацумото.
– Ах ты сукин сын, Наоя, – наигранно восхитился Годжо. – Так вот кому ты жопу теперь лижешь.
– Не твоё дело, – бросил Наоя коротко.
– Тоджи бы… – начал было Годжо.
Но Наоя резко переместил танто от бока Сакуры к её шее.
– Не пожалей об этом, Наоя-кун, – протянул Годжо.
– Идём, – приказал босс Мацумото.
Сакура с Сатору обменялись взглядами, а потом Наоя толкнул врача вперёд, мимо стоящего напротив молодого мужчины.
– Надо что-то делать, – затараторила медсестра Айзава.
– Успокойтесь, уважаемая, я верну Куран-сенсей, – сказал Годжо.
В тот момент его глаза загорелись алчным предвкушением. Сердце вспыхнуло тёмной жаждой хождения по острию ножа. Наконец-то! Он не ошибся, что с Сакурой может быть как-то по-другому. Чутьё не подвело.
***
Последний раз Сакура боялась очень давно. Животный страх подкатил к её груди далеко не из-за переживаний потерять собственную жизнь или здоровье. Боязнь чего-либо, кого-либо всегда неразрывно связывалась в памяти со слезами. В детстве она плакала не много, но если исходилась рёвом, то всегда по весомому, страшному, выворачивающему нутро маленькому человечку поводу. За плач можно было схлопотать от отца. Тот служил в полиции и нюни распускать не позволял никому.
Постепенно, становясь старше, Сакура разучилась лить слёзы совсем. Иногда, конечно, позволяла себе и такое. Но последний раз она действительно плакала и боялась будучи тринадцатилетней девчонкой-подростком, несущейся за машиной, в которой увозили старого пса по кличке Гулдан.
Тогда она не понимала, что собака была старой, больной и вполне заслуживающей уход на покой без мук. Держать её на этом свете означало пытать. Но Сакура бежала за машиной отца долго. Он видел её в зеркале заднего вида. Видел и не останавливался. Тогда Сакура боялась и плакала. Боялась, что больше не увидит пса, с которым росла. Боялась, что ему будет больно и страшно там, в ветеринарной клинике, одному. Плакала от предательства, думая, что отец делает это намеренно – назло. Либо чтобы наказать, либо чтобы закалить. Плакала от нестерпимого бессилия перед обстоятельствами. От невозможности ничего сделать.
Сейчас, сидя в большой прокуренной комнате, Сакура не боялась. Точнее боялась, но не так. И плакать ей не хотелось. А ведь она, как и тогда, практически бессильна.
Сакура спокойно выдержала пытливый, чуть насмешливый взгляд карих глаз Мацумото. Босс закурил и обратился к Наое:
– Ты знал того молодого человека, которого мы встретили в коридоре. Откуда?
Наоя, вальяжно сидевший в кожаном кресле, тут же скривился, будто его заставили съесть целый лимон за раз. Не порезанный на дольки, без соли и текилы.
– Да так, знакомый из прошлого, – ответил он.
– Наоя, – протянул Мацумото ласково.
И Сакура в который раз задумалась: а только ли правой рукой пацан ему является.
– Просто шлюха, мальчик по вызову, эскортник, – ответил Зенин.
– И всё? – приподнял бровь босс Мацумото, окутанный густым дымом сигары.
– Он когда-то был на побегушках у Яги Масамичи, – нехотя ответил Наоя.
Его идеальный нос совсем не идеально сморщился. Про Годжо ему было неприятно разговаривать.
Мацумото присвистнул почти с восхищением.
– У босса Яги? Да ты шутишь, – сказал Мацумото. – Тот кого-попало себе под крыло не брал.
– Брал, – отозвался Наоя. – Поэтому и сдох.
– Полегче на поворотах, – предостерёг его Мацумото.
Братки, что расселись по разным углам комнаты, переглянулись.
Сакура сидела тихо. Думала, что делать. Её привезли в какой-то игорный клуб. Отвели в один из залов, где заставили поставить Мацумото капельницу. Их костоправ и лыка не вязал. Мацумото только брезгливо на него посмотрел, сказав, что пристрелит к чёртовой бабушке.
– Как его зовут? – спросил Мацумото.
– Кого? – посмотрел на него Наоя.
– Шлюху твою, – пояснил босс.
– Годжо. Годжо Сатору.
– А это не тот, что твоего братца вынес, будучи малолеткой?
– Тоджи ему поддался, – вдруг вскинулся Наоя.
– Не кипятись, – хохотнул Мацумото.
– Вы мне лучше скажите, что с ней делать будем? – Наоя кивнул в сторону Сакуры, решив сменить тему.
– А что с ней делать? – Мацумото перевёл взгляд на молодую женщину. – Что с тобой делать, сенсей?
Сакура пожала плечами.
– Отпустить.
