Текст книги "Разведись со мной за тридцать дней (СИ)"
Автор книги: - Ruby -
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
– А потому что нечего разговаривать со мной в тот момент, когда собираешься отшлепать Чонгука!
– Оу.
– А потому что нечего так на это реагировать, – вновь орет Джин, – ты взрослый человек и должен понимать, что сексуальная жизнь строится не только на миссионерской позе.
Чимин устало мычит, бросая ключи от квартиры на тумбочку, и проходит на кухню, усаживаясь на стул.
– Ты на пикник пойдешь? – спрашивает Намджун.
– Юнги будет?
– Конечно.
– А алкоголя много будет?
– Разумеется.
– Не пойду.
– Да в смысле?
– Да в коромысле, Ким Намджун. Все мои последние попойки заканчивались либо сексом, либо штампом в паспорте.
– И все с Юнги. Я бы задумался, Чим, – смеется Джун.
– Вы не отстанете от меня и будете названивать?
– Ага.
– Я отключу телефон.
– Будем сигналить под окнами.
– Господи, хорошо. Я буду. Во сколько?
– В девять, как раз на закат попадем. И, Чимин…
– Что?
– Будь помягче с Юнги, он старается ради тебя. Пикник – его идея.
Чимин сбрасывает звонок и бесится. Все делают из него чудовище, потому что Мин весь из себя такой ухаживает, старается, а Пак тут, понимаете ли, со своими принципами глупыми. И больше всего бесит то, что Юнги действительно старается, и Чимин все чаще думает о том, что ведет себя как гандон последний. В конце концов, ничто не мешает ему просто попробовать. Вдруг, даже разводиться в конце не придется?
К девяти Чимин выходит из дома, чтобы перейти дорогу и оказаться на пляже. Теплый морской бриз косами вплетается в рыжие волосы, а заходящее солнце золотит их, привлекая взгляды прохожих. Друзья радостно машут руками и что-то кричат, и Чимин спешит к ним, чувствуя запах шашлыка, алкоголя и веселья.
– Привет, – Юнги улыбается тепло и протягивает Паку стакан.
Тот благодарно его принимает, кивает в ответ и садится рядом.
– Ты создан для ветра в волосах и золота солнца, – шепчет Мин, едва касаясь губами мочки уха.
Чимин сглатывает и поворачивается к Юнги, чтобы увидеть, как последние солнечные лучи вплетаются в радужку чужих глаз, превращая их в песочные. Пак любит горячий песок Лос-Анджелеса всем сердцем, поэтому впивается взглядом и не замечает, что Юнги внимательно смотрит в ответ, еле дыша. О, как Юнги влюблен.
Джин наблюдает за этим со стороны и ему очень хочется подойти к этой женатой парочке и столкнуть их губами. Он почти порывается это сделать, но Намджун перехватывает его руку, сплетая свои пальцы с чужими, очень теплыми. Сокджин вопросительно смотрит на их руки, которые смотрятся удивительно правильно вместе.
– Они сами справятся, – кивает Джун.
– Да они сами справляться еще года два будут.
– Прям как мы? Что ты все ломаешься и не даешь мне себя поцеловать? – Намджун наклоняет голову, чуть приподнимая уголки губ.
– Растягиваю удовольствие, – смеется Джин в ответ и покрепче сжимает руку Джуна.
Все наблюдают, как последние лучи солнца скрываются за горизонтом, и ползут к костру, чтобы разложить мясо по тарелкам. Чонгук ноет, что Сокджин не сварил картошечку, тот грозится оторвать ему язык, если он его не прикусит, наконец. Тэхён орет, что этот язык – его личное произведение искусства, и он будет за него драться. В итоге, оба оказываются лицом в песке, а Намджун хохочет и улепетывает по берегу быстрее ветра.
Только Юнги и Чимин продолжают смотреть в глаза друг другу, даже не пытаясь перестать.
– Я тут подумал, – говорит Пак, заставляя сердце Мина учащенно забиться, – что мы можем попробовать.
– Попробовать? – переспрашивает Юнги, надеясь услышать желанное.
– Да, можем попробовать дружить!
Чимин улыбается широко, и в этот вечер убивать хочется уже Мину. Потому что его гребаный муж предлагает ему дружить.
