Текст книги "Побег в другую жизнь (СИ)"

Автор книги: Sammy Lee

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Крыть было нечем. Оставалось только гордо промолчать. От того, что все мои предположения оказались правильными, легче не стало. Будет хорошо, если мы с Ости сумеем выбраться из этого хотя бы живыми и здоровыми.

Лечение мы начали в тот же день. Я очень сомневался, что хоть что-то получится. Руки больной совсем не слушались ее, и ей едва удавалось удержать их на одном месте хотя бы минуту. Барсику это совершенно не нравилось, он нервничал, гневно орал, пытался вырваться. Хорошо, хоть в драку не лез. Я еле его удерживал в течение минут пятнадцати, потом он таки вырвался и убежал. Больная беззвучно заплакала, я только отвел глаза. Присутствовавший при этом лекарь, Белин, предложил:

– Надо его связать. Я принесу веревки.

– Нет, – неожиданно твердо сказала Риана Ордис, – он и связанный будет кричать и биться, а это очень неприятно. И он может что-нибудь себе повредить. Может, есть другой способ?

Меня внезапно осенило:

– Есть такая трава, которая может его привлечь. Назвать ее я не могу, не знаю, как называется на вашем языке, но по запаху узнаю.

Белин скептически хмыкнул, но все же повел меня в свой кабинет.

– Ее применяют как легкое успокоительное средство, – сказал я. – А коти привлекает ее запах.

Слава богу, валерьянка, или что-то на нее похожее, у Белина нашлась, и даже уже в настое.

С ней дело пошло легче. Барсик словил свой кайф и заснул. Больная, наконец, сумела удержать свои руки в контакте с ним на довольно долгое время.

Поить кота валерьянкой каждый день мне не хотелось, но как-то решать вопрос было надо, и, скрепя сердце, я предложил кире:

– Возьмите его с собой, в свои покои, старайтесь почаще его гладить. Я буду приходить каждый день, смотреть, как идут дела. Он быстро привыкнет к вашему присутствию.

Она согласилась. Я отнес спящего кота в ее будуар, уложил на диван.

– Он может начать метить мочой помещение, как свою новую территорию, придется вам это потерпеть. Надо внимательно следить и отмывать каждую метку, моча у них очень пахучая. Внимательно следите также и за его ящиком для туалета, он всегда должен быть чистым, иначе он справит нужду в другом месте. Лучше всего будет выпускать его во двор, но сначала он должен освоиться в доме. Я скажу, когда можно будет его выпускать. Он довольно агрессивен к чужим, может и укусить, и поцарапать. Это очень болезненно, когти и зубы у него острые. Советую не наказывать его физически, результат будет прямо противоположный.

Женщина молча слушала и кивала на каждый пункт моего инструктажа.

Я погладил Барсика по широкому лбу и вышел, не прощаясь. На душе было так тяжело, как будто я оставил его на растерзание врагам. Или, что вернее, как будто я добровольно капитулировал, сдался и теперь жертвовал им для спасения своей жизни.

Это иррациональное ощущение предательства никак меня не покидало, хотя умом я понимал, что дело как раз обстоит наоборот. Приручив Барсика, что много времени не займет – котяра был уверен в себе и в своей неотразимости, никого и ничего не боялся – они поймут, что вполне смогут обойтись без моей помощи. Котята быстро растут, Мася тоже постепенно возвращается к своему обычному робко-настороженному поведению. Если ее поймают, сопротивляться она не будет. А уж о котятах и речи нет, они бы и сейчас с удовольствием играли и всячески общались с кем придется, если бы им это позволялось.

Ценность же Ости продлится ровно до того момента, когда они окончательно уверятся, что ее состояние действительно улучшается от контакта с кошками. Дольше сохранять ее жизнь и благополучие лишится практического смысла.