Мацумото расхохотался, запрокинув голову назад. А потом осёкся и зашипел, как здоровый, толстый кот. Ранения отозвались болью в теле.
– У тебя яйца больше, чем у моих ребят, – сказал он.
– Это одно из самых уязвимых и чувствительных мест на теле мужчины. Боюсь, такой комплимент мне не польстит, – посмотрела на него Сакура.
– А ты разбираешься?
– Я врач.
– И женщина. Ты знакома с этим Годжо? – спросил Мацумото.
Сакура промолчала.
– Вижу, что знакома, – протянул босс Мацумото. – Скажите мне, сенсей, кто живёт дольше: дураки или умные?
– Дураки, – ответила Сакура.
– Да, с этим спорить сложно. Хотя, раз на раз не приходится, – Мацумото перенёс вес тела на другой бок, сидя в кресле. – Почему ты так думаешь?
– Потому что дуракам везёт, – Сакура напряглась.
Она видела, как кровожадно на неё смотрит Наоя.
– Ты совершенно сломала мою красивую подводку к очень выгодному предложению, – рассмеялся Мацумото. – Я хотел сказать, что ты умная, поэтому можешь прожить дольше и не умереть в ближайшие несколько часов. Есть только один способ это сделать.
– Работать на вас? – приподняла бровь Сакура.
– Вот видишь. Я же говорю, умница, – похвалил босс Мацумото.
– Умная баба – это к беде, – сказал кто-то из братков.
По комнате прокатилась волна смешков.
– Так что, как тебе моё предложение, госпожа Куран? – спросил босс Мацумото.
Сакура раскрыла было рот, чтобы послать Мацумото куда подальше и получить нож в сердце или пулю в лоб, заботливо пущенную сидящим напротив Наоей, но снаружи, в коридоре послышался шум.
Находящиеся в комнате разом напряглись. Кто-то даже на ноги встал, откидывая полы пиджака, под которыми пряталась: у кого кобура с пистолетом, у кого ножны.
– Как же всё здесь низко, – послышалось ворчание. – Для гномов делалось, что ли?
Шторы из деревянных звеньев, свисающих вниз безвкусными лозами, зашелестели, тихо застукали друг о друга, прежде чем из их нитей показалась белобрысая голова.
У Сакуры едва челюсть не упала на пол, когда в помещение зашёл Сатору Годжо.
Братки тут же выхватили оружие.
– Всем добрый вечер, – поздоровался Годжо, оглядываясь.
А поймав на себе шокированный взгляд Сакуры, улыбнулся и подмигнул.
– Ты что здесь забыл, Годжо? – прошипел Наоя.
Сатору показал раскрытой ладонью на Сакуру.
– Не знал, сенсей, что ты имеешь слабость к мальчикам по вызову, – Зенин повернулся к ней и оскалился.
– Теперь знаешь, – отозвалась та.
– Предлагаю вам вернуть моего доктора и разойтись по домам, – сказал Годжо.
– Экий ты наглый пацан, – протянул Мацумото, сделал затяжку и выпустил густой дым изо рта. – Пришёл сюда и просишь без уважения.
– А вы прямо дон Корлеоне, – улыбнулся Сатору. – Я ведь с миром пришёл.
– Даже так, – хохотнул босс Мацумото. – Судя по тому, что мои люди снаружи сюда ещё не прибежали, ты с ними распаривался.
– Они немножко без сознания, – заявил Годжо. – Очухаются через пару часиков. Я ничего страшного с ними не сделал.
– Не нужно церемониться с ним, босс, – сказал Наоя.
Мацуото прервал его плавным жестом руки, выставив ладонь вверх.
– Твою докторицу я просто так отпустить не могу.
Сакура закатила глаза. Ну вот, они дошли до той кондиции, где мужики начали мериться членами, а она превратилась в разменную монету. Хотя, если это поможет убраться отсюда, то ничего страшного в происходящем не было. Нет, было, конечно. Сакуре хотелось стать невидимкой, превратиться в жемчужную бусину и укатиться куда-нибудь в щель пола или стены.
– А вы, босс, попросите его приватное шоу устроить, – улыбнулся Наоя. – Он мастер развлекать публику и работать на большой коллектив разом, да, Сатору-кун.
Наоя впервые назвал Годжо по имени. Тот хохотнул. Что-то безумное мелькнуло в красивых глазах. Мгновение. И Годжо едва уловимым жестом достал из глубокого кармана пальто револьвер, направив его сначала на Наою, потом на Мацумото и обратно.
– Ваш охранник любезно одолжил, – сказал он.
– Ты что себе позволяешь, щенок? – прорычал босс Мацумото.
– Не волнуйтесь. Я же сказал, что пришёл с миром. А Наоя совсем не оценил такой широкий жест. Мне обидно, знаете ли, – протянул Сатору нараспев.