========== День 12. ==========
Давайте на секундочку представим, что вы не Пак Чимин. Да, вы не жертва брака по пьяни. Вы – Мин Юнги. И вы влюблены. Впервые в жизни влюблены до потери пульса, бегемотов в животе, леденеющих конечностей и прочей ерунды, которую вообще-то презираете.
– Ты понимаешь? Он предложил мне дружить! Дружить, сука. Мне! – орет Юнги, расхаживая из угла в угол в гостиной Сокджина.
– Понимаю, Юнги, ты мне об этом уже три дня ноешь, – отвечает Намджун, слегка приподнимая уголки губ.
– Нет, я для него все. Пикник, подарки, завтрак приготовить, хотя у меня руки из задницы. А он мне? Мы можем попробовать дружить, – передразнивает Юнги, устало запуская ладонь в голубые волосы. – Тьфу!
– Ну, может, это и хорошо? Подружите, а там, глядишь, и влюбится в тебя.
– Хуюбится, Намджун. Мы пока дружить будем, у меня закончится отпуск и придется возвращаться в Лас-Вегас.
– Переезжай в ЛА.
– Ну, точно. Брось все свои дела и умотай в другой город, да? Я не для этого столько лет пахал, чтоб все терять из-за…
– Из-за Пак Чимина? Мне кажется, его задница того стоит, – Намджун улыбается гаденько, а Юнги с ним только мысленно соглашается. Задница Чимина стоит золота всего мира. – Да и, в конце концов, ты начальник или нет? Придумаешь что-нибудь, оставишь своего человека за всем там следить, будешь всегда на связи или вести дела по скайпу. Выход всегда можно найти, если поискать.
– А что там с твоим божеством?
– Как видишь, оккупировал его квартиру, свободное время, жизнь, надеюсь, мысли.
– О, но я видел, как премиленько вы держались за ручки в воскресенье.
– Не напоминай, я теперь эту руку не мою и молюсь на нее.
– Ой, фу, может, у тебя еще и уголок поклонения ему есть?
– Папка на телефоне, в которой больше пятисот его фотографий, считается? – Намджун едва заметно краснеет, что не ускользает от Юнги.
– Он все еще тебя динамит?
– Он все еще меня динамит!
Джун бьет воздух руками и обиженно сопит. И непонятно, на что обижается. На Сокджина или на самого себя, потому что вроде взрослый мужик, а с Джина растекается, как сопливая девчонка, и готов сутками на него молиться. Это парадоксально, потому что Намджун вообще всегда с осторожностью относился к влюбленностям и чувствам, никогда не позволял себе лишнего, потому что направлял все силы и эмоции на работу.
А тут… Один взгляд Джина, одна его теплая улыбка, которая вообще предназначалась Чимину, и Намджун крошится на мелкие осколки, потому что он все еще относится к Киму как к божеству. Тот ругается постоянно, язвит, воспитывает всех, с работы приходит уставший и злой, фыркает на все предложения Намджуна, по телефону вечно ведет переговоры на повышенных тонах и скалится неустанно. Но еще Джин улыбается, когда печатает сообщения друзьям, готовит любимые блюда Джуна, заботится о его здоровье и каждый вечер заставляет пить горячий чай, поет в душе девчачьи песни и обожает дорамы, обязательно с поцелуем в конце. И Намджун так в этих противоречиях тонет, так в них хочет тонуть, не переставая.
Он, когда за руку Сокджина схватил в воскресенье, то чуть не распрощался с собственным сознанием, потому что получил электрический разряд по всему телу. Джун, честно, даже не думал, что можно так влюбляться. Вот прям как в фильмах, прям до сердечек в глазах.
– Но ты живешь в его квартире уже больше недели, и вы все же держались за руки, – рассуждает Юнги, возвращая друга в реальность, – ну, или я долблюсь в глаза.
– После пикника он сказал, что это было мило, и ушел спать. Ты понимаешь? Мило, мать его! И сейчас ведет себя так, будто и не было ничего.
– Ну, грубо говоря, ничего особо и не было.
– О, да, я на нем, конечно, не женился и по пьяни не переспал, – язвит Джун.
– Ой, зря, вдруг, помогло бы? – откровенно издевается Юнги.
– Я и гляжу, что тебе это прям очень помогло.
– Эх, у меня муж слишком принципиальный, ничего не поделаешь. Он мне, может, этим и нравится.
