Текст книги "Когда киты выброшены на берег (СИ)"
Автор книги: Selena_Heil
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
– Откуда ты знаешь, какой я была по молодости? – приподняла бровь Сакура.
– По тебе видно, – ответил Годжо. – Уверен, у тебя даже татуировка есть.
Сакура рассмеялась, покачав головой. Отвернулась к окну. Вот же наглый, самоуверенный мальчишка. Но Куран соврала бы себе, что соблазн провести с ним время не будоражит её кровь. Не оплетает прочными стеблями давно изголодавшееся по страсти и теплу сердце.
– Тебе никогда не отказывали? – спросила Сакура.
– Сама знаешь, – будто бы прочитал её мысли Годжо.
– Мне так хочется осадить тебя чисто из вредности, – сказала Сакура, сморщив красивый нос.
– И лишиться отличного секса, – вынес вердикт Годжо.
– Прямо уж и отличного? – хмыкнула Сакура.
– Предлагаю тебе проверить, – Годжо закинул ногу на ногу.
Сакура решила, что терять ей уже нечего.
***
Всё началось в такси. Или даже чуть раньше? Когда Годжо сказал, что они едут не в отель, а к нему. На скептический взгляд Сакуры он только рассмеялся и пошутил, а, может, и не пошутил вовсе, чтобы она позвонила подруге, родителям, брату, свату, кому захочет, и сообщила его адрес с именем.
– Чтобы они точно знали, где искать мой остывший труп? – спросила Сакура.
Годжо усмехнулся, подойдя ближе.
– Так им и скажи, – пропел он.
– Может, всё-таки… – Сакура хотела сказать «в отель», но Сатору наклонился вперёд и прижался губами к губам, будто бы отбирая у неё слова.
Да, всё началось тогда. Или всё-таки в такси? Когда широкая ладонь Годжо, какое-то время покопавшаяся рядом на искусственной коже сиденья, не легла Сакуре на коленку, жарким свинцом не стекла по бедру, забираясь под юбку. Он пальцами коснулся полоски молочной кожи между вязью чулка и кромкой нижнего белья. Сакура разрывалась между желанием шлёпнуть Годжо по руке и порывом положить свою на его бедро. Ощутить под тканью брюк, спускаясь пальцами на внутривенную сторону, насколько оно крепкое. Будь Сакуре лет двадцать, она бы не погнушалась ладонь выше поднять и накрыть ширинку, чуть сжать, дразня.
Но Сакуре не двадцать. Она давно забыла, что значит отпускать тормоза. И даже при острой необходимости – а ведь сейчас именно она – не способна этого сделать.
Всё началось раньше? Или в такси? Может, в лифте? Там Сакура заметила, как у Годжо подрагивают пальцы. Его возбуждение оказалось заразным. Сакура сама чувствовала, как оно стекает по телу, туго обхватывая низ живота горячими, широкими ладонями.
Сатору открыл дверь, любезно пропуская Сакуру внутрь, и зашёл следом.
Обычно Сакура благодарна. Кому пока – не очень понятно, – но благодарна за наличие мозгов в голове. И за то, что они варят, работают, вращают шестерёнками. Но стоило только Годжо прижать её к себе, несдержанно впиваясь поцелуем в приоткрытые мягкие губы, как тумблер внутри черепной коробки щёлкнул.
Поцелуй вышел вовсе не таким целомудренным, как раньше. Нет. Он даже близко не стоял с понятием «приличный». Сакура знала, что Сатору захочет вести, и всё-таки из упрямства не желала уступать напору, с которым её целовали, ласкали язык, вылизывали рот. Она отвечала, ненадолго забывшись, где и с кем. Прихватила нижнюю губу, когда рукам позволила скинуть мужских с плеч его пальто. Спина у Сатору широкая. Руки сильные. Он, не церемонясь, забрался ими под платье, задирая ткань чуть ли не до талии. Ладони смяли ягодицы, утонули в их упругости. Сакура промычала в поцелуй от неожиданности.
Сатору весь из себя похоть и жажда. Горячее сейчас не придумаешь. Сакуре бы полностью отдаться ощущению его рук на своём теле, жадно впитывать восхищённый, полный страсти взгляд. Льнуть. Целовать. Забываться. Но что-то ей помешало. Она будто бы нуждалась ещё кое в чём убедиться.