О том, что может произойти с нами потом, я боялся думать. Генерал, не моргнув глазом, прикажет нас устранить, как ненужных свидетелей, если сочтет необходимым, в этом я не сомневался. И, пойдя на это сотрудничество, я, возможно, подписал нам с Ости смертный приговор в будущем. Но если бы я не стал сотрудничать, нас могли ликвидировать сразу, сочтя бесполезными и угрожающими репутации и общественному положению генерала. А так у нас еще оставался небольшой шанс найти союзника и выжить. Конечно, я мог ошибаться и сгущать краски, даже, учитывая мою склонность всегда ожидать худшего, скорее всего, это было так. Все-таки не настолько большой урон мы с Ости могли нанести, да и не такую уж жизненно важную для империи ценность представляли. Кармох – болезнь страшная, но редкая. Хотя, конечно, лекарство от нее иметь никто не откажется. Но сидеть сложа лапки и надеяться на лучший исход я просто не имел права. И в любом случае не хотел оставаться под властью генерала всю свою жизнь. Надо было что-то делать, но пока ничего не получалось, я даже не мог определиться, в каком направлении думать.

О том, что будущее у нас весьма туманное, если не сказать, страшное, говорило и то, что с нами продолжали общаться все те же люди, никаких новых лиц не появлялось. Нас продолжали держать взаперти, даже, проходя по дому под конвоем неизменного кивара Линдского, я никого не встречал. Похоже, генерал решил хранить все в полной тайне, и это меня пугало до потери самообладания. Первоначальный план наладить хорошие отношения с пациенткой тоже никак не удавалось воплотить. Общение с ней у меня было хоть и ежедневным, но коротким и проходило всегда при свидетелях – лекаре и конвоире. Да и женщина была настолько измучена и напугана своей болезнью, что ей, очевидно, не было дела ни до чего другого. Я уже почти отчаялся найти выход.

Так прошло несколько дней. Я весь издергался из-за мрачных мыслей, да и постоянное сидение взаперти сказывалось не лучшим образом ни на мне, ни на Ости. Чтобы не сорваться ненароком на девчонке, я предпочитал молчать. Ости ко мне тоже не лезла, играла с котятами, много спала. Хоть физическое состояние ее снова начало улучшаться, и это немного радовало. Барсик попривык к пациентке, и теперь более или менее спокойно давал себя гладить. Лучше кире Ордис, конечно, не становилось, но и ухудшения пока не было. С генералом я больше не встречался и не знал, радоваться этому или огорчаться.

Кроме госпожи Ордис, единственным человеком, с которым я вступал в непосредственный контакт, оставался капитан Дарен Астис. Воплощение всего имперского зла в нем я видеть уже перестал, но он продолжал бесить меня своей холодной вежливостью и невыразительным взглядом. От моих попыток расспросить его, он отделывался всегда одинаковыми словами, что отвечать на мои вопросы не уполномочен, или просто молчанием. И даже если бы я хотел наладить с ним более теплые отношения, я бы просто не знал, с какой стороны подступиться. Он был совершенно непроницаемым, как будто не имел никаких чувств или мыслей. Пока однажды…

В тот день я встал гораздо позже обычного, заснув только под утро из-за мучительных бесплодных раздумий. Я только вышел из ванной и, стоя в одних штанах, вытирал полотенцем волосы. Попав в Дерей, я ни разу их не стриг, сначала из экономии, потом потому, что захотелось попробовать носить длинные волосы, как многие здешние мужчины. Мне понравилось, и теперь мою голову украшала (я надеюсь) довольно густая, слегка вьющаяся каштановая гривка до плеч. Когда дверь открылась, я резко вскинул голову и успел поймать ошеломленное и даже восхищенное выражение на лице вошедшего капитана. Все это длилось буквально какие-то мгновения, но все же в увиденном я не сомневался. Лучис как-то сказал мне, что у меня красивое тело, но в одежде это трудно заметить. «Ты теряешься в одежде, – сказал он, любовно поглаживая меня по груди, – но ходи ты голым, тебе бы проходу не давали. У тебя очень соблазнительное тело, небольшое, тонкое, но сильное, упругие мышцы и кожа белая, гладкая…» Лично мне оно таким уж красивым не казалось, я считал себя слишком мелким и худосочным, но Лучису явно нравилось. Значит, и другому мужчине я мог показаться красивым и сексуальным?