– Ты поэтому мне мозг уже три дня компостируешь? Иди, пошли лучше ему еще одну анальную пробку, какую-нибудь желтенькую. Вдруг, ты тогда просто с цветом прогадал.
– Я подарил ему анальные пробки всех цветов радуги, даже с блестками, – задумчиво говорит Юнги, почесывая подбородок.
– Фу! Мин Юнги, ну, что за методы ухаживания?
– Ммм, изощренные?
Намджун смеется, пока не слышит хлопок входной двери и протяжное «аайщ». Он тут же соскакивает с дивана и несется в коридор, чтобы увидеть Джина, который сидит на корточках к нему спиной и разглядывает коврик при входе.
– Сокджина, ты чего?
– Ойй, слушай, а у меня всегда тут были голубые полосочки? – заплетающимся голосом тянет Джин, и Намджун явно слышит пьяные нотки.
– Ты чего? Напился?
Джун присаживается рядом и разворачивает мужчину к себе. Разворачивает и замирает, изучая красную помаду в уголках губ и на скулах.
– Джин, ты же гей.
– О, серьезно? А я не знал, представляешь. Подставлял свой зад всяким мужикам, а сам думал, мол, какого черта, я же натурал. Натуралы так не делают. Плохой из тебя натурал, Сокджин, – язвит Ким в ответ, пытаясь сфокусировать пьяный взгляд на объекте напротив. – Ой, Намджуна, как дела?
– Так, я серьезно, откуда у тебя на лице помада?
– Помада? Так я в конкурсе победил! Кто ровнее из мужиков накрасит губы.
– Да ну? Что-то я не вижу, чтобы было ровно, – улыбается Намджун, заметно расслабляясь.
– Ой, правда? Это она размазалась что ль? – Джин поднимается, слегка покачиваясь и опираясь на Джуна, и смотрит в зеркало долгую минуту. – Какой позор! Макияж размазался. Я теперь некрасивый, да?
– Ты всегда очень красивый, солнышко, – смеется Джун, снимая ботинки, и тянет его в спальню. – Пойдем, тебе надо поспать.
– Поспать? А продолжения не будет? Ой, со мной же еще Чимин был. Намджун! – щурится Джин и наклоняется к самому уху парня, чтобы прошептать: – Я, кажется его потерял. Он такой маленький, его так легко потерять.
Джун смеется и краем уха слышит, как Юнги с кем-то ругается по телефону, а потом вылетает из квартиры, что-то крича по пути про Чимина.
– Ничего, мы его нашли.
– Да? И где он прятался? В холодильнике? А я говорил ему, что в холоде сидеть нельзя! Заболеешь!
Намджун веселится откровенно, пока стягивает с Джина пиджак и носки. Потом замирает в нерешительности и закусывает губу, пытаясь пересилить желание раздеть его полностью. Сокджин что-то радостно вещает, периодически взмахивая руками, а Джун так и стоит над ним, вглядываясь в мощную соблазнительную шею. Что, если он один разок?
Всего один поцелуй.
Всего лишь в шею.
Джин перестает, вдруг, болтать и дергаться и смотрит на Намджуна совершенно осознанным взглядом. Будто резко протрезвел.
– Ты пялишься. Опять, – поясняет Сокджин, смачно икая в конце.
– А ты красивый. Постоянно.
– Эх, мама тоже всегда говорила, что я у нее красивый мальчик.
– Да, красивый мальчик, – подтверждает Намджун, облизывая губы.
Джин наблюдает за этим, удивленно распахивая глаза, и выдыхает тихое:
– Вау.
Джун прикрывает глаза, пытаясь справиться с внезапным острым желанием поцеловать этого невероятного мужчину, и почти наклоняется, чтобы сделать это, пока не слышит громкий и смачный всхрап. Глаза тут же открываются, и пробивает на смех, потому что Джин спит. Спит пьяный, потрясающе красивый и храпящий так, что, кажется, слышат соседи. Намджун улыбается, расстегивает все же чужую рубашку, взглядом цепляясь за соски, и нервно сглатывает. Стягивает ненужную вещь и накрывает пьяницу пледом, напоследок мягко целуя в щеку.
– Ммм, мамочка, – шепчет Джин во сне и крепко обнимает подушку.
– Ага, мамочка, да, – вновь смеется Намджун и выходит из спальни, прикрывая дверь.
