Текст книги "Побег в другую жизнь (СИ)"

Автор книги: Sammy Lee

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

И план сработал! Правда, когда я, наконец, нашел искомое и решился подойти к круглолицей, с усталыми добрыми глазами женщине за стойкой, уже начало темнеть. Не знаю уж, как она сумела меня понять, думаю, больше по выражению лица и взгляду, чем по невразумительным жестам. По наитию, вызванному отчаянием, я вынул из клетки перепуганную Маську и нежно прижал ее к груди, укачивая, как ребенка. Чувствовал я себя при этом шутом-недоумком, но своего добился. При виде того, как Мася таращится на нее огромными кроткими испуганными глазами, она жалостливо вздохнула и поманила меня за собой. Этой ночью я спал на вожделенном сеновале.

В трактире я провел около месяца, выполняя, как и ожидалось, самую черную работу – убирал навоз в конюшне, чистил и мыл отхожие места, подметал двор, колол дрова, потом, слегка подучив язык, бегал по мелким поручениям. Кстати, за все это время аудиенции с хозяином я так и не удостоился. Не царское это дело, как оказалось.

Но я ни на что не жаловался, наоборот, даже радовался тому, как все сложилось. К тяжелой грязной работе мне, деревенскому парню, было не привыкать. А буфетчица, Линна, оказалась на самом деле добросердечной и понимающей женщиной. И конюх, говорливый и веселый Мичис, под началом которого я, в основном, и работал, искренне желал мне помочь. Без них вряд ли бы я так быстро научился говорить на дери – местном языке. И, что самое главное, вряд ли бы понял смысл популярного выражения – будь проще, и люди к тебе потянутся. Не такой уж природной оказалась моя нелюдимость. Вначале буквально заставляя себя разговаривать, чтобы побыстрее выучить язык, я постепенно втянулся и вскоре с удивлением заметил, что мне стало легко общаться с людьми. Душой компании и всеобщим любимцем я, конечно, не стал, но спросить о чем-нибудь, подхватить реплику и завести разговор с любым, хоть и совсем незнакомым, человеком для меня теперь никакого труда не составляло.

Научившись как-то внятно объясняться, я пошел искать работу и какое-нибудь временное жилье. Можно, конечно, было попросить Мичиса пускать меня спать на конюшню, но я боялся его подвести. Мало ли, вдруг кому не понравится, что на конюшне околачивается какой-то посторонний тип. Да вдруг и пропадет у постояльцев чего… И вопрос питания ночевка на конюшне не решала. Денег же у меня не было, одалживать у своих совсем не богатых друзей, не зная, когда смогу отдать, тоже не хотелось. Оставалось одно – что-то вроде приюта или ночлежки с бесплатной едой для бродяг. Такие заведения здесь, я знал, были. Договорившись с Мичисом, что он присмотрит за кошками, пока я не смогу их забрать, я отправился в поход по ночлежкам. Устроиться туда оказалось не так-то легко. В первую я входил, еще преодолевая внутреннее сопротивление, чувствуя стыд и неловкость. Но после череды отказов у меня осталось только одно желание – пусть, наконец, мне повезет. Койка для меня нашлась, когда я уже почти отчаялся, в шестой и последней из известных мне ночлежек. И, опускаясь на нее, я чувствовал себя счастливейшим из смертных. На этой койке я и спал две недели, почти полный максимальный срок, на который сюда пускали.

Одно скажу о своем пребывании там – насмотревшись на больных, сломленных, опустившихся людей, я еще раз прочувствовал, как мне невероятно повезло. Я молод, здоров, у меня есть будущее, неважно какое, но есть. У большинства этих людей впереди нет ничего. И еще я с содроганием осознал, какая тонкая грань отделяет меня от них. Стоит чуть-чуть поддаться собственной слабости, опустить руки, проявить «гордость», и все…

Эта мысль заставила меня встряхнуться, и я принялся за поиски работы с удвоенной энергией. На третий день активной беготни я устроился грузчиком на большой перевалочный склад. А получив через десять дней первую зарплату, нашел через Линну маленькую комнатку на другом конце города, в часе ходьбы от места моей работы. Далековато было ходить, но стоила комната очень дешево, и хозяева мне нравились, я с ними, можно сказать, подружился. Жизнь пошла на лад.