В раздумьях о том, как использовать это открытие, я провел весь день. Выходило, использовать его я мог только одним образом – попробовать соблазнить моего конвоира и, как максимум, привлечь его на свою сторону, а как минимум, узнать хоть что-нибудь об уготованном нам будущем. Я, конечно, не Мата Хари, но в моей ситуации особенно выбирать методы не приходилось. Может, потом я и буду чувствовать себя шлюхой и винить себя в аморальном поведении, но я как-то сомневался, что буду это делать, если мое аморальное поведение поможет мне и Ости дожить до этого «потом». Хотя, и это более чем возможно, даже удачная попытка может не дать вообще никакого результата. Что называется, трахнет и забудет. Но ведь не попробуешь – не узнаешь? Все же разговорить мужчину в постели легче всего. И, положа руку на сердце, дать разок или даже несколько раз такому мужчине, как кивар Линдский, физически противно мне точно не будет. Главное, чтобы он взять захотел. А уж там природа поможет.

Цель была определена. Остались сущие пустяки – попробовать соблазнить наглухо закрытого в панцире офицерского и аристократического высокомерия, очень мне неприятного, хотя и привлекательного внешне, человека, видя его два раза в день по несколько минут. Причем проходили эти минуты в широком, хорошо освещенном, прямом, как стрела, коридоре и в комнате при постоянном присутствии десятилетней девочки. О будуаре киры Ордис я вообще молчу. А учитывая мой практически нулевой опыт в этом деле – Лучиса-то соблазнять особо не надо было – шансы на успех выходили вовсе микроскопическими. Но все же это было лучше, чем ничего.

Глава 10.

Известие о капитуляции Дерея не было неожиданным. То, что война кончилась, было уже хорошо. Я ничего не знал о Лучисе, но если он выжил до сих пор, то хотя бы смерть ему больше не грозила. Теперь, с разорением хозяйства Келтенов и смертью самого хозяина, наша встреча, даже и без учета всех других обстоятельств, стала практически нереальной. Так что свое намерение соблазнить Астиса я изменой не считал, но все-таки чувствовал себя немного виноватым перед Лучисом оттого, что даже не знал, жив ли он еще. Но знал, что он бы меня понял и даже одобрил. А Халег еще и помог бы практическим советом, а такой совет мне бы ой как не помешал…

Но Халега теперь нет и никогда не будет, придется обходиться собственным умом. Для начала надо было проверить, не ошибся ли я вообще, трактуя необычное выражение лица капитана. Заодно и себя проверить, смогу ли решиться на что-то большее, чем невинная провокация. На придумывание провокации ушел еще один день. В конце концов, я решил не изобретать велосипед, а просто предстать пред светлые очи кивара Линдского еще менее одетым и как-нибудь незаметно пронаблюдать за его реакцией.

На следующее же утро я «забыл» в комнате чистую одежду и проторчал в ванной до явления моего конвоира. Строгим голосом велев: «Ости, отвернись!», я вышел из ванной в одном полотенце на бедрах, тщательно завесив волосами лицо. Как можно более эротично, по моему разумению, нагнувшись, я взял лежащие на кровати штаны, повернул обратно в ванную и только тут «заметил» капитана. Что ж, можно было уверенно сказать, что провокация удалась, и я не ошибся. Он даже не сразу успел погасить жадный огонек во взгляде, когда я прямо посмотрел на него. Я ему даже в самой глубине души посочувствовал – изголодался явно мужик. Даже странно как-то, что ему совсем спать не с кем? Стыдно мне, как ни удивительно, совершенно не было, я был очень даже доволен и решил, что готов и к большему.