Где-то через час звонит Юнги, который орет, что Чимина опять пришлось тащить пьяного домой и укладывать спать. Орет, что тот кусался, царапался, пару раз даже пытался дать Мину в нос, но в итоге так завертелся, что дал в нос сам себе. Не очень сильно. Юнги клянется, что пытался не смеяться, но сам ржет, как конь, пока рассказывает о случившимся. Извиняется, что так внезапно сорвался и даже не попрощался. Но Намджун говорит, что понимает и совсем не злится. В конце концов, у Юнги, видимо, хобби укладывать спать пьяного Чимина. Друг смеется и прощается, обещая приехать завтра утром, чтоб поржать над Джином и его похмельем.
Намджун раскладывает диван, идет в ванную, по пути находя разбросанные вещи Джина. Взгляд цепляет красную помаду, и Джун смеется, пытаясь представить, как Ким красит свои пухлые губы. Смеется, а потом понимает, что его эта картина возбуждает. Приходится поспешить в ванную, чтобы отделаться от навязчивой идеи.
Он просто обязан заняться сексом с Сокджином, у которого накрашены губы.
========== День 15. ==========
Давайте вновь представлять, что вы Пак Чимин и со среды игнорируете своего мужа, потому что вам… Стыдно! Потому что как можно напиваться до состояния, когда разбиваешь нос сам себе? Сам себе! Тэхён ржал минут двадцать точно. Да что там Тэхён, сам начальник Чимина пристально смотрел на него долгую минуту, а потом разразился смехом и отправил Пака отдыхать до понедельника, разрешая взять работу на дом.
– Как твоя сливка? – ехидничает Джин в телефон, пока шатается по магазину и покупает Чимину продукты.
– А как твоя помада? Уже нашел себе подходящий оттенок? – шипит Пак в ответ, дотрагиваясь кончиками пальцев до переносицы и мыча сквозь зубы.
– Вот чертяка! Рассказал-таки?
– О, он сделал лучше, – отвечает Чимин, делая паузу, чтобы позлить лучшего друга, – он отправил фотографию. Каждому из нас.
Пак готов клясться, что слышит, как у Джина из рук выпадает лоточек с яйцами, и тот еле слышно матерится. Вообще, Чимин смеялся очень громко и долго, когда утром после незапланированной попойки в честь победы Джина в суде, проснулся с головной болью и открыл первое сообщение в телефоне. Смеялся так громко, что не сразу заметил, как ноет нос и непривычно тяжело дышать. И вот тут уже стало совсем не до шуток, потому что первым, что увидел в зеркале Пак, был его нос.
Складывалось ощущение, что этот самый нос теперь живет своей жизнью, а Чимин просто мимо проходил. Отекший, с характерными фиолетовыми оттенками, которые расползались под глаза мерзкими разноцветными пятнами. И невозможность дышать, из-за чего Паку приходилось шипеть через рот, судорожно глотая воздух. Сначала, Чимин даже решил, что это Юнги ему втащил за то, что вечно спасает его пьяную задницу, потом решил, что мог с кем-то подраться в баре. В конечном итоге, пришлось фотографировать это произведение чьего-то талантливого кулака или… пятки? Фотографировать и отсылать Джину, который мог бы помочь. Джин-то помог, но перед этим отправил штуки три голосовых сообщений, в каждом из которых он ржал китовьим смехом.
– Я его убью, – шипит Ким в трубку, возвращая Чимина в реальность.
– О, только после того, как вытрахаешь из него всю дурь.
– Ты вот не шути так, я, может, ничего и не помню о том вечере, зато вот его блестящие темные глаза и юркий язык помню отлично.
– Оу, юркий язык?
– Тьфу! Ну, не в этом смысле, извращенная ты тушка! Хватит так много общаться с Тэхёном. Короче, он облизывался, пока раздевал меня ночью. Очень хищно так облизывался.
– Он тебя еще и раздевал? – откровенно издевается Чимин, параллельно продолжая печатать в ноутбуке отчет.
– Если ты не прекратишь паясничать, я оставлю тебя без печенья с шоколадной крошкой.
– Я молчал! Это все мой нос.
– Ой, я буду ржать, когда приду. Давай, парень, до скорого.
