Текст книги "My Obsession (СИ)"
Автор книги: Sayuri527
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Высшим блаженством казалось касание обнаженной кожей к коже, но вскоре этого стало мало. Мадс поцелуями начал спускаться по ключице, через грудь, вычерчивая языком одному ему известный маршрут. Чем ниже спускались горячие губы датчанина, тем труднее становилось дышать Хью. Когда дыхание Мадса коснулось низа живота, на самой границе с джинсами, Дэнси сжал простыни, запрокинул голову и закрыл глаза. Это казалось невероятным и гипер-реалистичным одновременно. Ладонь Миккельсена на его изнывающей промежности. Щелчок механического ремня. Затем сильные руки стягивают с него джинсы вместе с бельем. Обнажившейся коже холодно и невыносимо жарко в одно и то же время. Затем Хью ощутил прикосновение губ на внутренней стороне бедра и, не в силах сдерживаться, застонал, поддаваясь бедрами вперед.
– Очень хочешь? – насмешливый голос Мадса. Хриплый. Низкий. Мурашки по коже.
– Да…
– Скажи.
– Боже…
– Скажи, чего ты хочешь.
И снова дразнящие поцелуи в бедро, в низ живота. Горячее дыхание ложится на головку члена, и у Хью не остается больше сил терпеть.
– Боже, черт, да! Пожалуйста! Пожалуйста! – он вновь толкается вперед. Мадс усмехается его смущению – он ведь так и не произнес это вслух – но все же поддается. И Хью чувствует – всё и сразу: губы, обхватывающие головку и скользящие вниз, упругий язык, даже зубы, слегка смыкающиеся вокруг его плоти, создающие возбуждающее ощущение опасности, ощущение того, что он в чьей-то власти. Во власти Мадса Миккельсена.
Наверное, это был лучший минет в жизни Хью. Ну, по крайней мере, последних лет. И дело было не в технике, не в воздержании. Дело было в самом Мадсе и в осознании того, что все это происходит на самом деле. Тяжелые волны возбуждения накатывали на Хью, готового вот-вот утонуть в стремительно приближающемся оргазме. Но оральные ласки были всего лишь прелюдией и своего рода извинением перед последующим главным действом.
Когда Дэнси готов был уже кончить, Миккельсен внезапно отстранился. Выдох разочарования невольно сорвался с губ британца, а бедра непроизвольно толкнулись следом за отдалившимся Мадсом.
Датчанин улыбается – в темноте видно его улыбку и хитро поблескивающие глаза. Он резко и довольно грубо переворачивает Хью на живот. Тот от неожиданности охает, но тут же оказывается вдавленным в кровать тяжелым телом Мадса. Миккельсен целует его в шею, прикусывая нежную кожу на выпирающем позвонке. Дэнси глухо стонет, вжимаясь возбужденным членом в одеяло. Слишком мягкое.
Датчанин тянется к прикроватной тумбочке, и в их ласках повисает пауза. Пока Мадс, тихо ругаясь сквозь зубы на датском, что-то ищет в выдвинутом ящике, Хью прислушивается. Он слышит собственное тяжелое дыхание, которое вот-вот перейдет в нетерпеливое поскуливание. Слышит биение собственного сердца в ушах – быстрое, загнанное. Слышит, как где-то по улице проносится с воем сирены пожарная машина.
Миккельсен наконец находит, что искал. Звук открываемой крышки и едва уловимый ягодный аромат с силиконовым оттенком. Шурша и звякнув ремнем, на пол отправляются джинсы самого Мадса. Миккельсен вновь склоняется к нему, покрывая на этот раз легкими невесомыми поцелуями его шею, лопатки, спину. В бедро недвусмысленно упирается что-то горячее и твердое. Не надо быть профайлером, чтобы догадаться, что это. Хью стонет и закусывает край подушки. Он невыносимо хочет ощутить Мадса в себе, но в то же время невыносимо боится. Недавний опыт с собственными пальцами кажется ему чем-то далеким и почти вымышленным. А вот член Мадса, уже упершийся в него, вполне реален и даже крупнее, чем ожидал Дэнси.
– Думаю, для начала тебя следует подготовить, – шепчет ему на ухо Мадс. От возбуждения акцент в его голосе еще более заметен, и это заводит Хью, избавляет от страха.