Узкие ладони упёрлись в крепкую мужскую грудь, всё равно что в камень, но горячий, будто от печи. Сакура мягко, но настойчиво надавила, отстраняя разгорячённого Сатору от себя. Тот послушно, пусть и не без усилия, целовать прекратил. Но не отстранился. Зашептал на ухо сладко:
– В чём дело?
– Где у тебя ванная? – выпалила Сакура.
Сатору молчал какое-то время, а потом ответил:
– Дальше по коридору. Не ошибёшься, когда увидишь.
Сакура не ошиблась. Скинула пальто прямо на кафельный пол. Включила воду, руками упираясь по обе стороны от раковины. Посмотрела на себя в зеркало. Всё тело дрожью от желания исходилось, а она ещё сомневается. Но потребность перевести дух была слишком острой. Сакура немного огляделась. Внутри оказалось красиво – синее, отделанное перламутром, с золотыми, змеящимися прожилками. Они какое-то время отливались мерцанием за закрытыми веками, когда Сакура зажмурила глаза.
Она скорее почувствовала, чем услышала – двигался Сатору, как кот на мягких лапах, абсолютно бесшумно – что Годжо здесь. Открыла глаза и повернулась в сторону двери. Он стоял там, весь до невозможности красивый, вальяжно подпирал косяк плечом.
– Тебя напугал мой напор? – спросил Годжо.
– А ты думал, я не из пугливых? – усмехнулась Сакура.
– Я и сейчас так думаю. Просто кое-кто не хочет отпускать контроль. Отвыкла, да?
– Я не люблю, когда надо мной доминируют.
– Ну, стоит попробовать. Неужели Куран Сакура не может побыть хорошей девочкой хотя бы один вечер?
– Только при условии, что ты не будешь плохим мальчиком.
– Я не сделаю тебе больно. Напрасно ты боишься.
Он подошел ближе. Протянул руку, кончиками пальцев подцепив лазурит на леске.
– Красиво, – сказал тихо. – Его тебе мужчина подарил?
– Да, из прошлой жизни, – ответила Сакура, наблюдая, как Сатору в один плавный шаг оказался у неё за спиной.
– Ты его любила? – его руки обхватили талию, нежно обнимая.
Годжо положил острый подбородок на макушку Сакуры, заглядывая в глаза через отражение зеркале. Он задал не дежурный вопрос и ждал на него не дежурного ответа.
– Любила, – сказала Сакура.
Годжо мягко улыбнулся. Одна его рука скользнула вниз, под платье. Вторая вверх, нежно обхватила шею. Сам он наклонился к уху, прошептал:
– Ты с ним спала?
– Спала, – Сакура прижалась спиной к груди Сатору, стараясь отвлечься на жар его тела.
Не надо было спрашивать. Не надо было будить давно свернувшиеся чешуйчатым клубком ядовитых змей воспоминания из лучшей жизни.
– Не хотелось бы, чтобы ты представляла себя под другим со мной. Но если так тебе станет… – зашептал Сатору.
– Не станет, – чётко ответила Сакура. – Раз я с тобой, значит, я с тобой.
Сатору усмехнулся, как показалось Сакуре, самодовольно.
Стянул с неё платье прямо там. Швырнул к пальто на синий кафель. Повернул к себе лицом, подхватил под ягодицы и настойчиво дёрнул вверх, заставляя Сакуру обхватить его торс ногами.
До спальни Годжо донёс её, не прекращая целовать, измываться и дразнить. Усадил на край кровати. Сам отстранился ненадолго. Стянул с себя свитер, откинув в сторону. Мотнул головой, чтобы хоть как-то привести в порядок растрёпанные белёсые пряди. Опустился на колени перед Сакурой, мягко раздвигая её ноги. Подхватил одну, осторожно положив себе на плечо. Сакуру повело назад. Она выставила руки за спину, упираясь в покрывало. Сатору поцеловал её колено, проведя широким жестом ладони от бедра до стопы. Потом вернулся обратно. Ловкие пальцы отцепили пряжку и стянули чулок с ноги. Сакура смотрела на руки Сатору. Смотрела, как под белой кожей перекатываются мышцы, виднеются вены. Как двигаются его длинные пальцы. Смотрела на широкое, идеальное запястье с красиво выпирающей косточкой.
Годжо снял с неё второй чулок, прижимаясь губами к тёплой изнанке бедра.