Чимин улыбается, чуть морщась от боли, и откладывает телефон, вновь погружаясь в работу. Раз уж ему дали два внеплановых выходных, то следовало распределить время правильно и максимально разгрузить следующую рабочую неделю. Еще, конечно, следовало поговорить с Юнги, который очень интересовался состоянием лица своего «красавчика» мужа. Собственно, от Мина-то Чимин и узнал, что сам себе нос разбил. Потому что, после сообщения от Джуна с фотографией Сокджина, которая теперь красовалась на одной из полок Чимина, он прочитал сообщение от Юнги, в котором тот очень подробно рассказывал, как рестлер Пак Чимин нокаутировал собственный нос.
Но с Мином разговаривать было, почему-то, очень стыдно. Может, проснулась совесть, которая уже несколько дней выла на ухо, что Юнги умничка и постоянно притаскивает тебя в кровать пьяного вдрызг. И тут Мину стоило бы задуматься, потому что в Чимине, который до поездки в Лас-Вегас вообще почти не пил, явно поселился алкаш, который начинал радостно хлопать в ладошки, как только на горизонте появлялись красивые бутылочки со спиртным.
Звонок в дверь раздался где-то через полчаса, и Пак удивленно оторвал взгляд от ноутбука, думая, что Джин не успел бы доехать на своей черепашьей скорости.
– Только попробуй не открыть мне, – раздалось из подъезда, когда Чимин привстал на носочки и посмотрел в глазок.
– Меня дома нет.
Лисьи глаза напротив прищурились, а губы изогнулись в неприветливую линию.
– Вот не веди себя, как ребенок, и открывай дверь. Добрый дядя доктор пришел тебя лечить.
Чимин скептически приподнимает бровь, но все же щелкает замками и отворачивается, тут же проходя в гостиную.
– Ты и так тут себя как дома чувствуешь, – язвит Пак и забирается с ногами на диван, вновь утыкаясь в монитор компьютера и бездумно водя мышкой по экрану.
Он слышит, как Юнги разувается, идет на кухню и что-то кладет в холодильник, а потом топает в гостиную и садится на корточки прямо напротив Чимина, отодвигая столик с ноутбуком в сторону.
– Подними лицо, – просит Мин, мягко поглаживая чужое колено.
– Нет.
– Подними же, Чимин-а.
– Там нет лица.
– О, а что там?
– Нос! – возмущается Пак и смеется, все еще моментами поскуливая от боли.
Юнги хрипло смеется в ответ и все же поднимает чужое лицо за подбородок. Он внимательно смотрит, касается холодными пальцами припухлостей, и Чимину очень хочется верить, что ему неприятно. Но, черт возьми, ему очень приятно! Эти холодные длинные пальцы, на которые Пак все еще втайне залипает, будто созданы для его лица.
– Ну, ты похож на бегемота, – выносит свой вердикт Юнги и смеется, громко так смеется. Скотина.
– Айщ! – шипит Чимин и дергается, пытаясь вырваться из чужой хватки.
– Сидеть! Не дергаться. И не кусаться. У меня до сих пор следы от твоих зубов не прошли на боку.
Пак удивленно округляет глаза и глупо хлопает ресницами, но Юнги лишь задирает худи и оголяет участок кожи под ребрами, на котором красуется яркий укус. Смотрится, если честно, превосходно. Чимин бы оставил еще парочку. Под алкоголем, конечно. Пак разводит руками и тянется вновь к ноутбуку, но Мин отодвигает столик еще дальше и гневно шипит, прося подождать. Он уходит на кухню, шумит там посудой и возвращается минут через пятнадцать с чашкой чая и миской с каким-то отваром.
– Это что? – Чимин недоверчиво щурится и пытается залезть пальцем в посудину.
– Кыш! – шикает Юнги и шлепает Пака по руке.
Чимин дует губы и наблюдает, как Мин опускает в миску маленькое вафельное полотенце, выжимает его и садится напротив на коленки, требуя наклониться. Пак все еще дуется, но послушно наклоняется и чувствует, как переносицу начинают мягко массировать горячей тряпкой. Чимин шипит и брыкается, потому что больно, и Мин терпеливо ждет, пока тот привыкнет и перестанет дергаться.
– Это что?
– Вот заладил. Отвар из цветков лютика, – отвечает Юнги, вновь опуская полотенце в пахнущую воду.
– Серьезно? – хихикает Пак, вновь дергаясь от перепада температуры. – Местная целительница Мин Юнги?
