Текст книги "Ледяной (СИ)"
Автор книги: SectumsepraX
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Боль, без любви.
Боль, не могу насытиться.
Боль, люблю, когда очень больно,
Потому что лучше чувствовать боль, чем совсем ничего.
Three Days Grace – Pain
________________________
С моста квиддичное поле было видно прекрасно, разве что садящееся солнце било в глаза, но всё же не мешало наблюдать за особо интересующими тебя игроками.
– И кто на этот раз? – негромко поинтересовалась Лили, не отрывая глаз от кружащего над землёй Пола Нотта.
Джеймс, проследив за взглядом сестры, усмехнулся.
– Джим? – переспросила она.
– А?
– Говорю, кто на этот раз? – упрямо повторила Лили.
– О чём ты? – вздёрнув брови и почти не поморщившись от неприятного саднящего ощущения на щеке, произнёс он деланно беззаботным тоном и, чтобы чем-то заняться, вынул из кармана пачку сигарет.
– Джеймс! – голос Лили стал необычайно твёрд. – Не пытайся делать вид, что не понимаешь.
Он вздохнул.
– Просто подрался, Лил-с, какая разница с кем?
– Ты не подрался, тебя избили, – тихо, но очень въедливо произнесла Лили, пытаясь заглянуть брату в глаза – она была значительно ниже, так что ей пришлось приподняться на мысочки. Джеймс буквально чувствовал, как её взгляд скользит по его фингалу и ссадинам на щеках. Хорошо ещё, что она не видит синяки, спрятанные под майкой. – Снова избили.
Молча отвернувшись, он затянулся и снова принялся следить за тренировкой слизеринской команды по квиддичу.
– Когда это уже прекратится, а? – Лили раздражённо помахала перед лицом рукой, разгоняя сигаретный дым и морщась от неприятного запаха.
– Когда ты тоже закуришь? – предположил Джеймс, прекрасно понимая, что она имеет в виду совсем другое.
Лили вспыхнула, скрестила руки на груди, становясь как никогда похожей на бабушку Молли, и произнесла:
– Джеймс, ты почти каждую неделю попадаешь в Больничное крыло!.. – с запалом начала она.
– “Почти” – ключевое слово, – вяло вставил Джеймс, покручивая сигарету. Лили одарила её таким неприязненным взглядом, словно хотела обвинить во всех мировых бедах.
– Я серьёзно. Это же…
– Лили, – сбросив сигарету вниз, он проследил за её полётом к подножию башни и только потом повернулся к сестре, – правда, в этом нет ничего такого. Я уже взрослый, мне, чёрт возьми, скоро двадцать! Сам разберусь.
– Не скоро, а только через полгода, – не сдавалась та. – И то, что ты учишься на восьмом курсе, не означает, что…
– Всё в порядке, – перебивая её, с нажимом произнёс Джеймс. – Не надо меня каждый раз… расспрашивать.
– Кроме тебя самого никто не расскажет, что с тобой происходит.
Джеймс вздохнул. И в кого эта мелкая пигалица такая была упрямая? Он уже открыл рот, собираясь снова попытаться отговориться, как вдруг Лили, краем глаза, видимо, продолжавшая наблюдать за тренирующимися слизеринцами, резко охнула и привставала на цыпочки, перевешиваясь через край и смотря на поле.
– Это не Ал? – с тревогой в голосе протянула она, коротко взмахнув рукой. Джеймс, чувствуя, как сердце медленно-медленно уходит в пятки, повернулся к полю. Кто-то из слизеринцев валялся на земле, но вроде бы шевелился, а к нему уже неслась вся команда.
– Вряд ли, – проговорил Джеймс, – надеюсь, что нет, во всяком случае. Да и потом, ты же видишь, кем бы он ни был, с ним всё в порядке.
Он помолчал, наблюдая за тем, как Лили всё ещё беспокойно вглядывается в фигурку на поле, и добавил:
– Дурацкий спорт.
Лили вскинула голову, так что выбившиеся из ее косы пряди смешно запрыгали по плечам.
– Квиддич? – она закусила губу, склонив голову на бок. – Да нет, нормальный. Мне нравится, во всяком случае.
По её тону об этом точно было сложно сказать. Джеймс хмыкнул:
– Ты фанатеешь по игрокам, не по самому квиддичу.