Весь из себя молоко, мёд и миндаль. Сакура взяла его за подбородок и притянула для очередного поцелуя. Сама подалась назад, падая спиной в мягкие объятья постели. Годжо навис сверху. Сакура плавно переместила губы вниз по подбородку, провела языком по линии скулы, ощущая сбившееся тяжёлое дыхание Годжо. Она целовала его, наслаждаясь таящейся в этом теле силой. Та просвечивала сквозь кожу, касалась её невидимыми пальцами.
– Не стесняйтесь, госпожа доктор, – прошептал на ухо Сатору.
Сакура гладила его по спине, перебирала пальцами по позвонкам, с нажимом касалась лопаток, ощущая крепкие мышцы. Сложно было признаться самой себе, что ловишь кайф от того, какой мужчина над тобой сильный и знающий, что делать. Сакура сжала его ягодицы, одновременно с тем прикусив мочку уха.
Годжо взял её под колени, шире раздвинул ноги и плотнее прижался пахом в пах. Припал к груди, что так красиво лежала под кружевной тканью лифа. Годжо сжал их обеими руками, забираясь под кружево. Ладони приятно наполнило горячее, упругое, нежное. Припасть бы губами к коже. Прикусить. Изучить языком. Только бельё жутко мешало.
– Не рви, – предостерегла Сакура, прочитав намерение Сатору по глазам.
Он раздражённо цыкнул, будто мальчишка, которому мама не позволила прыгнуть в лужу с разбега. Но просьбу выполнил. Избавлялся от преграды аккуратно. Обхватил губами сосок, ощутив языком нежную, тонкую кожу. Сакура тихонько простонала, зарываясь пальцами в белые пряди. Сатору изучал её тело жадно, то целовал грудь, переходя языком на рёбра и живот, то возвращался обратно, добавляя в игру зубы.
Длинные, грубоватые пальцы, которые в теории не могут быть нежными, мягко легли между ног Сакуры, поглаживая через ткань белья, меняя силу нажима. Потом указательный легко забрался под кружево, в жар влажных складок. Сатору отстранился, выпрямился на одной руке, упирался ладонью в покрывало у самого уха Сакуры. Наклонил голову вбок, впитывая каждую реакцию на его ласки. Изучал, подмечал, выуживал, запоминал. Подушечка большого пальца с нажимом прошлась по клитору, когда указательный и средний скользнули в Сакуру. Она изящно прогнулась в спине, простонав.
– Громче, Сакура, – облизнул губы Сатору.
Ему нравилось видеть, как она плавится. Как сжимается вокруг него. Как выгибается, выставляя напоказ всю себя. Сатору не выдержал вида вздымающейся обнаженной груди, наклонился вперёд и накрыл один нежный, твёрдый сосок ртом. Сакура простонала, под конец переходя на жалобный всхлип. Первый оргазм ощущался внезапным, рваным потоком. Он не был оглушительным, но таким приятным, что терпеть просто не оставалось сил.
Сакура потянулась к Сатору за новым поцелуем, на этот раз более плавным и тягучим, как вересковый мёд. Ладонью жадно провела по его груди, животу. Накрыла ширинку, осторожно сдавила, массируя. Годжо тихо простонал. Сакура медленно расстегнула пряжку ремня, неимоверными усилиями вспоминая, как это делается, и тут же забралась за пояс штанов под ткань белья. Слегка сдавила пальцами головку, сделала несколько круговых движений. На этот раз Сатору застонал в голос. И ещё раз, когда рука Сакуры опустилась на ствол, очерчивая сильно вздувшиеся вены и горячую кожу.
– Я хотела бы, чтобы ты стонал подо мной, а не наоборот, Сатору Годжо, – сказала Сакура, глядя ему прямо в глаза.
По невозможно голубым радужкам Годжо разлилось что-то тёмное, ликующее, алчное.
Предостережение «не рвать» с трусами не сработало. Сакура с каким-то истерическим смешком подумала, что домой будет возвращаться холодновато.
Сатору резко перевернул Сакуру на живот и притянул к себе за талию, ставя на колени. Положил горячую ладонь между лопаток и мягко надавил, вынуждая прогнуться в спине. Сакура сразу же сообразила, что её беззащитная, ничем не прикрытая задница теперь развратно задрана вверх на обозрение самым бесстыдным образом.