– Ты дошутишься и будешь еще неделю вот с таким ебальцем ходить, – отвечает мужчина, надавливая на переносицу чуть сильнее.
– Сам ты… ебальце, – вновь дуется Пак и больше не произносит ни слова.
Юнги повторяет процедуру еще раза четыре, а потом уходит на кухню, чтобы вернуться с другой миской. Он густо намазывает нос и щеки Чимина медом с алоэ, как поясняет позже, и пихает в руки чашку с чаем, вновь уходя на кухню. Пак послушно пьет, прислушиваясь к тому, как Юнги моет посуду. Пьет и думает, что Мин уж слишком гармонично вписывается в его квартиру. Слишком правильно. А нос, кстати, перестает болеть.
Потом Юнги проходится влажной тряпкой по всем поверхностям в доме и раскрывает окна, впуская свежий морской воздух. Чимин все это время сидит на диване без движения и просто наблюдает за мужчиной, который хозяйничает в его квартире, и выглядит тут невыносимо здорово, будто дополняет каждый квадратный метр.
– Я оставил отвар на плите, сделай такую же процедуру вечером, понял? И не забудь смыть мед с лица перед сном, а то проснешься завтра лицом в подушку, – говорит Юнги через какое-то время, вновь присаживаясь напротив.
– Да, мамочка.
– Хороший мальчик, – Мин ухмыляется, поглаживая волосы Чимина и встает, собираясь уходить.
– А ты куда?
– У меня еще работа, и я обещал Хосоку приехать на ужин.
– Юнги?
– Что? – спрашивает мужчина уже на пороге комнаты.
– Спасибо тебе, – искренне благодарит Пак и замечает на чужом лице довольную улыбку. – Ты замечательный друг.
– Ой, пошел ты, – шипит Мин, и вскоре слышится хлопок входной двери.
Чимин хихикает удовлетворенно. Нравится ему издеваться над Юнги, тут ничего не поделаешь. Он вновь тянется к ноутбуку, но входная дверь с грохотом распахивается вновь, и Пак обреченно выдыхает. Его квартира – проходной двор.
– Я пришел к тебе с приветом, чтоб поржать над твоим еблетом, – орет на весь коридор Чонгук, которого не звали.
– Я тут ни при чем. Отвечаю, он примчался на запах еще не готового печенья, – объясняет Джин, и Пак слышит, как он идет на кухню.
Чимин поднимается с дивана, разочарованно поглядывая на ноутбук, и понимает, что сегодня ему поработать не дадут. Он проходит в коридор, наблюдая, как Чонгук разбрасывает свои конверсы и радостно несется на кухню, даже не пытаясь взглянуть на друга. Конечно, еда в приоритете.
– Ой, да ты красавица, – смеется Тэхён, который заходит в квартиру и закрывает, наконец, эту проклятую входную дверь. – Сильно болит?
Друг корчит сопереживающую рожицу и аккуратно целует Пака в кончик носа. Тэхён, может, и та еще извращенная натура, но всегда очень заботится о Чимине и его состоянии.
– Нет, по крайней мере, сейчас. Только что ушел Юнги, который начитался каких-то советов и пытался лечить меня народными средствами.
– О, да, мы встретились во дворе. Он был… в ярости? – спрашивает Тэхён, осторожно подбирая слова.
– Да, может быть. Я назвал его отличным другом, – смеется Чимин.
– Ты маленькая мстительная сучка, мой юный друг. Нельзя так называть человека, который в тебя влюблен.
– Нельзя не давать мне развод! – парирует Пак и тащится на кухню под громкие упреки Тэхёна.
Вечер проходит в атмосфере веселья и вкусного ужина. Чонгук уплетает все за обе щеки, иногда прерываясь на поцелуи с Тэхёном, на которые тот морщится и вытирает испачкавшийся чужой рот салфеткой. Джин пытается вести беседы, но как только смотрит на лицо Чимина, начинает ржать, как припадочный. В итоге, Паку это надоедает, и он притаскивает с гостиной фотографию самого Сокджина с размазанной помадой на губах. Тот тут же замолкает и гневно сопит, притягивая тарелку с печеньем себе поближе.