День шел за днем, я обрастал потихоньку знакомствами, даже завел пару приятелей на предмет «по кружке пивка после работы». И однажды с удивлением понял, что прошло уже четыре месяца с того памятного дня. Я все еще тосковал по дому, но уже без грызущей боли, уже не боялся вспоминать. Общаться на бытовые темы я мог уже вполне свободно. Дальше надо было научиться читать и писать. Оставаться грузчиком всю жизнь я не хотел. Начав строить какие-то планы, я понял, что этап приживления закончился. Началась просто жизнь.

Тем временем наступила осень. Я всерьез начал задумываться о смене места работы. Ходить два раза в день по часу под дождем и ветром мне совсем не улыбалось. А ведь и зима будет скоро. С другой стороны, ни на что более перспективное, чем то же место грузчика, я все еще рассчитывать не мог. А на теперешнем месте все меня устраивало, и менять шило на мыло не хотелось. И вот тут мне неожиданно повезло.

Однажды вечером меня перехватил Бари, квартирный хозяин:

– Дима, такое дело. Тут хороший знакомый моего дядьки сторожа для своего дома ищет. Дом, вишь, купил только, а сам нездешний. Надо ему, чтобы кто-то там пожил, присмотрел этой зимой. Ну, я и подумал…

Он виновато улыбнулся:

– Веринка-то моя вот-вот родит. Теща хочет к родам приехать, и комнатка твоя нам тогда пригодится. А так ты бы и жил даром, и к складам твоим оттуда намного ближе. Еще и маленько заплатят тебе. А понравишься, может, вовсе к себе возьмет, садовником там или кем, он мужик солидный, богатый, скот разводит. Поместье у него большое, хоть и не дворянин. Все не мешки ворочать.

Я обрадовался:

– Да какой разговор! Если хозяин согласится, я только рад буду.

Он махнул рукой:

– Согласится. Ему уезжать надо скорее, случилось у него дома что-то. Так что прямо сейчас иди, скажешь от Они Черн.

Глава 3.

Так я оказался в гораздо более престижном и богатом квартале Дерея, чем тот, на который бы мог когда-либо рассчитывать. Большой двухэтажный особняк с садом и хозяйственными постройками стоял в ряду других таких же на одной из прилегающих к Арочной площади – деловому центру города – улиц. Престижнее жить здесь считалось только в районе Храмовой площади, но там селились жрецы повыше рангом и аристократы, ну и, конечно, на Дворцовом холме, где жили только особы королевской крови.

Дерей был королевством небольшим, но богатым. Я еще не настолько здесь обжился, чтобы разбираться в политике, но простой народ короля любил, и вообще на власть здесь не слишком жаловались. Больше доставалось жрецам, и жадные-де они, и богов ублажить не могут, обязанности плохо исполняют... Вообще самым удивительным открытием для меня стало, наверно, отсутствие единобожия в этом мире. Богов здесь было много, по крайней мере, на Храмовой площади стояло восемь больших храмов, и люди, кажется, искренне верили во всех них. Мне была очень любопытна местная религия, но расспрашивать я боялся, вдруг оскорблю чем-нибудь, поэтому решил, что как только научусь читать, первым делом прочитаю какую-нибудь книжку про это. А пока просто держался подальше от храмов и жрецов.

Одним вечером, когда я изучал недавно купленный букварь при свете масляной лампы, пришел Бари.

– Велели тебе передать, – сказал он после обмена приветствиями. – Твои хозяева всем семейством в город собрались. Сказали, чтобы ты дом протопил как следует, воду в трубы пустил там, короче, подготовил чтобы все. Дня через три будут, наверно.