И он принимает в себя сперва один смазанный палец Мадса, потом второй, третий. Он слегка дрожит, пока Миккельсен неспешно двигает своей рукой, но стоит пальцам датчанина зацепить бугорок простаты внутри, как хриплый стон срывается с губ британца. Он уже сам начинает насаживаться на пальцы, регулируя угол проникновения. Миккельсен понимает, что Дэнси готов.
Член Мадса значительно больше пальцев, и его проникновение вызывает боль. Иррациональный страх заставляет Хью сжаться, но от этого боль лишь усиливается, стремительно гася возбуждение.
– Тише, тише, – Миккельсен успокаивающе целует его в плечо, – Мой хороший, милый, elskede, ønskes**…
От его голоса и от ласковых поцелуев паника понемногу отступает. Зато приходит неведомое до сих пор ощущение заполненности, будто некая пустота внутри наконец обрела свое наполнение. Хью расслабляется, и член Мадса проскальзывает на всю длину. По пути он задевает простату, и та отзывается слабым импульсом. Почти опавшее возбуждение самого Дэнси медленно, но верно возвращается к былому накалу.
Войдя до конца, Мадс так же медленно начинает движение назад, вновь задевая по касательной точку наслаждения внутри Хью. Затем снова вперед, уже чуть быстрее. И снова назад. Постепенно движения становятся все более быстрыми, превращаясь в толчки. Хью чувствует на спине его сбившееся дыхание, ощущает датчанина всем телом, каждой клеточкой, ощущает его и снаружи, и внутри. Это кажется волшебным. Пальцы Мадса (на правой руке скользкие от смазки) впиваются в его бедра, а затем резко дергают на себя, вынуждая встать на колени. И Хью встает, уткнувшись пылающим лицом себе в сгиб локтя. Свободной рукой он хочет коснуться себя, но его опережает датчанин: пальцы Мадса смыкаются вокруг его ноющего желания, большим пальцем Миккельсен размазывает по головке выступившую смазку. Хью дрожит и тихо стонет, дыхание перехватывает от нарастающего возбуждения, которое теперь идет от двух точек его тела. Вихрь наслаждения буквально сводит с ума, толчки внутри дублируются отрывистыми движениями руки Мадса по члену Хью. Дэнси чувствует, что не сможет долго сдерживаться, что это просто-напросто невозможно, и весь его сексуальный опыт тут не имеет абсолютно никакого значения. Такого с ним никогда не было, и его тело больше ему не подвластно. Где-то невозможно далеко звонит телефон, но все это тонет во внезапном оргазме, сильном и долгом, прошивающем насквозь и, словно сладкий яд, растекающемся по венам, сводя судорогой наслаждения все мышцы. Колени разъезжаются, и Хью вновь сползает на мягкое, пахнущее лавандой и их телами одеяло. До Дэнси долетает едва слышимое ругательство на родном английском, и губы британца расползаются в улыбке, когда он чувствует, как после последнего судорожного толчка Мадс замирает, войдя в него до конца. Датчанина оргазм тоже накрыл внезапно.
Хью терпеливо ждет, пульсация члена внутри прекращается, и Мадс медленно из него выходит. Вновь возвращается ощущение пустоты, пошлой, животной пустоты, которую может заполнить только Мадс и только собой. В этот момент Дэнси понимает, что его отношение к сексу уже никогда не будет прежним.
Миккельсен, отстранившись, падает рядом. Он тяжело дышит, а тело покрывает испарина. Хью этого не видит, но чувствует, когда проводит рукой по его груди, животу, касается начинающего опадать члена. Мадс притягивает его к себе и целует, но на этот раз не грубо, а нежно, медленно и немного лениво. Теперь он больше похож на себя, спокойного и предсказуемого европейца.
Потом он тянется снова к тумбочке и берет сигареты и зажигалку. Несколько раз щелкает роликом – искра, а затем теплое пламя освещает ненадолго его лицо. Сердце Хью больно щемит от любви и грусти. Грусти от осознания того, что у них нет будущего. Это был просто секс, а завтра будет новый день. В понедельник продолжатся съемки. В следующие выходные приедет Клэр. А через четыре месяца они отснимут сезон и расстанутся в лучшем случае на шесть месяцев, в худшем – навсегда. У каждого своя жизнь, своя семья, своя судьба…
Хью протянул руку и забрал у Мадса сигарету. Затянулся. Вернул обратно. Выпустил дым в потолок.