Лили стукнула его по руке, забавно покраснев, и насупилась. Джеймс поднял ладони, показывая, что сдаётся.
– И всё равно – дурацкий спорт. Опасный. Здесь такому не место, это же не спортивная школа. – Он рассеянно уставился на башни Хогвартса, в окнах которых отражались солнечные лучи. – Конечно, если ты пробуешься на отборочных испытаниях и попадаешь в команду, тебя все тут же начинают любить. И в компанию вливаешься. Эх, надо было тоже хоть разок попытаться… – он криво усмехнулся, с трудом представляя себя поднимающимся на метле больше, чем на несколько метров. Сын Гарри и Джинни Поттеров и племянник нескольких Уизли, называется! Эх, такой шаблон разрушен. Джеймс покачал головой. – Глядишь, ещё и у Ала выиграл бы, – закончил он, удивляясь тому, как правдоподобно удаётся ему этот жизнерадостный тон.
Лили покосилась на него, начиная теребить распушившуюся косу.
– Не думаю, – нейтрально сказала она, – что только из-за квиддича у тебя появилась бы хорошая компания. Это же именно кто-то из них тебя так каждый раз отделывает. Только вот ты не говоришь, кто именно.
– О Мерлин, только не снова! – Джеймс даже всплеснул руками. – Лили, ну, хватит, а? Мне надоело от тебя постоянно выслушивать, насколько неправильно я отношусь к, гм, моей жизни. Меня всё устраивает, правда. Ну, почти. – Он выдавил полуулыбку.
Лили с притворным удивлением покачала головой, приподняв брови.
– Ну, коне-ечно, – преувеличенно-понимающим тоном протянула она. – Именно поэтому ты не только совсем без друзей, но тебя ещё и регулярно колотят твои же однокурсники. Тебя ведь всё устраивает, и ничего менять ты не собираешься!
Прозвучало это уж слишком наигранно.
– Лили, – начиная раздражаться, произнёс Джеймс, – то, что я предпочитаю побольше времени проводить с родителями и мелкими братьями-сестрами, или подрабатываю в магазине, а вдобавок ко всему, предпочитаю мальчиков, я менять в себе уж точно не собираюсь.
Как будто дело было в семье или магазине.
Лили потрясла головой.
– Я и не предлагаю, но… хотя бы своё отношение к этому ты мог бы поменять…
– Лили!
– …И даже хотел бы, я знаю! Ведь даже наш непутёвый Альбус, которому крайне не везёт с девушками, и у которого лучший друг – ледяная безжизненная машина, даже он счастливее тебя!
– Нашла кого ставить в пример, – Джеймс фыркнул, скрещивая руки на груди и находя глазами брата среди слизеринцев, всё ещё стоящих на поле. – Тем более, с этим его “лучшим другом”, – он сделал вид, будто его сейчас стошнит, и Лили слабо улыбнулась. – Честное слово, лучше уж так, – он ткнул пальцем в свой фингал, – чем знать, что обо мне будет беспокоиться такой человек. А, погоди, о чём это я: Малфой же и не умеет беспокоиться, он – совершеннейшая ледышка.
– Ты же его не знаешь, – упрекнула Лили.
– Того, что я знаю, мне уж точно достаточно. Да и потом, всем вокруг известно, что он бездушная сволочь, помешавшаяся на чистокровных замашках! – Джеймс непроизвольно понизил голос, хотя их и в жизни бы никто не услышал: – Знаешь, я думаю, что будь Волдеморт жив, Малфой с радостью бросил бы учёбу и присоединился к нему.
Если что-то наподобие смеси страха и отвращения у Лили на лице и промелькнуло, она поспешно от этого избавилась.
– Этого ты тоже не знаешь, – уклончиво сказала она. – Хотя вынуждена согласиться, он – не самый приятный парень. И как только Альбус с ним уживается?
Джеймс пожал плечами и проигнорировал вопрос, ответить на который не смог бы даже при большом желании, тем более, что желания и не было.
– Ладно, пойдем, может, на ужин, малявка?
Лили, при первых его словах уже шагнувшая в сторону дверей, развернулась на каблуках и показала брату язык.
*
Пнув ножку скамейки, на которой в ожидании расположился Скорпиус, Альбус проговорил:
– И как я только не прибил тебя на первом же курсе, а, Малфой?