– Да воду я и не перекрывал, тепло еще, – растерянно ответил я. – Вроде до весны не собирались же приезжать. Как бы не выгнали меня…

– Да не должны. Келтен человек слова. А ты тоже постарайся, – наставительно добавил он. – Подсуетись где-нибудь, окажи уважение. Говорю же, солидный он человек, богатый. Пристроишься кем-нибудь при нем, считай, никогда голодать не будешь. А повезет, так и наверх выберешься. Ты, Дима, хороший парень и умный, по всему видать, только тихий больно. Шустрее надо быть!

– Да я знаю, – ответил я, – мне всю жизнь это говорят.

Приезда хозяев я ждал с тревогой и нетерпением одновременно. Думал всякую ерунду: кланяться ли при встрече, какими словами приветствовать. Понимал, что глупо, но никак не мог перестать. Все-таки я не то что никогда не был домашним работником, но даже и не думал, что когда-либо им стану. А тут, как ни крути, хочу пристроиться в прислуги, садовником ли это назовут, дворником ли. Умом я понимал, что никакого унижения в этом нет, но испорченное классической русской литературой воображение подсовывало сцены с лобызанием ручек и валянием в ногах у барина.

Еще больше меня волновали неизбежные расспросы о кошках. Ведь явно захотят узнать, где я взял таких диковинных зверей, откуда тогда я сам? Келден человек богатый и наверняка образованный, лапшу на уши ему так просто не навешаешь. Так и сказать, что я из другого мира? За психа ведь примет… Устав мучиться, я решил, как можно дольше их прятать, а там как повернется.

Но все получилось очень просто. Они приехали, когда я еще был на работе. Вечером дверь мне открыл высоченный рыжий детина и вопросительно уставился на меня наглыми зелеными глазами:

– Я Дима, сторож, – промямлил я, внутренне готовясь к тому, что меня сейчас выкинут вон за шкирку. – Э-э, добрый вечер!

– Добрый, – ответствовал мужик. – Ну, заходи, раз сторож.

Говорил он с характерным, уже слышанным мной акцентом. И выглядел весьма характерно, этакий викинг, только самую малость цивилизованнее. Эти здоровенные ребята, обычно увешанные всяким холодным оружием, довольно часто встречались на улицах. Как я понял, были они наемниками из островной страны Хорт, и назывались красиво и грозно «косатки». По крайней мере, я так перевел для себя это слово, обозначающее небольшого хищного кита. Их нанимали и в частную охрану, и в городскую стражу, но чаще всего, конечно, в армию.

Я бочком прошел внутрь и с ужасом увидел самозабвенно умывающегося возле двери Барсика. Вот ведь скотина такая, сила есть, ума не надо, как же он дверь из комнаты открыл? Поганец… Запереть надо было, да что уж теперь…

– Твой? – спросил хортиец.

Я кивнул.

– Я много где был, но нигде таких зверушек не видел, – он присел на корточки и прижал кота к полу.

– А таких нигде и нету, – храбро ответил я.

– А ты где взял?

– Там больше нет.

Он посмотрел на меня с ухмылкой:

– Ладно, не говори, раз не хочешь.

Барсик грозно зарычал, но его не испугались. Хортиец ловко перевернул его на спину, почесал брюшко и бесцеремонно щелкнул по только что отдраенным до блеска яйцам:

– Мужик!

Оскорбленный кот с боем вырвался и отскочил, шипя и вздыбливая шерсть.

– Ого, – наемник потряс разодранной в кровь рукой, – я и говорю, мужик!

И, наконец, представился:

– Халег я. Охранник, вроде того. Хозяин сказал, чтобы ты, как придешь, к нему зашел. Он в кабинете.

Увидев Келтена, я поразился тому, как он постарел за какой-то неполный месяц. При нашей первой и единственной встрече это был моложавый подтянутый мужчина с некрасивым, но обаятельным, энергичным лицом. Сейчас же передо мной сидел человек с потухшим взглядом, страдальчески сжатым ртом, даже щеки как будто обвисли.

Я поздоровался. Он пожал мне руку и кивнул на стул.