Вопреки ожиданиям, терпения и сдержанности, чтобы надеть презерватив, у Годжо хватило порядком. В голове уже шумело от возбуждения. Сакура почувствовала прикосновение головки сначала между ягодицами, а потом и ниже. Дразнящее движение по клитору. С губ сорвался рваный, требовательный стон. Годжо плавно повёл бёдрами и вошёл медленно. Сакура застонала. Охнула, когда Годжо задал быстрый темп, не собираясь сбавлять или делать передышку. Накрыл Сакуру собой. Она повернула голову, тут же натыкаясь на чужие губы.
– Сильнее, – попросила в поцелуй.
Годжо оказался на редкость послушным мальчиком, чётко понимающим, что нужно делать. Вышел резко, а потом так же резко вошёл сразу во всю длину, меняя темп с быстрого, на ритмичный, глубокий и сильный. Грязно, пошло, не лишено смысла, только если здравого.
Сатору громко простонал. Потянул Сакуру на себя. Резко прижал спиной к груди. Рукой скользнул вверх по животу, между грудями, обхватил рукой шею, вынуждая Сакуру задрать голову и положить затылок на его плечо. Жадно целовал, дурея от податливости тела в руках. Не безвольности, нет. Открытости и готовности. Ладонь с шеи переместилась на щёку. Сакура обхватила губами его большой палец. Язык влажно и широко прошёлся по подушечке, зубы чуть прихватили над суставом.
Движения Сатору стали резче. Он сжал грудь Сакуры грубее, чем следовало бы, а потом рука переместилась вниз по животу и коснулась влажного клитора. Несколько движений, и Сакура сжалась вокруг него, накрытая плотным, душным, сладким покрывалом второго оргазма за ночь. Сатору кончил следом. Заглушил стон, зарывшись носом в волосы Сакуры.
– Мало, – прошептал он ей в макушку, силясь отдышаться. – Мне этого мало, Сакура.
– Ты меня так в гроб раньше времени загонишь, – тяжело дышала Сакура. – Я уже не так молода, знаешь ли.
Сатору тихо засмеялся, а потом повернул Сакуру лицом к себе, укладывая спиной на подушки.
– Ты себя недооцениваешь, госпожа доктор. Но отдышаться я тебе, так уж и быть, дам.
***
Сакура выскользнула из-под его руки, беззвучно оседая на пол. Сатору спал крепко, измотанный и блаженно спокойный. Свет уличных фонарей выхватил его плечо, лёг матовыми бликами, выделяя след от укуса. Их больше метками на тело легло. Сейчас просто не видно.
Сакура решила уйти до утра. До первой неловкости и ненужных разговоров.
Она, как кошка на мягких лапах, вышла из спальни, по дороге собирая то, что осталось в живых после бурного ночного рандеву. Давно у неё такого не было. И навряд ли будет ещё. Сакура не смогла удержаться, посмотрела последний раз на мирно спящего молодого мужчину. Проследила изгибы мощной, красивой спины. Запомнила. Зарисовала штрихами в памяти.
Ни к чему ей привязанности теперь. Вообще ни к чему. Очень скоро всё закончится.
Сакура не питала иллюзий. Никогда.
Всё хорошо, что хорошо кончается. Да, в контексте сегодняшней ночи смысл фразы приобретал новые краски и двойной смысл. Не беспочвенный, в принципе. Сакуре было хорошо. Даже восхитительно. И на том спасибо.
Она оделась быстро. Сдавленно выругалась, вспоминая, что трусы пали смертью храбрых и возвращаться домой придётся без них.
Сакура накинула пальто. Проверила наличие телефона в кармане и поспешила выйти за дверь.
Но стоило ей взяться за ручку, толкнуть от себя, открывая замок сверху, и переступить через порог, как взгляд антрацитового цвета глаз тут же упёрся в чужую, мощную шею. Сакура бы даже сказала – бычью, в вороте неприлично обтягивающей тело футболки, поверх которой накинули кожаную куртку. Сакура только спустя пару секунд подняла голову и встретилась с насмешливым взглядом тёмно-зелёных, как омуты озёрные, глаз.
– Он с девчонкой кувыркался, вот и не отвечал. Так что зря ты кипиш поднял, Нанами, – сказал мужчина кому-то на том конце телефона.
Сакура опешила. Девчонкой так фамильярно её последний раз называли очень давно. Хотя, наверное, этому господину можно было простить вольность. Потому что он сам явно старше Сакуры на добрый десяток лет, если не больше. Вертикальный шрам на губах заставлял задумываться либо об очень бурной молодости, либо об очень буйном нраве. И то, и то имело место быть.