От удара лежащая на скамье бита загонщика покачнулась, и он опасливо покосился на неё, точно зная, что Скорпиус к своим вещам относится с трепетным вниманием, граничащим с крайней степенью педантизма, переходящего в занудство. Тот только усмехнулся, и Поттер, криво усмехнувшись, стянул квиддичную майку и полез за своей довольно мятой рубашкой. Взглянув на неё, Скорпиус чуть брезгливо поморщился: как можно быть таким неаккуратным?
– Это был риторический вопрос или мне стоит ответить? – уточнил он, глядя, как друг с головой ныряет в шкафчик в поисках чистой пары носков.
Выбравшись на свет с таким видом, будто окунался в помойку, Альбус пожал плечами и ойкнул, уставившись на дырку в носке, выругался и принялся натягивать его, не обращая внимания на выразительный взгляд Малфоя.
– В принципе, можешь и ответить, – проговорил он, прыгая на одной ноге, – но почему-то мне кажется, что я знаю, что ты скажешь.
– А мне кажется, что вам бы лучше заткнуться и поторопиться на ужин, – посоветовал торопливо прикрепляющий к мантии значок старосты факультета Алекс Забини. – Поттер, ну же, поторопись!
Альбус скорчил ему в спину недовольную физиономию и хитро взглянул на Скорпиуса, словно спрашивая его о чем-то важном. Тот, мысленно тяжело вздохнув, приподнял одну бровь, демонстрируя положенную степень заинтересованности. Альбус взмахнул волшебной палочкой, и чистая без единого пятнышка мантия Забини покрылась странными закорючками мутного серовато-зелёного цвета. Скорпиус издал ожидаемый от него в данной ситуации смешок, походя удивляясь тому, что Альбус действительно считает подобную чепуху стоящим действием. Если пакостить – так по-крупному, а не творить бессмысленные мелочи. Впрочем, он не понимал и того, как можно в принципе считать нелепые придирки Забини чем-то, настолько заслуживающим внимания, чтобы вообще на них реагировать.
Поднявшись на ноги, он произнёс:
– Нам, вообще-то, в самом деле пора.
Альбус закатил глаза, смял квиддичную форму и, запустив пальцы в волосы, основательно взъерошил их:
– Зануда.
Скорпиус вздёрнул брови и, несколько секунд помедлив, всё-таки сказал деланно-легкомысленным тоном:
– Копуша.
– Болван, – почти с удовольствием отозвался Альбус, и Скорпиус вздохнул. Честно слово, иногда вот так взбадривать Поттера было крайне утомительно, но без этого сам он казался бы другу еще более…
Скорпиус и сам не знал, каким “более”.
– Да иду я, иду, – добавил через мгновение заметно повеселевший Альбус.
В Большом зале было ещё не слишком много народу – большинство студентов пока торчало в гостиных после тяжёлого учебного дня. За гриффиндорским столом, тем не менее, привычно пестрело несколько рыжих шевелюр – все Уизли и Поттеры были в сборе. Не то, чтобы Скорпиуса интересовал кто-то с Гриффиндора, но за шесть с половиной лет учёбы с Поттером он привык бросать туда взгляд.
Альбус помахал братьям и сёстрам и довольно плюхнулся на скамейку, тотчас же придвигая к себе тарелку. Скорпиус поморщился, спокойно сел, выпрямляя спину, и потянулся к стакану с тыквенным соком.
– Ух, я голодный как волк! – пробормотал Альбус. Скорпиус приподнял брови, недоумевая, зачем об этом нужно было сообщать, и, не зная, требуется ли от него какая-то реакция, кивнул.
– Ты же тренировался – это в порядке вещей.
Альбус скосил на него глаза, привычно передёрнув плечами, и, дожевав, сообщил:
– Ну, так ты тоже летал. Причем, ты ещё и битой махал. Но как-то не похоже, что есть хочешь. Хотя, для тебя-то это нормально.
Скорпиус выдавил кислую улыбку и отвёл взгляд, делая глоток.
Да, для него не выставлять напоказ свои эмоции было типично. Наоборот – явно демонстрировать какие-то свои желания казалось совершенно ненормальным. Всё начинается с мелочей, а потом что? Открыть людям душу и стать невероятно уязвимым? Нет уж, лучше держать всё под контролем.
Абсолютно все.
*
Зелёное пламя, наконец, улеглось – чересчур медленно, по мнению Скорпиуса, – и он шагнул в кабинет.