Но все это будет потом. А сейчас есть только они и одна сигарета на двоих.
________________
* трахнуть (дат.)
** любимый, желанный (дат.)
========== Последние теплые дни перед зимой ==========
От автора: Немного флаффа в преддверии 6-ой серии 2 сезона.
Ну и, скажем так, “Comfort” перед “Hurt”…
Хью проснулся поздним утром от настойчивых солнечных лучей. Сперва спросонья он не мог понять, откуда солнце, если окна его номера выходят на северную сторону. А потом воспоминания накрыли как волной: яркий лифт, тьма квартиры, горечь поцелуев, сильные руки на бедрах, настойчивый жар чужого тела и сводящий с ума хриплый шепот на чужом языке, из которого он понимал лишь свое имя. “Хью”. Дэнси едва не застонал от этих воспоминаний, а внизу живота сладостно заныло. Странно, он думал, что новый день принесет ему тяжелое похмелья после опьянения любовью Мадса. Но внутри было тепло и спокойно, так умиротворенно и счастливо, что Хью расплылся в довольной улыбке, щурясь на теплые лучи солнца. Затем чуть приподнялся на локтях и огляделся: в спальне он был один.
Хью рассматривал комнату, старательно избегая взглядом фотографий в рамочках на стенах и комоде: Мадс и Ханне, Мадс и его дети – они возвращали Дэнси на землю, напоминали, кто он. Неслышно вошел Миккельсен.
– Ну ты и спать, – добродушно упрекнул его датчанин, опираясь плечом о дверной косяк. На нем были простые домашние штаны и слегка растянутая майка с логотипом NBC.
Хью как-то сразу смутился, щеки его вспыхнули, а взгляд стыдливо уткнулся в светлый паркет. Но улыбка его выдавала. Он был счастлив, хоть и боялся своего счастья.
– Я там нам завтрак приготовил, – Мадс кивнул в сторону кухни и усмехнулся, – Конечно, я не Ганнибал Лектер, но яичницу с беконом пожарить могу.
Из глубин квартиры до Дэнси действительно донесся соблазнительный аромат кофе и жаренного бекона. Выскользнув из-под шуршащего одеяла, Хью стыдливо прикрылся рукой.
– Утреннее солнцестояние? – хохотнул Мадс, иронично вскидывая бровь, – Понимаю.
Хью еще пуще покраснел и заозирался в поисках своих вещей. Датчанин, все так же улыбаясь уголком рта, подошел к нему и неожиданно сгреб в объятья. Дэнси лишь шумно выдохнул ему в шею, ощущая собственным возбуждением всю степень заинтересованности Мадса. Сейчас, при ярком солнечном свете, всё это: и квартира, и Мадс и их близость – всё казалось фантастическим сном. “Может, я просто вчера умер еще по дороге в бар, и сейчас в Раю?” – пронеслась шальная мысль в голове британца.
– Я бы мог помочь тебе прямо сейчас, – жарко шепнул ему на ухо Мадс, – Но тогда остынет завтрак.
“К черту завтрак!” – хотелось воскликнуть Дэнси, но он не хотел обижать друга (друга?).
Спустя пять минут они уже сидели за круглым обеденным столом на просторной кухне, залитой теплым солнечным светом. Мадс одолжил ему одну из своих футболок, и Хью наслаждался запахом Миккельсена и какого-то домашнего уюта, что она источала. Датчанин с наигранной театральностью “а-ля доктор Лектер” поставил перед ним тарелку с яичницей-глазуньей и тремя ломтиками аппетитно пахнущего бекона.
– Я мог бы предложить тебе вино Каберне фран урожая 2001 года, – поставленным голосом произнес Мадс, глаза его при этом весело блестели, – Но, полагаю, к завтраку лучше подойдет свежезаваренный кофе арабика, смолотый из лучших зерен.
Он потряс баночкой с растворимым кофе и добавил уже улыбаясь:
– По крайней мере, так заявляет производитель.
Хью улыбнулся в ответ.