– Здравствуй, Дима, – голос у него тоже был какой-то потухший, – вот, пришлось приехать. Дочка у нас тяжело заболела. Вот и…

Я промолчал. Никогда не умел говорить в таких случаях, выражать, как говорится, сочувствие. Только в глаза ему посмотрел, надеюсь, понимающе.

– Жить в доме я тебя и так бы оставил, – продолжил Келтен. – Уговор есть уговор. Вот только ехать быстро надо было, прислугу здесь я не успел найти, а там хозяйство большое, с места никого и не сорвешь. Ты как смотришь на то, чтоб у меня работать? Двор в порядке держать, печами заниматься, за трубами-кранами смотреть, ну и там по мелочи? Деньгами не обижу, грузчиком ты больше не заработаешь.

Конечно, я сразу согласился. Договорившись, что завтра же уволюсь со склада и приступлю к новым обязанностям, я пошел к себе. Умница Маська выбралась из-под кровати и, жалобно мяукая, залезла ко мне на колени.

– Да, Масенька, такие дела. Вот ты молодец, сидишь тут тихонечко, не нарываешься на неприятности. А супруг-то твой непутевый нас уже засветил! Как объясняться будем, а?

Утром я сходил на склад. Двухнедельного срока отработки до увольнения здесь еще не придумали, и расчет мне выдали сразу и без звука. Попрощался с ребятами, кое-кто мне и позавидовал. Но одобрили все хором, сказали, мол, хорошо ты, Дима, работаешь, но все же хлипковат для нашего дела. Так что возвращался я в приподнятом настроении.

Познакомился с остальными домочадцами. Их и впрямь оказалось немного. Кроме уже знакомого мне Халега, было еще трое моих коллег – Кирк, неразговорчивый жилистый мужик неопределенного возраста, «по лошадям», как он сам представился, домоправительница Рута, пожилая полная дама со строгим лицом и няня больной девочки, Тайя, молодая красивая женщина. Ее я увидел уже днем, когда они гуляли во дворе втроем: девочка с няней, и, как я понял, сама хозяйка, Тирина Келтен.

Жена Келтена была намного моложе его самого, и дочке было всего лет десять, не больше. Впечатления больного ребенка она не производила, весьма бойко, на мой взгляд, бегала и смеялась. Женщины поддерживали веселье, но я видел, как вне поля зрения ребенка грустнели их лица. Да и хозяин не производил впечатления человека, могущего изводиться из-за обычной детской болячки.

Я перехватил жалостливый взгляд околачивавшегося рядом Халега и не выдержал:

– А что с ней? На вид-то ничего, здоровая…

– Кармох у нее, – он с чувством сплюнул и пояснил на мой недоумевающий взгляд, – ну, сухотка трясучая.

Путем дальнейших расспросов я составил себе примерную картину, и она выходила и впрямь печальной. Кармохом называли редкую болезнь, что-то вроде нервного паралича. Начиналась она с неконтролируемой дрожи в руках, сначала легкой, но постепенно усиливающейся. Через несколько месяцев дрожь резко проходила, начинался гораздо более длительный и страшный этап: руки постепенно теряли чувствительность, а затем и полностью отнимались. Со временем болезнь почти всегда переходила на ноги, а то и на все тело.

– У нас в деревне один болел, – рассказывал Халег. – Так под конец у него даже рожа не двигалась, рот открыть не мог. Так и помер, не то от сухотки, не то от голода. Что-то ему в рот вливали, да сколько так съешь?

Болезнь развивалась медленно, годами, но была безнадежной, сама никогда не проходила. Больному становилось только хуже и хуже. Лечения от нее не было, даже замедлять или облегчать симптомы не умели.

– Вот привезли, в главный храм Хосмара поведут, по лекарям-знахарям разным, – рассказывал Халег. – А толку-то. Но и понять можно. Одно дите-то у них, больше навряд ли родят. Да и любят очень, Келтен прям души не чает. И назвал-то своим именем, он Остор, она Ости… Хорошая девчонка, жалко ее, сил нет…

Я новым взглядом посмотрел на беззаботно бегающую девочку. Да уж... Мне-то, постороннему человеку, тяжело думать о том, что ее ждет. А каково родителям наблюдать, как день за днем медленно и неотвратимо угасает их ребенок?