– Здравствуй, отец, ты хотел меня видеть? – он вежливо склонил голову в приветственном кивке.
– Проходи, Скорпиус, – Драко поднялся на ноги, кивком головы указав сыну на стул с противоположной стороны стола, и подошёл к сейфу, открывая его взмахом палочки. Покопался там немного и, выудив на свет пухлую папку, вернулся за стол. Холодно улыбнулся сыну, который сидел напротив с безупречно ровной спиной и выжидающе смотрел на него.
– Прости, отец, что не смог прибыть вчера – старая кошка МакГонагалл весьма принципиальная особа, как тебе известно, – коротко усмехнулся тот. – В Хогвартсе давно пора менять руководство, – добавил он совершенно равнодушно и взглянул на отца: – Я отвлёкся, извини. Ты написал в письме, что у тебя ко мне срочное дело. Я слушаю.
– Итак, Скорпиус, у тебя вчера был день рождения, и именно поэтому ты сейчас здесь.
– Ты вызвал меня, чтобы принести поздравления лично? – Скорпиус удивлённо посмотрел на Драко. – Осторожно, отец, иначе я решу, что ты стал сентиментальным, – он напряжённо замер в кресле и замолчал, решив, что и так уже достаточно надерзил. Малфой-старший, однако, не рассердился.
– Всегда ценил в тебе твоё чувство юмора, сын, – почти с одобрением заметил он. – Но, разумеется, я позвал тебя не за этим. Тебе исполнилось восемнадцать, и нам с тобой настала пора обсудить твоё будущее, как наследника Малфоев. Что ты об этом думаешь?
– Всё будет так, как ты скажешь, отец, – безразлично пожал плечами Скорпиус. – Я женюсь на любой подходящей кандидатуре. Важно, чтобы она была чистокровна, Мерлин упаси связываться с полукровками и уж тем более – с грязнокровками! – он заметно скривился.
– Отлично, – довольно кивнул Драко. – Тогда давай рассмотрим список кандидаток, – он раскрыл папку и достал из неё первую стопку пергаментов, скрепленных сбоку наподобие тоненькой книжки. – Итак, первая – Дарби Забини…
– Что за плебейское имя*, – мимоходом заметил Скорпиус, поморщившись. – И я не понимаю, отец, зачем ты вообще включил её в этот список, ты же и сам знаешь, что у семьи Забини весьма сомнительная репутация ещё со времён Тёмного Лорда. Мать мистера Забини выходила замуж пять раз и столько же раз становилась вдовой. Да и сам мистер Блейз женат уже в четвёртый раз… Неужели ты хочешь в одно прекрасное утро найти меня отравленным своей прекрасной невесткой?
– Молодец, сын, – похвалил его Драко.
Он мог гордиться своим мальчиком и собой: всё же, те методы воспитания, что он практиковал на Скорпиусе, хоть и были жестоки, но сейчас приносили свои ощутимые плоды. Ему всего восемнадцать, но Драко примерно с тех пор, как сыну исполнилось десять, предпочитал общаться с ним на равных – чтобы Скорпиус чувствовал себя взрослым и, не дай Мерлин, не набрался никакой дури, превратившись в тех взбалмошных, легкомысленных оболтусов, которыми являлись отпрыски других, более демократичных и – тут он скривился – лояльных к грязнокровками магов. Нет, он, Драко, всё сделал правильно – привил Скорпиусу верные понятия о жизни и расстановке нужных приоритетов.
Драко слегка улыбнулся:
– Это была небольшая проверка. Что ж, теперь возьмёмся за дело всерьёз. Хм-м… Финелла Фитцджеральд?
– Чистокровна, но из весьма обедневшего рода. Не подходит, – кратко прокомментировал Скорпиус.
– А что ты скажешь о Лоренсии Нотт?
Скорпиус пожал плечами:
– Красива, богата, из хорошей семьи, – совершенно хладнокровно, будто выбирал себе новую парадную мантию, а не будущую жену, начал перечислять он. – Глупа, как пробка, но это даже на руку: будет меньше путаться под ногами и мешать мне втираться в доверие к её отцу, чтобы обеспечить себе хороший карьерный рост в Министерстве, – он цинично ухмыльнулся. Драко удовлетворённо кивнул и снова встал, подходя к бару и достав оттуда бутылку и два бокала.