Теперь можно было приступить к планированию непосредственно соблазнения. Поскольку трахаться или хотя бы обжиматься в коридоре дома своего дяди кивар Линдский явно бы не стал даже под прицелом, следовало для начала как-то удалить на время из комнаты Ости. Заодно и девочку развлечь, дать нам с ней отдохнуть друг от друга. В очередное общение с кирой Ордис я попросил ее разрешить Ости гулять во дворе. Она согласилась сразу, даже, кажется, немного удивилась, почему я спрашиваю у нее разрешения на такой пустяк. Черт, раньше надо было подумать. Меня, конечно, никто гулять не пустит, но уж девчонке-то, наверно, давно бы разрешили. Так оно и оказалось. В тот же день предполагаемая жертва моего очарования официально сообщила, что девочке разрешается свободное перемещение по всей территории усадьбы, комнату нашу запирать больше не будут, но мне ее покидать без сопровождения строго запрещено. Кто бы сомневался.

Еще один день я посвятил психологической подготовке и репетициям перед зеркалом. Второй попытки у меня наверняка не будет, надо чтобы получилось сразу. Подумав, я решил действовать прямо и грубо, зато быстро. Если я действительно ему нравлюсь, по-любому должно сработать. Долгий флирт был бы, конечно, надежнее, но, во-первых, больше терзать себя полной неизвестностью я не хотел, во-вторых, элементарно боялся, что не сумею справиться со столь тонкой задачей. Я старательно изгонял из головы все плохие мысли о киваре Линдском, оставляя только впечатления от неординарной, прямо скажем, внешности. Удалось не сразу, но довольно легко – все-таки физически капитан Астис олицетворял все, что мне особенно нравилось в мужчинах. И еще легче получилось вызвать неприличные фантазии с его участием. Настолько это мне хорошо удалось, что ночью впервые за довольно долгое время мне приснился эротический сон. Вот это меня несколько насторожило, но я решил пока не заморачиваться над своей моральной неустойчивостью. Чем естественнее я буду выглядеть, тем больше шансы на успех.

Обычно меня вызывали к кире утром после завтрака и примерно через час приводили обратно. На всякий случай я выставил Ости гулять сразу после завтрака и строго-настрого велел до обеда не возвращаться и без стука в комнату не заходить.

– Ты же понимаешь, что мы с тобой здесь пленники? – спросил я у Ости.

Она кивнула, глядя на меня серьезными, совсем в этот миг взрослыми глазами.

– Мы здесь никого не знаем, нам никто не поможет, случись что, – продолжил я. – Я хочу попробовать поговорить о нас с капитаном Астисом. Но при тебе он разговаривать не будет. Поэтому тебе придется подольше гулять во дворе, когда я попрошу, как сегодня. Хорошо?

– Хорошо, – она кивнула. – Сейчас тепло, можно долго гулять.

И прижалась ко мне, заглядывая в лицо:

– Ты умный, Дима, ты что-нибудь придумаешь.

Теперь я не имел права провалить дело. Как можно обмануть такое доверие?

Когда я только начал работать учителем, первое время я испытывал такой дикий страх перед классом, что несколько раз даже опаздывал на уроки – боялся выйти из учительской. Это бы, в конце концов, плохо для меня кончилось, если бы не Ирина Яковлевна, возглавлявшая нашу маленькую школу вот уже двадцать лет. Как-то она специально вызвала меня к себе в кабинет и, выспросив все о моих страхах, сказала:

– Это почти все молодые учителя испытывают. Кто как справляется. А я всем, знаешь, что советую? Ты, когда входишь в класс, забывай о том, что ты Дима Наумов, что тебе двадцать один год, что живешь там-то и все такое прочее. Здесь и сейчас ты – Дмитрий Александрович, учитель русского языка и литературы. И все, больше никаких личных качеств у тебя нет. Ты просто функция, а функции ничего не боятся и ничего не чувствуют. Они выполняют то, для чего предназначены.

У меня, видимо, было слишком уж изумленное лицо, потому что она засмеялась и добавила:

– Я не призываю тебя всю жизнь этим приемом пользоваться. Наоборот, смотри, не заиграйся. Но преодолеть страх это тебе поможет, а там уже и сам справишься.