Я вспомнил своих родителей и вздохнул. Мама, по крайней мере, не мучилась, скончалась мгновенно от аневризмы. Отец, конечно, страдал, но, во-первых, как ни крути, он был сам виноват, а во-вторых, все-таки его мучения оборвались довольно быстро. Такой беды, как Келтены, я никогда не знал.

Ости, и правда, оказалась очаровательным ребенком, кругленькой болтушкой-хохотушкой, довольно избалованной, но не вредной. О болезни своей она то ли не знала, то ли, по малости лет, не принимала всерьез. Но маленькие пухлые ручки уже довольно заметно дрожали.

Кошки, как и ожидалось, привели ее в восторг. К моему великому облегчению, Келтен или не обратил на них внимания, или, скорее всего, просто не до этого ему было, но ни слова о странных зверушках не сказал. Я заметил, что он вообще старается поменьше бывать дома. Для остальных же обитателей дома, кроме Халега, мой, уже испытанный на трактирных работниках, совершенно правдивый, между прочим, ответ, что мы из Сибири и это далеко на севере, прокатил легко. А Халег, видать, решил уважать мое право на сокрытие источника редких животных. Может, думал, что я бизнес на кошках собираюсь делать? Ловить и в зверинцы продавать? Во всяком случае, он тоже больше никаких вопросов не задавал.

– А как он называется? – спросила Ости, осторожно гладя вальяжно развалившегося Барсика.

– Кот, – сказал я, – котик. И у него есть имя, Барсик.

– Ко-оти, – протянула довольно девочка. – Похоже на Ости, правда? Коти Барси!

Она поглубже запустила пальцы в роскошный Барсикин воротник и восхищенно прошептала:

– Как мягонько и тепленько! А ему так не больно?

– Так не больно. Только не дергай, хорошо?

Она усердно закивала головой и, правда, никогда не причиняла кошкам боли. Даже Мася, никогда не любившая детей и вообще относившаяся к людям подозрительно, на удивление быстро подружилась с ней.

Халег оказался компанейским парнем, веселым и разговорчивым. Он окончательно подтвердил мое мнение о лояльном отношении к секс-меньшинствам в этом мире.

Как-то утром я застал его во дворе полураздетым – каждое утро он обливался холодной водой – и невольно залюбовался мощным мускулистым телом, точными, уверенными движениями зрелого сильного мужчины. Наемник поймал мой взгляд и подмигнул:

– Нравлюсь?

Я поспешно отвернулся, чувствуя, как краснею.

– Да, – сказал он самодовольно, – я всем нравлюсь. Да только я не по этой части, ты уж извини.

– Не больно-то надо было, – пробурчал я.

– У меня командир последний был по парням ходок, – продолжил он, не обращая на мои слова никакого внимания. – Вот он бы тебя прямо тут завалил, понравился бы ты ему – мелкий, но пощупать есть чего, и попка круглая, крепкая.

И неожиданно ущипнул меня за упомянутую часть тела. Я попробовал его лягнуть, да где уж там.

– Да чего ты, дурашка, – примирительно сказал он, – я ж тебе приятное говорю. Ты, и правда, справный парень, что ж не нашел еще себе никого?

Я молча пожал плечами.

– Давай сходим в какое-нибудь место повеселее? – вдруг серьезно предложил он. – Посидим, выпьем, ты, может, мужика подцепишь, я бабу. А то скиснуть тут можно, все сидят по углам и тоскуют. Жаль девчонку, да ведь жить-то надо.

Обстановка в доме, и правда, была грустная. О родителях я вообще молчу, но искренне горевали и слуги. Девочку все любили и хозяев очень уважали и жалели. Точный диагноз Ости поставили совсем недавно, и потому шок у народа еще не прошел. Две нанятые уже здесь горничные быстро прониклись общим настроением, поэтому, когда Ости в поле зрения не было, везде царило унылое молчание.