Друзья уходят ближе к ночи, оставляя после себя аромат шоколада и хорошее настроение. Чимин усаживается на диван, наконец, пододвигая к себе ноутбук, но закрывает документ и открывает вкладку с давно забытым фильмом. Телефон вибрирует на самом захватывающем моменте, и Пак решает прочитать сообщение позже.
Уже перед самым сном он все же лезет в сообщения и читает одно от Юнги, протяжно стонет и идет сначала в ванную смывать мед, а потом на кухню, чтобы втереть отвар в нос. Конечно, он забыл. Когда Чимин вновь ложится в кровать, телефон вибрирует повторно.
«Постарайся не вмазать себе кулаком ночью. И не забудь про процедуру утром. Я приеду к вечеру, чтобы позаботиться о тебе. Сладких снов, ДРУГ.»
Пак смеется, посылает в ответ цветочек и закрывает глаза, чувствуя себя удивительно счастливым.
========== День 17. ==========
Представьте, что вы… все еще Пак Чимин, да, ничего нового. Новым не является даже то, что в выходной в шесть утра по вашей квартире разносится невыносимая трель дверного звонка. Вы пытаетесь от этого звука прятаться под подушкой, но задеваете свой чертов распухший нос, несколько раз смачно и со вкусом материтесь и идете открывать, чтобы на пороге увидеть своего…
– Чон Хосок?
… друга с чемоданами в руках.
– Утречко, Чимин-и, приютишь?
– Ты… Эм… Надолго?
– Навсегда! – радостно сообщает Хосок и толкает чемоданы через порог, как бы намекая, что выгнать его уже не получится.
Чимин щурит глаза спросонья и надеется, что ему все это снится, поэтому пару раз хорошенько щипает себя за ляжку, чувствует жгучую боль, шипит и уже более осознанно смотрит на друга. Чон улыбается во все зубы, как на приеме у стоматолога, и проходит на кухню, интересуясь, сменил ли Пак кофе или продолжает пить какое-то дерьмо.
– Юнги вчера принес какую-то новую банку.
– Юнги, значит, – хитро щурит глаза Хосок, и его губы растягиваются в мерзкой улыбочке.
– Прогнала, значит? – парирует Чимин.
– Я сам ушел!
– Ой, ну, точно. Все вокруг плохие, а ты у нас белый и пушистый.
– Ты злой, Пак Чимин.
– Это не я злой, это шесть утра мерзкое дерьмо, – хмыкает парень, щелкает чайником и присаживается напротив друга, собираясь выслушивать душевные излияния.
Хосок долго жует нижнюю губу, собирается с мыслями, пару раз запускает руку в волосы, взъерошивая их, несколько раз даже порывается открыть рот и, наконец, произнести хоть слово, но все попытки оказываются тщетны. Чимин лишь кивает понимающе, заваривает кофе, лезет в шкафчик над раковиной, где хранит сладости, достает какие-то неизвестные, но которые точно любит Юнги, и ставит перед другом. Тот все еще усиленно пытается начать разговор, но выходит лишь клацать зубами и произносить едва различимые ругательства. Чимин подбадривающе хлопает Хосока по плечу и идет умываться и переодеваться из пижамных шорт.
Телефон вибрирует где-то под подушкой, и Пак присаживается на кровать, чтобы прочитать уже привычное утреннее сообщение от Юнги, которому вечно не спится.
«Доброе утро, человек-бегемот. Как твой нос? Не забудь еще раз сделать себе растирку отваром. И покорми Хосока, он быстрее соображает, когда сытый. Я скоро приеду. Надеюсь, ты успел соскучиться;)»
Чимин дует губы, потому что ему не нравится прозвище, которое придумал Юнги, и удивляется, откуда тот знает про Хосока. Но решает все эти мысли закинуть подальше, поэтому быстро принимает освежающий душ, переодевается в свободные штаны и футболку, которую недавно притащил Мин с какого-то вечера крутых шишек, и спешит к Чону. Тот так и сидит, жалобно разглядывая чашку с уже остывшим кофе.
– Юнги там вчера какие-то овощи готовил, тебе разогреть?
– По рецепту Джина?
– Пф, по рецепту, бери круче! Джин его консультирует онлайн, – смеется Чимин, вспоминая, как лучший друг вчера орал на Юнги, когда тот добавил не те специи.
– Грей, – улыбается Хосок. – Он у тебя домохозяйкой заделался? Убирается, готовит.
– С чего ты взял, что он у меня убирается?