– Думаю, это стоит обсудить поподробнее, сказал он, откупоривая крышку. – Вина?
– С удовольствием, – Скорпиус взял бокал и расслабленно откинулся на спинку кресла, приготовившись к долгой беседе…
*
Джеймс шёл по коридору, размышляя о том, что завтра суббота – надо будет снова отправляться помогать в магазин к дяде Джорджу. Зачем он этим занимается, Джеймс и сам не знал. Его семья вовсе не бедствовала, но… Может, ему просто хотелось быть хоть самую чуточку самостоятельным и независимым? Доказать всем – и отцу тоже – что он уже взрослый.
А ещё, кроме лишних денег, эта подработка давала ему возможность хотя бы на выходные покидать Хогвартс. Обстановка на факультете для него сложилась не самая благоприятная. Мягко говоря. И откуда в его сокурсниках столько ненависти? А ещё гриффиндорцы! Отважные, честные, смелые… и подлые, как самые настоящие слизеринцы.
Занятый своими мрачными мыслями, Поттер не заметил, что он уже не один в этом обычно пустынном коридоре.
– О, а вот и наш маленький гомик, – послышался насмешливый голос, и Джеймс вздрогнул, отрываясь от своих размышлений и возвращаясь в реальность, где его на данный момент явно не ждало ничего хорошего. Он напрягся, оглядывая окруживших его однокурсников: Дерека Уотсона и двух его закадычных друзей – Меттью Озуалда и Эштона Финнигана. Именно они больше всех приставали к нему, постоянно третируя и настраивая против него весь факультет. Впрочем, Уотсон не был коренным гриффиндорцем – он поступил к ним на пятом курсе, когда перевёлся в Хогвартс из Дурмстранга после какой-то мутной истории. С тех пор он как прицепился к Джеймсу, так и не оставлял его в покое, преследуя и изводя без остановки.
– Что тебе опять от меня надо, Дерек? – устало спросил Джеймс, неосознанно прикладывая руки к едва-едва зажившим рёбрам, пострадавшим в прошлой его стычке с сокурсниками.
– Ничего, Поттер, – ухмыльнулся тот, мягкой кошачьей походкой подбираясь к нему вплотную. – Совсем ничего… – он схватил его одной рукой за плечо, а второй ударил, пока несильно, в живот.
Джеймс согнулся, обмякая в его руках, и захрипел, стараясь восстановить дыхание.
– Тихо-тихо-ти-ихо, – вкрадчиво зашептал Уотсон, толкая его на своих приспешников, которые тут же подхватили его с двух сторон, крепко держа за руки. Джеймс задёргался.
– Пустите, сволочи! – крикнул он с безнадёжностью, зная, что так просто его, конечно, никто не отпустит, и внутренне сжался, готовясь к очередному удару… И он, разумеется, последовал: скула взорвалась жгучей болью, вызвавшей искры из глаз и невольный вскрик.
Дерек искривил губы, приподнимая пальцем его за подбородок и изображая на лице крайнюю степень брезгливости от того, что приходится касаться его и якобы “марать руки”. Взглянул в глаза:
– Это ещё не больно, Поттер, – с обманчивой ласковостью пропел он. – Хочешь, будет больно?
– Трое на одного, – уныло прохрипел Джеймс, сплёвывая кровь и ненавидя себя за свою беспомощность. Но что он мог сделать против этих амбалов? Они сильнее его. И их больше. Впрочем, покорно стоять и молча сносить побои он тоже был не намерен. Чёрта-с-два! – Суки, чтоб вы сдохли! – от души пожелал он, специально, чтобы разозлить их и спровоцировать на драку – так это унижение хотя бы быстрее закончится.
– Нарыва-аешься, сучонок, – с удовлетворением констатировал Уотсон, снова нанося ему удар в солнечное сплетение. Джеймс задохнулся, повисая на руках своих мучителей. – Каждый раз нарываешься. Нет бы быть послушным мальчиком – отбросить все свои голубые замашки и стать нормальным. Весь факультет нам позорит, да, парни? – он обернулся к друзьям, и те одобрительно заржали. – Ты ведь хороший, правда, Джейми? – продолжил Дерек, издевательски потрепав его по щеке. – Просто ещё никогда женские сиськи руками не щупал, вот и вбил себе в голову всякую чепуху. – Он помолчал и задумчиво продолжил: – У нас к тебе предложение, Поттер. Дай Непреложный Обет, что перестанешь валять дурака и развращать нам народ своей пидористической фигнёй, и мы от тебя сразу отстанем. Слово гриффиндорца! – Уотсон приподнял Джеймса за подбородок, вынуждая смотреть в глаза. – Ну, Поттер, что скажешь, м?