Только сама девочка вносила оживление в это похоронную атмосферу. Когда ее не водили по храмам и лекарям, она неустанно носилась по всему дому, с детской непосредственностью влезая во все дела. С Барсиком они стали закадычными друзьями, а к Маське она прониклась материнской нежностью, при любой возможности таская ее на руках. И от мысли, что этот бойкий жизнерадостный ребенок скоро не сможет поднять не только трехкилограммовую кошку, но даже стакан воды, а со временем вполне может умереть мучительной медленной смертью, становилось очень тяжело на душе.

И потому на предложение Халега я с радостью согласился. Хоть на один вечер забыть о плохом. И чем черт не шутит, вдруг и впрямь кого подцеплю? Вон даже Халег сказал, что я «справный». Надо просто перестать прятать свой интерес к мужчинам. От вбитой в подкорку привычки трудно будет избавиться, но результат того стоит. Научился же я непринужденно с людьми сходиться, разговор заводить и поддерживать? Может, и романы крутить научусь…

Отправились мы в «веселое место» тем же вечером. Перед этим Халег жестоко раскритиковал меня за скудный гардероб. Ну не было у меня ничего нарядного, так что я надел просто все самое новое и тщательно причесал изрядно отросшие здесь волосы. Халег закончил разбор моего внешнего вида обидной фразой: «Так и просидишь в девках, если одеваться не научишься» и все-таки разрешил мне идти так. Сам он расфуфырился в пух и прах, нацепил перстни на пальцы и даже надушился. Когда я робко похвалил его наряд, он подобрел и даже обещал помочь подобрать мне обновки.

Правда, по окончании увеселительного мероприятия я подумал, что если каждый раз будет так, то лучше ходить развлекаться в том, в чем я лазаю под трубами в подвале.

Началось все чинно-благородно. В Дерее, городе торговом, наводненным разным приезжим людом, недостатка в злачных местах не наблюдалось: было все – от пивнушек-забегаловок до дорогих ресторанов. В том числе и такие заведения, в одно из которых мы и пошли сначала. Это был, говоря рекламным языком, паб с дансингом. То есть, большой зал, разделенный на две неравные половины: на меньшей стояли столики, на большей народ танцевал под маленький оркестрик. Кормить здесь не кормили, подавали только напитки и легкую закуску. Выбор заведения объяснялся тем, что Халег твердо вознамерился найти себе постоянную подружку на время пребывания в Дерее, ну и, по возможности, мою личную жизнь устроить.

– Со шлюхами не сплю, – сказал он мне, – во-первых, чего я буду платить, пока дают бесплатно? Во-вторых, брезгливый я. А туда порядочные ходят, потанцевать, поухаживаться…

Мы пришли, когда народ только начал собираться. Застолбили столик, взяли выпивки для создания настроения. Я собирался просидеть так весь вечер, поскольку танцевать не умел вообще, тем более местные, похожие на кадриль и польку, танцы, а «поухаживаться» особо не надеялся. Поэтому настроился просто попить пива, посмотреть на танцующих веселых людей, поболтать и посмеяться, словом, расслабиться.

Но культурного досуга не получилось. Когда я приступил ко второй кружке, а Халег начал всерьез присматриваться к девицам, в зал ввалилась компания его земляков. Было их всего трое, но из-за внушительных габаритов воспринимались они, как толпа.

– Кого я вижу! Собака ты рыжая! – возопил один из них, буйно кудрявый, в такой же кудрявой бородище, и без приглашения уселся за наш стол. Халег засиял и полез обниматься. Подошли остальные «косатки», присоединились. За столом стало тесно и шумно.

Кудрявого звали Гунар, и они с Халегом были родом из одной деревни. В Дерее троица была проездом, по пути в империю Сандор, самое могущественное государство этого мира.

– А что вы там потеряли? – удивился Халег. – У императора свои солдаты кончились? Они же вроде не воюют сейчас?

Бородач пожал плечами:

– Приятель написал, что начали наемников набирать в Сандоре, платят хорошо, вот и едем. А ты тут сладко устроился, я смотрю. Вон, мальчика какого хорошенького завел.