Как только мужчина перестал вести светские беседы по телефону, сказав, что в няньки он не нанимался, тут же переключил внимание на Сакуру. Пробежался по её фигуре оценивающим взглядом и одобрительно фыркнул.
– У него всегда была губа не дура, – сказал мужчина.
– Я, пожалуй, пойду, – бросила Сакура бесцветно.
– Обычно малыш Сатору клиенток домой не водит. А тут, видать, исключение сделал, – хохотнул незнакомец.
– Клиенток? – удивилась Сакура.
– Вот так поворот, – усмехнулся мужчина, доставая из кармана пачку сигарет. – Ты не знаешь ничего, выходит.
– Нет, – ответила Сакура, а когда незнакомец раскрыл было рот для пояснений, подняла ладонь и сказала:
– И знать не хочу.
– Одарённая на голову, что ли?
– Что ли, – передразнила Сакура. – Всего хорошего, уважаемый.
Она намеренно захлопнула дверь в квартиру Годжо. Из вредности, даже не зная, есть ли у мужчины ключи. А вдруг его вообще сюда пускать нельзя.
Подошла к лифту и нажала на кнопку.
– Стерва, – мотнул головой мужик, закуривая. – Надеюсь, ты его там не зарезала.
– Надейтесь, – сказала Сакура, заходя в открывшиеся двери приехавшего лифта.
– Я тебя запомню, – кивнул мужчина, нагло улыбаясь. – На всякий случай.
– Не стоит, – кинула Сакура, прежде чем двери лифта закрылись.
Комментарий к Часть 2
Фанфакт: Сакура очень высокая для японки. Где-то 178-179 см.
========== Часть 3 ==========
Плотный, крепкий сон без сновидений медленно перетекал в сладкую дремоту. Открывать глаза было лень. Тело приятно ломило. Годжо пошарил рукой рядом с собой, но ни на что, кроме остывших простыней, не наткнулся.
– Она ушла, – послышался голос откуда-то сбоку.
Годжо резко открыл глаза и подтянулся на руках, отрывая лицо от подушки.
– Ты что здесь забыл, Фушигуро? – спросил он хриплым спросонья голосом.
– И тебе доброе утро, – сказал Тоджи.
Он вальяжно расположился в кресле, которое стояло в углу комнаты. Годжо по дурной привычке туда часто вещи бросал, а если говорить точнее, складировал. Но сейчас половину дорогого шмотья Тоджи скинул, чтобы нормально сесть. Годжо раздражённо фыркнул, сонно проморгавшись. Не такой он компании сутра ожидал. Откинул одеяло и встал босыми ступнями на пол.
– Прикройся, – кинул Тоджи, поморщившись.
– Неужели мой член будоражит твою тонкую душевную организацию? – спросил Годжо, приподняв светлую бровь.
– Скорее оскорбляет моё чувство прекрасного, – фыркнул Тоджи.
– Завидуй молча, – усмехнулся Годжо
– Было бы чему, – скривил губы Тоджи.
– Так есть, чему. Неужели ослеп на старости лет? – спросил Годжо.
– Нет, к твоим причиндалам всегда надо было приглядываться через микроскоп, а лучше из прицела снайперской винтовки.
– Ба, у кого-то голос прорезался. Как ты сам от своего яда ещё не помер?
– Не дождёшься, у меня иммунитет. Предлагаю закончить наш обмен любезностями.
– И развеять то сексуальное напряжение, что витает между нами? – усмехнулся Годжо.
– Не забывайся, малыш Сатору. Я тебе не клиент, – посмотрел на него Тоджи.
– А хотел бы им стать? – вызывающе улыбнулся Годжо.
– Сучонок, – сказал Тоджи, но беззлобно, и кинул в Сатору домашними, спортивными штанами, что валялись в ворохе скинутой на пол одежды.
Годжо тихо рассмеялся, зная, что первый раунд за ним. Сколько ещё предстоит выстоять, пока не ясно. Но это будет хорошей компенсацией за испорченное утро.
– Так что ты здесь забыл? – уже без игривости в голосе спросил Годжо.
– Ты не брал трубку весь вечер, а потом и ночь. И изрядно напряг Нанами, – пояснил Тоджи.
– Я был занят, – коротко сказал Годжо.
– Я заметил, – улыбнулся Тоджи. – И давно ты клиенток к себе на дом водишь?