– Это не ваше дело, – упрямо прокряхтел Джеймс, едва шевеля разбитыми губами. – Пошли на хуй, уроды.
– Что ж ты такой упёртый, гадёныш, – процедил Дерек, начиная заводиться. – Мы ж тебя всё равно в покое не оставим, пока за ум не возьмёшься! Со свету сживём, ты понял? – нанеся ещё несколько ударов, он с силой толкнул Джеймса, так, что тот не удержался на ногах, упав на пол. – Подумай об этом, детка, – посоветовал Уотсон напоследок. – Идём, парни! – и они совершенно спокойно отправились восвояси, обменявшись довольными ухмылками.
Джеймс ещё некоторое время лежал на холодном полу, приходя в себя и стараясь унять злые слёзы, подступившие к самому горлу: невыносимо стыдно было дожить до девятнадцати лет, но так и не научиться давать отпор, подвергаясь из-за этого ежедневным унижениям.
Он порывисто вскочил на ноги и сразу поморщился от боли. Достал палочку, залечил наиболее болезненные повреждения (когда тебя избивают чуть ли не через день, поневоле научишься кое-каким заживляющим заклинаниям. Если бы не это, Джеймс вообще бы не вылезал из Больничного крыла!), и пошёл по коридору, не разбирая дороги и почти ничего не видя перед собой.
Когда он вдруг натолкнулся на кого-то, едва опять не полетев на пол, то сначала даже не понял, что произошло. И лишь через несколько секунд с трудом сумел сфокусировать взгляд. В глаза бросились белокурые локоны и тяжёлый взгляд светлых – то ли серых, то ли голубых, – глаз, которые смотрели на него с презрением. Малфой.
– Заблудился, Поттер? – нарочито невозмутимым тоном произнёс тот, демонстративно отряхивая мантию, будто мог испачкаться от столкновения с Джеймсом. – Или свои глаза в спальне оставил?
Проклятый чистокровный сноб разговаривал и вообще вёл себя совсем уж пренебрежительно, а Джеймс так устал от унижений на сегодня, что это стало последней каплей. Разум затуманила кровавая пелена бешенства, и Джеймс, не думая, что он делает, в два прыжка подскочил к высокомерному выродку, хватая его за грудки, и толкнул, чувствительно приложив спиной о стену. Навалился на него всем телом, чтобы гадёныш не смел вырываться, и схватил за волосы, наклоняя и оттягивая голову в сторону:
– Заткнись, Малфой! – выплюнул он, больно дёрнув его за светлые вихры. – Заткнись, или я за себя не отвечаю!
– Да неуже-ели? – каким-то непонятным тоном отозвался тот, вдруг странно заёрзав, но Джеймс пока был слишком распалён, чтобы обратить на это внимание.
На данный момент его занимало совсем другое: эти уроды, его сокурсники, так его достали, что он, по характеру вообще-то неконфликтный, впервые в жизни проявил агрессию. Причём направлена она оказалась не на его обидчиков, а на невинного человека. На первого, кто попался под руку, а им оказался Малфой. Правда, справедливости ради, следовало признать, что назвать Скорпиуса «невинным» ни у кого бы язык не повернулся, но это уже частности.
А может, зря Джеймс все эти годы старался держать себя в руках и не нападать первым, считая, что тогда он ничем не будет отличаться от подонка-Уотсона с его компанией?
– Я сказал – закрой рот, – ничего не соображая, прошипел Поттер, снова встряхнув почему-то совершенно не сопротивляющегося Малфоя. Ярость всё больше клокотала внутри, и одновременно к ней примешивалось непривычное ощущение – чувство власти над покорно застывшим в его крепкой хватке телом. Джеймс, не узнавая сам себя, а может быть, просто устав быть всё время лишь жертвой, буквально упивался этим новым, головокружительным ощущением.
Немного отстранившись от белобрысого, он грубо вцепился в его запястья, заводя их ему за голову и с силой впечатал в стену, не вполне понимая, зачем он это делает, – просто так мелкий гадёныш выглядел более беззащитно, и это пьянило ему кровь, заставляя его внезапно вырвавшийся на свободу охотничий инстинкт почти урчать от удовольствия.