Я поперхнулся от неожиданности.

– Совсем старый стал, путаешь меня с кем-то, – ответил Халег, – Дима мой друг, работаем в одном доме. Я, между прочим, сюда пришел, чтобы с девчонкой какой познакомиться, а от ваших рож мухи на лету дохнут, не то что девки.

– Ну пошли тогда отсюда, – нисколько не обиделся Гунар. – Девки нас и вправду не подпустят. Что толку тут сидеть-то?

В следующем, куда более суровом, заведении, меня заставили выпить полстакана какого-то крепкого пойла со словами: «За знакомство, а то обидимся». Обижать «косаток» было чревато, пришлось пить. Выпитое, упав на довольно большое количество принятого ранее пива, оказало чрезвычайно раскрепощающий эффект на мой неподготовленный организм. Дальше, что называется, процесс пошел. Через какое-то время я вспомнил о своем решении не скрывать свой интерес к мужчинам, начал активно оглядываться вокруг, и таки имел успех! Лица кавалера назавтра я так и не смог вспомнить, но тогда он мне понравился. Видимо, моя ответная улыбка на призывное подмигивание была излишне пылкой, так как парень начал действовать быстро и решительно. Как-то незаметно он оказался рядом, кажется, мы знакомились... Или не успели... Короче, опомнился я только, когда меня, зажав в ближайшем темном углу, уже лизали в ухо и недвусмысленно лапали за все подворачивающиеся места. Такое поведение показалось мне уж чересчур раскрепощенным, и, бормоча извинения, я вырвался из страстных объятий. Парень был не очень доволен, но настаивать не стал. И на этом инцидент был бы исчерпан, но я, спеша выбраться из опасного угла, зацепился ногой за что-то и растянулся на полу. Кавалер оказался галантным и бросился меня поднимать, а Халегу показалось, что меня обижают. Или, может, у него просто кулаки чесались, не знаю. С криком : «Не трожь Диму, урод!», он накинулся на моего мнимого обидчика. Я пытался его остановить, но куда там, он, по-моему, меня вообще не услышал. Противник тоже оказался парнем горячим, и, когда я, наконец, сумел подняться, драка уже кипела вовсю. Драчунов быстро разняли, но заведение пришлось покинуть. Уже выходя, я услышал, как весьма бойкого вида девица сказала подружке, кивнув на меня: «Вот из-за этого поцапались. Было бы что делить!». Спорить, я, конечно, не стал, но было до смешного обидно – и за глупое недоразумение, и за столь пренебрежительную оценку моей персоны. Обидно было не только мне, и мы отправились заливать неприятности в другое место. Остаток ночи я не запомнил, но, кажется, было весело. Учитывая, что это был первый в моей жизни «молодецкий загул», удивительно, что я пришел домой на своих ногах. По крайней мере, Халег сказал, что это было так.

ого…

Глава 4.

Через несколько дней, предварительно обновив мой гардероб, мы повторили культпоход. На этот и еще два следующих раза все прошло по плану. Правда, я, хоть и в новом, и нарядном, так никого и не «подцепил», зато Халег закрутил бурный роман с хорошенькой молодой вдовушкой и теперь чаще ночевал у нее, чем дома.

Дома, между тем, атмосфера слегка повеселела. Шок прошел, люди попривыкли и успокоились, и, главное, Ости пока не становилось хуже. Может, родителям легче не стало, но я с ними почти не общался и не мог этого знать, хотя любое горе со временем притупляется, наверное, смирились и они. По крайней мере, истерический бег по разного рода шарлатанам закончился, и теперь Ости только время от времени ходила на какие-то процедуры в лечебницу при главном храме бога Хосмара, и то они скоро должны были закончиться.

В отсутствие Халега я стал проводить много времени с ней, а через нее и с Тайей. Увидев как-то у меня букварь, девчушка сначала долго надо мной смеялась, а потом милостиво предложила научить меня читать. Я отвесил ей земной поклон, а про себя подосадовал, что сам не догадался попросить. Давно надо было.