Вот и теперь я вспомнил этот совет старой учительницы. Идя обратно к себе от киры Рианы впереди Астиса, я постарался изгнать из головы все мысли, кроме одной – я хочу этого мужчину, и я его получу. Получалось плохо, но хоть решимости я набрался. Он, как обычно, довел меня до двери и остановился, ожидая, когда я войду. И, по-моему, впал в ступор от удивления, когда я схватил его за руку и втащил в комнату. Я закрыл дверь, аккуратно прислонил его к ней и сказал:

– Капитан, извините меня за, возможно, оскорбительную для вас прямоту, но у меня не так много времени. Видите ли, я заметил ваш интерес ко мне и решил, что он мне очень нравится.

Он смотрел на меня, трогательно хлопая ресницами, и, кажется, никак не мог сообразить, что же такое я несу.

Я вздохнул, прижался к нему всем телом и расшифровал сказанное ему куда-то в шею, выше просто не доставал:

– Я видел, как ты на меня смотрел. Я тоже тебя хочу.

И, взяв его за плечи, потерся об него вверх-вниз, глядя прямо в растерянные глаза и с ужасом чувствуя собственное возбуждение. Я что, уже такой испорченный?

Это, видать, оказалось слишком даже для аристократической выдержки. Меня сжали так, что воздух из легких выбило.

– Чего ты добиваешься? – прошипел он мне в ухо.

– Тебя, – я выгнулся, стараясь восстановить дыхание. Видимо, выглядело это, мягко говоря, вызывающе, потому что через миг я уже лежал на кровати и уже всерьез боялся задохнуться.

Это ничем не походило на наши с Лучисом, то вдумчивые и долгие, то горячие и быстрые, но неизменно нежные и бережные ласки. Он просто вмял меня в постель, придавив тяжелым горячим телом, впившись сильным ртом в мои губы так, как будто хотел меня убить этим поцелуем. Может и хотел... Потом отстранился. У меня в глазах плавали круги, я хватал ртом воздух, пытаясь отдышаться. Но я слишком боялся, что он передумает и уйдет, поэтому, не дав себе передохнуть, обхватил его ногами и, сильно прогнувшись, не расстегивая, через голову, сорвал с себя рубашку. И торжествующе улыбнулся, увидев, как исказилось его лицо, а потом он набросился на меня так, что я перестал вообще что-либо соображать.

Хорошо, что у меня хватило ума подготовиться самому заранее, иначе он порвал бы меня на британский флаг. Но этот бешеный напор, какое-то звериное чутье, направляющее его тело именно так, как надо, сила его желания и, самое главное, опьяняющее чувство своей власти над этим мужчиной, таким чужим, таким далеким, но который здесь и сейчас так сильно хочет меня, только меня, – все это завело меня настолько, что, несмотря на боль, я кончил даже раньше него и почти потерял сознание от остроты ощущений.

Потом он скатился с меня, лег рядом, не касаясь, переводя дыхание. Я с трудом перевернулся на спину, ни одной мысли в голове не было, тело ломило в странной смеси боли и блаженной истомы.

– Этого ты добивался? – спросил он с неожиданной горечью в голосе.

– И этого тоже, – у меня не было сил врать. Да я и не надеялся так легко его обмануть.

Он приподнялся на локте, заглянул мне в лицо:

– А чего еще?

Играть во внезапно вспыхнувшую страсть я смысла не видел, поэтому честно ответил, сам удивляясь своему спокойствию:

– Я хочу знать, чего мне ожидать от генерала в будущем. Я устал бояться неизвестности.

– И ради этого ты решил лечь под меня?

Я пожал плечами:

– Почему бы не совместить приятное с полезным? Я не врал тебе, когда говорил, что хочу тебя. Думаю, это ты понял.

Он встал, начал одеваться. Я продолжал лежать неподвижно, не отводя от него взгляда.

– Убивать вас никто не собирается, если ты этого боишься, – бросил он, не поворачиваясь, уже от двери. – Но пока кире Риане не станет лучше, вас никто никуда не отпустит. А когда и если ей станет лучше, будь уверен, что тебе генерал найдет полезное применение.

– А девочка? – быстро спросил я.

Он наконец оглянулся. У него было очень странное лицо.

– А что девочка? Девочку вернут домой.