– Потому что, давай честно, у тебя никогда так чисто в квартире не было. А Юнги помешан на этом.
Чимин пытается обидеться, но понимает, что Чон прав. Нет, у него никогда не было завалов мусора или вещей, разбросанных по полу. Просто Пак считал, что мыть пол необязательно, если ты его уже пропылесосил, и зачем убирать посуду в шкафчики, если можно аккуратно раскладывать ее по всем свободным поверхностям в квартире. Бокал для вина у Чимина, например, до сих пор стоял в ванной, он туда теперь щетку и зубную пасту ставит.
– А теперь жуй и рассказывай, – требует Пак, ставя перед Хосоком тарелку с ароматными овощами.
– Надоело!
– Это ты, конечно, очень подробно описал ситуацию, да. В писатели не планировал?
– Мина надоела и ее придирки вечные.
– О, теперь у нас игра «прибавь несколько слов к прошлому предложению»? – веселится Чимин, пытаясь не дать другу загрустить.
– Она разбила три бутылки коллекционного вина! – срывается, наконец, Хосок и поднимает на Пака взгляд полный ярости. – Три бутылки, Чимин!
– Блин, я мог бы и догадаться. Если Хосок в депрессии, значит, дело в вине.
– Это были три моих самых дорогих и любимых бутылки! А она… Она! Ох, эта ведьма. Эта мегера. Этот шар на ножках. Эта невыносимая женщина! Лучше бы я тогда в клубе мужика подцепил, ей богу. Вон, того же Тэхёна.
– Окстись! Он бы тебя до смерти затрахал. И это я не в переносном смысле. А потом бы тебя Чонгук затрахал, уже в переносном, разумеется. Хотя… Кто знает этих извращенцев.
Хосок еще около часа горюет о своих драгоценных бутылках, периодически пускаясь в воспоминания о том, как впервые их увидел, как впервые накопил и купил. Чимин начал даже подумывать, что у Чона есть альбом, где он с этими винами в разных местах, гуляет там, на качелях их катает, с ложечки кормит, шапочки покупает.
– Свою первую я даже назвал красиво так – Пино, ей нравилось.
Чимин хочет уточнить, говорят ли они все еще о бутылках, но по квартире вновь разносится трель звонка, на этот раз очень долгожданная, и Пак срывается в коридор, по пути цепляясь ногой за тумбочку и, практически, вываливаясь в подъезд.
– А ты мне очень рад, – констатирует Юнги, солнечно улыбаясь и спасая Чимина от очередной травмы носа.
– Не поверишь, но я тебя так никогда не ждал! – признается Пак, благодарно повисая в чужих объятиях и даже не пытаясь вырваться.
– Так и будем стоять? Там ведь у тебя трагедия на кухне.
– Там скорее комедиант сидит. Серьезно, Юнги, он говорит о бутылках вина так, будто женат на них, а не на Мине.
– Думаю, она знает, что он любит их сильнее, чем ее, – шутит Мин и проходит в квартиру, все еще таща за собой повисшего на его руках Чимина.
Пак спохватывается, что находится в чужих объятиях уже слишком долго, поэтому резко вырывается, но Юнги ловит его за подбородок своими длинными, мать твою, восхитительными пальцами и внимательно смотрит на чужое лицо. Чимину становится очень неловко и взгляд сразу спрятать хочется. Но он, как назло, блуждает по чужим широким бровям, блестящим голубым волосам, которые кажутся очень мягкими, по аккуратным маняще розовым губам, и воздух вокруг становится, вдруг, очень густым, таким, что каждый вдох дается с трудом.
Юнги внимательно следит за чужой реакцией и ухмыляется собственным мыслям. Начинает приближать свое лицо к чужому, останавливается в нескольких миллиметрах и прижимается губами к ложбинке над чужими губами. Чувствует, как Чимин выдыхает через рот и судорожно вдыхает сквозь зубы. Мин наслаждается реакцией, а потом отстраняется и уходит на кухню, что-то крича Хосоку.
Пак ничего не слышит, у него в ушах гудящая тишина, а на коже горит клеймом чужой нежный поцелуй. Не поцелуй даже, а легкое касание губ. И какого черта он тут стоит и не может даже с места сдвинуться? Ответа не находится, зато колени предательские дрожат и приходится облокотиться на тумбочку, судорожно восстанавливая дыхание.