С помощью Ости, и, конечно же, особенно Тайи, я быстро выучил алфавит и даже освоил довольно сложную транскрипцию. Что значит филологическое образование! Книги и даже газеты читать я еще не мог, литературный язык сильно отличался от бытового, и слишком много попадалось незнакомых слов. Но памятуя о том, что дорога дается идущему, я время от времени уделял книгам часок-другой. Смысла в этом особого не было, просто механическое складывание букв в слова, но навык приобретался, и это было главное.

Зато вывески, объявления и подписи к картинкам теперь не представляли для меня тайны. Если бы здесь были комиксы, я бы, наверно, на них подсел, но комиксов здесь еще не придумали. Я даже пожалел, что совсем не умею рисовать, запросто можно было бы стать богатым и знаменитым, издавая их. Благо необходимая материальная база имелась.

Типографское дело здесь было хорошо развито. Конечно, не было цветной печати и разнообразия шрифтов, но качество было очень хорошим, и количество разнообразных изданий впечатляло. Оценить общее состояние технической развитости этого мира я не мог по невежеству, но паровые машины здесь уже были, еще недостаточно компактные для использования в транспорте, но, без сомнения, это только вопрос времени. Огнестрельное оружие тоже было. Виденные мной ружья, на мой взгляд, были очень похожи на знакомые мне охотничьи. Но точно судить я не мог, хоть и сибиряк. Отец свое ружье пропил в первый же год после смерти матери, сам же я интереса к охоте и оружию никогда не имел. Водопровод и канализация здесь тоже ничем от привычных мне не отличались, разве что не было центрального отопления и горячего водоснабжения. Что еще из научно-технических достижений здесь было, я просто не знал. Точно не было электричества и двигателя внутреннего сгорания. Но я так полагал, что это тоже только дело времени. Ведь люди здесь были такие же и, соответственно, научная мысль должна была развиваться так же. Просто то ли мир был моложе, то ли, правда, христианская цивилизация ускорила технологический прогресс на Земле… Но меня это не очень волновало. Главное – люди. А их я понимал, и они понимали меня.

Так вот, читать нормально я не мог, но очень хотелось. Всю жизнь я провел с книгой в руках, и теперь, когда все наладилось, и появилось свободное время, ломка по печатному слову стала прямо-таки наркотической. Но читатель всегда найдет, что читать. Вот и я нашел – по пути на приречный рынок, ходить на который за свежими овощами и фруктами вменялось в мои обязанности, я чуть сворачивал к высокому глухому забору какого-то склада и читал оставляемые на нем во множестве объявления.

Здесь были и афиши, и рекламные листки, но больше всего было частных объявлений. Самых обычных, о том, что кто-то что-то продает, покупает, меняет... Приевшиеся до оскомины, не замечаемые в прошлой жизни, тексты здесь стали настоящим откровением. Я читал и представлял себе человека, который дал это объявление, причины, которые побудили его это сделать, по почерку пытался угадать его пол, возраст и род занятий. Представлял и того, кто откликнется, зачем бы ему могла понадобиться эта вещь, как они встретятся, просто ли совершат сделку и разойдутся, или между ними завяжутся какие-то отношения… Это оказалось не менее увлекательным занятием, чем чтение беллетристики или просмотр сериалов. А один раз попалось вообще нечто исключительное.

Частные объявления, как правило, были написаны на маленьких клочках бумаги, а то и прямо мелом на заборе, так что большой лист плотной дорогой бумаги с каллиграфически выведенной на нем красной тушью фразой, сразу привлек мое внимание. Содержание же было еще более интересным. Некто писал: «Тири! Я все понял! Вернись!».

Тем же вечером чуть ниже текста на листе появился набросанный несколькими штрихами, но отлично узнаваемый, классически правильной формы эрегированный член. Даже здесь, где откровенно фаллические символы были на каждом шагу (язычники же!), рисунок выглядел вызывающе и к тому же сопровождался подписью художника. Понятно было, что это ответ автору необычного объявления. На следующее утро я спешил к забору, сгорая от любопытства. И не разочаровался.