Джеймс окинул прижатого им к стенке Скорпиуса мутным взглядом и тут, наконец-то, заметил сразу несколько странных вещей: Малфой, этот айсберг во плоти, известный всем и каждому своей чёрствостью, холодностью и абсолютной беспринципностью, в данную минуту стоял перед ним, раскрасневшись, и тяжело дышал. И смотрел не отрываясь, горящим взглядом в его лицо, неосознанно облизывая пересыхающие губы.
Джеймс от неожиданности отпрянул, выпуская «добычу» из рук, и замотал головой. Что с Малфоем? Да он, Джеймс, этого бездушного человека-робота никогда в жизни таким не видел! Ей-Мерлин, что за дичь кругом происходит, не сошёл ли он с ума? Что за день идиотский! Ну их всех на хрен, пойдёт-ка он лучше в свою комнату: скоро отбой, не хватало ещё, для полного счастья, учителям попасться и огрести отработки или, того хуже, снятие баллов. То-то сокурснички обрадуются очередному поводу поизмываться над ним!
Джеймс зыркнул напоследок на эту новую, совершенно ирреальную версию обычно непрошибаемого Ледяного, как он уже давно называл про себя Малфоя. Походя отметил, что тот по-прежнему стоит, не шевелясь, и сверлит его изучающим взглядом, и бросился по коридору в свою Башню, подальше от этого ненормального, пытаясь на ходу, сквозь дикую сумятицу мыслей понять одну весьма интересующую его вещь: Малфой, помимо того, что, кажется, впервые в жизни потерял контроль над собой, совсем не сопротивлялся его грубому натиску.
Почему?..
_________________
* Дарби (норвежск.) – женщина-оленевод.
========== Глава №2 ==========
Утром Джеймс проснулся задолго до подъёма, хотя обычно вставать ни свет, ни заря было не в его привычках. Отправляться в магазин на подработку было еще рано, и он просто лежал в кровати, тупо смотря в потолок. Тело после вчерашних побоев немного ломило, и Джеймс неосознанно морщился, ворочаясь с боку на бок, но мысли его при этом занимала вовсе не очередная стычка с Уотсоном – в конце концов, ко всему можно привыкнуть, даже к унижению, вот и он привык достаточно, чтобы не тратить своё время на переживания об этом. Нет. Все его мысли занимало совсем другое, то, что произошло после. Скорпиус Малфой.
Ледяной.
Что же произошло-то? Маленький мерзавец вёл себя непонятно, а не понимать чего-либо Джеймс не любил. И потому твёрдо решил на следующей неделе, как только снова вернётся в Хогвартс из Лондона, во что бы то ни стало прояснить для себя интригующий вопрос. Вот только как? Отловить Малфоя где-нибудь в малолюдном месте и поговорить? Джеймс едва не фыркнул – смешно, в самом деле. Так ему этот высокомерный засранец и скажет. И мотивы своих поступков раскроет, ага. И всё-таки Джеймс поймал себя на мысли, что ему впервые хочется, чтобы выходные поскорее прошли – так ему не терпелось разобраться в этом странном деле. А больше всего не давала покоя одна мысль: почему же он так озверел вчера? Он совсем на себя не был похож!
Конечно, вполне могло оказаться, что связываться с Малфоем и не стоило. Была у него весьма… неприятная, как казалось Джеймсу, и говорящая сама за себя репутация. Дескать, он и против магглов и магглорожденных выступал (“отстал на несколько десятков лет…”), и своими предками страшно гордился, чего Поттер тоже не понимал. Да и вообще мало кто понимал.
Хотя, понимать Малфоя особо никто и не стремился. Единственным, с кем тот более-менее по-дружески общался, был Ал – что Джеймса просто ставило в тупик, – а остальные считали его то ли чудаком, то ли сумасбродом и старались по возможности держаться подальше.
Впрочем, сонно подумалось Джеймсу, его самого-то тоже сторонятся. Только он, в отличие от Малфоя, для всех уже не то, чтобы чудак, а скорее отверженный и изгой общества.
Джеймс обиженно засопел и уставился в потолок.