– Не твоё дело, – бросил Годжо, натягивая штаны на голое тело.
– Хотя… может, она и не клиентка вовсе, – протянул нараспев Тоджи своим бархатным, прокуренным голосом.
Что ж, привычки старого мартовского кота никогда не выветриваются, а остаются на всю жизнь, чуть ли не до гробовой доски.
– Я же сказал, не твоё дело, – поморщился Сатору, медленно беря курс в сторону кухни. – Кофе будешь?
– Буду, если в кружку не плюнешь, – Тоджи встал и пошёл за ним, внимательно разглядывая широкую спину в чужих отметинах.
– Не плюну, если бесить прекратишь, – отозвался Сатору.
– Ничего обещать не могу, – сказал Тоджи.
Они прошли на просторную кухню. Годжо тут же безошибочно, по отработанному маршруту привычными движениями принялся готовить кофе: турка, молотые зёрна, вода, плита. Тоджи видел, что здесь, в этом слишком большом, полном воздуха и света месте редко ели, ещё реже что-то готовили, кроме ароматного, вызывающего зависимость напитка из кофеина. Он уселся на стул и достал из кармана джинсов пачку сигарет. Прихватил губами одну. Годжо подошёл к нему и без вопросов подцепил пальцами вторую. Наклонился, когда Тоджи достал зажигалку, и прикурил.
– На голодный желудок, – осуждающе протянул Тоджи.
– А сам-то, – фыркнул Сатору. – И давно ты включил папочку? Жизнь с сыном на тебя дурно влияет.
– Разве дурно? – спросил Тоджи.
– Ты размяк. Непривычно видеть, – прокомментировал Сатору.
– А ты как будто не рад.
– Рад. Если Мегуми рад, то и я тоже.
– С ним пока всё сложно, – отозвался Тоджи.
Нехотя. Он всегда не любил поднимать тему семьи. Как тогда, когда бессмысленно и опасно дрейфовал на волнах жизни этой непростой, так и сейчас, когда вернулся в тёплую гавань к жене и сыну.
– Ещё бы, – усмехнулся Годжо и сделал затяжку.
– Ты б навестил его. Скучает, – сказал Тоджи. – Со своими собаками только и возится, а слушает лишь мать. Меня через пень колоду.
– А ты как хотел? – спросил Сатору. – И вообще, просишь меня навестить сына, а сам не переживаешь, что он со шлюхой будет общаться?
Тоджи невесело усмехнулся.
– И давно ты словосочетание «элитный эскорт» так ёмко упаковал?
– Вещи надо называть своими именами, – сказал Сатору, стряхнув пепел в пепельницу и очень вовремя подхватил турку, чтобы содержимое в ней не пролилось на плоский, тёмный сенсор.
– Тогда завязывай с этим, – сказал Тоджи.
– Ты мне морали читать пришёл, папочка? – спросил Сатору, достав из шкафчика две кружки.
– Добавь больше яда в голос, а то фальшиво звучишь, – усмехнулся Тоджи.
Сатору посмотрел на него из-за плеча с зажатой в зубах сигаретой и показал средний палец. Тоджи закатил глаза. Ну что с пацана взять? Весь исходится отравой, шипы наружу выставляет. Правду говорят, чем ярче окраска, тем особь ядовитей. Но в природе и обманки существуют. Некоторые хитрецы настолько преисполнились в познании жизни, что начали косить под своих опасных собратьев, хотя в теории и мухи не обидят. Лишь бы их не трогали, не тыкали пальцем да палкой, не пытались разодрать мягкое нутро когтями, зубами или клювом. Годжо балансировал где-то на грани между двумя крайностями одной сущности.
– Перезвони Нанами, – сказал Тоджи, решив сменить тему.
– Перезвоню, – Сатору поставил перед ним кружку ароматного кофе. – Хотя, ты наверное уже доложил.
– Не без этого, – бросил Тоджи. – Не смотри на меня так. Я как раз по телефону с ним разговаривал, когда твоя девка из квартиры выходила.
– Сама, значит, ушла, – задумчиво протянул Сатору.
– А ты думал, я спровадил? – удивился Тоджи.
– Да кто тебя знает, – раздражённо фыркнул Годжо. – Ничего не сказала? Вы с ней вообще говорили?
– Парой фраз перекинулись, – ответил Тоджи, облокотившись на спинку стула.
Его взгляд Годжо не понравился.