Они приступили к завтраку. Яичница оказалась довольно вкусной, Мадс добавил в нее какие-то специи, кусочки томатов и перышки лука, превратив обыденное блюдо в нечто оригинальное, достойное стола самого Ганнибала.
– А у тебя вчера в первый раз было? – внезапно спросил датчанин, прихлебывая кофе, – Ну, секс с мужчиной?
Дэнси едва не подавился.
– На самом деле, это было довольно заметно, – Мадс говорил легко и непринужденно, по ходу отправляя в рот кусочки яичницы, в то время как Хью едва со стыда не сгорал, – Твоя пылкость в сочетании с…
Тут Мадс немного покрутил вилкой в воздухе, прожевывая пищу, задумчиво сверля взглядом потолок и подыскивая подходящее слово.
– С неловкостью, – наконец, нашелся он, – Это было довольно мило. И, признаться, мне даже польстило, что я у тебя первый.
Хью растерялся, не зная, обижаться ему или извиняться. Или вообще сказать, что он ошибся, что у него достаточно опыта. “Черт, вот ведь проницательный сукин сын!” – с восторгом подумал Дэнси, а вслух произнес:
– Сорокалетний девственник.
– Уже нет! – Мадс засмеялся, откидываясь на спинку своего стула и с торжеством глядя на британца перед собой.
– Судя по твоим словам, ты в подобных… эм… развлечениях больше разбираешься, – ответил ему Хью.
– Спрашиваешь, – фыркнул датчанин, – Я занимался балетом. Поверь, стереотипы не врут. Никогда не стеснялся своей бисексуальности, хотя особо, конечно, и не афишировал.
– А я никогда и не хотел особо, – пожал плечами Хью, вспоминая все разы, когда продюсеры или коллеги прямо или намеками пытались склонить его к близости. Такое случалось с завидной регулярностью, так что Хью сам удивился собственным словам. А ведь столько возможностей было… Но он сказал чистую правду: до Мадса Миккельсена ни один мужчина не вызывал в нем таких чувств.
– Тогда это льстит мне вдвойне, – тихим рокочущим голосом сказал датчанин, и в его глазах вновь зажглось пламя охотника.
К счастью, завтрак был не настолько плотным, чтобы помешать им вновь насладиться друг другом. В этот раз Мадс был чуть нежнее, а Хью, наоборот, пытался показаться более опытным: он буквально опрокинул Миккельсена на кровать и уселся верхом. Он руководил процессом и глубиной проникновения, и ощущения от этого стали ярче и острее. А может, дело было в сияющих глазах Мадса, в его доброй улыбке и ласковых руках, в солнечном свете, в котором кружились пылинки… Миккельсен чуть надавил ему на спину, и Хью опустился ему на грудь:
– У тебя точно не болит задница? – немного грубовато и с усмешкой спросил датчанин, но от той неподдельной заботы, что звучала в вопросе, сердце Дэнси защемило. Нет, это был не просто секс, не просто эксперимент или удовлетворение любопытства. Это было нечто такое, что еще причинит ему немало страданий.
– Не болит, – тихо произнес Хью, а в мыслях пронеслось: “В отличие от сердца”.
– Везунчик! – Мадс порывисто толкнулся в него, и Хью судорожно вдохнул, – Ну и я молодец, конечно!
Миккельсен прижал его к себе, буквально обездвижив, движения его стали более резкими, отрывистыми, жадными. Хью чувствовал, как его член, вжатый в живот Мадсу, пульсирует возбуждением, и застонал датчанину в шею. Нет, он никогда им не насытится…
*
Ближе к обеду они вышли из дома. Было начало ноября, но погода стояла будто сентябрьская: теплое солнце золотило голые ветви деревьев, южный ветерок приносил соленый запах океана, а радостный визг детей с детской площадки неподалеку наполнял душу умиротворением. Последние теплые деньки, скоро погода изменится, задуют холодные ветра с севера, пригонят тяжелые тучи, до краев наполненные колючим снегом, и зима вступит в свои права. Но пока еще было светло и тепло, легко и беззаботно, и глупо было бы упускать столь великолепные выходные, которые природа подарила канадцам.