Меня разобрала злость:

– Почему нельзя было сразу так сказать? Мол, постарайтесь быстрее вылечить пациентку, и тогда девочка вернется домой, а мы с вами будем разговаривать дальше? Я бы хоть за нее не боялся!

– Генерал – человек военный и считает, что страх – лучшее оружие.

Он постоял еще, как будто хотел что-то сказать, но промолчал и вышел.

Можно было считать, что попытка удалась и даже дала какой-то результат. Полученная информация несколько меня успокоила. Конечно, капитан может не все знать, да и ситуация может еще сто раз измениться, но все-таки пока можно было не бояться за наши с Ости жизни. Теперь надо было сосредоточиться на лечении киры Рианы, чтобы добиться побыстрее хоть какого-то результата, если он вообще возможен. Тогда можно было бы хотя бы Ости со Снежинкой домой отправить, уж одного-то котенка я ей выбью. А там можно бы было и о себе подумать. Мне совсем не хотелось, чтобы меня «применяли», пусть даже и для вящей пользы господина генерала.

Поразмыслив, я решил, что по идее, чем чаще контакт больного с кошкой, тем он действеннее. Одного Барсика было явно мало, тем более что его надо было уже начать выпускать, а в этом случае, большую часть времени он будет проводить вне дома. Масю я пожалел, Снежинку решил приберечь для Ости, а кире предложил переместить в ее покои всех котят – мальчиков. Им было уже по два месяца, мамку свою они уже совсем замучили, ели все подряд и изрядно достали меня полуночными игрищами. Ости немного расстроилась, но успокоилась, поняв, что Снежинка остается с ней.

Реакция киры Ордис на котят меня искренне удивила. Я, конечно, понимал, что они очаровательные создания, но чтобы настолько плениться ими с первого взгляда… Грешным делом, я подумал, что женщина, видимо, бездетна, или дети давно взрослые, а внуков нет. У нее просто глаза засияли. А наглая мелкота уже вовсю охотилась на ее так интересно для них двигающиеся пальцы. Я предупредил ее, что они очень больно царапаются и надо быть осторожнее. Она отмахнулась:

– Пусть. Царапины заживут. Я только рада чувствовать руками что-то, пусть даже боль.

Больше я пока ничего придумать не мог. Все наблюдения за Ости с кошками говорили только об одном – она их гладила, тискала, и это помогало. Я понадеялся, что и кире это когда-нибудь поможет, и охотно помогал ей общаться с котятами.

Капитан Астис все также продолжал сопровождать меня туда и обратно каждый день. Внешне между нами ничего не изменилось. Но я все чаще ловил в его глазах то самое непонятное выражение, а сам… Да что уж, себя не обманешь. Я его хотел, примитивно и банально. Рассматривая по вечерам в ванной постепенно бледнеющие синяки на бедрах, я мечтал, чтобы он пришел и сделал со мной это снова. И еще, и еще. Я бы охотно провел с ним в постели хоть несколько дней, не вставая и ни слова не говоря. Больше мне от него ничего не надо было. Только его мощное тело, властные губы и сильные руки. Ну и главный мужской орган, само собой. Никогда прежде даже не думал, что могу испытывать такую чистую животную похоть к конкретному человеку. Оказалось, еще как могу. Ну что же, хотеть не вредно. Справляться со своими желаниями я научился еще в тринадцать лет и не сомневался, что и сейчас справлюсь.

Но оказалось, что я упустил из виду кое-что важное – а именно, что я не один тут такой желающий. Поэтому был сильно, хоть и приятно, удивлен, когда уже мой конвоир затащил меня в какую-то пустую комнату и прижал к стене.

– Что, прямо здесь и сейчас? – спросил я, справившись с дыханием.

– Нет, – он отстранился, не выпуская меня из рук. – Вообще-то я хотел только поговорить.

– Тогда говори, – я высвободился и прошел дальше в комнату. Видимо, это была какая-то малая гостиная или что-то вроде того. Я выбрал кресло поудобнее и сел, скрестив руки на груди.

Он сел напротив, помолчал, крутя в пальцах какую-то безделушку, прихваченную со стоящей рядом этажерки.