– И какими же? – спросил он медленно.
– Ты мне лучше скажи: она знала, кем ты работаешь?
– Нет.
– Теперь знает.
– Чёртов ублюдок, – выдохнул Годжо слишком спокойно.
– А ты её посвящать не планировал? – улыбнулся Тоджи, сделав глоток горячего кофе и даже не поморщившись от высокой температуры.
– Знаешь ли, я не говорю, что трахаюсь за деньги, каждому встреченному мной человеку, особенно, если он мне действительно понравился, – сказал Годжо.
– А она тебе понравилась?
– Представь себе.
– Или понравилась её схожесть с кое-кем?
Годжо поднял на Тоджи тяжёлый взгляд. В такие минуты его обычно ясные, красивые глаза становились пасмурными, в них с треском, воем ломались льды, покрывающие холодные, северные моря. Тихая ярость тлела синим пламенем.
– Да брось ты отрицать, – кинул Тоджи. – Высокая, ноги от ушей, темноволосая, темноглазая лисица. Почти он, только изящнее.
– Зря я тебе в кофе не плюнул, – мгновенно изменился в лице Годжо. – Или яду не подсыпал.
– Тогда бы Мегуми расстроится, – сказал Тоджи.
– К сожалению, да, – посмотрел на него Годжо.
– А ты давай, завязывай чудить. Или малыш Нанами до пенсии не доживёт, потому что до седых волос ты его уже довёл, – Тоджи поднялся со стула, собираясь уходить. Сигарета тлела у него в зубах.
– Так пусть и не беспокоится за меня. С моста сигать я пока не собираюсь. Обслуживать компанию на десять человек с коксом и тоннами бухла тоже, – сказал Годжо.
– Вот уж не надо. Ты нас тогда знатно напугал, – кинул Тоджи. – Мы решили, что совсем с башкой беда. Кто ж знал, что малышу Сатору не острых ощущений захотелось, а очередного проблемного подростка из беды выручить.
– Я периодически чищу карму, знаешь ли, – улыбнулся Годжо. – Хотя, идея быть оттраха…
Он не закончил. Тоджи подошёл к нему близко-близко, посмотрел прямо в глаза тёмным, немигающим взглядом раскосых глаз и тихо, холодно произнёс, туша сигарету в пепельнице:
– Знаешь что, чудо-мальчик, за тебя незаслуженно много людей волнуется. Незаслуженно много людей готовы жопу рвать. Сам виноват. Спас, приручил, с рук некоторых кормил, привязал к себе, а теперь медленно тихим самоубийством занимаешься прямо у них на глазах. Ладно на блядство твоё сквозь пальцы терпеливо смотрят, надеясь, что одумаешься, но ты же не одумаешься, не остепенишься…
– Ты вот остепенился, – протянул Годжо, глядя в глаза Тоджи.
– У меня было, ради кого, – Тоджи отстранился.
– У меня тоже в своё время.
– Это «тоже» тебя на дно и утянуло.
– Лучше не продолжай, – оборвал его Годжо.
– Как скажешь, малыш Сатору, – Тоджи направился к выходу. – Если эта баба тебе действительно понравилась, а не была различением на одну ночь, то советую шанс не упускать.
– Твоими стараниями она и знать меня теперь не захочет, – кинул Годжо.
– А ты проверь. Может, дамочка любительница экстремальных ощущений, – приподнял бровь Тоджи.
– Дверь сам закроешь. Ты мне настроение испортил. Провожать не пойду, – заявил Годжо.
– Да уж, обойдусь, сладенький, не напрягай натруженное за ночь ножки, – хохотнул Тоджи и скрылся в коридоре квартиры.
Сатору подождал, пока хлопнет входная дверь. И только потом встал, подхватив кружку кофе. Прошёл в спальню. Оглядел расправленную кровать с перемятыми простынями. Потом подошёл к большому окну. Внизу начинала кипеть, бурлить, исходиться живым соком повседневность. Сатору сощурился и сделал пару глотков кофе. Не так он хотел провести это утро. Обычно всё идёт по желаемому Годжо сценарию, но главная героиня сегодняшней ночи внесла свои коррективы в сюжет.