Решено было съездить на рыбалку. В отличие от своих персонажей, заядлым рыболовом был Мадс, Хью же держал удочку больше на камеру. Проживя два года в Торонто, Миккельсен успел найти несколько рыбных мест. Они ехали около часа, датчанин завез их в какие-то совсем глухие места, но Дэнси был этому только рад. Решив проверить, который час, он едва ли не впервые за день взглянул на телефон. Один пропущенный. Сердце неприятно екнуло. От Клэр, ну конечно. Хью смутно припомнил, что вчера ночью как раз кто-то звонил. Надо было бы перезвонить… Но на экране высветилось “Сеть недоступна”. Дэнси даже улыбнулся такому совпадению, правда, тут же устыдился – что он делает? Это же его жена, его малышка-Клэр, его любовь…
– Ты идешь? – позвал Мадс. Он стоял уже на берегу, и легкий ветер слегка трепал его волосы. Хью мысленно проклял себя. Просто за то, что был счастлив с Миккельсеном.
Тишина и покой осеннего леса, острый запах опавших листьев и сырой земли, печальная перекличка журавлей – это и было то, что Фуллер показывал как Дворец Памяти Уилла Грэма. Теперь это станет частью и самого Хью. В его сердце навсегда останется теплая ноябрьская суббота, плеск озера, долетающий издалека запах дыма и Мадс, перебирающий приманки, разматывающий леску. То, как он щурится, оглядывая водную гладь. Как закатывает рукава. Как задумчиво курит, поглядывая на поплавок. Стрекоза – одна из последних в этом году – садится на удочку. Рыбалка – молчаливая охота, и они сидят в тишине. Пригревшись на солнышке, Хью наблюдает за Миккельсеном. Ему хочется, чтобы этот день никогда не кончался…
К четырем часам просыпается голод, и Мадс прямо на берегу разводит костер и готовит улов. Они поймали не много, но на двоих – в самый раз. Они смеются, перебивают друг друга и будто не могут наговориться после нескольких часов молчания. Они говорят обо всем на свете. Обо всем, кроме работы и семьи. Потому что сейчас они свободны, они одни, они просто два безымянных человека, которым очень хорошо вместе.
Возвращаться в город не хочется, но в это время смеркается рано. Всю дорогу Дэнси сидит хмурый, потому что думает, что Мадс отвезет его в гостиницу. Но датчанин вновь привозит его к себе домой. Хью помнит про камеры в лифте, и сохраняет каменное выражение лица до входа в квартиру. Но стоит им переступить порог, как события вчерашнего дня повторяются: снова поцелуи, объятия, ласка и страсть. Но на этот раз Миккельсен утягивает его не в спальню, а в ванную: после долгого дня на природе неплохо бы помыться. В итоге Хью узнает, что, во-первых, Мадс может продержать его на весу довольно долго, во-вторых, что бальзам для волос – это отличная смазка, и, в третьих, что если забыться и не обращать внимания на то, куда рикошетит вода от их тел, можно затопить соседей снизу. До затопления, слава богу, не дошло, но после душа они, смеясь, еще минут двадцать собирали тряпкой лужи по полу.
Перекусив пивом и чипсами (“Мужской ужин”, как назвал это Мадс) и посмотрев футбол по кабельному, они отправились в постель. Правда, на новые “подвиги” их не хватило, уставшие и счастливые, они почти моментально уснули.
На следующий день с утра они съездили в гостиницу, где Хью переоделся. На полу в номере он заметил бутылки с пивом, которые купил еще в пятницу. Да, он и подумать не мог, что будет забирать их только в воскресенье, с Мадсом, который будет ждать его в машине… У Дэнси голова шла кругом от этого! Захватив пиво и свой сценарий, все так же кучей сваленный на полу (горничные убирали номера, но вещи постояльцев не трогали, даже если это была валявшаяся на полу бумага), и вышел из номера.
Воскресенье они тоже провели вместе. Никто больше не звонил, и сам Хью забыл перезвонить жене. Он забыл обо всем на свете. Обедали они в “Бургер-Кинге” – заведении, которое Дэнси обходил раньше по широкой дуге. Приученный еще с модельных времен к диетам и здоровой пище, он все же послушно последовал за гедонистом-Мадсом. Он вообще заметил, что Миккельсен не привык отказывать себе в желаниях. Когда они прогуливались после обеда по пирсу, Мадс, на глазах у всех, внезапно обнял его и поцеловал. Сердце Дэнси едва из груди не выскочило: отчасти от неожиданности, отчасти от счастья и, в большей степени, от страха. Это было крайне безответственно – вытворять подобное на публике, их же могли узнать…Но прохожим, в большинстве, было наплевать – похоже, Дэнси переоценил их популярность, их вообще никто не узнал. И Хью почувствовал себя свободным, будто затерянным в огромном мире, скрытым ото всех, кроме Миккельсена. И это было волшебно!