– Что ты думаешь о своем положении? – спросил он, наконец, не поднимая глаз.

Я разозлился:

– А что, по-твоему, я могу думать? Спасибо, хоть утешил, что убивать меня в ближайшее время не собираются. И мне не жаль той цены, которую я заплатил за эту информацию, если тебя это беспокоит.

– Да, конечно, – он по-прежнему упорно разглядывал безделушку. – Глупо было об этом спрашивать. А что ты думаешь обо мне?

– Тебе это важно? – я на самом деле был удивлен.

– Представь себе, я тоже человек. И мне даже иногда бывает стыдно, – он с заметным усилием поднял голову, посмотрел прямо на меня. – Поверь мне, я совсем не рад тому, что участвую в этом… Я понимаю, как неприглядно это выглядит с твоей точки зрения. Но ты видел киру Риану, дядя очень уважает и любит ее и ради нее готов на все, даже на преступление.

– А ты готов на все ради дяди?

Он поморщился:

– Я понимаю, что ты зол… Я ему многим обязан, и я офицер, а он мой командир.

Он опять замолчал. Мне все это надоело. Я встал, собираясь высказаться и уйти:

– Ну и к чему ты все это затеял? Что ты вообще хотел сказать? Ничего нового я так и не услышал. Можно было просто сказать: «Извини, ничего личного». Я бы понял.

И добавил, с каким-то мстительным удовольствием:

– Лучше бы трахнул еще раз, больше толку бы было.

Называется, напросился… Только охнуть успел, как оказался у него на коленях с надежно заткнутым ртом.

– Зачем ты это делаешь? – спросил он, оторвавшись от моих изрядно пострадавших губ. – Провоцируешь меня? Я не железный, а ты…

– Может, я хочу тебя спровоцировать, – честно признался я. – Почему бы нет, тебе что, не понравилось?

– Даже слишком понравилось, – он аккуратно снял меня с колен. Я нехотя встал, у меня кружилась голова от возбуждения. – Мне не нравится то, что ты просто используешь меня. На моем месте мог быть кто угодно, правда?

– Если бы он захотел, то да, – я не считал нужным ничего скрывать. И если ему от этого больно, то тем лучше. – Просто мне повезло, что ты как раз в моем вкусе.

– Даже странно, что я не могу назвать тебя шлюхой, – сказал он сдавленно. – Наверно, потому, что я бы на твоем месте делал то же самое.

– Отведи меня в мою комнату, – попросил я, как-то внезапно потухнув. – Какой-то бессмысленный разговор. Не хочешь, значит, не хочешь. Ничего больше я тебе предложить не могу. Давай просто забудем этот эпизод.

Он не стал возражать. Я зашел к себе, демонстративно захлопнув дверь перед его носом, и упал на кровать. Сил не было совсем, все перегорели в адреналиновой вспышке. Я ощущал себя отвергнутым и оскорбленным, но не злился – на злость тоже нужны силы. Была просто опустошенность и обида. Чего он от меня еще хочет? Чтобы я бросился к нему на шею со словами: «Я все тебе прощаю, только трахни меня еще раз»? И неужели сам ко мне что-то чувствует, кроме чисто сексуального интереса? По всему выходило, что так, но казалось слишком невероятным. Скорее всего, его на самом деле оскорбляет то, что он не смог не поддаться мне, прекрасно понимая, в чем причина такого моего внезапного интереса, он на самом деле чувствует себя использованным и не может смириться с этим. Ну и черт с ним, это его проблемы. Меня он больше не получит, я лучше умру от спермотоксикоза. Я полежал, тупо глядя в потолок, и не заметил, как заснул, хотя стояло еще утро.

Глава 11.

Меня разбудила Ости, принесли обед.

– Почему ты спал? – спросила она, аккуратно зачерпывая ложкой суп. Ее очень радовало, что сейчас она могла это делать, почти не пачкаясь. – Ты заболел?

– Нет, не заболел, просто устал немного.

– А почему ты не ходишь гулять во двор? Ты, наверно, устал, потому что все время тут сидишь.