Сатору усмехнулся. Ему и правда понравилась Сакура. С ней случился не только хороший секс и приятное времяпрепровождение. Да, она не смотрела на Сатору, как на кусок качественного, отборного, выращенного в лучших условиях мяса. Может, это из-за её незнания о профессиональной принадлежности Годжо? Если так, то навряд ли она теперь будет относится к нему не через призму предвзятости. Хотя, когда Годжо волновало, что о нём подумают. Просто было в Сакуре ещё что-то – только всковырни и потечёт тёмное, вязкое, с золотыми прожилками. Она обросла толстой бронёй и пластинами с металлическими шипами. А внутри пряталось нечто живое, дикое, а ещё тёмное и обреченное. У Годжо на такие экземпляры чутьё.
– За маской лица в лунном свете увидел плутовку-лису, – почему-то вспомнил Сатору хокку.
Что именно имел в виду Морио Таскэ, когда складывал слова в поэтичные строки, понять было не трудно. Но примерить их, как старое платье, можно было на многих. Как на истинных лисиц среди людей, так и на людей среди лисиц. А ещё на тех, кто за человеческой личной прятал нечто трудно определяемое, с тёмной чешуёй и янтарными глазами.
Тяжело вздохнув, Сатору подошёл к кровати и прищурился. Пригляделся к чему-то блестящему на стыке между подушками. Наклонился и подцепил пальцами кулон на леске. Это был тот, что вчера висел на шее Сакуры. Видимо, слетел, когда они… Впрочем, может и просто порвался. Сатору внимательно посмотрел на леску. Да, действительно порвался.
Камушек в его пальцах был крошечным. И не лазуритом, как показалась вчера, а сапфиром с несколькими пузырьками воздуха внутри. Если посмотреть под определённым углом, то свет через камень проходил так, будто через космическую сферу чуть искажённой формы. А если перевернуть, то походило на глаз со зрачком.
Под кожей зазудило желание увидеться с Сакурой.
Но слова Тоджи немного охладили буйную голову. Нет, не про «не упускай шанс», а про подмеченное сходство, впрочем, ошибочное – с Сугуру. Его теперь ко всему плохому или сомнительному, что связанно с Годжо, любили приплетать. Оставили бы уже в покое человека. Потому что о покойниках либо хорошее, либо ничего, кроме правды. Правду знали все, не все помнили о Гето хорошее. Только Сатору и ещё пара человек.
Чёртов Фушигуро-старший. Умеет же задеть за живое. Сам не так давно стал «правильным», чтобы жизни Годжо учить.
Помниться, до того, как влиться в русло имеющейся на данный момент повседневности, Сатору совсем выцвел. Потерял интерес ко многому, если не ко всему.
Он садился на первый попавшейся поезд и ехал, куда глаза глядят. От станции до станции. В основном без пересадок. Чаще дремал, устроившись на самом удобном и безопасном месте. Прятал губы и подбородок в ворот куртки или свитера. Шарфа, когда холода вошли в силу. Реже смотрел в окно. Мимо в стёклах мелькали огромные здания мегаполиса и строения меньших габаритов, яркое разнообразие бетона и стекла в одном глобальном воплощении, и серый, сложный в своей геометрии, но одновременно с тем простой и унылый лабиринт из домов попроще. Всех их объединяла бесконечная, никогда не кончающаяся паутина гудящих электрических проводов.
Ещё реже Годжо наблюдал за людьми уставшим, немного тяжёлым взглядом. Вот мама с ребёнком напротив, объясняла что-то строгим вкрадчивым голосом мальчишке, указывая пальцем в книжку в руках сына. Женщина эта помятая и вымотанная, хотя на первый взгляд очень даже респектабельно выглядит. Только круги под глазами и грустный взгляд, плохо проглаженная блуза под воротником и немытые волосы, хитроумно убранные в такую причёску, где сразу немытость и не разглядишь. Будь Сатору, чем заняться, он бы не разглядывал ни её, ни пожилого господина в старой шляпе, ни школьников в разных униформах. Будто здесь так много птиц с самым разным оперением. Вот у этого мальчишки явный интерес к однокласснице. Он совсем робко, пока она не видит, уткнувшись в книгу, держал её за лацкан форменного пиджака. Без намерения причинить вред или сделать что-то мерзкое. Вот у этого молодого человека слишком длинные руки и ноги. Небывало длинные. Как у самого Годжо. А ещё полный кошмар на голове – сплошной чёрный хаос. А вот у той пожилой леди дома кот. Рыжий кот, не собака. Сатору так думал. А ещё думал, что процентов на пятьдесят может ошибаться. Хотя, он никогда не ошибался.