Вечером решено было учить сценарий, потому что завтра (неужели, выходные уже прошли?) – рабочие будни. Хью послушно отрабатывал свои реплики – так удобно было заниматься не одному, а сразу с напарником. Так запоминалось даже лучше.
– А Алану ты убил, потому что переспал с ней или потому что она раскусила тебя? – Хью похоже изображал отчаянье и боль.
– Потому что она была влюблена в тебя, – Мадс держал спину прямо, а взгляд его чуть сузился, – А ты должен принадлежать только мне.
– Не было такого в сценарии, – моментально вышел из роли Хью, улыбаясь.
– А вас не учили импровизировать, мистер Грэм, – тоном Лектера осведомился Мадс, приближаясь к нему.
– Я буду сопротивляться тогда, – засмеялся Хью, отступая.
– Прошу тебя, не выходи из роли, – все тем же тоном Ганнибала-каннибала произнес Миккельсен, толкая Хью на диван.
– Я должен согласовать изменения в сценарии с Фуллером! – Хью попытался изобразить негодование, но у него ничего не вышло.
– Фуллер бы одобрил, – Мадс легко поборол его сопротивление и прижимаясь губами к его шее, – Всеми руками и ногами был бы “за”.
*
Так непривычно было ехать вместе на работу. А до этого – вставать по будильнику Мадса, толкаться с ним у раковины, спорить о том, кто первым пойдет в душ, из-за чего в итоге не хватило времени на завтрак. Но Хью отдал бы все на свете, чтобы каждое его утро теперь начиналось так.
На работе никто не обратил внимания на то, что они приехали вместе. Все шло своим чередом и, вроде, как обычно. Вот только Мадс чуть улыбался ему, словно намекая на тайну, что была у них теперь. И сердце Дэнси жарко трепетало от этого. Они были словно невидимы для всех, как невидимы были под одеждой следы от засосов, что наоставлял на нем датчанин за выходные (хорошо, хоть сцен с раздеванием-переодеванием не снимали).
Когда рабочий день уже близился к концу, Хью вышел проветриться. Погода стремительно портилась: дул пронизывающий ветер, от чего деревья у павильона гнулись и трещали, облака заволокли небо серой пеленой и казалось, что вот-вот пойдет дождь. Неприятно поежившись, Хью хотел было зайти обратно, но тут вышел Мадс. Дэнси обрадовался было ему – одно только присутствие датчанина согревало все внутри Хью, но тут он заметил, что глаза Миккельсена печальны и холодны.
– Ханне звонила, – тихо произнес он, закуривая. Хью нервно кивнул. Вокруг будто еще сильнее похолодало.
– Там что-то со свадьбой расстроилось, – Миккельсен смотрел куда-то вдаль, – Я не очень понял. Понял только, что они прилетают сегодня вечером.
Они немного помолчали. Хью подумал, что должен что-то сказать, но на ум ничего не приходило.
– Я отпросился у Фуллера уйти сегодня пораньше, – Мадс все так же не смотрел ему в глаза, – Я поеду сейчас домой, чтобы… ну… прибраться. А потом – за ними в аэропорт.
– Ага, – Хью тоже посмотрел вдаль. Внутри все как льдом сковало.
У них же было всего четыре дня, четыре долбаных дня, и то последний день отобрали! Они должны были провести еще одну ночь! Еще одну!
– Ладно, поеду я, – Мадс выбросил сигарету и посмотрел наконец на Хью. И в его глазах было столько боли и сожаления, что Дэнси почувствовал, как у него защипало глаза. Он порывисто шагнул было к нему, подчиняясь внутреннему импульсу, но тут дверь вновь открылась и на улицу вышли две ассистентки. Покосившись на актеров, они, хихикая, спустились с лестницы.
– До завтра, – Мадс сухо и как-то слишком официально пожал ему руку и тоже спустился, направляясь к своей машине.