Милая Лили, конечно, всегда была рядом и могла в любом случае поддержать, но Джеймсу хотелось к концу учебы получить и друга, не являющегося его родственником. Что – он слишком о многом просит? Ему ведь не хочется даже, скажем, влюбиться, – просто нужен кто-то близкий. Кто-то, кто не шарахался бы от него, как остальные.
“А если уж сторонятся, – мимолетно подумал он, – то пусть лучше из-за страха – как, вон, Малфоя, – чем потому, что боятся заразиться, или чего там опасаются эти долбанные гриффиндорские гомофобы”.
Поттер устало зевнул, вдруг почувствовав, что его снова клонит в сон, но засыпать было уже поздно – он и сам не заметил, как провёл за своими размышлениями больше часа, и теперь уже пора вставать, отправляться на завтрак, а потом к дяде Джорджу. Чувствуя себя совершенно разбитым, Джеймс кое-как заставил себя выбраться из постели и тихонько поплёлся в ванную, стараясь не разбудить всё ещё спящих по случаю субботы соседей по комнате.
*
Скорпиус открыл глаза с первым же тихим щелчком сигнальных чар и на автомате вырубил их, садясь. В голове было пусто, словно за ночь все ощущения начисто выветрились, и, хотя казалось, будто чего-то не хватает, Скорпиусу это ощущение почему-то даже нравилось. Мысли стремительно прокручивались в сознании, и он чувствовал себя странно прозрачно – как будто мог бы решить абсолютно любую, даже самую сложную в мире арифмантическую задачу или сварить зелье, требующее максимальной сосредоточенности.
До завтрака оставалось ещё с полчаса, и Скорпиус, постучав по пологу кровати спящего без задних ног Альбуса, сообщил ему об этом, явно неприятнейшем, факте. Вынув из сумки учебник по продвинутой Трансфигурации, он уселся читать, попутно размышляя о том, какой могла бы быть его анимагическая форма. Порой Скорпиусу казалось, что её у него вообще быть не могло, – ни одно из известных ему живых существ не отражало его сущность лучше, чем человеческий облик. Он был на вершине пищевой цепи, а чистая кровь и соответствующее образование возвышало его и над большинством людей.
Иногда Малфой думал, каким он мог бы быть, родись в другой семье – у тех же Поттеров, к примеру, – и почти чувствовал ужас. Или, по крайней мере, полное неприятие данной абсурдной идеи. Быть кем-то другим, каким-то другим – нет, спасибо. Скорпиус гордился собой – своим характером, своими целями и тем, что происходил из семьи Малфоев. Его отец и дед, может быть, слегка оплошали в прошлом столетии, за несколько десятков лет успев несколько раз сменить сторону и предать свои принципы, но хотя бы вышли сухими из воды. Рациональная часть его сознания подсказывала Скорпиусу, что благодарить следовало не столько их изворотливость и хитрость – типичные слизеринские качества, коими и он сам хотел бы обладать в полной мере, – а того же Гарри Поттера, похлопотавшего на суде. И как бы Малфой ни был доволен тем, что их родное поместье (а вместе с ним автоматически – традиции и порядки) осталось в нетронутом состоянии, быть благодарным за это какому-то выскочке-полукровке, который, к тому же, разгромил Тёмного Лорда, ему не очень хотелось.
Скорпиусу до сих пор казалось загадкой, как он только вообще умудрился сохранить нейтралитет с Альбусом Поттером. Особенно учитывая, что с этим вечно неряшливым болваном его связывало что-то даже похожее на дружбу. Во всяком случае, Альбус, хоть и неимоверно раздражал его большую часть времени, но всё равно не вызвал за всё это время отчуждения, как у Скорпиуса происходило со всеми остальными, и Малфой, имея холодный аналитический ум, не мог просто взять и проигнорировать этот факт – это было бы глупо и по-детски, а себя Скорпиус уже давным-давно не считал ребёнком. Поэтому, как бы ни было ему поразительно, но в отношении Поттера он признавал наличие странной привязанности, хотя и не ожидал от себя раньше ничего подобного. На первом курсе, когда они только-только познакомились, он, как и положено настоящему Малфою, “Альбуса Северуса Поттера” гнобил и всячески принижал… разве что сильно ему не вредил – врожденная безэмоциональность, вкупе с положением и безупречным воспитанием, не позволяли этого делать. А потом – как-то случайно – почти подружился с ним. Понял его, во всяком случае.