Да, действительно, почему я не выхожу во двор? Даже в тюрьмах заключенных водят на прогулки. А если кивару это не понравится, пусть найдет мне другого сопровождающего – я только рад буду.

– Пойдешь сейчас, найди капитана Астиса и попроси его зайти ко мне, – попросил я Ости. – Одному мне гулять не разрешат.

Но искать капитана не пришлось. Он пришел сам, когда мы заканчивали есть.

– Господин Наумов, с вами хочет увидеться генерал, – сухо объявил он. – Будьте готовы через полчаса.

Сердце заколотилось в тревоге. Явно не о погоде разговор пойдет. Чует мое сердце, что-то будет…

Генерал принял меня в кабинете.

– Господин Наумов, – сказал он без долгих предисловий, – первые результаты контактов киры Рианы с вашими животными уже получены. До видимых улучшений дело дойдет нескоро, но тому, что течение болезни замедлилось, уже вполне можно верить.

– Рад за вас, – безразлично ответил я.

Он сухо хмыкнул и продолжил:

– Дальнейшее пребывание в Пеледоре и вас, и киры становится нецелесообразным. Вы отправитесь в наш замок в Мее завтра же утром, вместе с кирой, и будете там пребывать, пока я не приму решения о вашей дальнейшей судьбе. Отпустить вас просто так я не могу, вы должны это понимать. Да, и кивар Дарен любезно согласился сопровождать вас.

Не то что бы я думал, что поеду туда без конвоя.

– Что касается девочки, – я насторожился. – За девочкой приехала ее мать, так что она вернется домой.

Ну конечно же! Война закончилась, и что могло удержать Тирину в Дерее, когда она знала, кто распорядился увезти ее единственного ребенка?

– Я должен увидеться с госпожой Келтен и лично передать ей девочку, – сказал я как можно тверже. – И я настаиваю, что один из детенышей коти уедет с ними.

При упоминании котенка генерал поморщился, но спорить не стал. Все-таки пожалел ребенка, или просто настроение было хорошее?

– Ты знал, – сказал я в коридоре Астису. – Ты еще утром знал, что за Ости приехала ее мать. Почему ты не сказал мне это, вместо того, чтобы нести всякую чушь?

– Я не был уверен, что генерал примет ее сегодня, – ответил он и еле слышно добавил: – Прости.

Я сделал вид, что не слышал последнего слова. А может, он и не говорил его.

Тирина выглядела еще больше похудевшей и измученной, чем тогда, когда мы прощались с ней в Дерее, но при виде живой и бодрой Ости ее лицо засветилось. В дом кира Ордиса она пришла одна, но сказала, что приехали они вчетвером: она, бессменный Кирк, Микан и Корит. О Лучисе она ничего не знала, только то, что в списках погибших, напечатанных в газетах, которые она читала по дороге, его не было. Все-таки стало чуть легче. Лучис лекарь, а не солдат, его смерть или исчезновение вряд ли бы остались незамеченными.

Встреча была короткой, Тирина стремилась быстрее покинуть с дочкой этот дом, и я ее понимал. Пока Ости собиралась, она быстро достала из-под жакета мешочек с деньгами и сунула его мне в карман.

– Я ничем больше не могу тебе помочь, – пресекла она мои попытки возразить. – Там не так много, как бы мне хотелось, но на то, чтобы прожить какое-то время или спокойно добраться до Дерея, хватит. О нас с Ости не переживай, я продам и городской дом, и поместье, куплю маленький домик в Дерее, муж еще кое-что оставил. Мы не пропадем. И если тебе нужны будут деньги, постарайся как-нибудь дать мне знать, я обязательно что-нибудь придумаю. Это-то я могу для тебя сделать.

На прощанье она порывисто обняла меня, в глазах заблестели слезы:

– Дима, мы всегда будем рады тебе. Что бы ни случилось, ты всегда можешь вернуться к нам, не забывай об этом.

Я обнял Ости, чмокнул Снежинку в выпуклый лобик. Они ушли. Стало так пусто, как будто я остался один живой на всем белом свете.