Хью стоял и смотрел ему вслед. Как еще вчера он чувствовал свободу и легкость, сейчас он ощущал тяжелые цепи, опутавшие его, тянущие ко дну. После светлых счастливых выходных внутри осталась горечь разочарования. Потому что все заканчивается, потому что за хорошее всегда приходится расплачиваться. Дэнси подумал, что сейчас почти ненавидит Миккельсена. За то, что его жизнь теперь не будет прежней. За то, что разрушилась стабильность его существования. За то, что им уже никогда не начать сначала, не быть вместе.
========== Неожиданное предложение ==========
Возвращаться к себе не хотелось. Теперь номер мотеля, в котором он проживал уже два месяца и который успел стать, пусть и временно, вторым домом, стал Хью ненавистен. Он словно вернулся из недолгого, но незабываемого отпуска. И снова серость будней, унылый пейзаж за окном и одиночество. Дэнси ехал домой дольше, чем обычно – плелся правым рядом, тоскливо размышляя, а не завалиться ли в бар на полночи? Но апатичное состояние требовало уединения и покоя, и Дэнси решил аскетично провести вечер в трезвости и одному.
Комната ждала его такой, какой он ее и оставил. Словно и не было этих чудесных трех дней. Порывшись в шкафу, Хью внезапно обнаружил, что забыл свою любимую майку для сна у Мадса. И зачем он вообще ее туда брал? Будто бы жить там собирался… Какая глупость! Миккельсен, наверное, когда убирался, спрятал ее подальше с глаз – не дай бог Ханне или кто-то из детей найдут! Или вообще выбросил… На душе стало еще тоскливее.
Поужинав купленными по дороге полуфабрикатами, Хью решил позвонить жене. На выходных он про нее даже не вспоминал, и она, что странно, сама не звонила. Клэр взяла трубку после шестого гудка, когда актер уже начал волноваться, подойдет ли она вообще. Голос жены звучал сухо – она была обижена, что он не взял трубку в пятницу, да и не перезвонил потом. Хью начал оправдываться, что у него было много работы, что пришлось сниматься в выходные, и у него все это совсем из головы вылетело. Как ни странно, ложь прокатила – Клэр уже давно привыкла к непостоянству съемок и беспечности мужа. Лишь пробурчала: “А если со мной что-то случилось?”, но после оттаяла. Впервые за долгое время они проговорили по телефону так долго и так тепло. Отчасти – из-за чувства вины, которое внезапно сильно обострилось внутри Дэнси при звуках голоса жены. Ведь он на самом деле любил ее – любил тихой, спокойной любовью, такой привычной, такой правильной, ставшей уже неотъемлемой частью самого Хью.В конце разговора Клэр сообщила, что прилетит навестить его на выходных и возьмет Сайруса с собой. На душе Дэнси потеплело при словах о сыне – вот по кому он действительно соскучился!
После разговора с женой от сердца немного отлегло – стабильность. Главное – сохранить стабильность. Работа. Семья. Сын. А тот инцидент (он решил так это называть про себя) с Мадсом был единичным, в порядке эксперимента, и лучше про все это поскорее забыть. Ну было и было. Теперь он знает, каково это, имеет опыт, а значит – не о чем беспокоиться. Боль внутри стихла, Хью почувствовал себя лучше. Почувствовал, что сможет пережить это.
***
Все вроде вошло в свою колею. Съемки-репетиции-вечера в одиночестве. Хью как мантру повторял про себя, что все хорошо, что ему безразлично, что жизнь продолжается. И самоубеждение работало. Работало, пока Дэнси не встречался взглядом с Мадсом. Или случайно не касался его. Не заговаривал с ним. Потому что при любом взаимодействии с датчанином, даже самом невинном, будь то утреннее рукопожатие или какой-нибудь рабочий вопрос по сценарию, крепость нерушимого спокойствия внутри Хью разваливалась как карточный домик. Сердце будто отходило от анестезии, взрываясь болью, от которой хотелось выть и кусаться. Потому что нет! Это НЕ было экспериментом! Не было простым утолением желания! То, чего так боялся Хью, произошло на самом деле – он влюбился. Ему было мало трех дней, ему нужны были месяцы, годы! Ему было нужно невозможное, его желания были неисполнимы. Поэтому приходилось время от времени закрывать глаза, считать про себя до пяти и вновь повторять мантру:
Ему безразлично. Он спокоен. Работа. Семья. Стабильность.
В целом, их общение значительно сократилось. Учитывая, сколько они до этого времени проводили вместе, теперь они даже обедали порознь. Но даже сидя за разными столиками в кафетерии, Хью то и дело бросал взгляд на датчанина. И тот крайне редко смотрел на него в ответ.
В выходные приезжала Клэр с ребенком. Сайрус немного подрос за те месяцы, что Дэнси его не видел, но все также оставался любимым папиным малышом. Беспечное дитя заливалось то радостным смехом, то оглушительным ревом, и Хью оставалось лишь завидовать этому. Он-то свои чувства хоронил глубоко внутри.
Выходные пролетели быстро. Вдали от Миккельсена и рядом с женой тоска будто заснула внутри. Это дало Дэнси надежду на то, что его муки закончатся, если они с Мадсом совсем перестанут видеться. И Хью начал ждать окончания съемок. Правда, точно так же тяжелобольной ждет смерти как единственного, что может избавить от страданий.
Снова потянулись бесконечные трудовые будни. Они репетировали, снимали сцены, монтировали, озвучивали, снова репетировали, снимали… Рейтинги у сериала несколько упали, и в касте стали волноваться о том, как бы канал не закрыл шоу. Хью сетовал со всеми, но внутренне почти мстительно желал этого.
Сцены с Миккельсеном давались на удивление легко. Опять помогал сценарий, будто прописанный специально под настроение самого Дэнси. Если раньше Фуллер активно продвигал ганнигрэм, то теперь, испугавшись растерять оставшуюся часть аудитории, Брайан сильно разбавил напряжение между двумя главными персонажами их гетеросексуальными увлечениями на стороне. Чувства Уилла к Ганнибалу теперь крутились вокруг боли от предательства и желания быть правильным, засадить маньяка за решетку, изолировать от общества и, что самое главное, от себя. Это все полностью совпадало с ощущениями и самого Хью – он испытывал боль от предательства, он мечтал вновь начать жить правильно. Мечтал отдалить от себя Мадса.
Миккельсену в этом плане повезло гораздо меньше. Его персонаж был безнадежно одержим Уиллом Грэмом, так что ему приходилось отыгрывать влюбленность и обиду. Конечно, все в рамках броманса, но Хью видел, как тяжело приходится его коллеге. Похоже, Мадс также сильно страдал, хотя внешне абсолютно этого не показывал, и разве что Хью мог в полной мере оценить всю ту боль и тоску, которые, будто отражение его чувств, теперь постоянно тлели в глазах датчанина.
Они общались только по работе, а если вдруг оставались наедине, между ними повисало неловкое молчание. Хью знал, что если начнет говорить, то непременно разбередит с трудом заживающую рану, и поэтому стоически молчал или вовсе уходил. Миккельсен тоже больше отмалчивался. Вид его при этом становился каким-то виноватым, и Хью понимал, что как когда-то влечение, теперь датчанин также ясно видит и его боль. И, естественно, чувствует свою вину. Дэнси при этом чувствовал какое-то мстительное удовлетворение. Так они и переживали свой неудавшийся роман по отдельности.
Но через три недели ситуация неожиданно изменилась.
В тот день на съемочную площадку приехала Ханне. Родных и друзей изредка пускали на съемки, но для этого нужно было выписывать пропуск, так что подобные визиты были редкостью. Мадса готовили к очередной сцене, и его не было в поле видимости. Женщина с короткими темными волосами беспомощно огляделась – все были заняты своими делами и никто не обращал внимания на визитершу с бейджиком на груди. Цепкий взгляд черных глаз скользил по лицам людей, многих из которых Ханне не знала. Хью знал, что нужно отвернуться, но почему-то не мог. И, естественно, она остановила свои поиски на нем. Дэнси испуганно замер, как кролик перед лисицей, – миссис Миккельсен угрожающе надвигалась на него. Душа мгновенно ушла в пятки, когда он с чего-то решил, что ей известно, что было между ним и ее мужем. Или Мадс сам ей рассказал. Сказал, что Хью его соблазнил. Что первый начал. Британец почувствовал, как страх смешался со злостью. Вот зачем он ей рассказал?!
